Прокрустово ложе. Книга первая

   Павел Лагун
   
 
   
   "Прокрустово ложе"
   
   Книга первая
   

   
   
   "Если свет, который в тебе, тьма, то какова же тьма?"
   
   Ев. от Матфея 6.23
   
   
   
   
   Игорю Строкову - художнику и другу посвящаю. Автор.
   
   
   Часть первая
   
   Стилем не танцевать!
   Глава I
   
   Труп лежал в кустах неподалёку от танцверанды. В только что застывшей груди картинно торчал большой кухонный нож. На белой рубахе в тусклом отблеске одинокого фонаря выделялось чёрное кровавое пятно.
   На танцевальной веранде задудели "вальсок". По аллее парка наискосок от того места, где лежал труп, в сторону общественного туалета большими скачками убегал человек в узеньких бледно-зеленых брючках и в оранжевом кургузом пиджачке. За ним по пятам, по всем правилам охотничьего искусства, охватывая убегающего полукольцом и оттесняя его от бокового выхода из парка, мчались с десяток дружинников с красными повязками на рукавах во главе с тучным милицейским капитаном, который, размахивал пистолетом и свистел на весь вечерний парк в судейский свисток. Редкие парочки, встреченные на пути "загона", испуганно прижимались к деревьям. Погоня продолжалась, явно прорисовывая преимущество представителей органов правопорядка. Убегающий, шаг за шагом, прыжок за прыжком сдавал свои и без того незавидные позиции. Он то и дело спотыкался о кучи мусора и пустые бутылки, разбросанные по всей небольшой парковой территории, но страх быть пойманным гнал его дальше к высокому железобетонному забору, окружающему общественное место отдыха трудящихся. И вот, наконец, со всего размаха беглец упёрся в замызганную грязью и грачиным помётом непреодолимую стену, по инерции в напрасном порыве попытался подпрыгнуть и зацепиться за обломанный край. Но узкие брюки сыграли свою роковую роль: ноги потеряли большую часть гибкости, и попытка преодолеть последнее перед свободой препятствие окончилось полным провалом. Подоспевшие дружинники навалились на преступника, сорвали его с забора, заломили за спину руки, вдетые в оранжевый пиджачок. Отставший было во время преследования, тучный капитан, появился тут как тут и, потрясая перед носом пойманного казённым пистолетом, прорычал ему в усатое, очкастое лицо:
   - От нас, падло, не убежишь! Везде достанем!
   Усатого очкарика потащили по обратному маршруту, мимо лежащего в кустах трупа, мимо танцевальной веранды, изрыгающей фальшивые звуки какого-то фокстрота, мимо сгрудившихся возле входа на веранду шайки местных хулиганов, злорадно заухмылявшихся при виде столь торжественной процессии. А процессия направилась в расположенное неподалёку здание Дома Культуры. Задержанного втолкнули в комнату штаба народной дружины, где за большим письменным столом, в окружении двух милицейских чинов сидел подстриженный под "бобрик" молодой человек в сером пиджаке, на лацкане которого красовался комсомольский значок. На гладком, сытом лице молодого человека при виде доставленного взлохмаченного усача, появилась лёгкая гримаса презрения. Комсомольский вожак встал из-за стола и неспешной походкой подошёл к преступнику:
   - Так, Антитипов, ты опять за своё! Мы же тебя предупреждали неоднократно, а ты, значит, выводов не сделал, продолжаешь в том же преступном стиле! Придётся применить против тебя более суровые меры.
   - А, ну-ка, - обратился он к дружинникам, - держите его покрепче за руки и за ноги.
   Четверо дружинников мёртвой собачьей хваткой вцепились в худосочные конечности Антитипова, а комсомольский лидер засунул руку в карман своего пиджака и извлёк оттуда длинные и острые ножницы. Выразительно пощёлкав ими перед носом у очкарика, он ухватил пальцами свободной левой руки рыжеватый ус и быстрым уверенным движением оттяпал его ножницами под самые ноздри. Удовлетворённо хмыкнув и полюбовавшись первыми результатами своего труда, вожак, накрутив на палец, прикрывающий оттопыренное ухо, длинный завитый локон, ловко остриг его, проделав в причёске Антитипова значительную непропорциональную брешь.
   - Остальное сам сострижёшь - со знанием дела проговорил экзекутор, не замечая выступивших на глазах у его жертвы слёз, которые, правда, заслоняли толстые стёкла очков в металлической оправе.
   - Ну, а теперь брючата. И как ты их сузил?! С мылом, наверное, влезал?! - сострил руководящий комсомолец и под одобрительный гогот дружинников и милиционеров, наклонился и методически распорол, минуя швы, бледно-зелёные штанины на ногах Антитипова от щиколоток до коленей. Из глаз, уже не скрываясь за стёклами очков, потекли по щёкам настоящие слёзы. Комсомольский вожак был доволен собой. Дружинники и милиционеры были довольны собой и комсомольским вожаком. Хулиганы возле танцверанды, пряча в карманы кухонные ножи и финки, были довольны несказанно. Труп лежал в кустах, никем не замеченный...
   
   Глава II
   Заседание масонской ложи "Великий русский северо-восток" задерживалось. Все ждали Мастера. Он по неизвестной причине опаздывал впервые за несколько месяцев существования ложи. Через час нетерпение охватило большую часть "вольных каменщиков". Они возбуждённо прохаживались по Большой зале и, собравшись группками тихо, но нервно переговаривались между собой. С Мастером что-то случилось - вот основной лейтмотив их тихих взволнованных разговоров. Мастера нужно найти, иначе может произойти непоправимое, и тайное общество окажется под угрозой раскрытия. Этого допустить нельзя. Необходимо найти Мастера.
   Несколько добровольцев уже выразили желание отправиться на поиски, когда с балкона гулко ударил колокол и в дверях зала, освещённая призрачным отблеском немногочисленных свечей, появилась знакомая фигура Мастера. Чёрная бархатная маска прикрывала его худое лицо. Глаза из-под вырезов сверкали не только отражённым светом. В них светился огонь вдохновенья и борьбы. Многие знали, что Мастер близорук, но никто на заседаниях не видел на нём очков, и эта маленькая деталь вызывала уважение членов ложи.
   Мастер вошёл в Большую залу. Все присутствующие преклонили перед НИМ одно колено. Он милостиво разрешил им подняться, а сам направился к большому овальному столу, стоящему посередине залы и уселся в старинное высокое кресло. Остальные расселись по периметру. Заседание масонской ложи хоть и с опозданием началось с обычной церемонии переклички и клятвы. Затем слово взял Мастер.
   - Братья, - тихо, но внятно произнёс он, - над нашим орденом собираются тучи. Власть предержащие догадываются о существовании ложи. Они ведут яростную, беспощадную борьбу с нашим Влиянием. Они душат зародыши Семян свободы, посаженных нами в российскую почву. Они калёным железом выжигают Письмена, начертанные нами на Скрижалях русского духа. Они глушат Звуки, издаваемые Оракулом Истины. Они объявили нам войну на уничтожение. И они уничтожат нас, если мы не умножим усилия, если мы не сделаем процесс нашего Влияния необратимым. Нам необходимо чётко скоординировать действия ложи. До сих пор Проникновение было сумбурным и нецеленаправленным. Теперь нужно, оставив неизменной Стратегию, переменить Тактику. Создаются отраслевые цехи, риторы которых каждый месяц станут отчитываться о проделанной работе. При нашей ложе образуются: музыкальный, живописный, литературный, танцевальный цехи и цех моды. Каждый из присутствующих здесь братьев должен выбрать себе профиль и трудиться по нему, не покладая рук и ног во имя торжества Истины и Справедливости.
   По зале проплыл одобрительный гулкий шёпот. Масоны в полголоса обсуждали только что услышанное сообщение. Потом со своего места поднялся один из риторов. Верхняя часть его лица, согласно правилам, скрывалась маской, а на нижней выделялись хорошо подстриженные усы. Длинные русые волосы плавной волной падали по плечам укрытым чёрной мантией. Под мантией был заметен большой горб. Нервные тонкие пальцы поигрывали небольшим брелком в виде лиры. Ритор заговорил чуть прерывистым глухим голосом, выдававшим скрытое волнение.
   - Мастер! В связи с Вашим сообщением, позвольте мне изложить соображения, пришедшие ко мне давно, но сейчас подтвердившиеся, сказанными здесь словами. У меня есть план попытки регионального Проникновения на слабом участке обороны противника с дальнейшим захватом плацдарма и расширения зоны Влияния.
   При этих словах в зале наступила удивлённая тишина. Все обратили свои, прикрытые масками взоры на говорившего. И по мере того, как он продолжал излагать свой план, недоверие сменилось любопытством и постепенно перешло в надежду, охватившую всех членов ложи.
   - Как Вы знаете, - между тем продолжал длинноволосый ритор, - я устроился руководителем ансамбля в клуб на Голой Горе. Клуб маленький и пристального внимания властей не привлекает. Директор - женщина молодая. С ней я могу завести близкие отношения, и тогда почти никто не сможет помешать нам, сосредоточить все свои силы в этом месте и прорвать глухую оборону. Детали мы можем обсудить на следующем заседании ложи, а сейчас необходимо Ваше, Мастер, принципиальное согласие и одобрение братьями моего плана.
   Мастер задумчиво опустил подбородок на грудь и несколько минут молчал, постукивая пальцами по подлокотникам кресла. Потом поднял голову и медленно обвёл взглядом присутствующих.
   - Одобряем? - тихо, но внятно спросил он. Зал словно в едином порыве выдохнул "да" и Мастер удовлетворённо улыбнулся краешком губ.
   - Заседание ложи "Великий русский северо-восток" одобряет изложенный Вами, ритор, план локального Проникновения. Я считаю, что это наш единственный и уникальный шанс расшатать Основы. Если претворение плана в жизнь завершится успешно, то мы сделаем существенный шаг к нашей всеобщей Победе.
   - Истина с нами! - подняв над головой два раздвоенных пальца, громко провозгласил Мастер.
   - Истина с нами! - как эхо отозвались масоны, и раздвоенные пальцы взметнулись над головами за овальным столом.
   - Переходим ко второй части заседания, - снова заговорил Мастер, - принятие в нашу ложу нового брата.
   - Ритор, введите своего подопечного! - слегка повернув голову в сторону, внятно сказал Мастер.
   В дальнем и совершенно тёмном углу залы протяжно скрипнула потайная дверь, дощатый пол вздохнул под шагами, и на освещённое пространство медленно вышли два человека, у одного из которых глаза были плотно завязаны чёрной лентой, второй же, как и все остальные прикрывал своё лицо глухой маской. Второй подвёл невидящего к столу. По знаку Мастера все свечи в зале почти одновременно потухли. Осталась горящей лишь одна, странной изогнутой формы, гибко обвивающая, стоящий в центре стола человеческий череп, вырезанный, если попристальней приглядеться, из большого спелого яблока. Внутри яблоко оказалось полым, а свеча мерцала со стороны затылка, и потому пустые черепные глазницы излучали неясный тусклый, зловещий свет. Глазницы "смотрели" в сторону вновь пришедших.
   - Развяжите глаза новому брату, - раздался из темноты приглушённый голос Мастера.
   Стоящий сзади своего подопечного ритор снял повязку с глаз вновь посвящаемого. Тот слегка вздрогнул, увидев после полной темноты, горящие глаза яблочного черепа. Но голос, говорящий из тьмы залы, заставил новичка отвлечься от созерцания необычного зрелища на овальном столе.
   - Готов ли ты наш юный новый брат принять сан вольного каменщика, чтобы вложить свой кирпич в прекрасное здание Истины на обломках Зла и Невежества?
   - Да, готов, - чуть дрогнувшим голосом проговорил новичок.
   - Готов ли ты до конца идти по избранному тобой пути? Не свернёшь ли ты с него после первых же трудностей и неудач?
   - Нет, не сверну. Я избрал этот путь сознательно и бесповоротно.
   - Готов ли ты дать клятву, верно, служить нашему братству, и даже под пытками не предавать его идеалы?
   - Клянусь, - тихо, но внятно сказал юноша.
   - Тогда в знак приобщения к великому масонскому братству ты должен окропить своей кровью этот череп и поглотить его во чреве своём в знак верности нашему тайному обществу.
   Откуда-то сбоку из темноты возникла рука, затянутая в чёрную перчатку с зажатой в пальцах толстой и острой иглой. Другая рука, появившаяся рядом, взяла ладонь вновь посвящённого и подтянула её поближе к первой. Игла вонзилась в палец. Маленькая тёмная капля крови выступила на подушечке и поднесённая к яблочному черепу упала на торчащий из его затылка черенок.
   - Ешь - произнёс голос Мастера, - ешь плод с Древа Познания!
   Чуть-чуть дрожащей рукой юноша взял со стола умело вырезанный символ Жизни и Смерти, и, после короткого колебания, надкусил лобовую часть. По губам брызнул нагретый свечой яблочный сок. Но юному масону он показался сладкой кровью, одна капля которой являлась частью его самого.
   С каждым проглоченным куском ощущение это постепенно проходило и на смену ему, сладостной волной, поднималась радость и вера в собственные неистощимые силы - стимулятор, введенный в яблоко, действовал в соответствии со своим предназначением.
   С балкона протяжно раздался колокольный звон. И с этим ударом зала постепенно осветилась мерцанием множества свечей, и глазам открылась торжественная картина масонского собрания. С высокого кресла во главе стола раздался знакомый голос. Мастер провозгласил:
   - Наш юный брат! Властью, данною мне этим высоким собранием, я объявляю тебя принятым в тайную ложу вольных каменщиков. "Великий русский северо-восток". Отныне ты полноправный член нашего общества. На тебя распространяются обязанности и права братства. Ты будешь присутствовать на заседаниях, тебе будут даны поручения по процессу Влияния в зависимости от твоего Предназначения. Будь достоин чести оказанной тебе. И береги эту честь смолоду! Потому что ты вступаешь на дорогу, полную лишений и преследований. Вурдалаки и Оборотни не будут давать тебе покоя. Хоть и видима их непримиримая вражда, на самом деле они заодно. Они производное одной тёмной силы, имя которой Сатана. Это Сатана собирает Оборотней в стаи и те рыщут по городам и весям, творя зло и насилие. Они могут разорвать ни в чём неповинного одинокого прохожего, надругаться над спешащей домой женщиной, искалечить и убить ребёнка. Это существа без чести и совести, хотя можно слышать от них рассуждения о какой-то своей особенной морали и чести.
   Вурдалаки, Вампиры и Упыри воюют с Оборотнями. Или делают вид что воюют. Они говорят о защите закона, а сами же его бессовестно нарушают. Они говорят о чистых и светлых идеалах Счастья и Любви, а сами пьют кровь у своих жертв, преследуя тех, кто противится их власти. Вампиры и Упыри - низшие вурдалачьи касты, но злоба их ещё выше, чем у высокопоставленных кровососов.
   Эти две силы встанут на твоём пути, наш юный брат. Тебе понадобится много мужества и отваги, чтобы избежать гибели или заточения. Братство будет помогать тебе, но влияние наше ограничено. Ложа находится на нелегальном положении и в любой момент может быть безжалостно разгромлена. Но знай, сегодня ты приобщён к Великому делу Свободы. Ростки её всходят на нашей земле. Их затаптывают сапоги Оборотней и Вурдалаков. Но корни их неистребимы, Свобода расцветает на российских просторах!
   - Выпьем же за Свободу, братья!
   На столе появились бутылки с шампанским и бокалы. Масоны раскупоривали пробки, наливали искрящийся напиток в хрустальные сосуды, провозглашая тосты за Свободу, и осушали бокалы до дна.
   Мастер усадил юношу около себя. С другой стороны к Мастеру подошёл длинноволосый горбатый ритор - музыкант и попросил разрешения сесть рядом. Юноша краем уха, средь гула голосов и звона сдвигаемых бокалов, услышал их короткую беседу:
   - Что-нибудь случилось, Мастер? Эта задержка всех взволновала.
   - Да случилось ожидаемое - я попал в лапы к Вампирам и Упырям.
   - И они отпустили тебя?
   - Как видишь, но после серьёзной обработки...
   Отвернувшись от юноши, Мастер сдвинул в сторону край своей чёрной бархатной маски и открыл лицо горбатому ритору - музыканту. Ритор при взгляде на лицо Мастера невольно отшатнулся.
   - Подонки - с ненавистью произнёс он. - Они у меня поплатятся за это надругательство!
   - Не нужно им мстить. Они не достойны мести. Им отомстит сама жизнь! - Мастер вернул на место маску.
   - Давайте лучше веселиться, ведь мы приняли в своё братство нового юного ученика. Сыграй нам, ритор, на своей гитаре, спой нам песни Любви и Свободы!
   Ритор встал из-за стола и, сутулясь, ушёл куда-то в тень, а когда возвратился на освещённое пространство, в руках своих он держал странного вида гитару с длинным грифом и причудливо изогнутым колком. Эта гитара скорее походила на большую скрипку, хотя, как и положено, имела шесть струн.
   Шум разговоров и тостов за столом утих. Все обратили взоры на горбатого ритора - музыканта. Тот не спеша, настраивал свою гитару - скрипку, потом тихим перебором узких чувственных пальцев прошёлся по струнам. Но гитара неожиданно издала глубокий и громкий звук, резонансом отразившийся под сводами Залы. Ритор запел. Его чуть хрипловатый голос, переплетаясь в единое целое с гитарным переливом заполнил пространство, вливаясь в души и сердца слушавших:
   Босиком по росе
   По туманным лугам
   В мир осенний ко мне
   прибежала ты
   Словно в ласково сне
   Я прохладным рукам
   покорился без стона, без жалобы.
   Этот запах росы
   На ладонях твоих
   Мне напомнил забытое, дивное,
   Словно ветры весны
   Прилетели на миг
   В мою душу, как осень пустынную.
   Ты, наверное, сон,
   Что забыть мне нельзя,
   И который совсем не сбывается.
   Но порою росой
   Заливает глаза
   В те минуты, как он вспоминается.
   Голос смолк. Последний аккорд утихающим резонансом проплыл под потолком Залы, оставив вокруг отзвук звенящей тишины. Никто не проронил ни слова.
   Наконец тишину нарушил Мастер:
   - Хватит на сегодня грусти. Вы, ритор, трогаете наши души проникновенностью Ваших песен. Но я предложил веселиться. Ведь есть же у Вас и другие мелодии?!
   Пальцы снова ударили по струнам гитары - скрипки, выпустив на волю лихой рок-н-рольный ритм. Грохочущим камнепадом из полумглы пророкотала и размеренно застучала ударная установка. Бас - гитара и электроорган образно завершили мелодийный ряд - это невидимый до того музыкальный ансамбль ответил на призывный клич своего руководителя.
   Рок-н-ролл захлестнул бурной, упругой волной всех сидящих за столом и они тотчас повскакивали со своих мест. Чёрные мантии полетели в стороны, раскрыв разнообразные цветные одежды. На многих из присутствующих были надеты узкие в обтяжку брюки самых немыслимых оттенков. Танец ворвался в образовавшийся круг вертящимся смерчем, захватив в свои крепкие объятия членов тайной масонской ложи. Гитара горбатого ритор - музыканта издавала удивительные заворожительно - захватывающие звуки. Словно наркотический стимулятор, эти звуки казалось, проникали во все вены и артерии человека, заставляя его подчиняться своей власти. Гитарист искусно владел инструментом. Гитара безраздельно владела находящимися в Зале. Как демоническая скрипка Паганини, она могла направлять чувства и деяния услышавших её в нужное ей русло. Сейчас это был сумбурный рок-н-ролл. Масоны плясали без устали.
   И вдруг в разгар танцевального веселья, отчаянный крик с балкона:
   - Упыри!
   Струна, оборванная вздрогнувшим от внезапности пальцем, издала дребезжащий, полный боли стон. Резонанс захлебнувшегося аккорда ещё блуждал, утихая где-то высоко под потолком, когда внезапная, отчаянная тишина, похожая на минутное оцепенение, отозвалась беззвучным эхом на крик с балкона...
   - Без паники! - раздался в тишине голос Мастера. - Уходим тайными ходами! О новом месте встречи каждому будет сообщено!
   - Только бы они не перекрыли лазы, - тихо проговорил Мастер, как бы ни к кому не обращаясь. Но юный масон услышал эти слова и уловил в них неподдельную тревогу.
   Свечи в Зале потухли и встревоженные члены тайной ложи, подобрав мантии, в полумраке стали скрываться в узких дверях, за которыми, вырытые под землёй коридоры вели к лазам, выходящим наружу.
   Юный масон, два ритора и Мастер уходили из Залы последними. Они медленно пробирались по полу засыпанному землёй коридору к спасительному выходу. Впереди шёл горбатый ритор со своей гитарой - скрипкой, за ним ритор, пестовавший юношу. Он держал в руке свечной огарок, бросавший слабый отблеск на щербатые стены земляного коридора. Пальцами свободной руки он нервно пощипывал чёрную курчавую бородку, кое-где проросшую на молодом смуглом лице с большими роговыми очками. Замыкал шествие Мастер. Он тяжело дышал в спину юному масону, иногда что-то невнятно бормоча, словно повторял молитву.
   Коридор оканчивался лазом, сделанным в виде большой бездонной бочки, крышка у которой была замаскирована снаружи пучками жухлой травы.
   Выбрались в поле под полнолунную ночь. Свеча в руке смуглолицего ритора внезапно погасла от налетевшего откуда-то ветерка. Бородач в сердцах на плохую примету отшвырнул огарок в сторону. Масоны оглянулись по сторонам; над полем стояла подозрительная тишина. Невдалеке мрачной громадой на фоне светлеющего неба, вырисовывался заброшенный амбар, служивший тайным местом сборов "вольных каменщиков". Полная луна своим мертвенным светом заливала окрестности, контрастно проявив вдруг появившиеся, словно со всех сторон многочисленные чёрные фигуры, окружившие не успевших ничего сообразить масонов. Руки всем профессионально заломлены за спину. Грубые толчки, окрики и злобное шипение, сопровождалось ведение упырями своих пленников к расставленным возле амбара чёрно - вороновым в отблеске лунного света экипажам, внутрь которых запихивали не успевших сбежать членов тайной масонской ложи "Великий русский северо-восток".
   
   ГЛАВА III
   Антитипов пробирался с танцев домой. Именно, "пробирался", а не шёл и не бежал. Он пробирался закоулками, испуганно озираясь на тёмные кусты и шарахаясь в сторону от звука человеческих голосов. Хотя и наступил поздний вечер, людские скопления кое-где ватагами с гамом, гомоном и улюлюканьем проносились неподалёку от маршрута следования Антитипова. Он знал, чего опасался. Напороться на шайку праздношатающихся хулиганов даже среди белого дня, событие, мягко говоря, драматическое. А под покровом ночной тьмы те зверели окончательно, и драма запросто могла закончиться трагическим финалом, тем более что вид после "комсомольской экзекуции" Антитипов имел достаточно трагикомичный, а шпану водкой не пои - дай поиздеваться над узкобрючным стилягой.
   За свою приверженность к "стиляжьей" моде бит был Антитипов неоднократно. Последний раз недели две назад тёплым воскресным апрельским деньком при большом скоплении гуляющей публики под памятником Великому Вождю на площади, носившей его же имя.
   Антитипов вдвоём со своим приятелем Артуром Горжетским прогуливались по центральной улице, в полголоса обсуждая новинки американской музыкальной жизни, о которой они знали понаслышке, но гораздо больше, чем остальные жители городка, которые этими новинками не интересовались совсем. В руке Антитипова мурлыкал портативный магнитофон "Grundig", купленный за бешеные деньги у знакомого меломана из соседнего города по прозвищу "Билл Хейли". На приобретение этого магнитофона Антитипов угрохал все свои накопления, но покупка стоила того. Магнитофон был чудом западноевропейской техники: он работал без сетевого шнура на специальных батарейках, о существовании которых в окрестностях никто слыхом не слыхивал, кроме меломана "Хейли", достававшего их где-то по своим столичным "каналам".
   Маленькие бобины внутри магнитофона, прикрытые прозрачной крышкой, медленно вращались, выливали из небольших боковых динамиков в окружающую среду мелодичный блюз. Двое друзей, переставляя в такт мелодии свои ноги, затянутые в узкие брючки, мирно беседуя, двигались в сторону площади имени Вождя, привычно не обращая внимания, на косые, недовольные их внешним видом взгляды гуляющих горожан. Вождь щурился под ярким весенним солнышком и ему, очевидно, было жарко в демисезонном пальто, так как апрель выдался на редкость тёплым и солнечным. На голове Вождя, тоже, наверное, обалдевший от тепла, кощунственно уселся смолянистый грач. Он поминутно каркал во всё грачиное горло, стуча в паузах своим толстым клювом по мощному медному лбу Мыслителя и Гения.
   Наглые, провокационные действия грача почему-то заинтересовали прогуливающихся без дела стиляг. Задрав лохматые головы, они несколько минут наблюдали за политической диверсией представителя семейства пернатых. Потом Антитипов, уменьшив до минимума громкость блюзовых композиций, пряча в усах ехидную улыбку, глубокомысленно заметил:
   - По-моему эта птица не наша, не советская!
   - С чего это ты решил? - Артур вследствие более молодого возраста иронии в реплике Антитипова сразу не заметил.
   - Никакого почитания святынь. Воспитывали, видно, в буржуазном духе. В какой-нибудь Калифорнии.
   - А может она там червяков ищет? - Горжетский уловил тон разговора.
   - В мудрой голове червивых мыслей нет. Вот если плесенью немного покрылась за давностью лет.
   - А разве грачи плесенью питаются?
   - Что-то не видел ни разу. Значит, гениальных мыслей набирается и тут же их излагает. Слышишь, как громко!
   И приятели сдержанно засмеялись, поглядывая на горлащего грача. Но смеялись они напрасно. Оглянулись бы при этом по сторонам, заметили бы пристально наблюдающую за ними шайку, во главе с известным в округе паханом по кличке "Вовка-волк". Шайка с утра, накачавшись пивом и портвейном, маялись от скуки, шатаясь по городу и не зная, куда приложить свой совместный пьяный кураж. "Вовка-волк" считал себя человеком справедливым. Так сказать "борцом за правое дело". Оттрубил по хулиганке пару лет в "зоне", где усиленно "шестерил" и на нём ездили в клозет тамошние "воры в законе". Но, вернувшись на "волю", развернул перед местной не сидевшей шпаной романтические картины своей отсидки и за "боевые заслуги" попал у городской жуликоватой мелочи в "блатной авторитет". Из своих преданных поклонников, в основном, ПТУшных малолеток навербовал шайку и наводил с нею страх на школьников и учащихся единственного в городке техникума. Похож был "Вовка-волк" больше на шакала, чем на волка; плюгавый, злой, крикливый и хитрый. После "прелестей" отсидки персонально в драки не ввязывался: почувствовал всю выгоду загребания "жара чужими руками". Но уж крику от него и матерной ругани хватало с довеском. Выпендривающихся стиляг "Вовка-волк" ненавидел лютой пролетарской ненавистью, воображая себя, как и большинство уголовников, настоящим советским патриотом. И потому, ехидные ухмылки двух известных в городе "поганок" по поводу грачиного осквернения памятника Вождю мирового пролетариата подлило масла в огонь хмельной "социально-близкой" головы атамана. Голова воспылала гневом, а слюнявый, воняющий перегаром рот изрыг в адрес двух отщепенцев двенадцатиэтажную пролетарскую фразу, в вольном и сокращённом переводе звучавшую примерно так:
   - Вам чё, гниды поганые, Вождь наш не нравится? Натянули на жопы кальсоны и ещё гогочете, падлы очкастые! Щас я вам, сукам четырёхглазым окуляры повышибаю, морды усатые набок сворочу, ноги из кальсон сраных повыдергаю!
   Дав краткую оценку характеру преступления и меры наказания преступников "верховный судья и палач" неотлагательно приступил к исполнению собственного приговора.
   - А ну, мужики, - обратился он с пламенной речью к свом подручным. - Придавите этих мокриц!
   "Мужики", старшему из которых едва ли стукнуло шестнадцать годков, дружно бросились исполнять приказ атамана. Портвейно - пивной угар бродил в их пустых башках. Они чувствовали себя непобедимой силой, единым мощным кулаком, всё сокрушающим на своём пути. С ними их блатной вожак, который всегда отмажет от "легавых". Так вперёд - без страха и упрёка! Тем более, что перед ними двое испуганных хилых стиляг. Эти сопротивления не окажут.
   "Волчата" налетели злобной сворой, и как прилежные ученики кузнецов с молодым духом и задором замолотили кулаками и ногами по очкасто - усатым лицам и зауженным телам "мокриц".
   Нападение произошло столь неожиданно, что друзья - насмешники и в самом деле не оказали малолетней шпане никакого сопротивления, хотя возрастом превосходили их. Но, что такое два-три года разницы перед сплочённым коллективом и целенаправленностью действий. От молотобойных ударов засверкало в глазах. И единственное спасение, пришедшее в головы обоим избиваемым, заключалось, конечно же в бегстве. Почти одновременно, не сговариваясь, Антитипов и Горжетский бросились бежать в разные стороны. Прижимая к груди драгоценный магнитофон, Антитипов мчался в направлении своего дома, насколько позволяли его узкие брюки и дрожь в коленях. Позади слышался дружный топот банды и писклявые выкрики "Вовки-волка".
   - Не уйдёшь, падло, везде поймаем!
   Погоня наступала на пятки. Тяжело дыша от избыточного магнитофонного веса, Антитипов из последних сил свернул в проулок, отделяющий его от родных пенатов и, вдруг увидел идущий прямо ему навстречу милицейский патруль. Средний из троих служителей Фемиды широко растопырил свои здоровенные лапы, и Антитипов с налёту плюхнулся к нему в объятия. Треснутые от недавнего меткого удара очки сползли с носа, обнаружив близорукий беспомощный взгляд пойманного. За спиной послышалась какая-то возня, похожая на резкое торможение. Знакомый волче - шакалий голос возопил: "Атас!" и топот почти мгновенно исчез в противоположном направлении.
   Высвободившись из милицейских объятий и поправив сползшие очки, спасённый хотел, было вежливо поблагодарить своих неожиданных спасителей, но, увидев каменно - подозрительные лики блюстителей порядка, испуганно сдержался и виновато опустил взгляд.
   - Куда бежим? - спросил старший с тремя лычками на погонах, поймавший беглеца.
   - Домой - тихо ответил Антитипов, - живу я здесь недалеко.
   - А чего бежал? - сержант усилил металлический состав своего голоса.
   - Избить меня хотели, магнитофон отнять.
   Сержант пристально осмотрел протянутый Антитиповым магнитофон.
   - Где ты его взял? Украл, небось?
   - Купил - холодея в душе от неприятного предчувствия, пробормотал Антитипов. - У знакомого купил...
   - Фамилия, адрес? - грозно потребовал сержант, не отдавая назад магнитофон.
   - Ну, правда, он не ворованный, - стал уверять Антитипов, - у меня дома паспорт от него есть. Пойдёмте, покажу...
   - На кой ляд мне его паспорт. Может его с паспортом, и украли, и он у нас в розыске числится. Придёшь за ним дня через два в лабораторию отдела. Если не ворованный вернём, - сержант прижал к своему затянутому в синий мундир боку, конфискованный магнитофон и махнул рукой подчинённым. Патруль двинулся дальше по своему маршруту, унося с собой частицу жизни Евгения Антитипова.
   Магнитофон ему так и не вернули. В милицейской лаборатории несказанно удивились антитиповской просьбе. Никаких "грюндиков" никакие сержанты туда не приносили, а заместитель начальника милиции по политической части, к которому с трудом сумел прорваться потерпевший, увидев стоящего перед ним лохматого усача, позеленел от ярости и выгнал Евгения из кабинета, даже не спросив о сути дела. В вопросах идеологии замполит был непримирим. Так что, фигурально говоря, магнитофон "плакал горькими слезами". Слёзы Антитипова горчили его гораздо сильнее. Да, горька ты, стиляжья участь!..
   Пробираясь закоулками с танцев после комсомольско - милицейской экзекуции, Антитипов проклинал свою незавидную судьбу. Безвыходность подобного жития любому бросалась в глаза. Выход, правда, существовал. Напялить широкие парусиновые штаны, мешкообразный пиджак с накладными гимнастёрочными карманами, подстричься "под бокс", а лучше "под машинку" с чубчиком. Крутить на патефоне "Марш энтузиастов" и танцевать "Амурские волны" на городской танцверанде.
   Но вкусивший горькую сладость "запретного плода", навсегда прозревает от слепого сонного дурмана рабского подчинения общепринятым манерам. Можно подстричь волосы на голове, но обкромсать распустившееся в душе дерево нездешней свободы невозможно ни комсомольским инквизиторам, ни их золотопогонным помощникам, ни волчьим стаям тупоголовых хулиганов.
   До дома оставалось всего-то каких-нибудь два-три переулка и Антитипов уже почти чувствовал приближение родного безопасного угла, когда из-за ближайшего чёрного полуразвалившегося сарая, как черти из преисподней выскочили и преградили дорогу несколько тёмных фигур. У Евгения похолодело в груди, сердце оторвалось от привычного местопребывания. Ухнуло куда-то вниз и мелко затряслось в коленях. Одна из фигур отделилась от общей стаи и сделала несколько шагов навстречу. В поднятой левой руке ярко вспыхнул, ослепляя электрический фонарь "Даймон". И знакомый до боли в отбитой печени, гнусавый голос с радостным злорадством произнёс:
   - Ну, чё, гнида, далеко ты тогда от нас убёг? Сказал же ведь: не убежишь, везде найдём. Вот и попался, гад!
   Банда кольцом окружила полностью деморализованного Антитипова, а "Вовка-волк", притушив фонарь, полез в карман своих широченных штанов и достал оттуда какой-то тёмный узкий предмет. Лёгкий щелчок и предмет оказался выкидным ножом, тускло заблестевшим своим лезвием в отсветах далёких уличных фонарей.
   Полу ослепший от "Даймона", Антитипов поначалу не разглядел нож, а разглядев, в испуге отшатнулся на стоящих позади молчаливых "волчат". Те от молчания перешли к внезапному веселью и дружно загоготали, слегка тыча Евгения своими кулачищами в спину и бока. А "Вовка-волк" подошёл вплотную и прижав острие ножа к антитиповскому животу, процедил сквозь слюнявые, пахнущие перегаром и табачищем губы:
   - Не боись, паря. Замочу тебя быстро - пикнуть не успеешь. Бедный Евгений всем своим дрожащим нутром чувствовал проникающую безжалостность бандитского ножа. Тщательно наточенное остриё уже прорезало тонкий оранжевый пиджак, рубашку - парагвайку, широкий розовый с пальмами и обезьянами галстук и страшно покалывало живот в районе пупка. Волчьей лапе оставалось сделать только небольшое усилие...
   - Что, козёл, в штаны свои узкие навалил?! - острие слегка отступило, но затем сразу же вернулось на прежнюю позицию. И тут владельца ножа осенило.
   - А ну-ка, скидывай кальсоны, сука! Может тогда и пожалею?
   Выбирать, увы, не приходилось. Антитипов непослушными пальцами принялся расстёгивать пуговицы на своих изуродованных брюках. "Вовка-волк" и его подручные с ехидным злорадством наблюдали за этим процессом. Нож всё же вылез из оранжевого пиджака, но далеко не уходил, матово переливаясь в темноте. Когда антитипов вынимал ногу из первой штанины "Вовка-волк" заметил непропорциональный брючный разрез и гадко захихикал, догадавшись о причине, расчленившей пополам профессиональное искусство неведомого модельера.
   - Зуб даю, Пиявин тебе портки распорол! У него не заржавеет. Он вас гнид стиляжных, за "падло держит" и у нас тут с ним "кентовый расклад".
   Изо всей вышеприведённой тирады Евгений Антитипов понял только одно: хулиган "Вовка-волк" и комсомольский секретарь Валерий Пиявин совместно решают одну "благородную" задачу - искоренение всеми доступными методами тлетворного западного влияния на советскую молодёжь их образа жизни.
   Вторая штанина снялась так же без помех, и Антитипов остался стоять перед своими мучителями в чёрных сатиновых трусах, что явно не гармонировало с его остальной внешностью. Евгений стоял и очень боялся дальнейшего вынужденного раздевания. Но "Вовка-волк", видно сменив гнев на милость, трусы снимать, не заставил. Он спрятал свой "выкидон" в карман и, лениво отведя правую ногу чуть назад, навесил Антитипову не сильный, но достаточно чувствительный удар в промежуток между оранжевой фланелью и чёрным сатином со стороны спины.
   - Вали, паскуда, пока я добрый! А ещё в штанах узких замечу - точно замочу!
   Кольцо, окружающее пленника разомкнулось, но как только Евгений на полусогнутых коленях двинулся в образовавшийся проход, каждый из "волчат" посчитал своим долгом повторить действие "шефа", и пинки обрушились на беззащитное антитиповское седалище. Евгений припустил бегом под свист и злобное завывание стаи.
   Удрав на безопасное расстояние, гонимый остановился перевести дух. Унизительная тоска томила его душу. Он, родившийся в этом городе и прожив в нём двадцать лет, чувствовал себя, как изгой на вражеской территории, потому что посмел одеваться, жить и мыслить не так, как принято у большинства живущих здесь. А большинство всегда право. Так заведено в этом государстве: загонять нестандартных в угол, бросать на "прокрустово ложе" идеологии и рубить, безжалостно рубить палаческим топором всё, что не умещается в штамповку установленных истин.
   Размышляя над своей незавидной участью, Евгений Антитипов продолжил последнюю часть пути до родного жилища. Теперь он шёл почти без опаски, понимая, что худшее сегодняшним вечером уже произошло. На пересуды соседей, возможность встречи с которыми не исключалась, он не обращал уже давно никакого внимания. Да и те привыкли к экстравагантным выходкам "поповского внука" (кому-то стало известно, что дед Евгения был служителем презираемого культа и держал до революции приход неподалёку, в церкви на Голой Горе). Поповское происхождение Антитипова, помноженное на его внешний вид вызывало у соседей циничную иронию люмпенизированного пролетариата, сплошь и рядом населявшего родной городок Евгения.
   По мере приближения полу барачного строения (отдельный вход, но "удобства" во дворе), приютившего под своей дырявой крышей с дюжину семей, уверенность в дальнейшем беспрепятственном продвижении к месту своего постоянного ночлега, всё более охватывало издёрганную душу "борца за свободный стиль поведения". Предстояло, правда, выслушать очередные нотации родителей, но их интеллигентское нытьё вызывало у Евгения лишь чувство досады за отсутствие взаимопонимания между старшим и молодым поколением Антитиповых.
   И вот контуры крыльца с ярко освещённым окном родительской комнаты прорезались сквозь тьму апрельского вечера. Конец сегодняшним мучениям, а, сколько их будет впереди, даже страшно вообразить. Но он не отступится, он пройдёт этот путь, предначертанный ему свыше, чтобы того не стоило. Он пройдёт, но сейчас нужно дойти несколько шагов до дома, улечься в кровать и постараться заснуть. Калитка в палисадник отворилась тихим скрипом. Антитипов хотел сделать шаг во внутрь, когда внезапно заметил, отделившийся от притороченной к забору скамейки, человеческий силуэт, который двинулся в направлении возвращающегося домой. Час от часу не легче! Антитипов приготовился нырнуть за калитку, а до дома всего-то с десяток шагов. Но вежливый и совсем мальчишеский голос изменил его паникёрские намерения.
   - Евгений Херувимович?! Простите, что так поздно беспокою. Но я заходил несколько раз днём, а Вас дома не было. Я много о Вас наслышан и хотел бы познакомиться. Меня зовут Олег Гунин. Учусь в девятом классе, пишу стихи. Уделите мне полчаса, я слышал - Вы знаток поэзии.
   Чьё сердце не дрогнет от таких целительных слов? Тем более, когда на протяжении целого дня унижения сыпятся на голову со всех сторон. Евгений приободрился. Он даже забыл, что стоит перед своим поклонником в трусах, а когда вспомнил, засуетился и, полуприкрыв промахи в своём гардеробе калиткой, попросил Олега подождать несколько минут для переодевания. Затем поспешно скрылся за входной дверью квартиры.
   Олег остался ждать за калиткой. Сегодня он весь день ждал. Ждал Евгения Антитипова, про которого ему рассказал приятель - одноклассник Ося Юдкевич. У Оськи с Антитиповым знакомство было "шапочное", мимолётное. Познакомил их лучший друг Антитипова Артур Горжетский - десятиклассник из соседней школы. Проговорили они после знакомства всего несколько минут, но даже тогда Оскар Юдкевич понял, что разговаривал с выдающимся человеком. Но так как характер имел застенчивый и сам продолжать знакомство не решался, наговорил Олегу, который в одиночестве маялся со своими стихами, такой отсебятины, что юный поэт тут же загорелся желанием накоротке сойтись с необыкновенной личностью. Адрес узнали у Горжетского, и Ося, благословив "ходока", остался у себя дома возле телефона ждать сообщений о результатах встречи. Но Олегу не везло. Он в течение субботнего дня после школы раз пять заходил в антитиповскую обитель, но заставал только нервных и подозрительно поглядывающих родителей, которые, в конце концов, попросили Олега их больше не беспокоить. Олег уселся на скамейке возле калитки и решил держаться до победного конца - должен же Антитипов придти домой, ночевать.
   Поначалу, при затемнённом появлении Антитипова, экстравагантность его костюма Олег не приметил, но увидя "колониальный" покрой нижней части туалета выдающейся личности сразу же зауважал Евгения за необычайную смелость. Ведь чтобы разгуливать по среднерусскому городку хоть и в конце апреля, но зато в середине шестидесятых годов в шортах, нужна прямо-таки бесшабашная, отчаянная храбрость.
   Между тем дополнительное ожидание несколько затянулось. Олег уже стал предполагать, что хозяин просто-напросто забыл о его существовании, когда входная дверь в "обитель" слегка приоткрылась и, просунувшаяся в проём очкастая голова, полушёпотом произнесла:
   - Заходи. Только быстро и без шума.
   Подчиняясь заговорщицкому тону и внутренне затрепетав от предчувствия необычайных открытий, Олег Гунин, прикрыв за собой калитку, вступил на порог таинственного дома. И сразу же гостя охватила почти непроницаемая темнота. Только впереди маячила, чуть более светлая хозяйская спина, да полушёпот корректировал движение идущего впереди.
   - Пригнись, не ударься головой. Подними выше ногу, споткнёшься. Здесь дверь, слева косяк...
   Коридор окончился залой, так же погружённой в темноту, но из двух закрытых боковых дверей, ведущих в другие комнаты, тонкие полоски света слегка раздвигали тьму, образуя ещё более таинственный полумрак. Вдоль стен залы возвышались какие-то белые холмы, имеющие очертания мебели. Посередине маячил большой обеденный стол, так же покрытый белой скатертью. Из-за одной освещённой двери слышались приглушённые голоса - там очевидно находились родители Антитипова. Другая дверная щель кроме тусклого полусвета излучала ещё и полную тишину. К этой двери, минуя задрапированную белым залу, и вёл своего позднего посетителя Евгения Антитипова.
   Несмазанные петли приглушённо скрипнули и двое зашли в комнату. Хозяин привычно, по-деловому двинулся внутрь, а юный гость остановился у входа, потрясённый увиденным. Освещённая тусклым свечным огарком, воткнутым в большой витиеватый подсвечник, стоящий на подоконнике, комната почти вся сплошь оказалась увешена и заставлена картинными холстами, покрытыми какой-то отнюдь не реалистической живописью. Один холст, прикрытый белым, измазанным в некоторых местах красками, покрывалом был укреплён на мольберте, стоящим посередине комнаты. Рядом на маленьком столике в небрежном беспорядке раскинулись живописные атрибуты: палитра, тюбики с масляными красками, бутылки со скипидаром и растворителями и множество разнообразных кисточек. Всё говорило о посещении поэтом мастерской художника.
   Юный поэт застыл, ошеломлённый увиденным. А художник - нереалист, как ни в чём не бывало, уселся в старинное с деревянными подлокотниками кресло, предложил гостю последовать его примеру - второе такое же кресло находилось совсем неподалёку от входа в маленькую комнату - мастерскую Евгения Антитипова. Душа его радовалась и пела. Он сразу заметил, какое впечатление произвёл его домашний интерьер на мальчишку - поэта. Евгений давно мечтал обзавестись плеядой почитателей, но кроме Артура Горжетского и ещё двух-трёх знакомых никто не видел его картин, в которые он почти каждый день вкладывал свою, жаждущую признания и славы, душу. Рисовал Антитипов самозабвенно, забывая обо всех неприятностях, преследовавших его в повседневной жизни. Рисовал "композиции", как он называл эти странные, на первый взгляд бесформенные, переливающиеся цветной мозаикой, картины. Скорее всего, он и сам не понимал, что изображает на своих полотнах, но красочная гармония рождалась в глубинах подсознания и выливалась на холсты с какой-то необъяснимой закономерностью, неподвластной простому и доступному определению.
   Никаких "живописных" университетов Антитипов не кончал. Пристрастился к своему увлечению самоучкой. Учился же заочно в педагогическом институте и работал под покровительством своего отца - директора школы - лаборантом в кабинете химии. В городском отделе народного образования неоднократно просили Херувима Николаевича повлиять на сына, который своим внешним видом разлагающе действует на молодое поколение строителей коммунизма. Но все "душеспасительные" беседы сына священнослужителя с его непутёвым внуком необходимых действий не возымели. Мягок был по наследственной линии Херувим Антитипов, не мог "вдарить" кулаком по столу, а слов для убеждения в нецелесообразности ношения усов и узких брюк не находил. Так и оставил под свою ответственность сына - лаборанта при "аморальном" внешнем виде в стенах, возглавляемой им школы.
   На краски, подрамники и холсты уходила большая часть ничтожной лаборантской зарплаты. А ведь необходимо нахождение средств и на другие потребности, в которых Евгений старался себе не отказывать. Особенно, когда дело касалось модного стиля одежды. И здесь открылся ещё один его талант. Оказалось, что Антитипов прирождённый модельер. Он кроил по лекалу себе и своим друзьям брюки и пиджаки, а старая, выпрошенная у матери швейная машинка "Зингер", при её успешном освоении давала существенный приработок к финансовому базису художника - нереалиста.
   Олег Гунин, открыв рот, созерцал антитиповские "композиции". Он начисто забыл о цели, ставшей поводом для знакомства. Он уже мысленно называл Евгения Антитипова "Мастером", на манер героя одного романа, о котором он узнал от Оськи Юдкевича, слывшего в школе специалистом по "подпольной литературе". Но "Мастер" сам прервал затянувшееся молчание.
   - Ну-с, молодой человек, какие стихотворения Вы хотели мне показать?
   Кто бы теперь смог узнать в этом слегка самоуверенном, безусом, с зачёсанными назад приглаженными волосами, того испуганного одноусого очкарика в "семейных" трусах, что полчаса назад пробирался закоулками, проклиная свою нелёгкую стиляжью судьбу. Антитипов преобразился и внешне и внутренне. Второй ус, как и рекомендовал Пиявин, он успел сбрить, чтобы не смущать гостя, выстриженные волосы зачесал за оттопыренные уши и облачился в серый спортивный костюм. Теперь он был "мэтром" и знатоком искусств. Теперь он был Мастером и перед ним его первый Ученик.
   Смущённый от прямого вопроса и пристального взгляда увеличенного очковыми линзами, Олег слегка дрожащей рукой достал из бокового кармана куртки сложенную пополам ученическую тетрадку, развернул её и принялся перелистывать страницы, бормоча про себя: "Это не то...", "Нет...", "Читать нельзя..." Наконец, нечто подходящее остановило его критически настроенный к своему творчеству взор, и юный поэт, с трудом проглотив подступивший к горлу ком, стал читать по тетрадке, иногда слегка запинаясь от охватившего его волнения:
   - Конь крылатый с рыжей гривой,
   Голубые звёзды глаз.
   Ты походкою строптивой
   Пронесёшься в поздний час.
   Конь крылатый, непокорный,
   Неприрученный пока:
   Мир вокруг я вижу чёрный,
   Не совсем легка строка.
   Конь крылатый - жду тебя я!
   А дождусь? - не мне судить.
   Не хочу, чтоб прозы стая
   Вдруг смогла тебя убить.
   Поэт смолк, и, опустив голову, страшась и ожидая насмешливо - издевательские тирады. Но Антитипов, как и полагалось истинному знатоку и покровителю искусств, не стал набрасываться с критиканством на молодое дарование, хотя явно уловил некоторые "огрехи" в стихотворении о Пегасе. Долгом своим Евгений, совершенно справедливо, посчитал ободрить и морально поддержать начинающего стихотворца, тем более что сам он тайно "баловался" стихами, хотя и не считал это "баловство" своим уделом.
   - Неплохо. Совсем неплохо. Чувствуется присутствие таланта, но, как правильно замечено, ещё "не совсем лёгкая строка". Лёгкость слога придёт со временем. Главное, не отступаться и работать кропотливо и самозабвенно. И не опускаться до казёнщины. Как писал в своё время Валерий Брюсов: "...поклоняйся искусству. Только ему безраздельно, бесцельно..." А чтобы дух поэзии не убила "прозы стая", нужно жить на грани Великого страдания. Только через страдания стихотворец становится настоящим поэтом. На сытый желудок, ожиревшее сердце и ленивую душу в голову не идёт поэзия, а рецепты "Книги о вкусной и здоровой пище". Ты можешь спросить меня: Где отыскать почву для страдания? Ведь мир так прекрасен, так гармонично создан; есть ли в нём место духовному страданию? Увы, гармония мира призрачна. Вся она состоит из невидимых на первый взгляд страданий: от мук бабочки попавшей в паучьи сети до множества человеческих мучений, которыми людей "наградила" природа. Поэту, художнику, музыканту нужно проникнуть в сущность этих страданий, самому стать частью боли человечества, замкнуть на себя эту боль и выразить её стихами, картинами, музыкой. Вот ты видишь мои картины. Кажется, в них нет сюжета. Они бесформенны. Это не Шишкин, не Репин и не Суриков. Но это - Антитипов. Узел моих страданий, сплетённый с узлом вселенской муки, выражен в цветовых, красочных композициях, в музыке Любви и Ненависти, жизни и Смерти, в Гармонии и Дисгармонии нашего беспредельного Мира. Я вижу Миропорядок таким - ты можешь видеть его совершенно другим: право художника на индивидуальный взгляд - неоспоримо. Но в нашем родном государстве его оспаривают сплошь и рядом. Каждого хотят загнать в рамки, установленные свыше. Свобода творчества понимается как "познанная необходимость", а это бесконечная череда насилия над творческой личностью; невозможность для её самовыражения. И так не только в творчестве - так во всем, что связано с индивидуальностью. Я не могу носить ту одежду, которая мне нравится, я не могу, открыто танцевать танцы, которые танцует весь Мир. Я втридорога покупаю пластинки с любимыми мною мелодиями, потому что их у нас не производят, из каких-то совершенно непонятных соображений. Вот послушай, что в этой музыке страшного и запретного...
   И, не давая Олегу опомниться и до конца "переварить" всё сказанное, Антитипов поднялся с кресла и подошёл к стоящему в углу комнаты старинному платяному шкапу, приоткрыл его дубовую дверцу и, повозившись немного на полке, достал большой глянцевый цветной пластиночный конверт с иностранными надписями на нём, и портретом какого-то розовощёкого улыбающегося брюнета в малиновом двубортном пиджаке.
   - Элвис Пресли - кумир американской молодёжи - коротко охарактеризовал Евгений розовощёкого брюнета.
   Словно совершая магическое действо, Антитипов осторожно, двумя пальцами ухватился за краешек и вытащил чёрную, блестящую пластинку из конверта. Перехватив другой конец двуперстием второй руки Евгений, словно освещённую икону, поднёс смоляной диск, к незамеченному Олегом до той минуты проигрывателю, стоящему на низенькой тумбочке в неосвещённом свечным огарком тёмном уголке комнаты. Пластинка аккуратно улеглась на положенное ей место. Нажатие пальца на клавишу и на панели вспыхнул зелёный огонёк. Ещё одно движение руки и пластинка закрутилась, поджидая проигрывающую головку. Антитипов тщательно беличьей кистью очистил драгоценный предмет поклонения от пыли. Из стоящей на полу акустической колонки (подобную Олег тоже видел впервые в жизни) раздалось сначала лёгкое шипение, а потом забренчала гитара, загудел контрабас, заухала ударная установка, заплакал саксофон и приятный мужской баритон запел что-то на английском языке. Притягательная на слух мелодия растекаясь по комнате, захватывала всё ей пространство. Баритон лил на Олега непонятные английские слова (в школе Олег изучал немецкий язык) частенько повторяя одно "Love". И в этом слове, произносимым Элвисом Пресли, скрывалась какая-то манящая тайная сила, влекущая в новую, ещё не ведомую жизнь.
   - Страдание - производное неразделённой любви, - произнёс Евгений, стоящий рядом с креслом Олега, - нужно влюбиться и быть отвергнутым, чтобы в страдании познать Истину и выразить её словами на бумаге и красками на холсте.
   Олег Гунин заворожённый пением Элвиса Пресли и речами Евгения Антитипова, витал в каком-то необъяснимом блаженном дурмане. Он понимал лишь, что нашёл свой жизненный путь, отыскал своего духовного пастыря и пройдёт с ним этот путь до конца. Евгений же, вдохновлённый полётом собственной мысли, внутренне радовался, как мальчишка. Его слушали, им восхищались, он доподлинно знал об этом, изредка вглядываясь в глаза юного поэта. Он нашёл искреннее понимание, он отыскал живую, жаждущую насыщения душу. Духовная пища необходима им обоим как воздух. Они задыхались среди смрада всеобщей бездуховности. Они стремились к Единению со всем Миром, им же доставались лишь крохи, да и те в любой момент готовы были отнять ненасытные Упыри и Оборотни.
   
   
   ГЛАВА IV
   Открытие весеннее - летнего танцевального сезона в клубе на Голой Горе состоялось в пятницу 21 апреля в девять часов вечера. Клуб, расположенный в помещении бывшей графской конюшни, представлял собой длинное, приземистое строение с низким потолком и широкими входными воротами, кое-как переделанный под нужды культурного отдыха трудящихся. В дальнем углу кинозала, который после "эвакуации" кресел и поднятия экрана, превращался в танцевальную площадку, возвышалась добротно сколоченная сцена, служащая во время всяческих юбилейных торжеств и смотров для выступления участников клубной художественной самодеятельности. Над сценой, написанный белыми буквами по алой материи, красовался актуальный во все времена лозунг: "Искусство требует жертв". Но вот авторство сей мудрости сентенции, вызывало у местных художников, очевидно небольшие сомнения. Поначалу, около двух десятилетий назад, они были уверены в неоспоримости прозорливых слов Гения Всех времён и народов и смело вписали его имя под таким точным требованием к Искусству. Но, как позже выяснилось, Гениальный продолжатель бессмертных идей требовал жертв не только от служителей Муз, но и ото всех остальных социальных групп населения страны. Бывшее некогда великим имя замазали красной гуашью, но оно всё же местами проступало в нижнем правом углу полотнища. И тогда, не испытывая больше судьбу, решили присвоить авторство актуального лозунга Бессмертному Учителю бывшего верного Ученика, который вполне мог высказаться в подобном духе, как тонкий ценитель "Аппассионаты". Вечное имя написали поверх замазанного. Замазанное сохранили в душе наравне с вечным. Два имени слились в единое под актуальным лозунгом. Инструментальный оркестр настраивался под великими именами. Рабоче-крестьянская молодёжь наполняла "загон", в предчувствии "культурного развлечения". Большая часть танцевальных "кавалеров" при движении слегка покачивалась, выдыхая на близ находящихся "дам" свежепотреблённые запахи крепких, бодрящих напитков. Все желающие "культурно отдохнуть" группировались по территориально - уличному принципу, образуя единые спаянные команды, готовые в любой момент защитить себя и своих дам. Раздоры между улицами и кварталами маленького городка повсеместно выливались в локальные столкновения и глобальные потасовки с применением холодного и даже огнестрельного оружия. И, естественно, всегда находились победители и побеждённые. Побитые - побеждённые горели жаждой мести и вылавливали отдельных представителей победившей стороны. Те заново консолидировались и мстили мстителям. Так и жили в постоянных драках, разборках и выяснении отношений. Ну, а танцы - самое подходящее место покуражиться над своими врагами и показать "силу молодецкую" перед своими "бабами".
   Органы правопорядка прекрасно знали о подобном статусе танцевальных вечеров, но особенно в стихийные процессы не вмешивались, предоставляя почти полную свободу раскрепощённой личности, жаждущей "почесать" кулаки, продемонстрировать всё своё умение. Слежение за порядком, в основном, выражалось в забивании "козла" дежурным нарядом в комнате, отведённой под штаб ДНД. Сами же народные дружинники обычно "кучковались" возле буфета, отдавая предпочтение бутылочному пиву и бутербродам с колбасой.
   Уличные мстители с неприязнью поглядывали друг на друга. Оркестр настраивался для музыкального сопровождения предстоящего "культурного мероприятия". Но одна из групп, всё более привлекавшая всеобщее пристальное внимание, явно настраивалась на танцевальный лад, а не готовилась к зверскому мордобою. Эти странные личности, во-первых, выделялись из толпы своей нелепой одеждой - какими-то чёрными балахонами и такого же цвета полумасками, словно явились они не на обыкновенные танцульки, а на какой-нибудь праздничный бал-маскарад. Во-вторых, эти странные личности прошли в зал не через парадный "лошадиный" вход, а через сцену, имеющую запасные двери на улицу, что подчёркивало привилегированность положения или "блат" у кого-нибудь из оркестрантов.
   Странные личности в балахонах в количестве пяти человек сгрудились возле ступенек, ведущих на сцену, и тихо заговорили между собой, опасливо поглядывая из-под полумасок за группирующейся пьяной публикой. В компании явно выделялся старший - высокий чуть-чуть сутулый субъект, со щетинкой заново прорастающих рыжеватых усов. Он близоруко щурился, в полголоса рассказывая о чём-то своим приятелям, которые окружили его, ловя каждое слово. В танцевальном зале готовились к первой музыкальной композиции.
   А в это время в комнату народных дружинников внезапно зашла представительная комиссия во главе с комсомольским секретарём Валерием Пиявиным. Сержант и два его подчинённых, увидев среди вошедших тучного милицейского капитана, побросав доминошки, повскакивали с мест. сержант нажал на клавишу импортного магнитофона "Grundig", и Леонид Утёсов поперхнулся, замолкнув на полуслове.
   - Нарушений общественного порядка не зафиксировано! - не дожидаясь вопроса, доложил сержант. - Идёт наполнение зала!
   - Стиляги не появлялись? - поинтересовался Пиявин, искоса поглядывая на магнитофон.
   - Пока присутствие не отмечено, - сержант взял под козырёк только что надетой фуражки. - В зале дружинники, доложат, если кто появится.
   - Идите в зал вместе с товарищем капитаном. Я останусь здесь. Всех стиляг задерживать и доставлять сюда.
   Милиционеры двинулись на выход. Сержант замыкал шествие.
   - Ваш магнитофон? - остановил его на пороге голос Пиявина.
   - Мой, - соврал сержант.
   - Можно мне его дома послушать? - вежливо попросил Валерий - недельки через две я Вам его верну. Договорились?
   - Берите, берите! - охотно согласился сержант, понимая, что не видать ему конфискованного магнитофона, как своих ушей.
   Он вышел за дверь штаба ДНД, затаив злобу на весь белый свет.
   Между тем на сцену зала поднялась молодая стройная женщина с причёской "Бабетта" - директор клуба. Наклонившись к большому неказистому микрофону, она торжественно объявила об открытии весенне-летнего танцевального сезона и представила публике нового руководителя оркестра Бориса Гаврилина. Борис появился из глубины сцены. Светлые волнистые волосы падали ему на плечи, такие же светлые мягкие усы прикрывали верхнюю губу, глаза скрывали тёмные очки. Когда он повернулся чуть боком, отчётливо стал, заметен большой горб, прикрытый какой-то накидкой, похожей на балахоны странной компании в полумасках, как по команде, повернувшей свои скрытые лица в сторону горбатого музыканта. На шее у того висела удивительного вида гитара с длинным грифом и причудливо изогнутым колком, похожая на какую-то большую скрипку. Сбоку от неё тянулся длинный соединительный шнур.
   Подойдя к освобождённому директоршей микрофону, Борис Гаврилин несколько секунд многозначительно молчал, ожидая, когда в зале прекратится шум, вызванный его необыкновенной внешностью. Потом, повернув голову в сторону группы полумасок, вопросительно взглянул из-под тёмных очков на старшего. Тот еле заметно кивнул. И тогда музыкант чуть хрипловатым голосом произнёс в микрофон:
   - Мы открываем наш танцевальный вечер новой музыкальной композицией - быстрым и весёлым танцем "твист"!
   Борис Гаврилин тонкими пальцами руки слегка ударил по струнам своей гитары - скрипки. Из динамиков колонок, стоящих по краям сцены раздался глубокий проникновенный звук. Тут же ритм поймала ударная установка, контрабас окрасил мелодию низкочастотными тонами. Саксофон расцветил тему мелодичной импровизацией. Твист забурлил по залу пенящимся, шипучим напитком, от которого кружилась голова, а ноги не могли удержаться в статичном положении. Всем в зале захотелось танцевать. Но никто не знал, как танцуется этот самый "твист". Рабоче-крестьянская молодёжь переминалась с ноги на ногу, недоумённо поглядывая по сторонам.
   И тут группа "полумасок" вышла в центр зала. Как по команде сбросили с плеч свои странные чёрные балахоны и предстали перед толпой в разноцветных узких брюках и пиджаках. Маски тоже полетели в сторону, и кое-кто из публики узнал постоянных возмутителей спокойствия Евгения Антитипова и Артура Горжетского. С ними были ещё трое совсем молодых парней. Они немного смущались всеобщего внимания, особенно черноволосый кучерявый юноша, в роговых очках с толстыми линзами. Он постоянно отворачивал лицо от наиболее пристальных взглядов и старался смотреть на своего приятеля - блондина с поэтически - вдохновенным лицом и задумчивым взглядом больших серых глаз. Третьим из юного поколения стиляг в центре оказался мальчик с "д'артаньяновским" профилем и высокомерно сжатыми тонкими артистическими губами. Он смущался меньше всех. Да через несколько секунд и остальные из пятёрки, отбросив неловкость, затанцевали быстрый и весёлый твист. Под захватывающую мелодию они выделывали умопомрачительные телодвижения: то приседали почти до самого пола, то, казалось, взлетали под низкий конюшенный потолок.
   Горбатый гитарист тоже вытворял на своей гитаре нечто невероятное. Его тонкие чувственные пальцы порхали по гитарным струнам подобно мотылькам над цветочным лугом. Звуки как будто обрели живые голоса: то пронзительные, то еле слышные. Они то шумной ватагой заполняли пространство, то внезапно исчезали на несколько мгновений, чтобы тут же примчаться снова.
   Стиляжная пятёрка танцевала "твист". Остальной народ безмолвствовал, любопытным полукольцом окружив танцующих. Задние, чтобы лучше видеть, поднимались на цыпочки и напирали на передних. Кольцо сужалось. Многим очень хотелось включиться в буйство танца, но их охватывало какое-то непонятное стеснение, хотя набить кому-нибудь морду в том же публичном месте им не составляло ни стеснения, ни труда. Сейчас же они лишь притопывали ногами в ритмичный музыкальный такт. Злоба на окрестных обидчиков и врагов постепенно улетучивалась, уступая место желанию включиться в эту весёлую танцевальную круговерть.
   И вот в разгар этого показательного выступления, из задних рядов публики кто-то предостерегающе выкрикнул:
   - Лягавые!
   Расталкивая зрителей, к месту "преступных событий" лезли тучный капитан, злой на весь мир сержант и их, не рассуждающие подчинённые. Капитан размахивал казённым пистолетом, сержант усиленно работал кулаками и локтями, подчинённые пробирались следом.
   Мелодия оборвалась вместе со струной на гитаре - скрипке горбатого музыканта. Звук оборванной струны издал полный боли, дребезжащий звон. Резонанс захлебнувшегося аккорда ещё блуждал, утихая где-то под потолком, когда во внезапно образовавшейся тишине раздался сильный хлопок. Это тучный капитан выстрелил вверх из пистолета холостым зарядом.
   - Стилем не танцевать, ****ыть! - заорал капитан на весь зал, и, разбросав последние людские преграды, бросился на слегка замешкавшихся правонарушителей. одчинённые.й капитан, злой на весь мир сержант и их нерассуждающие ающе выкрикнул:ия, ни труда.же примчаться снова.
   Первым сориентировался более опытный Антитипов.
   - Бежим! Через сцену! - крикнул он своим приятелям, и стиляги гурьбой кинулись к запасному выходу. Блюстители порядка поспешили в погоню, но по пути сержант в неописуемой злобе вырвал из рук Бориса Гаврилина его необычную гитару и одним ударом расколотил её вдребезги об угол акустической колонки. Борис застыл от ужаса, глядя на останки своего музыкального инструмента, а затем внезапно осел, потеряв сознание, на руки вовремя подоспевших товарищей по оркестру. Оркестранты оттащили руководителя в музыкальную комнату. В зале же, после небольшой паузы, неизвестно отчего вспыхнул и разгорелся необычно яростный всеобщий мордобой.
   
   
   
   ЧАСТЬ II
   ЦЕРКОВЬ НА ГОРЕ
   Глава I
   Антитипов удирал в сторону графского парка. Остальные разбежались на все оставшиеся четыре стороны. Они так и договорились перед танцами - разделиться и сбить с толку возможную погоню. Олег Гунин помчался вниз к реке. Артур Горжетский запетлял по тропинке, ведущей к деревне Голяки. Ося Юдкевич обогнул угол конюшенного клуба и, зная, что с его катастрофическим зрением в очках ночью далеко не убежишь, спрятался за ближайшем кустом. Последний из пятёрки - отпрыск до конца, не уничтоженного по женской линии местного графского рода - Михаил Шухровский, не меняя надменно - презрительного выражения юного "д'артаньяновского" лица, припустил по центральной асфальтовой дороге по направлению к мерцающим за мостом тусклым городским огням.
   И как ни странно за ним никто не гнался, как не гнались и за другими членами танцевально-криминальной группы. Все немногочисленные милицейские силы бросились вдогонку за "главарём" - Евгением Антитиповым. Он улепётывал, что было сил и насколько позволял диапазон его узких, заново сшитых брюк. От догоняющих Евгений оторвался метров на сто, и они неплохо видели в полусвете одиноких парковых фонарей его оранжевый кургузый пиджачок. Милицейская четвёрка "наддала", немного сократив расстояние до беглеца. Тучный капитан пыхтел из последних сил, а через несколько шагов и вовсе остановился возле уютной скамейки, где неподалёку в отдыхающей позе мудреца присел на гипсовую скамью такой же гипсовый Великий Вождь. Он размышлял, придерживая гениальную голову согнутой в локте рукою. Тучный капитан последовал мудрому примеру и уселся на свою скамейку передохнуть.
   А погоня между тем продолжалась в ускоренном темпе. Антитипов, чуя сокращённое расстояние, прибавил обороты и помчался с удвоенной энергией. Он проскочил аттракционную площадку, где в темноте за заборчиком уныло застыли "качели-карусели", обогнул очередной памятник Великому Вождю, пристально смотрящий во тьму, выскочил на заросшую бурьяном запущенную аллею и, перепрыгивая через кусты, поскакал к старому заброшенному кладбищу, над покосившимися крестами которого возвышалась графская Усыпальница, где когда-то хоронили местных умерших особ уничтоженного эксплуататорского социального слоя. Сейчас Усыпальница из произведения зодчества превратилась в бесплатный общественный сортир, куда ходили справлять малую и большую нужду потомки представителей победивших революционных классов. Внутри, некогда тщательно подогнанная мраморная облицовка стен, теперь частью растасканная, частью разрушенная, являла редким вынужденным посетителям образчики современного графологического фольклора, испещрившего своими лаконичными надписями как внутренние, так и наружные стены Графской Усыпальницы. На другом же конце кладбища темнел громадный силуэт церкви, лишённой крестов и колокольни. Над единственным куполом виднелась телевизионная антенна. В этой церкви с середины двадцатых годов уютно расположился местный краеведческий музей. И в этой церкви до середины двадцатых годов вёл службу дед Евгения Антитипова - отец Николай.
   Беглец мчался, не разбирая дороги, инстинктивно направляясь в самую глухую часть кладбища в надежде спрятаться за какой-нибудь старинной могилой. Как назло из-за редких облаков выглянула и надёжно застряла на небе полная весенняя луна, осветив своим призрачным ликом драматическую картину кладбищенской погони. Длинная лунная тень убегающего скользила за ним, надёжно ориентируя неотстающую правоохранительную тройку. Единственное спасение - тёмный остов Усыпальницы. Вот туда-то из последних сил и в последней надежде скрыться, и бросился загнанным зайцем Евгений Антитипов.
   Но как скрыться от бдительных стражей порядка, стремящихся, во что бы то ни стало заполучить "преступника"? Антитипов понимал это, и надежда с каждой секундой покидала его отчаившую душу. Графская усыпальница не сможет укрыть его даже на несколько минут, а дальше бежать некуда: прямо за Усыпальницей крутой берег "великой русской реки". Кинуться с него вниз ночью даже при полной луне - поломать себе руки и ноги. А те и другие ещё пригодятся Евгению. Сдаваться на "милость победителей" ему тоже совсем не хотелось. Особой милости от них вряд ли дождёшься, а унижений и зуботычин получишь сколько угодно. Не впервой. Отчаяние заставило его сделать последний рывок. Евгений забежал за Усыпальницу, плюхнулся в кусты возле одинокой безымянной могилы с покосившимся крестом и замер, пытаясь затаить тяжкое дыхание, и унять захлёбывающийся стук сердца.
   Догоняющие появились тут как тут. Сержант и двое его подчинённых, вылетели из-за угла и затормозили, тщетно ища взглядами знакомый оранжевый пиджачок. То в каких-нибудь десяти шагах от них прикрывал дрожащее тело своего хозяина, с безнадёжностью ждавшее развязки.
   - Смылся куда-то, гад! - резюмировал сержант, надевая на голову фуражку, которую он во время "догонялок" по уставу держал в левой руке во избежание потери.
   - Будем искать-то? - как-то неохотно спросил один из подчинённых, разглядывая при лунном свете лаконичные надписи на стене графской Усыпальницы.
   - Надо искать,- однозначно подвёл итог короткой дискуссии сержант. - Здесь где-нибудь прячется. Найду - прибью паскуду! - громогласно пообещал страж порядка, явно рассчитывая, что притаившаяся поблизости жертва услышит его угрозы.
   Жертва слышала всё с внутренним и внешним содроганием. Антитипова трясло, как осиновый лист. Он вдруг почему-то поверил, что его непременно прибьют до смерти. Ему стало невообразимо страшно, и он внезапно и совершенно непроизвольно стал повторять имя, которое все мы, увы, вспоминаем, когда нам плохо или когда опасность подбирается совсем близко, рыская по-волчьи в кустах:
   - Господи, Господи, помоги! - одними губами шептал Евгений, чувствуя, как кольцо поиска сужается вокруг одинокой могилы.
   И тут вокруг что-то изменилось. Сначала из под могильного креста выкурилась и стала увеличиваться в объёме струйка не то дыма, не то тумана. Затем оттуда же послышались тихие звуки: не то вздохи, не то стоны. Дым или туман повалил гуще и, поднимаясь над крестом, сформировался в две человеческие фигуры. Евгений видел их отчётливо, подняв голову над замогильными кустами. Лунный свет проник внутрь дымчато-туманных фигур и потому они светились каким-то удивительным матово-серебристым переливом. Мужская и женская. Фигура священника с окладистой бородой и молодой женщиной в длинном старомодном, дореволюционном платье. "Священник" поднял призрачную руку по направлению к замершим в суеверном ужасе милиционерам:
   - Изыдите, упыри бесовские! - тихо, но совершенно отчётливо произнёс гневный голос из фигуры, хотя губы "священника" даже не шевельнулись.
   Блюстители нравственности и порядка, как по команде, ломая кусты, бросились удирать. Первым улепётывал сержант, давая своим подчинённым командирский пример.
   Антитипов ошарашено наблюдал за изгнанием "бесовских упырей". Он всё ещё не мог прийти в себя от неожиданного развития событий. Появление явно потусторонних фигур, нарушивших вполне реалистическое действие кладбищенской драмы, никак не вписывалось в сюжетную канву его прошлой. Загнанной, стиляжьей жизни. В привидения он не верил. Марксистско-ленинская диалектика, которую Евгений изучал заочно в институте, напрочь отвергала вмешательство каких-либо нематериальных сил в историю развития человеческой цивилизации. И, несмотря на свой абстрактно - идеалистический взгляд на современность, Евгений Антитипов разделял многие марксистские постулаты и в частности о материальном происхождении Мира.
   И потому появления у него на глазах из-под старой могилы двух несомненных призраков, вызвало в душе художника - нереалиста, бурю противоречивых чувств. Евгений даже ущипнул себя, памятуя, что таким образом развиваются все наваждения. Но призраки не только не исчезли, они ещё более сгустили свою дымную оболочку, приобретая почти законченный человеческий вид. И тогда Антитипову стало жутковато. Он поправил сползшие на нос очки и, пятясь задом почти на четвереньках, сделал несколько шагов в сторону от призрачных фигур. Под ногой хрустнула какая-то ветка, и Евгений вдруг снова услышал голос, но уже обращённый в его сторону:
   - Подойди ко мне не бойся, внук мой...
   Необъяснимо повинуясь этому теперь уже не гневному, а мягкому, но повелительному голосу, Евгений поднялся во весь рост и двинулся на чуть дрожащих ногах к двум неподвижно застывшим призракам. Он подходил и каждый шаг ему давался всё легче, душа освобождалась от тяжести и страха. Он приближался к двум фигурам и уже не опасался их, а с каким-то странным светлым любопытством вглядывался в туманные лица священника и молодой женщины.
   Лицо священника ему казалось удивительно знакомым. Он где-то видел этот высокий лоб, зачёсанные назад длинные волосы, окладистую густую бороду и что самое поразительное - живые человеческие глаза на мёртвенно - бледном лике. Уже подойдя почти вплотную, Евгений вдруг вспомнил старую потрёпанную фотографию, найденную им в детстве в семейном альбоме. Всё сходилось. Перед Евгением стоял призрак его деда - невинно убиенного протоиерея голяковского прихода - отца Николая.
   А кто же тогда эта женщина? Неужели?.. Да, что-то такое он припоминает... Тайну рождения Херувима Николаевича Антитипова хранили в их семье строго. Как Евгений прослышал про свою предполагаемую бабку - графскую дочь, умершую сразу после родов, он сейчас начисто забыл? Кто-нибудь из родителей случайно проговорился?! Скорее всего. Достоверно известно было только, что дед в одиночестве воспитывал отца Евгения, приняв обет безбрачия, и таинственно погиб, в день "возвращения церкви под пролетарские нужды" в середине 20-х годов. Десятилетнего Херувима гуманная советская власть отправила на перевоспитание в Детский дом. Там "переименовали" его в Харитона, но мальчик помнил своё настоящее имя, и вернувшись в родные края после ФЗУ, в анкете для поступления в девятый класс вечерней школы, упрямо записал старую "поповскую кличку", хотя по паспорту именовался по - детдомовски - Харитоном Николаевичем. Как Харитон - Херувим сохранил фотографию своего отца - неведомо было никому, а сам он об этом скромно умалчивал. Ну, а годков этак через пять припомнили ему его "эксплуататорское" происхождение, упекли почти на десяток лет в отдалённые лагеря для окончательного исправления несоциалистического восприятия обновлённой жизни. Так что повоевать Херувиму - Харитону с фашистами не удалось. Пришёл "из мест не столь отдалённых" перед самым окончанием войны, тут же женился и через девять месяцев воспроизвёл на свет будущего стилягу Евгения Антитипова.
   И вот теперь внук и дед встретились на старом, заброшенном кладбище. Они стояли друг против друга, и Евгений никак не мог отвести заворожённого взгляда от лица призрака, восставшего из могилы. Графиня материализовалась чуть в стороне, и потому черты её воспринимались внуком нечётко, слегка расплывчато. Но то, что она была красива, Антитипов заприметил сразу.
   - Внук мой, - снова раздался голос призрака, - мы явились тебе, чтобы поведать историю нашей любви, нашей недолгой жизни и смерти. Мы любили друг друга, но жениться не смогли. Отец Анны - граф Добринский посчитал наш будущий брак неравным и отказал мне. Тогда мы согрешили - совершили прелюбодеяние, от которого родился твой отец. Сразу после родов Анна скончалась, но перед смертью завещала мне воспитание ребёнка и отдала свою освещённую нательную иконку Богородицы с Младенцем. Анну похоронили в этой фамильной Усыпальнице, а я охранял её вечный покой, хранил на груди икону и растил нашего сына, пока в один из дней Упыри бесовские, захватившие власть, не пришли захватывать мой приход. Они ворвались в церковь злой, дикой толпой, во главе с местным чекистом. Стали растаскивать Иконостас, рушить колокольню, сбрасывать колокола и кресты. Я пытался их увещевать, уговаривать, грозился карами небесными, но они только хохотали мне в лицо, а потом напились самогона и избили меня, отняв святой крест. Я испугался за Аннушкину иконку и, улучив момент, спрятал её в укромном месте за алтарём. Разграбив церковь, пьяные бесы направились к Усыпальнице, вытащили из гроба тело Аннушки, и чекист стал стрелять в неё из револьвера. Этого я стерпеть не мог, схватил оброненный кем-то топор, и в суматохе подбежав сзади, ударил чекиста по голове. Упыри набросились на меня и стали избивать без жалости. Моя грешная душа покинула тело, а наши с Аннушкой растерзанные тела остались лежать возле Усыпальницы. Ночью прихожане схоронили тайно нас в одной могиле. Мы соединились навек, но наши души не знают покоя. Иконка спрятана в заветном месте, и пока она не окажется в твоих руках, внук мой, успокоение коснётся нас. Найди её в церкви, где сейчас правит нечистая сила. Светлый крест укажет тебе место.
   Призрак священника смолк. Вокруг воцарилась удивительная тишина. Полная луна поднялась под самый зенит и освещала своим призрачным светом запущенное кладбище. И вдруг отец Николай заговорил снова:
   - Я чувствую приближение каменных идолов. Они идут сюда. Нет нам от них спасения. Мы не успели раствориться, а в них много бесовской власти. Она задерживает нас в первозданном облике. Внук мой, спрячься! Они не должны тебя видеть.
   Антитипов встрепенулся. Оцепенение, вызванное странными событиями и особенно рассказом Призрака, проходило, и он стал осознавать реальность. Но реальность через несколько секунд снова превратилась в собственную противоположность, потому что, когда Антитипов, повинуясь словам Призрака, шагнул по направлению к кустам, оттуда, испугав его до полусмерти, внезапно выглянула огромная гипсовая голова, испещрённая трещинами и заляпанная птичьим помётом. Лысая голова была усата, бородата. Она уставилась на Антитипова пустыми бельмами зло прищуренных азиатских глаз.
   Вначале, от внезапного испуга, Евгений принадлежность головы совершенно не признал, но после нескольких мгновений немого взаимного разглядывания, у молодого человека совсем подкосились ноги. Он, наконец, узнал в лысой голове - Вождя мирового пролетариата.
   Гипсовый Вождь вылез из кустов, волоча за собой такую же гипсовую скамейку. Передвигался он "на полусогнутых" и чувствовалось по всему, с большим трудом. К тому же скамейка сильно сдерживала его манёвренность, но расстаться с ней он по какой-то причине не желал. Вождь выволок скамейку из кустов, и отвернувшись от застывшего в ужасе Антитипова, стал устанавливать её на неровной кладбищенской почве. К тому же одна ножка у скамейки была отломана, а у самого гипсового Вождя на руках отсутствовало несколько пальцев. Все эти неудобства затрудняли монтажные работы. Вождь несколько минут, стоя на коленях, что-то подкладывал под сломанную ножку, и, наконец, добившись своего, удовлетворённо уселся на скамью. Колени у него так и не разогнулись. Рука без двух пальцев привычно облокотилась о скамеечный край. Мудрая голова затылком пристроилась на ладонь. Гипсовый Вождь с парковой аллеи перекочевал на новое место, сурово поглядывая на Антитипова и двух призраков. Цель этого внезапного, несусветного появления стала немного проясняться, когда с противоположного конца погоста в тишине послышались глухие тяжёлые шаги, и через минуту возле Усыпальницы возникла внушительная фигура второго паркового Вождя в мешковатой каменной "тройке" и кепочке, надвинутой на самые глаза. Он приближался, засунув руки в карманы широченных штанов, и очень сильно манерой ходьбы напомнил Евгению небезызвестного хулигана "Вовку-волка".
   - Пгиветик, Владимий Ильич, - сильно картавя, но, не раскрывая рта, произнёс пришедший, обращаясь к сидячему на скамейке. Говорил он глухим, замогильным голосом, звучавшим где-то в районе живота. - Наше вам с кисточкой!
   - Здгаствуйте, здгаствуйте батенька, - сидящий Вождь тоже картаво загудел животом. - Давненько не виделись.
   - Взаимообгазно! - ответил стоячий и вихляющей походкой приблизился к своему рассевшемуся на скамейке двойнику:
   - Можно присесть на лавчонку пока остальные не приканают?
   - Ну что же, присаживайтесь батенька. Застоялись там у себя, небось?! Нам - низшим вождям, нужно держаться вместе и бороться за свои права, а то наш стайший вождь имеет слишком много пгивилегий!
   - Век воли не видать, Владимир Ильич! В самую точку ты ботаешь. Пахан наш наглеет, с каждой ходкой на День демона. Пайку себе клеевую отхавал, стоит на площади бгонзовый, а мы тут как на зоне - сгок тянем.
   - Вейно, вейно, Владимир Ильич! Здесь совсем, словно в ссылке, в Шушенском. Тоска невообгазимая, ни демонстгаций, ни пагадов. Только и собигаемся тут на День демона - от лунного света подзагядиться - самое высокое место.
   - Одна по натуре ядость - лунишка полная на нашу демонскую ночку.
   - Ну, так садитесь батенька. Разговой у нас будет айхиважный. Нужно стайшему вождю поставить ультиматум: для всех одинаковые пгивилегии. В нашей ленинской пагтии должно соблюдаться явноправие. Согласны, батенька?
   - Согласен-то согласен. Да только не настучишь ли ты на меня, Владимий Ильич пахану? Знаю я тебя, пговокатора!
   - Как можно батенька, Владимий Ильич! Я же интеллигентный человек.
   - Вы интеллигенция - говно собачье! Пгодадите за понюшку табака!
   Стоячий вождь, развернувшись на пол-оборота, стал усаживаться на гипсовую скамейку, но так как ноги в коленях у него не гнулись, то он плюхнулся рядом с сидящим вождём, вытянув каблуками вперёд свои тупоносые ботинки, прикрытые широченными каменными штанами. От такого резкого и тяжёлого движения сломанная скамеечная ножка лишилась своей неумело - ненадёжной подпорки, опрокинула скамейку, стряхнув с неё обоих Ильичей.
   - Покушение на Вождя мигового пголетаиата! - утробно заорал стоячий, а теперь павший Владимир Ильич, - Я тебя шпиён немецкий давно расколол! Ты, падло, сдать меня пахану хочешь, чтоб пайку лишнюю отхватить!
   - Мойда уголовная! - завизжал сидячий Ильич, поднимаясь на корячки. - Из-за таких как ты пголетарское дело тейпит пояжение! Была бы моя воля - всех бы вас бандитов гасстрелял без жалости!
   - А я бы вас вшивых интеллигентишек, на фонаях повесил!
   Стоячий - лежачий Владимир Ильич каким-то странным образом перекатился поближе к своему двойнику - сопернику и, что было силы, ударил обеими ногами стоящего на четвереньках в живот. Гипсовый пиджак тут же лопнул, и из образовавшейся дырки посыпалась какая-то белая труха.
   - Ой, мамочка! - захныкал прогнивший Владимир Ильич, - Убивают! Цвет нации убивают!
   И вдруг неожиданно набросился на всё ещё лежащего сбоку от него стоячего Ильича. Оба низших парковых вождя стали кататься рядом с опрокинутой скамьёй, тузя, и колошматя друг друга, как попало. И тут раздался ещё один голос, обладатель которого появился неслышно для Антитипова, поглощённого событиями возле гипсовой скамейки.
   - Ша! - негромко, но внятно и властно произнёс голос. - Пгекратить безобгазие!
   Драка в одно мгновение затухла и дравшиеся уставили свои ничего не выражающие лица - маски на говорящего. Повернул туда же голову и Евгений, увидел ещё тройку вождей, бросавшие на старые могилы длинные лунные тени. Средний из вновь появившихся был на тир головы выше остальных, держал в левой руке фуражку и носил бронзовое демисезонное пальто. Правую руку он вытягивал вперёд, в данном случае указуя на двух драчунов. Для празднования "Дня демона" в самую высокую точку Голой Горы прибыл с городской площади старший Вождь и сопровождающие его лица. Лица эти выглядели довольно странно. Эту странность Антитипов как-то сразу заприметил. Один из сопровождающих старшего Вождя Ильич был облачён в военный френч, галифе и высокие сапожищи, а второй вообще красовался в длиннополой кавалерийской шинели и торчащих из-под неё лайковых сапогах. Не хватало только шпор и сабли. Антитипов слегка удивился военизированному наряду сопровождающих вождей: насколько он знал, Владимир Ильич всегда предпочитал цивильные костюмы в отличие от своего "сменщика" - Иосифа Джугашвили.
   - В чём дело? Почему нагушаем еволюционную дисциплину?
   Старший вождь сурово оглядел "поле битвы", на мгновенье задержал бронзовый взгляд на Антитипове, но словно не заметил его присутствия и снова обратился к нарушителям порядка:
   - Объясните своё недостойное поведение!
   Стоячий Ильич, с меньшими потерями вышедший из потасовки, каким-то образом первым поднялся на свои негнущиеся ноги и подковылял поближе к старшему. Он подтянулся своим каменным ртом к бронзовому уху и чуть слышно загудел животом, что уж совсем выглядело глупо и нелепо, но вполне естественно воспринималось окружающими памятниками.
   - Владимий Ильич! - гудел стоячий. - Этот козёл - заговойщик! Он хотел совегшить пготив Вас контгеволюционный пеевогот. А я, знаете, как Вас люблю и уважаю! Вот и удагил паскуду гнилую. А он на меня накинулся - хотел пгишить! Зуб даю, не сбрехал, Владимий Ильич!
   - Так, всё ясно! - старший похлопал стоячего по плечу вытянутой рукой. - Спасибо за пьеданность, Владимир Ильич!
   Потом обратился к сопровождающим его странным вождям, назвав их так же странно, но очень знакомо:
   - Что скажешь, Владимий Виссаионович? Что скажешь, Иосиф Ильич?
   - Изверг! Немецкий шпион! - изрёк с сильным кавказским акцентом обладатель галифе.
   - Враг народа! Уничтожить, как бешеную собаку! - дополнил его с таким же акцентом вождь, одетый в кавалерийскую шинель.
   - Утверждаю пгиговор! - заявил старший вождь. - Пгеступно не уничтожать эту интеллигентную публику! Пгивести пгиговор в исполнение!
   Владимир Виссарионович и Иосиф Ильич выступили вперёд и достали откуда-то из своих военизированных одежд блестевшие в лунном свете тяжёлые стальные молотки. На руках у вождей были надеты удивительные колючие рукавицы, которые, казалось, шевелили своими узкими острыми иглами, нацеленными на жертву, которая только начинала понимать безысходность своего положения. Сидячий Владимир Ильич сидел на земле с распоротым брюхом, из которого всё ещё сыпалась труха, и таращил свои гипсовые бельмы на приближающихся палачей.
   - Я ни в чём не виноват! Я только хотел одинаковых пгивилегий! Вы не имеете пгава! Я стагый член ленинской пайтии! - бормотал он чуть слышно разбитым животом. Но его оправданий никто не слушал. Два подручных вождя подошли к поверженному вплотную и замолотили по гипсовой лысине стальными молотками. Лысина лопнула. Голова раскололась пополам. Незадачливый вождь, лишённый своей пустой головы опрокинулся на жухлую кладбищенскую травку. Молотки работали без устали, и через несколько минут от жертвы остались только бесформенные кусочки старого трухлявого гипса.
   - Нужно побольше напирать на буржуазную интеллигенцию, чтобы она лопалась по всем швам!* - изрёк бронзовый вождь, заключая расправу над своим двойником и единомышленником. Потом он повернулся в полобо- рота и в упор уставился на двух призраков, замерших возле своей могилы.
   ________________________________________
   * В.И.Ленин. неполн. собр. соч., т.38 стр. 224.
   - Духи реакционного духовенства и разложившегося дворянства?! - полувопросительно, полуутвердительно объявил он, обращаясь, очевидно, к соратникам - двойникам. - Их нужно уничтожать без пощады! Но мы сами не сможем развеять призраки. Нужна помощь. Вызывайте дух местного чекиста!
   Владимир Виссарионович и Иосиф Ильич, повинуясь приказу, петляя среди могил, двинулись в противоположную сторону кладбища, где на отшибе возвышался одинокий ухоженный холмик под обелиском с красной звездой. Два странных вождя наклонились над звездой и что-то забубнили, постукивая по обелиску стальными молотками. Из под могилы повалил чёрный дым, который через минуту сформировался в дородного мужчину в кожаной куртке и в галифе, вправленных в сапоги гармошкой. Он, в сопровождении эскорта, приблизился, не касаясь земли, к месту развития событий и замер по стойке смирно возле старшего Владимира Ильича. На боку у чекиста из коробки торчала рукоятка маузера. Чекист стоял к Антитипову спиной, и Евгений при свете луны увидел, что затылок у того разворочен неумелым, но сильным ударом.
   - Что прикажете, товарищ Ленин? - проговорил чекист, не раскрывая рта, раболепски глядя на бронзовую статую.
   - Расстреляйте этого попа и его дворянскую девку! - приказала статуя, а потом добавила:
   - Чем больше будет расстреляно представителей реакционного духовенства, тем лучше. Нужно так проучить эту публику, чтобы она на многие десятилетия забыла о каком-либо сопротивлении Советской власти!*
   Чекист взял под козырёк кожаной, разрубленной сзади фуражки и, повернувшись к отцу Николаю и Аннушке, стал вытаскивать из коробки свой маузер. И тут заговорил призрак отца Николая:
   
   _______________________________________________________ *В.И.Ленин. Из неопубликованного в собраниях сочинений.
   
   - Именем Господа нашего Иисуса Христа, проклинаю вас, сатанинские отродья, упыри бесовские, антихристы лживые! Настанет день - разразится кара господня на ваши головы и полетят они с плеч ваших! Рухнут темницы сатаны! Сгорят в святом пламени дьявольские личины и идолы. Падёт страна антихриста и воздвигнется царство Божие на земле!
   И сурово поглядев на своих палачей, отец Николай светло и ясно взглянул на охваченного ужасом Евгения:
   - Прощай, внук мой! Верь в чистоту помыслов Господних! И помни о нашем уговоре!
   Чекист вскинул маузер. Призрак отца Николая подвинулся, заслонив собой призрак графини.
   - Именем Советской власти! - внятно проговорил призрак чекиста.
   И в этот миг с Евгением что-то случилось. Ужас исчез, и какая-то неведомая сила толкнула его вперёд. Он бросился перед стволом маузера, закрыв собой родных ему людей. Он не сознавал, что делает. Он сжился с фантасмагорией событий. Он видел искажённое злобой лицо чекиста. И лицо это показалось ему удивительно знакомым, как бы слитым из двух тоже знакомых лиц: бандита "Вовки-волка" и комсорга Валерия Пиявина. "Их дед"! - пронеслось в голове. Чекист Пиявин, смачно ругнувшись матом, выстрелил. Свинцовый жар ударил в грудь и разлился темнотой по всему телу. Евгений потерял сознание.
   
   ГЛАВА II
   Два ангела несли его по звёздному пути, слегка придерживая тонкими, прозрачными пальцами. Перламутровые крылья чуть трепетали, отражая искристый свет мерцающих галактик. Чистые и прекрасные лики ангелов напоминали кого-то Евгению, но угадать знакомые черты он пока не мог. Душу его заполнило блаженство полёта. Так свободно и легко он летал только в своих детских снах, когда земля под ним проплывала зелёными холмиками рощ и лесов, извилистыми ниточками рек, голубыми стёклышками озёр. Он тогда просыпался с каким-то радостным трепетом в груди, навсегда сохранив в памяти восторженные мгновения этого волшебного полёта. Сейчас Земля исчезла в звёздной пустоте, но оставшееся чувство счастливого парения над бездной, влекло его в неведомую даль, куда помогали лететь два светлоликих ангела.
   Они устремились к лучезарной туманности, с каждой минутой выраставшей в своём объёме до тех пор, пока золотистые снежинки не закружились перед глазами, затягивая летящих в метельно - огненную спираль. Верх и низ на время потеряли своё значение. Евгений и его проводники падали или поднимались по кругам искрящейся воронки к её основанию, где сияла яркая голубая звезда. Наконец она закрыла всё пространство, но её жар не испепелял, а только мягко грел, мчащихся к центру божественных гонцов и их спутника. Тёплое голубое пространство поглотило их. Внезапно голубизна разорвалась на множество крошечных осколков, и перед изумлённым взором Евгения открылся чудесный, невообразимый Мир.
   Среди буйственной пены цветущих садов возвышались сверкающие всеми цветами радужные дворцы. Неведомый Архитектор обладал недюжинной фантазией. Арки, лестницы, мосты, виадуки соединяли дворцы между собой, образуя невиданные, необъяснимые с первого взгляда переплетения чётко очерченных граней и точно вымеренных линий, образующих какой-то, несомненно, прекрасный, но непонятный непосвящённому многоярусный узор. Мозаичные окна дворцов, отражая яркий солнечный свет, сверкали красочными всполохами на хрустальных и мраморных плитах стен. Хорошо ухоженные зелёные лужайки расцветились клумбами сказочных неземных цветов, образующих невиданные живые ковры, трепещущие многочисленными лепестками под лёгким тёплым ветерком. Маленькие, сверкающие блеском зеркальных капель, водопады устремлялись с невысоких горных уступов вниз, затихая в образованных ими прозрачных озёрах, с растущими по берегам плакучими деревьями. Под ними бродили невиданные птицы и невероятные грациозные звери.
   Мир и гармония царили кругом. Воздух был наполнен ароматом цветов и пахучих трав. Разноцветные бабочки. Пчёлы и шмели порхали с цветка на цветок, припадая к медовым зёрнышкам нектара. И, как огромные бабочки, сонмы ангелов в белых полупрозрачных одеждах, трепеща своими перламутровыми крыльями, парили над этим божественным Миром. Они взмахами рук приветствовали летящих с Евгением собратьев и те отвечали им поднятием свободных ладоней.
   Между тем, по всей видимости, полёт приближался к завершению. ангелы снизились почти до самой цветущей земли, лавируя между хрустально - мраморными дворцами, пролетая под арками, мостами и виадуками. Ещё несколько плавных поворотов и Евгений увидел обширную поляну, покрытую изумрудной травой. Посередине поляны, к удивлению Евгения, возвышалась одинокая, серая скала с большим тёмным пещерным входом. Голубые солнечные лучи проникали в темноту входного пространства, освещая покрытый соломой земляной пол, конские ясли и загоны, в которых отсутствовали лошади. Ангелы тихо спустились перед самым входом. Крылья их сложились за спиной. И словно уменьшились в размерах. Евгений и два его сопровождающих двинулись внутрь пещеры. Они зашли за полоску солнечного света в тёплую, пахнущую соломой темноту. И вдруг темнота исчезла. Нежное матовое сияние исходило из дальнего угла конюшни. Там на сплетённом из ивовых веток троне сидела красивая молодая женщина с младенцем на руках. Сияние исходило от них обоих, сгущённое в своём источнике вокруг голов Матери и Сына.
   Ангелы преклонили колена. Один, левый от Евгения, тихонько толкнул его полусогнутым пальцем в ногу. Евгений, не отрывая взгляда от сидящей Женщины и её Ребёнка, опустился на колено. Тихая радость наполнила сердце, под взглядом лучезарных глаз Женщины, смотрящих, казалось внутрь его человеческой сущности. И от этого взгляда Евгению на душе стало легко и спокойно. Женщина, между тем, улыбнулась уголками губ и заговорила негромким, нежным, чистым голосом:
   - Я призвала тебя по воле Сына моего на третье небо*, чтобы через тебя известить земной мир о скором пришествии Эры Богородицы. Я с душевной болью и состраданием смотрю на беды людские, и особенно сокрушает меня участь народов твоей Родины. Они попали под власть Сатаны. Их обманул лукавый и лживый Антихрист, статуи которого стоят на площадях ваших городов. Знай же, что скоро придёт конец сатанинской власти, но ещё много страданий потерпят люди Земного Мира, прежде чем навсегда рухнут люциферовы темницы. Я выбрала тебя, внука убиенного слуги господнего, потому что его неприкаянная душа молилась о спасении Образа, освещённого Благодатью от забвения и вечной потери в преддверии Эры Богородицы. Ты должен вызволить сей образ из лап бесовских и с ним нести людям Благую Весть о великой Любви Божьей матери к чадам своим. Святой Крест в пасхальный праздник поможет тебе. Благословляю тебя на богоугодную миссию. Мои архангелы доставят твоего астрального двойника в то место, откуда он был взят. Да поможет тебе Бог наш и Спаситель Сын мой Иисус Христос!
   И Богородица так же мягко улыбнулась Евгению. Улыбнулся и Младенец, протянув свою маленькую руку двуперстием к стоящим на коленях. И вдруг рука стала увеличиваться в размерах, и вместе с ней прямо на глазах рос и Ребёнок, пока не превратился в красивого молодого человека с небольшой бородкой и добрым взглядом тёплых карих глаз. Спаситель подошёл почти вплотную к коленопреклонённому Евгению и, взяв его руками за плечи, приподнял в рост. Вместе с ним поднялись и ангелы. Спаситель заговорил:
   ___________________
   *Третье небо - Рай.
   
   - Как и Мать моя, Я благословляю тебя на Деяние, ибо кровь единая в нас. Прощён твой дед, убивший гонителя своего, ибо дух его искренне раскаялся. Бог же мира сокрушит сатану под ногами вашими вскоре. Для того явлён был сын Божий, чтобы разрушить дела Диавола. Облекитесь во всеоружии Божие, чтобы могли вы на Земле противостоять козням Диавола. Но если и пришлось вам страдать за правду, блаженны вы. Страха же не боитесь и не смущайтесь. Будьте исполнены Духа святого. Плод же духа есть: любовь, радость, мир, долготерпение, благость, доброта, верность, кротость, обладание собой, против этого нет Закона. Единый закон в мире - Бог. По закону этому поступайте, и ждёт вас царство Божие на Земле. Ибо Эра Богородицы - есть царство Божие. Но настанет День, и снова приду Я и возьму Вас к себе, чтобы, где Я, и вы были. Вот гряду скоро, и награда Моя со Мной, чтобы воздать каждому по делам его. Аминь.
   И Спаситель двуперстием перекрестил Евгения. У того от переизбытка чувств закружилась голова. Светлые лики Иисуса, Богородицы, двух архангелов Гавриила и Михаила сначала плавно, а потом всё быстрее закружились в каком-то звёздном круговороте. Эта огненная, блестящая спираль захватила Евгения и завертела, поглотив его сознание.
   
   ГЛАВА III
   
   Утренний солнечный луч коснулся лица и затрепетал на поднимающихся ресницах. Вместе с ним ещё кто-то освобождал Евгения от беспамятства, тихонько тормошив его за плечо. Разбуженный, открыл глаза и снова сомкнул веки, спасаясь от прямого солнечного попадания. Но в этом промежутке он успел заметить в ореоле ослепительного радужного сияния склонённое женское лицо, полу прикрытое распущенными волосами.
   - Молодой человек! Очнитесь! Что с вами? - голос окончательно привёл Евгения в себя. Он оторвал голову от земли и уселся, оперевшись ладонями на колкую молодую траву. Второй раз глаза открылись более основательно. Евгений приподнял взгляд. Перед ним, чуть наклонившись, стояла девушка в светлом плаще и узконосых туфлях на низком каблуке. Встревоженное лицо девушки кого-то напоминало. Знакомые черты прятались в уголках губ, в овале лица, в тонком профиле и в глубине больших серых глаз. Внезапно Антитипову пришло в голову, что за последний день схожестей и узнаваний его посетило уже несколько в том круговороте противоестественных событий, обрушившихся на него в одночасье. Но он тут же, вполне здраво, засомневался: да и произошло ли с ним это на самом деле? Может быть, какой-нибудь удивительный внезапный сон, сходный с умопомрачением, застиг его, лежащего за примогильными кустами. Умопомрачительный сон, вызванный страхом перед безжалостными блюстителями правопорядка? А остальное ему только пригрезилось? И вот он пришёл в себя, разбуженный незнакомой девушкой.
   - Вам помочь? - между тем спросила незнакомка, видя, что Евгений не поднимается на ноги.
   - Нет спасибо. Я всегда это делаю самостоятельно, - неуклюже сострил Антитипов, и попытался поставить себя в вертикальное положение. Увы, с первого раза усилия не принесли успеха. Лёгкое головокружение и слишком зауженные брюки помешали сразу осуществить поднимание. К счастью, вторая попытка получилась более успешной, и чуть смущённый молодой человек уже сверху вниз посмотрел на девушку. Та оказалась небольшого роста и пришлась высокому, сутуловатому Антитипову чуть выше плеча. Они стояли возле графской Усыпальницы неподалёку от заброшенной могилы с покосившимся крестом. Чуть в стороне от прибрежных кустов валялась опрокинутая гипсовая скамейка со сломанной ножкой, а невдалеке от неё возвышались бесформенной кучкой обломки старого трухлявого гипса. Антитипов увидел всё это краем глаза, и сомнения в ночном происшествии развеялись мгновенно. И от яркого, закреплённого "вещественными доказательствами", воспоминания, ему стало как-то не по себе. Он зябко передёрнул плечами, тем более что и в самом деле немного продрог: хоть и выдались тёплые дни в конце апреля, ночи стояли далеко не летние и провести одну из них на голой земле по силам не каждому.
   - Вам нехорошо? - обеспокоено проговорила девушка. - Чем я могу помочь? Может быть, вызвать "скорую помощь"?
   - Спасибо! - снова поблагодарил Евгений, инстинктивно поправляя очки, которые к его удивлению оказались на привычном месте, - Не нужно. Со мной всё в порядке!
   И тут он увидел свои руки, заляпанные какой-то тёмно-красной гуашью. Он удивлённо стал разглядывать их, не понимая, откуда на руках столько краски. Да, рисовал сутки назад очередную "композицию", но чтобы так измазаться и не заметить...
   Желая разглядеть получше, Евгений поднёс ладони к лицу. Ладони пахли не краской, а...кровью....Значит, поранился, когда падал, потеряв сознание...и вдруг он вспомнил призрачный выстрел призрачного чекиста Пиявина и посмотрел на грудь, в то место куда попала "пуля". На оранжевом пиджаке в районе сердца багрово темнела рваная дыра. Разорвана в той же точке была и рубашка - парагвайка, обильно пропитанная кровью.
   Дрожащими, слабеющими руками Евгений снял набухший пиджак и увидел на его обратной стороне...выходное отверстие. Стало быть, его прострелили навылет, он истёк кровью, но, тем не менее, жив и, кажется здоров. Кто-то за одну ночь залечил его смертельную рану, если это всё не мистификация... Надо было поглядеть, есть ли на теле шрамы, но незнакомая девушка стояла рядом и смотрела расширенными от недоумения и страха глазами на окровавленного парня. Даже в такой воистину странной ситуации, Евгений почему-то стеснялся девушки.
   - Отвернитесь на минутку, пожалуйста, - извинительным тоном попросил Антитипов, - мне нужно кое-что выяснить.
   Девушка понимающе кивнула и повернулась к Евгению спиной. Он же, сняв через шею, так же превратившийся из розового в красный галстук, расстегнул до живота пуговицы рубашки. На груди заляпанной кровавыми пятнами не наблюдалось ни отверстия, ни шва, ни шрама...
   Дело принимало удивительный оборот. Антитипов терялся в догадках. Мистический несуразный эффект произошедшего усилила в мозгу Евгения ещё одна, замеченная им лужица крови, полу впитавшаяся в землю на месте, с которого он всего несколько минут, как поднялся.
   - Нужно всё это замыть, - как бы обращаясь к самому себе, проговорил Антитипов. И тотчас вспомнил про родник невдалеке от Усыпальницы. Держа в руках набухший пиджак, он сделал несколько шагов по известному направлению. Но деликатность заставила его остановиться и взглянуть на девушку. Их взгляды встретились, что, очевидно, придало незнакомке решительности.
   - Я пойду с вами, - сказала она твёрдым голосом и двинулась вслед за Евгением. Тот не возразил. Они спустились по петляющей между кустов тропинке к подножию бугра, на котором возвышались Усыпальница и церковь, и увидели в ложбинке вделанную кем-то много лет назад в родниковый источник металлическую трубу. Из неё непрерывной, бесконечной струйкой текла прозрачная вода, образуя искрящийся под утренними солнечными лучами змеевидный ручеёк, извивающий своё гибкое тельце в сторону реки. Антитипов бросил оранжево-бурый пиджак в каменистое лоно с мелкой относительно неподвижной водой, откуда уже и вытекал вышеупомянутый ручей. Исток ручья тут же окрасился в розовый цвет.
   Евгений полоскал пиджак, искоса поглядывая из-под сползших очков на стоящую поодаль девушку. Недоумение по поводу своего странного пробуждения и стеснение перед незнакомкой терзали его душу. Когда пиджак был, прополоснут, и настала очередь рубашки. Возникла уже вполне знакомая заминка. Но девушка на этот раз проявила догадливость и, отвернувшись, ждала, когда хорошо отмываемые ледяной родниковой водой кровавые пятна исчезнут с рубашки и тела Евгения Антитипова.
   Дрожа от холода, Евгений натянул на себя мокрую рубаху. Пиджак же надеть не решился по той же известной причине. Девушка подошла поближе.
   - Вы замёрзли?! - утвердительно спросила она, - накиньте мой плащ, - и стала развязывать поясок на узкой талии.
   Евгению ничего не оставалось, как покориться разумному предложению. Под плащом сразу стало теплее.
   - Давайте познакомимся, - улыбнулась девушка. - Меня зовут Маша...
   Они стояли возле родника и вполголоса беседовали, поджидая, когда просохнет рубашка Антитипова. Маша приехала из Москвы под Пасху к своему двоюродному брату, о существовании которого она узнала совсем недавно. Ей восемнадцать лет, учится на первом курсе археологического института. Мечтает летом поехать на раскопки. Случайно узнала, что здесь на Голой Горе сохранилась Усыпальница графа Добринского, решила посмотреть и вдруг увидела лежащего неподвижно окровавленного парня.
   - Я так перепугалась! Думала, что вы мёртвый. А потом вы застонали, как во сне. Я ещё больше растерялась. Стала вас будить, а вы и проснулись, кажется и не раненный. Что же тогда с вами произошло? Почему вы были весь в крови?
   Она говорила, попеременно поглядывая то на Евгения, то на висящие в кустах рубашку и пиджак, с замеченными ей, несомненно, отверстиями от пули.
   Антитипов не знал, что ей ответить. Рассказывать с подробностями про все события минувшей ночи полу незнакомой девушки он не решался. Кто знает, не примет ли она его рассказ за бред сумасшедшего? А придумать какое-нибудь подходящее объяснение происшедшему он не мог даже для самого себя.
   Маша, очевидно, приняла молчание Евгения, как упрёк за бестактность своих вопросов и перевела разговор на другую тему, естественную и вполне логически объяснимую.
   - Может вы проголодались? У меня есть бутерброды. Возьмите...
   В её светло-серой под цвет плаща сумочке оказался увесистый газетный свёрток. Маша развернула его на пригорке возле родника. Бутерброды оказались с колбасой и сыром, и, почувствовавший внезапно звериный аппетит, Антитипов стал уплетать их один за другим, запивая из родника трапезу холодной, ломотной водой.
   Старая, проверенная на практике истина о пути к сердцу мужчины через желудок, оказалась действительной и на этот раз. Насытившись, Евгений со всё повышающейся симпатией стал поглядывать на девушку. Та, смущённая вниманием молодого человека, решила снова изменить направление хода его мыслей и, собрав жалкие бутербродные остатки, поднялись с пригорка.
   - Вы сейчас не очень заняты? - спросила она, взглянув на Евгения большими серыми глазами, - Я здесь впервые. Покажите мне, пожалуйста, окрестности. Когда ходишь в одиночестве, совсем другие впечатления.
   Разве мог настоящий кавалер отказать даме в просьбе? И хотя наверняка знал, что его ночное отсутствие в родном доме, страшно переволновало родителей, а главное отца - директора школы, обнаружившего не появление на работе сына - лаборанта. Антитипов не мог бросить девушку одну в графском парке. Тем более, когда к нему в голову пришла мысль: сделать сразу два добрых дела - известить отца о своём здравии и показать Маше памятник архитектуры XVIII века. В церкви - музее телефон стоял прямо при входе на столике дежурной. Кроме того ночной наказ призрака отца Николая и благословение то ли во сне, то ли наяву Богоматери, не давали Евгения покоя. Он уже хотел попасть в музей по нескольким причинам. Главная из которых - отыскать нательную иконку Анны.
   Они двинулись в обратном направлении вверх по тропинке. В одной руке Евгений держал ещё совсем мокрый пиджак, другой помогал Маше подниматься по крутой тропинке. Рубашку, тоже не совсем высохшую, он всё же надел, несмотря на все протесты девушки. От плаща же отказался наотрез: ещё не хватало, чтобы кто-нибудь из знакомых увидал его в женском плаще. Они прошли мимо Усыпальницы, где накануне произошло столько событий, пробрались мимо старинных кладбищенских могил, заросших жухлым прошлогодним бурьяном и, наконец, достигли центрального входа в церковь, на стене, возле дверей которой красовалась табличка: "Краеведческий музей подмосковного угольного бассейна".
   
   ГЛАВА IV
   
   Телефон в кабинете отца долго не отвечал. Длинные протяжные гудки надсадно выли в голове. Евгений даже немного отвёл трубку от уха. Очевидно, Херувим Николаевич находился на уроке в каком-нибудь классе с директорской проверкой. Его сын хотел уже на время закончить свои бесплодные попытки, когда внезапно гудки прекратились, раздался лёгкий щелчок и знакомый голос произнёс "Я слушаю..."
   Евгений сбивчиво заговорил про ушедший "из-под самого носа" последний автобус, про ночёвку у какого-то мифического друга, где он проспал и не пошёл на работу. Отец все эти смехотворные объяснения выслушал молча, потом тихо спросил:
   - К вечеру появишься?
   Получив уверение в непременном возвращении в родные пенаты, Херувим Николаевич ещё несколько секунд подышал в трубку, потом так же тихо спросил:
   - Откуда звонишь?
   - Из музея.
   - Передавай привет Владлену Анатасовичу...и своему "другу" тоже...
   Евгений хотел повесить трубку. Но что-то его задержало. Очевидно, новое молчание на том конце провода. Вдруг там кто-то протяжно, глубоко вздохнул и тоже очень знакомый, но не отцовский голос произнёс:
   - Помни о Богородице и Спасителе. Завтра святая Пасха...Небесный крест укажет место... И после паузы, - спасибо тебе...
   В трубке раздались короткие гудки. Капелька пота скатилась через висок по щеке. Евгений узнал голос, говорившего последнюю фразу. Голос своего деда, протоиерея отца Николая.
   Маша стояла чуть в стороне у входной двери и разговора, естественно, не слышала. Но, когда чуть ошарашенный Евгений подошёл к ней, она каким-то чутьём уловила произошедшую в молодом человеке перемену.
   - Что - нибудь случилось? - спросила она.
   - Да, нет, всё в порядке, - Антитипов удивился её проницательности и тут же, чтобы не вызвать новых вопросов, чуть поспешно предложил:
   - Пойдёмте, посмотрим...музей...
   "Музей", построенный в царствование Екатерины II был выполнен в стиле классицизма. Строгое без всяких витиеватостей и иных излишеств здание, величественное обосновалось на самом высоком месте Голой Горы. После разгрома церкви внутренние помещения подверглись перепланировке. Церковный купол отделённый горизонтальной перегородкой, превратился в городской планетарий, где, посещавшим его школьникам, наглядно показывали лживость религиозного учения о сотворении Мира Богом. Нижнюю же часть заполнили тематические экспонаты, рассказывающие о революционной истории города и его нынешних достижениях в строительстве коммунизма.
   Прямо в центре зала, уставившись на посетителей чёрной пастью в окантовке стальных резцов, расположились врубовая угольная машина. Слева в алькове*, задрапированном под узкий забой дореволюционной шахты, на мгновенье, возродив в Антитипове былой детский испуг, стоял на одном колене, замахнувшись на зрителей киркой, похожий на негра манекен измождённого эксплуатацией шахтёра в помятой изорванной робе.
   ______________________
  -- Альков - ниша в стене.
   Рядом на большой фотографии чумазая бригада горняков с белозубыми улыбками, возвращавшаяся после перевыполнения сменного задания, должна была олицетворять яркий контраст свободного труда на благо народа с беспросветным капиталистическим прошлым. Далее за стеклянными витринами стендов в строгом порядке располагались: различные породы бурого угля, добываемого в окрестностях, отбойные молотки, зубила, кости мамонта, найденные в одной из шахт, пробитые пулями фашистские каски, разбитой неподалёку во время войны гитлеровской дивизии. Самой большой достопримечательностью музея являлась шашка местного красного командира, погибшего от рук белогвардейцев при штурме Царицына.
   Евгений видел разочарование на лице Маши от такой "разнообразной" экспозиции. Сам же он давно относился к внутреннему содержанию музея с полным безразличием. И особенно сейчас, когда подспудно пытался найти скрытые ориентиры токи своих поисков. Интуитивно импровизированная экскурсия приблизилась к месту расположения бывшего алтаря, где на двери фанерной перегородки прочитывалась надпись "Директор музея". Евгений и Маша чуть приостановились, когда, внезапно дверь с надписью резко отворилась, и перед посетителями предстал Владлен Анатасович Врыжин. Небольшого роста, лысоватый с густыми кустистыми бровями над глубоко посаженными глазами, разделёнными крючковатым мясистым носом. Подбородок директора музея венчала короткая рыжеватая с проседью бородка клинышком. Передвигался он, чуть прихрамывая на правую ногу, уверяя, что получил ранение на фронтах Великой Отечественной войны. Но Евгений знал о почётной службе Владлена Анатасовича в охране лагеря, где отбывал свой положенный срок сын классово-чуждого элемента Херувим Николаевич Антитипов. Там они и познакомились, и земляческий дух иногда перебарывал в лейтенанте Врыжине классовую ненависть, и он направлял истощённого "поповского сынка" на более лёгкие работы. А после освобождения одного и демобилизации другого по причине "ранения" в пьяной перестрелке охранников, вернувшись в родные края, они возобновили отношения старых добрых знакомых. Встречались иногда, вспоминали "минувшие дни..."
   - Женечка! Какими судьбами? - в умилении взмахнув короткими волосатыми руками, воскликнул Владлен Анатасович.
   - Мы мимо шли. Решили посмотреть музей, - Евгений немного смутился столь бурного проявления положительных эмоций. Но таков был Владлен Врыжин - оптимист и добряк.
   - Вот и замечательно! Вот и молодцы! Экспозиция у нас великолепная! А ты, что-то Женечка давно к нам не заходил. Как мама, как отец?
   - Папа вам привет передаёт. Я с ним только что по телефону говорил.
   - Спасибо, спасибо! Надо бы позвонить твоему папе, поздравить с наступающим Первомаем. Ах, годы, годы! Суета сует! Реже всё навещаем старых знакомых. А ведь столько лет были рядом. Столько лет...
   Владлен Анатасович на минуту отразил в лице печаль прожитого, но затем вновь черты разгладились и озарились доброй улыбкой.
   - Я вижу девушка не здешняя?! Как догадался? Старая чекистская сноровка и мой маленький секрет... Значит, из Москвы?! Интересуетесь памятниками архитектуры? Наш музей - старинное произведение зодчего Старова. Здесь в округе ничего подобного нет...
   И вдруг переменил тему разговора:
   - Женечка! Что же это у тебя весь пиджак мокрый и рубашка рваная?
   - Упал я, Владлен Анатасович. Измазался. Пришлось застирывать в роднике.
   - Ах, Женечка, Женечка! Как ты не осторожен. Как ты не бережёшь себя. Впадаешь в крайности. Ты прости, но иногда твоя манера вести себя вызывает у многих противоречивые чувства. Ты сын директора школы уважаемого в городе человека, одеваешься броско и безвкусно. Разве салатные брюки гармонируют с оранжевым пиджаком? Ты же художник и должен это прекрасно знать. Но ты, Женечка, рисуешь картины совершенно непонятные простому советскому человеку. А искусство, как известно, принадлежит простому советскому человеку. В простонародии корни настоящего искусства. Настоящий художник должен там их находить. Так учит теория социалистического реализма. И только она верна, а остальное всё - ложь, модернизм и буржуазная пропаганда. Ведь классовый зарубежный враг не дремлет. Он всеми средствами мечтает разрушить наше социалистическое государство и в первую очередь победить в борьбе идеологий. Враг делает ставку на неопытность и податливость молодёжи. Пропагандирует буржуазный образ жизни, через пошлую музыку, через безвкусную моду, через абстрактную живопись.
   Ты слышал что-нибудь про масонов? Нет? Это тайная буржуазная организация, раскинувшая свои паучьи сети по всему миру. Масонские ложи есть повсюду и вполне возможно, в нашей стране тоже. Масоны разлагают молодые души и сердца сладкими словами о свободе. Но в каждом этом сладком слове - смертельный яд. Он вытравляет веру в светлое коммунистическое общество, в идеалы социализма. А ведь победа коммунизма неизбежна во всём Мире. Это научно доказано Марксом и Лениным. И никакие происки врагов не помешают наступлению эры Всеобщего Счастья. Я в это верю. И хочу, чтобы верил и ты!
   Владлен Анатасович последнюю фразу продекламировал громко, патетически, взмахнув своей короткой волосатой ручкой. Потом, наклонившись почти к самому лицу Евгения, уже более сдержанно и как-то даже таинственно проговорил:
   - У меня есть реальные доказательства неизбежности Коммунизма.
   - Какие? - автоматически спросил Евгений.
   - Технически осуществлённые. - Владлен Анатасович многозначительно приподнял ко лбу свои густые кустистые брови.
   - Женечка, я над этой проблемой я трудился много лет. Сначала теоретически, а когда "принял" музей, перешёл к практическому осуществлению. И вот вчера опробовал последние детали моей машины. Я её назвал "Хроносублиматор", что в переводе с латинского означает "Приближающая время". С помощью "Хроносублиматора" можно проникнуть в светлое коммунистическое завтра, стать свидетелем грандиозных успехов советского народа. Нашего с тобой, Женечка, поколения, которое будет жить при Коммунизме!
   - Сегодня я хочу совершить испытательный полёт на двадцать пять лет вперёд, в Мир Изобилия, всеобщей Гармонии и Счастья. И знаешь, какая мне в голову только что пришла мысль? Этим первопроходцем станешь ты, Женечка, сын моего друга! Мне хочется, чтобы ты, посмотрев ту прекрасную жизнь, пересмотрел свои взгляды, сбросил паутину буржуазно-масонской пропаганды, что опутала тебя и твоих друзей. Тебе опасаться нечего. В то прекрасное время отправится твой двойник, созданный "Хроносублиматором". Его глазами ты будешь смотреть, его ушами слушать, его губами говорить. Девушка подождёт тебя часок, познакомится подробно с экспозицией. Подождёте?
   - Подожду, - сказала Маша и как-то странно пристально посмотрела на Евгения. Тот смущённо отвёл взгляд.
   - Пойдём, пойдём, Женечка, - заторопил его Владлен Анатасович, нетерпеливо подталкивая в свой кабинет. - Время не ждёт. Прекрасное время не ждёт тем более...
   Маша отошла в сторону. Врыжин закрыл за собой и Евгением дверь. В кабинете над письменным столом на стене висел портрет Вождя мирового пролетариата. Вождь мило щурился и хитренько улыбался в свои усики. Рядом же в углу, к удивлению Евгения, оказалась старинная по виду икона Божьей матери с Младенцем. Поймав недоумённый взгляд молодого человека, Владлен Анатасович слегка смутился, но быстро взял себя в руки и проговорил:
   - Произведение искусства - XVIII век. Музейный экспонат.
   Затем как-то поспешно снова подтолкнул гостя к ещё одной перегородочной двери, находящейся внутри кабинета. За дверью оказалась реконструированная апсида* (апсида - полукруглая алтарная часть, ориентированная на восток) с крутой винтовой лестницей, ведущей под купол в помещение планетария. Существовала ещё и другая для немногочисленных экскурсий. Антитипов и Врыжин поднялись в научно-атеистическую обитель и оказались в зале со скамейкой и планетарным цейсовским аппаратом посередине рельсового пути. Чуть в стороне возвышалось какое-то сооружение, напоминающее гинекологическое кресло и электрический стул одновременно. Неподалёку, соединённое с этим креслом разнообразными проводами и кабелями, располагалось нечто, похожее на пульт управления с рычажками и кнопками на панели.
   - Вот мой "Хроносублиматор", - гордо сказал изобретатель и похлопал сооружение по спинке кресла. - С помощью заданной программы, материалов последних съездов партии, новейших общественно-политических и научных разработок и, наконец, светлой мечты всего человечества о счастливом будущем, моя Установка сублимирует и сконцентрирует в конкретную Реальность биотоки твоего, Женечка, мозга и раскроет для твоего двойника картины иного времени, прекрасных коммунистических дней 1991 года! Садись Женечка, в кресло и не бойся. И гордись оказанной тебе честью, хотя если сказать откровенно, ты её ещё не заслужил. Но верю, после посещения Светлого Будущего ты встанешь на путь исправления. Ты, так же как и я поверишь в Коммунизм!
   Евгений не знал, как себя вести. Отказаться участвовать в странном эксперименте Владлена Анатасовича Врыжина, значит обидеть чудаковатого изобретателя, а потакать его пытливому уму, значит снова, в который раз за последние сутки, возможно, подвергнуть свой организм очередному испытанию на прочность. "Но, где наша не пропадала?" - наконец решил Евгений, и сел на "электрический стул".
   Врыжин подошёл к пульту и немного помедлив, как показалось Евгению, затая дыхание нажал на одну из кнопок. Сверху на голову путешественника во времени опустился какой-то колпак. Нажатие ещё одной кнопки и металлические, похожие на кандалы зацепы, намертво прикрепили руки и ноги к стулу-креслу. Очередная кнопка вошла в панель, и нагубник, напоминающий кляп, прикрыл рот испытуемого. Поворот рычажка, и кресло вместе с Евгением Антитиповым распрямилось, превратившись в подобие неудобного Ложа...
   - Посмотри, наверх, под купол, - услышал Евгений голос изобретателя. Антитипов из-под колпака поднял взгляд и увидел под самым планетарным куполом большой герб Советского Союза с фасеточно - зеркальным Земным шаром в окантовке медных колосьев, увенчанный красной звездой, серпом и молотом.
   - Смотри пристально на... шар...- голос Врыжина слегка поперхнулся от волнения. Евгению ничего не оставалось делать, как уставиться в тускло мерцающую в полумраке сферу. И тут Владлен Анатасович, очевидно нажал главную кнопку. Шар завращался, всё быстрее и быстрее. Зеркальные блики замелькали перед глазами Евгения, закручивая, поглощая, затаскивая в себя его сознание...
   
   ГЛАВА V
   
   Пристально - бдительный взгляд из-под козырька фуражки с синим околышем, прицельно осмотрел фигуру Антитипова.
   - Вольноидущий из "Зоны отдыха"?! Пропуск в "Зону проживания"?!
   Евгений засунул руку в карман своих широченных штанов и вытащил оттуда несколько разноцветных картонных карточек со своими фотографиями в профиль и в фас, заверенными большими лиловыми печатями. Ещё не зная, какая карточка необходима, он протянул их все гуртом охраннику. Охранник вытащил из кучи сразу две: зелёную и жёлтую, внимательно сверив фотографии с подлинником, специальным компостером пробил на каждой карточке по дырке.
   - Младший коммунист Антитипов Евгений! Ты своё пребывание в "Зоне отдыха" в апреле 1991 года закончил. Через турникет на городской эскалатор, шагом марш!
   Антитипов шагнул за турникет и вступил на движущуюся дорожку, ведущую через реку по направлению к возвышающимся невдалеке городским кварталам. Эскалатор, иногда визгливо поскрипывая, нёс его к виадуку витиеватого, украшенного чугунной лепниной моста, над которым, свистя и громыхая, проехал монорельс, обдав Евгения запахом переработанной солярки. Слева по дороге в строгом порядке, не обгоняя друг друга, ползли автомобили на воздушных подушках. Над ними в воздухе дребезжали несколько охранных флаеров.
   Берег реки, огороженный высокой железобетонной стеной с колючей проволокой, желеобразно колыхался, заключая в свои объятия абсолютно белую по цвету речную гладь. Несколько выкрашенных в такой же невинный цвет автоцистерн с надписью "Молоко", под наблюдением охранников, похожими на ассенизаторские шлангами, тянули в себя содержимое речки. На другом берегу колосились поля быстро созревающей кукурузы. Автоматические комбайны, чихая соляркой, заполняли кузова грузовиков на воздушной подушке спелыми початками.
   Раздался грохот, и над городом медленно взлетела громадная пузатая ракета. Несколько секунд она постояла на своём огненном хвосте, как бы размышляя: взорваться ей или нет. И, наконец, приняв решение остаться целой, нехотя набрала скорость и скрылась в мигающих лучах искусственного солнца, то затухающего, то вновь вспыхивающего на восточной стороне неба.
   Пока ракета стояла в раздумье, Евгений успел прочитать на её слегка проржавелых боках полу стёрший лозунг "Коммунизм победил!". Точно такой же лозунг, но слегка искажённый отсутствием нескольких букв, мерцал прямо в голубом небосводе, объявляя, что: "Ком--изм - п--дил!" Это сообщение немного развеселило Антитипова. Он продолжал движение в заданном направлении и через несколько минут достиг первых кварталов "Зоны проживания".
   Дома здесь стояли густо. Были они высоченными и узкими, похожими на поставленные "на попа" бараки, которыми изобиловал город два с половиной десятилетия тому назад. Узкие входные двери, "на одного человека" и такие же окна - щели создавали впечатление крайней малометражности коммунистических квартир.
   Улицы, покрытые шероховатым с выбоинами асфальтом заполнили шагающие в ногу стройными рядами группы молодых людей с одинаково счастливо улыбающимися лицами, в одинаково защитного цвета рубашках, в широченных брюках или длинных до пят юбках. Вольно едущие, подобно Евгению составляли в этом целенаправленном движении подавляющее меньшинство. Но и те торопились, переминаясь с ноги на ногу на медленно ползущем эскалаторе.
   Группы повзводно и поротно двигались к центральной городской площади. Антитипов, повинуясь общему ритму, внутренне подобрался и с любопытством следил за окружающими достопримечательностями. Хотя, откровенно сказать, их почти и не встречалось. Среди однообразно высоченных домов иногда попадались здания пониже. Одно из них, судя по вывеске на воротах, являлось "Учреждением коммунистического воспитания", где за невысоким забором, под присмотром офицеров - преподавателей мальчишки и девчонки одинаковых маскировочных комбинезонах с криками "Ура!" поочерёдно бросались грудью на импровизированные вражеские доты. На другом низкорослом здании с колоннами на фасаде под лёгким ветерком трепыхался лозунг "Искусство требует жертв" с подписью основателя социалистического государства. Изнутри слышались звуки марша. И чем ближе подвозил эскалатор путешественника во времени к центральной городской площади, тем большее число разнообразных памятников Вождю мирового пролетариата попадалось на глаза: "Вождь стоячий", "Вождь сидячий", "Вождь идущий", "Вождь пишущий", "Вождь читающий", "Вождь думающий" и прочее, и прочее, и прочее...
   Вожди мудро, с теплотой во взгляде, смотрели на материальное воплощение своих идей. Антитипов тоже смотрел по сторонам и удивлялся. Он удивлялся пышным, аляповатым фонтанам, где многочисленные осетры и белуги извергали в небо потоки мутной, ржавой воды. Он удивлялся созревающим прямо на ветках берёз и тополей экзотическим бананам и апельсинам, имеющим, впрочем, совершенно несъедобный, какой-то сине-фиолетовый окрас. Он удивлялся огромному количеству лозунгов и транспарантов, протянутых поперёк улиц и светящихся на домах неоном даже в середине весеннего солнечного дня. Некоторые буквы на неоновых лозунгах оставались погасшими, что, иногда, искажало смысл призыва или делало его нелепым, вроде того, висящего в небе.
   А площадь, меж тем, приближалась медленно, но неумолимо. Ряды наголо стриженных, одинаково одетых членов городского коммунистического товарищества всё более концентрировались на сопредельных улицах, дружно и лучезарно улыбаясь. Каждый, в том числе и Антитипов, имел на груди значок с профилем Вождя. Площадь имени Вождя открылась во всём величии и масштабности. Окружённая по периметру двумя громадными зданиями, на одном из которых красностенном с серпасто молоткастыми эмблемами в нишах, красовался длиннющий лозунг "Коммунизм - светлое настоящее всего человечества!". Площадь являла монументальный мемориал. В центре возвышался знакомый Антитипову, но выросший до невероятных размеров, памятник Великому Вождю. Кроме размеров он поменял ещё и материал изготовления и превратился из бронзового в золотой. Вокруг него на более низких постаментах расположился "Ареопаг". Слева и справа стояли так же до боли знакомые фигуры "Владимира Виссарионовича" и "Иосифа Ильича", только голова у них была совсем другая, созвучная первоначальному оригиналу: время "стирания образов", очевидно, прошло. Дальше следовали памятники "Лысому вождю", "Вождю бровастому" и каким-то двум, незнакомым Евгению личностям. Одна, из которых изображала "кислого" человека в очках, а другая лицом смахивала на смертельно больного китайца.
   Ряды молодых коммунистов стройно и организованно подходили к мемориалу и возлагали к памятникам букеты одинаковых ярко-красных гвоздик. Больше всего, конечно, доставалось Главному Вождю. Его постамент буквально трещал от напора красно-пролетарской флоры. И тут Евгений вспомнил, что сегодня как раз День рождения Вождя, и столь массовые сборы - дар памяти его могучего гения. К моменту проведения торжественной церемонии младший коммунист Антитипов сошёл с эскалатора и незаметно для окружающих продвинулся в первые ряды почти вплотную к длинной цепочке охранников, окружавшей место действия.
   И всё-таки, как оказалось, возложениями цветов данные мероприятия не ограничились. Громко и слегка фальшиво продудели фанфары. Огромные бронированные двери красностенного здания расползлись в разные стороны, и из них в окружении двух низколетящих охранных флаеров выполз большой чёрный автомобиль на воздушной подушке. Он проплыл половину площади и остановился неподалёку от мероприятия. Флаеры опустились рядом. Их двери раскрылись и на асфальте с бластерами на изготовку, выскочили охранники во главе со своим начальником, в котором Антитипов вдруг узнал изрядно повзрослевшего бывшего хулигана "Вовку-волка". Сейчас он важно выступал и отрывисто командовал своими подчинёнными, многие из которых тоже узнавались Евгением, как члены бывшей уличной шайки.
   Солидный "Вовка-волк" подошёл к чёрному автомобилю и взял под козырёк. Дверь автомобиля сдвинулась, образовав тёмный провал и из него, как из преисподней выбрался тучный, стриженный под "бобрик" человек. В руках он держал две красные гвоздики. Охранники взяли бластеры "на караул". По площади прокатилось стройное, громогласное "Ура!". Тучный человек помахал площади рукой и неспешной, размеренной походкой, в окружении охраны и в сопровождении "Вовки-волка", двинулся к памятнику Вождю. Цветы легли на специальное оставленное свободное место. Тучный человек подошёл к стоящему за небольшой трибуной микрофону. И тут узнавание снова настигло Антитипова. Он узнал в тучном человеке бывшего комсомольского вожака Валерия Пиявина.
   - Товарищи сокоммунники! - загремели установленные по периметру площади динамики голосом тучного Пиявина.
   - Мы собрались сегодня на этой площади, носящей имя самого Великого человека двадцатого века в день его рождения, чтобы восславить его мудрость, его гениальность, его прозорливость! Он не только предсказал победу коммунизма во всём мире, он проложил первые шаги нашего государства и всеобщему Счастью! Сбылись пророчества Владимира Ильича! наше поколение живёт при Коммунизме уже десять лет! Мы на себе испытываем радость всеобщего Равенства, Братства, Свободы и Любви нашей родной Коммунистической партии, вдохновителя всех грандиозных деяний эпохи строительства нового общества. Мы отдаём дань нашему великому Учителю и его верным сподвижникам. Приведшим нас в Светлое Настоящее. Но не надо забывать о тех героях, что сложили головы за великие идеи во времена обострённой классовой борьбы, когда решался вопрос: кто кого?
   В нашем городе в двадцатые годы от рук врага народа и убийцы, рядившегося в поповскую рясу, смертью храбрых погиб уполномоченный местного ЧК Валерьян Вальдемарович Пиявин, который был моим дедом. Сегодня в День гибели героя и День рождения Великого пролетарского Вождя, мы открываем памятник славному гражданину нашего города Валерьяну Пиявину. Право сбросить покрывало предоставляется создателю памятника, скульптору и художнику - младшему коммунисту Евгению Харитоновичу Антитипову...
   Услышав своё имя и фамилию, Евгений Антитипов вздрогнул, встрепенулся и посмотрел туда, куда широким жестом указал тучный Пиявин. Он увидел чуть в стороне отдельно стоящий постамент с покрытой белым покрывалом фигурой неясных очертаний. Рядом с постаментом стоял сутулый лысый человек в очках, которого его юный двойник поначалу никак не хотел признать, так не только внешне, но, кажется, и внутренне неузнаваем, показался Антитипов самому себе через четверть века в коммунистическом лагере. Сутулый человек по знаку Пиявина дёрнул за верёвочку, зажатую у него в руке, покрывало упало на постамент, памятник открылся во всей красе. Чекист Пиявин стоял в полный рост в кожаной куртке и галифе, заправленных в сапоги гармошкой. Под правым сапогом просматривался расколотый, как яичная скорлупа, купол голяковской церкви со сплющенным крестом. В руке "герой" держал почему-то современный пистолет "Макарова", и, прищурив один глаз, целился из него...прямо в стоящего в передних рядах молодого Евгения Антитипова. Тому стало почти дурно от ассоциации с недавними ночными воспоминаниями и омерзительно от косвенного единения с человеком, изваявшим палача, надругавшегося над телом Анны.
   Всплеск ненависти, совершенно не свойственной ему раньше, внезапно захлестнул Евгения. Он вдруг бросился вперёд, проскочил между двумя неподвижными охранниками, подбежал к памятнику чекисту, возвышавшемуся в каких-нибудь нескольких шагах и, вытянув вперёд обе руки, что было силы, ударил статую в живот, мало рассчитывая на эффект. Но ошибся. Результат превзошёл ожидания.
   Из чего оказался слепленным памятник, Антитипов не разобрался, но от удара, а вернее сильного толчка, чекист Пиявин надломился, треснул пополам и рухнул на асфальт. Разлетевшись на мелкие кусочки. На постаменте остались одни сапоги гармошкой. А Евгений, мельком взглянув на дело своих рук, резко повернулся к ваятелю и наотмашь нанёс ему хлёсткую пощёчину. Очки в металлической оправе упали под ноги, открыв беспомощный близорукий взгляд. На минуту их глаза встретились.
   - Ты не прав, - тихо сказал скульптор. И уже погромче, взглянув за спину Евгения - Беги!
   Антитипов рванулся в сторону. Но его уже преследовал громогласный, усиленный динамиками, голос внука поверженного "героя":
   - Задержать опасного преступника, осквернителя Культуры!
   Сзади раздался топот множества сапог и знакомый шакалий голос "Вовки-волка" проорал в спину:
   - Не уйдёшь, падло! Поймаем!
   Антитипов побежал. Он бросился в "Аллею героев", берущую начало у края пощади, где по неизвестной причине отсутствовал пост охранников, и, размахивая клешёнными штанами, помчался по асфальтовой дорожке, по обеим сторонам которой, закрывшись еловыми ветками, стояли бюсты каких-то однообразнолысых, похожих как братья-близнецы, личностей. Поначалу погоня наступала на пятки. За спиной слышались злобные выкрики "Вовки-волка" и тяжёлое дыхание его охранной банды. Но через незначительный промежуток времени, крики командира - атамана стали постепенно утихать, тяжёлый топот перешёл с бега на шаг. Ожиревшие, отвыкшие от быстрых движений среди покорной однообразности человеческой массы, бывшие быстроногие хулиганы, не смогли угнаться за молодым, натренированным почти ежедневным удиранием, Антитиповым. запоздало ударил луч бластера, расплавив в кисель голову какого-то неизвестного Евгению героя. После этого неудачного выстрела, убегающий поднажал ещё пуще, свернул в сторону с аллеи, пробежал между, стоящие друг за другом в ряд, развесистыми ёлками, перемахнул через невысокую ограду и выскочил в проулок, половину которого заслоняла огромная стеклянная витрина. Рядом над вертящимся входом горела неоновая надпись "Потребности". Первые четыре буквы по сложившейся здесь традиции, оставались потухшими, освещая совершенно непотребное слово. Впрочем, бегущему, в данный момент, было не до тонкостей русской грамматики. Он одним махом проскочил "вертушку", надеясь затеряться в толпе одинаковых покупателей. Но тут же понял, что совершил непростительную ошибку. Магазин "Потребности" оказался полупустым. Евгений остановился, учащённо дыша после интенсивной пробежки, и хотел уже повернуть назад, когда стоящий чуть в сторонке охранник подошёл к нему, потребовав пропуск в "продуктовый блок". Антитипов дрожащей рукой снова вытащил из кармана весь набор своих разноцветных картонок. Охранник выбрал синюю и пробил дырку компостером в нужном месте. Тут же поворачиваться и уходить, означало навести совершенно не нужные подозрения, и Евгений вошёл в "распределительный зал". Витрины зала оказались заваленные колбасой. И больше - ничем. Других продуктов питания не наблюдалось. Зато колбасы было много. Очень много. Сизо-лиловые батоны артиллерийскими снарядами тупорыло уставились на Антитипова, словно готовые по нажатию невидимой кнопки, залпом ударить по вошедшему. Аналогии с оружейным складом усилились, когда Евгений увидел стоящих за прилавком охранников с полным боекомплектом. охранники косились на посетителя. Не зная, что предпринять, Евгений переминался с ноги на ногу и оглядывался по сторонам. Оглянувшись на выход, он вдруг с ужасом заметил приплюснутое снаружи к стеклу лицо "Вовки-волка", рыскающего взглядом по полупустому залу. Чуть сзади толпились выросшие в здоровенных детин "волчата" с бластерами на взводе.
   Дрожь, холодной колкой волной прокатилась по ногам и заплескалась в пятках. Евгений понял, что на этот раз он попался основательно и расправы ему не избежать. Но, чтобы как-то оттянуть время, он подошёл поближе к прилавку и ухватился за лежащий сверху колбасный батон. Тот оказался гладким, тяжёлым, похожим на полено и на вид совершенно несъедобным. Пахло от батона не колбасой, а масляной краской. И Антитипов понял, что держит в руках муляж, подделку под колбасу. На полках громоздилось изобилие муляжей. Сам "Коммунизм" оказался несъедобным муляжом, обманом тиранией и подлостью...
   И тут что-то произошло. Вместо полупустого зала, Евгений вдруг оказался в переполненном разноликой толпой помещении. По виду это был то же самый магазин, но полки его красовались девственной пустотой, а народ, стоящий в длиннющей очереди, выглядел усталым и злым. Силой обстоятельств Антитипов оказался у самого прилавка. Толстая, сытая продавщица в грязно-белом халате с ненавистью уставилась на него:
   - Талон? - потребовала она. Нужного талона в карманах не оказалось. Сзади толпа угрожающе загудела:
   - Он здесь не стоял! Почему пускаете без очереди? Милиция! Наведите порядок!
   Кто-то с двух сторон схватил Евгения под белы руки. Оглянувшись, он увидел пару блюстителей порядка в незнакомой серой форме с короткими погонами на плечах. Лицо одного из них, изрядно постаревшее, показалось очень знакомым. То был "выросший" до капитана сержант - любитель чужих магнитофонов. Несмотря на прошедшие годы, манеры его остались прежними: - А ну, пошёл вон, морда уголовная! Хочешь снова в кутузку?! Враз оформим!
   И, недолго рассуждая, капитан - сержант огрел вырванного из очереди Антитипова какой-то длинной резиновой палкой по лысой уголовно - коммунистической шее. От резкой боли у Евгения потемнело в глазах, и он потерял сознание...
   
   ГЛАВА VI
   
   Пульт "Хроносублиматора" дымил и искрился. Владлен Анатасович Врыжин жал на какие-то кнопки с отчаянием на бородатом "мефистофелевском" лице, но задымлённость становилась ещё гуще. Глаза изобретателя слезились от едкой атмосферы, да и пришедшему в себя Евгению, горелые запахи стали попадать в незащищённый нос.
   Но, наконец, нужный контакт всё же замкнулся, и "кандалы" на руках и ногах "путешественника в будущее" медленно с неохотой разошлись в стороны. А вот "кляп" никак не желал расставаться с губами, и Евгению пришлось проявить всю свою изворотливость, чтобы выползти из-под колпака и нагубника. Видя, что усилия подопечного увенчались успехом, Владлен Врыжин обесточил свой горе - аппарат и вынырнул из дымовой завесы навстречу поднявшемуся на ноги Евгению.
   - Женечка! Прости ради бога! Маленькая техническая неисправность. Сам понимаешь, опытный образец. Первая проба. Как ты себя чувствуешь? Голова не болит?
   У Антитипова и в самом деле болела голова и шея, как раз в том месте, куда залепил ему резиновой дубинкой капитан - сержант из будущего, но он решил не откровенничать с Врыжиным о своих приключениях в Коммунизме. Между тем Владлен Анатасович жаждал рассказа побывавшего в Счастливых временах, но Евгений уже уяснил себе, что лучше всего сослаться на отсутствие впечатлений и заявил о своём полном беспамятстве при испытании "Хроносублиматора".
   Это сообщение очень расстроило изобретателя. Он огорчительно замотал лысой бровастой головой, бормоча что-то про "энергетический баланс" и "слабое силовое поле".
   - Пойду я, Владлен Анатасович. - тихо сказал Евгений. - Ждут ведь меня...
   - Да, да, Женечка, иди, иди! Прости за отнятое время. Кто же знал, что всё так получится....А мне так хотелось..., - и Врыжин огорчительно махнул куда-то в сторону своей короткой волосатой рукой.
   - Провожать тебя не буду, сам понимаешь, нужно с аппаратурой повозиться, подремонтировать. Ну, будь здоров. Передавай привет отцу и маме.
   Владлен Анатасович, прихрамывая, потрусил к своему перегоревшему детищу, а Антитипов отправился обратным маршрутом вниз по винтовой лестнице, через директорский кабинет, где на стуле лежал его мокрый оранжевый, простреленный навылет пиджак, а со стены с ехидной улыбочкой поглядывал Вождь мирового пролетариата, и рядом грустно смотрела Мадонна с Младенцем на руках.
   Во дворе музея - церкви, сидя на скамейке, Евгения ждала Маша, радостно улыбнувшаяся при его появлении в дверях. Она поднялась ему навстречу, и пальцы их рук как-то сами собой встретились и переплелись. По дорожке в сторону графского парка они пошли, держась за руки. Они молчали. Евгений был смущён такой внезапной близостью с почти незнакомой девушкой, но сердце его сладостно трепетало, и это новое ощущение постепенно заглушало мрачные отголоски путешествия в воображаемый коммунизм. Хотя подробности и детали прочно въелись в сознание незабываемым воспоминанием.
   Маша не задавала никаких вопросов. Они шли рядом по весеннему парку. Над ними шелестели ещё обнажённые, с набухающими почками ветви деревьев, в которых невидимо - вдохновенно стрекотали какие-то пичужки. Ещё выше безоблачное небо сверкало солнечно - аквамариновой глубиной. Под их ногами первые ростки молодой травы вспыхивали зеленоватыми пламенными язычками. Воздух дышал ароматами возрождающейся природы.
   Юная пара бродила среди этого сказочного Пробуждения, забыв про все житейские огорчения и неприятности. Они держались за руки, но иногда искоса робко поглядывали друг на друга и улыбались странными тихими улыбками. Говорили односложно, понимая внутренним чутьём, что сейчас лишние слова ни к чему.
   Спустившись к речке, долго оставались на берегу, наблюдая за удивительной подводной жизнью мелководья. Жучки, тритоны, рыбёшка, пробудившиеся от зимней спячки, мелькали в переплетении водорослей. И вся их многосложная жизнь вызывала у Маши и Евгения какой-то неподдельный интерес, вызванный, очевидно, не только любопытством молодости, но и обоюдным подсознательным желанием сломать ту оставшуюся тонкую корочку отчуждения двух совсем недавно познакомившихся людей. "Весенний лёд" быстро таял, тёплое апрельское солнышко всё жарче пригревало. Души оживали и несмело тянулись друг другу навстречу. С каждым мгновением, с каждой минутой, с каждым часом притягиваясь с возрастающим магнетизмом, с жаждой взаимного единения. Это движение происходило за гранью понимания молодых людей, на полубессознательном уровне, но двигало их в нужном направлении, какое-то высшее сознание, какой-то Высший Разум. Так случается в этом мире и не так редко, как кажется на первый взгляд. Весна. Молодость. Любовь. Жизнь неистребима. Так было и будет во веки веков. Бог создал Вселенную для вечного круговорота Любви.
   Евгению неожиданно на ум пришли стихи. Он сочинил их года два назад в такой же вот весенний день, но никому до сих пор не показывал и не читал. А тут вдруг захотелось найти благодатного слушателя, в лице Маши. Отчего у него появилась такая уверенность? На это ответить ему вряд ли бы удалось. Просто он был уверен, что его внезапный стихотворный порыв не воспримется как глупость и пижонство, что в девушке он найдёт то понимание его духовных откровений, которые присущи всем, даже самым замкнутым людям, наделённым творческим вдохновением.
   - Можно я прочту стихи? - спросил Евгений.
   - Да, - тихо ответила Маша, не поднимая взгляда.
   У Евгения почему-то слегка пересохло в горле. И он понял, что волнуется. Волнуется, как мальчишка. Как тот мальчишка - поэт, Олег Гунин, который совсем недавно читал ему, "умудрённому Мастеру" свои несовершенные стихотворения. Строчки начали путаться в голове, и пауза для восстановления их в памяти и дальнейшего сосредоточения, несколько затянулась...
   - На стекле бабочка забытого счастья,
   Бьётся бабочка бессильно о стекло.
   Вот бы открыть все окна настежь,
   Чтобы в комнату хлынуло солнце тепло.
   И чтобы бабочка, весенний воздух чуя,
   Вспорхнула бы к деревьям и цветам.
   И думала с восторгом: "Улечу я
   Так высоко, где никто не летал!"
   И летела бы, испытывая счастье
   Прежнее и новое вдвойне...
   Вот бы открыть все окна настежь,
   Но окна заколочены не по моей вине...
   И как бы на одном дыхании, словно боясь потерять найденную нить:
   Тоска по доброте
   Тоска по двум ладоням
   Скользящим в темноте
   Над телом полусонным.
   Тоска по доброте
   Тоска по тихим звукам.
   Познание в беде
   На право зваться другом.
   Тоска по доброте
   С минуты расставанья
   Лишь двое в пустоте
   До нового свидания.
   Тоска по доброте
   Навек со мною будет
   Её немую тень
   Зовут Любовью люди.
   ...И молчание долгое, протяжное, заглушаемое лишь щебетом весенних птиц и журчанием речной воды. Потом небритой щеки Евгения Антитипова коснулись девичьи губы. Коснулись на одно мгновение и отпрянули, словно Маша внезапно испугалась своего поступка...
   Весь день они бродили по окрестностям Голой Горы. Дружно доели бутерброды из Машиных припасов, но этого оказалось мало, и они пообедали в местной столовой. Евгений побрился в парикмахерской, попросив не трогать щетинку заново пробивающихся усов. Маша рассказывала ему о себе, о своих здешних родственниках и о двоюродном брате, который оказался близким приятелем Антитипова Михаилом Шухровским. И это сообщение поразило и немного огорчило Евгения. Ведь, как выяснилось, если судить по рассказу призрака отца Николая, Михаил является дальним родственником нашего героя, будучи продолжателем рода графа Добринского по женской линии. Следовательно, и Маша - дальняя родственница Евгения. И хоть родство то эфемерно и призрачно, а всё же зашевелился в груди на несколько минут досадливый комочек, происхождение которого объяснить невозможно. Но потом всё встало на свои места. Пара гуляла по живописным окрестностям, казалось, забыв о быстротекущем времени. Евгений всё больше и больше проникался доверием к девушке, и когда вечер лениво опустил свои чёрные крылья на темнеющий за рекой лес, Антитипов привёл Машу на старое заброшенное кладбище возле графской Усыпальницы и, не чураясь деталей и подробностей, рассказал своей обретённой подруге все события прошедшего вечера и ночи.
   Евгений знал, как рисковал. Поймут ли его? Поверят в то. Во что и сам то он верил с трудом только, так сказать, под "тяжестью вещественных доказательств"?
   Но Маша слушала его рассказ внимательно и напряжённо. Несколько раз в её серых глазах мелькнули тёмные всполохи недоверия, но потом исчезли окончательно, в момент повествования о драматической развязке с выстрелом призрака комиссара Пиявина. Вот тут-то девушка, немного поколебавшись, остановила откровения рассказчика лёгким прикосновением руки.
   - Не знаю, как это объяснить, но посмотрите, что я нашла возле дорожки рядом с тем местом, где вы лежали...
   И, порывшись в своей сумочке, Маша на вытянутой ладони показала какой-то медный цилиндрический предмет. Приблизив свой близорукий, усиленный линзами очков взгляд, Евгений узнал, вернее, угадал в цилиндре гильзу от пистолета системы "Макарова". Гильза пахла порохом.
   
   ГЛАВА VII
   
   В лесу за рекой, вдруг сменив внезапно смолкший птичий щебет, раздался пронзающий душу волчий вой. Молодые люди почти одновременно вздрогнули. Гильза скатилась с Машиной ладони. Исчезнув в жухлой прошлогодней кладбищенской траве, а девушка в испуге прижалась к груди Евгения. Он обнял её слегка дрожащими руками.
   - Мне страшно, - прошептала Маша, - уйдём отсюда поскорее...
   Но двинуться с места они не успели. Кусты, ведущие в запущенную парковую аллею, разошлись, и взору Евгения Антитипова предстала физиономия в кепочке, надвинутой на косоватые глазёнки. Физиономия гадко ухмылялась. В первые мгновения сходство с каменным парковым Ильичём ужасно поразило Евгения. И этот ужас усилился, когда в безусой и безбородой роже он узнал знакомые пиявинские черты "Вовки-волка".
   За атаманом из кустов вывалилась вся шайка. по случаю субботнего вечера компания находилась в значительном опьянении, но судя по торчащим из карманов нераспечатанным поллитровкам, ещё не достигла пика своего блаженства, решив скоротать время перед танцами кладбищенским "пикником".
   Встретить обнимающуюся возле могил парочку они явно не ожидали, но мгновенно перестроились, когда признали своего старинного врага - "гниду стиляжью" Женьку Антитипова.
   - Какая встреча! - радостно расплылся в пьяной улыбке "Вовка-волк". - Где ж ты нам только не попадаешься, тварь узкобрючная! Теперь здесь с бабою промеж упокойников лапаешься. Никакого уважения к святым местам!
   Вихляющей, чуть заплетающейся походкой "Вовка-волк" подошёл к застывшей в объятиях паре и помутневшим взором стал разглядывать Машу.
   - А бабу себе клеевую отхватил. Жопа круглая и сиськи, вроде есть. Поделись, милай! Нас много, а ты один. Да и куда тебе такая баба? Ты же с ней ничего сделать-то не смогёшь! А мои пацаны страсть, как бабу хорошую попробовать хочут. Салаги они, не е...сь ещё ни разу. Вот на твоей пусть поупражняются, чтоб во вкус войти. А тебе спасибо скажем, что добровольно уступил. Не-то, ты меня знаешь: перо под бок и тут же в могилку старинную закопаем вас обоих - никто и не найдёт.
   И словно иллюстрируя свои зловещие угрозы "Вовка-волк" вытащил из бокового брючного кармана знакомый Антитипову предмет, лезвие которого матово блеснуло в полумраке, выскочив из рукоятки.
   - Ну, сдаёшь в прогон? Тогда и тебе в конце достанется, а то авось, когда бы ты её ещё уломал? Целка, поди?
   Поигрывая ножом, бандит ухватился за руку девушки, вцепившуюся в локоть Евгения. Дёрнул, но усилия оказались напрасными. Тогда он слегка ткнул Евгения "выкидоном" в бок. Острое лезвие пронзило оранжевый пиджак, рубашку и жгучей болью обожгло тело. Юноша тихо вскрикнул, но вместо того чтобы отпрянуть от девушки, ещё сильнее прижал её, а свободной правой ногой неожиданно для самого себя, а тем более для "Вовки-волка", ударил того в пах. Пахан, сложился пополам, потеряв свой нож и, держась обеими рукам за место удара, стал выть и кататься по земле. Волчата на несколько мгновений замерли в недоумённых, нерешительных позах, но потом, как по команде накинулись на Евгения и Машу. Сильные, злобные, летящие со всех сторон зубодробительные вспышки ударов обрушились на лицо Антитипова. Он тут же потерял ориентировку, пытался отмахаться ногами, удерживая руками девушку. Но что он мог сделать против десятка сильных, пьяных зверёнышей, которые натренировались в подобных "мероприятиях" - "кучей на одного". Руки Евгения ослабли, и теряющую сознание Машу несколько бандитов потащили куда-то в сторону. Остальные продолжали избиение.
   Евгения повалили на землю, и прогнали в пинки, отчего он впал в полу беспамятство, сорвали с него всю одежду и схватив за ноги поволокли к ближайшей могиле. "Вовка-волк" пришедший в себя после "меткого попадания", всё ещё кривясь от боли, стал руководить экзекуцией. Избитого привязали ремнями к старинному могильному кресту. На голую шею "для смеху" надели его же длинный и широкий оранжевый галстук, едва прикрывший наготу под животом. На голову напялили пучок каких-то очень колючих кустов, шипы которых исцарапали в кровь и без того избитый лоб Евгения.
   Очки слетели с лица после первого же удара, и теперь привязанный к кресту различал окружающие детали сквозь мутную близоруко - кровавую пелену. Но он тут же стал искать полу ослепшим взглядом Машу, и почти сразу увидел её совершенно обнажённую, лежащую без сознания на соседнем могильном холмике. Над ней уже "трудился", пуская слюну, какой-то мордастый прыщавый юнец. Остальные стояли полукругом, дожидаясь своей очереди. Погано хихикая и подбадривая "работягу".
   Евгений рванулся, но ремни туго стягивали его запястья и щиколотки, а перед лицом, заслоняя мерзкую картину насилия, всплыла злобная рожа "Вовки-волка".
   - Ну, что, падло, всё равно по-нашему вышло! Сломали целяк твоей сучке! Сейчас вот с ней закончим и тобой займёмся. Обратим тебя в пидарасную веру. Чтоб твоей бабёхе не обидно было! И не вздумай легавым заявки писать: пришьём, как барана, а шкуру на базаре продадим...
   Евгений плюнул в рожу сгустком кровавой слюны. И, как ногой в первый раз, снова попал. "Вовка-волк" медленно обтёрся рукавом.
   - Ну, этого я тебе козёл, не прощу! Точно яйца вырежу, чтоб ты не брыкался и не плевался! Приготовься к операции!
   И чуть сгорбившись, очевидно, от не ушедшей до конца боли, "хирург" отправился на поиски утерянного "скальпеля".
   Евгению стало дурно. После избиения голова раскалывалась, опухшее лицо горело и саднило. И он не мог без ужаса глядеть на соседнюю могилу. Где заканчивался "прогон"...
   И вдруг крик "Атас!" изменил методичность казни на Голой Горе. Волчата бросились в рассыпную, а матёрый "оборотень", не успевший подняться с корячек во время поиска утерянного ножа, оказался скрученным тучным милицейским капитаном и его подчинённым с тремя сержантскими лычками на погонах.
   И тут со злобным смельчаком - головорезом "Вовкой-волком" произошла мгновенная метаморфоза:
   - Дяденьки! - захныкал сопливый мальчуган в кепочке. - Отпустите дяденьки! Я ничего не сделал. Я мимо проходил, шёл за могилкой дедушкиной прибраться, а тут хулиганы девушку насилуют. Я испугался, хотел убежать, да не успел. Отпустите дяденьки!
   - Отпустите парня, товарищ капитан! - раздался ещё один знакомый Евгению голос, и к месту событий из кустов, освещённой полной луной, вышла фигура комсомольского секретаря Валерия Пиявина.
   - Отпустите. Я его знаю. Хороший парень. Наш парень...
   Цепкая хватка разжалась, и "Вовка-волк" исчез в кладбищенской тьме. Валерий Пиявин и милицейские чины подошли к лежащей неподвижно Маше.
   - Жива, но без сознания, - проговорил капитан, прощупав пульс.
   - Посмотрите, может документы, какие есть? Вон сумочка лежит. Принесите её сержант.
   Сержант по приказу Пиявина принёс Машину сумочку, лежащую чуть в стороне. Комсомольский лидер и милицейский капитан при свете луны и карманного фонаря принялись разглядывать обнаруженный паспорт.
   - Из Москвы. И имя какое-то странное - Марианна.
   И как только было произнесено полное имя Маши, для привязанного к кресту и незамеченного почему-то Евгения внезапно открылся смысл, тех неузнанных до сей минуты черт в лице девушки, загадка которых подспудно волновала его весь этот день.
   Теперь, глядя на неподвижное, бледное, освещённое луной лицо, он узнал в нём переплетённое сходство графской дочери Анны и Богородицы, девы Марии...
   Между тем капитан и сержант с трудом одели Машу в разодранные остатки её одежды и, приподняв, с двух сторон девушку за руки и за ноги, как неподвижный манекен, понесли через кусты, очевидно, к стоявшей неподалёку машине. Пиявин же задержался на погосте, разглядывая место преступления. Что или кого он искал, Антитипову сейчас было безразлично. После избиения ему с каждой минутой становилось хуже. Он уже почти терял сознание и наблюдал за действиями комсомольского вожака, словно из какого-то другого параллельного мира, фиксируя помутневшим зрением, только отдельные движения Валерия Пиявина. Вот тот увидел какую-то груду тряпья, быстро подошёл к ней и выудил оттуда мятый оранжевый пиджак, тщательно осмотрел его со всех сторон несомненно заметил пулевое отверстие навылет. Он даже палец в дырку сунул, чтобы удостовериться. Потом, держа пиджак в руках, стал снова оглядываться по сторонам и только тогда обнаружил привязанного невдалеке к могильному кресту голого Евгения Антитипова. Пиджак упал из ослабевших рук. Пиявин сделал шаг в сторону распятого. На лице, освещённым лунными бликами, сначала отразилось недоумение, которое сменил суеверный ужас.
   - Ты жив? - заплетающимся, немеющим языком пробормотал Пиявин, поймав тусклый, но вполне осмысленный взгляд Евгения.
   Руки комсомольского лидера затряслись мелкой дрожью, словно он узрел внезапно появившегося призрака. Пятясь по тропинке к кустам, он несколько раз бессмысленно пробормотал: "Жив, жив. Не может быть...Пуля...навылет...". Потом уперевшись спиной в кустарник, повернулся и бросился, сломя голову за Усыпальницу в сторону парковой аллеи. Вскоре невдалеке затрещал автомобильный движок и милицейская машина, сверкнув фарами, укатила из запущенного старого парка.
   Евгений остался наедине с луной и своей болью. Луна постепенно пряталась за облака, боль же не проходила. Она расположилась в его избитом теле, муторно ворочаясь злобным клыкастым зверем. Руки и ноги, туго связанные ремнями, постепенно немели, и попытки шевелить пальцами с каждой минутой приносили всё меньше и меньше пользы. Мысли в голове рождались и умирали, придавленные болевым прессом, и всё же странное поведение Валерия Пиявина вызвало на некоторое время недоумение, пока, как секундное озарение, как вспышка выстрела в мозгу промелькнула догадка "Он!". Он стрелял настоящим боевым патроном, прикрываясь призрачным выстрелом своего деда. Два, да нет - три образа, включая "Вовку-волка" слились в один. В образ лютой ненависти к тем, кто живёт и мыслит не так, как полагается в этой стране. Они готовы на всё, даже на убийства не подчиняющихся их разбойничьему закону. В мифах Древней Греции есть легенда про разбойника Прокруста, который заманивал усталых путников к себе в хижину якобы для ночлега, укладывал на своё ложе и, если тот не умещался в нём, отрубал голову. Нынешние Прокрусты ничем не лучше древнегреческого. Они ненавидят нестандартных...
   Да, Евгений был застрелен навылет ненавидевшим его Валерием Пиявиным. И всё же он жив. Как это случилось? Мысли путались, петляли по лабиринту предположений, пока их снова не озарила догадка. Он самом деле побывал ...в Раю. Его воскресили из мёртвых для другой, отличной от прежней жизни. Сейчас до конца он этого не осознавал, но чувствовал, что перемены, произошедшие в нём необратимы. Он встал на путь духовного очищения, и нынешняя ночь перед Пасхой с ужасом насилия невинной девушки, с избиением и распятием его самого - последняя ночь перед Воскресением духа. Духа Любви ко Всевышнему и Спасителю, воскресившему его из мёртвых, смертью смерть поправ...
   Время текло медленно и тягуче, но явно приближаясь к полуночи. Прохлада ознобом прокатилась по обнажённому телу, усиливая онемение конечностей. Евгений совсем окоченел, ему очень хотелось пить - рот наполнился кровавыми сгустками, и распятый уже не в силах был их сплёвывать на землю.
   Вдруг кусты со стороны дорожки, ведущей в церковь - музей зашевелились и перед затуманенным взором Евгения Антитипова, освещённая неярким лунным светом предстала ещё одна знакомая фигура. Прихрамывая на правую ногу, она двинулась в сторону Усыпальницы, упала на колени. Под мышкой фигура держала какую-то, похожую на картину и книгу одновременно, вещицу. Эта вещица оказалась приставленной к подножью графской Усыпальницы. Фигура истово принялась креститься и кланяться, узнанной Евгением иконе Божьей Матери с Младенцем. Бородёнка клинышком тряслась в экстазе. Владлен Анатасович Врыжин с полчаса отбивал поклоны к немалому удивлению Евгения, который почти забыл о своих страданиях, наблюдая краем глаза за странной, нелепой сценой моленья ярого атеиста и безбожника.
   - Бесы веруют и трепещут, - услышал Евгений тихий, едва различимый голос из-под могильного холма. Он узнал этот голос. Голос своего деда - отца Николая. Только теперь он сообразил, что распят на кресте дедовой могилы.
   - Терпи внук мой, свои страдания, по примеру господа нашего Иисуса Христа, - снова проговорил голос. - Ещё немного и наступит День святого Воскресения. Придёт очищение и избавление от мук твоих. Помни о нашем уговоре. Святой Крест укажет место...
   Голос смолк, и Евгения некоторое время окружала тишина, прерываемая лёгкими дуновениями ночного прохладного ветерка да бормотанием молящегося Врыжина. Наконец бормотание затихло. Директор музея перестал отбивать поклоны, встал с коленей и полез, кряхтя и причитая, зачем-то через нишу внутрь Усыпальницы.
   Там послышалась приглушённая возня и через минуту-другую снова показалась клинобородая физиономия. Владлен Анатасович, пыхтя и отдуваясь, вытащил на свет божий резной в металлической оправе сундучок, открыл его персональным ключиком и принялся одну за другой вытаскивать наружу разнокалиберные иконы, очищая их от пыли носовым платком. Как скупой рыцарь, Врыжин долго любовался своим богатством, затем заново сложил все иконы в сундучок, не забыв и ту принесённую с собой. Последовал тот же знакомый маршрут и подпольный коллекционер, отряхивая прах со своих коленей, захромал в сторону церкви - музея. И тут только он увидел висящего на кресте Евгения. На лице Врыжина отразился испуг, словно его уличили в воровстве. Потом он взял себя в руки и подошёл поближе к Евгению.
   - Это ты, Женечка?! Ты меня напугал! Как ты здесь оказался? В такое время! И в таком виде! Это что, новые причуды абстракциониста? Подражаешь Иисусу Христу? Да, завтра ведь православная Пасха! И ты, значит, решил подурачиться? Нехорошо, Женечка, грех. Хоть мы и атеисты, а смеяться над Богом нельзя. Накажет. Тем более, ты из семьи священнослужителя. Дедушку твоего здесь все уважали, хоть он и совершил убийство неповинного человека. Хорошего, кстати, человека. Настоящего чекиста, с которого все мы должны брать пример. И отца твоего осудили не зря, хотя может, слишком большой срок дали. Но времена тогда были суровые. Решался вопрос: кто кого! Потому-то Харитошу и посадили. И знаешь, если бы я не оказался рядом с ним, навряд ли ты, Женечка, родился бы. Спасал я твоего отца, много раз спасал. За что он мне и благодарен и не воротит нос, как ты, например. Недоволен ты нашей жизнью. Вытворяешь всякие безобразия. Одеваешься, как пугало огородное. Вот теперь на крест забрался. Мученика из себя изображаешь? Настоящий-то мученик вон, где лежит. Валерьян Пиявин - погибший за революцию и социализм. А твой дед - убийца и не будет ему прощения во веки веков. Видел, как я молился? Видел! Не свои грехи замаливал. О вразумлении твоём уговаривал Бога. Больше некого. Слов ты разумных, Женечка, не понимаешь. Пришлось через свою совесть переступить. А что иконы собираю - это никому не запрещается. Есть у меня такая возможность. Сохраняю исторические художественные ценности. Они и при коммунизме будут иметь большое эстетическое значение. Между прочим, я на тебя, Женечка, ещё по одной причине обижен. Обманул ты меня. Солгал, что не попал в Светлое Коммунистическое Будущее. Приборы "Хроносублиматора" не ошибаются. Не хочешь рассказывать? Видно, прав я оказался. Во всём прав.
- Уходите, - тихо пересохшими, разбитыми губами проговорил Евгений. - Это вы всё лжёте, а не я. И коммунизм ваш - ложь и мерзость. Так и знайте!
   От таких слов Врыжина буквально передёрнуло.
   - Ах, вот ты как заговорил поповский выродок! Всех вас надо было в пятом колене... А то жалели, гуманизм проявляли. Жаль, товарищ Сталин рано умер. Он бы для вас "Исусиков" не такие кресты приготовил. Другой бы у тебя сейчас "галстук" висел на шее. Верёвочный...
   И круто развернувшись, Владлен Анатасович Врыжин скрылся в кустах. Луна тоже окончательно исчезла за густой пеленой облаков. На старое кладбище упала беспросветная тьма. Где-то вдалеке, на восточной стороне неба послышались гулкие перекаты. Гроза приближалась размеренно и неумолимо. Через некоторое время яркие вспышки молний прорезали кладбищенскую тьму, очерчивая своим ореолом строгие контуры церкви. Гром грохотал раскатисто и страшно. Но Евгений почему-то не боялся. Он хотел, он жаждал этой грозы. Она уже наполняла блистающим светом его истомлённую темнотой душу. Душа ждала очищения.
   Ветер ураганно пронёсся по верхушкам деревьев графского парка. Первые капли дождя живительными пулями врезались в тело Евгения Антитипова. Он подставил порывам влаги своё избитое лицо, и тёплый, светлый водяной поток заструился по его обнажённой плоти, казалось, проникая во все поры, и вымывал оттуда скопившуюся там грязную боль. Боль уходила медленно и безвозвратно. Дождь падал с неба ровным, чистым, парящим столбом, молнии сверкали острыми мечами и копьями, гром сотрясал землю могучим Гласом. И от буйства небесной стихии Евгению Антитипову с каждой минутой становилось всё спокойней и радостней.
   И вдруг дождь как-то сразу прекратился. Ветер стих, грозовые тучи словно застыли в поднебесье. Весь мир наполнила невообразимая тишина. Всего на несколько мгновений. Внезапно широкая огненно-яростная молния разящей сталью вырвалась из неподвижного небосвода, и разделившись на несколько ослепительных пылающих клинков, устремилась к земле. Один из клиньев раскалённым метеором врезался в прут телеантенны на куполе церкви - музея. Прут вспыхнул и испарился. А заряд шаровой молнии прорвался внутрь купола и взорвался внутри планетария. И вслед за электрическим взрывом раздался оглушительный грохот. Он резонансом проник в мозг висящего на кресте, мягко, но властно заглушив его сознание. И Евгений заснул спокойным, безмятежным сном. Глубоким сном без сновидений.
   
   ГЛАВА VIII
   
   Чьи-то руки бережно и осторожно снимали его с креста, развязав ременные путы. Беспамятство вытекало медленной, тягучей, медовой струёй. Сладость сна, разлитая по всему телу, растворялась в бликах утренних солнечных лучей, проникающих, сквозь прикрытые веки...Он проснулся. Он открыл глаза. Он огляделся по сторонам. Борис Гаврилин и Михаил Шухровский с двух сторон держали его под руки, и на мгновение напомнили ему про двух других, которые несли его недавно по Звёздному Пути...
   Евгений встал на нетвёрдые ноги. Невдалеке Олег Гунин и Артур Горжетский собирали разбросанную одежду. Одежда требовала просушки, и Олег развешивал её на ближайших кладбищенских кустах. Борис накинул на Евгения свой широкий тёмный плащ, и без плаща горб музыканта стал выделяться контрастно и отчётливо. Подошёл Олег и протянул найденные им совершенно целые, не разбитые очки. Очки водрузились на своё привычное место, и только тут Евгений увидел, что мир вокруг преобразился. За одну ночь, после благодатного, святого дождя старый графский парк покрылся молодой нежной листвой. На могилах распустились какие-то незнакомые, красивые цветы. Утренние весенние птицы заливались в зелёных ветвях многоголосым хором возродившейся Жизни. День Воскресения сиял солнцем, свежестью, чистотой и покоем.
   Евгения, закутанного в плащ, усадили на траву. Михаил из принесённого термоса налил ему горячего чая. Антитипов отхлебнул глоток, предвидя жжение в разбитой губе, но ничего подобного не почувствовал. Тогда он ощупал своё, избитое накануне вечером, лицо. Пальцы не ощутили ни ссадин, ни царапин. Заглянув под плащ, он так же не увидел ни одного синяка и кровоподтёка, множество которых оставили на его теле озверевшие "волчата". Дождь исцелил его. Он понял эту истину светло, спокойно и радостно.
   - Мы тебя бы всю ночь искали, да ливень помешал, - как бы оправдываясь, сказал Артур. - Гроза жуткая была. И знаешь, что случилось? Молния в памятник на площади попала. Без головы он теперь стоит. Покрывалом белым прикрыт. А башка вдребезги. Сам видел, когда её милиция увозила.
   - Да и здесь музей - планетарий весь внутри выгорел, - сообщил Олег Гунин. - Видно тоже молния попала. Пожарные только уехали.
   "Сбылось пророчество деда" - подумалось Евгению.
   - Пойдем, посмотрим на пепелище, - вслух сказал он, поднимаясь с земли. Мокрая, порванная во многих местах одежда висела на нём, как на пугале. Плащ Бориса Гаврилина прикрыл изъяны в гардеробе. Все впятером, цепочкой двинулись через кусты по узкой кладбищенской тропке от Усыпальницы до церкви.
   Двери в музей - планетарий оказались распахнутыми настежь. Центральную асфальтовую дорожку покрывали обильные водяные лужи. Видно, пожарные потрудились на славу. На скамеечке возле входа, схватившись руками за лысую голову, сидел, понурясь Владлен Анатасович Врыжин. Весь он с ног до головы был покрыт чёрной сажей. Мефистофелевская бородка в нескольких местах слегка обгорела, на лбу торчали две большие шишки, похожие на спиленные рога. Врыжин молча, отрешённым взглядом проводил, зашедшую в церковные двери компанию. По его чёрному закопчённому лицу белыми разводами текли слёзы.
   Внутри музей представлял душераздирающее зрелище. Потолочная перегородка планетария, обгорев, обрушилась вниз, похоронив под своими обломками почти всю музейную экспозицию. В центре на опрокинутой поломанной врубовой машине валялись искорёженные останки "Хроносублиматора". Блестящие осколки зеркального шара рассыпались по полу, неприятно хрустя под ногами вошедших. В лужах воды валялись обугленные кости мамонта, немецкие каски, и манекен дореволюционного шахтёра с обломанной рукой. Зато стены, избавленные пожаром от стендов и диаграмм, открыли, спрятанные под ними, но каким-то образом уцелевшие старые церковные фрески. Лики апостолов и пророков смотрели внимательно и напряжённо. Евгений и его друзья разглядывали их с удивлением и внутренним благоговением, истоки которого лежали сейчас за их пониманием.
   Внезапно дымный полумрак пронзил яркий солнечный луч. Луч бил сверху из пробоины на вершине купола и, переплетаясь с двумя световыми отблесками из разбитых альковных окон, создал нечто подобное сверкающего креста, нижней своей частью, как перстом указующего на небольшую нишу в стене за алтарём. Евгения словно подтолкнули. Он двинулся по мокрому, хрустящему и искрящемуся полу к освещённой нише, наклонился над ней, увидел небольшое тёмное отверстие, запустил туда пальцы правой руки, нащупал тонкую цепочку и, ухватившись за неё, вытащил наружу небольшой медальон, покрытый слоем пыли и копоти. Пальцы левой руки протёрли наружную сторону, и изображение Богородицы с Младенцем открылось для Евгения в невероятной живописной красоте.
   Солнечный луч стал уходить в сторону, и Евгений поднял голову, чтобы проследить его исток. И тут на фоне блистающего неба он на мгновенье заметил две светлые тени, рука об руку устремившиеся к Зениту. Два тихих голоса - мужской и женский одновременно прошептали в его мозгу: "Спасибо, внук наш!"...
   Кто-то еле ощутимо дотронулся до его рукава. Евгений обернулся. Рядом стояла Маша. Её большие серые глаза на бледном похудевшем лице глядели грустно с затаённой болью. Евгений ласково улыбнулся девушке. Потом, повинуясь внезапному внутреннему порыву, расправив руками цепочку, надел иконку на шею Маше и нежно поцеловал её в мягкие прохладные губы.
   
   1992 - 1993 г.
   КОНЕЦ.