Грузовик подпрыгивал на колдобинах и мы с водителем - седоусым сухопарым работягой, тряслись на манер китайских болванчиков, один из которых, в виде собачки непонятной породы, устойчиво держался на приборной панели. Разница состояла лишь в том, что собачка, в отличие от нас, трясла исключительно головой.
Водителя звали Петром. Улыбаясь так, будто свиделся со старым другом, он встретил меня на небольшой площади у железнодорожной станции, представился, крепко пожал своей мозолистой рукой мою, и предложил забросить сумки в кузов старенького, годов восьмидесятых, ГАЗ-53. После того, как мы выехали на шоссе, Пётр поинтересовался:
- Слушай, а если не секрет, это… зачем тебе туда?
- Хочу побыть в тишине. Поработать немного.
- Шумно в Москве, да? – сказал он и добродушно рассмеялся.
- Шумно, - улыбнулся я в ответ.
- Слушай, не возражаешь, если я закурю?
- Не возражаю. Я, собственно, тоже курну.
Пётр взглянул на пачку «Честера», которую я достал из кармана рубашки и, усмехнувшись, сказал:
- Вона как! Не, брат, я по старинке, «Приму». А то, что у тебя – это не табак.
- На вкус и на цвет, как говорится.
- Ну да.
Пётр вставил сигарету в рот, а затем, продолжая держать руки на тонком, обмотанном чёрной изолентой руле и смотреть на дорогу, красноречиво потянулся в мою сторону. Я ухмыльнулся про себя и, чиркнув зажигалкой, дал ему прикурить. Немного попыхтев сигаретой, Пётр продолжил беседу:
- Я чего интересуюсь-то... Домик-то тот, он это, на отшибе стоит. Я там был разок, когда начальник просил мебель привезти. Ближайший посёлок километрах в четырёх. Есть и дачники, конечно, но те, хоть и ближе, но через речку. А мост-то километрах в семи, если вдоль по берегу, против течения-то идти. Так что, случись что, помощи-то и взяться неоткуда.
Я промолчал.
Машину тряхнуло, и мой собеседник смачно выругался.
- У вас в Москве, в основном, другие дороги-то, поди? - поинтересовался он. - Я-то, всё больше в Тверь езжу, да и то не часто.
- Да разные бывают. Но если область брать – да, там на дорогих машинах особо не покатаешься, разве что по шоссе.
- Ну, шоссе-то я видал. Я последний раз в столице был в мае месяце прошлого года. Начальник попросил забрать два десятка мешков с цементом. Редко у вас бываю. Ну что могу сказать – на любителя город.
Я засмеялся.
- Не, ну а что ты смеёшься? Кабы не деньги, не так уж и много людей к вам бы ехало. Что не так что ли?
Чувствуя, что разговор можно перейти в словесную перепалку, я предпочёл сменить тему:
- Может и так. Ты вот что скажи, ты откуда так подробно про дом-то тот знаешь?
Пётр расхохотался, затянулся окурком, щелчком отправил его в приоткрытое окно и сказал:
- Да кто ж его не знает-то!
- В смысле? – не понял я.
- Дом-то известный. В этом году, думали, никто и не заселится туда. Хозяева уже про продажу речь вели, ан нет - ты вон нарисовался.
Пётр посмотрел на меня и добавил:
- Ты не обижайся, я ничего такого обидного-то сказать не хотел. Просто у меня такое чувство, что ты не очень хорошо дом-то представляешь.
- Ты о чём?
- О чём, о чём. О призраках.
Тут уже расхохотался я.
- Тьфу ты, блин, а я-то уж подумал! Взрослый же человек, Петь, что ты ерунду городишь?
Пётр нахмурился, съехал на обочину и заглушил двигатель. Помолчал с минуту. Затем повернулся ко мне и с вызовом в голосе сказал:
- А вот и не ерунду. Был бы ты моим братом, я б тебя хрен отпустил бы туда, понял?
- Не понял. Почему?
- Почему, почему, - Пётр завёл машину, выехал на дорогу и продолжил: - По кочану.
- Ну а всё-таки? – не унимался я.
- Оно мне надо? Понапрасну трепаться? Ты ж всё равно не веришь. А мне, между прочим, могут выговор впаять, а то и вообще штрафануть, если начальник узнает, что я его арендатора напугал так, что тот отказался от проживания.
- Ну, во-первых, отказываться-то уже поздно. Деньги-то заплатил. На фотках дом шикарный, цена приемлемая. А то, что поблизости людей нет – так мне того и надо, говорю же - хочу поработать в тишине.
- А во-вторых?
- А во-вторых, напугать тебе меня вряд ли удастся. У меня, между прочим, ствол есть с собой. Травматик, правда, но годится вполне.
- Ствол, - Пётр усмехнулся, - ты бы ещё про ножик перочинный рассказал. Надолго едешь-то туда?
- На месяц арендовал.
- Понятно.
Пётр включил левый поворотник и мы съехали на гравийную дорогу. Ровно гудел мотор, шуршали камешки под колёсами, отчётливо раздавалось пение птиц, а водитель, похоже, и не собирался продолжать разговор. Наконец я не выдержал:
- Ну так что там с призраками-то?
- Дом этот, - без особых вступлений начал Пётр, - насколько я знаю, в порядке, ремонт там сделан грамотно. Но вообще-то он старый уже. Раньше на этом участке вообще изба стояла. Ещё в начале прошлого века была там деревня, да вымерли все. Ну как все? Кто-то помер, да, а кто-то уехал. Люди говорят, что в том месте творится что-то неладное. Арендатор, что в позапрошлом году снимал этот дом, покончил с собой. Он тоже, как и ты, тишины хотел, ага.
- Да ты что?
- Ну, следствие так говорит. А вообще-то способ с жизнью попрощаться он выбрал странный. Обломок косы себе в горло загнал. Воткнул сантиметров на пятнадцать. В нескольких метрах от погоста лежал.
- От какого погоста?
- Кладбище там рядом. Старое такое, запущенное.
- Ну, Пётр, ты меня прямо целенаправленно пугаешь! – рассмеялся я.
- Ничего не пугаю. Рассказываю, как есть. Мужик с бабой, молодые ещё, вроде тебя, ну пара семейная, что в июне прошлого года поселились там, съехали на второй день. Даже, говорят, деньги взад не попросили. Хотя, то конечно слухи. Я почему рассказываю? По-моему, мужик ты хороший, хоть и москвич.
- Спасибо, - ответил я на странный комплимент.
- Вона вишь там, за речкой между холмами крыши домов?
Я посмотрел туда, куда показал загорелой рукой мой собеседник. Действительно, черепичные крыши разных цветов, почти полностью скрытые среди зелени, еле заметно виднелись вдали.
- Вижу.
- Это дачное хозяйство. Самый ближайший населённый пункт, так сказать. А вот там, - Пётр показал в мою сторону, - там за лесом посёлок. Ну как посёлок? Парочка кирпичных пятиэтажек, поликлиника, клуб, а в остальном – избы и финские домики.
Мы свернули на заросшую травой дорогу.
- Скоро приедем уже, - сообщил Пётр.
- Ты по поводу призраков так ничего и не рассказал.
- Ну, люди говорят, что в том месте, где деревня та стояла, неупокоенные души шастают. Осквернили то место аккурат после революции. Церковь снесли, рядом с погостом пьяная солдатня пирушку устроила по этому поводу. Я подробностей не знаю, может и врут, конечно. Только вот, люди оттуда не просто так уезжали, да и мужик этот, самоубийца который, тоже, говорят, столкнулся с чем-то непонятным и страшным. Звонил среди ночи, на помощь звал. А приехали когда – он уже в крови валялся.
- А почему решили, что это самоубийство?
- А я почём знаю? Я что – следствие? Говорят, руки его на обломке этой косы лежали, ну вроде как сам себе в горло его и воткнул. Экспертиза приезжала, они и решили.
- Понятно.
Впереди, на холме рядом с перелеском, показался дом. Такой же, как и на фотографиях – аккуратный, симпатичный, двухэтажный, выкрашенный в белый и синий цвета.
- Ну вот, считай - мы на месте, - сообщил Пётр.
- Ага.
- А ты чем занимаешься-то? Всё хотел спросить.
- Да как тебе сказать. Вообще-то я художник-реставратор, но в последние годы в основном иллюстрации в журналы продаю, да и на заказ портреты пишу, пейзажи иногда.
- Нормально, - одобрил Пётр и добавил: - Приехали.
Я выпрыгнул из кабины и, раскинув руки, потянулся. Дом, действительно выглядел шикарно – резные ставни, черепичная крыша, уютная терраса, аккуратная гаражная пристройка слева от входа и обилие цветочных клумб вокруг.
- Слушай, а кто цветы-то высаживал? – спросил я Петра, который занимался тем, что доставал из грузовика мои сумки и ставил их на землю.
- Хозяйка, жена начальника.
- Она сюда частенько наведывается?
- Да нет вроде. Так – следит за домом, когда съёмщиков нет. Но, насколько знаю, ночевать тут она не остаётся.
- Да ладно, хватит уже, - сказал я, порядком уставший от местных легенд.
- Глянь, там внутри всё нормально? Я подожду.
Я кивнул и, взяв дорожные сумки, прошёл к дому. Достав из кармана ключи, открыл два замка. Если не считать немного затхлого запаха, первый этаж был просто мечтой для отдыхающего – камин; круглый, покрытый бежевой скатертью обеденный столик; два матерчатых кресла с широкими подлокотниками; небольшой диванчик; электроплита; холодильник. На окнах – оранжевые шторки, а в углу у двери стоял, как мне показалось, новенький, мангал. Я бросил сумки на диван и посмотрел на потолок – люстры не было, зато на стенах висели светильники.
Поднявшись по слегка скрипучей лестнице на второй этаж, я мельком оглядел обе спальни, облюбовав для себя ту, окно которой выходило во двор, спустился вниз и вышел на террасу, где меня ждал Пётр.
- Всё окей, - сказал я, улыбнувшись.
- Ну и ладушки. Я поеду. Слушай, Денис, ты это...
- Да?
- Номер мой запиши, ну телефона, в смысле.
- Ща, погоди.
Я достал мобильник.
- Диктуй.
После того, как я записал номер, Пётр запрыгнул в кабину и, внимательно посмотрев на меня, сказал:
- Если что – звони без раздумий. Продуктов там прикупить, чтобы пешком не ходить, другое что, ну ты понял, короче говоря.
- Хорошо, Петь. Спасибо тебе.
- Ну всё, бывай, художник.
Грузовик скрылся за поворотом, оставив после себя облако выхлопа. Я немного посмотрел ему вслед, прошёл в дом и принялся обустраиваться на новом месте.
Пару часов спустя я лежал в шезлонге рядом с мангалом, где на шампурах скворчали сосиски, пил пиво из алюминиевой банки и жмурился, подставляя лицо солнцу. Давненько я не чувствовал себя так хорошо. После того, как мы расстались со Светкой, жизнь в городе приобрела грязно-серые краски и, промечтав несколько месяцев об отдыхе и уединении, я наконец-то получил то, что хотел. Обилие цветов поблизости - и декоративных на клумбах и полевых среди сочной травы - создавали благодушное настроение. Перед тем как по-холостяцки отобедать, я, вооружившись суковатой палкой-посохом, словно граф Толстой, обошёл угодья. Слева от выхода из дома, в паре десятков метров ниже по склону, журчал родник, дальше, за небольшой рощицей струилась речушка. Фасад дома смотрел на широкую равнину, перемежаемую кустарниками и одинокими деревьями, по правую сторону, откуда мы с Петром и приехали сюда, примятая колёсами грузовика травянистая дорога пряталась среди рощ и полей, а позади дома величественно высился елово-сосновый лес.
Крики пролетающих мимо меня птиц на короткое время прерывали монотонный стрёкот кузнечиков в высокой траве, прохладный ветер ласкал лицо и руки, лёгкий дымный аромат и пиво оказывали эффект снотворного и, доев последнюю сосиску, я закрыл глаза и задремал.
Проснувшись, потянулся, раскинув руки и сладко зевнув, огляделся по сторонам и, убедившись в том, что действительно нахожусь совсем один на свежем воздухе в глубине тверской губернии, что это не сон, а самая, что ни на есть приятная явь, почувствовал себя настолько счастливым, что даже улыбнулся.
Солнце, готовое уступить ночному светилу место на небосводе, скрылось за крышей дома, и я решил заняться рисованием. Что может быть лучше для начала работы, чем акварель о том, как сосны, шелестя хвоей на фоне малинового заката, готовятся ко сну?
Ленивой походкой я прошёл в дом, достал кисти, краски и картон, налил в стаканчик воды из пластмассовой бутыли, коих под лестницей оказалось аж десять штук, и, закрыв за собой дверь, вышел на террасу.
В этот момент в доме раздался звон разбившейся посуды.
Поставив на дощатый пол веранды всё, что держал в руках, я распахнул дверь и внимательно оглядел комнату. На полу, рядом с холодильником, лежали осколки фарфоровой тарелки. Насколько я знал, все до единой тарелки, в количестве семи штук, находились в шкафчике над раковиной, за исключением одной грязной, лежащей в раковине. Но её я там и обнаружил. Осторожно открыв шкафчик, и посчитав тарелки, я убедился в том, что разбитая тарелка была оттуда.
Мне стало не по себе.
Озираясь по сторонам, словно квартирный вор, я прошёл к дивану и достал из сумки пистолет. Затем снял его с предохранителя, поднялся на второй этаж, держа палец на курке, и, оставаясь на небольшой площадке между комнатами, осторожно открыл по очереди обе двери. В комнатах никого не было.
Внизу послышался странный звук, и я замер, чувствуя, как колотится сердце.
Звук повторился и я прислушался, пытаясь разобрать, что это вообще такое.
- Штш, штш, штш… - негромко доносилось снизу.
Осторожно, стараясь не шуметь, я спустился по лестнице, которая легонько поскрипывала при каждом моём шаге, и убедился в том, что на первом этаже никого нет. Но непонятный звук, похожий на шёпот, стал слышен ещё более явственно.
Не опуская пистолет, я принялся искать источник странного шума и с удивлением обнаружил, что наиболее громко он слышался в углу, имитирующем кухню, где и лежала разбитая тарелка, а если ещё точнее - со стороны гаража.
Я вышел на улицу, обогнул угол дома и остановился перед железными воротами, закрытыми на массивный амбарный замок. В одной из створок размещалась дверь, закрытая на замок поменьше.
Никакого шёпота во дворе слышно не было. Лишь пение птиц и стрекотание кузнечиков. Я вернулся в дом и убедился в том, что шёпот пропал и там. Старый дом, говорил Пётр. Гм. Может быть, причина звука именно в этом? В любом случае он меня немного напугал. Возможно также, что я отнёсся бы к нему куда как спокойнее, если бы не разбитая странным образом тарелка.
Достав из сумки для ноутбука блокнот, я вернулся во двор, где выставив пистолет на предохранитель и сунув его в карман джинсов, набрал телефон арендодателя, Николая Олеговича.
Трубку он не брал.
Позвонил на домашний, городской тверской номер.
Тот же результат.
Сделав несколько повторных звонков и убедившись в том, что хозяин дома к телефону подходить не собирается, я набрал номер Петра.
- Алё!
- Алло, Петь, привет, это Денис звонит, которого ты сегодня отвозил…
- Помню, помню, Денис! Что стряслось?
Я подумал о том, что мне, собственно, и сказать-то нечего. Испугался, как девчонка. Тю, чуть в штаны не наделал, увидев разбитую тарелку и услышав какие-то звуки.
- Ничего не стряслось. Просто хотел узнать, как ты доехал.
- Да нормально доехал. У тебя точно всё в порядке?
- Ага. Тарелка только разбилась.
- Тарелка? Ну, это к счастью.
- Ага.
- Ну ладно, звони, если что.
Закончив этот нелепый разговор, я подошёл к двери гаража, порылся в кармане и достал связку ключей. Какое-то тягучее беспокойство, словно предчувствие опасности, овладело мной, когда я подумал о том, что мужчина, который зарезался обломком косы, мог взять её в гараже. Словно нарочно, громко каркнула ворона, пролетая над домом, и от волнения я выронил ключи, которые с лёгким звоном упали на асфальтированную площадку перед воротами. Пытаясь взбодрить себя, я тихонько выругался и подобрал связку. Затем открыл дверь.
Зайдя в тёмное, пахнущее землёй, помещение, первым делом включил лампочку, закреплённую на деревянной дощечке, прибитой к стене справа от входа, и осмотрелся.
Ничего особенного. Гараж, как гараж. Несколько канистр в дальнем углу, пара бумажных мешков с углём, садовый инвентарь, листы фанеры, какие-то доски, вёдра и аккуратная кладка поленьев вдоль стены. Довольно просторный гараж, сюда спокойно поместился бы джип «Ford Excursion». Я прислушался. Тишина. Никакого намёка на шёпот. Прихватив с собой несколько поленьев, чтобы не возвращаться за ними ближе к ночи, выключил свет, вышел из гаража и закрыл дверь на ключ.
Затею с акварелью я оставлять не собирался, но на всякий случай вернулся в дом, чтобы убедиться, что в нём никого нет. Сложил поленья в предназначенную для этого картонную коробку рядом с камином, частично заполненную щепками.
Затем сел в кресло, пытаясь осмыслить произошедшее.
Могла ли тарелка вылететь из закрытого шкафа, а я помнил точно, что дверцы закрывал, и упасть за полтора метра от него?
Я пытался найти более-менее рациональное объяснение, обдумывая самые разные причины, которые могли послужить этому. Тщетно. Этого просто не могло быть и всё. Но ведь было!
«Только вот, люди оттуда не просто так уезжали», - вспомнил я слова Петра.
Бога ради, я современный человек с высшим образованием, а не дремучий крестьянин девятнадцатого века! Мало ли что бывает в природе! Наверняка этому есть какое-то рациональное объяснение.
Никогда не считал себя суеверным человеком, во многом потому, что вырос в семье убеждённых атеистов. Подумав о том, что мой покойный отец поднял бы меня на смех, если бы узнал, что я испугался какого-то шёпота и разбитой посуды, я встал с кресла, замёл осколки в жестяной совок и выбросил их в мусорный пакет. Затем поднялся на второй этаж и ещё раз проверил спальни. Окончательно удостоверившись в том, что в доме кроме меня никого нет, положил пистолет на стол, вышел на террасу и закурил, смотря вдаль.
Небо на востоке наливалось тёмной синевой и, судя по тучам, мрачной волной плывущим к дому, ночью погода обещала испортиться. Однако на полчаса, а может быть даже час, рисования рассчитывать я вполне мог. Сделав несколько коротких затяжек, затушил зашипевший окурок в жестяной банке с водой. Затем подобрал с пола краски, кисти, картон и стаканчик и водрузил их на грубо сколоченную табуретку, голубая краска на которой порядком облупилась, отнёс это всё на золотисто-красную в лучах заката лужайку позади дома, и принялся рисовать.
Когда солнце исчезло за деревьями, оставив небу, как поцелуй на ночь, лишь розовую полоску, я вернулся в дом. Томившее меня беспокойство ушло, не оставив и следа. По крайней мере, мне так казалось.
Я достал из кармана мобильник и взглянул на часы. Начало двенадцатого. Не самое лучшее время для ужина, если верить диетологам. Но, насколько я знаю, про пиво они ничего не говорили.
Представляя себя английским лордом, вернувшимся с вечерней охоты, я разжёг дрова в камине, выключил свет и, периодически прерываясь на пивопитие, в свете полыхающего огня принялся читать роман Оруэлла «Да здравствует фикус!». Углубившись в чтение, не заметил, как пролетел час.
Отложив книгу в сторону, я допил остатки пива и, посмотрев на затухающий огонь в камине, решил, что пора ложиться. Затем вышел во двор, так как пиво дало о себе знать. Ветер заметно усилился. За то время, что простоял около куста, сверху на меня упало несколько капель.
Начинался дождь.
Я поспешно вернулся в дом, выключил на первом этаже свет и, взяв с собой пистолет, поднялся в спальню, где положил его на тумбочку рядом с кроватью.
Застелил постель, улёгся в неё, укутавшись в лёгкое одеяло, и под монотонный шум бьющих по крыше капель дождя, заснул.
…сотни людей, вооружённые вилами, лопатами и топорами, обступили дом.
- Изыди! - лишь это можно было разобрать в многоголосом гвалте.
Растолкав толпу, к входной двери подбежала странная женщина, со шрамом на лбу. Несколько раз судорожно дёрнувшись в каком-то припадке, она посмотрела отрешённым взглядом куда-то за горизонт, затем, наклонив голову, простёрла руки к небу и закричала:
- Огнь! Лишь он спасение от силы бесовской! Предадим огню проклятый дом, предадим и окропим после святою водой!
Толпа одобрительно загудела.
Откуда-то появилось несколько молодых, одетых в льняные рубахи, мужчин с факелами…
Я проснулся в поту среди мокрых скомканных простыней и сел на кровати, пытаясь сообразить, где нахожусь. На улице, судя по шуму, продолжал лить дождь. В комнате было душно, поэтому, открыв окно свежему воздуху и надев джинсы, я поспешил спуститься на первый этаж. Очень хотелось есть, но для начала нужно было умыться.
Завершив утренний моцион и решив, что салат из овощей и яичница – это именно то, что мне сейчас нужно, я принялся готовить завтрак. Из головы не выходил дурацкий сон, и потому, после того, как поел, я решил послушать приятную музыку и почитать. Вставив в уши телефонную гарнитуру и поймав любимую радиоволну, поудобнее устроился в кресле и принялся за чтение.
В какой-то момент вернулось беспокойство. Причины его я не понимал. Будто кто-то открыл дверь и какая-то невнятная тревога вместе с ветром проникла в дом. Пытаясь привести мысли в порядок и успокоиться, я, выйдя на террасу, навес которой прятал меня от дождя, взялся за рисование.
К пяти вечера сделал несколько карандашных зарисовок и две акварели, на базе которых собирался сделать иллюстрации к одному журналу о рыбалке, который время от времени подкидывал мне заказы.
Дождь перестал идти, но небо оставалось пасмурным. Невзирая на это, я замариновал мясо, вынес на улицу мангал, подготовил угли и, надев резиновые сапоги, ушёл прогуляться по окрестностям.
Дом действительно находился в диком месте. В радиусе двух, а может трёх километров я не нашёл следов человека. Мне вообще казалось, что я нахожусь в сибирской тайге, настолько нетронутым оказался лес. Раздвигая папоротник, я вспомнил книгу о британских суевериях, которую недавно прочёл. В мыслях тут же промелькнула уэльская пословица «Если ты несёшь папоротник, ты собьёшься с пути, и все гадюки пойдут за тобой», и, вспомнив, что Тверская область славится в том числе и этими змеями, поспешил покинуть лес. Но и в перелеске создавалось впечатление, что люди предпочитают сюда не ходить. Никакого мусора, никаких следов, несмотря на глинистую почву, никаких спиленных деревьев, ничего такого, что могло бы сказать о том, что здесь бывают люди. Словно они и в самом деле избегали этих мест.
«Тем лучше», - подумал я, оглядывая кустики спелой земляники.
Проглотив несколько кисло-сладких ягод, я пересёк овраг и вышел к реке, где нашёл хорошее место для рыбалки – тихую заводь среди камышей. Затем вернулся в дом, взял в гараже небольшую лопату, жестяную банку и накопал около родника дождевых червей. Оставив банку на террасе, вымыл руки и забрал кастрюлю с маринадом.
Около получаса занимался шашлыком, затем сытно поужинав, открыл баночку пива.
В общем, несмотря на погоду, день я провёл замечательно, и о вчерашних эксцессах и думать забыл.
Ближе к ночи перебрался к камину, предварительно натаскав из гаражной пристройки поленьев, и скоротал вечер под классическую музыку из телефонной гарнитуры, роман Оруэлла и пиво.
Чуть было не задремав, понял, что засиделся, встал, походил немного по комнате, чтобы размять мышцы и включил две настенные лампы. Странно, электричество в доме было, что мешало подвесить к потолку люстру?
Открыв очередную банку пива, сел за круглый столик и посмотрел в окно, расположенное в той же стене, что и входная дверь. Ужас охватил меня мгновенно, заставив сморщиться кожу на затылке, когда я всмотрелся вдаль.
Во тьме, метрах в пятидесяти от дома, справа налево плыло светло-серое, будто подсвеченное, пятно, напоминающее фигуру человека. Оцепенев от мгновенно пронизавшего меня страха, несколько секунд я наблюдал за ним, затем отпрянул, задвинув шторку.
Вскочив на ноги, я схватил пистолет и выключил свет. Затем, дрожа от страха, осторожно потянулся к занавеске и слегка отодвинул её в сторону. Никакого серого пятна. Только ночная тьма.
Не выпуская пистолета из рук, я открыл входную дверь, высунул голову навстречу прохладному ветру и огляделся по сторонам. Затем, чувствуя противную дрожь между лопаток и, стараясь не обращать внимания на шевелящиеся от страха волосы, вышел на террасу.
- Есть тут кто?! – крикнул я, вглядываясь в ночную тьму, готовый стрелять по первому же сигналу.
Никакого ответа. Лишь сверчки тихонько цвиркали где-то поблизости.
Прислонившись спиной к стене дома, я достал сигарету и нервно закурил. Набравшись мужества, опасливо озираясь по сторонам, обошёл дом вокруг. Никого.
Пару минут постоял на террасе, внимательно прислушиваясь и всматриваясь в темноту безлунной ночи.
Наконец я почти убедил себя в том, что мне померещилось. Несмотря на то, что воспоминания о шёпоте и разбитой тарелке не добавляли спокойствия, я был далёк от мысли об отъезде. В конце-концов, если бы мне что-то угрожало, вряд ли оно дало бы мне выспаться прошлой ночью. К тому же, стрелять я умел хорошо, давать в обиду себя не собирался, а в привидения и прочую муть для впечатлительных домохозяек не верил ни на грош.
Да мало ли какие явления бывают в природе! Может куст фосфорицировал или светлячки какие летали над травой!
Но полностью успокоиться не получалось. Мысль о том, что слишком уж много странных событий чуть более чем за сутки произошло в этом доме и поблизости, вкупе с рассказом Петра, неприятно и настойчиво свербела в моей голове.
Я вошёл в дом, тщательно закрыл дверь на оба замка, выключил свет на первом этаже и, прихватив с собой банку пива, поднялся наверх.
Беспокойство не уходило. Я вошёл в соседнюю с моей спальню, включил свет и замер, прислушиваясь. Где-то вдалеке послышался протяжный, заунывный вой. Погасив свет, я прошёл к себе и подошёл к окну. Некоторое время постоял, всматриваясь во тьму.
Затем включил ночник, разделся и лёг в кровать. Натянув по шею одеяло, повернулся к стене и моментально взмок от ужаса – на лакированной поверхности вагонки, рядом с моей подушкой, каким-то острым предметом было нацарапано:
«Есть тут кто?!»
Заорав от страха, я вскочил с кровати, схватил пистолет, пригоршню круглых резиновых пуль и побежал вниз.
Спустившись, осторожно включил свет ближайшей лампы и похолодел.
В окне рядом со столом, между шторок виднелось белое, как бумага, лицо. Мне показалось, что оно улыбалось, хотя назвать этот оскал улыбкой можно было лишь с большой натяжкой.
- Сдохни, сука! – закричал я, стреляя в окно.
Зазвенело разбитое стекло, в окошко ворвался ветер, колыхая шторки, и лицо исчезло.
«Нужно срочно звонить Петру! Пускай приезжает и забирает меня отсюда!» - пронеслось в голове. Нервы мои сдали. Я просто не мог дальше игнорировать всё, что происходило в этом доме.
Вспомнив, что мобильник остался на втором этаже, я схватился за перила, чтобы подняться по лестнице и в этот момент наверху громко хлопнула дверь, и раздался совершенно жуткий хриплый смех.
На мгновение ужас сковал меня. Прижавшись липкой от пота спиной к стене, я отчаянно соображал, как поступить. Как бы то ни было, мобильник нужно было взять.
Пытаясь унять дрожь, я поднялся наверх и осторожно приоткрыл дверь.
Окно было открыто.
Бросившись к одежде, сложенной на стуле, я достал из кармана мобильный телефон. Нажал кнопку, чтобы удостовериться в том, что он включён. Экран не зажёгся, но из мобильника раздался громкий хрип, сменившийся мерзким хохотом. Вздрогнув, я выронил телефон из рук. В этот момент створки окна с шумом закрылись, отчего одно из стёкол треснуло. Поддавшись панике, я выбежал из комнаты и помчался вниз, едва не оступившись на лестнице. Стараясь не смотреть в разбитое мной окно, подбежал к двери, снял с крючка ключи, судорожными движениями открыл оба замка и, как был – в трусах и футболке, выскочил во двор.
Отбежав на некоторое расстояние от дома, крутясь как волчок и держа палец на курке, заорал, срывая голос:
- Иди сюда, гнида, иди падаль, тебе хана, тварь! Я тебя похороню, мразь!
С минуту я стоял так, озираясь по сторонам. Никто не выходил ко мне. В окнах первого этажа я не заметил никакого движения. Всё было так, словно ничего не произошло. Стрекотали сверчки, шумели деревья и лишь где-то вдалеке снова послышался протяжный вой. И тут я увидел свет в гараже. Он выбивался из щели под воротами.
Набравшись мужества, я, осторожно ступая потяжелевшими от нервного истощения ногами, медленно подошёл к гаражу. Вновь заряженный пистолет держал наготове. На воротах и на двери, так же как и днём, висели замки. Оглядевшись, я достал ключи из кармана и открыл дверь в воротах. Просто хотел убедиться в том, что там никого нет, и что свет включённым случайно оставил именно я, когда уходил копать червей для рыбалки.
Мне казалось, что сердце выдаёт меня с головой, так оно колотилось в груди.
Сделав шаг, я встал на пороге гаража и остолбенел.
На стенах, дальней и боковой слева, в нескольких местах, чем-то большим и острым было нацарапано:
«Сдохни, сука!», «Иди сюда, гнида!», «Тебе хана, тварь!», «Я тебя похороню, мразь!».
Накатила какая-то дикая усталость и немного закружилась голова. Я попытался собраться, чтобы не потерять сознание от ужаса и в этот момент спиной ощутил жуткий, пронизывающий до костей, холод. Как будто прислонился к холодильнику.
Сглотнув, медленно повернулся.
Прямо передо мной, в воздухе, немного возвышаясь над землёй, висел полупрозрачный, светло-серый мужчина, и, склонив голову набок, будто изучая, смотрел на меня белыми зрачками. Словно во сне я принялся опустошать магазин травматического пистолета. Раздавались хлопки, пули не причиняя вреда, прошивали призрака насквозь и исчезали в ночной тьме позади него.
Раздался еле слышный, низкий, леденящий душу, смех.
Убедившись, что от пистолета нет никакого проку, я бросил его на пол и попятился назад, ступнями ощущая холодный цемент.
Дверь гаража, лязгнув металлом, резко захлопнулась перед моим лицом.
Через секунду погас свет. Нащупав в темноте грабли, я вцепился в них обеими руками и, держа перед грудью, готовый в любой момент ударить, отступил к поленнице, прижавшись к ней спиной. Со всех сторон, слышался, похожий на шипение, мерзкий шёпот.
Я натурально сходил с ума от ужаса. Он вцепился мне в горло, не позволяя сглотнуть, и снова едва не лишил сознания. Тело била крупная дрожь, я еле стоял на ногах и лишь отчаянно молился об избавлении от этого кошмара.
Дверь медленно открылась, позволяя толике света проникнуть в гараж.
Не знаю, откуда взялись силы, но бросив грабли на холодный пол, я выскочил во двор и побежал по старой дороге. Босыми ногами наступал на острые камешки, бежал по шелковистой влажной траве, спотыкался о кочки, падал, поднимался и снова бежал. Столько, сколько мог. Только бы прибежать к людям, только бы добраться до посёлка, да что там, хотя бы до шоссе! Когда дыхание перехватило, без сил рухнул на что-то мягкое.
Немного отдышавшись, с ужасом понял, что лежу на цветочной клумбе позади дома. Скосив глаза вбок, увидел приближающееся сероватое свечение. Поднявшись в каком-то безумном отчаянии, я посмотрел на плывущего в мою сторону призрака.
В руках он держал косу с обломанным лезвием.
Создавалось впечатление, что она просто плыла по воздуху в серебристой дымке, напоминающей мужчину.
- Не надо… - прошептал я пересохшими губами, когда увидел, что призрак замахнулся, а глаза его вспыхнули ярко-фиолетовым огнём.
Скривившись от острой боли, пронзившей грудь, я схватился за сердце, упал в цветы и забился в агонии.
* * * * *
Лысеющий мужчина лет сорока пяти, в рубашке поло, цветастых шортах и шлёпках, поставив удочки рядом с дверью, прошёл в дом и развалился в кресле.
- Я так понимаю, ты сюда ненадолго… - сказал я.
Мужчина вздрогнул и прислушался. Затем встал с кресла, внимательно посмотрел в сторону лестницы и попятился к выходу.
Немного постояв, распахнул дверь, выбежал на террасу и закричал сидевшей у костра жене:
- Лиза! Лиза!
- Серёж, ну что ты кричишь? Нельзя подойти и спокойно сказать что ли? – лениво отозвалась супруга, повернув голову в сторону мужа.
- Лиза, там какой-то непонятный звук! Знаешь, словно шепчет кто-то… Так - «тштшш»…
- Ой, да мыши, наверное…
- Какие на фиг мыши?! Говорю тебе – на шёпот похоже…
Смеркалось.