Евлампий Ефимович шёл по утоптанному рядовыми обывателями снежному тротуару, и несильными пинками гнал впереди себя невеликую ледышку. На левой, согнутой в локте руке висела старенькая, уж какой нынче никто и не пользуется, авоська, наполненная нехитрыми гастрономическими продуктами: кефир в литровом картонном пакете, с которого улыбалась добрая морда коровы в голубом платочке, золотистый батон с хрустящей свежей корочкой, клубок розовых сарделек, да пачка зелёного чаю.
Пальцами правой же руки, глубоко погруженной в карман зимнего пальто, Евлампий Ефимович теребил носовой платок. Пройдя шагов сколько-то, он останавливался, вынимал из кармана руку, поправлял сползшую на глаза меховую шапку, и аккуратно, платочком, удалял с усов и рыжеватой бороды намёрзшие от дыхания мутные ледяные шарики.
Бороду свою Евлампий Ефимович уважал и лелеял, поскольку, вкупе с залысиной на голове, борода придавала лицу хозяина удивительную схожесть с портретом великого писателя Фёдора Достоевского, работы художника Василия Перова. Верно по этой же причине Евлампий Ефимович не редко и сиживал при гостях эдак же: закинув ногу на ногу и обхватив коленку сплетенными пальцами обеих рук.
К тому же, он и в самом деле в свободное от домашних хлопот время позволял себе упражняться в литературном сочинительстве, что принуждало его весьма уважительно относиться к своей личности. А как же, рассуждал с собою Евлампий Ефимович: не каждому, пожалуй, лишь избранным дано разглядеть, казалось бы в весьма пустом, нечто достаточно порожнее. Однако бесплатно, уважающий себя писатель, только доносы на соседей пишет. Настоящая литература дорого стоит. Шекспир-то поди не бедствовал, не полуфабрикатом питался. Соображал: быть или не быть.
Евлампий Ефимович с сокрушением покосился на авоську с мёрзнувшими в ней сардельками. Вот она, убогость бытия современного писателя. Неблагодарный нынче читатель, быдло, одним словом. Лишь бы на халяву почитать. Объявления в бесплатной газете читай на халяву-то. Евлампий Ефимович остановился, вынул платок и высморкался в него с каким-то остервенением, не щадя ноздрей холодеющего носа.
Ты сперва, продолжал с собой беседу писатель, уважь, взбодри материальной ценностью творческую мысль труженика пера. Литература – тот же труд. Результат труда – товар, Евлампий Ефимович вновь скосил глаза в сторону авоськи, на пачку зелёного чаю. Стало быть, может иметь разный сорт. Ты не поскупился – на тебе горе от ума, сестёр три штуки и сад с вишнями. Ужался в гонораре, получи горе, только без ума, полторы сестры, да сад после уборки.
Евлампий Ефимович поддел в сердцах ледышку, та ударилась о стенку дома и разлетелась мелкими осколками по утоптанному рядовым обывателем снежному тротуару.