Сильва

Иван Наумов
Мой двоюродный брат Федор, бывший старше меня лет на двадцать, слыл самым заядлым охотником на селе. Невысокий, сухонький и очень подвижный, он являлся персонажем многих охотничьих легенд и баек. Рассказывали, что как-то в погоне за подстреленным зайцем он на протяжении 2-3-х километров бросил на ходу сначала ружье, затем сбросил ватник, валенки и в одних носках все-таки настиг добычу.

Однажды Федор привез из Ставрополя шестимесячного щенка какой-то очень редкой     охотничьей породы. Это была девочка и звали её Сильвой. Её кличка на фоне  местных Дружков, Полканов и Шариков выглядела не менее экзотично, чем сама хозяйка.  Облик ее настолько отличался от привычных деревенскому  взгляду дворняг, что все признали его просто уродливым. Непомерно длинные для ее роста, изогнутые луком задние ноги граничили с очень узким животом, который можно было обхватить пальцами одной руки. Живот переходил в несоизмеримо мощную по отношению к ее телосложению грудь, которую, казалось, не должны были бы выдержать тонкие и хрупкие на вид передние лапы. Облик дополняла вытянутая голова, которая не оканчивалась острой, как у большинства борзых собак, челюстью, а как бы была обрезана на некотором расстоянии от конца и напоминала усеченный конус. Какой она была породы? Местные охотники сразу окрестили ее «легавой», но ни одну легавую, рисунки которых  видел в книге про охотничьих собак, она не напоминала. Не была похожа она и на длинношерстных, остромордых борзых собак, которым она еще и  уступала в росте, хотя была выше большинства коротконогих, лохматых сельских дворняг. Отличалась она и короткой гладкой шерстью светло-коричневого цвета.  Но то, что она была чистокровной охотничьей породы, подтверждает то, что несколько раз в телевизионной рекламе я видел собак, очень напоминающих телосложением Сильву. Во двор к Федору, зачастили мужики: «А ну, Федя, покажи свое «чудо-юдо»! Федор показывал. «Да ее первым же ветром сдует!» - ехидничали мужики. Федор не обращал на насмешки внимания.

Прошло несколько месяцев. Сильва превратилась хоть и в очень молодую, но уже взрослую собаку и вместе с хозяином готовилась к своему первому охотничьему сезону. И вот открылась охота на зайцев. Многие мужики напросились в компанию к Федору, чтобы посмотреть в деле эту диковинную  собаку. И  тут-то Сильва показала себя во всей красе! От кажущейся уродливости не осталось и следа, казалось, что она не бегала, а летала над землей, едва касаясь ее ногами. За считанные минуты она настигала даже здоровых зайцев, не говоря уже о подранках. Не уходили от нее и лисы, хотя с ними приходилось повозиться: перед наиболее крупными экземплярами тонконогая Сильва не имела преимущества в весе, хотя превосходила их ростом. Но на ее стороне были стремительность, напор и моральная поддержка в виде хозяина за спиной. Однажды Сильва легко нагнала, но не могла одолеть очень крупную лису. Несколько раз они схватывались, затем лиса вырывалась и убегала, но Сильва быстро ее настигала и все начиналось снова. Наконец, обе обессилели и сидели, тяжело дыша, друг напротив друга, не обращая внимания на подходившего Федора. Охотник, следуя за ними, подобрал на земле сухой стебель бурьяна и, подойдя сзади к лисе, слегка шлепнул ее этим символическим оружием по спине. Сильва, ощутив поддержку, бросилась на лису  и в считанные секунды ее задавила. С такой собакой Федору впору было ходить на охоту без ружья, что он иногда и делал.

Мужики-охотники стали просить у Федора щенков от Сильвы, но нигде в округе не было собак не только такой породы, но и вообще, охотничьих. А от местных кавалеров рождались потомки, даже отдаленно не напоминающие мать. Это были самые заурядные дворняги.
На волне зависти у Федора появились недоброжелатели. Однажды ночью, когда он дежурил на ферме, Сильву украли. Сделать это без помощи местных жителей было невозможно. Сильва, хоть и была не злобной собакой, среди ночи ни за что бы не пустила во двор чужака. А многих охотников, которые увязывались за Федором, она знала. Украсть ее для себя или ближайшей округи жители не могли, слишком она была уж приметной. А вот продать в какое-то отдаленное село было возможным. Пока Федор раздумывал, с какой местности начать поиски, Сильва сама решила эту проблему. Через три дня она прибежала с обрывком цепи на шее. Пришлось усиливать дверь в сарае и запирать ее на ночь, если хозяин по какой-то причине отсутствовал. И собака долго еще помогала Федору добывать лис и зайцев на зло завистникам.

Прошли годы. Сильва постарела и уже не могла проявлять прежней резвости, хотя и оставалась самой быстрой среди местных собак. Да и Федор потерял кураж и почти не ходил на охоту. Сильве была представлена свобода: она бегала по оврагам, разрезающим село, окрестным полям и лугам. Где-то сцепит зазевавшегося суслика, иногда удавалось настичь зайца. Но, если прежде она никогда не трогала добычу, то теперь, в отсутствие хозяина была не прочь полакомиться ею.  Однажды, когда после длительного перерыва, Федор пошел с нею на охоту, она, догнав раненного зайца, тут же отгрызла ему голову. Это впоследствии сыграло с ней злую шутку.

Вскоре сельчане, водившие на своих подворьях всякую живность, стали предъявлять Федору претензии, что Сильва душит ягнят. На месте преступления ее никто ни разу не поймал. Но всякий раз, когда у кого-то пропадал ягненок, находились свидетели, якобы видевшие рыскавшую неподалеку Сильву. Бродячих собак в селе не было, но многих дворняг хозяева не держали на цепи и они свободно, как Сильва, бегали по округе. Вот только все они были на одно лицо, зато собака Федора была слишком приметной и все грехи падали на нее.

И Сильва была посажена на цепь. Иногда она отрывалась, а чаще это помогали делать ей мы с сыном Федора, с которым были одногодки, очень было жаль, привыкшую к свободе собаку, видеть на цепи. Между тем жалобы на Сильву стали переходить в угрозы самому Федору. И он, скрепя сердце, наступил на горло собственной песне. Однажды, взяв собаку на поводок и прихватив ружье, Федор вышел за ворота. Сильва, решив, что хозяин взял ее на охоту, пришла в радостное возбуждение. Прогулка закончилась возле отдаленного, заросшего кустарником оврага. Заряд крупной дроби закончил жизнь столь яркой, но запятнавшей свою репутацию, личности.

После этого Федор больше никогда не прикасался к ружью.

Эстафету принял его подросший сын, который охотился без собаки,  но был столь же удачлив, как и его отец. Почти никогда он не приходил с охоты без добычи, хотя охотившиеся вместе с ним друзья не раз возвращались домой с пустыми котомками. Однажды, будучи еще подростком, он ехал на велосипеде с ружьем за спиной, когда заметил кружившегося над ним степного орла, которого у нас в селе называли «шугой». Бросив руль и продолжая крутить  педали, он снял с плеча ружье, прицелился на ходу и с первого выстрела сбил кружившегося на значительной высоте орла. Вряд ли кто поверил бы ему, если бы не нашлось сразу несколько свидетелей этого трюка. Я всегда поражался вестибулярному аппарату своего одноклассника и родственника: на самодельных лыжах он мог съехать со склона самого крутого оврага и никогда не падал, в отличии от меня и других пацанов. Если бы он рос не в сельской местности юга России, где не было никаких спортивных секций и почти не бывает снега, то наверняка смог бы стать известным горнолыжником.

Прошло два десятка лет после гибели Сильвы. Однажды я прочитал в газете объявление, что на обширном пустыре на окраине города, где в последствии выросли корпуса известного в южном регионе технического университета, будет проводиться выставка служебных, охотничьих  и декоративных собак. Конечно, я туда явился. На огромном пространстве, равном нескольким футбольным полям было скопище людей с визжащими, рычащими и лающими питомцами. Каких только пород здесь не  было!

На нескольких рингах судьи осматривали, испытывали и оценивали соискателей наград и призов. И вдруг, в одном месте я заметил привязанную к скамейке собаку, которая спокойно дремала, положив голову на передние лапы. Нет, она не была просто похожа на Сильву, это была точная копия Сильвы, те же размеры, телосложение и даже цвет шерсти. Хозяина поблизости почему-то не оказалось, как и других собак такой породы. И я никогда не прощу себе того, что не стал дожидаться хозяина, чтобы узнать, какой породы его собака, а соблазненный зрелищем могучих догов, овчарок, сенбернаров, к которым я всегда испытывал слабость, пошел осматривать места скопления этих великанов. Когда же через некоторое время вернулся к тому месту, где видел копию Сильвы, ее там не оказалось.