Дневник Юлия. Где-то в море.
«Знаете, я свыкся с ролью путешественника. Но более того, как бы странно это ни было, я свыкся с неудачами. Наверняка, просто научился правильно их понимать. Раньше меня одолевало злость и обида. Меня бесило от темноты моих восточных коллег, раздражала потеря времени в Евгеанополе. Но на Западе, пусть не увидел я свет вдали темного пути, меня посетила дивная легкость и душевное спокойствие. По-прежнему я уверен в Истине, в ее существовании и неповторимости, но неудачи открыли новый горизонт. Каждый раз, оступившись, я сетовал и совершенно не замечал камней под ногами. Эти камни, досадные на первый взгляд ошибки, дают понять, что хоть сами по себе не есть Истина, но вместе образуют нечто достойное внимания. Я назвал это многогранностью, возможностью заглянуть в другие двери. Это дает уверенность в завтрашнем дне. Я знаю, что открою глаза на рассвете, и новый день принесет новые камни, а с ними познание. Теперь любой путь, любая дорога, пусть уходящая далеко в горы или петляющая в лесах приведет… я не знаю, куда она приведет, но риск будет оправдан.
Лишь по-прежнему не вижу я уверенности в глазах друзей. Иногда меня посещает мысль, что путь для них бремя. Пусть они и со мной до сих пор. Только меня окончательно перестали понимать. Хотя тебе, мой дневник, сознаюсь – их я понимать перестал гораздо раньше. На корабле, не иначе как, сговорившись, объявили мне бойкот. Лица кислые, обходят десятой стороной, молчат. И в чем дело? Да, мы заглянули в лицо смерти, но… Впрочем, чего я оправдываюсь. Одиночество меня не угнетает. Есть путь, есть цель и это главное.
Единственный, не подписавшийся под несуществующей «отрекающейся» грамотой наш новый пассажир. Отъевшись и успокоившись, Августин сутками судачил о богословии, о споре с монахом Морганом.
- Все гениальное просто, - сказал как-то, попивая со мной ром на палубе Августин. – Наш мир создан Безначальным, но как создавший его архитектор, Он продолжает подкладывать кирпичики и подмешивать раствор, иногда сносит или возводит целые этажи. Кто-то назовет это судьбой, я назвал предопределением.
Наверняка в тот день за мной было смешно наблюдать. Я действительно загорелся. Идея казалось простой и объясняющая многие вещи. Августин говорил и говорил, в потоке слов и напыщенных фраз перо мелькало как крылья Ангела. Так продолжалось, пока из камбуза не вышел Феофилакт.
- На самом деле все происходящее известно, запланировано или записано заранее высшими силами. Мы никто. Можно считать нас актерами, говорящими и двигающимися по чужому сценарию…
Хрясь! Речь Августина прерывается, он захлебывается ромом, темная жидкость из дрогнувшей руки разливается. Феофилакт, отвесивший от души смачную оплеуху, безмятежно шагает прочь.
- Ты совсем спятил! – заверещал от злости и удивления епископ.
- Так ведь все предопределено, - возмутился монах и скрылся в каюте.
К теме я не возвращаюсь. Страшно представить, что произойдет в мире, если крикнуть на улице о нашей судьбе, как цирке Безначального. На империю не нужно будет и барбаров. Осознание личной безнаказанности худшее, что можно придумать.
И все было бы как никогда просто и понятно, не будь на корабле Марии.
Глава 12
Юлий не успевает дописать предложение. Пол под ногами приходит в движение, ветер через сквозняки воет с неимоверной силой, с посвистом голодной горгульи. Юноша успевает схватить покатившуюся тарелку, но часы, скрипнув металлическими ножками по дереву, в дребезги разбиваются.
- Что за…
Он встает со стула, что бы размяться и впервые чувствует неуверенность в ногах. Парусник качают из стороны в сторону проснувшиеся волны так, что к двери приходиться добираться, держась за стенки.
Наверху не лучше. Ветер обдувает со всех сторон и не взявший плаща Юлий прячет мигом оцепеневшие руки подмышки. Небо затянуто, волны слегка, как бы играя, подталкивают корабль. Обычное быть может дело привыкших жить в море, но для пешеходца с востока даже легкое покачивание кажется землетрясением.
- Штормит, - облокотившись о борт Феофилакт кивает на едва виднеющиеся на горизонте тучи.
Юлий едва заметно дергает головой в знак согласия, не удостоив чернеющее небо взглядом. Слова на ум не приходят.
- Капитан говорит, что из-за ветра мы заметно сбились с курса, - продолжает тем временем Феофилакт как можно беззаботливей.
Ноль эмоций.
- Неизвестно когда мы доберемся до берегов Востока. Деньги на содержание наемников почти на исходе, это с учетом, что нам нужна еда, ночлег.
Монах пытается заглянуть в глаза Юлию, но взор молодого человека проходит сквозь материальную оболочку мира. Где-то там, сквозь пласты мироздания, его ждет величайшее сокровище – Истина.
- И тебя не волнует, что мы можем запросто потеряться? Что мы лишимся военного сопровождения и на первой развилке попадемся разбойникам? Что рано или поздно, с закончившимися деньгами, мы не сможем продолжать экспедицию?
- Что ни будь обязательно подвернется, - наконец выдавил из себя Юлий.
- Что ни будь… Камнем по башке подвернется. Это, кстати, тоже что ни будь.
Монах отворачивается, сцепив нервно дрожащие руки. Сжатые губы выдают в нем смешавшиеся горечь и раздражение.
- Пойми, Юлий, безответственность и надежда на Бога не одно и тоже.
Щека юноши дергается, черты лица искажаются маской, по телу пробегает дрожь. Не желая более слушать мораль, он разворачивается к каюте, но крик дежурного заставляет остановиться:
- Корабль!
- Военный, - Феофилакт приставляет руку к глазам, - с флагом Августа Востока и еще какой-то стяг, но далеко, не разгляжу. Ребята спешат куда-то. И что восточный гребной флот востока так далеко делает в этих водах?
- Мало ли, - отмахнулся капитан. Трезвое состояние морского волка удивляет даже Юлия. –Просто идут на встречу и все.
Быстрым шагом молодой барон подлетает на нос. Просто корабль, маленький, кажущийся игрушкой. Просто корабль, но отчего в душе холодеет, отчего ком встает в горле, а животный инстинкт вопит о помощи. Просто корабль, идущий навстречу.
- Макар! – крик срывается.
Атаман не замедляет появиться.
- Всех наверх! К оружию!
Не дожидаясь окриков капитана, Макар исчезает в трюме, от куда доносятся всполошенные голоса Егора и Тиса.
- Да это просто корабль, - пытается успокоить перепуганного юношу капитан, лично взявшись за руль. – Может это запоздалая помощь Западу или вообще что угодно.
- Чего доброго увидят оружие на борту и примут за пиратов, - предупредил осмотрительно монах. – Не лучше ли взвесить все?
Но Юлию на раздумье хватает несколько секунд.
- Значит просто идут навстречу? – переспросил он у капитана, как-то странно улыбаясь. – Отлично, это мы сейчас и проверим. Сворачивайте с курса.
- Да ты сов…, - начал было тот.
- Разворачивай свою гнилую посудину! – во всю мощь легких гаркнул сын Георгия.
Высказав в потоке ругательств все, что думает о Юлии и его дурацких походах, в купе с собой лично, согласившимся ввязаться, капитан резко разворачивает руль.
Толчок, корабль клонится на бок, уходя в крутой маневр. Вовремя схватившийся за канат Юлий удерживает равновесие. Кому-то везет меньше.
На палубе топот ног, юноша спиной чувствует тяжелое дыхание наемников, испуганные взгляды команды. Военный настрой мало кому приходится по душе. Если Феофилакт молча мечет взглядом молнии, выбежавший как из лесу, взъерошенный Алексий устраивает настоящий дебош. Неодобрительные выкрики слышны и со стороны скучковавшихся моряков. Заканчивается все полетом Алексия от пинка Макара в далекое путешествие по палубе. Гомон утихает.
- Теперь остается только ждать, - раздается в вопле ветра голос монаха.
Боевой имперский корабль, уже успевший изрядно сократить дистанцию, повторяет маневр парусника. По судну прокатывается тяжелый вздох, сопровождающийся короткими приказами Макара.
- Капитан, – Юлий в окружении вооруженных до зубов барбаров выглядит как деспот на трибуне, - полный вперед! Мы должны оторваться.
- Да вы с ума посходили! – заверещал тот, вжавшись в руль. – Это же имперский корабль! Да ни за какие деньги…
- Макар, взять судно под контроль, - с вызовом, чтоб слышали все, выкрикнул Юлий. По лицу тенью пробегает ухмылка. – Мы идем на отрыв.
Феофилакт бросается к барону, и главарь наемников пропускает его, отступив в сторону. Пока.
- Ты переходишь все границы. Очнись же, наконец. Нас догонят и арестуют, а вот тогда навсегда можешь попрощаться с поиском. Ты этого хочешь?
- Феофилакт! – голос Юлия не по возрасту звучит зловеще. – Мы многое прошли и многое пережили. Ты со мной или нет?!
Феофилакт качает головой и пятится назад. Наемники сковывают кольцо вокруг работодателя.
- Алексий!?
Но забившийся в отдаленный угол парень обхватывает голову и тихонько выбивает дробь зубами.
- Ну и плевать! – кричит разъяренный барон. – Можете убираться к Тени, вы всегда были мне обузой и помехой. Справлюсь сам, чтоб вас нелегкая унесла. Чтоб ваши кости сгнили! Чтоб…
Голос Юлия обрывается. Ярость и прежняя уверенность исчезают, сметенные порывом ветра. Имперский корабль приближается достаточно близко, чтобы явить развивающийся рядом с имперским флагом стяг из желтой ткани. В глазах застывает ужас.
Гремит выстрел, вода в десятке метров от удирающих вздымается фонтаном. Команда падает ниц, но следующих выстрелов не следует.
- Сигналят! – раздается крик с вышки. – Требуют остановиться!
- Плевать! – Юлий смахивает налипшие от брызгов волосы с лица. – Ничего не отвечать, плывем дальше.
- Да нас и так догонят! – пытается подать голос капитан, давно, впрочем, потерявший полномочия.
- Плевать!
Звучит ритмичный треск со стороны преследователей, ружейный дым сковывает корабль. Видимо ребята считают ядро мало внушительным, паля во всю из аркебуз. Разумеется только для виду – с трехсот то метров.
- Тис, - протянул Юлий, - а ну ка…
- Триста метров, - напомнил за спиной Феофилакт.
Наемники расступаются. Крестьянский парень, молча почесав редкую щетину, выходит к борту. Закидывает руку за спину, к колчану, стрела кладется на тетиву. Медленно, как бы с ленцой, лук поднимается, скрепит от напряжения тетива… Бэнг! Юлий провожает летящею смерть взглядом, сердце замирает, когда кто-то вскидывает руки и ничком летит на пол. Беспорядочная пальба прекращается.
- Теперь точно все, - лаконично подвел итог монах.
Наблюдать сцену остается недолго. Никаких шансов у жалкой посудины не было против имперского боевого корабля с двумя рядами пушек изначально. Команда лишь в молчании смотрит, как стремительно приближаются имперцы, отчаянно думая, что с ними сделают.
- Спешить им некуда, - Феофилакт за спиной откровенно веселится. – Сейчас они подойдут борт к борту и жахнут со всех двух рядов.
- Заткнись!
- А вот не заткнусь. Затем они сцепят корабли и арестуют. Если, конечно, раньше из-за твоих фокусов не расстреляют к чертям собачьим. Я на их месте в годы службы так и поступил.
- Если ты сам не заткнешься!..., - зло зашипел, совсем как кошка, Юлий.
- Тогда что? – с любопытством поинтересовался монах. – Отдашь приказ твоим головорезам? А сам ты на что способен? Без денег, без наемников, что служат сейчас, а завтра, с последней монетой, бросят? Что молчишь? Сказать нечего?
- Да я… да как ты…, - задыхаясь от злости, завопил покрасневший от злости юноша.
Перепалка не успевает достичь апогея и мутировать в нечто большее.
Капитан трусоват и более всего ценит ценность соей шкуры. Да и Алексию мало кто припишет храбрость и самоотверженность. Но их то северяне-барбары и упускают из виду. Решают видимо, что одним видом пресекают всякие мысли к саботажу. Сцена, однако, развивается кардинально в ином направлении.
Юлию кажется, что пол уходит из под ног. Даже Макар с мордоворотами теряют равновесие от неожиданного торможения корабля и летят кубарем по палубе. Брань, крики, неразбериха.
Преследователи правильно оценивают ситуацию. Синхронно распахиваются артиллерийские люки, попрятавшиеся было солдаты, поднимают головы, готовясь к абордажу. Покатившийся Юлий мало что понимает в воцарившейся суматохе, что-то вопят на пару Алексий с капитаном. Резко остановившийся корабль, столь же резко наклонившись на левый борт, идет в бок. Округа наполняется командами с противоположного судна, сопровождающиеся барабанной дробью – сцепив борта крюками, имперцы готовы взойти на палубу с оружием в руках.
Басистый медвежий рев заставляет содрогнуться. Макар грузно поднимается, широко расставив ноги, чудовищный бердыш угрожающе описывает зигзаги.
- Макар, одумайся хоть ты, - Феофилакт останавливает песнь бердыша, впившись мертвой хваткой в древко.
Северянин рвет оружие назад, но бердыш словно прилипает к пальцам бывшего егеря. Их обступают остальные наемники, топчась в неуверенности. Солдаты с имперского корабля тоже не спешат, выстроившись строем и нацелив аркебузы.
- Они убьют вас, - воззвал монах к разуму.
- Что делать то? – прошептал Егор, нервно сжимая короткий клинок и поглядывая с плохо скрываемым испугом на нацеленные дула.
Рука Подрывщика тянется к сумке с гранатами, но застывает на полпути.
Феофилакт, пристально посмотрев в глаза Макару, молча отпускает бердыш и отходит. Молчит и поднявшийся на ноги Юлий.
- Мы готовы вести переговоры! – громко крикнул атаман.
- Переговоры говоришь? – раздается голос издали. – Это ты у них, что ли главный?
Юлий узнает голос. Призрачный страх, преследующий днем и ночью, обретает плоть. Парень пятиться назад, но колени, предательски дрожащие, подкашиваются. Неудавшийся вояка падает, пытается ползти, но его подхватывает совсем не дружелюбно Макар, выкидывая вперед.
- Нет! – кричит в ответ он. – Вот наш предводитель.
Со стороны корабля имперцев раздается низкий, в пору Макару, смех. Лязгая тяжелыми доспехами, по мостику через борта кораблей переходит высокий и статный воитель.
Плечи Юлия опускаются. Он понимает, что здесь его мечтам начертана последняя черта.