Помню, в тот период времени на своем объекте я провел дежурную акцию. В Литве приобретал известность Саюдис- народный фронт Литвы. В полку связи, который я обеспечивал до увольнения, служила группа литовцев. На флоте я славился как эксперт по работе с прибалтами. Ну и здесь, конечно, я тоже развернулся. Внедрился в группу литовцев, приобретя одного из них. Вербовочную беседу я начал с литовского приветствия Цвейцинате. Перед беседой я узнал, что мой Чурленис, (а такой псевдоним я рекомендовал парню после получения от него согласия на сотрудничество), родом из Каунаса. В беседе я поразил парня знанием литовских достопримечательностей ( еще бы, ведь первый мой жилищный кооператив был куплен именно в Каунасе, в конце прекрасной улицы Лайсвесаллее). В Каунасе располагался музей талантливого литовского живописца Чурлениса. Его фантастические картины были великолепны. Для интеллигентного человека знание о произведениях Чурлениса считалось тогда обязательной нормой. Короче, уже вскоре Чурленис уже не только информировал меня о настроениях литовцев, но и участвовал в разоблачении “буржуазной” сущности Саюдиса, который, конечно, работал на американские деньги. Моряки-литовцы оказались настолько подготовленными мной через Чурлениса, что согласились на встречу с корреспондентом флотской газеты “На страже Заполярья”. В беседе с ним высказали свое отношение к предателям, которые хотят оторвать Литву от дружной семьи советских народов и обратились ко всем литовцам, служившим на Севере. Интервью было напечатано в газете, а через несколько недель Литва объявила о государственном суверенитете и литовцы в спешном порядке были уволены из армии. Судьбы их я конечно не знаю. Но слышал, что литовцы захватили архивы КГБ в Литве и напечатали в своих газетах списки наших агентов. Конечно, тех, о которых, согласно существующему порядку, мы информировали т.н. территориальные органы КГБ в Литве после их увольнения. На связь литовцы их, как правило, не брали, но в архивах данные о них хранили. О Чурленисе я никого не информировал.
Так вот, Исакову кстати, повезло меньше, чем О. Поддавшись на чьи-то призывы, он перевелся в украинскую спецслужбу в Севастополь. Там он оставил свою жену и служебную квартиру , ушел на пенсию, и видимо и живет сейчас где-то недалеко от меня в своем Яготине, хотя встретиться с ним еще не пришлось.
***
* * *
Я обещал рассказать об отношении чекистов к выпивке. Сказать, что они пили как все, значит, ничего не сказать. В нашей среде не было политработников, а, значит, пересчитывать выпитые стаканы было некому. Кстати, в КГБ политработников никогда и не брали. До сих пор не могу четко определиться в причине. То ли высшее руководство КГБ знало о том, что конец политработников близок. То ли нельзя было партработника научить основам конспирации. То ли нас, политических бойцов партии, уже тогда готовили к серьезным переменам в жизни общества. Они не любили нас , чекистов. Они никогда не упускали случая сообщить о том, что какой - то оперработник был замечен ими в нетрезвом виде, или поступил сигнал о его неблаговидном поведении в семье. Впрочем, я же начал о пьянке.
Я пришел в органы уже закаленным попойками, которые устраивали комсомольские работники. Пили они всегда на чужие деньги. Я помню свой первый опыт проведения отчетно- выборных комсомольских собраний на Калининградском ликероводочном заводе, а также на пивзаводе., который относился к нашему Ленинградскому районному комитету ВЛКСМ в гор. Калининграде.
Но уже в первый месяц работы в особом отделе я понял, как этот опыт ничтожен. Наша служба заканчивалась обычно в шесть вечера. Прибалтика славилась многочисленными кафе. Весь оперативный состав жил в военном городке. А на автобусной остановке стоял отличный бар. Водка в нем стоила 80 копеек, а знаменитый рижский бальзам 1,20. Полагалось брать один к одному. То есть двести граммов спиртного. Уже через неделю я понял, что такого темпа мой организм не вынесет и стал уклоняться от веселой компании. Я был не прав. И об этом мне напомнили на первом партийном собрании. Нельзя уклоняться от коллектива. Неважно, чем коллектив занимается, но он коллектив.
Обычно раз в месяц пьянки были организованными и обильными. Праздновали назначения и присвоения очередных званий. Этот ритуал был обязательным. Существовала норма обеспечения спиртным. На каждого участника мероприятия необходимо было заготовить две бутылки водки и третью резервную . Выделялась машина и все ехали за город. Наши машины не подлежали проверке ГАИ и никто не мог остановить машину со спецпропуском. Кончались пьянки одинаково. Нас развозили по домам и сдавали женам. А на следующее утро надо было явиться на службу как обычно.
Я прошел несколько особых отделов, но ритуал во всех отделах был совершенно одинаковым. Существовала одна особенность.
Самым торжественным у нас считался день ВЧК –КГБ 19 декабря. Правда, особые отделы были созданы 20 декабря и не семнадцатого , а восемнадцатого года. Но выдержать один день, когда территориальные чекисты уже празднуют, было невозможно. Для празднования снимался лучший зал в гарнизоне. Обычно это был дом офицеров в Прибалтике, или столовая военторга в других гарнизонах. На работе не пили никогда. За аренду зала никогда не платили. Да это и не могло бы придти в голову руководителям питейных учреждений. Ведь в военной системе КГБ военторг, ДОФ, столовая, всегда были лакомыми кусочками. Почему- то они всегда доставались мне. Я не стеснялся пользоваться дополнительными льготами. Да и не такими большими они и были. Это сейчас магазины завалены красной рыбой и икрой. А раньше банка икры была собой гордостью и уважением.
* * *