Мой хороший приятель и сосед, к тому же тёзка по имени, тоже Исаак, пришел ко мне прощаться и озадачить поручением – поливать цветы, во время его отлучки в США, куда его настойчиво , уже в третий раз, звал старый друг. Они были знакомы еще по жизни в Ленинграде, познакомившись около 45 лет назад. Потом этот друг эмигрировал в Сан-Франциско, на какое-то время они потерялись, а когда Исаак эмигрировал в Монреаль, то Влад или Вова,– так зовут друга, – отыскал его и пригласил в гости. С некоторым промежутком во времени Исаак в США летал дважды, путевыми заметками делился сдержанно, да нам и без этого хватало тем для разговоров. Жили мы в одном доме, он, как и я, в студии, – так называются в Канаде однокомнатные квартиры, – тремя этажами выше. И судьбы у нас почти одинаковые. Я давно развёлся, такое часто бывает в эмиграции, где жилищный вопрос не удерживает вместе супругов, опостылевших друг другу, как случалось на Родине – «некуда уйти». Он же давно овдовел. Одинокое проживание нас не тяготило, оба были самодостаточными. Знакомых было много, но друзей как-то не завелось. Я всегда вспоминаю письмо моего школьного друга Игоря, ушедшего в в мир иной в Питере несколько лет назад,-пусть будет ему там тепло и покойно,- «Друзья могут появиться только в детстве, просто им неоткуда больше взяться!» Когда-то я обязательно напишу о нём, а пока вернёмся «к нашим баранам» Отдавая мне ключи, Исаак сказал, что едет на 40 дней: месяц собирался пожить у Влада, а на 10 дней его пригласили на Гавайи друзья Влада – Миша и Таня Нахимовы, которые ему симпатизировали , и у которых там были небольшие владения. Исаак согласился на оба гостевания с условием, что все расходы на себя он будет оплачивать сам. Я одобрил такой щепетильный подход, т.к. сам придерживался подобного решения . Через день я проводил его на метро в аэропорт, пожелав на прощанье хорошего отдыха и мягких посадок во всех рейсах.
Через положенное время он появился у моих дверей, поблагодарил за сохранность цветов и почты, я забирал её из ящика, забрал дубликаты ключей, которыми я пользовался и, сославшись на усталость от перелёта и небольшую разницу во времени, отправился к себе. Я понял, что рассказывать о исполнении моих пожеланий хорошего отдыха, он не хочет и расспрашивать не стал. Он ушёл, как обычно кивнув на прощанье: - увидимся, созвонимся.
Несколько раз после его возвращения мы встречались в общественных местах, на каких-то собраниях, лекциях, концертах, обменивались мнениями, но ни разу он, что мне показалось необычным и странным, не проявлял желания поведать о своём путешествии в США к другу. Всё-таки больше месяца Исаак был там. Неужели ничего не осталось в памяти такого, чем не хотелось бы поделиться с приятелем. /Это я о себе/. Через несколько недель жизнь вошла в свою колею, как будто Исаак никуда и не отлучался. Как вдруг он позвонил по телефону и попросил разрешения придти, если я ничем не занят.
- Смотри, - с порога протянул мне бумажку,- вот какой и-мейл я получил. Я списал с экрана, чтобы иметь возможность читать это послание в любое время, не включая компьютер. Настолько оно меня ошарашило, что не могу придти в себя.
- Да от кого оно, откуда,- я взял из его руки протянутую бумажку.
- Из Сан-Франциско, от друга. – Мне показалось, что в последнее слово он, улыбнувшись уголком рта, вложил изрядную долю сарказма.
- Друга, - повторил он,- а была ли дружба, о которой он кричал на каждом углу, представляя меня, «поэта из Канады, из Монреаля». У меня был запланирован ряд выступлений, подготовленных в прошлый приезд, когда я прочитал в гостях несколько стихотворений, был тепло встречен присутствующими, дружно решившими, что в следующий мой приезд я должен быть услышан большим количеством людей. Они хотели иметь мои книги, изданные в Монреале, и, так же брались устроить мои творческие вечера. И вот что из этого вышло...
-Извини, потом поговорим более подробно, когда я сам осознаю происшедшее. Ведь мы же с ним... – А,- он махнул рукой и вышел, забыв забрать у меня злосчастный и-мейл. Я ещё раз перечитал, не веря, что это ему и о нём: «Хватит врать. Будь мужчиной. Неблагодарная Свинья!» Свинья, почему-то, с большой буквы. Меня так и подмывало узнать чем вызвано такое гневное обвинение моего приятеля, - и лгун, и не мужик, и Свинья /пусть даже с большой буквы/ Но...
Через неделю он пришёл вечером и сам поинтересовался: -Что, интересно чем я навлёк на себя подобную отповедь? Хорошо, что ещё в воровстве не обвинил, а вопросы задавались.
- Интересно, конечно, ты ведь рассказывал, что вы были дружны чуть ли не полвека.
- Да, дружны. – Исаак как будто попробовал это слово на язык, повторив ещё раз,- дружны?! А была ли это дружба?! Вот я много передумал, восстанавливая по эпизодам нашу совместную, «дружескую» жизнь» и очень засомневался. Может быть изложить свою историю на бумаге. Уверен,что не я один имею подобный опыт. Может, кто-то себя узнал бы? Хочешь – расскажу? Как я себе всё представляю.
Я кивнул головой В этот раз наши посиделки затянулись чуть не до утра. Я видел, что ему надо высказаться, поделиться наболевшим, несправедливость происшедшего ошеломила его и ещё, всё-таки, не переболела, и вряд ли переболит. Исаак воспринял вот такое завершение их отношений, а я понял именно так будут развиваться, вернее сворачиваться события, как подлый удар в спину.
-Слушай,- вдруг он взглянул на меня, прищурясь,- ты ведь тоже пишешь и стихи, и рассказы?! Тебя тема дружбы, предательства, любви, ненависти, зависти, неблагодарности, правды, лжи, т.е. всего, что живёт с нами рядом,периодически проявляясь в отношениях между людьми, украшая или отравляя им жизнь, не может не задевать и не интересовать. Чем тебе моё повествование не «Сюжет для небольшого рассказа» - почти по-Чехову.
Он попытался улыбнуться, но вышло что-то больше напоминающее гримаску, пробежавшую по лицу.
-Ладно, я пошел. Извини, заговорил тебя, но надо было выговориться. Ведь я рассказывал не только тебе, но и себе самому, пытаясь понять, как всё могло совершаться столько лет, чтобы придти к такому финалу. Ну, пошел. Про рассказ я пошутил неудачно. Забудь.
А я не забыл. Через месяц почти, я позвал его к себе, предложил устраиваться поудобнее, т.к ему предстоит выслушать моё новое произведение, написанное в эпистолярном жанре, когда-то очень модном, а ныне незаслуженно позабытом. Исаак приготовился слушать. С первых строк у него удивлённо приподнялись брови, но я успокоил его поднятой ладонью и попросил все возражения и замечания по тексту сделать после чтения. Он согласно кивнул. Я продолжил. Моё письмо было адресовано в прошлое, история несостоявшейся любви, о которой я ему не рассказывал ранее, а решился на него после его откровений. Исаак посидел молча какое-то время, затем сказал:
- Я понимаю, что побудил тебя заглянуть в историю и расцениваю твой рассказ в письмах, как вызов мне. Пожалуй, я созрел на ответ, так как считаю невозможным оставлять без достойной отповеди хамство. Моя история, уверен, найдёт отклик у людей, испытавших нечто подобное. Напишу я рассказ, изменив имена. Если он попадёт на глаза моим героям и свидетелям происшествия, они себя узнают всё равно, может не поверят, да меня это и не волнует. Я свой выбор сделал.
Через неделю Исаак прочитал мне своё письмо-ответ. Я попенял ему, что не всё, рассказанное мне вошло в него, но он отмахнулся.
-Надоело! Есть другие, более приятные дела. А ему я пошлю первый экземпляр. Если будет ответ, я тебе его принесу. Я даже предполагаю – какой. Поживём – увидим!
А была ли дружба?
Вот это ты сделал совершенно зря. Я понимаю, что сплав злобы с хамством страшная сила, с которой тебе справиться было нельзя, но, не опускаясь до твоего уровня, я, как вежливый человек, всё же должен ответить, причём на каждое слово в порядке поступления. Сперва я думал, уехав, просто закрыть страницу в моей жизни под названием «Влад Славский», но ты рассудил иначе, плюнув мне вслед. В спину. Это очень благородно. В душу пытался наплевать там, не получилось, т.к. я не воспринимал тебя за адекватного человека, а Бог на обиженных обижаться не велит. Пардон за тавтологию. Ну, что ж, приступим. Полагаю, что ты эту телеграмму по имейлу передал всем, кто меня там узнал и приступал с вопросами, в своём стиле. И уделал меня от души, хотя о чём это я? Так кому и что я наврал? Что тебя так напрягло, как ты отчитался перед теми, кому я наврал? Как там у тебя: «Хватит врать. Будь мужчиной – неблагодарная Свинья!
Отвечу на каждое слово. Ну, во-первых, вруна, подобного тебе, я встречал редко, ниже докажу. Будь мужчиной!? Конфуций сказал: «Настоящий мужчина определяется тем, как он относится к женщине, ребенку и животным!» Ты проиграл Конфуцию по всем пунктам. Это не моё дело, но то, что Таня – твоя жена, не стала с тобой жить, если это не вариант «облапошить» Америку /У нас в Канаде таким умным руки не подают/, это ПЕРВОЕ объяснение. Как ты относишься к ребёнку – родному внуку – я видел неоднократно. Как ты относился к животным, – не один раз рассказывал, как маленькой собачке залепил варом одно место. Она чуть не лопнула. Твой папа, Илья Михайлович, тебе вломил, как следует. Ты сам об этом весело мне рассказывал. Думаю, папаня тебе пару раз по голове попал. Как ты относился к Фрэшке, – болоночке, тебе подаренной в школе, видел сам. Ты бил её за то, что она не хотела лежать у тебя на коленях, греть руки. Потом ты вытянул её неокрепшие зубки вперёд, поднимая её на тряпке, отчего она стала похожа на монстра. Тебе говорили, что это нельзя делать. Кого ты слушал?! Она и сдохла от тоски, наверное. Померла, то-есть. Это я-то НЕБЛАГОДАРНЫЙ? За что мне тебя благодарить? Предъяви счёт. А я свой. И насчёт СВИНЬИ. Я уверен в твоём лексиконе было много слов на «С» - Скотина, Сука, Сволочь и т.д., что ж ты так поскромничал?Кстати, ты когда-то подписал записку, адресованную мне: «Это не автограф, но всё же!» Записка была на вырванном из «Огонька» изображении Свиньи. Ну и об этом позднее. Итак: «Начнём, благословясь. За мною со вниманьем!» /Фонвизин. «Недоросль»/ «Перестань врать!» Хорошо! Буду далее говорить только правду. «Я правду о тебе порасскажу такую, что хуже всякой лжи,» Я соврал, когда на вопросы твоих друзей или доброжелателей, почему я ушел от тебя к Мише, что случилось? отвечал: - ничего! отсылая за ответом к тебе. Вместо того, чтобы честно сказать, что ты меня выгнал, а Миша приютил! Как я понимаю, тебя донимает вопросами Таня, Мишина жена, но она спрашивает то, что её возмущало в наблюдениях твоего отношения ко мне: почему ты палец о палец не ударил для организации моего выступления, которое планировалось с моего прошлого приезда, почему ты «уволок» меня после выступления: «поехали, поехали, поехали!», пояснив, что мне то ли спать надо, то ли я себя плохо почувствовал. В ответе за меня Тане в телефонном разговоре, когда она сказала, что женщины хотят еще организовать моё выступление у кого-нибудь дома, хотят со мной пообщаться в непринуждённой обстановке, ты рявкнул - «ему никто не нужен, а ты даже не сказала, что это я привёз Исаака из Монреаля сюда!» /Глупей претензий и формы их выражения я не слыхал/ Ну, я обещал по-порядку. Я не буду обвинять тебя во вранье, ты врёшь как дышишь, я стану мягонько считать это явление – заблуждением! Не нумеруя их, чтобы не сбиться. У вас в семье, как я понял, был разговор о моём приезде в Сан Франциско. Витя-большой, твой зять, озвучил на обеде с Сеней и Инной /сын и невестка Тани,через которую дошло до меня/, что я «свалился, как снег на голову,» Пошла информация-заблуждение от тебя. А я вспоминаю, что было четыре разговора с приглашением приехать в гости. С интервалом в несколько месяцев. Напомню фрагменты из них: «Когда ты ко мне приедешь!?» «Да брось ты этих врачей!? Приезжай!» «Ты просто не хочешь приехать ко мне!» /Ты был не так уж далёк от истины./ Я хорошо помнил свой прошлый приезд. Провожая меня домой, ты в Аэропорту сказал: ”Извини, если что не так. Что не бывает между друзьями!?” Я не стал тебе говорить, что всё было не так! Что именно этого не бывает между друзьями! Если они друзья, конечно. Я только попросил не обижать СашкА, твоего маленького внучка, над которым ты издевался на моих глазах, не разрешая вмешиваться в «педагогический процесс» воспитания. И с тем улетел. В самолёте написАлось. Не послал тебе тогда, не желая обижать. Читай:
Судоку.
Сан-Франциско январь 2008 г. Канадец в гостях у американца. Знакомы они по Ленинграду 45-й год уже. В шутку зовут друг друга "Дядя Зяма". Канадец пишет отчёт о "Гостевании":
Приехал в Сан-Франциско к "дяде Зяме",
А он сидит по уши в "Накаяме",
А, может быть, название иначе,
Но тоже узкоглазое. "Хитачи?!"
А, может, - не уверен - "Мицубиши?",
Чей интеллект и нас поднимет выше?
Нет! Всё-таки, мне показалось, что-то,
Что ближе это, вроде, к "Ямамото!"
У них, у всех, – косых, - ума палата,
Не исключаю, также, что - "Ямата",
Читал проспект без должного вниманья,
Возможно это, что-нибудь, "Нисанье?"
Виват математической науке!
Я вспомнил! Это выдумка "Сузуки!"
Мы зря их называли - "косорылы",
Вот если бы они глаза открыли,
Не как сейчас, а более ширОко,
Могли б тогда придумать и "Судоку".
От них, пожалуй, больше б было проку,
Когда б они придумали "Судоку".
Любой японец в каждом деле дОка,
Вот в их стране и родилась "Судока".
Нет ничего важнее в этом мире,
Чем расставлять в квадратиках цифири!
Они мелькают, как в калейдоскопе,
Важней всего, всё остальное в ж...!
"СудокоЮ", "СудОкой", "СудокОю",
Он поглощён, а я гляжу с тоскою
Во двор через широкое окошко.
Хотел бы город посмотреть немножко,
Он, - говорят, - красивее и шире,
Чем стены, даже в Зяминой квартире.
И интересней город Сан-Франциско,
Чем бесконечный сериал на дисках.
А путь из Монреаля в Сан-Франциско
И не дешевый, и совсем не близкий!
Что ж, сам дурак, что было мне неловко
Купить себе обзорную путёвку
По Сан-Франциско, раз сюда приехал...
Мои друзья подавятся от смеха,
Что ждут меня в Канаде, в Монреале
И здесь ещё ни разу не бывали,
Когда на их вопросы:"Как в том крае?"
Признаться буду должен:"Я не знаю!?!"
Помня твою последнюю фразу тогда, я думал, что ты осознал, обдумал и приглашаешь искренне. Последние твои слова помню дословно: «Иди, бери билет и прилетай, только учти, в такие-то сроки ..... мы уезжаем в круиз, но если не успеем вернуться, то тебя Миша встретит.» И, конечно, решающую точку поставила Таня, пригласив меня на Гавайи. Я подумал у тебя месяц пожить и с ними на солнечный пляж. Но не срослось. Бывает. Ты потом, не знаю в какой связи, Мише сообщил, что я на них «очень обиделся.» Очередное заблуждение. Могу только догадываться для чего тебе это было нужно. Ну, приехал, приехал. С первого же дня ты начал командовать мною. Сперва я полагал, что это проявление гостеприимства. Ты меня отстранял от всевозможных попыток сделать что-либо, начиная от выкатывания из чулана раскладушки, на которой мне предстояло спать, до предложения помыть посуду, до желания помочь в готовке. Я всё время слышал: «не мешай!», «отойди!», «не надо!», «сядь!» - причём всё в таком приказном порядке и жёстком тоне, что я стал понимать своё место в доме! Ты меня считал своей вещью. Взял в аренду! Без спроса никшни! Я не имел право на своё мнение, ты мне диктовал, что делать. Ты решал за меня. Особая статья – питание. Когда я трогался в путь, то сказал тебе о своих желаниях на визит: «Вас посмотреть и себя показать (памятуя Бэллино прошлогоднее обещание устроить выступление в ХЛАМСе – местном объединении Художников, Литераторов, Архитекторов, Музыкантов); похудеть! Поработать!» Когда Таня пригласила нас на обед, то мне пришлось объяснять тебе, на попытку отказаться, с потрясающим объяснением – «У нас еды полным-полно!», что зовут не поесть, а пообщаться. Ты купил букет цветов (ни к селу, ни к городу, к обеду!? тем более, что Таня с Мишей назавтра уезжали путешествовать) и велел мне вручить его. Понимая неуместность данного жеста, что подтвердила Таня, открыв дверь, я отдал Саньку цветы, чтобы он вручал. «НЕТ ТЫ!!!» - последовал приказ, и перед Таней уже ругаться было некрасиво. Пришла Рита, завязался общий разговор, в том числе и о моём предстоящем выступлении. Тебе, наверное, надоело слушать, что разговор идет не о тебе, ты вскочил: «поехали!» Таня возразила: - «посидите еще, поговорим» , но у тебя задымилось: «поехали, поехали. Саньку спать пора!» Таня: «Пусть Исаак еще посидит, мы его привезём.» «Поехали,поехали,поехали» (один раз «поехали» ты никогда не говорил,-2-3) Пришлось поехать. Барин велел, но у меня уже недоумение, удивление и возмущение от собственной глупости возникло. Как я мог влететь опять в твои гости!??
Те же грабли!
Как часто, игнорируя советы,
На те же грабли наступить спешим...
Вода бежит и всё смывает в Лету,
И тает всё, "как с белых яблонь дым!"
Увы! Войти в одну и ту же реку
Не доводилось дважды никому.
Ни склеить чашку, ни зашить прореху
Бесследно, не по силам и уму
Искуснику любому,- швы заметны,
И трещины бывалые видны...
Попытки скрыть бессмысленны и тщетны,
И, по большому счёту, не нужны.
В первый же день я положил на хозяйственный стол 500 долларов и заявил, что участвую во всех расходах. Ты, деланно рассердившись,- «забери деньги сейчас же, ты мой гость,»- даже не посмотрел на них, демонстративно не трогал и завалил деловыми бумагами. Как оказалось, сосчитал сразу, как только я отвернулся. Об этом позже. Предложил мне питание в 11 и 19 часов, не интересуясь моим распорядком. Я согласился примениться. Ведь собирался худеть. При попытке помочь накрыть на стол – Садись! Каждый раз за столом возникали споры (это очень мягко сказано) Если я просил три ложки каши, то получал три порции. Сразу сказал, что мне много. Откуда возникал этот звук, так и не пойму. Точно, что не из гортани: - «ИИИЙЙЕШЬЪ» Когда я отделял в своей тарелке сколько могу съесть, выслушивал: «ну тогда я выкину остальное».(Весьма умное решение) То же с супами, то же с котлетами, да со всем. Ты хотел, чтобы я ел, сколько ТЫ хочешь, чтоб я ел. Когда я выложил излишки из своей тарелки в твою, ты разорался от возмущения: «Я что, обжора по твоему?!?» Я не стал ни отрицать, ни подтверждать тезиса. Ты мне сообщил в директивной форме, что я, оказывается, не ем бананы (???), что я, оказывается, не ем цитрусы (???), что я, оказывается, не ем арбузы (???), поэтому ты их не покупаешь, показал чипсы и арахис, сказав, что это для СашкА. Я понял, что их трогать нельзя. Может прикинул, что моих денег мало для оплаты. Ты скажешь, что это мелочи и предвзятость? Нет! Это не мелочи, а черты характера. Собственника. А предвзятость? Не могу обойтись без неё. Ты предал и обгадил всё, что было между нами около 45 лет. Хотя ты занимался этим постоянно, я всё думал повзрослеешь, поумнеешь, образумишься. Но я слишком сложно говорю, наверное. Первая добротная истерика приключилась с тобой на третий день моего пребывания. Не знаю с чего ты стал орать (да, орать, я понимаю, что пишу), что я « всегда берусь учить тому, что не знаю сам, никогда не признаю себя виноватым, никогда не извиняюсь, упёртый, самонадеянный, самоуверенный » и много всякого, что я уже не слышал. Видел только твоё лицо, искаженное злобой. По-моему, я тебе говорил, что заболевание моего уха проявляется в понижении слуха, постоянном тихом шуме, в потере равновесия при ходьбе, периодически, в закладывании головы и резком ухудшении слуха на оба уха при повышенном шуме. Не хотелось бы думать, что ты это делал специально, но тогда я не спал целую ночь, думал как уехать домой и написал: (Внимание на дату!)
Гостевание-2
В.И.З.
Спасибо за науку, Вова,
Приму её, как Божий дар.
Перенесу судьбы суровый
И незаслуженный удар.
Так, видно, Господу угодно,-
Мне испытание припас!?
Чтоб у тебя я мог свободно
Дышать. И то лишь через раз.
Мишенью грубости и злости
Быть, не для моего ума.
Я полагал, приехав в гости,
Я - Гость, а не кусок дерьма!
Сан Франциско 26.06.2009 г.
Гостевание 1 я тебе специально нашел и показал, когда почувствовал, что вы с Кирой, моей давнишней приятельницей по Ленинграду, родственные души. Она тоже посчитала, что я её вещь, пригласив в гости после 10 лет уговаривания. И вела себя соответственно. Сплошные указания, диктат, фырканье недовольное, как будто я самочинно приехал к ней в США и сел на шею. А сейчас, у тебя, я еле-еле дождался возвращения Миши с Таней,- они уехали назавтра после обеда у них и отсутствовали 10 дней,- чтобы попросить оформить мне обратный билет домой, понимая, что долго не выдержу. Пришлось объяснить причину,- невозможность дальше жить вот так. Нахимовы посовещались и предложили не горячиться, попробовать наладить отношения, в крайнем случае переехать к ним. Тем более, что уже запущена работа с организацией выступления и люди готовятся. Мне не хотелось подводить людей и я согласился потерпеть. Ты продолжал «резвиться» Я-то, сглупу, иногда что-то начинал рассказывать (не будешь же целые дни, сидя в основном дома, молчать) , реакция следовала молниеносная. Вспомнил о последних годах жизни с папой. Ты: - «Прекрати эти рассказы, ты живёшь этим, ковыряешься всё время, душу себе травишь!» Я умолкаю. Стал ещё рассказывать, забыв через некоторое время, что права голоса лишен. Мгновенно спущен на землю: «Суть! Суть давай! Что ты размазываешь?!» Я в недоумении остановился. Ты начал заводиться дальше. –«Зачем мне твои подробности?! Суть давай!» Я вспомнил цитату из Тургенева: «Талант – это подробности.» Ты гнул своё: «Не нужны мне твои подробности.» Я деликатно извинился: «Извини! Я забыл! Я здесь – г...о!» «Нет! Я – г...о» по инерции выскочило у тебя. Я не стал возражать. Ты убежал к своим Судокам. Часто я слышал такое: «ты -- Мне ! будешь рассказывать» (интонация соответствует шрифту) Вариации были различными: «Чё ты ерунду несёшь!», «Чё ты х...ню городишь!?», «Ты всё время кота за хвост тянешь!» Причём всегда это говорилось с выражением лица, как будто тебе что-то прищемили или нанюхался какой-то дряни. Как-то ухитрялся нахмурить брови так, что они у тебя находили одна на другую, а лоб морщил, изображая усиленную работу мысли. Я даже слышал скрип шестерёнок. Всем видом показывал как тебе тягостно моё присутствие. И всё время: «не мешай, не мешай, не мешай!» и «ИИЙЙЕЕШЬ !!!» (Так собаке командуют – Фас!) Вторым камнем преткновения был КОМПЬЮТЕР. Ты согласился перед моим приездом, что дашь мне поработать на нём. Я привёз много заготовок, да и подготовиться надо было к своему выступлению. Но! Каждое утро начиналось с того, что ты бежал к компу и начинал читать бесчисленные хвалебные рецензии в свою честь. К особенно залихватским звал меня, чтобы я разделил твоё счастье. Прочитав некоторые, найдя их тенденциозными и претенциозными, а некоторые просто глупыми, я посоветовал не тратить время попусту, а лучше посвятить его написанию чего-то своего. О, каким уничижительным взглядом ты меня одарил, добавив едко: «Я Сам знаю, что мне делать!», посрамив меня, ничтожного, окончательно. Больше я к твоему затылку, во время священнодействия с рецензиями, не подходил, сидя в гостиной с карандашом. Но, увы, приближалось выступление, мне нужны были мои тексты со «Стихи.ру.» Ты обещал их (раньше еще) отпринтовать. Но при попытке связаться со своим принтером, у тебя произошло фиаско. Ты не знал куда тыкать пальцем. Я попытался рассказать как я это делал, когда мой принтер работал. В ответ знакомое:”Ты всегда лезешь учить тому, что сам не знаешь!” Но я это, как раз, знал. И никогда, в отличие от тебя, не пытался никому объяснять то, в чём не был уверен полностью. Санёк, случившийся за плечом, протянул пальчик...”Вова, вот сюда..” и отскочил на середину комнаты от вопля: «Иди отсюда!!! Я сам должен разобраться!» Ничего не получилось. Комп. тебе выдавал первый лист твоей книги бессчетное количество раз, пока не кончилась бумага. Я сказал, что придется обратиться к Мише, чтоб он напечатал несколько объёмных текстов. Ты милостиво позволил, хотя ранее запрещал это делать,- «Ну вот ещё, будешь ты его беспокоить. Я сам сделаю!» Сделал!Хорошо выделил время, чтобы я списал с экрана обычным карандашом нужные тексты. Когда вдруг выскочил вирус, ты стал искать виноватого. Не себя же. Вопрос с пристрастием мне: «Ты когда работал? Ты ничего не загружал на него?» На мой ответ, как я могу на чужой компьютер что-то загружать, ты опять спустил собаку с цепи: «Что? Ничего спросить нельзя? Вечно ты с подколками, подначками (было менее цензурно)» и понёс, понёс...какой я!? Когда Витя-большой – зять, в отличие от Вити – маленького, его сына, твоего старшего внука, пришел чинить, то сказал, что вины ничьей тут нет, вирус прятался где-то. Я задал ему свой вопрос, улучив момент когда он просто ждал загрузки, но... Кто в доме барин? «Пойдём отсюда! Не мешай!» (Надо же швабру в угол поставить) Витя тактично заметил, что ему никто не мешает (мне “Хозяином” было дозволено остаться в комнате). Дошла очередь до принтера и Витя так же тактично сказал: «Пятый раз объясняю! Не надо долбить кнопку пуска несколько раз подряд. Надо дать ему выполнить запомнившуюся команду, а потом идти к следующей.» То есть то, что ты не дал объяснить ни мне, ни СашкУ. Наступил день моего выступления. “Повелев” мне побриться и надеть тёмный костюм, ты перед выходом из дома поинтересовался: « На сколько у тебя рассчитано выступление!» - На час двадцать - час тридцать. И тут меня очень поразило дальнейшее, ты сказал: «Только не больше! Больше будет перебор!» Я не стал посылать тебя «на три советские буквы», чтобы поставить на место, а просветил, что выступаю не первый раз перед аудиторией, налаживаю контакт и обратную связь (если ты понимаешь, что это такое), вижу их восприятие материала и никогда не утомляю слушателей. Ты правильно понял, что я тебе вежливо предложил не соваться не в своё дело, и, конечно, распушил хвост: «Вот ты вечно такой, слова тебе нельзя сказать, всегда с подначками.....», но я уже не слушал. Знал убогий репертуар твоего поношения. К тому же уже прокручивал начало в уме. По дороге ты заблудился всего один раз, поехав не в ту сторону, но ко времени успели. Ко мне гости очень хорошо и доброжелательно отнеслись, предоставили место, настроились слушать. Выступать было интересно, я видел, что люди понимают меня и хорошо реагируют. Даже ты несколько раз приготовился слезу пустить. В перерыве ко мне подсела депутатша или работница мэрии и долго рассказывала свою биографию. Я видел, что ещё люди хотели поговорить и решил после выступления удовлетворить их вопросы. После окончания попили чай, Таня Нахимова стала награждать сувенирами организаторов встречи, а ты, вдруг, начал меня почти выталкивать из дома: «поехали, поехали, поехали!» То ли я устал, то ли Сашку спать надо было, но «поехали». Я не стал тебе объяснять, что это хамство, вот так смываться, за что я сейчас прошу прощения у участников встречи, но твоё хамство тогда перевесило. Я пытался робко сказать, что не попрощался с Ирочкой, твоей дочкой, Таней, твоей женой, с людьми, которые так тепло говорили в конце о моих стихах, но «поехали». Назавтра позвонила Таня Нахимова и сказала, как я понял из разговора, да и потом она сама мне рассказала, содержание беседы, что некоторые женщины заинтересовались мною, хотели бы ещё устроить подобную встречу, пообщаться, но ты ей на высоких тонах ответил: «Ему никто не нужен!» Я понял, что разговор шел обо мне и попросил у тебя телефон. Тебя так перекосило, ты так брезгливо от меня отмахнулся и возмутился тем, что Таня не сказала даже на встрече, что это ТЫ привёз меня сюда из Монреаля. И не отметила ТЕБЯ призом за это. Я ещё раз попросил жестом трубку, но ты ещё более уничижительным жестом отказал и отключился. Возмущение от того, что она не поставила тебя наравне со мной на встрече, не прошло, и ты продолжал: «Вечно она лезет не в своё дело, кто её просит?!» Я робко сообщил, что это не она просит, а женщины просили устроить встречу, но кого интересует моё мнение. А я-то всего на предложение познакомить меня с кем нибудь сказал, что не вижу перспектив. Это не значит, что мне никто не нужен. Но тебе видней. И какой же фальшью прозвучало, когда я рассказал тебе о том положении выставленного из дома, что я испытал на себе перед разводом. Как я побирался на овощном рынке, пока не разделили вэлфер, и у меня не было денег. Как такая же нищенка, как и я, в то время, малюхонькая китаянка преклонного возраста, посмотрев на меня, достала из картонной коробки, которую она тащила по снегу, помидорку, яблочко, луковичку, огурчик и ещё что-то из овощей и фруктов, не проданных за день и выставленных для уборки гарбичной машиной, и протянула мне в сложенных, как для молитвы, ладошках. Я тебе не стал рассказывать дальше, как я принял от неё этот дар в сложенные ковшиком ладони и заплакал ей в руки, опустив от стыда голову. Она погладила меня по плечу, сказала что-то одобрительное и пошла дальше. Выслушав сказанное,- как у тебя хватило пороху не перебивать,- ты, жирный, самодовольный, умиляясь от собственного благородства, веря в то, что говоришь, или считая меня за полного идиота, изрёк: «Да! Не знал я, что у тебя такие дела. Иначе я вытащил бы тебя сюда, жил бы припеваючи здесь.» Как будто ты не видел мою бывшую «мадам» в упор и не слышал, что она сказала вам: «Я выгоню его, как только вернёмся в Канаду». Как будто ты не получил моего письма, что я ушёл из дома и они с дочкой возбудили дело, чтобы депортировать меня. Хорошо адвокат во всём разобрался и заставил их забрать заявление и подписать развод. И я оказался на улице и без денег, и без языка, пока не разделили общий велфер. А все мои деньги они обманом забрали. И ты сейчас говоришь, что вытащил бы меня в Сан Франциско, зная ситуацию. И жил бы я припеваючи, а не побираючись на пищевых кормушках, да секонд-хендовских развалах. О, как ты был горд собою от сознания, что бы ты мог сделать! Как любовался собой и упивался своим благородством, желая помочь «старому другу», считая, что мог бы, и обязательно сделал! Знал бы только!?!
Ты! Для кого-то?! Без личной выгоды?!?
А пока...Каждый день звонила Ирочка, твоя дочка, и спрашивала, куда вы с Исааком ходили, ездили? Ты всегда отвечал, что у нас всё в порядке, уходя от ответа, т.к. никуда, кроме магазина мы не ездили и не ходили. Пришла знакомая семьи Маша, тоже стала приставать с вопросами, куда ходили-ездили? Узнав, что никуда, быстро набросала на листе бумаги 10 пунктов выставок, музеев, интересных мероприятий, которые мы просто обязаны посетить, а узнав, что ты не знаешь даже место расположения некоторых объектов, возмутилась этому: «Вова! Ты столько лет здесь живёшь и не знаешь?!» Спрашивали у тебя о наших интересах и твои партнёры по шахматам, иногда приходившие играть. Ты даже поговорить нам не давал, когда они мне задавали вопросы о Канаде, Монреале, ты расставлял фигуры и спроваживал меня к компьютеру: "Ты хотел поработать!" Другого времени не находилось. Слава Богу, Таня организовала экскурсию с Лией по С-Ф, к медведям в зоопарк, а когда Элла пригласила меня в парк секвой, то ты посчитал, что мы «должны ехать за Сашком» в это время, о чём мне сказал. «Какой парк секвой! Там кончается в 4, а нам в 2 за СашкОм ехать!» Потом услышал, что Миша уговаривает меня не пропустить такой шанс, чудо увидеть, дал добро!!? « Ну, ладно, езжай!» Милостивое разрешение было дано. Спасибо, Миша уговорил меня поехать, т.к. очень интересная экскурсия, а то, что тебе будет скууучно ехать одному, он предложил не учитывать. Хотя он всегда за тебя горой стоит. Ты меня поставил тогда в известность, что мне домой будет не попасть, попросил Эллу взять меня к себе, а когда ты вернешься, то заберёшь меня. То же было и в прошлый приезд, когда Таня устроила нам с Наташей экскурсию в музей. Ты мне выдал директиву: «Если вы с Наташей вернётесь до моего приезда, то пусть она заберет тебя к себе или погуляйте. Я буду в 6! ». Мы вернулись в 5, она меня высадила у дома и уехала. У меня не хватило мозгов сказать ей,что у тебя не хватило мозгов поступить иначе с гостем, как предоставить ему право болтаться на улице, если он не на привязи у тебя. Вот этому Таня Нахимова возмущалась всё время. Первое, что она сделала, когда я переехал к ним, дала мне связку ключей и научила ими пользоваться. Но это впереди. Оценивая твоё отношение ко мне, я подумал, что кто-то должен был приехать к тебе в это время, а я нарушил твои планы. Думал, что Юра Гольман, приятель,но оказалось, что нет. Вторая моя мысль была о энергетическом вампиризме. Помню по прошлому приезду, как ты, доведя СанькА до слёз, успокаивался, прижимал к себе плачущего от обиды мальчонку и, от умиления, «как я его люблю, чертёнка маленького», сам был готов пустить слезу. Но со мной ты так тогда не распускался, иначе я точно не приехал бы, а Санька не обижать, что резало мне сердце, ты обещал. Пожалуй, эта версия (энерго-вампиризма)имеет основания. Я, живя с отцом последние годы, перенёс это на своей шкуре и много перечитал литературы. Итак, ты продолжал «резвиться» дальше. Я хочу позвонить, ты отбираешь трубку: «Дай я наберу, ты не умеешь. Говори номер?!» Я пытаюсь поставить в микроволновку что-то, ты отталкиваешь плечом: «Пусти, я сам!» Я хочу скрепить страницы, но приборчик сломан и не работает. Твоё пренебрежительное: «Дай сюда! Ты не умеешь!» - Ну, где уж мне,- ответил я,- первый раз вижу столь сложную технику. Но пришлось отдать. Ты лихо грохнул ладонью по сшивателю, но он не сработал и у тебя. Ты выскочил с ним на кухню. Когда через некоторое время я последовал за тобой, то ты перевязывал руку,- всадил нож в неё при попытке разобрать машинку. Ты не упускал любой возможности попытаться принизить меня, запретить что-то, навязать что-то. Целые вечера убивали на просмотр всякой чуши на дисках. Ты меня этим облагодетельствовал, хотя я тебе сказал, что у меня дома 8 русских программ ТV, которые я не смотрю уже из-за убожества предлагаемого. Разговаривать, комментируя просматриваемое, как обычно делают нормальные люди, глядя в телевизор, ты мне запрещал. Напряженно всматриваясь в экран, ты пресекал каждую мою попытку открыть рот, перекашивая лицо и предостерегающе поднимая толстый палец, нередко доставая его из носа, который чистил с упоением, скатывая потом шарики из обнаруженного и бросая их на пол. Пропустив одно-два слова, ты терял нить и не в силах связать сказанное, из того, что говорилось ранее и позднее, демонстративно останавливал диск, возвращался на пару кадров назад и удовлетворённо, поняв, качал головой. Говорить можно было только тебе. О! Какую эрудицию ты выдавал! Как ты разнёс фильм Лунгина «Остров» /Ничего не поняв из него/ Всё было плохо! Ты бичевал сценарий, режиссёра, оператора, актёров, - камня на камне не оставив от картины, просвещая меня на ниве киноискусства. Когда ты выдохся и был готов принимать мои восторги от разбора картины, я скромно заметил, что твоё мнение немножко не совпадает с мнением всемирных профессионалов высочайшего уровня. Фильм получил специальный приз за режиссуру на Каннском фестивале, Гран-при на фестивале "Московская премьера", стал официальным фильмом закрытия Венецианского фестиваля, был представлен в Нью-Йорке, Париже, Лондоне. Получил 6 /шесть/ премий «Золотой орёл»: Лучший фильм года, лучшая мужская роль – Д.Мамонов, лучшая роль второго плана – В.Сухоруков, лучшая режиссура – П.Лунгин, лучший сценарий – Д.Соболев, лучший оператор – А.Жегалов. Получил 6 /шесть/премий «Ника» в тех же номинациях. Православная церковь так отозвалась: «Пронзительное чувство благоговения, по которому мы так соскучились, сопровождает весь фильм.» Я пишу тебе так подробно, чтобы ты,- мало ли случится,- в дискуссии об этом фильме, с присущей тебе принципиальностью, поменяв мнение на 180 градусов, так же величаво и восторженно превозносил его, как и поносил. Ты вообще большой искусствовед. Вспомнилось прошлое. Смотрели мы фильм о солдатской матери, разыскивающей в Чечне пропавшего сына. Героиню играла известная актриса, которую с трудом можно было узнать. Забывшись, я спросил – это грим или она такая старая стала? Каким презрительным взглядом ты меня одарил свысока и, с присущей тебе вежливостью, ответствовал: «Чё ты х..ню несёшь?» Я пожал плечами: «Ты как всегда прав!» Ты приготовился поносить меня, но я показал на экран – смотри! Досмотрев, ты, чтобы доказать мою глупость, вернулся к титрам, там стояла фамилия актрисы, которую я назвал. «Да-а-а-а!» протянул ты и побежал ставить чай, не извинившись за своё хамство. Лирическое отступление: На моём выступлении Лия, одна из знакомых, хорошо относящаяся ко мне, написала экспромт, в котором назвала меня «стихоплётом». Я тогда же разъяснил всем,- т.к. записку прочитал вслух,- разницу между стихоплётом и поэтом, в качестве которого признан в Германии, Канаде, Америке, России и Интернете, в каких странах живут люди, одаривающие в нём мои стихи вниманием, я не знаю. Сказал, что не обиделся – каждый имеет своё мнение, но назавтра посыпались звонки с извинениями. Ты, конечно, «вразумил» меня, что в этом слове ничего обидного нет. Что это «нормальная характеристика для человека пишущего в рифму». Потом тебя угораздило узнать, что же ты защищаешь? Ты влез в Гугл и начал мне объяснять его негативное значение!!?? Одним из условий, на которых я согласился приехать, было желание поработать. У меня скопилось много материала в прозе и заготовок для Стихи.ру. Ты дал добро, но к компьютеру подойти у меня времени не было. Разве только почту проверить. Когда я собирался пописать, то ты читал хвалебные рецензии на свои шедевры. Или надо было куда-то тебя сопровождать, за СашкОм ехать, в магазин ехать,- «поехали» - 3 раза. Один раз, когда я сел закончить рассказ, начатый дома, ты пристроился сзади-сбоку-справа и начал подсказывать мне слова и знаки. Я посмотрел на тебя раз-второй, остановившись в написании, а потом встал и ушёл. Ничего не поняв, ты полез в свои рецензии. Иногда ты приглашал меня, чтобы поделиться своей радостью от возникшей мысли, которую выплёскивал на экран. Когда я предложил писать, выделяя абзацы, ты отказался: «мне сказали, что не нужно!» Я принёс первую попавшуюся мне книгу в подтверждение предложенного. В ответ: «Ладно! Я САМ знаю, что делать!» А потом ни к селу, ни к городу (может мозги включились для осмысления предложенного) «я ещё переделывать буду» (Акуля, что шьёшь не оттуля? А я ещё пороть буду!) Это не про тебя?! Рассказ я всё же дописал и возник вопрос как мне его переправить на свой компьютер. Ты предложил такой ход: 1. Я посылаю его тебе на почту. 2. Ты пересылаешь его мне на почту. 3.Я его со своей почты пересылаю на свой сайт «Проза.ру», 4.Присоединяю заголовок. 5.Даю разрешение опубликовать рассказ для читателей. Кстати, пришёл Витя-Большой с ремонтом. Я спросил у него. Он наметил более «сложный» путь: Ты выходишь из своего «кабинета», я вхожу в него и печатаю прямо на СВОЮ страничку в «Прозе.ру» Эта процедура занимает всего несколько секунд. А обратно вернуться можно так же. Я вышел, ты вошёл. Но: «Мы пойдём другим путём!» Дурным, но своим! Витя пожал плечами – «как хотите» Я невольно вспомнил тот приезд, когда целую неделю ты поднимал меня, как на молитву: «Ну, что, почитаем?» После всех необходимых процедур волок меня к компьютеру, занавешивал окно от слепившего солнца и открывал свою книгу. С выражением счастливого блаженства читал свои бессмертные строки и следил, так ли я разделяю твои чувства. Ты попросил меня помочь в элементарном редактировании, но, как понимаю, только для того, чтобы услышать: «О-О-О!!!» Ни о какой редактуре не может быть и речи!. Когда же я тебе стал делать замечания по стилистике, по смыслу, по знакам, по диалогам и монологам, то ты каждую остановку в чтении и мои высказывания принимал как личное оскорбление и посягательство на твой гений. Иногда, оспоривая что-либо, чтобы посрамить меня в невежестве, залезал в Гугл для проверки того или иного, сказанного мной, что вызывало у меня сомнения,- учился ли ты в средней школе? Не желая заниматься чушью далее, потеряв неделю на этом деле, я указал тебе на солнечную погоду за окном. Чтения закончились, ибо ты -- непогрешим, а тут я со своими советами. И я стал ходить гулять. Сам. Несколько раз Ирочка приглашала нас, Нахимовы. А потом я уехал с твоим извинением в аэропорту.
Нынешний вариант приезда был ужасен. Я себя чувствовал бедным родственником, из милости живущим на хозяйских хлебах и нервах. Ты даже СанькУ внушил это. В прошлый раз мы с ним подружились, я видел, что он проникся ко мне симпатией. Когда ты сейчас привёз его первый раз от родителей к себе, то он даже не ответил на моё приветствие. Ты деланно сделал замечание: «А ты с дядей Исааком поздоровался?» Санёк отмахнулся - «Здравствуйте» и прошёл в другую комнату. Я сразу понял, что ты его подготовил, «Вот, мол, приехал Исаак, чёрт бы его побрал, гостя не званного. Будет мешать жить нам дружно!?» Второй вариант его неприязненного отношения ко мне, полагаю, был тот, что я был пассивным свидетелем в прошлый раз твоего издевательства над ним,- ты называешь это воспитанием,- и не пришёл ему на помощь. Ты орал, на мои попытки встрять: «Не вмешивайся! Это не педагогично!» Самая большая ложь твоя, что ты считаешь себя педагогом. Ты о педагогике понятия не имеешь. Дрессура – да! Это твоё! Не каждый учитель – педагог! Ну это тебе не понять. Когда Ирочка, чтобы сгладить мне дурное впечатление от посещения С-Ф, пригласила меня съездить с ними в Парк, то Санёк ко мне отнёсся подчёркнуто безразлично, и даже неприязненно, зная, что ко мне НАДО так относиться, судя по твоим науськиваниям и твоему отношению ко мне на его глазах. Когда мы ехали в машине и я что-то у него спросил,- а он смотрел в окно,- он мне ответил: «Не мешай!!!» С твоей интонацией. Я продолжал наводить мосты: «Чем же я мешаю? Чем ты сейчас занят?» Помня, что со мной надо, и главное, МОЖНО так обращаться, он ответил: «Я думаю!» «Над чем,- не отставал я?» «Не мешай!» - твой урок он зазубрил хорошо. «Санёк,- закончил я приставания к нему,- давай попросим маму остановить машину здесь, я выйду и не буду тебе мешать своим присутствием?!» Тут вмешалась Ирочка, поставила его на место и дальше мы доехали в молчании. Говорить не хотелось. Вспомнил, как ты мне,-по глупости,- рассказал, как 5-летний Витюша, твой старший внук /Кстати, моё поздравление ему на 18-летие, написанное по его просьбе и безобразно прочитанное тобою,- у меня есть диск,- пользуется успехом на моей страничке в Стихи.ру. Очень часто читают./ Так вот, когда ты рассказал ему, что такое - злой человек, он спросил: «Как ты?!» Ну, это далеко не лирическое отступление. Когда мы приехали в Парк, погуляли, поели, ещё погуляли, сходили в театр птиц-попугаев, то Санёк забыл, наверное, в твоё отсутствие, как ко мне следует относиться, чтобы не потерять твоё расположение /с этого начинается приспособленчество, фальшь, ложь, угодничество, подхалимство и т.д./ и вёл себя как нормальный ребёнок.
А до того... Я не раз просил Нахимовых помочь мне разрешить затянувшееся невыносимое пребывание у тебя. Миша просил попробовать подождать ещё немного, пытался оправдать твои выходки тем, что я не так тебя понял, боялся, что тебя обидит мой уход /я был вынужден ставить их в известность о каждом твоём вывихе,- ты это по-видимому посчитал моим «враньём?»/ Я уже перестал спать, настолько стало душно и противно в твоём доме. Под предлогом разминания ног, – нужно было и это, – я стал рано уходить гулять-болтаться по улицам часа на 1,5. Однажды, вернувшись в оговоренные 9 часов утра и, позвонив по домофону, услышал твой заспанный голос: «Слушай, Санёк ещё спит!???» Я не понял связь сна ребёнка с моим приходом, но ответил: «Ладно, приду через час.». Ответ был достоин идиота,- каковым ты и предстал в домофоне,- не в ругательном, а в диагностическом смысле: «ХОРОШО! ДАВАЙ! ВПРОЧЕМ ОН ЧЕРЕЗ ПОЛЧАСА ВСТАНЕТ! И ПРИХОДИ!???» Вот это дико возмутило Таню, когда я поделился с ней. Дальше ты поставил точку. Жирную. Я написал поздравление Ирочке с юбилеем от имени СанькА, решил разучить чтение на два голоса, он и я. Просил дать мне право распечатать на компе и принте. С ярко выраженной обидой ты выдал: «Как я понимаю, вы вдвоём будете читать?» Ты-то хотел влезть к нам в орбиту внимания, но я этим пренебрег. Компьютер поддался тебе с 5-й попытки, потом ты не смог сброшюровать. Потом.... Это требует особого изложения. Пришли мы домой и ты ни с того, ни с сего начал: «Сашенька! Дядя Исаак написал поздравление маме...» Санёк, не дав договорить, сразу отреагировал: «Сам написал, пусть сам и читает!». Ты уже был готов свой начальническо-хозяйственный рык применить, когда я решил смягчить положение: «Володя! Я сам с ним договорюсь, я придумал как это поставить.» Этого ты стерпеть никак не мог, ТВОИ ВЕЩИ заговорили... Дальше годится только прямая речь. Лучше тебя не скажешь: ТЫ– "Не вмешивайся, я с ним разговариваю!" Я – "Ты не оттуда разговор начал, не настаивай, я с ним договорюсь." ТЫ – "Не мешай, не влезай!!" Я – "Я поставлю так, как написал и объясню ему это." ТЫ – "Не считай, что ты один тут педагог!!!" Я – "Я не считаю, что я один, но я считаю, что я – педагог! Я написал и хочу это поставить." ТЫ – "Иди отсюда!!!" /Санёк, вошедший в комнату на твоём мерзком вопле, выскочил в другую комнату/. Я – "Куда мне уйти? Туда?" – показал на дверь, "Туда? – показал на балкон? Могу уйти хоть сейчас!" / И вышел в другую комнату, чтобы собраться с мыслями. Хотел звонить Мише, чтобы он приехал за мной. СанькА ты позвал к себе/ Через минуту в комнату вошёл Санёк, я встал, чтобы уходить, но он обнял меня и стал просить прощения, обещая сделать всё, как надо. Я понял, что ты заставил его сделать это, может, обещая «пойнты» /ещё одна идиотская выдумка из зоологического арсенала, отнюдь не из педагогики, ставить плюсовые баллы за хорошие поступки и списывать их за недостойные. Накопленные баллы реализовывались в сладости, право поиграть на компьютере и пр. поощрения, как лакомство медведю в цирке за выполненный трюк/, успокоил его, говоря, что это его право – хотеть или не хотеть что-либо, но маме было бы приятно услышать поздравление из его уст. Он согласился. Мы стали читать на голоса. Вошёл в комнату ты, сел, как ни в чём ни бывало, сделав вид, что тебе нужен комп, но нацелив на нас ухо. Потом даже стал режиссировать, но я на тебя не реагировал. Правда, когда ты спросил, что такое «Суоми», я понял, что ты и географии не учил. Перед сном предложил налить молока, запить таблетку. /Из экономии, наверное, налил пол-кружки, пояснив: «Я тебе пол-кружки налью, всё равно ты не допиваешь!?» Хотя я тебе говорил, что дома ставлю на тумбочке у кровати стакан молока, отпивая по глоточку, когда в горле пересыхает ночью./ Будто ничего не случилось. Отлаял слугу за провинность, потом отошёл душой и великодушно простил. А я не спал всю ночь. Написал стих тебе:
Гостевание 4, или конец одной дружбы
Как будто камнепад, обвал.
И на меня свалилась груда,-
Твой вопль истошный прозвучал:
"Иди отсюда!"
О дружбе что-то ворковал,
Но не случилось в жизни чуда,
И ты самим собою стал:
"Иди отсюда!"
А гда начало всех начал?!
Откуда приползла остуда?!
Что ты мне гневно прокричал:
"Иди отсюда!"
И этим всё перечеркнул...
Честней, пожалуй, был Иуда!
В ушах истаивает гул...
"Иди отсюда!"
Чем вызвал я страстей накал?!
И злоба вылезла откуда?!
Лишь тем, что рядом жил, дышал?!
"Иди отсюда!"
Пускай судьёй нам будет Бог.
Я не забуду и оттуда.
Как только выдумать ты мог?!
"Иди отсюда!"
Включу тебя в число потерь...
Облезла старая полуда.
Я за собой закрою дверь,-
"Ушел оттуда!"
Сан Франциско 18.07.09 г.
Назавтра мы ещё раз прошли текст, а вечером поехали в ресторан отмечать. Ты и там вёл себя в обычном стиле, указывал куда сесть нам с Саньком, чтобы слышно было, наметил сроки чтения, произнёс такое глупое поздравление родной дочери, что кое-кто пожал плечами. Я попытался сгладить, да слово не воробей. Когда поели, твой репертуар продолжился: «Ну, что? Поели! Встали!» /Вроде больше делать нечего, как только пожрать./ Сеня, Мишин и Танин сын, сидевший напротив, спросил: «Ты, Володя, куда-нибудь торопишься?» Люди хотели поговорить, пообщаться, а не бежать сразу переваривать. Сеня слегка отрезвил тебя, но ненадолго. Опять: «Поехали – 3 р.» Чтобы не нарваться на хамство, я не стал говорить тебе, что мы поехали в другую сторону и заблудились. Я успел попросить Таню забрать меня, но Миша всё боялся, что ты обидишься. Всё хотел сгладить. Пригласили в гости назавтра и Миша, обращаясь ко мне, предложил у них пожить, приглядывая за Бебиком, домашним попугаем, пока они съездят на Гавайи. За меня ответил ты: «Мы будем каждый день приезжать кормить его.» Переждав твою речь,- за своего "слугу-приживалу,"- я дал согласие. Всю дорогу домой мы молчали, только войдя в дом ты бросил: «Зря ты так сразу согласился.» На мой вопрос почему? Ответствовал: «Так!» и удалился читать рецензии. Я сел читать. Воцарился вооруженный нейтралитет. Съездили в магазин, ещё в один, посмотрели ещё массу дисков. Я уже не мог дождаться отъезда Нахимовых. Как-то утром я особенно много ходил и сделал усиленную зарядку, оттягивая возвращение, зная, что тебе надо масло менять. Когда пришел домой и стал готовиться к душу, ты вдруг выдал: «Давай, ты потом помоешься, сейчас надо ехать масло менять.» Возражения ты даже представить не мог. Это как собачонку сунул в машину и вперед. Я тебе сказал, что свои маслА я уже давно перестал менять. –Ладно,- ответил ты,- поехали, я тебе покажу мастерскую, в которой масло меняют. – А я, оказывается, имея в Ленинграде машину не видел мастерские, не знал как эту процедуру делают. Главное: поехали, поехали. Я всё же предпочёл смыть пот, пыль и усталость, чем вызвал твоё неудовольствие, на которое мне уже было «всё равно!!!». Оставалось ещё несколько дней до свободы. Миша попросил помочь ему собрать мебель. Я обещал и передал тебе. Ты прикинул, что в эти сроки должен придти Витя – большой, компьютер спасать от очередного вируса или записать очередной миллиард дисков. Решение последовало незамедлительно: «Ты останешься дома, впустишь Витю.» Вариант попадания Вити в квартиру я тебе подсказал. Он позвонит соседу, а от комнаты у него ключи есть. Ты долго осмысливал предложенное, но согласился. На сборке ты, не понимая, что делаешь, обхамил не только меня, но и рабочих, пытавшихся тебе подсказать правильный ход. 23 числа Нахимовы позвали за чем-то. Я заранее собрал вещи, забрал с кухонного стола 200 долларов, оставив 300 /Ты, вроде, их не считал/, подумав, что если в прошлый раз ты мне даже сдачи дал с 300-т при гораздо лучшей кормёжке /я уже перечислял, что я не ем «оказывается»/, то этого будет достаточно. Предложил посидеть перед дорогой: «Спасибо этому дому, пошли к другому!» и сказал, что переезжаю к Мише, смотреть за Бебиком. Ты угрожающе обиделся, но к Мише отвёз. Дома была только Таня. Ты перемолвился с ней несколькими словами и, не замечая меня подчёркнуто, удалился. Когда приехал Миша и я рассказал им, что ты, наконец, разрубил Гордиев узел и выгнал меня, то Миша, добрая душа, начал убеждать, что я не так Вову понял. Наверное,- предположил Миша,- он хотел сказать «Исаак! Извини, пожалуйста, но я хочу наедине поговорить со своим любимым внуком, на которого никогда не повышаю голос, ничего ему не запрещаю в дурной форме, ничего не приказываю в такой же форме, никогда не наказываю, руководствуясь указаниями Ушинского, Песталлоци, Макаренко, Сухомлинского, Надежды Константиновны и прочих корифеев мировой и отечественной педагогики, к которым скромно причисляю и себя. Так что отойди чуть-чуть, не мешая моему воздействию на него.» А тебе показалось: «Иди отсюда!» Ну, не мог он, обладая высочайшей культурой и обширной образованностью, позволить себе столь оголтело хамское выступление И посыпались звонки, вопросы от знакомых и родни: «Что случилось? Ведь они так долго дружили! Из-за чего поругались?» Я-то никому ничего не говорил, кроме Тани с Мишей. Значит ты разнёс, что я сбежал от тебя, неблагодарная Свинья /что оформил позднее в письме ко мне/ Через день ты, позвонив Нахимовым,немедля потребовал меня к аппарату!!! В кратком вопросе: «Ты взял деньги?!?» ты обгадил, поставив под подозрение в краже, ВСЕХ, посещающих твой дом. Если бы я отрёкся, этот вопрос ожидал Санька, Витю-большого, соседа Мишу, Машу, друзей-шахматистов, Да? Но я честно ответил, что посчитал оставшуюся сумму,/ кстати, когда ты счёл доллары, ведь ты сделал вид, что не прикасался к ним?/ достаточной. В Лас Вегас мы не ездили на сей раз, а за тот я с тобой отдельно рассчитался тогда ещё. И спросил, если ты считаешь 300 долларов недостаточной компенсацией, то жду выставления счёта. Если же ты хотел упрекнуть меня предоставлением жилплощади для проживания, то я тебе могу напомнить про адресок: «Туда-сюда!», адрес моей однокомнатной квартиры, ключи от которой ты просил периодически. Надо? Думаю, нет! Ты меня обхамил очередной раз и бросил трубку, а когда Миша попытался тебя уговорить наладить отношения и ты позвонил, то я не подошёл к телефону. Только попросил Ирочку передать тебе, что с твоим тиражом книжки, как-никак, ты мнишь себя крупным писателем-фантастом, посылаемой нашим издателем из Украины, идет одна моя пачка – 20 книг, Юрий-издатель- их обещал послать мне на твой адрес. И эти книжки, обещанные мною моим слушателям здесь, просил её как-то отдать мне. Дальше началась фантасмагория. Ты, зайдясь в злобе на меня, выкинул мою пачку, не зная куда /не потому ли ты запретил Витюше-маленькому, взятому тобой в переводчики, говорить кому-либо о вашем визите в Аэропорт/, обвинил в утрате: Юрия – /он мне переслал копию документов отправки 51 пакета/, Американскую почту, ухитрившуюся из общего контейнера в 51 пакет, обмотанного, как кокон, толстой пластиковой лентой, изъять пакет с моей книжкой, и утерять! Чиновницу, выдавшую тебе под расписку ВСЁ пришедшее, /по этой причине ведомство отказало твоим притязаниям на финансовое возмещение и, почему-то, не возбудившее против тебя расследование с обвинением в мошенничестве с целью получения денег от почты/. Только я один, вспомнив кроссовки проводника, вёзшего тебя на Юг и взявшего на несколько рублей больше оговоренного, сразу понял «ход твоей мысли» и сказал, что ты книжки выкинул. «Но, это же подлость,- сказала дама, присутствовавшая при ожесточённых дебатах по поводу случившегося,- /не раскрываю инкогнито, им с тобою жить/ нет, для тебя это – норма, рассудил я. А за подлость надо платить. Так что возврат тобою, через Мишу 300 $, я так и расценил, включив сюда и стоимость книг. Чтобы тебе не так было жалко денег, представляю как ты «несёшь меня» сочувствующим ушам, что ты содержал меня месяц, а я тебя, мало что обокрал, так ты ещё вернул всё до копеечки. Давай считать. За подлость и за книжки, выброшенные тобою /двадцать по 10 долларов это уже двести/, плюс удержания в моём банке за чек, который ты прислал на моё имя? для издателя, плюс то, что ты мне не доплатил, когда я тебе одолжил деньги на твои спекуляции автомобилем «Волга». Генка, мой старинный друг, разъяснил на каких условиях даются такие суммы/ Ты же милостиво выдал мне %%%, которые они принесли бы в банке. Плюс ущерб моральный, плюс мои стихотворные поздравления, если на то пошло, что я тебя обездолил. Я смотрел как ты читал моё поздравление Мише на 70 лет /нашёл диск, когда жил у них/ Как это убого выглядело. Терял строчки, запинался, не справлялся с переносами, без интонаций. Как горделиво шёл на место, блеснув чужими мозгами, раскланиваясь направо и налево, принимая поздравления. И Витюше ты читал так же. Пусть Бог тебе судьёй будет. Письмо затянулось, но ты сам велел ПЕРЕСТАТЬ ВРАТЬ. Приступаю к правде. А была ли дружба? Передумал я все годы, что мы общались с тобой. Вспомнил, ведь знакомство даже началось с вранья. Отгадай с трёх раз, с чьего? Правильно.
Лишившись работы в Институте холодильной промышленностии, из-за нежелания склонить голову перед идиотами в ранге членов Партбюро института, искавших стрелочника, на кого бы смогли свалить падение посещаемости студентов из общежития, предпочитающих утренние общения (попарно) под одеялом, перспективе ни свет, ни заря «шлёпать» более часа на первые часы лекций, я поехал по предложению Генки в Сиверскую, физруком. «А там видно будет, что-нибудь найдём», - ободрил он меня. Генка был старшим и набирал физруков, на которых он мог положиться в работе. Лагерь Кировского завода был гигантским по всем меркам. В разные годы его наполняемость переваливала за 1000 человек. По штатному расписанию нужно было более десяти физруков, каждому находилась работа, скорее похожая на «пахоту», о чём Генка честно предупреждал. Ежеутренние гимнастики, купания для старших, отрядные занятия по различным видам спорта, турниры по ним, туристские походы по отрядам, катание на лодках малышей, подготовка и проведение «Олимпийских игр» в родительский день, многочасовые купания всего лагеря в хорошую погоду,- это не полный перечень занятости спортивных руководителей /физруков/. «Отпахав» рабочий день, мы шастали по окрестным лагерям для встреч с их физруками по в/б, ф/б. Вот тут-то мы познакомились с тобой. Тому назад более 45 лет, о чём так скорбели твои,- и, надо подумать, мои доброжелатели в С-Ф. Ты прибежал к нашей группе, собиравшейся перед столовой для очередного вояжа и сказал, что умеешь и хочешь играть с нами в в/б. Генка спросил: - а ты кто? Узнав, что воспитатель какого-то отряда, предложил заняться непосредственными своими делами, т.е. работать с детьми, которых мы занимали большую часть дня, оставляя вам право сопровождать их в столовую, на купание, загорая там, глазея на соревнования. Вы часто, вопреки ПЕДАГОГИКЕ, о которой ты упоенно квохчешь, работали по одному,- либо воспитатель, либо вожатый. А второй устраивал себе день отдыха. Вот за это мы и не любили вас! Но тебя было трудно смутить. Ты увязался за нами. Не работать же ты приехал в лагерь. С той поры Генка не любил тебя. Он не раз меня спрашивал: - Что тебя с ним может связывать? Когда я пытался выяснить причины неприязни к тебе, он отвечал: - Да какой-то он липкий, навязчивый. На мои возражения, пожимал плечами: - Это твоё дело, с кем общаться. Я-то с ним встречаюсь из-за тебя. Мне он до лампочки. Ты имел возможность несколько раз проявить себя и в интеллектуальном плане, например, доведя до нашего сведения, как-то, что Гитлер и Сталин личные друзья, а войну начали из-за политики. И что “SS” – это «совершенно секретно». Генка умел, как-то по особенному, такие перлы отмечать иронической улыбкой частью рта, приподнимая одноимённое плечо. Один раз спросил, на твоё вступление в общий разговор, - Ты это серьёзно? Получив подтверждение, перестал принимать тебя всерьёз. Вспомнилось, как ты утомил меня приглашениями посетить тебя в выходные, в заводском пионерском лагере, в котором ты был НАЧАЛЬНИКОМ!!! А меня Генка позвал съездить в эти дни в Сиверскую, где мы до этого вместе работали много лет, и где, как мы знали, работали наши знакомые ребята и девчата. Я уговорил его навестить тебя. В Вырице, что ли? Лагерь был посреди посёлка. Нашли мы его сразу. Ты так обрадовался нам: - Ребята, молодцы, что приехали! У нас скоро обед, я вас накормлю, покажу тут всё! Генка ответил за нас, что мы не голодны, а хотели бы воду, травку, лесочек. Приехали отдохнуть от города на природу. Ты был ужасно возбуждён, только хвостом не вертел от радости.- Сейчас всё будет, я только распоряжусь. В это время к тебе подошли дети: - Владимир Ильич! Мы вас ждём на в/б площадке, вы обещали сыграть за нас.
Ты обратился к нам: -Ребята, я партиечку, а?! А вы посмотрите.- Мы кивнули на твой умоляющий взгляд, хотя он был уже утверждающим. Волейбольная площадка располагалась в углу территории лагеря. Покрытие песчаное, рядом досчатое «удобство во дворе», куда всё время бегали со всего лагеря, останавливаясь посмотреть на разворачивающееся действо, и оставаясь в зрителях. Ты играл за одну команду и витийствовал на площадке. Бегал, кричал, ставил «колы» через провисшую сетку, не считаясь с тем, что напротив были дети и ты мог нанести им травмы своими ударами. Зрители орали, подбадривая и возбуждая тебя, о, счастье. Партия выиграна. Ты заметил нас, горделиво:- Ребята! Ещё одну, ладно!!? Переход, ещё один, ещё один, ещё!? Мы с Генкой переглянулись и пошли к воротам. Вышли на шоссе, сели на автобус и поехали в Сиверскую. Там встреча была такая же: - Ребята! Молодцы, что приехали. Пошли в столовую, потом на Оредеж купаться.-В то лето старшим физруком был Саня Александров. Увидев, что у нас ничего нет, узнав, что наши сумки остались у тебя, он сразу нашёл нам плавки, полотенца, подстилки для загорания на берегу, и окружил такой заботой, что нам стало немного неловко, что мы отвлекаем его от работы. Сказали ему об этом, на что он, послав нас шутливо на три «советские буквы» ответствовал, что друзья приезжают не каждый день, в отличие от работы, которой каждый день выше головы, но на качестве её наш приезд не отразится. В этом мы были уверены. Вечером, вернее в ночь с субботы на воскресенье, мы все собрались на берегу Оредежи, как бывало. Был накрыт стол, вернее одеяло, «бойцы вспоминали минувшие дни». Генка меня укорил: - Говорил надо было ехать сразу сюда! Я извинился. Он продолжил: - Что ты Славского не знаешь? Я промолчал.
Мы чудесно провели всю субботу, почти всё воскресенье, и в конце дня с большой неохотой поехали к тебе, забирать сумки, оставленные у тебя в кабинете. На сей раз ты встретил нас как побитая собака. – Ребята! Извините, я всё понял. У нас сейчас будет ужин, я вас покормлю. Я молчал, чувствуя себя виноватым, что чуть не испортил Генке выходные, а он ответил: - Спасибо, Володя, нас Саня покормил и в дорогу дал с собой. Где наши сумки? Нам домой пора, завтра на работу, скоро наша электричка. Отказались от твоего предложения проводить нас и ушли. В вагоне Генка покрутил головой: - Ну, и гов-о! И мы заговорили о своём.
Ещё один эпизод вспомнился, когда ты попросил у него для проведения своего юбилея его ресторан. Генка в то время работал директором громадной интуристовской гостиницы «Ленинград», потом её переименовали в «Петербург». Он позвонил мне и сказал об этом, склоняясь к тому, чтобы отказать: - У нас и так клиентов навалом, на чёрта он мне нужен. – Я упросил его дать, не помня старых обид, если можно. – Ладно, х.р с ним, позвоню директору ресторана, чтобы шло через него, а не через меня. Ты пригласил меня, старый «друг», всё же, размалёвывая свои достоинства, благодаря которым тебе предоставили помещение в гостинице «Ленинград». Во время праздника ко мне подошёл молодой человек и сказал, что меня «приглашают» зайти, и показал на балкон, выходящий в зал, на котором показался Генка, сделал мне приглашающий жест и ушёл. Молодой человек предложил меня проводить в директорский кабинет,где ждал настоящий друг. Мы сели, стали беседовать. Не прошло и получаса, как открылась служебная дверь, через которую я вошел, и на пороге появился ты. – Привет, Гена! Вот где ты! Как дела? - За много лет нашей дружбы я достаточно изучил Генкины повадки, характер, мимику, которая сейчас выражала: -Вот кого бы я хотел видеть сейчас меньше всего. – Но, твой напор остановить было нельзя,- Классно у тебя! Ген, пойдем, посидим, выпьем, поговорим. – Да нет, Володя! У меня ещё дела и я обещал Машуне, жене, пораньше приехать. Выпью я дома. Ты не уловив его иронии, продолжал настаивать: - пойдём, ненадолго. – Генка покачал головой отрицательно и ты обратился ко мне: - Ну, что? Пошли! Гости ждут!! Пошли-пошли! Генка иронически посмотрел на меня: - А что, ты недопил?- Я тебе сказал: Иди! Догоню! Со словами: - Не задерживайся,- ты вышел. Генка съязвил: - Иди, ждут,- а потом серьёзно спросил: - Чего ты его не пошлёшь? – Не думая даже я ответил: - Не могу как-то противостоять наглости, нахальству и хамству. – Попрощался с ним и, договорившись о звонках, спустился в зал, где ты верховодил Я понимал, что ты приглашал Генку за стол, чтобы объявить гостям, что вот Директор и Президент гостиницы, где мы сидим, Президент Совета Директоров гостиниц г. Ленинграда, один из учредителей банка, член разных советов города, твой ближайший друг, почтивший тебя своим присутствием на твоём юбилее. А потом уже можно было тоже самое раззвонить в своих кругах в городе, прислонившись к важному лицу.
Позднее ты ему тоже навязывался в друзья. Когда ты стал директором какого-то кооператива, и я тебе стал не нужен, разве что при случайных встречах около дома или на лестнице, как слушатель,- какой ты молодец, как у тебя всё хорошо, как много ты стал зарабатывать,- мне позвонил Генка, позвал на выходные на дачу в Кавголово и рассказал о твоём звонке. Ты приглашал его одного! поехать на своей машине за город, на рыбалку, отдохнуть в компании. Генка удивился, с чего это вдруг? И почему без меня, хотя я был связующим звеном? Генка об этом не спросил, но попросил меня передать тебе, чтобы ты больше ему не звонил, не только с такими предложениями, но вообще. Поскольку ты мне звонить перестал, перейдя в ранг директора и желая общаться только с ДиЛекторами, я Генке предложил самому объявить об этом претенденту на его внимание. Он засмеялся, вспомнив наш разговор о неумении противостоять прилипалам и наглецам. На даче, в Кавголово, о тебе даже не вспоминали, хотя ты ещё в моей жизни появишься. И не раз.
Так что ты можешь не говорить расхожую и частую любимую фразу: - Это наш с Исааком друг,- когда я где-то к месту вспоминал о нём,- и сразу пояснял, кто такой Генка. В наши редкие совместные встречи ты укреплял его мнение о себе. Ну, я ещё упомяну о нём, а сейчас вернёмся в лагерь. Ты привязался ко мне,- не в лучшем значении этого слова,- на еврейской теме. Я проговорился, что лишился работы, а тогда нашему брату с этим было туго. Хлопнув меня по плечу, ты выдал, что с этим проблем не будет. Стал рассказывать о прелестях работы в школе, стал агитировать и меня поступить в школу, тем более, что у тебя в школах, РОНО и ещё где-то, всё схвачено. Ты учился в Пединституте Герцена и там связи были вроде. Короче, я поехал после окончания смены в лагере на Юг, оставив тебе телефон родителей, с которыми я жил тогда, зная, что ты в конце августа мне звонишь и сообщаешь телефон и адрес моей работы. С Юга, несколько раз звоня домой, спрашивал у мамы – звонил ли кто мне? Ответ всегда получал отрицательный. Приехав, рассказал Генке о твоём обещании, он хмыкнув, взял меня за руку и повёл по своим связям. Два-три звонка и я получил место преподавателя Ленинградского Техникума Химической промышленности. С тобой мы встретились случайно! в ЯНВАРЕ!!!, на мосту через Мойку. Ты шёл в Институт, что-то сдавать или получать. В Техникуме были каникулы. Я куда-то шёл по Невскому. Ты радостно кинулся ко мне, как к родному, схватил за руку, что помешало мне пройти мимо, как я намеревался? Ведь ты мне обещал РАБОТУ! РАБОТУ!!
Начал рассказывать о себе, как и где ты работаешь, какой ты молодец, что идешь сдавать зачёты, «сбрасывать». Потащил меня с собой: «Пошли, пошли, я быстро, а потом пойдём куда-нибудь.» Я поддался твоему напору и прилипчивости банного листа. Пошли в Ин-т, ты и там приставал к людям в коридоре, которые, как я понимал, еле тебя знали. Но ты напоминал, что то ли вместе в трамвае ехали, то ли за пирожками стояли - уровень знакомства высокий. Когда им удавалось отвязаться от тебя и я спросил, кто это,- ты весело смеялся:- Сам не знаю. Я не стал напоминать о твоём обещании, когда ты спросил, где я работаю. Как-то получилось, что ты опять «прилип» ко мне. Поволок в жилищный кооператив. На этой почве у нас появились общие интересы. Оформление бумаг, ожидание строительства, въезд, устранение недоделок. Время было отпускное, поэтому можно было, поставив раскладушку, мебели ещё не было, целыми днями подкрашивать, подстругивать, подвинчивать, подциклёвывать и много-много дел совершать, которые рабочие не сделали. Как-то ты, забежав ко мне по дороге домой, стал убеждать, что не мы для квартиры, а квартира для нас, а поэтому надо поработать ещё часа три, а потом идти обедать в столовую на Будапештскую. И что ты за мной зайдёшь, чтобы я был готов. Я человек точный. К исходу третьего часа размылся, переоделся и сел ждать. 3.10 от назначенного времени, 3.20, 3.30, 3,40, 3,50. Живот подвело, телефонов не было ещё, я сам отправился в столовую, где ты сидел и «наворачивал» так, что уши ходили ходуном. Ты мне даже посоветовал, что брать. Поинтересовался, как идут мои ремонтные дела. А я лишний раз убедился в том, что верить тебе нельзя. Даже в таком мелком обещании ты обманешь. Особая статья наша поездка в Украину.Я работал в школе, перейдя туда из техникума, сам устроившись!!! Летом вывез Комсомольско-Молодёжный лагерь школы в пос. Светлана, там отпахал, как обычно, на совесть и, вернувшись, узнал, что пионервожатая школы, получив разрешение на вывоз 3-4 х человек в составе Фрунзенской коммуны в поездку в Украину, набрала 30!!! Фаина Яковлевна Шапиро, инструктор ДПШ нашего района и организатор этой поездки,- да будет ей светло и тепло на небесах,- позвонила Галине Болеславовне, директору школы, назвала Лену дурой и, понимая, что детям нельзя ломать лето и отказывать, потребовала, чтобы от школы ехал ещё один взрослый. Г.Б. вызвала меня и попросила об этом, ибо все учителя в отпусках и выхода нет! Я, конечно, согласился. Встретился с Фаиной Яковлевной,- да будет земля ей пухом,- и она попросила найти ещё одного человека, для обеспечения безопасности на воде. Лето, жара, Днепр с притоками. Детей от купания не оттянешь. Мне не привыкать. Много лет работал в лагерях, знаю все нюансы. Я пригласил тебя съездить на халяву на Украину. Ты дал добро, но то, что ты НЕ УМЕЕШЬ ПЛАВАТЬ ты сказал только на месте, а потом и продемонстрировал.
Я пришёл в ужас. 180 человек надо было купать ежедневно и не по разу. Детей, которые тоже не все хорошие пловцы. Бассейнов в Ленинграде раз-два, а для сдачи ГТО мне давали воду раз в год 45 минут, но не для обучения, а для проверки сколько может продержаться на воде ребенок на 25 метровой дорожке до подхода помощи, в виде палки, которую я протягивал с бортика. Договорились, что ты будешь считать детей на берегу по десяткам, а я стоя в воде, контролирую их пребывание на плаву. За одним пришлось нырять, но всё слава Богу обошлось. Витю К. Девушки-практикантки из Техникума пищевой промышленности, обеспечивавшие наш выездной походный лагерь горячей пищей, пошли купаться вместе со всеми ребятами, плавали они плохо, но, тем не менее позвали мальчика на глубину. Он постеснялся отказываться, как позже объяснял мне, и поплыл. Когда силы у него кончились, а берег был уже далековато, девочки поплыли к берегу, уговаривая его «не тонуть». У меня намётан глаз на человека, который сейчас скроется под водой и задирает голову, чтобы ещё раз вдохнуть ртом, в который уже заливается вода. Я быстро доплыл до него, доставил на берег, отправил всех ребят в лагерь, а его оставил на берегу, посидеть, придти в себя и успокоиться. Спросил, почему он не позвал на помощь, когда стало туго? Его ответ, как и глаза, я запомнил на всю жизнь:
- А я знал, что Вы считаете нас на входе в воду. Когда дадите команду на выход и одного не досчитаетесь, то будете нырять и найдёте.
-Витя! Ты дурак, что ли? – возмутился я (Обычно я никогда не ругаю так своих учеников), это река – продолжал я. У неё течение. Утонул бы ты здесь, а искать тебя надо было вон там, - показал я вдаль по реке. Так что ты свою браваду оставь, иди в лагерь на обед и никому об этом случае не рассказывай.- А рассказывать никому и не надо было. Когда я, сам искупавшись пришёл в лагерь, меня позвала Фаина Яковлевна и потребовала отчёта о происшествии на реке. Дети, видевшее всё, в красках поведали ей и всем желающим услышать новость. Пришлось мне ограничить число, одновременно запускаемых в воду и рассказать, что надо делать, если в воде станет «кисло». Заодно ограничил дальность зоны заплывания. Не всем это оказалось по вкусу, имею в виду ребят хорошо плавающих, но я был твёрд. Правда, позднее, по здравому размышлению, предложил им вариант, который «пловцов» вполне устроил. Я предложил им купаться в числе последних, вместе со мной, что было принято «с чувством глубокага удовлетворения». Вскоре и тебе подвернулся случай продемонстрировать свои плавательные способности, что ты сделал весьма впечатляюще. Ты повелел мне не врать. Говорю далее чистую правду:
Фаина Яковлевна попросила нас с тобой сходить на пристань, чтобы купить билеты для прогулки ребят лагеря по Днепру на теплоходике в выходной день. До реки было километра три. На подходе к берегу поперек нашей тропинки оказалась широкая песчаная полоса. Шли мы босиком, держа босоножки в руках. Вступив на песок, мы ощутили его горячесть. Идти шагом было невозможно, остановиться, чтобы надеть обувку, нечего было и думать, можно было подошвы обжечь. Мы побежали всё быстрее и быстрее. Белый песок обжигал ноги, раскалившись на солнце. С разбега мы влетели в воду, чтобы остудить подошвы, по инерции переступая с ноги на ногу. Потом у каждого на подошвах мы обнаружили волдыри. Сходили на дебаркадер, узнали в кассе, что билеты на выходные все раскупили, и перед возвращением в лагерь решили искупаться. Разделись. Я сказал, что надо немного остыть перед тем, как лезть в воду, обтереться водой, для уравнивания температуры тела и воды. Ты хмыкнул по привычке, как это делал всегда, когда тебе кто-то пытался давать советы, которыми почти всегда ты пренебрегал, считая себя умнее всех!? Я отвернулся: - Делай как хочешь. Обтёрся водой, а когда повернулся к тебе, то увидел, что тебя стремительно уносит течение и ты не плывёшь, а барахтаешься, бессмысленно и беспомощно шлёпая руками по воде, как это делают утопающие. Я погнался за тобой. Вот тут я, наверное, должен быть тебе благодарен за то, что ты послушался меня (помнишь, СВИНЬЯ НЕБЛАГОДАРНАЯ) и не трогал меня, что я тебе велел, подплыв. Спасибо тебе за это. Бывают случаи, когда тонущие хватаются за своих спасателей, перестав соображать от страха смерти, к которой они уже прикоснулись, вяжут им руки и тонут оба! Ты дал мне возможность действовать так, как нас учили в институте на уроках плавания по теме: «спасение утопающих». Т.е взять тебя за подбородок, поднять вверх, чтобы ты мог дышать воздухом, а не водой, к чему ты уже был готов и продолжал тащить тебя дальше по течению, т.к. берег в том месте, где ты сиганул в воду был крутым, специально подмыт для приставания теплоходов и «Метеоров» прямо носом к берегу. Пассажиры сходили и заходили по трапу, проложенному с носа на берег. Я тебе объяснил, почему мы плывём дальше, хотя не уверен, что ты что-то соображал тогда. Видно было по твоим, вылезающим из орбит глазам, а потом надо было тебя успокоить. И этому учили в Институте. Я не посрамил учителей своих, несколько человек, благодаря их хорошей выучке ходят по земле, а не лежат в ней. В том числе и ты! Это так, информация к размышлению. А тогда, когда я увидел, что берег стал положе, я потащил тебя к мелководью. Ты плюхнулся на прибрежный песок, ноги не держали от пережитого страха, но быстро овладел собой и выговорил что-то вроде: «надо же, как это я оплошал?!» Я тебя попросил никому об этом не говорить, Во-первых, хвалиться нечем, а, во-вторых, если бы узнала Фаина Яковлевна, то она бы меня за такое смешала бы черт знает с чем. Она просила меня взять с собой человека, отвечающего за безопасность детей на воде, а я отнёсся к её поручению так халатно, и он сам чуть доблестно не утонул, попав в воду чуть выше колена. Отдохнули, отдышались и пошли в лагерь. Ф.Я. особенно и не огорчилась, что катание отпадает, да к тому же, вдруг испортилась погода, с неба обрушились ливни, мы еле-еле успели палатки, стоящие на территории монастыря, перенести внутрь, в каменное, мрачное помещение, а потом свалилась откуда-то холера, эвакуация в Киев и домой.
Пробежал ещё один год. Тебе подвернулся случай опять проявиться во всей красе. Генка позвал меня поработать смену в пионерлагере в Лосево. За три дня до окончания смены, во время игры в футбол взрослых с пионерами, один шустрый пацанчик с разбега ткнул меня плечиком остреньким в ребро. Я слышал хруст, даже задохнулся. Еле отдышался. Свезли меня на грузовике в ближайшую поселковую поликлиничку, где в одной комнате сидели, ведя приём 4 врача разных специальностей. Рентген показал трещину в ребре. Забинтовали туго вафельным полотенцем и отправили ждать сращивания. Было больно не только дышать, но и смеяться, и чихать, и кашлять. Ты явился, как только я появился дома и стал звать на Юг. У тебя уже был куплен билет и тебе нужен был попутчик. Опять твои: «поехали –3-4 раза» . Я отговаривался тем, что не могу ничего поднять, не могу ничего делать. Ответ был на всё: -Я всё за тебя подниму, всё буду делать, поехали, там на солнышке быстрее заживёт! – Уступил я твоей настойчивой назойливости ещё и потому, что в летнее время мама захочет, чтобы я бывал у неё всё время, а скрыть от неё своё ребро не удастся. Огорчать маму не хотелось. Когда я ей сообщил, что еду на Юг, она обрадовалась. – Конечно, отдохнёшь. – Так она и не узнала о моей болезни. Тебе я поставил условие, что научу тебя плавать. В морской воде плавать легче, а потом это необходимое умение человека. Древние греки говорили о человеке так: «Он абсолютный невежда, ни читать, ни плавать не умеет!» Ты согласился научиться.
Прилетели. Арендовали палатку и раскладушки на автостоянке в Евпатории. Начали отдыхать. Я полночи не мог спать. Боялся вертеться, чтобы не кряхтеть и не мешать тебе спать. Болело моё ребро. Днём досыпал на пляже, подставив его солнцу. Так прошёл первый день. В воду вошли один раз по пояс, чтобы ванну принять. На второй день на пляже появился молодой мужчина, ищущий преферансистов. Ты подскочил, как подкинутый пружиной. Кинулся к нему, потом вспомнил обо мне:
- Исаак! Я сыграю партиечку. – Конечно, Володя, отдыхать же приехали. Завтра за плавание примемся. И ты убежал за своим карточным коллегой. В первый день мы нашли прибрежное кафе и поели. По уговору все деньги были у тебя. Договорились ходить есть в 2 часа. Ты обещал к этому сроку вернуться. Появился ты около четырёх, когда живот уже малость подвело. – Извини, заигрался. Больше не повторится.
Повторилось-повторилось!!! Назавтра за тобой пришёл тот же человек с упрёком: -Володя! Мы без тебя не начинаем! Чего ты не пришёл по уговору? – Ты деланно рассмеялся: -Да вот друг обижается, я его вчера голодным оставил. – Я опять тебе напомнил, что каждый волен на отдыхе делать то, что считает нужным. Ты опять стал божиться, что придёшь к 2-м и мы пойдём обедать. Я лежал, дремал, пошел плавать на спине, прижав рукой больное место. Опять дремал. Где-то около 3-х я встал и перешёл на другое место, с которого видел как ты прибежал на старое место и начал искать меня. Я не обнаружил себя, чтобы не слышать опять твои притворные извинения и обещания. Ты с облегчением вернулся, я полагаю, к своим «новым» дружкам. Я постился до вечера, а когда ты пришел в палатку с расспросами куда я делся, что ты опоздал всего на 2 или три секунды, а я куда-то испарился, то я предложил тебе разделить деньги, чтобы я мог не зависеть от твоих пристрастий, а ел когда захочу, и вообще пусть каждый занимается собой, без оглядки на другого. Это было принято тобою с плохо скрываемым восторгом. На том и порешили. Я не хотел тебя больше видеть. После твоих заманиваний и обещаний в Ленинграде, бросить меня больного и беспомощного на пляже, и голодного в первые дни, это надо было уметь. А ты и умел. Когда подошел конец твоего отпуска, а у меня ещё неделя осталась, ты в палатке мне безапелляционно выдал: «Ну что? Домой поехали! Берём билеты!» - Нет, Володя. У меня ещё неделя. Я остаюсь. – Твой репертуар не менялся: - «Поехали-поехали! Мне скууучно будет одному ехать. А что ты будешь тут один делать?»
- А что я тут один делал до сих пор? Плавал, загорал. Ребро на солнышке и в воде зажило, а потом у меня здесь появилась компания нормальных людей, не тратящих свой отдых на карты. Я остаюсь!
Ты даже обиделся, но мне было наплевать, как тебе на меня. Я понял, что больше не хочу тебя видеть. Никогда! Прав был Генка! Когда я ему рассказал нашу эпопею, он, как обычно, улыбнувшись уголком рта сказал: «Он же, по-сути, бросил раненого товарища!» Я с ним согласился. Выглядело именно так. Когда я вернулся, ты прибежал просить у меня стулья на какой-то свой праздник. Пригласил и меня к определённому часу. Стулья я дал и ушел из дому специально, чтобы твои телефонные звонки или визиты с приглашениями, не застали меня дома. Пришёл домой поздно. Видеть тебя я больше не хотел. Повторяюсь. Назавтра ты принёс стулья, сообщил, что ты звонил, Ирочку присылал, но меня дома не оказалось. Мне показалось, что ты что-то понял. Потом я узнал, что вы уехали в Норильск. Через несколько лет вы приехали в отпуск. Мы случайно встретились во дворе, ты стал рассказывать, как хорошо там живёте, как устроились, какой ты молодец, как много зарабатываешь. Я слушал и думал, что отвечать, когда ты обо мне что-нибудь спросишь. Не спросил. Видя, что я не восторгаюсь твоими рассказами, закруглился и ушел. Потом я нашёл в своём почтовом ящике лист из «Огонька» с громадным снимком Хавроньи на ВДНХ и с крупной твоей надписью: «Это не автограф, но всё же!» Помню до сих пор изображение и надпись. Подумал, что ты что-то понял.
Когда вы вернулись совсем в Ленинград, я не пошел встречаться, решив оставить всё, как вышло после южного отдыха. Как-то встретил на улице Татьяну с Ирочкой. Ирочка приветливо обратилась ко мне, пеняя, что я не захожу. Уговорила меня дать обещание, что приду к вам.. Вытащила из меня буквально. Детей не обманывают. Пришёл. Как-то, само собой, всё почти забылось. Почти! И забылось!? Генка, узнав о свершившемся примирении, хотя открыто и не ссорились, как обычно ухмыльнулся уголком рта.
Уезжая в Штаты, ты попросил оформить документы на продажу дома в Антропшино, чтобы продать его. Я – СВИНЬЯ НЕБЛАГОДАРНАЯ – не помню сколько времени убил на все хождения по различным инстанциям для этого. Я не предъявляю счёта, подобно тебе, но эти поездки по Антропшино, Пушкину, Ленинграду по твоим делам, оформление массы документов,чтобы ты мог продать дом Стасу, да и выгрести кучи мусора пришлось, чтобы привести его в благопристойный вид, это время я мог использовать с большей пользой для себя. Но! У тебя хватило наглости просить меня об этом, у меня не хватило духа отказать «другу» в дружеской услуге. Да и не знал я о размерах советской бюрократии. Но, как говорится, сам дурак. А потом ты, кажется, спасибо даже сказал через Таню, написав ей письмо. Можешь приплюсовать услуги посредника при купле-продаже, кстати, к тем $$$? которые ты мне вернул, и о которых, уверен, ты все уши прожужжал знающим меня, чтобы убедить в моей непорядочности и своём благородстве.
Вспомнилось, как в прошлый приезд позвонили Грише Гутковичу, приятелю Генкиному и моему, в Сан Жозе. Он так жалобно позвал меня в гости, сказав, что может больше увидеться не придётся, но что он сам не сможет за мной приехать в С-Ф-ко. И мне пришлось тебя упрашивать отпустить меня повидаться. Ты был недоволен: «Ты приехал ко мне, а сейчас хочешь ехать ещё куда-то!?» Но смилостивился и даже отвёз меня, правда, заблудился, не в силах разобрать дорожные указатели и надписи. Пришлось звонить Грише. Он велел оставаться на месте, где стоим, и появился через две минуты, выйдя из-за дома. Ты сразу уехал, попив водички, не удостоив Гришу чести чаю вместе выпить. Я у него провёл один день, а на следующий ты явился забирать СВОЁ ИМУЩЕСТВО!!! Сужу по тому замечанию, которое ты сделал Грише и Любочке, когда они сказали, что хотели бы, чтобы я погостил дня три-четыре, ведь так долго не виделись. Мы с Гришей переглянулись удивлённо, услышав: «ЕСЛИ БЫ Я ЗНАЛ, ЧТО ТЫ ТАК ПОСТАВИШЬ ВОПРОС, Я БЫ ТЕБЕ НЕ ДАЛ ИСААКА!!!» Эту цитату я запомнил на всю жизнь. Вот именно «ДАЛ». Гриша, провожая меня до машины тихонько спросил, как мне у тебя живётся. Не знаю, был ли у него когда-нибудь разговор с Генкой о тебе, в связи со мной, но он, гуляя со мной по парку вдруг сказал: - А ведь Генка не любил Славского. Я пожал плечами. Мы уехали.
Во время поездки в Лас Вегас я был поражён несколькими эпизодами. Мягкостью и терпеливостью Миши. Когда он пропустил какой-то указатель, и ты проскочил поворот, то ты так заорал на него, что я полагал его реакция будет такой, по крайней мере я ожидал её: «Вова! Стой! Запомни это место. Если ты ещё раз на меня посмеешь так раскрыть пасть, то я тебя больше не знаю!» Миша спокойно улыбнулся и предложил тебе самому читать дорогу. Второй эпизод, что ты ухитрился «потерять» машину в гараже гостиницы, в котором всё расписано крупными буквами и цифрами. Позвал меня после обеда искать, презрев Мишино предложение заняться этим позднее. Стали ходить смотреть. Я замёрз в рубашке и сказал тебе об этом. – Я пойду в номер. Ты возмутился: - Куда это ты пойдёшь?! Найдём и пойдём! -Я решил, что простужаться ни к чему и ушёл, будучи уверен, что ты обидишься, - как же, ушёл без разрешения. Ты пришёл через час. Думал разговаривать не будешь, но радость от находки перехлестнула раздражение. Вспомнилась ленинградская простуда, когда ты ввалился двумя колёсами в траншею, вырытую поперёк тротуара и мостовой где-то в спальном районе города, куда ты завёз меня в одну из колымных поездок. Сам себе тогдашнему удивляюсь. Ты приходил вечером и звал «покататься», т.е. служить прикрытием для дружинников и ментов, вылавливающих частных извозчиков. И я, вместо того, чтобы объяснить тебе, что устал и хочу спать, уступая твоей прилипчивости, чтоб не сказать грубее, шёл «кататься», хотя у меня своя машина была для катаний. И так было не раз, не два и не пять. До последнего случая, когда, высадив пассажира, ты катил по тротуару в поперечную канаву, разрытую для прокладки чего-то и не огороженную, разглагольствуя о высоких материях. Я тебе сказал: «стой», видя её. Ты продолжал ехать. Я удивлённо повторил громче: «стой!», чтобы ты объезд сделал. Ты продолжал ехать. Я заорал: «СТОЙ!!». Ты повернулся ко мне всем телом и оба колеса рухнули в канаву. «Чего орёшь?!» сразу был найден виноватый. – А я тебе трижды сказал стой, думал ты следишь за дорогой. – Вылезли, убедились, что не только сели хорошо, самим не достать, но и сломали что-то. Ночь! Транспорта никакого. Ты решил пойти искать машину, чтобы вытащить твою и оттащить на ремонт куда-нибудь. А мне, НЕБЛАГОДАРНОЙ СВИНЬЕ, предписано было сидеть и ждать, чтоб её не разворовали, пока ты углубишься в поиски. Чтобы не замёрзнуть ты разрешил мне включить двигатель и греться печкой. Замёрз я всё равно, пока ты не приехал на самосвале, и я уехал домой на раннем трамвае на недельный бюллетень. Кстати, деньги за Лас Вегас я тебе отдал, сделав средний расчёт всех расходов. Раз уж затронули финансовый вопрос, приплюсуй сюда сколько с меня взяли в банке за доходы, которые ты навесил на меня, переслав чек для издателя не ему, как он просил, а на меня. И, наконец, приплюсуй сюда же за поздравление Мише. Когда Нахимовские уехали на Гавайи, Миша мне показал как пользоваться проигрывателем дисков. Я посмотрел диск с его 70-летием, где ты читал мои стихи. Кстати, очень плохо. Без интонации, терял страницы и нить повествования, но как гордо ты шёл на место, раскланиваясь, благодаря направо и налево поздравляющих тебя за то, как ты блеснул чужими мозгами. Ну, я об этом уже писал. Считай, что ты оплатил мой интеллектуальный труд. Я не знаю как ты читал «Витьку на 18-летие», наверное авторство тоже присвоил. Так что, пожалуй, я с тобой расчитался с лихвой. Так и передай тем, кому обоврал меня, что содержал меня полностью, а я тебя разорил. Только вряд ли ты на это способен. Ты злобно прорычал в первые дни, что я всегда берусь учить тому, что сам не умею делать. Давай разберём и это. Я тебе говорил, что с детьми нельзя так обращаться, но ты ПЕДАХОХ, тебе видней, к тому Санёк твой персональный внук, над которым можно издеваться от широты души. Я тебе говорил, как надо с принтером работать, Санёк тоже. Ты отлаял обоих. Только Витя-большой тебя вразумил. Я тебе говорил, что нельзя насиловать машину так, как ты это делаешь. Ты так и не научился ездить. Трогаешься так, что сидящих вдавливает в сиденье /это перегрузка двигателя и колёс/, тормозишь так, что пассажиры виснут на ремнях или хватаются за спинки передних сидений. Перестраиваешься так, что приводишь в ужас едущих сзади, а пассажиры твои валяются по сторонам. Парковаться не умеешь тоже. Это всё я наблюдал в процессе езды с тобой много раз, несколько раз заикнулся, но ты всех умнее. Кстати, сколько раз ты попадал в аварии? Говорил тебе несколько раз как надо писать, отступая в новом абзаце несколько знаков. Ты отмёл мои слова. Я тебе в подтверждение открыл несколько книг, но ты и здесь был непробиваемым, ответив, что ещё будешь править. Я тебе посоветовал как правильней и быстрей разгадывать кроссворды. Ответ, конечно, свой. Я сперва всё по-горизонтали, потом по-вертикали. Куда как умно. Я тебе говорил, что приходя в гости, вроде бы, удаляться в угол с судоками не очень хорошо. Я не сказал, что непристойно, но было именно так. Я тебе мягко сказал, что рассказы о том, как несколько идиотов играют в преферанс сутками, в то время как родные ищут их в больницах и моргах, не очень достойная тема, как и то, что ты, обознавшись, кому то СЗАДИ дал в ухо /очень благородно/ , а на кого-то вскочил верхом. Умные люди стыдятся подобных проявлений идиотизма. Ты же весело смеялся, читая на публике. Можно продолжать и продолжать подобные эпизоды, чему я пытался тебя учить, не зная предмета. Ты очень настаивал на звонке Володе Шалыту. Когда я дозвонился, мы с ним начали весело смеяться, вспоминая прошлое. Ты аж дрожал от нетерпения, желая вмешаться в разговор, схватил вторую трубку послушал нас /тоже очень благородно/ и влез ни к селу, ни к городу со своим приветствием. Володя даже опешил: - А это ещё кто? – когда ты представился, то он и тогда не мог тебя вспомнить. Потом, когда ты сказал, что ты друг Генки и Исаака, который у тебя гостит сейчас /сдуру/ то он сделал вид, что тебя помнит. Ты много раз за столом в различных местах рассказывал, как Шалыт,- следовал рассказ о нём,- это наш с Исааком друг, подкладывал тебе на стул подушечку, издававшую под садящимся на неё непристойный звук. Потом о разных диковинах, привезённых Володей из-за границы из гастролей, причём всегда посматривал на меня, помню ли я, что ты врёшь. Ты никогда не был у Шалыта в гостях. Всё, о чём ты говорил, ты слышал от нас с Генкой. Какие могли быть у тебя с Володей общие интересы и точки соприкосновения. Мы ходили к нему в гости и просили поиграть нам, что он и делал. Тебе же медведь на ухо наступил. Когда ты в том разговоре стал приглашать Володю к себе в гости: - Приезжай, отдохнём, покажу тебе Сан Франциско... я удивился. Ты сам города не знаешь, куда зовёшь? Как отдохнуть? Диски смотреть? Володя тебе вежливо ответил, что он несколько раз гастролировал с оркестром в С-Ф и всё знает. Я понимаю, ты намеревался, в мыслях, пригласить его к Ирочке, чего ж не взвалить на неё приём очередного гостя,- а за столом похвалиться: - Вот какой высококлассный музыкант,- он в Питере у Мравинского, в Заслуженном коллективе играл, полмира с гастролями объехал,- меня почтил визитом. И рассказать восторженным гостям, как он тебе подкладывал пукавшую подушку /вершина интеллектуальных воспоминаний/. Ты несколько раз рассказывал мне, как Володя встретился с тобой в Нью-Йорке и подарил часы, сняв с руки, сказав, что при нужде за 400 долларов сможешь продать. Я уверен, что он отреагировал на твоё представление по телефону: - Я друг Генки и Исаака. Сам-то ты ему на хрен не нужен, что он продемонстрировал не откликнувшись на твоё предложение встретиться в один из твоих приездов в Нью-Йорк, что ты не преминул откомментировать: - А Шалыт-то, оказался, с гнильцой. Я ему позвонил, что я в Нью-Йорке, а он сослался на занятость и отказался от встречи. -Я промолчал на такое твоё откровение, понимая причину и не желая растолковывать его. Это было до звонка Шалыту с предложением погостить у тебя.
Наблюдая жизнь Ирочки с мужем и детьми, их дом, их семейный уклад, я тебе несколько раз говорил, что дети тебе должны за Америку памятник при жизни поставить. Я снимаю это своё высказывание. Памятник надо ставить Мише Нахимову и Тане. Это они всё сделали. Я понял, что ты без них пальца о палец ударить не смог бы. Винюсь! В прошлый приезд я тебе на комп. поставил программу translate.ru и объяснил как ею пользоваться, как и гуглом, но ты за переводом каждой бумажки звонишь Мише, читая с таким акцентом,-сам слышал,- что понять вряд ли кто способен. Так мог ли ты шастать сам по иммиграционным учреждениям?
Я несколько раз хотел бросить писать это письмо, но возвращаясь к началу понимал, что нельзя такое хамство и скотство /это о свиньях/ прощать. И, наконец, утвердился в понимании происшедшего с нами. Ты не мог мне простить, что я видел тебя в безнадёжном положении в Днепре и вытянул тебя с того света. Когда мы в парке с Мишей шли вокруг пруда, а ты не мог за нами угнаться, чтобы послушать о чём мы говорим, то мы остановились, подождали, я тебе сказал, что ты мог сократить расстояние, переплыв пруд напрямую. Ты вдруг рассказал, легко и насмешливо, как о пустячке, как я тебя за шиворот вытащил из воды, сделав вид, что забыл где это было. Спросил:- в Молдавии, что ли? Глядя на меня вопросительно, понял ли, что ты врёшь в очередной раз. Не за шиворот, а за морду, не в Молдавии, а на Украине. А потом такие вещи не забываются. Когда небо с овчинку кажется. Я в своей жизни принимался тонуть трижды, первый в 9 лет. Каждый раз помню, как сейчас. У тебя память короче. Ты всё забыл, все 45 лет наши. Я не возражаю. Всё воспринимаю как данность. Не будь зла, не знали бы, что такое добро. Вот сейчас ставлю точку, опускаю много чего мог бы написать, но надоело тратить на тебя время.
-