Семь дней полнолуния

ПАВЕЛ ЛАГУН
   
СЕМЬ ДНЕЙ ПОЛНОЛУНИЯ
   
РОМАН - ПРИТЧА
   
   Писателю Николаю Руденко* и протоирею Александру Меню посвящается.
   
   " И создал Господь Бог человека из праха земного,
   и вдул в лице его дыхание жизни,
   и стал человек душою живою".
   
   (бытие гл.2,ст.7)
   
   * Руденко Николай Данилович - украинский писатель - диссидент, член Хельсинской группы по соблюдению прав человека в СССР. Несколько лет отбыл в лагерях. Умер за границей. Автор Романа Феерии "Волшебный бумеранг". (1966 г.)
   
   
Бог один есть свет без тени,
Нераздельно в Нём слита
Совокупность всех явлений,
Всех сияний полнота ...
Но усильям духа злого
Все держатель волю дал.
И свершается всё снова
Спор враждующих начал.
В битве смерти и рожденья
Основало Божество
Нескончаемость творенья,
Мирозданья продолженье,
Вечной жизни торжество.
   
   А Толстой.
   
   
КНИГА 1
"СЕМЯ ЗЛА"
ДЕНЬ I
   
   Он появился внезапно, словно сотканный из лунного света. Старик с длинной седой бородой. Он стоял, не касаясь, пола маленькой комнаты и прозрачными глазами смотрел на лежащего в кровати мальчика. Полная луна светила в окно. Оно в комнате было открыто и не зашторено. Мальчик нарочно оставил его так. Ему в яркие ночи нравилось засыпать в отблесках лунного сияния, струящегося из окна. Мальчик превращал свою кровать в лодку. Спускал её в мерцающую голубыми отблесками желтую реку и плыл по этой реке среди россыпи разноцветных звезд к далеким неведомым мирам. Он видел прекрасные планеты: горы, моря, леса, долины, покрытые благоухающими коврами невиданных цветов. Он видел большие города, застроенные домами, похожими на драгоценные камни в оправе садов и парков. Он видел красивых, высоких людей, гуляющих по улицам этих городов или порхающих в небесах на бесшумных летательных аппаратах, а то и просто на широких белых крыльях. Ото всюду слышался смех и радостный гомон множества людских голосов. Дети играли в песке на пляже возле тихого теплого моря. Счастье и спокойствие царило на этих планетах. Мальчик засыпал, плывя в лодке по желтой лунной реке. Ему было двенадцать лет. Он любил читать фантастику Ефремова, Мартынова, Казанцева. Он верил в Светлое будущее. Он любил лунный свет ...
   Старик поднял прозрачную ладонь. В голове у мальчика зазвучал чистый, уверенный голос: - "Я пришёл к тебе из глубины Времени. Ты - часть меня. Ты - моё я. Ты - моё воплощение. Ты - тот, кем я буду, у Последних Времен. Знай, что они скоро наступят. Как наступают они, с рассветом в моем мире, где царствовала Ложь и Безверие. За это мой мир поплатился Гибелью. Ему нет Избавления. Он отверг избавителя своего. Но у твоего мира есть шанс. Последний шанс на Жизнь. Ты должен встретить Избавителя в тот день, когда он снова придёт в твой мир в Первый день Великого Появления. Он знает о тебе. Он знает обо всех остальных. Ты должен найти их, соединив твой знак с их знаками. Эти знаки будут вести вас друг к другу по жизни и когда волосы ваши станут седыми, вы все соединитесь в одном месте за день до Появления. И тогда вы узнаете час!"
   "Я сплю" - подумал мальчик.
   "Ты не спишь" - сказал голос Старика.
   "Я сплю" - повторил мальчик.
   "Думай, как хочешь" - сказал голос Старика, но знай свою цель. Ты запомнишь мои слова на всю жизнь. Я буду незримо в тебе. Я буду помогать тебе в минуты отчаянья. Потому что ты - это я. Меня давно уже нет, но я жив, в тебе. Ведь жизнь не кончается во веки веков. Её вдохнул в нас Творец. И мы живём вечно. Умирает тело, но бессмертен дух, вселенный туда. Он возрождается в другом, совершенствуясь и стремясь к совершенству Творца. Тебе, как и твоей планете дан шанс быть достойным Избавителя. Ответить Любовью на его Любовь. Стать его преданным Учеником в мире Счастья и Гармонии, которая воцариться после Великого Появления.
   Я оставляю тебе этот знак. Это символ соединения наших миров: погибшего и пока живого. Храни его. Соедини его с остальными в Единое целое, и внутри Единого сгорит Зло мира. Старик стал растворяться в лунном свете. Медленно растекаясь, тая, будто восковая свеча. Исчезла голова, плечи, туловище. Комнату заливало полнолуние. Призрачный старик исчез, словно его и не было. Мальчик окончательно понял - это ему пригрезилось в полусне. Бывают такие явления: он где-то читал - искаженное световое преломление даёт зрительный эффект - мираж. Всё объяснимо ... Но ... голос? Голос до сих пор звучал в голове мальчика. Он не понял и половины того, что сказал ему призрачный старик-мираж. Но запомнил всё, до последнего слова. И, как это по научному объяснить? Слуховая галлюцинация? Тогда дело плохо. Он заболел. Мальчику стало страшно. Нужно отвлечься. Нужно думать о чём-то другом. Нужно забыть этот тихий голос. И мальчик стал вспоминать прошедший день. С самого утра, когда он проснулся в этой же самой постели, после того, как ему приснился странный нездешний сон. Он проснулся рано от солнечного луча, бьющего прямо в глаза. Сон ещё царствовал в нём темно и властно, а солнечный луч уже ломал сонное царство. Рушил его власть слепящими копьями и мечами пробуждения. Мальчик открыл глаза и снова закрыл их, ослеплённый ярким светом. Отвернул голову в сторону и сел на кровати, ещё плохо соображая. За окном трепетала, словно зелёным флагом, своими листьями молоденькая берёзка. На одном листке пристроилась дождевая капелька. Она никак не хотела падать на землю, хотя дождь прошёл ещё вчера вечером. Солнечный лучик преломлялся в ней радужным отражением. И это отражение переливалось семицветьем на белой подушке, это оно било спящему в глаза. Это оно его пробудило от кошмара. Словно, он был не он. Мальчик встал с кровати и, как был в трусах и в майке, вышел из своей комнаты в коридор. Двери на террасу и дальше в сад оказались раскрытыми настежь. Мальчик босиком выбежал на крыльцо и подставил солнцу своё заспанное лицо. Ещё одно летнее утро. Ещё один бесконечный, тёплый день. Каникулы. Длинные - предлинные летние каникулы.
   Отчим с матерью на работе. В огороде среди помидорных кустов виднелся сгорбленный силуэт тетки, старшей сестры матери, бездетной, никогда не бывшей замужем. Она в доме заменяла няньку и домработницу. Была она хроменькой. В своём далёком детстве бегала босиком по первым заморозкам и простудила седалищный нерв. Мучилась страшными болями, перенесла несколько, возможных в те времена, операций. Да так и осталась скрюченной хромоножкой, рано превратившейся в старуху. Она нашла приют у младшей сестры и стала нянчить её детей. О своей болезни говорила, что на неё было наслано заклятье. Злые дети дразнили жившую на их улице хромую Нюшу: Нюшка - Хромушка! - как и все, кричала босоногая девчонка, завидев сгорбленную фигуру. "Такой же будешь! - однажды прокричала в ответ Нюша, показывая пальцем на девчонку. Как в воду глядела. Накляла на всю жизнь. Тетка была богобоязненной. Держала в своём уголке иконы, и по ночам слышалось её долгое, тихое бормотание.
   -Грех отмаливает, - ухмылялся отчим, ярый атеист и большой начальник. Он возглавлял в городе жилищно-коммунальное хозяйство. По утрам уезжал на персональной "Волге", возвращался поздно вечером, обычно немного навеселе. Но был невесел, а зол на своих домочадцев. Мелочно придирался к матери, скрипел зубами на тетку и люто ненавидел пасынка. Свою родную, маленькую дочь он всё же любил, но очень своеобразно. Иногда, словно играя, подбрасывал к самому потолку. И, когда девочка, от ужаса крича, падала вниз, ловил её у самого пола, нехорошо гогоча.
   Мальчику от отчима частенько доставалось "по первое число". Колотил он его по малейшему поводу. За случайно схваченную в школе двойку. За неправильно решенную задачку по математике, в которой отчим был очень силен. Однажды он чуть не убил пасынка, кинув в него кирпич, за то, что мальчик выстругал из доски автомат для игры в войну. Доски у отчима были все наперечёт. Он считал себя плотником и краснодеревщиком. Сарай с досками и инструментом запирал на висячий замок. Ключ прятал. Но мальчик знал, где лежит этот ключ. И, когда все были на работе, открыл сарай, отпилил часть доски и сделал себе красивый немецкий автомат. Вечером грянула расплата. Обрезок доски и стружки с опилками оказались обнаруженными. Отчим, изрыгая проклятья, схватил возле сарая кирпич и швырнул в только что вошедшего в калитку пасынка. Мальчик успел увернуться. Кирпич вдребезги расколотил доску в заборе. В эту ночь мальчик вернулся домой очень поздно. Мать ждала его возле окна и впустила в раскрытые створки, горестно шепотом причитая, боясь, как бы не услышал, спящий в соседней комнате отчим.
   Мать была женщиной тихой, безропотной, почти такой же, как её сестра. И долго не выходила замуж. Она работала в местной поликлинике от зари до зари врачом - терапевтом, по направлению института крупного волжского города. Там она прожила большую часть детства и юности. Отец её ещё до революции служил инженером - телефонистом. Руководил установкой телефонных станций в городках и селах вдоль берега Волги. Происходил инженер из разорившегося мелкопоместного дворянского рода. Женился по любви на безграмотной, но очень красивой крестьянской девушке из своей деревни. И взял её с собой в "рабочий поход" вдоль Великой русской реки. Во время долгих остановок для монтажа станций молодая красавица в каждом городке дарила мужу - инженеру по подарку. Рождались ,в основном, девочки. На шесть сестер пришелся всего один брат. Их мать, выполнив свою миссию на земле, внезапно заболела и тихо умерла, оставив отцу семерых детей - полусирот. Жили они, к тому времени, в большом волжском городе, где их за семь лет до этого застала губительная революция.
   Отец стал воспитывать детей в одиночестве, так никогда и не женившись. Видно, любил всего раз. Жили впроголодь, но дружно и весело все в одной комнате серого коммунального дома, стоящего в центре города. Чтобы как - то прокормить свою большую семью, отец брался за любую работу. И приходил домой только поздно ночью. Роль матери взяла на себя излечившаяся, но оставшаяся на всю жизнь хромоногой, старшая сестра. Младшая своей матери не помнила. Она с детства жила в окружении сестёр, которые заботились о ней, как могли. Самую старшую она называла "мамой" почти до самого своего совершеннолетия. Была, как и все остальные, пионеркой и комсомолкой. Любила товарища Сталина, больше родного отца. Тот каким - то образом сумел скрыть своё "непролетарское" происхождение, и в мясорубку "Отца народов" не попал.
   Младшая дочь окончила школу и поступила учиться в местный медицинский институт. Закончила его в самом конце войны, получив, очевидно, не без умысла, распределение в Минск, тогда ещё занятый немцами. Слёзно распростившись с сестрами и отцом (брат к тому времени погиб в бою на Украинском фронте), поехала в тыл к противнику, даже не подозревая об этом. Но добралась только до центральных областей России. В Минск её не пустили, в областном здравотделе ,посмеявшись над шутниками. И отправили в маленький районный городок врачом - терапевтом.
   Городок весной и осенью утопал в грязи. Зимой в снегу. Летом по нему летала горячая пыль. Вокруг шахт громоздились барачные поселки: рассадники антисанитарии и бандитизма. Здесь был один из центров угледобычи. Сюда высылали "неблагонадёжных" из столицы. Здесь неподалёку находился лагерь для военнопленных. Военнопленные немецкие солдаты работали на шахтах и частенько болели. Несмотря на свой "стойкий арийский дух". А так, как в лагере врачи отсутствовали, то приболевших пленников водили в городскую поликлинику. Так молодая врач - терапевт познакомилась с белокурым немецким капитаном Вильямом Гарлебаусом. После этого знакомства "белокурая бестия" Вилли расхворался окончательно и был помещён в городской стационар, в спец - палату и его лечащим врачом стала девушка - терапевт с большими грустными глазами. Она подолгу просиживала у постели больного. Держала его за руку, проверяя пульс, а он ей что - то говорил, коверкая русские слова и сбиваясь на баварский диалект.
   А в одну из тёмных российских ночей немецкий военнопленный капитан Вильям Гарлебаус исчез из спец - палаты. Исчез совершенно бесследно. Дежурная медсестра и милиционер - охранник, неотлучно находившиеся поблизости, на допросе в МГБ, словно сговорившись, утверждали об яркой вспышке света, озарившей спец - палату. Потом они потеряли сознание, а очнувшись, обнаружили исчезновение немецкого капитана, хотя решетки на окнах оказались нетронутыми и замки на дверях целехонькими. Медсестре и милиционеру, естественно, не поверили, логично подозревая сговор и побег. Медсестра и милиционер отправились в ГУЛАГ и тоже, как и немец, бесследно исчезли. А беглеца так и не поймали, хотя, по той же самой логике,смысла в этом побеге не было никакого: всех пленных через месяц - другой репатриировали на "Фатерляд". А капитан исчез и нигде с тех пор не объявлялся. Молодую женщину - терапевта тоже неоднократно допрашивали. Но она искренне не знала о беглеце, хотя при упоминании о нём, лицо её покрывалось краской. Но на этот нюанс, почему - то, не обратили внимания. Её оставили в покое. А через несколько месяцев у терапевта на свет появился белокурый мальчуган с неизвестной отцовской родословной. Коллеги - врачи и медсестры шептались по углам. Кое - кто, кое о чем догадывался, но времена уже наступили другие: товарища Берию казнили в подвале, и МГБ теперь прежней свирепостью не отличалось. На происхождение мальчика закрыли глаза, и мать - одиночка стала растить сына, очень похожего на отца. Но так, как одной, при почти непрерывной работе, ухаживать за ребенком было невозможно, молодая мать пригласила к себе свою старшую сестру из родного города. Та приехала, не раздумывая. Её младшие сестры давно стали взрослыми, и отец - пенсионер был под надежной опекой.
   Прошло несколько лет. Они так и жили втроём: две сестры и маленький белокурый мальчик, пока в их треугольник не вклинился отчим. Его познакомила с матерью коллега - врач, мужем которой был сослуживец отчима. Тот только что развёлся с первой женой. С ней он почти непрерывно ругался и даже дрался во дворе собственного дома, собирая на потеху окрестный соседский люд. Был отчим маниакально самолюбив, упрям и бешен, как колхозный бык. В припадке гнева глаза у него наливались кровью. Он нецензурно орал и размахивал короткими волосатыми руками. И всё его остальное тело тоже заросло густыми чёрными волосами, кроме головы. Голова сверкала идеальной лысиной с самых молодых лет.
   Войну отчим отсидел на местном складе пиломатериалов за надежной "бронёй", полученной от уполномоченного НКВД, с которым он имел дружеские и деловые отношения. На фотографиях того времени отчим запечатлен в военном мундире, с каким - то орденом на груди. И теперь, при случае, он не забывал упомянуть, что кровь проливал за товарища Сталина. Чью кровь - не уточнял.
   После войны он вступил в должность главного инженера коммунального хозяйства, а спустя два года, стал его начальником. От первого брака у него остался сын - нервный и болезненный мальчик. После развода, он вместе с матерью уехал к родственникам в столицу, и об отце с тех пор не вспоминал. А тот, через некоторое время, пресытился местными телефонистками, с которыми, городские начальники всех рангов частенько, собравшись тесной компанией, устраивали групповой "кавардак" в шахтной бане. Начальнику горкомхоза захотелось снова семейной жизни. И он стал усиленно разыскивать новую спутницу жизни. Искать пришлось не долго. Их познакомили из лучших побуждений. Матери в это время было уже далеко за тридцать. И она решилась на замужество, хотя за отчимом по городу шла недобрая слава. Конечно, о любви здесь не было и речи. Тогда, зачем мать пошла замуж за такого человека? От одиночества? А может, он был немного похож на пропавшего немецкого капитана? Не считая, конечно, отсутствия волос на голове ...
   Но эта мнимая схожесть оказалась роковой. Месяца через два - три после свадьбы отчим стал "показывать характер", а потом и совсем "распоясался". Оскорбления на мать и на тётку сыпались постоянно. Отчим не стеснялся в выражениях. И он откуда - то узнал о знакомстве своей жены с немцем десять лет назад. Определение "немецкая подстилка" всё чаще срывалось с языка отчима, а пасынка он называл не иначе, как "фашистский выродок".
   Мать молчала и плакала, словно чувствуя за собой какую - то вину. Мальчик ненавидел отчима и очень его боялся. И ещё ему было обидно за приклеенный "фашистский ярлык", который тут же подхватили окрестные друзья - товарищи мальчишки. "Петька - фриц" - кличка надёжно пристала к белобрысому сухопарому мальчику в черных сатиновых шароварах и белой майке - футболке - традиционной летней одежде пацанов того времени. Поначалу, он встречал это прозвище в штыки: дрался с соседскими мальчишками. Но такая реакция их только раззадоривала. И тогда он смирился. И стал даже усиленно играть уготованную ему роль. Военные баталии проходили на улице почти каждый день. По устоявшемуся обычаю, делились на "наших" и "немцев". Но из патриотических чувств немцами никто служить не желал. Тогда, выбирали самых младших и слабосильных. И, по тактическим соображениям, те должны были ещё, и наступать на засевших в кустах многочисленных "наших". Петька "фриц" - добровольно взял на себя командование вражеской группировкой, которая с ним во главе стала одерживать блестящие победы в уличных сражениях ...
   
   II
   
   ... Мальчик стоял на крыльце, подставив утреннему солнцу лицо. Прохладный ветерок обдувал его худое тело, вызывая внутри легкий озноб. В шелестящей листве березы, растущей за забором возле калитки, о чем - то своём чирикали воробьи. Ещё один летний день.
   - Петька! - раздался с улицы голос. - Петька - фриц! Айда на разбитый! Там башня прорвалась! Искупаемся!
   Он знал, куда его зовут соседские мальчишки. Взорванный во время войны железнодорожный мост, так и остался стоять "разбитым" на высокой насыпи, без шпал и рельсов. Зимой с этой насыпи мальчишки катались на лыжах. Летом внизу зацветал луг с ложбинами и впадинами, обсаженный с краю лесопосадкой. Чуть в стороне от луга, за деревянным забором МТС стояла высокая водонапорная башня, снабжающая водой город. И вот сегодня она, почему - то, прорвалась?
   Они бежали по лугу вдоль насыпи, не чуя под собой ног, обутых в кеды. Голубые, розовые и желтые луговые мотыльки испуганно отлетали в сторону, уступая неукротимому топоту разгоряченных великанов. Стадо великанов мчалось по цветущему лугу, предвкушая наслаждение. Мальчишки добежали до "разбитого" моста. На одном жарком дыхании взлетели на крутую насыпь и остановились сбивчиво дыша. Внизу, огороженный лесопосадкой ,лежал луг с ложбиной по середине. Сейчас на месте ложбины оказалось озеро, сверкающее зеленоватой водой под лучами утреннего солнца, которое уже стало припекать стриженые макушки пацанов. И те горлащей оравой полетели вниз, на ходу стаскивая с себя майки. У края ложбины с ног слетели кеды, сатиновые шаровары. И мальчишки поплюхались в воду. Вода оказалась теплой, как парное молоко. Объяснить это было не трудно. Очевидно, с водонапорной башни почему - то сбросили ночью горячую воду, и она слегка поостыла, но ещё до конца не растеряла первозданное тепло.
   Мальчик погрузил своё разгоряченное тело в эту негу и тихонько поплыл на середину озерца. Остальные мальчишки шумно плескались возле лугового берега. Ложбина была не глубокой. На дне её росли одуванчики. Теперь они, живые, ещё свежие, далёкими жёлтыми солнышками просвечивались сквозь толщу воды. Сверху, из голубого простора, ярко сверкало настоящее жаркое солнце. Его лучи, преломляясь сквозь зеленые листья деревьев лесопосадки, бликами блистали на воде, проникая в глубину и отражаясь там, в лепестковой желтизне подводных одуванчиков. Мальчику показалось, что он плывёт по звёздному небу, среди неведомых миров. Вот сейчас он нырнёт поглубже и окажется на далёкой планете, в прекрасной сказочной стране, среди добрых счастливых людей. Там все его будут любить. Он заживет в маленьком уютном домике на берегу теплого ласкового озера, в чудесном саду, среди тенистых деревьев и прекрасных цветов. Рядом будут мама и тетушка. Но не будет отчима. А будет ... Он даже в эти минуты не мог признаться самому себе в своём тайном мечтании. Он долго плавал в этом теплом озерце, нырял и с минуту сидел под водой на мягкой луговой траве среди множества одуванчиков. Запрокидывал голову, и сквозь невысокий колыхающийся и сверкающий водяной слой, видел призрачное небо и край выползающего из-за деревьев солнца. Воздуха в легких не хватало, и мальчик выныривал на поверхность из тишины, под щебет птиц и ребячий гомон. Отдышавшись, нырял снова, трепеща от счастья и блаженства. Таких мгновений в его жизни ещё не было. И ему хотелось, чтобы они продолжались бесконечно. Но всё кончилось часа через полтора. Ребята накупались вдоволь, просохли на незатопленном лужку и засобирались уходить. Время близилось к обеду. А худенький мальчик всё плавал и нырял, забыв о времени. Забыв обо всём.
   -Эй, фриц! Смотри, в жабу не превратись! - ребячий гогот возвратил мальчика к действительности. Он нехотя выбрался на берег и стал натягивать шаровары прямо на мокрые трусы, всё еще ощущая себя плывущим в теплой воде.
   Назад возвращались уже не бегом, а лениво - усталым шагом, почти не толкаясь, и не мутузя друг друга. Солнце поднялось в зенит и нестерпимо пекло головы. Шли вдоль железнодорожной линии, проходившей перпендикулярно под "разбитым мостом". От горячих деревянных шпал сладостно - ядовито пахло гудроном. Напряжённые рельсы чуть слышно гудели от приближающегося состава, словно внутри их поселился пчелиный рой. Голубая рельсовая змея, плавно изгибаясь, убегала вдаль к железнодорожной станции, и где - то на полпути растворялась в горячем, будто жидком, воздухе. И сквозь это воздушное марево, с каждой минутой распаляя "рельсовых пчел", до гулкого содрогания, свистя и огрызаясь паром и дымом, чёрным драконом, приближался паровоз с длинным вагонным составом. Он промчался мимо, обдав мальчишек жаром летнего нагретого воздуха и раскалённой топки. Из паровозного окна вперед смотрел чумазый машинист в засаленной кепке. Следом за паровозом загрохотали вагоны. Стальные колеса бились о рельсы на стыках, повторяя какую - то тяжелую скороговорку. Вагоны были крытыми. В хвосте последнего сидел охранник с карабином. Ребята замахали ему руками. Он в ответ махнул тоже. Поезд скрылся в провал, разбитого моста, оставив в воздухе едкий запах дыма и копоти.
   А после обеда была война. Петька - фриц и ещё четыре карапуза лет по семи - восьми шли в наступление на десяток, засевших в кустах перед железной дорогой, "красноармейцев", вооруженных деревянным пулемётом "Максим" и такими же автоматами ППШ. "Немцы" шли по голому лугу парадным шагом, прижав свои автоматы к животам. На командире наступавших красовалась военная фуражка отчима, на которой вместо вывернутой оттуда красной звезды, был наклеен, вырезанный из бумаги, белый германский орёл. Фуражку мальчик обнаружил в шкафу на террасе. Там же висел мундир отчима без погон, но с "орденом" в петлице. На ордене был изображен щит, пересеченный сверху вниз большим острым мечом. Фуражка была мальчику великовата. Но он подложил вдоль околыша сложенную в несколько раз газету, изогнул тулью вверх и клеем прилепил к ней самодельного орла. Засучил рукава у куртки с такими же самодельными погонами, и в бой с автоматом наизготовку, парадным шагом на трещащего из кустов противника, в соответствии с популярным фильмом про "Орлёнка".
   "Партизаны" отбивались яростно. Их рты, изрыгающие автоматно - пулемётные очереди, охрипли от перенапряжения. "Немцы" под этим "шквальным огнём" кувыркались и падали, но упорно лезли на кусты. Дело дошло до "рукопашной". Здесь карапузы - "фашисты" слегка оплошали. Более рослые "наши" швыряли их на землю, как тряпичных кукол. Но бравый "оберлейтенант" бросался на помощь к своим, выручая их в "смертельной схватке". И тут в одном из единоборств с него слетела фуражка и упала под ноги возящимся воякам. Под чьей - то ступней козырек лопнул и раскололся на двое. В считанные секунды фуражка отчима была измята до неузнаваемости. В пылу боя мальчик не сразу понял весь ужас этой ситуации. И только, когда поднял с земли бесформенную тряпку, то внутренне содрогнулся. Война для него потеряла всякий смысл. Он со слезами на глазах побрел в сторону дома, держа в одной руке помятую фуражку, а другой волоча за ремень деревянный немецкий автомат.
   Остаток дня был посвящен реставрации фуражки. Она отпаривалась утюгом. Расколотый козырек интенсивно мазался клеем и неоднократно сушился на солнышке. Но всё напрасно. Былую строгость предмет гордости отчима потерял навсегда. Хромая тетушка, видя бесплодные действия племянника, горестно вздыхала, крестилась и стирала слезинки, текущие по морщинистым щекам, кончиками темного платка.
   К вечеру вернулась с работы мать. Сестра сообщила ей о происшедшем. Мать удрученно закачала головой и тоже заплакала, понимая безвыходность положения. Но всё - таки, кое - как склеенный козырек подмазали "кузбасс - лаком" и повесили мятую фуражку на прежнее место, в шкаф. "Авось не заметит" - для успокоения прошептала мать. Но её слабая надежда оказалась, естественно, напрасной.
   
   
ДЕНЬ II
   На тумбочке перед изголовьем кровати стояла небольшая пирамидка. Она была прозрачной, и граненой и в её хрустальных гранях отражался радугой призрачный холодный лунный свет. И, казалось, что он, отраженный, превратился в теплый солнечный, точно такой, какой разбудил мальчика в прошлое утро. Откуда взялась эта пирамидка? Такая же нереальная, как и тот старик, пригрезившийся мальчику несколько минут назад?
   На ощупь пирамидка оказалась тонкой и хрупкой, словно сделанная из шоколадной фольги и легонькой, будто ёлочная игрушка. И ещё, что - то произошло с мальчиком, когда он взял её в руки. Какой - то вибрирующий, теплый, сладостный поток понесся от рук и разлился по всему телу невидимым, но ощутимым светом и затрепетал радостным блаженством невыразимого Счастья и Любви. Это чувство было немного сродни тому, что испытывал мальчик, купаясь в теплой воде залитой лощины, но всего лишь сродни. Просто он ни с чем другим сравнить не мог. Не было у него сравнений. И он засмеялся от радости. Хлопнула входная дверь. На террасу, протопали тяжелые, пьяные шаги. Отчим за полночь возвратился с "работы". Мама, конечно же, не спит и плачет. Он стал возвращаться так каждый день, вернее, - каждую ночь, на робкие упреки жены, разражаясь площадной бранью. Но пасынок таким поздним возвращениям был даже рад. Вида отчима он не выносил.
   Что - то он долго не идёт в дом? Возится на террасе. Поёт какую - то песню. "Артиллеристы, Сталин дал приказ ..." - донеслось с террасы. И вдруг, гробовое молчание. За ним матерные выкрики. Треск раскрываемой двери. Грохот кованых сапог и на пороге комнаты в лунном свете страшная фигура отчима в мундире. Поломанной фуражке и с топором в руке.
   -Зарублю! - заорал отчим, - Фашистский выродок! Ублюдок! - и бросился на мальчика.
   
   Тот, не выпуская пирамидку, кинулся к открытому окну, одним прыжком перелетел через подоконник и приземлился в палисаднике, помяв несколько любимых отчимом нарциссов.
   Мальчик вскочил на ноги. Оглянулся. Из темного провала окна лез "плотник и краснодеревщик" в мундире, с топором в руке. Безумные глаза таращились на его перекошенном ненавистью лице. Сзади его за плечи пыталась удержать мама с растрепанными волосами.
   Мальчик побежал. Он выскочил за калитку и помчался по освещенной полнолунным светом улице в сторону кустов лесопосадки, где днем происходило злополучное сражение. Ужас нёс его по пыльной дороге. И теперь он боялся оглянуться. Ему чудилось, что отчим нагоняет его с занесенным над головой топором. Босые ступни утопали в теплой, ещё не остывшей, уличной пыли. Затем мягкая прохладная трава защекотала ноги.
   Мальчик побежал по лугу. До кустов оставалось совсем немного, громадная оранжевая луна нависла над лугом. Она смотрела на бегущую хрупкую маленькую фигурку пристальным взором, словно не упуская из виду мальчика. Взгляд был тяжелым и холодным. И бегущий вдруг замер на месте, посередине луга, сбивчиво дыша. Другой страх охватил мальчика. Теперь он знал твердо: за ним никто не гнался. Но с какой - то второй, неизвестной стороны, надвигалась иная опасность. И убежать от неё было не возможно. Страх закрался в душу, сжал тоскливо сердце, сковал руки и ноги. Страх сломил волю. Мальчик неподвижно стоял на лугу, не в силах сдвинуться с места.
   Из - за посадки медленно вылетело что - то большое, похожее на спортивный диск с бегущими по краям алыми огоньками. В кормовой части диска методично, словно маяк, мигал такой же алый огонь. В полной тишине диск с бегущими огоньками поплыл над лугом и завис над стоящим мальчиком. Страх исчез, уступив место безразличной пустоте. Из середины диска "выдвинулся" широкий красный луч. Он не спеша, приблизился к мальчику и поглотил его. Глаза закрыла красная пелена.
   
II
   Он проснулся в своей комнате, на своей кровати и долго лежал неподвижно, укрытый чистой белой, хрустящей простыней. Такой же свежести и пронзительно белой оказалась и мягкая подушка. Когда мама успела поменять белье? Сквозь приоткрытую форточку, вместе с потоком солнечного света, в комнату лился прохладный воздух. От него кружилась голова, и кровь стучала в висках маленькими тугими молоточками. Воздух был невероятно чист, как и постельное белье, как и комната, кем - то аккуратно убранная: потолок кристалльно белый, обои на стенах, хоть и той же расцветки, но какие - то новенькие, словно только что поклеенные. На полу и на коврике перед кроватью ни пылинки, ни соринки. Стоят домашние тапочки, "пятки - вместе, носки - врозь". Через прозрачное стекло в окне виден сад: яркая зелёная листва совершенно неподвижна. На улице, очевидно, ни дуновенья. И не слышно птиц. Тишина.
   На тумбочке, возле изголовья кровати, стояла пирамидка. В голове всё сразу перепуталось. Что с ним произошло? Если это не сон, тогда остальное, вчерашнее, было во сне. Во сне появился длиннобородый старик, во сне отчим, размахивая топором, лез через окно в сад. Тогда выходит, что старик - то ему вовсе не пригрезился, а пригрезился лишь отчим, радужная пирамидка, бегство по пыльной дороге и лугу. И ... Что было, дальше он не помнил, словно в памяти прошлой ночи, на лугу уткнулся в непроницаемую завесу. Но, так или иначе, нужно вставать. Будильник рядом с пирамидкой уже десятый час показывает. Мальчик откинул простыню и спустил ноги с кровати. Ноги оказались чисто вымытыми: ни единой грязной прожилки. Ещё одно мальчишеское удивление. И не только ноги, волосы на голове были мягкими, их разделял аккуратный пробор. Чудеса.
   Чистые ноги вошли в домашние тапочки, а руки сами протянулись к пирамидке. Он помнил то счастливое чувство, которое захватило его, когда он вчера ночью держал её в руках. Мальчику снова захотелось испытать это чувство. Он взял пирамидку в руки. Подержал на одной ладони, переложил в другую. Ничего. Никаких необычных ощущений. Странно. И на ощупь пирамидка холодная, легкая, сделанная из тонкого граненого стекла или хрусталя. Солнечный свет в ней преломляется радугой. Но это семицветье не радует, как в первый раз, а тревожит.
   Сжимая в руках пирамидку, мальчик вышел из комнаты в коридор. И уже при самых первых шагах почувствовал необычайную легкость в ходьбе. Словно, его что - то отталкивало от пола и при желании он смог бы очень высоко подпрыгнуть, до самого потолка. Таким легковесным, словно прыгающий мячик, он "доскакал" до крыльца. Он взглянул на сад и не узнал своего сада. Нет, деревья были теми же самыми, виденными много раз. Но листва показалась ему неестественно сочной, пронзительно ярко - зеленой и, как он заметил раньше, совершенно неподвижной. Такой же восковой, жирной зеленью сверкала ровная, словно большая одежная щетка, трава. Гвоздики и нарциссы - гордость отчима стояли, высокомерно задрав свои красивые головки, стройными рядами солдатского взвода. На одном из нарциссов сидела бабочка - капустница и механически однообразно двигала крыльями, но никак не взлетала. Что - то её удерживало.
   Пронзительно голубое, совершенно безоблачное небо блистало золотым прожектором солнца. От деревьев на щетину травы падали темные, почти черные тени. Контраст выглядел невероятным. Воздух был необыкновенно свеж и сладок. И он, несмотря на полное безветрие, медленно лился, как вода в широкой спокойной реке.
   Мальчик спустился с крыльца в эту прохладную медленную "реку" и оглянулся на дом. Дом оставался неизменным. Он был два года назад капитально отремонтирован рабочими, подчиненной отчиму жилищной конторы. Но обои и потолок в комнате мальчика отчим не велел обновлять из ненависти к пасынку. Сегодня всё изменилось. Кто - то за ночь решил преобразить его комнату. И не только комнату, но и весь сад. На высоком коньке крыши дома висело какое - то большое металлическое блюдо с чёрным шариком по середине. Откуда оно взялось, мальчику было неведомо. Он никак не мог прийти в себя от изменений, произошедших вокруг. Эти неизвестные Кто - то очень, похоже, и добросовестно скопировали привычную ему обстановку. Всю до мелочей. Но, видно, кое - что не учли или не посчитали нужным учитывать. Мальчишка, не поймёт, не догадается. Вот и создали ... декорации. Но для чего? И кто они эти Кто - то? Или он совсем сошел с ума? А может, это ему только снится? Наверняка! Так легко двигаться можно только во сне. Почти никакой силы тяжести. Если сейчас он высоко, высоко подпрыгнет - значит это сон. Невероятно реальный, но всего лишь сон ... Мальчик оттолкнулся от асфальтовой, без единой выбоины, дорожки и ... взмыл в воздух ... Он поднялся почти до самого конька крыши и увидел сверху улицу: чистую и пустынную. Ни одного человека, ни виделось в округе. Будто все вымерли. А ведь такого не может быть. Соседи - мальчишки уже наверняка - бы носились по улице в это солнечное утро. Мальчик взглянул подальше, поверх соседских домов на город. И ... не увидел его. Видимыми оказались только ближайшая улица, утопавшая в яркой зелени садов. Дальше стояла сверкающая пелена, словно раскалённый воздух размыл весь остальной город. Пелена незаметно сливалась с пронзительным голубым небом. Занавес скрывал основную сцену. Мальчик такому открытию даже обрадовался. Сон, ну конечно же, сон! Всё совпадает. Сердце замерло от восторга и блаженства полета. Он полетел во сне. Значит, растет, как говорила мама. Он перелетел через забор, обросший, кустами сирени и плавно опустился на лужок возле дороги. Асфальт на ней тоже, как и на дорожке перед домом, оказался гладким и идеально чистым. Пыль на обочине отсутствовала.
   Из - за угла бесшумно выплыла черная носатая "Волга" с оленем на капоте. Она в полной тишине подъехала к стоящему у обочине мальчику и остановилась без единого тормозного звука. "Волга" была новенькая. Сверкающая и ... перламутровая, как чёрная драгоценная ракушка. Передняя дверь "ракушки" открылась. За рулем сидел ... отчим. Мальчик узнал его и в тоже время не признал. Это был человек очень похожий на отчима, но не он. Со второго взгляда это стало абсолютно очевидным. Более мягкие черты лица. Голубые, а не карие глаза. Короткие светлые волосы вместо глянцевой лысины. И ... улыбка на губах. Уж отчим ему никогда не улыбался.
   -Садись, - сказал, улыбаясь человек, похожий на отчима. Мальчику послышался легкий акцент. И он подошел к машине совсем без страха. Он не боялся этого улыбчивого человека. Его даже тянуло к нему необъяснимой внутренней тягой. И мальчик не мог дать объяснение этому чувству. Он забрался в приоткрытую заднюю дверцу машины. Рядом, на черном, удивительно мягком сидении расположился ещё один человек. При взгляде на него ощущения мальчика почему - то резко изменились. По всему телу прошла давящая, холодная волна испуга. Лоб и руки покрылись мелкой и холодной испариной. Хотя объективных причин для всего этого внешне совершенно не было. Человек, сидящий сзади так же, как и первый, улыбался приятно и доброжелательно. Его красивое молодое лицо украшала светлая, раздвоенная книзу, борода клинышком. Над верхней губой золотились мягкие пшеничные усы. Такого же цвета шелковистые волосы падали пушистыми прядями на ворот странного одеяния, похожего на длинный балахон, сотканный из разноцветных сверкающих нитей, переплетенных неуловимыми узорами и орнаментами. На талии сверкающий балахон был охвачен узким золотистым поясом, усыпанным мелкими блестящими камушками. На тонких холеных пальцах с розовыми ногтями, переливались перстни разных цветов и размеров.
   Сверкающий человек улыбался мальчику доброй, мягкой улыбкой. Но тому было всё равно не по себе. И он, как и с человеком, похожим на отчима, не понимал причины своего состояния. До тех пор, пока не взглянул в глаза "сверкающему". В холодные, белесые пустые глаза, которые сверлили мальчика стальным взглядом. Добрая маска лица лгала. Глаза нет.
   -Как настроение? - воркующим, глубоким баритоном спросил, улыбаясь, "сверкающий", и погладил мальчика по голове тяжелой холодной рукой.
   Мальчик ничего не ответил. Почему - то ему не хотелось отвечать этому человеку. Он вжался в угол сиденья и опустил взгляд на пол машины.
   -Не бойся, - успокоительно сказал "сверкающий". - Мы не причиним тебе зла. Мы твои друзья. Мы хотим тебе помочь. Но и ты помоги нам. Скажи, откуда у тебя пирамидка? Ведь она же не твоя? Кто тебе её подарил?
   Мальчик молчал, не отрывая взгляда от пола. А в голове заскакали, тревожные мысли: "Так значит, эта пирамидка не настоящая! Поддельная, как и всё тут вокруг. Кто они такие? Чего от него хотят? И где он? Куда он попал? Выходит это не сон?!
   Мальчику стало страшно, словно заплутавшему в дремучем лесу ягнёнку. На его глазах выступили слёзы. Руки задрожали, к горлу подступил какой - то противный тугой комок. Он никак не проглатывался. Ещё минуту и мальчик готов был разреветься от страха и отчаянья.
   -Ну, не хочешь говорить? Мы всё равно узнаем сами, тихо сказал "сверкающий".
   -Поезжай, - добавил он, обращаясь к "отчиму".
   "Волга" бесшумно тронулась и, набирая скорость, помчалась по гладкой дороге, мимо пустынных домов, декораций и бутафорских деревьев, рассекая прохладные потоки струящейся воздушной реки.
   -Ты любишь путешествовать? - спросил "сверкающий". Мальчик не ответил.
   -Все дети это любят.
   -Сейчас ты отправишься в дальний путь, продолжил он. - Так далеко, что и представить не возможно, ты будешь моими глазами и ушами в той далекой стране. Только ты один можешь туда попасть. Только ты один близок к Нему. Я должен узнать о Нём всё!
   
   -Пора, - сказал "сверкающий", обращаясь уже к "отчиму". Тот повернул своё лицо к мальчику и ободряюще ему улыбнулся.
   -Это не страшно, - сказал он, это всего несколько секунд.
   Мальчик обратил внимание, что "отчим" отпустил руль и "Волга" мчалась по прямой сама по себе.
   -Да, кстати, - сообщил "сверкающий", - ты догадался, что это не Земля?
   -Это - Луна, - как эхо добавил "отчим".
   -Но и с неё ты сейчас улетишь, - сказал "сверкающий", - на другую планету и в другое время.
   -Жми! - крикнул он.
   Поперёк улицы перед носом "Волги" внезапно появились высокие, сияющие тысячами звезд ,чёрные ворота.
   "Отчим" резко нажал на тормоз. Мальчик вылетел со своего места, головой пробил крышу машины, но боли не почувствовал. Он, как камень, брошенный мощной пращей, ворвался в эти звёздные ворота и разбил их на множество осколков. Перед глазами закружился звёздный хоровод ...
   
   III
   Винтолёт подлетал к городу. Тот вырастал из - за горизонта серой, бескрайней громадой, прикрытой термальным колпаком, искрящимся в холодных лугах далекого светила.
   Вокруг властвовала зима. Она царила здесь уже около сотни оборотов, с тех пор, как планета стала быстро остывать, куда - то растеряв своё подземное тепло. Вулканы перестали выбрасывать кипящую лаву. Горячие гейзеры обернулись в холодные родники. Океан - источник жизни на Планете из теплого, и ласкового превратился в угрюмый, сумрачный и злой. Он с тупой леденящей ненавистью бился о прибрежные скалы единственного экваториального материка, где когда - то миллиарды лет назад из жаркой парной воды, на сушу выбрались далекие предки сегодняшних обитателей громадного города, стоящего на берегу и прикрытого утеплительным колпаком. Несколько атомных электростанций согревали город. Они были единственным спасеньем от холода снизу и холода сверху. Вечные облака над планетой развеялись, и люди впервые увидели над собой бескрайнее звездное небо. Они увидели Вселенную. И увидели своё Солнце: желтый искрящийся шарик не дающий тепла, а только слабо освещающий призрачным светом остывающую планету. Людям стало холодно и неуютно. Они испугались Бесконечности.
   До того они не знали Богов. Они веками жили в замкнутом мире, прикрытым плотной облачной крышей. Слабые стихии природы не ощущались ими, как неведомые потусторонние силы. Земля давала тепло и пищу. Небо осыпало землю благодатным дождем. На планете не было ни бурь, ни ураганов. Бескрайний океан никогда не штормил. Его серые теплые волны лениво накатывались на берег, не вызывая в душе ничего, кроме тихого умиротворения. Хищные рыбы не водились в неглубоких океанских просторах. Хищные птицы не летали в густом, плотном и сладком, как сироп, воздухе. Хищные звери не рыскали по лесам, больше похожим на парки, заросшие густой бледно-серой травой. Стройные ряды невысоких деревьев не отличались разнообразием пород. Они смахивали на лиственницы с тонкими, серыми, мягкими иголками. Цветы распускали свои невзрачные лепестки тусклых оттенков, тем не менее, источая нежный, пряный аромат, на который летели насекомые. И они не могли ни кусать, ни жалить. И не докучали людям. Те собирали на деревьях обильные плоды, растили тучные стада травоядных животных, дававших им молоко и одежду. Браки между мужчинами и женщинами разных племен поощрялись их вождями. Вожди избирались на короткий срок и не могли, да и не хотели узурпировать власть. Развивались науки и искусства. Планета жила без войн и потрясений.
   Много, много веков. Строились города, создавались всё более совершенные машины и механизмы. Техника достигла невиданных высот. И только мир, только Гармония правили этим миром, прикрытым плотным облачным колпаком.
   Философы, каждый на свой лад, объясняли эту Гармонию. Поэты создавали в честь неё стихи, поэмы и оды. Учёные искали Первопричину, но не находили. Ведь жизнь всего лишь, случайный набор атомов, молекул, хромосом? ... Некоторые сомневались в этом. Но дальше таких сомнений не шли. Перед ними вставала стена, пробиться за которую не дано было их разуму, даже на крыльях воображения. Крылья эти оказались подрезанными. Кем?
   Примерно, за двести оборотов до происходящего, в громадной Столице, расположенной на берегу теплого океана, жил ученый, который посвятил себя поискам Истины. Эту непомерную задачу он поставил перед собой ещё в юности, начитавшись философских трудов предшествующих поколений и своих современников. И разномастные выводы многочисленных философов о причинах Мировой Гармонии не удовлетворили пытливого скептика. Он решил пойти своим путём. И "препарировал" Гармонию. Он "разделил" её на мелкие частицы. Он проанализировал каждую. Сложил снова. И Гармония вновь не образовалась. Она стала распадаться, как разлагается тело умершего человека, обнажая весь ужас материального Бытия. Но жители Планеты, после смерти, не разлагались. Они окоченевали и превращались в неподвижные статуи. И эти статуи закрывались прозрачным колпаком и ставились внутри громадных пирамид, за чертой городов, в полях. Для каждого рода, для каждой семьи, были отведены свои большие залы. Каждый умерший находился в привычной для него при жизни обстановке, воспроизводящей быт его времени. Это были кладбища и музеи одновременно. Между этажами в пирамидах курсировали лифты с многочисленными посетителями. Они смотрели на своих предков. Но и для них самих тоже были заготовлены места в пирамидах. Смерть не воспринималась как горе. Наоборот, она представлялась переходом из мира движения в мир покоя. Из одного состояния счастья в другое. Люди умирали во сне и никогда перед этим не болели. Болезни были не ведомы на Планете. И неведома была старость. Человек рос до своего расцвета сил и затем много десятилетий оставался молодым и полным сил, вплоть до своей неожиданной смерти во сне. Родственники помещали его в пирамиду и заказывали после этого роскошное пиршество. Об ушедшем говорили с радостью, словно день рождения был у него. Словно он сидел рядом за круглым пиршеским столом. Словно, он не замер навеки в прозрачном колпаке, будто восковая фигура с неподвижным взглядом, смотрящем в Вечность.
   Ученый - философ разложил Гармонию. И вечером того же дня к нему в дом явился Гость. Ученый сидел в кабинете, в уютном пневматическом кресле и размышлял о своём открытии. На душе у него было зябко и неуютно, хотя на улице стоял теплый, серый полумрак. За раскрытыми окнами жил вечерний город. Люди шли в театры, на концерты, на стадионы. Бесшумно проносились стремительные экипажи, наполненные весёлой молодежью. Слышалась далёкая музыка, доносился радостный смех счастливых людей. А в доме тихо. Жена ученого на кухне готовила ужин для двоих. Внуки уже спали в дальних комнатах. Двое сыновей и их жены, уехали на какой - то концерт в городской развлекательный центр.
   На письменном столе в кабинете горела неяркая лампа. Её короткая матовая трубка слегка потрескивала, излучая ионизированное поле, полезное для человеческого организма. При желании цвет лампы можно изменить, но сегодняшний вечер ученому хотелось оранжевого цвета. Он немного успокаивал тревожно бьющееся сердце. Тревога и предчувствие чего - то непонятного, томительно разливалось по сердцу и по всему дому. Настенные часы высветили цифры полуночи.
   В кресле напротив сидел человек. Лицо его скрывалось в тени книжного шкафа. Но одет он был по последней моде: в элегантный, обтягивающей фигуру черный чешуйчатый костюм с блесками. На коленях незнакомец держал портфель - шар, какие, обычно носили с собой коммивояжеры - продавцы новой продукции.
   Ученый очень удивился внезапному появлению этого человека. Как тот проник в его дом, в его кабинет? Должно быть, глубоко задумался (было от чего) и забылся и в это время незнакомец прошел в кабинет и сел в кресло для гостей. Сейчас начнет предлагать образцы какого - нибудь мыла или духов для жены.
   -Я ничего не покупаю! - немного раздраженно проговорил ученый.
   -А я ничего не продаю, - мягким голосом ответил незнакомец.
   -Тогда, чем обязан вашему визиту? - ещё больше удивился хозяин кабинета, пытаясь разглядеть лицо незваного гостя. Может, кто - ни будь из университета, с кафедры философии? Хотят предложить прочитать для студентов лекции? Давно он там не был. Но, ведь могли бы, в таком случае, информировать по слуховому аппарату. Зачем же посылать человека? Да ещё так поздно.
   -Я к вам не из университета, - будто прочитал его мысли странный ночной гость. -Я от другой "организации" если её так можно назвать. Я Посланник. И явился к вам по поводу вашего сегодняшнего Открытия. Вернее, приоткрытия. Вы вашим недюжинным умом приоткрыли Канал, и я по нему сумел протиснуться в ваш Мир. Мне поручено открыть вам тайну бытия. Открыть истину. Ведь, это ваше сокровенное желание? Не так ли?
   -Кто вы? - ученый почувствовал, что во рту у него пересохло.
   -Посланник, всего лишь посланник, - невидимо улыбнулся гость. - Но посланник той запредельной Силы, что была вам людям до сих пор неведома. Ваш Мир оградили от нашего, поставив Стену Неведения. Но мы всегда были здесь близко и ждали своего часа. И вот он настал. Вы, великий ученый, помогли пробить крошечное отверстие в этой стене. Этого достаточно. Я здесь, у вас. Теперь станем рушить Стену вместе.
   -Я не понимаю о чём вы говорите? - ученый взглянул на гостя с подозрительным недоумением. Очень странный тип. Какой - ни будь писатель, сочиняющий для научного журнала?! Решил выведать материал для своей новой книги?! Но тогда откуда он узнал об Открытии? О сегодняшнем открытии!
   -Я, не писатель, - тихо сказал незнакомец, - хотя, мог бы написать роман, который перевернул бы весь ваш Материк. В переносном смысле слова, конечно. А может, этот роман напишите вы? Я вам подарю сюжет.
   -Что вы от меня хотите? - ученому стало не по себе. Прежняя тревога переросла в другое чувство. В страх. Но он об этом названии, естественно, не знал.
   -Выслушайте меня в течение некоторого времени, - гость перебросил ногу на ногу. Портфель - шар он поставил на пол, - вы же, мыслитель. Вы меня поймете. Иначе я бы здесь не появился.
   -Ну, что же, говорите, - пробормотал ученый и покорно откинулся на спинку кресла. Легкая вибрация пошла по его спине: это заработал электромассажер. Но от массажа спины на душе легче не стало. Тем не менее, хозяин кабинета, как завороженный, обратил свой взор на невидимое лицо гостя. И тот спросил тихо и вкрадчиво:
   - Вы знаете, что такое ... любовь?
   Вопрос застал ученого врасплох. Он не ожидал вопроса. Он ожидал ответа, на свои вопросы. Это слово на их языке имело расплывчатый смысл. Оно было синонимом привязанности. Муж привязан к жене. Дети к матери. Так у них повелось испокон веков. Так ученый и ответил своему ночному гостю.
   -Вы не знаете любви, тогда вы не знаете счастья, - продолжил тот.
   -Но, мы счастливы, - возразил хозяин, - Ведь у нас, правит Гармония.
   -Но вы сами её сегодня разрушили, - сказал гость, - Значит, она не была совершенной. Людям что - то не доставало. Ведь правда? Ваш пример говорит об этом. Людям подсознательно не доставало любви и связанного с нею счастья. Мы дадим вам любовь. Мы дадим вам счастье.
   -Кто вы? - второй раз спросил ученый. Ему всё больше становилось не по себе. Слова гостя были просты и понятны. Смысл не доступен.
   -Мы - из другого пространственного измерения. Из параллельного Мира, создавшего вас и вашу Вселенную. Мы силы добра. Мы - боги, несущие вашему Миру Любовь и счастье. Но другая Сила, вечная сила зла, поставила между нашими мирами неприступную стену незнания, что бы изолировать вас от счастья и любви. Мы сами не могли разрушить эту стену. Вы - великий ученый, помогли нам. Теперь мы поможем вам. Мы сделаем вас бессмертным, единственного на планете.
   Вы будете жрецом любви и счастья. Вы получите тайные, великие знания. Вы познаете истину. Люди будут поклоняться вам, как богу, вы заслужили такое поклонение. Вы принесете на планету любовь!
   Гость смолк. Хозяин сидел, ошеломленный услышанным. Пауза продолжалась довольно долго. Потом ученый проговорил, ставя последнею слабую преграду, с трудом ворочая языком:
   -Я вам не верю ..., - Он лгал сам себе. Он уже верил ... Гость снова невидимо усмехнулся.
   -Ну, что же, - сказал он, - прошло время доказательств. Его тонкие пальцы подняли за ручку портфель. Щелкнули замки. Пальцы опустились вглубь и извлекли наружу небольшой граненый шар глубокого черного цвета. Он матово отразил оранжевый свет лампы на столе. Но внутри шара, как короткие электрические разряды, трепетали оранжевые искорки.
   -Вот знак любви, вот символ счастья, - многозначительно выговорил незнакомец, отпуская руки из под шара. И черный шар замер в воздухе, а спустя несколько мгновений стал медленно вращаться вокруг оси, тихо потрескивая оранжевыми разрядами. Прошло, ещё несколько мгновений и шар окутался оранжевым облаком, словно плотным коконом и стал похожим на земной апельсин. А внутри него, как маленькие червячки, шустро перемещались жгутики коротких черных переливов.
   Ученый с трудом сглотнул густую вязкую слюну. Он приподнялся с кресла и протянул руки к висящему над столом оранжевому плоду. И вдруг, в голове сверкнула, словно вспышка молнии и пронеслась яркая мысль, облеченная в одно слово "Нельзя!". Ученый отдернул руку.
   -Не бойтесь, - успокоительно сказал гость, - это голос зла. Зло не хочет, чтобы вы ощутили наслаждение любви и счастья. Но впрочем, можете выбирать: продолжать бессмысленное существование, блуждая в потемках невежества или получить высшее знание, познать истину. Приобрести бессмертие и любовь. Выбирайте? Я могу убрать шар?!
   -Нет! - хрипло проговорил ученый и схватил дрожащей рукой оранжевый плод. Тело сотряс сильный вибрирующий разряд. Будто тысячи острых иголок впились в каждую его жилку, в каждый нерв, в каждый сосуд. Мозг наполнился гулом, как в пустой трубе, а вниз живота ворвалась нестерпимая боль. Боль смешалась с этим пустым гулом. Закружилась в вихренном танце голова. В ней замелькали оранжевые искры. Ученый потерял сознание и упал без памяти в кресло.
   Когда он очнулся, то увидел над собой склоненное лицо жены. Оно было озабочено и очень красиво. Конечно, он и до этого знал, что его жена красива. Ведь они нашли друг друга в банке генетической информации по специальной кодировке, которая давалась каждому новорожденному для нахождения идеальной супружеской пары в возрасте полового созревания. От этих браков рождались полноценные дети, но их было не больше двух. Так сохранялся баланс населения на материке. И это было вполне естественно. Иного людям в голову не приходило. Со своей женой ученый прожил достаточно долго. Они произвели на свет двоих сыновей. Те тоже обзавелись семьями, имели по одному ребенку. Все вместе жили дружно под крышей большого дома. Никогда не ссорились и были очень привязаны друг к другу. Родители ученого и его жены "перешли в пирамиду" уже давно. Скоро наступит и их черед. Но ученый не боялся "перехода", так же, как ни один из жителей материка. Было немного любопытно, но не более того. Он и его жена оставались молодыми и полными здоровья много десятилетий и ничем не отличались от своих сыновей и невесток. Но половую близость имели всего два раза с целью зачатия. Об этих минутах остались смутные воспоминания. Было приятно. И только. Но сколько в жизни приятных мгновений?! Бесконечная череда. Жена радовала глаз, как радует глаз, в музее искусно сделанная статуя. Возникает чувство эстетического удовольствия. Не более того.
   Сейчас ученый посмотрел на жену другими глазами. Он словно заново увидел её лицо, плечи, упругую грудь под платьем, изгиб руки. Пальцы тянулись к чему-то, лежащему у него на ладони.
   -Что с тобой ?- озабоченно спросила жена, - и что это у тебя в руке?
   Он скосил глаза на свою ладонь и увидел там оранжевый шар. Пальцы жены дотронулись до шара. И тот будто живой, сам прыгнул к ней в руку. По телу жены прошла судорога. Голубые глаза закатились, и она мягко осела на пол. Её широкая юбка задралась, открыв плотные стройные ноги. И вид этих обнаженных ног вдруг возбудил в нем никогда не ведомое желание. Оно волной прокатилось от головы к животу и перешло в напряжение мужской плоти, в страстный порыв близости. Мужчина выскочил из кресла и, стащив с себя одежду, бросился на лежащую без чувств женщину. И в этот момент она пришла в чувство. Она открыла глаза. И он увидел в них тоже, что она прочла в его глазах. Женские ноги сплелись за мужской спиной. Сладострастие закрутило их в вихре необузданного ритма. Женщина и мужчина в неистовстве катались по полу кабинета, испуская стоны и крики. Это было похоже на безумие, что, в общем-то, таковым и являлось. Ум потерял всякую власть над телом. Тела содрогались от наслаждения близостью. Долго, долго и бесконечно коротко. Но их поджидал ещё апофеоз этого неистовства. Обоюдный оргазм-торжество плотской любви. Высшая точка телесного счастья.
   Когда страсть постепенно утихла и откатилась, как морская волна, ученый еще долго не мог прийти в себя. Он в изнеможении лежал на трепещущем теле жены не в силах подняться на ноги. Да, ночной гость его не обманул. Он только что испытал высшее счастье. Его скрывали от людей. Но теперь оно придет к людям. Он принесет им Дар любви. Ему не жалко. Он щедрый. Он поделится подарком. И за этот подарок его восславят в веках.
   Какой-то неясный шум привлек его слух. Ученый поднял голову. В дверях кабинета стояли его сыновья за их плечами виднелись головы невесток. Старший сын улыбался, чуть раздвинув губы. На лице младшего застыло недоумение. Невестки, на втором плане, неслышно перешептывались, пряча улыбки. Очевидно, они видели почти всё и, конечно, ничего не понимали.
   -Мы узнали божью любовь - тихо сказал отец, в упор, глядя на сыновей. - Хотите, я поделюсь ей с вами?
   Оранжевый шар висел неподалеку, медленно вращаясь на уровне вытянутой руки. Ученый поднялся на ноги и чуть-чуть боязливо взял его на ладонь. Шар замер на ладони, перестав вращаться.
   Обнаженный отец подошел к своим, замершим в дверном проёме сыновьям и протянул им лежащий на ладони шар.
   -Дотроньтесь до него. Все четверо, - дрожащим голосом произнес он.
   Первым руку протянул старший сын. Он был скептик и обладал ироничным складом ума. Чтобы в чем-то убедиться ему необходимо всё проверить на себе. Всё прощупать. Вот он и потянулся первым, не убрав с лица недоверчивую улыбку.
   Младший же сын, наоборот, верил отцу безоглядно. Тот для него с детства был кумиром. Мальчишкой, он, затаив дыхание, слушал каждое слово отца, преданно глядя ему в глаза. И немного ревновал его к брату, если тому оказывалось больше внимания. Сейчас он тоже хотел опередить старшего брата. Но не успел....
   Следом за мужьями, искоса поглядывая на обнаженного свекра, протянули к шару свои руки невестки.
   Шар вспыхнул оранжево-черным огнем. Все четверо свалились на пол с короткими криками. За спиной ученого зашевелилась его жена. Она поднялась на ноги и нетвердой походкой подошла к мужу, поправляя юбку.
   -Ты дал им это?! - утвердительно спросила она.
   Тот молча кивнул головой.
   -Со мной, что-то не так, - снова тихо сказала она, -
   -Конечно, это было невообразимо прекрасно. И я теперь никогда не откажусь от этого...Но..
   -Мы просто испытали незнакомое чувство. Великое чувство! Любовь! - с пафосом ответил ей муж. - Оно преобразит весь наш мир. Гармония станет еще более совершенной.
   Нам обрезали крылья. Мы были домашней птицей. Теперь мы отрастим перья, какие только захотим.Мы станем свободными и улетим ввысь на крыльях блаженства и счастья! И для нашей семьи, первой на континенте, открылась божья любовь! Гордись этим жена!
   - Что-то я не понимаю, о чем ты говоришь, - пробормотала женщина, - Впрочем, я уже привыкла. Ты же, философ. Но в груди все равно, как-то необычно. Не легко.
   -Привыкнешь и к этому, - уверено сказал ученый, натягивая на себя одежду.
   -Ты вот лучше посмотри на детей. Вот они приходят в себя. Для них тоже наступило Время любви.
   Он вдруг, спохватившись, оглянулся на кресло возле книжного шкафа. Но там уже, конечно, никто не сидел.
   * * *
   Сначала оранжевый шар "опробовали" друзья ученого, его жены, их сыновей и невесток. Затем друзья их друзей, их знакомые и знакомые знакомых. Весть о необычных ощущениях и дальнейшая постоянная тяга к близости заинтересованно влекла множество людей к дому ученого. Они молча стояли возле палисадника дни напролёт. Соседние улицы были забиты замершими экипажами. Движение на улицах оказалось перекрытым. Дом ученого очутился в блокаде. Люди стояли и ждали, когда к ним вынесут Шар Любви. Так его нарекли в народе
   Но ученый никак не мог решиться выйти из дома. В последние дни какие-то смутные сомнения мучили его. Первая эйфория страсти сейчас вошла в своё ещё бурное, но уже очерченное русло. Он сближался с женой каждый день и испытывал невообразимое наслаждение. Но на сердце, как и у неё, было почему-то неспокойно. Чего, по всей видимости, нельзя было сказать о молодежи. Они отдали близости всё своё свободное время. А в несвободное вели себя как завороженные, мечтая снова оказаться в постели. Старший сын и его жена преуспевали в этом сладостном занятии гораздо больше младшей пары.
   Однажды перед домом ученого остановился длинный, сверкающий экипаж. Дверцы его раскрылись и на дорожку, ведущую к двери, вступил, облаченный в светлые одежды, Властитель материка и его жена, высокая стройная женщина в шикарном розовом платье. Бело-розовая правительственная чета проследовала в дом. Хозяин и хозяйка встретили гостей с подобающем почтением Их усадили за стол в гостиной, угостили яствами и напитками. После угощения Властитель откинулся на спинку кресла и впервые в упор взглянул на хозяина дома.
   -Я наслышан о вашем открытии, - сказал с улыбкой Властитель, - О нем говорят разные необыкновенные вещи. Оно даёт людям какие-то новые, острые ощущения.
   - Нам бы очень хотелось посмотреть на этот предмет - добавила жена Властителя, приподнимаясь со своего кресла. Лицо её покраснело то ли от смущения, то ли от любопытства.
   - Отказывать я не имею права, - вежливо наклонив голову, сказал ученый, но прошу учесть, этот как вы выразились "предмет", изменит всю вашу жизнь. Она станет совершенно иной. А ведь вы не просто семейная пара. На вас лежит ответственность за материк и его население.
   - Несите, несите, - немного раздраженно проговорил Властитель. Я думаю, мы ответственности не потеряем.
   - Ну что же, - вздохнул ученый. Он отправился в свой кабинет и открыл там верхнюю полку шкафа. Оранжевый шар висел посередине, медленно вращаясь. Ученому показалось, что он стал немного крупнее, хотя на вес это было неощутимо. Ученый вынес шар в гостиную и тот тут же зашипел и заискрился короткими черными змейками. Властитель и его жена встали с кресел. Шар вылетел из руки и повис невысоко над обеденным столом.
   - Прикоснитесь, - сказал ученый, - если хотите .... Властитель и его жена протянули пальцы. На секунду задержались, словно их что-то остановило. Может тот голос?! Но шар уже сам приблизился вплотную к вытянутым рукам. Прикосновение. Короткие вскрики. Двое упали в кресла и некоторое время не шевелились. Первой очнулась женщина. Она обвела гостиную широко открытыми неузнавающими глазами. Наконец её взгляд остановился на ученом.
   - Хочу, - тихо, но внятно проговорила она. - Я этого очень хочу!
   Она вскочила с кресла и сделала несколько шагов в сторону хозяина дома. Жена ученого преградила ей дорогу. Тут взгляд очнувшийся упал на собственного мужа, который зашевелился в кресле. И она бросилась к нему, расстегивая розовую юбку. Через несколько мгновений пара сладострастно стонала, забыв обо всем. Кресло содрогалось от порывистых движений двух тел.
   Когда всё закончилось, Властитель и его жена стали смущенно приводить себя в порядок. Потом снова уселись каждый в своё кресло. Краска стыда ударила женщине в лицо. Мужчина тоже чувствовал себя не спокойно. Он понимал, что публично потерял достоинство Властителя. Но буря испытанного наслаждения ещё не утихла. Властителя трясло мелкой дрожью, высокий лоб покрыла испарина. Он вытер её дрожащей рукой и глубоко протяжно выдохнул.
   - Да, профессор, - с трудом выговорил Властитель, - я предполагал многое, но такое ...!
   - Это названо "божьей любовью", - сказал ученый, искоса поглядев на висящий над обеденным столом оранжевый шар.
   -Понятие не вполне ясное, но я теперь уверен, абсолютно точно, - сказал немного успокоившись Властитель.
   - Мне поручено отдать эту любовь в дар людям.
   - Но процесс, как я испытал, в начале, весьма, неприятный. Теряется сознание. Какое-то плохое ощущение внизу живота. Затем правда, всё резко меняется. Но вдруг некоторые люди не смогут выдержать и до срока "уйдут в пирамиду"?
   -А разве такое возможно? - удивленно спросил ученый.
   -Были случаи, но очень редкие, - после небольшой паузы сказал Властитель. - О них сообщать не принято, с научной точки зрения они совершенно не объяснимы. Люди уходили не ночью, а днём. Внезапно останавливалось сердце. В правительственном архиве таких случаев около двух сотен. Они известны мне и моему ближайшему окружению.
   -Я надеюсь, что это всего лишь случайности?
   -Но от них надо уберечься.
   -Каким образом?
   -Нами изобретен аппарат по координации работы человеческого сердца. Это экспериментальная конструкция, но подстраховаться ею необходимо.
   -Как Вы представляете весь этот процесс? Ведь шар один, а людей многие миллионы. Одновременно к шару могут прикоснуться два, три десятка человек не больше.
   -Я думаю, нужно организовать непрерывную очередность - сказал Властитель, расслабленно откинувшись в кресле. За сутки пройдет несколько тысяч человек. Все должны быть, желательно семьями.
   -Но на детей шар не действует - сообщил ученый, только на созревших.
   -Но это немного облегчает задачу, детей на материке около половины.
   -Всё равно, задача очень трудная, - ученый сидел, задумчиво пощипывая на подбородке
   волосики, которые стали прорастать у него совсем недавно, что вызвало поначалу удивление. Все мужчины на материке были безбородыми.
   -Трудная, но благородная! - Властитель поглядел на жену.
   -Мы осчастливим человечество! Дадим ему любовь! Её нам всем так не хватало ...
   
   * * *
   Под "Дворец любви" отвели самый большой в столице дворец спорта. Оранжевый шар висел, на высоте человеческого роста и со всех сторон к нему шла бесконечная очередь. Люди дотрагивались до шара, падали без сознания. Служители Дворца относили их на специальные лежанки, заменившие кресла спортивных болельщиков. Там у потерявших сознания проверяли частоту биения сердца и оставляли до прихода в себя. Мужа и жену клали рядом и они, очнувшись, тут же бурно и неистово сближались. Стоны, вздохи и крики гулким непрерывным эхом отражались под высоким куполом "Дворца любви". Мужчины и женщины буквально задыхались от неведомого ими до селе переизбытка чувств. Страсть поглощала их в свои бездонные глубины. Они были на высоте блаженства.
   А оранжевый шар с каждым днем паломничества вырастал в своих объёмах. Через месяц он стал размером с земную тыкву, и всё разбухал, превратившись, в конце - концов, в громадный жирный пузырь. Он и в самом деле на ощупь казался смазанным тонким слоем жира. И прикосновения к нему были неприятны. Но люди всё равно шли и шли и благоговейно притрагивались к оранжевому сальному боку.
   Ученого провозгласили "Хранителем Шара любви". Он и его семья теперь жили во Дворце в шикарных апартаментах, и каждый день принимали восхищенных посетителей, испытавших "истинное счастье".
   Буквально за один год на континенте все изменилось. Привычный ритм жизни расстроился, превратившись в беспорядочную, всеобщую оргию. Дела и прежние повседневные заботы были отброшены ради полового наслаждения. Потом стали рождаться дети. Много детей. И они стали рождаться в муках. Мучительные женские крики доносились из родильных домов. Некоторые не выдерживали боли и "уходили в пирамиду" и к ужасу родственников на третий день тела распадались, извергая вонь и смрад. В сердца людей ворвался страх - чувство неведомое и необъяснимое. Люди по одному и группами стали приходить во "Дворец любви". Они просили у ученого объяснения таких перемен в их жизни. Но Хранитель объяснить ничего не мог. У него самого в душе царила муторная тоска - ещё одно до сих пор неизвестное чувство. Ученый стал избегать встреч с такими "ходоками" и принимать их взялся его старший сын. Отец рассказал ему об обстоятельствах появления оранжевого шара. И сын заинтересовался личностью того ночного гостя - посланца бога.
   -Как мне его найти? - спросил сын.
   -Я не знаю, - ответил ученый. - Он появился внезапно, и так же незаметно исчез.
   -Может быть, есть какие - нибудь способы?
   -Зачем он тебе? - недоуменно спросил отец.
   -У меня к нему много вопросов.
   -Тогда дай объявление в прессу.
   -Мысль интересная. Я так и поступлю.
   Но объявлений писать не понадобилось. В тот же вечер гость появился в комнате старшего сына.
   -Вы хотели меня видеть? - сказал гость, материализовавшись прямо на глазах, в только что пустом кресле. Молодой мужчина на несколько мгновений оторопел. Появление посланца поразило его своей внезапностью. Но и последние события на материке тоже нельзя было объяснить. Сын ученого ждал этих объяснений. Он довольно быстро пришел в себя и уже с любопытством стал разглядывать гостя, но так и не уловил черты его лица. Они постоянно менялись, словно камешки в детском калейдоскопе, всякий раз смутно кого - то напоминая, через минуту, другую переливаясь в иной образ. Эти постоянные изменения тоже очень
   - удивили сына ученого. Ему от почти непрерывного мельтешения даже стало как - то не по себе. И он отвел взгляд от неуловимого лица ночного гостя.
   -Вы хотели у меня о чем - то спросить? - прозвучал второй вопрос.
   -Почему люди стали "уходить" в плохом состоянии, а тела их разлагаются и гниют?
   -Это плата, - чуть иронично ответил гость. - За всё нужно платить. А за любовь тем более.
   -Но людей охватывают неизвестные чувства. Они теряют радость и спокойствие.
   -Это противоположная сторона счастья, - снова переменчиво ухмыльнулся гость. - Мир - единство и борьба противоположностей. Дня и ночи. Счастья и несчастья. Добра и зла. Вам был неведом этот непреложный закон Вселенной. Сейчас вы ощутили его действие на себе.
   -Что же нам теперь делать? - спросил сын ученого.
   -Нужно смириться, - ответил гость, - и попытаться обратить неизбежный процесс в плавное русло.
   -Но как?
   -Если вы и ваш отец станете исполнять то, что я вам посоветую, всё стабилизируется.
   -Говорите, я вас слушаю внимательно, - молодой человек откинулся на спинку кресла, погладив небольшую, недавно проросшую светловолосую бородку.
   -Люди должны забыть своё прошлое, - вкрадчиво в растяжку произнес гость. - Изменения, происходящие с ними, их пугают. Я подарю человечеству напиток забвения - "святую воду". Ею - вы - сын Хранителя шара любви станете "причащать" приходящих к вам. Они забудут навсегда, кем они были до " перерождения" любовью. Тела "ушедших" людей нужно будет сжигать в огненных печах, и зарывать пепел в землю. Пирамиды потеряли уже всякий смысл. Их нужно взорвать, не оставляя никаких следов.
   -Но это очень большая работа, - сомнительно покачал головою старший сын, - "К тому же, правительство не позволит взрывать Пирамиды предков".
   -Вы, ваша семья должны стать правительством - твердо проговорил гость.
   -Но выборы будут ещё не скоро, - развел руками старший сын. - И нет никакой гарантии, что кого - ни будь, из нас выберут Властителем.
   -Какие выборы? - усмехнулся гость. - Вы должны захватить власть силой.
   -Но так, ведь никто никогда не делал.
   -Попробуйте, я думаю, у вас, молодой человек, получится. Нужно только зайти к Властителю в кабинет, схватить его за шиворот и выбросить за дверь, а самому сесть на его место. Очень просто.
   -Да, в самом деле, просто, - удивленно проговорил сын ученого, - и ведь никто не воспрепятствует. Как я об это не догадался раньше?
   -Время было другое, - ответил гость, - Теперь оно изменилось и вы все изменились вместе с временем. Но захватить власть просто, - продолжил он, - вот удержать будет сложнее. Вам необходимо будет окружить себя преданными людьми, охранной, вооруженной резаками.
   -А это ещё зачем?
   -Чтобы никто не посмел свергнуть вас. Вы должны будете укрепить свою власть. Стать безраздельным диктатором на материке. Ваши Указы будут безприкословно выполняться во всех городах и поселках. Туда вы назначите наместниками, преданных Вам людей.
   -Но как я удержу их в покорности? Да и всё население материка?
   -Вы им будете говорить не то, что думаете на самом деле или не то, что собираетесь делать. Народ должен будет воспринимать вас, как самого мудрого, заботливого, честного Властителя, не совершающего ошибок. Вокруг вас должен стоять ореол славы и величия. А кто вдруг начнет сомневаться в этом, будет схвачен и отправлен на перевоспитание в специально для этого отведенные места. Там он честным, добросовестным трудом сможет искупить свои грехи перед вами. Сомневающихся в вашей безупречности быть не должно. Вы, как и ваш отец, станете бессмертным. Но только биологически. На физическом уровне вы останетесь уязвимы. Вас могут убить.
   -Это как? - не понял последней фразы будущий Властитель.
   -Насильственно лишить вас жизни. Любым острым или тяжелым предметом. Вот, для избежания подобных попыток, вам и нужна, будет охрана.
   -А кто, вдруг на такое решиться, если весь народ станет меня уважать и почитать?
   -Ну, уважение и почитание - это идеальный вариант. Обязательно найдутся недовольные и желающие занять ваше место. Власть, а тем более безграничная - вещь очень соблазнительная. Её упускать нельзя.
   -Если вы станете помогать мне ...
   -Советом, только советом.
   -Что же и на том спасибо. Да, кстати, где же ваш напиток, ваша "святая вода"?
   -Вот она, при мне, - сказал гость, доставая, откуда - то из под кресла большую черную бутыль. Достаточно одной - двух капель на ложку воды и человек забудет о своем прошлом, где не было "божьей любви" и "счастья". Вы согласны действовать по моему плану? - спросил он, протягивая бутыль собеседнику.
   -Да, - проговорил тот, забирая дар, - я принимаю ваши условия. Они меня устраивают.
   -Тогда, вперед, без сомнений и колебаний! И вся Планета ляжет к вашим ногам, Сиятельный и Бессмертный Властитель, - высокопарно произнес гость. Лицо его неуловимо улыбалось ...
   
   * * *
   Всё произошло так, как предсказал ночной гость. Властитель был, легко низвергнут. Он и не подумал оказать сопротивление старшему сыну Хранителя шара любви, и тот воцарился на материке. "Святая вода" через некоторое время сделала своё дело. Люди забыли прошлое. Все кроме ученого. Он пить эти капли не стал, когда сын предложил ему их.
   -Будь, что будет, - сказал ученый, - я принял эту любовь добровольно и платить, по счету мне придется сполна.
   Последовал примеру отца и его младший сын, брат Властителя. Он был историком и литератором. И он решил написать исторический труд о перепутье старого времени "Гармонии незнания" и новых дней "любви и счастья".
   -Я должен помнить прошлое, - заявил он.
   -Но ведь все люди забыли его, - возразил ему старший брат, - оно их совершенно не интересует.
   -В библиотеках остались книги о Гармонии.
   -Мы уже стали их изымать и сожжем все до единой.
   -Так поступать нельзя! Человечество не может жить без прошлого.
   -Мы создадим ему другое. Если хочешь, мы тебя назначим руководителем группы по воссозданию истинной истории нашей планеты.
   -Я не хочу принимать участие в ваших выдумках!
   Я буду писать настоящую историю, а не придуманную тобой и твоими придворными! - твердо сказал младший брат и вышел из кабинета Властителя, хлопнув дверью. Однажды вечером младший сын ученого сидел у себя в комнате за рукописью исторического труда. Работа шла быстро и практически почти без остановки. Историк делал только небольшие перерывы на еду и короткий сон. Он, словно, куда - то торопился. Торопился успеть. Жену и детей он отправил за город. Половое желание у него утихло, растворившись в жажде Творческой работы. И он работал без устали.
   Скрипнула дверь. Он не услышал скрипа и тихих шагов за спиной и обернулся лишь тогда, когда большая черная бутыль обрушилась на его голову, раскроив затылок. Кровь широкой красной лужей залила рукопись и растворила её красные чернила в своей густой патоке. Голова историка упала на стол лицом в эту патоку.
   Руки у убившего слегка дрожали. Черная бутыль едва не выпала из них на пол. Но не выпала.
   -Оказывается, как это просто, - пробормотал он, переведя дух. - А я думал его снова уговаривать. Чуть бутылку не разбил, - добавил он, - а там ещё "святой воды" почти половина.
   Он поставил черную бутыль на стол рядом с неподвижно застывшей головой брата и, не глядя на убитого, схватил рукой пачку залитых кровью листов. Их оказалось всего несколько десятков. А должно быть гораздо больше. Властитель перерыл весь стол, но остальной, основной части рукописи так и не нашел.
   -Куда же он её засунул? - все больше теряя терпение, повторял Властитель, роясь в книжном шкафу. Но и там он ничего не обнаружил.
   И тут дверь в кабинет распахнулась. На пороге стоял отец. Он держал в руке, какую - то книгу. Книга выскочила из ладони. Звук падения поглотил мягкий ковер. Ученый в ужасе замер, сделав всего шаг внутрь.
   -Что здесь произошло? - наконец с трудом выговорил он, глядя застывшими глазами на труп младшего сына.
   -Он хотел отобрать у меня Власть, - ответил Властитель дрогнувшим голосом.
   -И за это ты лишил его жизни?! - лицо ученого исказила гримаса боли и отчаяния. - Ведь он - твой брат.
   -Он отказался выпить "святую воду"! - перешел на крик Властитель. Он писал историю материка до времени любви и счастья! Он хотел посеять в людях недоверие к моей Власти! И хотел сам стать бессмертным Властителем! Я этого не мог допустить! Или я, или он! Да я лишил его жизни! Но он сам в этом виноват! Я просил его по- хорошему! Он наотрез отказался! Я был вынужден ударить его!
   
   -В кого ты превратился? - горестно опустил голову отец. - Ведь ты был хорошим сыном, внимательным и отзывчивым. И вот лишил, жизни брата ... Ученый заплакал. Это случилось с ним впервые.
   -Если бы, я этого не сделал, то он бы лишил жизни меня! - упрямо повторил старший сын. Отец ничего не ответил, а, только махнув рукой, повернулся и вышел за дверь. По его щекам текли слезы. Тело младшего сына сожгли. Пепел положили в маленькую пирамидку. Пирамидку закопали в землю. Большие пирамиды стали сносить. Нетленные тела сжигать. Пепел засыпали в пирамидки. Пирамидки закапывали. Через некоторое время на материке остались всего три большие "пирамидки предков" Властитель решил их оставить, огородив со всех сторон колючей проволокой. В них застыли его предки. Он нее решился их сжечь, пренебрегая советом ночного гостя. Тот появлялся в кабинете Властителя редко и бессистемно. И давал "полезные советы", не требуя их неукоснительного исполнения. Властитель почувствовал себя свободнее. Он и его окружение вели праздный, расточительный образ жизни. Настроили себе дворцов и особняков. Обзавелись кроме семей любовницами и любовниками. Властитель разрешил на материке многоженство и сам, кроме своей жены, взял к себе вдову убитого им брата. Материк надолго погрузился в беспробудную оргию. И тут к людям пришли болезни. Они вползли незаметно, подспудно, вкрадчиво. И людей стали мучить недуги, о которых они раньше не имели представления. Болели головы, сердца, желудки, животы, печень, легкие, руки, ноги и естественно, половая система. Как избавиться от этих болей, люди не знали и умирали сотнями, тысячами в страшных мучениях. Люди стали бояться смерти. И от этого впали в ещё более бурный разврат. На материке почти никто не работал, кроме отдельных фанатиков труда. Между людьми возникали ссоры. Они стали ревновать друг друга, завидовать, ненавидеть, злобствовать и драться. Несколько драк закончились убийствами. Кое-кто стал собираться в компании для захвата чужого имущества. В ход шли резаки, дубинки, металлические прутья. Правительство было вынужденно создать специальные охранные отряды, для защиты от таких компаний. Те стали, оказывать сопротивление, и делить, сферы влияния безжалостно колотя, и убивая друг друга. Вечерами население столицы боялось выйти на улицу. На любого могли напасть и отобрать личные вещи и деньги. Деньги из простого мерила стоимости товара превратились в культ наживы и обогащения. Но при застойном производстве они быстро обесценились, и большая часть населения материка обнищала. Богатели только придворные Властителя и их родственники, которые сумели сосредоточить в своих руках все остаточное производство и установили на этих заводах и фабриках железную дисциплину. За малейшую провинность рабочих выгоняли на улицу. Постепенно объём продукции стал увеличиваться. Но товары выпускались низкого качества. Такими же были и сельхозпродукты. На полях работали полуголодные, подневольные люди, набранные из самых бедных областей материка. Городские жители в своём большинстве работать не желали принципиально. Одни целыми днями просиживали в своих домах, получая мизерные пособия по безработице. Другие без дела шатались по грязным улицам, выглядывая, где бы - чего украсть. Третьи предпочитали алкогольные напитки и девиц легкого поведения, которые в последние времена расплодилось невероятное множество. Правда, кое-кто ещё работал на фабриках и заводах Властителя и держался за свою работу, потому что она позволяла жить более-менее сносно по сравнению с остальной массой народа. Но безделье уже становилось нормой жизни. Материк катился в пропасть по пути "любви и счастья". Прошло несколько десятилетий. И к людям явилась старость. Она явилась вместе с болезнями: страшными и отвратительными. Старшее поколение изменялось внешне буквально на глазах. Морщины покрывали лица, сгибались спины, выпадали волосы и зубы, слепли глаза, терялся слух. Это было ужасно для стареющих, но молодежь не задумывалась над своим незавидным будущим. Молодежь погрузилась в пучину удовольствий и разврата. Были изобретены специальные стимулирующие средства. Действующие на мозговые центры. Употребляющие их, видели сны наяву, чувствовали беспричинную радость, подъем ощущений, свою особую значимость. После того, как действие стимулятора заканчивалось, приходили противоположные чувства: тоска, упадническое настроение, бессмысленность своего существования. И вполне естественно, стимуляторы принимались вновь и вновь. К ним быстро привыкали. И ради их добывания шли на любые преступления. Чтобы справиться с этим разгулом, Властитель усилил охранные отряды, но они не могли искоренить преступность. На производстве и распространении стимуляторов делались огромные деньги. Этим занимались многочисленные группировки, враждующие между собой за сферы влияния. Часто дело доходило до выяснения отношений при помощи резаков и металлических дубинок. Многих при подобных потасовках лишали жизни. Но теперь этому никто не удивлялся. Люди стали привыкать к насильственной смерти.
   У Хранителя шара любви состарилась и умерла жена. Перед смертью она долго мучилась, тело её разрывали боли, а он, молодой и здоровый, ничем не мог ей помочь. За минуту до кончины жена открыла глаза. Они были полны слез.
   -Прощай,- тихо прошептали её губы. И затем еле слышно добавили:-Тебя обманули. Мы погубили наш Мир ...
   Глаза её остекленели. А слёзы ещё были живыми. Хранитель зарыдал, упав ей на грудь. Так он лежал долго и неподвижно, словно сам умер вместе с женой. Рыдания прекратились. Тело охватило оцепенение. Голова была пустой без мыслей и чувств. И вдруг в этой пустоте сформировался образ безликого человека в черном чешуйчатом с блесками костюме. В руках он держал веревку с петлей на конце. Он протянул веревку Хранителю.
   Хранитель отшатнулся от этого видения. Вскочил с тела жены и опрометчиво бросился из спальни. Он, почти ничего не соображая, пробежал по галереям и лестницам "Дворца любви" и влетел в громадный "Зал счастья". Высоко над прозрачным куполом медленно вращался большой оранжевый шар. А на поперечной балке почти до самого пола висела длинная тонкая веревка с умело сплетенной на конце открытой петлей. Под петлей стояла небольшая коротконогая табуретка. Хранитель в ужасе замер в нескольких шагах. Он стоял, а дрожь пробегала по его телу. Через некоторое время такого стояния его трясло, словно в ознобе. Лоб покрылся холодным потом. Петля манила необъяснимой тягой. Тягой "избавления".
   Он сделал шаг, затем другой. Дрожащая нога согнулась в колене и наступила на табуретку. За первой ногой поднялась вторая. Голова сама легко просунулась в петлю. Хранитель посмотрел вверх на оранжевый шар. Шар всё так же неукротимо медленно вращался вокруг своей оси. Над шаром возвышался прозрачный купол, за которым виднелось темное облачное небо. Ночь стояла над материком. И вдруг черный покров разорвался пополам, словно кто-то гигантскими руками дернул густую материю вечных облаков. И перед глазами Хранителя засверкали тысячи ярких мерцающих огоньков. А посередине прорыва тускло светился круглый фонарь оранжевого цвета, очень похожий на шар любви, висящий под куполом.
   "Другая планета, - догадался ученый - спутник нашей ... Тонкие ножки табуретки внезапно подломились, ноги потеряли опору, петля удавкой захлестнула шею. Дыхание захлебнулось, перед глазами поплыл кровавый туман, превратившийся во тьму. Хранитель, свесив голову, повис посередине громадного зала "Дворца любви" Над его склоненной головой висели два оранжевых шара.
   
   IV
   Винтолёт подлетал к городу. Внутри винтолёта кроме двух пилотов на креслах сидели тринадцать человек. Почти все они были светловолосы, бородаты и голубоглазы. Впрочем, ничего удивительного в том не наблюдалось. Подавляющее большинство жителей материка на остывающей планете имели такой типаж. Встречались, правда, редкие экземпляры с темными волосами и карими глазами, но их оставалось ничтожно мало. На них глядели с удивлением, как на Земле смотрят на людей с ярко-огненными шевелюрами. Один из таких темноволосых и кареглазых сидел на переднем кресле пассажирского салона винтолёта. Его длинные блестящие локоны падали на воротник белого балахона, короткая бородка и усы под тонким прямым носом очерчивали правильный овал ещё достаточно молодого лица. Но короткие лучики морщинок вокруг глубоко посаженных выразительных глаз, говорили о прожитых годах. Тонкие пальцы темноволосого задумчиво перебирали шарики четок, на конце которых была прикреплена небольшая шестигранная пирамидка. Такие же пирамидки висели на четках у остальных, сидящих в винтолёте.
   Все они были одеты в разноцветные балахоны ярких оттенков, что не соответствовало цветовой моде, принятой на материке. Тут одевались, в основном, в одежды темных цветов.
   Только один из сидящих в салоне винтолёта подходил краской своей накидки, под здешнюю моду. Он был закутан в иссяня черный балахон с меховым капюшоном. И волосы у него тоже отличались темнотой. Но главным отличием являлся нос. Большой горбатый. Он утёсом нависал над тонкими поджатыми губами, отчего они казались ещё тоньше. И ещё усиливала эффект тонкогубости не сходящая с них полуулыбка, словно обладатель горбатого носа знал что-то такое, неведомое никому вокруг. Знал некую тайну, и тайна эта постоянно смущала его мозг, спрятанный в тяжелой, лобастой с залысинами голове. Это тайна тускло мерцала в меленьких черных глазах под пушистыми бровями. Горбоносый сумрачно улыбался, держа на коленях овальный портфель с кодированными замками. В портфеле лежали деньги.
   По правую руку от темноволосого человека в белом балахоне, сидел белокурый молодой человек, одетый в зеленое. Светлая бородка обрамляла его правильное лицо. Взгляд был открытым и прямым. Он, изредка поглядывая на сидящего слева. И во взгляде улавливалась едва скрытая восхищенная тяга преданного ученика к своему Наставнику, ловящего и запоминающего каждое его слово, каждый его жест. В руках юноша держал объемную книгу в белой пластиковой обложке. Четки с пятигранной пирамидкой висели у него на запястье левой руки. Несмотря на свои юные годы, молодой человек уже был сложен довольно хорошо. Хотя сейчас его атлетическое телосложение скрывал бесформенный балахон. Но открытые кисти, держащие белую книгу, проявлялись мускулистой силой в едва заметном напряженном движении сухожилий под тонкой, но упругой кожей, покрытой короткими, слегка заметными волосками. Во всем облике юноши чувствовалась скрытая физическая мощь. Белую книгу юноша в зеленом держал бережно, словно укрывал её от какой-то неведомой опасности.
   Видно, книга была ему очень дорога.
   И вдруг могучее тело конвульсивно содрогнулось, будто винтолёт внезапно попал в какую-нибудь воздушную яму, и этот резкий толчок отразился только на юноше с книгой. Других пассажиров он не коснулся. Их позы не изменились. Белая книга стала выскальзывать из задрожавших, ослабевших рук. Перед глазами возникли удивительные видения. Они проскочили перед мысленным взором юноши, как застывшие картинки видеофильма: комнатка, залитая желтым светом, бьющим из странного квадратного окна. Старик, стоящий в этом свете. Пирамидка на тумбочке. Затем яркое большое огненное светило, полыхающее на невероятно пронзительном голубом небосводе. Фантастические разномастные деревья с ярко-зелеными листьями. Группа мальчиков со стрижеными головами в широких одинаковых брюках из простого тонкого материала, бегущие куда-то вниз по зеленой траве. Маленькое озеро, на дне которого растут желтые цветы. Прозрачный водяной слой, и видимое сквозь него полыхающее на голубом небе желтое светило. Нелепый, извергающий дым и копоть агрегат, мчащийся на железных колесах по двум таким же железным путям. Детская игра-схватка. Помятый головной убор. Неудачные попытки починить его вместе с двумя женщинами. Ночь. Снова прозрачный старик в бликах желтого света из квадратного окна. Прозрачная пирамидка в детской руке. Страшный человек в дверях с каким-то оружием в руке. Бег по залитой оранжевыми бликами дороге. Луг и над ним на черном небе оранжевый шар и летящий от него дискообразный аппарат. Красный луч ... и снова комната. Пирамидка на тумбочке. Сверкающий под солнцем сад с неестественно черными тенями. Прыжок над крышей дома на дорогу. Экипаж с двумя странными людьми. Один из них в позолоченных одеждах, а другой водитель смутно знакомый. Езда по пустынной улице. Резкое торможение и звездные ворота, разрываемые маленьким худеньким телом, превращенным в сияющий метеор, соединивший две планеты, два времени, двух людей ...
   Видения прекратились. Юноша открыл глаза. Книга лежала на полу салона винтолёта.
   Юноша чувствовал себя как-то необычно, неестественно, словно в нём сейчас появился кто-то другой, маленький и испуганный. Он оглядывался вокруг глазами юноши в зеленом. И ему было страшно и ... страшно - любопытно.
   Юноша мотнул длинноволосой головой. Ощущение раздвоенности исчезло. Почти. Где-то в уголке сознания притаилось худенькое существо, боязливое, как детеныш домашнего местного зверька.
   Что - то заставило повернуть взгляд влево. На юношу пристально смотрел Наставник. Но глаза у него были не карие, а бездонные темно - синие, проникающие глубоко в душу и видящие там всё насквозь.
   -Подними книгу, - тихо с улыбкой сказал Наставник. Юноша в зелёном наклонился и поднял том в белой обложке. И он ему показался гораздо тяжелее, чем до падения на пол. Словно сильные руки внезапно ослабли, превратившись в детские.
   -Что со мной? - пробормотал юноша, глядя в синие глаза Наставника.
   -Это скоро пройдет, - так же тихо проговорил Наставник, - он хочет знать. Ну что же, пусть знает ...
   Легкая тонкая рука легла на широкое запястье юноши. По телу пробежала теплая волна успокоения. Тело снова обрело силу и твердость. Юношу среди учеников так и называли Твердым, не только за мощные мускулы, но и за непоколебимый характер и безоглядную преданность Наставнику ... Маленький катерок, на котором рыбачил, Твёрдый вместе со своим братом возвращался в тот день без улова в прибрежный поселок по бурному холодному морю. Рыбы в остывающем море с каждым годом оставалось всё меньше и меньше, и прокормиться жителям побережья оказывалось всё труднее и труднее. Наместник Властителя и его чиновники драли с рыбаков три шкуры, облагая непомерными налогами. Твёрдый и его Брат едва сводили концы с концами, но в тот день почувствовали, что конец приблизился вплотную и смотрел на них безжалостными глазами реальной нищеты и голода. Они целые сутки дрейфовали возле небольшого островка, где обычно кормились планктоном рыбы. Но планктон, видно, пропал, и рыба ушла в другое место, которое найти было невозможно даже по эхолокатору. Отчаяние охватило братьев, но ничего поделать они не могли. Нужно возвращаться домой. От островка до побережья около двух кругов ходу. И до этого неспокойное море через полкруга движения разбушевалось не на шутку. Мотор старого катера постоянно захлебывался, словно его нутро заливали дикие боковые волны, грозящие перевернуть маленькое суденышко.
   Твёрдый стоял у штурвала, и, вцепившись в него, "ловил" волну, смягчая манёвром её удары. Брат находился внизу у мотора. Он был хорошим механиком, и сейчас от него зависело, доберутся ли они до дома или их перевернёт и поглотит бушующий океан. А шторм с каждым отрезком времени всё усиливался, пока гигантские водяные валы один за другим не стали накрывать сверху катерок. Холодная солёная вода заливала пустой трюм. И как ни старался Твёрдый направить судно носом к волне, это плохо удавалось. Он промок насквозь даже через облегающий пластиковый костюм с капюшоном. Была ли это морская вода или холодный солёный пот, он не знал. Телесное напряжение слилось в одно целое с душевным. Руки мертвой хваткой сжали штурвал. Но что может даже очень сильный физически человек против океанской стихии? Скоро в сердце стала забираться сосущая пиявка отчаяния, которая высасывала всё большее и большее пространство. Твёрдый боролся с отчаянием уже из последних сил. И тут громадная волна грохнулась с диким свистом о палубу, поломав переборки в каюте и залив её чуть ли не до потолка. Юноше за штурвалом стало, может быть впервые в жизни, по - настоящему страшно. Он сжал зубы, что бы ни закричать от ужаса. И услышал, как внизу чихнул, захлебнулся и заглох мотор.
   Катер тут же потерял управление, и над ним, словно неведомый морской зверь, нависла ещё одна гигантская волна. "Всё" - мелькнуло в голове у юноши. Горло сдавил комок отчаянья. Хотелось жить. Очень хотелось. Волна медленно, но неотвратимо приближалась. Твёрдый не мог отвести от неё взгляда. Серое пенистое по краям чудовище, несущее смерть.
   И вдруг это чудовище замерло на самой высокой точке, не успев обрушиться на беззащитный катер. И стало так же медленно откатываться назад. А затем, уже совершенно неожиданно, волна опала, будто кто - то втянул её в глубину моря. Исчезли и другие волны. Шторм внезапно прекратился, и катер покачивался на тихой воде.
   Такая неожиданная перемена погоды обескуражила молодого человека. Руки его никак не могли оторваться от штурвала. Он посмотрел на них. Пальцы онемели. Он понял это не сразу. В ушах ещё гудел шум шторма, но тишина уже проникала туда, и завораживал мозг своим нелогичным проявлением. Такого просто не могло быть! Твёрдый усилием воли заставил пальцы разжаться, но всё равно не почувствовал их пока не растер ладони. Затем он снова взглянул через окно каюты на океан. И увидел ... стоящего человека. Стоящего неподвижно на тихой и гладкой, как стекло, воде всего в нескольких шагах от катера. Тело человека прикрывала белая накидка с откинутым капюшоном, на который мягкой волной лежали темные пряди волос. Правильные тонкие черты лица обрамляла небольшая бородка, а глаза горели аквамариновой голубизной.
   И человек сделал шаг, и босыми ногами пошёл по поверхности воды, слегка касаясь её, словно и в самом деле чуть ниже водяной глади находилось что - то твердое и неразличимое, как толстое стекло. И человек в белой накидке шел по нему легко и свободно, приближаясь с каждым шагом к застывшему катеру. За спиной у юноши раздался удивленный возглас. Но рулевой даже не оглянулся, понимая, что это появился из машинного отделения его Брат - механик. Он тоже во все глаза смотрел на идущего по воде человека. Человек приблизился к борту катера. Под ногами у него вздыбился водяной бугорок, который, разрастаясь, поднял человека до уровня палубы. И тот вступил на палубу, а бугор опал вниз, соединившись с морской гладью.
   Человек неслышной походкой пошёл по палубе и вошёл в мокрую от морской воды рубку. Мягко улыбнулся двум оцепеневшим братьям и поднял вверх левую руку.
   -Мир вам, - тихо сказал он.
   Братья ничего не ответили. Они были потрясены удивительным появлением незнакомца и не могли проронить ни слова. Они смутно осознавали, что резкая перемена морской погоды, и их неожиданное спасение от гибели, каким - то образом связаны с явлением этого необыкновенного человека.
   -Мир вам, - повторил человек и подошел поближе к Твердому. Положил ему руку на плечо. По телу пробежала вибрирующая чистая волна, наполняющая его, словно опустевший сосуд бодрящим соком. Он заструился по жилам, забурлил в сердце, хмельно ударил в голову. Усталость и напряжение исчезли без следа. Тоже, видно случилось и с Братом, на плечо которого человек положил другую руку.
   -Закиньте невод в море, - предложил незнакомец через некоторое время. Они повиновались ему. Ржавая лебедка заскрипела, разматывая капроновые сети. Катер на малом ходу скользил по ровной холодной морской глади. Сетевые буйки красными шариками легонько скакали по серой воде, повторяя изгибы кормовой волны. Незнакомец стоял на носу катера и пристально смотрел на приближающийся берег. Братья не видели его лица, но "чувствовали" его внутри себя, словно обрели какое - то непонятное "второе зрение". Лицо незнакомца виделось им явственно, как те первые мгновения его появления на внезапно затихшем море. Когда до берега оставалось совсем не далеко, незнакомец повернулся лицом к рубке и поднял вверх правую руку. Твёрдый понял этот знак и заглушил мотор. Заработала лебедка. Сеть стала натягиваться, сужаясь в своей верхней части и поднимаясь из воды. И вдруг за капроновыми сплетениями над водной поверхностью забилось живое серебристое кипение множества гибких чешуйчатых тел. Канат на лебедке натянулся от непомерного груза, и казалось, готов был вот - вот лопнуть под тяжестью невиданного улова. Такого братья не ожидали вовсе. В этом месте так близко от берега не могло быть столько рыбы. Она здесь отсутствовала совсем. И вот откуда - то взялась в неимоверном количестве. Но тут уже задумываться не приходилось. Рыбу стали грузить в трюм. Незнакомец стоял чуть в стороне и молча наблюдал за погрузкой, когда палуба опустела, а ватерлиния заметно опустилась под тяжестью груза в трюме, уставшие от работы братья, снова вспомнили о своем госте. Тот по - прежнему стоял на палубе у носа и наблюдал за рыбаками, сложив руки ладонями под локтями и чему - то мягко улыбался.
   Твердый подошел к нему и взглянул в голубые пронзительные глаза. И словно растворился в их прозрачной чистоте.
   -Кто вы? - с трудом выговорил он.
   -Я тот, кто хочет избавить вас от гибели,- перестав улыбаться, серьёзно сказал незнакомец.
   -Нам угрожает гибель? - в уме переложив слова незнакомца на себя и Брата, спросил Твёрдый.
   -И вам тоже вместе с вашим миром, если не пойдете за мной, - так же серьёзно ответил тот.
   -Куда? - спросил за спиной твёрдого его Брат.
   -В столицу. Там сосредоточение Зла. Там резонатор Лжи. А их Источник - в ядре планеты. Зло хочет ворваться в нашу Вселенную, чтобы сеять свои семена. Ваша планета - исходный трамплин. Но для этого она должна погибнуть вместе со всем человечеством. И Тьма разлетится по Свету.
   -Мы не понимаем, о чем вы говорите, - недоуменно сказал Твердый, - мы простые рыбаки. Вы помогли нам наловить рыбы. Спасибо вам за это. Мы видим, что вы необычный человек, чем - то похожий на Бессмертного Властителя. Вы, наверное, хотите отнять у него власть и набираете бойцов? Но свергнуть его невозможно. Он обладает невероятной силой, и не только физической. Он очень хорошо говорит. Через каждые десять дней выступает по визору. Народ его очень любит и боится. Когда он говорит, оторваться от экрана невозможно. Он очень мудр, строг, но справедлив. Никого другого нам не нужно. К тому же, он бессмертен. Правит нами уже несколько поколений. Мы своим Властителем очень довольны.
   -Ты говоришь не то, что думаешь, - улыбнувшись одними глазами, произнёс незнакомец. -Я знаю о книге.
   Твёрдый вздрогнул, как от удара.
   -О какой книге? - с трудом проговорил он.
   -О той, что спрятана в твоём доме в шкафу за второй стенкой.
   -Откуда вам известно? - Твёрдому стало не по себе. О существовании Книги знали только он и его Брат, которому он доверял, как самому себе. Он оглянулся на Брата. Тот был тоже удивлён и обескуражен.
   -Я никому не говорил, - пролепетал он.
   -Он никому не говорил, - подтвердил незнакомец, - я просто Знаю. И потому, я вас зову с собой. Мне власть не нужна. Мне дана Власть иная. Но моей Власти подчиняются по Доброй воле. Я не могу заставить людей идти моим Путём. Но ,чтобы избавиться от
   приближающейся Гибели, они должны пойти за мной.
   -За вами пойдут, если вдруг вам поверят - сказал Твёрдый, - а сейчас люди не верят ни кому, даже Бессмертному Властителю. Его боятся, но до конца не верят. И "Шар любви" потерял свою притягательность. Дворец счастья всегда полупустой. Поклоняющихся всё меньше и меньше. Мне об этом один знакомый рассказал. Он недавно из Столицы прилетел.
   -У нас есть шанс, единственный, избавиться от неизбежного. Мы должны этим шансом воспользоваться - очень серьёзно произнёс Незнакомец, а затем добавил, глядя прямо в глаза Твердому:
   -Вы идёте со мной?
   -Да,- дрогнувшим голосом сказал тот.
   -Да, как эхо повторил за спиной голос Брата.
   Катер между тем подходил к берегу. Показалась темная прибрежная полоса, а за ней белое пространство земли под серым холодным небом, откуда на землю медленно падали редкие маленькие снежинки. На берегу стоял засыпанный снегом поселок. Над крышами из тонких труб вились короткие голубоватые дымки. В несколько оледенелых причалов тупо бились носами, поставленные на прикол катера и моторные лодки. На самих причалах не было ни души.
   -Вон наше место, - сказал Твёрдый ,и через несколько мгновений нос катера мягко ткнулся в ледяной нарост, отодвинув в стороны две большие лодки. Незнакомец первым сошёл на ледяной причал. Он вступил на него босыми ногами и лед под ступнями вдруг растаял, обнажив бетонную поверхность. Следом спустились братья. Кому - то из них нужно было идти за грузовиком, что бы отвести улов домой. Вызвался Твёрдый. Брат остался возле катера.
   Незнакомец отправился вместе с Твердым. Он шел босиком по снегу, и снег таял, оставляя после шагов глубокие следы. Твёрдый уже этому не удивлялся. Внутренняя сила этого Человека покорила простодушное сердце юноши и заставила его биться учащенно от усиливающегося ощущения чистоты и света, излучающего всем существом его нового знакомого. Твёрдый безоглядно поверил в чистоту и свет, и с каждым шагом рядом с этим необычным человеком укреплялся в вере и преданности ему. Он готов был идти позади, вступая в расплавленные следы, но шёл рядом и видел профиль своего спутника, а, заглянув ему в глаза, увидел, что они из пронзительно голубых превратились в темно синие с желтыми искорками звезд.
   -У тебя больна мать, - тихо сказал спутник, поймав взгляд Твердого.
   -Да, - подтвердил тот, не удивляясь и этой осведомленности. - Она умирает. Врачи отказались от её лечения.
   -Ты пригласишь меня в свой дом? - спросил идущий рядом и пристально посмотрел на Твердого.
   -Вы опередили моё предложение, - смущенно пробормотал юноша.
   Они шли вверх по неширокой улице, вдоль которой стояли дома, словно соединенные из четырех небольших пирамидок с треугольными окнами на фасадах и по бокам. И этажей в этих домах насчитывалось всего три, не считая высокого чердака. Вдоль тротуаров лежали горы неубранного снега, и нижние окна домов были им фактически засыпаны. Прохожих на улице почти не замечалось. Все сидели по домам, отогреваясь у газовых печек. В рыбацком поселке отсутствовала рыба, а ничем другим кроме рыбной ловли, жители заниматься не умели. Продукты питания им доставлялись на винтолёте из большого Города. Но так редко, что в этот день у распределительного пункта выстраивалась длинная очередь. Каждый держал в руках бумажку на право получения куска мяса дойных животных, которые выращивались на подземных фермах большого Города. Мясо распределялось государственными чиновниками по своему усмотрению, и большая часть его и других продуктов не доходила до жителей. Чиновники же, естественно, процветали. Почти у всех в Столице имелись собственные дома и дорогие экипажи. Гаремы насчитывали по десятку жен. Основное население материка такого себе позволить не могло. Люди едва, сводили концы с концами, но ничего в своей жизни менять не желали. Она их вполне устраивала. Безделье и иждивенчество имели свои выгодные стороны. Не нужно было отвечать за себя. За все отвечал Бессмертный Властитель и его правительство. Народ питался подачками с "царского стола" и был относительно доволен. А кто проявлял, недовольство для тех существовал "Тайный совет". Недовольных выявляли и изолировали от общества в специальных подземных катакомбах, где они работали на заводах и фабриках под присмотром охраны, многие обороты планеты. В катакомбы никто попасть не хотел,
   и потому все были довольны своей надземной жизнью и не желали менять её на подземную. И помалкивали и за молчание получали регулярную "пайку". Работали добровольно только энтузиасты, наподобие Твердого и его брата. Им "регулярное продовольственное обеспечение" не полагалось. Они были "частными предпринимателями", и государство обкладывало их налогами, чтобы обеспечить паразитическое существование большей части населения. Таким "предпринимателям" приходилось нелегко. Они вынуждены были работать с утра до ночи не за страх, а за совесть. И большая часть заработка у них отбиралась. И, тем не менее, этим людям ещё и завидовали сидящие на государственных подачках. Их называли "клещами", пьющими народные соки, потому что, не смотря на все поборы, они жили гораздо лучше остальных. Завидовали в посёлке и Твёрдому с братом. Они да, ещё две три семьи, не смирившись, ежедневно выходили в море и хоть изредка, да находили улов, что вызывало приступы неприязни у других жителей, махнувших на свою рыбацкую профессию рукой. Твёрдому и его брату завидовали и их побаивались. Были они оба сильными, резкими и не раз давали сдачи в единственном питейном заведении местным подвыпившим парням, когда те пытались их побить, придравшись к какой ни будь мелочи. Начальник охранной службы поселка и его подчиненные не связывались с братьями, хотя всегда имели привычку совать свои носы в чужие дела. Такая у них была работа. Но важности охранники на себя напускали предостаточно.
   И вот, когда Твердый вместе с новым знакомым поднимался по улице к своему дому, им навстречу из проулка вынырнул охранный патруль. Оба члена патруля были облачены в черные комбинезоны, отороченные белым искусственным мехом со знаками различия на рукавах. На поясах - электродубинки и обоюдоострые резаки. Лица под шапками с кокардами скучающие и унылые. Всех жителей поселка охранники знали наперечёт. Появление незнакомца в сопровождении одного из братьев - гордецов, оживило их воображение. Один их охранников перегородил дорогу идущим.
   -Кто такой? - грубо спросил он, обращаясь, толи к незнакомцу, толи к Твёрдому.
   Незнакомец промолчал, ответил Твёрдый:
   -Это мой двоюродный брат из Столицы. Приехал навестить. Ты же знаешь, мама у меня умирает.
   -А почему босиком? - спросил второй охранник, недоуменно уставившись на босые ноги незнакомца.
   -Это у них в Столице такая мода пошла, - нашелся Твёрдый. Снега ведь там нет. Тепло под Колпаком. Вот они и стали ходить без обуви. И сюда так прилетел. Забыл обувь.
   -И не холодно? - спросил первый охранник, на этот раз босого.
   -Нет, - коротко ответил тот. - Я привык.
   -Надолго в наши края?
   -На несколько дней.
   -Ведите себя прилично.
   -Постараюсь, - слегка улыбнувшись, сказал приезжий.
   -Проходите, - милостиво разрешил охранник.
   Твердый и его спутник сделали несколько шагов, когда за их спинами раздался вскрик, а следом болезненный тоскливый стон.
   Уходящие обернулись. Второй охранник придерживал под мышки первого. Первый, согнувшись пополам, полусидел на снегу, держась обеими руками за живот. Пришлось вернуться из чувства солидарности.
   -Что с ним? - спросил Твёрдый у второго охранника.
   -Да опять приступ. Желудок у него болит. Хотели уже списывать в отставку, да он упросил начальника повременить. Сам, говорит, уйду скоро. Отслужил своё, совсем немного до пенсии осталось. Охранник корчился на руках у своего товарища. Босой человек подошел к ним вплотную и положил правую руку на голову больного. И почти тут же тот перестал стонать, а через несколько мгновений уже стоял на ногах, с недоуменным восхищением глядя на приезжего.
   -Это сделали вы? - тихо вымолвил он, - как?
   -Сейчас вы не поймете, - с улыбкой сказал незнакомец - если только потом ...
   Охранник почесал ладонью свой большой горбатый нос.
   -Я хочу понять, - сказал он. - Можно я зайду в гости? - последовал вопрос. - Я знаю, где он живёт - охранник перевел взгляд на Твёрдого. Тот молча кивнул головой.
   Этот дом почти ничем не отличался от остальных в уличном ряду. Только за ним возвышался большой сарай - лабаз, где братья хранили свой редкий улов. Рядом с лабазом имелся гараж. В нём стоял электрический грузовик с закрытым кузовом. Твердый намеревался идти прямо к нему, когда из треугольной двери дома выскочила неодетая и непричесанная молодая женщина и бросилась к остановившимся во дворе.
   -Она умерла! - раздался её крик, который сменили горькие рыдания.
   Твёрдый сорвался с места и скрылся в темном провале двери. Его гость последовал за ним. Рыдающая девушка вошла в дом последней. За первой дверью оказалась другая. Маленький тусклый коридорчик. Бетонная лестница, ведущая на второй этаж. Пирамидальная комнатка с оранжевым шаром - светильником, висящим в верхнем углу. Такие светильники висели во всех домах материка, олицетворяя столичный "Шар любви". Прямо по центру комнаты, стояла на высоких пирамидальных ножках кровать, на которой неподвижно лежала худая, старая женщина. Лицо её было испещрено морщинами. Седые волосы спутались в комок. Бледно- голубые глаза уставились невидящим взглядом на оранжевый светильник.
   Вошедшие остановились рядом с кроватью. Девушка с тихим плачем прижалась лицом к плечу Твёрдого.
   -Успокойся, сестра, - тихо сказал он. - Ведь этого мы все ждали.
   Но девушка после этих слов только усилила свои рыдания. Твёрдый и сам был готов расплакаться. Мать он очень любил. Та много лет назад ушла от отца, когда он, по сложившемуся обычаю, завел себе вторую жену. Она почему - то не могла с этим смириться, и стала воспитывать одна троих детей. Жили тяжело, почти впроголодь, но выжили. Сыновья стали рыбачить. В семье появился достаток. Можно было жить, да жить. Но смертельная болезнь подкралась и внезапно свалила с ног ещё не старую женщину. И она постарела в мгновение ока. И сгорала на глазах детей, как восковой светильник, мучаясь страшными болями во всем теле. Эта безжалостная болезнь прогрессировала на материке, убивая всё больше и больше людей. Врачи с ней справиться не могли.
   Босоногий гость сделал несколько шагов по ворсистому ковру и приблизился вплотную к кровати с умершей. Простер над ней руки ладонями и тихо, но внятно произнес:
   - Проснись!
   Ресницы лежащей дрогнули. Зрачки сузились и потемнели. Губы раздвинулись и вдохнули воздух. Голова поднялась с валика. Лицо приобрело осмысленное выражение. Пальцы рук зашевелились. Женщина села на кровати. Она словно очнулась от глубокого сна.
   -Я вернулась, - медленно произнесли её губы и так, будто они не говорили очень давно. И в голосе послышалась нотка грусти.
   Твердый и его сестра бросились к ожившей матери. Гость скромно отошёл в сторону, наблюдая за радостной сценой.
   -Я была в чудесном месте, - снова произнесла ожившая, - там очень много света и растут прекрасные красочные цветы. Со мной говорил добрый голос. Но потом другой, похожий, позвал меня назад. А мне очень не хотелось возвращаться. Я вернулась только ради вас.
   -Это он вернул тебя к нам, - сказал Твёрдый и повернулся к гостю, стоящему возле треугольной двери.
   Тот сделал шаг вперёд.
   -Вы были в Доме Отца моего, - сказал он.
   -А кто ваш отец? - спросил Твёрдый, не поняв фразы.
   -Тот, кто создал всех вас, ваш мир и бессчётное число других миров.
   -А разве нас кто - нибудь создал? - внушенные с детства бесспорные истины заставили Твёрдого задать этот вопрос.
   -Всё произошло по Воле и Слову Вседержателя, - убедительно произнёс гость, - и всё происходит, и будет происходить с Его Соизволения.
   -Кто он? - снова спросил Твёрдый, - Мы его не знаем и ни разу не видели.
   -Он невидим, но Вездесущ. Он знает Всё. Он читает в сердцах людей, как в книге. Вы не знали о Нём, потому что вам не дано было знать. Вас готовили к Великой Миссии Расселения по иным мирам. Но силы Зла ворвались в ваш нетронутый мир. Обманом вас заставили принять ретранслятор Зла, названный Шаром любви. Теперь вашей Планете грозит гибель. Внутри её ядра расширяется Чёрная дыра. Она всасывает в себя энергию Планеты, её внутреннее тепло, превращая его в сгусток антиматерии. Когда накопление достигнет критической точки - произойдет страшный взрыв. Планета разорвётся на куски. А зло разлетится по Миру.
   -Значит, наш бессмертный Властитель служит этому самому Злу? - спросил Твёрдый.
   -Посланник этой силы и сделал его Властителем,- ответил гость.
   -Как не хочется погибать, - грустно вздохнула девушка. Она сидела на кровати, обняв ожившую мать. Та внимательно и благоговейно смотрела на воскресившего её человека. "Но человек ли он?" подумалось старой женщине.
   -У вашего мира остается один, последний шанс, избежать гибели и уничтожить Черную дыру. Все жители должны принять меня, пойти за мной, и общая энергия Веры разрушит злой замысел. Но, - проговорил он гораздо тише, словно про себя, - мне известен конец ...
   Его последнею фразу никто не услышал, потому что в дверях комнаты возник черный силуэт. Пожилой охранник стоял на входе, переминаясь с ноги на ногу. В руках он держал утепленный защитный шлем с эмблемой оранжевого шара. На горбоносом бородатом лице застыло выражение сосредоточенности мысли, которое возникает у человека, столкнувшегося с неразрешимой задачей. Но эту задачу ему очень хочется решить.
   -Я пришел, как обещал, - сказал охранник тихим голосом. - Я стоял за дверью, я видел - вы оживили её.
   -Этого не может быть! - продолжил он после паузы, - Это какой - нибудь фокус? Но вы и меня излечили. Желудок совсем не болит. Вы врач?
   -В какой - то мере, - улыбнувшись, сказал гость.
   -Но у вас нет никаких лекарств.
   -Моё лекарство невидимо, но оно лечит лучше всяких таблеток и микстур.
   -Но я о таком лечении никогда не слышал.
   -Вы здесь о многом не знаете. Я и пришел сюда, что бы дать вам эти знания.
   -И знания спасут нас от гибели, о которой вы говорили?
   -Знания не спасут. Спасет Вера, - произнес гость очень серьёзно.
   -Вера в кого?
   -Вера в меня!
   -Но почему вы думаете, что в вас должны поверить?
   -У людей просто нет иного выбора.
   -Но в этом их нужно убедить, - охранник бросил взгляд из - под густых бровей на семью Твердого.
   -Я верю в него, - словно отвечая на взгляд, сказал юноша.
   -Доказывать и убеждать я никого не стану, - на лице гостя появилась грустная полуулыбка. - Люди должны пойти за мной по доброй воле, повинуясь призыву своего сердца. Но таких, я знаю, окажется мало. Слишком мало, - снова почти шепотом произнес он последние два слова.
   -Я пойду за тобой, Наставник, - сделал несколько шагов вперёд Твердый.
   -Ну, что же, видно это и моя судьба, - горбоносый охранник подошел к босоногому человеку с другой стороны. Они встали рядом.
   
   V
   -Винтолет подлетал к городу. Пилот по переговорному устройству запросил посадку.
   -Двести шестой ангар, - ответил диспетчер транспортной службы города.
   Винтолет развернулся чуть влево, снизил скорость и уже почти на бреющем полете нырнул в широкий створ открытых ворот двести шестого ангара, приземлился на свободную площадку и замер на ней. Винт несколько раз просвистел над крышей холостыми оборотами и тоже застыл, погрузив уши пассажиров в относительную тишину. Двери салона винтолёта автоматически раскрылись, и сидевшие внутри вышли по одному на площадку ангара. К ним тут же подошел служащий в форменной одежде и повел их за собой через двери по освещённому сиреневым светом коридору к пропускному пункту, где возле вертящейся металлической калитки стояли несколько охранников. Они тщательно произвели досмотр багажа прибывших, проверили их документы.
   -Цель прибытия в Город? - спросил старший.
   За всех ответил Горбоносый в чёрном балахоне, с портфелем в руке.
   -Мы группа учеников, сопровождающих Наставника - Целителя, - и Горбоносый указал рукой в сторону человека в белом.
   -У вас есть договоренность с городскими властями на проведение сеансов оздоровления?
   -Начальник города знает о нашем прибытии, - ответил Горбоносый, - если хотите, можете запросить его канцелярию.
   Старший охранник достал из нагрудного кармана мундира переносную рацию и на треугольных кнопках, набрал какой - то номер. Переговорив несколько мгновений, он сложил телефонную антенну и повернулся к стоящей в сторонке разноцветной группе.
   -Препятствий для вашего пребывания в Городе не имеется, - сказал охранник, - сейчас вам будут проставлены визы. И, сделав многозначительную паузу, торжественно добавил: -Добро пожаловать в Город Великой Любви!
   Стеклопластиковые двери вестибюля разошлись в стороны и прибывшие оказались на площади перед летным вокзалом, загруженной большими и маленькими пассажирскими экипажами. По дальнему периметру площади возвышались громадные разномастные здания, украшенные надписями, прославляющими Великого Бессметного Властителя, его мудрость и заботу о людях. Надписи должны были светиться, но в связи с экономией электроэнергии, их практически никогда не включали, за исключением Праздника Любви и Дня Рождения Бессмертного Властителя. В центре площади на пирамидальном постаменте стояла фигура Бессмертного с шаром в поднятой вверх руке. Шар тускло мерцал оранжевым светом. И вообще, вокруг стоял какой - то вечерний полумрак, озаряемый только отблесками фар мчащихся в разных направлениях наземных экипажей. Режим экономии соблюдался неукоснительно и громадные осветительные шары под куполом термального колпака, горели в треть накала.
   К стоящей в нерешительности группе подбежал шустрый человек и, распознав в Горбоносом главного, подобострастно улыбнулся прокуренными желтыми зубами.
   -Имеется свободный экипаж на всю вашу компанию. Доставлю в любую часть города. Оплата по договорённости.
   -Едем? - Горбоносый взглянул на Наставника. Тот молча кивнул головой.
   Цепочкой двинулись за шустрым человечком к стоящему чуть в стороне крытому, длинному экипажу. Забрались внутрь салона, расселись по сиденьям, имевшим довольно обшарпанный грязноватый вид. Шустрый человечек уселся к рычагам управления.
   -Куда едем? - бодрым голосом спросил он.
   -В центральную гостиницу, - ответил Горбоносый.
   Мотор заскрежетал, застучал, несколько раз чихнул, наконец, завелся. Человечек вывел экипаж со стоянки, скрежеща, переключил передачу и пустил свою машину в общий поток транспорта, идущего от площади в один из радиальных рукавов - улиц, ведущих к центру Столицы.
   Твёрдый сидел на ближнем от окна сидении и смотрел сквозь его давно немытый пластик на улицу, по которой проезжал их экипаж. Мелькали окна домов с витринами магазинов. Прохожие в темных одеяниях шли, понурясь по бетонным тротуарам, забросанным обертками от продуктов и этикетками от сладостей. Люди обычно не утруждали себя поисками мусорных урн, а швыряли ненужные пакеты и упаковки прямо себе под ноги. Дорожные и уборочные службы со своими обязанностями справлялись крайне плохо. И поэтому Город казался неухоженным и очень грязным. Бумажные клочья носились в воздухе над потоками мчащихся в разных направлениях экипажей и были похожи на полчища растрёпанных птиц, кружащихся в беспорядочном стремлении найти какой - ни будь корм среди бетонного однообразия серых многоэтажных домов, продуваемых со всех сторон искусственными ветрами принудительной вентиляции, развевающей по затаённым городским проулкам рваные клочья ядовитого тумана выхлопных газов и отходов производства заводов и фабрик. Вентиляция кое - как спасала жителей Города от угарного отравления. Но кое - кто уже стал носить на лице противогазы.
   Твёрдый за свою недолгую жизнь впервые попал в Столицу и первые впечатления от Города его разочаровали. Он ожидал увидеть совсем другие картины. Особенно после разглядывания цветных снимков в альбомах ,.прославляющих Город Великой Любви и счастья.
   Эти альбомы продавали в магазинчике его поселка. На снимках были запечатлены широкие чистые улицы, обсаженные деревьями, парки с искусственными прудами, полными водоплавающих птиц. Улыбающиеся счастливые люди, атлетически сложенные физкультурники, вдохновленные музыканты, художники, поэты. И впереди этого бесконечного благополучия и счастья- Лик Великого Бессмертного и Мудрого Властителя в обыкновенной житейской обстановке среди любящих Его и любимых им простых жителей Города. Его, играющего в мяч, плывущего по пруду, держащего на руках симпатичного толстощекого ребенка. Его, благоговейно молящегося во Дворце любви на фоне громадного оранжевого шара. Его - на церемонии открытия очередного монумента самому себе. Его, выступающего с трибуны перед делегатами слета "хранителей любви и счастья".
   Властитель частенько появлялся на экране домашнего визора. Он по - отечески тепло беседовал с невидимым народом. И тот невидимо отвечал ему любовью на любовь. Ну, а кто тайно или явно был недоволен правлением Властителя, того изобличали и разоблачали тайные агенты Тайного Совета, которыми кишели все города и поселки громадного материка. Агенты подслушивали разговоры и люди старались между собой говорить как можно реже, потому что любой из говорящих мог оказаться тем самым агентом. Никто друг - другу не доверял. Каждый боялся, сказать лишнее слово и поэтому все говорили односложно и вели себя сдержанно и даже угрюмо. Но и угрюмость тоже стала опасной защитой. Можно было заподозрить за мрачным видом тайный замысел, к примеру с целью покушения на Властителя или его приближенных, Властителя постоянно оберегала толпа свирепых охранников, вооруженных большими резаками и электрическими дубинками, убивающими разрядом тока на расстоянии до десяти шагов.
   И потому народ Властителя очень любил, хотя и не понимал, как можно совершить покушение, если он Бессмертен и живет уже несколько поколений?
   Твердый тоже любил Властителя ... Любовь эту ему внушили очень рано: и в детской группе, и в учебном центре маленького приморского поселка. Он, как и все остальные дети любил Властителя преданной любовью и верил ему безоглядно, пока однажды, роясь в отцовском книжном шкафу, случайно не нажал на скрытую пружину и за шкафом не открылся тайник, где лежала большая в белом переплете книга - тетрадь, исписанная ровным, твёрдым почерком, красной, старинной пастой.
   Мальчик читал эту книгу, почти не отрываясь, словно захватывающий роман и поначалу не верил ни одной строчке. Да и разве можно было поверить? Когда весь миропорядок, что внушался с детства, опрокидывался - толи невероятной фантазией неизвестного древнего автора, то ли его злонамеренным искажением общеизвестных фактов. Поначалу, он предполагал первое, затем - второе. Но, когда стал подрастать и из мальчика превратился в юношу, то сопоставляя эти самые общеизвестные факты с описаниями прошлой, по мнению автора, жизнью до Времен любви и счастья, то все большие и большие сомнения западали в душу. Он дал почитать книгу Брату. Тот тоже, вначале, ни во что написанное там не поверил и даже предложил отнести крамольный том в местный отдел "тайного совета". Но Твёрдый отговорил его. Братья спрятали книгу на прежнее место и поклялись друг - другу никому о ней не рассказывать. Хотя любопытство раздирало обоих: откуда в их доме взялся этот рукописный том? Кто его автор? Что с ним произошло? Они хотели спросить у матери, но почему - то не решились. Она, скорее всего, ничего не знала. Женщин такие проблемы не интересовали. Они занимались в домах по хозяйству и в большинстве своём никаких книг не читали. Некоторые были вообще малограмотными.
   А отец? По имевшимся сведениям он умер несколько оборотов назад от алкогольной токсикации. Шкаф с книгами достался, матери при разделе имущества во время развода, и если эта рукопись принадлежала отцу, почему он позволил матери увезти её вместе с остальными книгами из дома и ни разу не поинтересовался такой необычной и опасной вещью. Значит, тоже не знал?! Хотя вырос в том старинном доме, где родился, жил и умер и его отец. Так что книга, возможно, принадлежала деду?! А кем был дед? О нем ни Твердый, ни его Брат почти ничего не знали. Дед вел замкнутый образ жизни. Совсем ни с кем не общался. Постоянно сидел дома в своем глубоком мягком кресле, с неизменной книгой в руках, разглаживая длинную седую бороду. Такой осталась вспышка его образа в сознании Твёрдого, отраженная коротким детским воспоминанием. Потом дед умер. Тело его сожгли. Пепел засыпали в пирамидку. Пирамидку закопали на поле мёртвых. Значит, он перед смертью ничего не рассказал о книге своему сыну - отцу братьев. И кто же был её автором? На этот вопрос у них ответа не было. Обычный титульный лист под белой пластиковой обложкой отсутствовал. Автор рукописи не представлялся и ничего не рассказывал о себе. Он рассказывал о времени не совсем далеком, но совершенно не похожем на нынешнее.
   Братья читали: не верили, сомневались, но выбросить или сжечь книгу не могли. Что не давало им это сделать? Может слабая, едва теплящаяся на краю сознания мысль: " а вдруг это всё - правда?!" Они держали белую книгу на том же месте в шкафу и свято хранили тайну. Ни мать, ни сестра, ничего не знали о существовании книги. Но о ней знал,пришедший неведомо откуда Человек, которого они теперь именовали Наставником.
   Это он попросил Твёрдого взять с собой книгу в путешествие в Столицу. И на толстый том не обратили почему - то внимания на столичной таможне. Может, потому что Твёрдый нёс, его не скрывая? Но он заметил: таможенник даже не поинтересовался, книгой. Неужели, просто не увидел?
   Но в последнее время Твёрдый уже почти перестал удивляться необычайным способностям Наставника. Они пошли за Ним, поверившие в Него. Но их было очень мало, и каждый надеялся на что - то своё.
   Чего хотел сам Твёрдый? Он не мог ответить на этот вопрос. Он просто безоглядно шёл за Наставником и дал себе клятву идти с ним до конца.
   Сейчас он с двояким чувством наблюдал из окна пассажирского экипажа за улицами громадной Столицы. Город и манил и отталкивал его. Но кто - то другой крошечный, спрятанный в нём, смотрел на город его глазами. И когда это присутствие на миг - другой обнаруживалось, Твёрдому становилось как - то не по себе. Он не понимал своего состояния, мысленно старался отбросить непонятные ощущения. В конце - концов, это ему удалось, и он на время даже забывал о чужом присутствии внутри себя.
   Экипаж подъехал к высоким треугольным дверям громадной гостиницы и остановился, урча не выключенным мотором. Горбоносый расплатился с шустрым водителем из своего портфеля пластиковыми ассигнациями. Потребовал сдачу, тщательно пересчитал её и занес сумму в счетчик, расположенный под верхней крышкой портфеля. Горбоносый любил во всем расчет и порядок. Все во главе с Наставником вышли из экипажа и направились к прозрачным дверям гостиницы. Те автоматически открылись перед входящими. Гости оказались в большом, ярко освещенном вестибюле, и остановились, образовав плотную разноцветную группу. Какая - то нерешительность охватила их всех. Все они были провинциалами и отродясь не видели такой роскоши. Вестибюль отделали переливчатым мрамором. Отделанные таким же мрамором витые колонны, подпирали высокий потолок с круглыми оранжевыми светильниками - шарами разных размеров, развешенными беспорядочными гирляндами и похожими на гроздья земного винограда. Гирлянды излучали мягкий теплый свет. По обе стороны вестибюля вверх уходили две тоже мраморные лестницы, покрытые мягкими пушистыми коврами. Чуть в стороне виднелись двери скоростных лифтов. Здание гостиницы поднималось аж на двадцать этажей.
   В глубине вестибюля стояла мраморная кабинка с дежурным по гостинице. Рядом неподвижно торчали две чёрные фигуры охранников с электрическими дубинками за поясами. Горбоносый отделился от группы и неспешной походкой чинно подошёл к кабинке. Некоторое время проходил его разговор с дежурным, затем Горбоносый повернул голову и махнул рукой. Все медленно подошли поближе. По бокам от кабинки стояли два низких длинных стола с такими же длинными, похожими на скамьи, сиденьями. Все уселись на них за столы. Горбоносый раздал серые листы анкет для приезжих. Листы содержали десятка три вопросов. На столах в специальных стаканах лежали пастовые ручки. Ими гости стализаполнять листы. К подобным анкетам они уже давно привыкли. Они заполнялись ими с самого детства. В детстве их расспрашивали о родителях и других родственниках. Сейчас, практически о всей биографии и главное о цели приезда в Столицу. Бюрократическая система на Материке функционировала пока бесперебойно. Под гласным и негласным надзором находились все жители.
   На каждого была заведена карточка с портретами и отпечатками пальцев со всеми данными, включая психологические. Никто не проскочил через всеобщую регистрацию. Никто, кроме Одного. И этот Единственный сидел сейчас за общим столом в вестибюле Центральной Гостиницы Столицы и держал в руке перламутровую ручку, но в анкете ничего не писал, а только спокойно поглаживал свою темную бородку, глядя пристальным взглядом куда - то поверх склонённых голов своих учеников. Он видел что - то невидимое другим. На губах его блуждала грустная полуулыбка.
   Лифт поднял их на тринадцатый этаж. Все разошлись по своим номерам. Твёрдому и его Брату достался третий. И остальные, кроме Наставника, получили двухместные номера. В номере у противоположных стен стояли две кровати без спинок с мягкими валиками на изголовье. Шкаф с треугольными дверями, серый пушистый ковер на полу, два мягких массажных кресла, низкий пластмассовый столик, на котором стоял сосуд с водой и два бокала. Боковая дверь вела в ванную комнату. Братья сбросили в прихожей обувь, сняли балахоны и расслабленно уселись в кресла. Автоматически включились массажные устройства, разгоняя усталость и вгоняя в полусон. Постепенно глаза закрылись, и забытьё мягко навалилось на Твёрдого. Юноша провалился во тьму ...
   
   VI
   ... Он проснулся и несколько минут приходил в себя. Приснится же такое? Необычный сон ещё блуждал в его пробуждающемся сознании, а яркое летнее утро своим солнечным светом уже возвращало его к реальности. Он соскочил с кровати и, шлёпая босыми ступнями, выбежал на крыльцо. Сад был усыпан зрелым бисером вишен и крупными самородками яблок и груш. Август властвовал над миром, разливая по нему мягкое предосеннее тепло, насыщая утренний воздух горчащим ароматом отцветших лугов и сладостным дыханием множества созревающих плодов.
   Небо над головой сияло высокой солнечной голубизной. И только где - то в самой вышине вылитым молоком растекалась туманная дымка. И на этой дымке матовым фарфоровым блюдцем лежала блеклая полная луна.
   На скамейке у крыльца сидели мама и тетушка. Что - то неуловимое изменилось в их лицах. Вначале, стоящий на крыльце мальчик, не сообразил, что именно? И только через несколько секунд догадался: обе они постарели. Конечно, не очень сильно, но уже достаточно заметно. Особенно, тетушка. Лицо её сморщилось, щеки впали, нос наоборот стал широким и каким - то ноздреватым. Глаза её непрерывно слезились, и она смахивала слезинки серым платочком.
   Обе женщины улыбнулись мальчику, но ничего не сказали, на крыльцо из - за спины мальчика выбежала темноволосая девочка лет восьми - девяти в цветастом коротком платьице. В одной руке она держала небольшую куклу, в другой - розовую ленточку. Она подбежала к маме и поцеловала её в губы. Мама стала заплетать ей косу, вправляя в неё розовую ленточку. На конце косы ленточка связалась в бантик. Девочка ещё раз поцеловала маму, махнула рукой тетушке и, смеясь о чем - то своём, выбежала за калитку. Мальчик её не узнал.
   Не узнал он и себя. Свои руки и ноги. Они из худых и узких за одну ночь превратились в мускулистые, покрытые короткими светлыми волосками. И на груди под майкой кое - где пробивались такие же волоски.
   Это открытие его немало удивило. Мальчика внезапно охватила какая - то неудержимая внутренняя дрожь. На дрожащих ногах он вернулся в дом и подошёл в коридоре к большому зеркалу - трюмо. Заглянул в него и отпрянул в испуге. Несколько секунд стоял, сдерживая дрожание рук и ног, а потом, превозмогая себя, снова сделал шаг вплотную к зеркалу.
   На него смотрел испуганными голубыми глазами белобрысый парень лет семнадцать с рельефной выпуклостью мускулатуры молодого, подающего надежды, спортсмена. Пот выступил у парня на лбу. По бокам , из-под мышек тоже потекли две тонкие холодные струйки. Кто там в зеркале? Неужели он? Но нельзя вырасти за одну ночь? А он помнил только прошлый день и странный, невероятный сон, который было нелегко понять. Да он и не пытался. Сейчас он пытался понять смысл произошедшей с ним метаморфозы. Он заснул двенадцатилетним мальчиком, а проснулся лет на пять старше. Как такое могло произойти? Или он эти годы, проспал в каком - ни будь летаргическом сне? Но почему тогда мама и тетушка ведут себя, как ни в чем не бывало? Они ведь должны сильно обрадоваться?!
   С тупым недоумением в голове, он вернулся в свою комнату и сел на неубранную кровать. Облик комнаты тоже изменился почти до неузнаваемости. Противоположная стена вся была обклеена цветными и чёрно-белыми фотографиями - вырезками из журналов, на которых запечатлелись моменты острых футбольных поединков. Главный герой в них оказывался одним и тем же. Лысоватым бомбардиром в белой майке и черных трусах. "Эдуард Стрельцов" - прочел под одной из вырезок надпись хозяин комнаты. Фамилия ему ни о чем не говорила. Хотя в футбол он играть любил, но за чемпионатом не следил и к отдельным игрокам был равнодушен. Значит, теперь всё изменилось и в этом отношении?
   Рядом с кроватью лежала спортивная сумка. Не вставая, он подтянул её к себе, раздёрнул тесёмки, засунул руку внутрь и извлёк наружу футбольные бутсы, порядком оббитые, но ещё крепкие. Следом появились зелёные гетры такого же цвета майка с номером три на спине и черные атласные трусы с белой каймой по бокам. Полная экипировка футболиста.
   За окном раздался пронзительный свист, а вслед за ним голос.
   -Петька! Ты, что там застрял? На игру опаздываем!
   Он вскочил с кровати. Инстинктивно схватил спортивную сумку, запихнул туда футбольные причиндалы. Рядом на стуле валялись спортивные трикотажные брюки и такая же фуфайка с молнией вместо застежки. Под стулом стояли китайские кеды. На одевание ушло всего минуты полторы. Он залетел на кухню, схватил со стола надрезанную булку и, жуя её на ходу, выбежал во двор.
   Мама и тетушка по - прежнему сидели на скамейке. Он махнул им рукой и выскочил за калитку. Возле забора его поджидали двое парней. Он их тоже не узнал. Зато они по - мужски, пожали ему руки, побалагурили на счет его "сонливости", вскинули спортивные сумки на плечи и двинулись по улице в сторону стадиона. Они торопились. Матч на первенство города среди юношей должен был начаться в одиннадцать часов утра, а сейчас стрелки часов уже завалили за три четверти одиннадцатого. Впрочем, до стадиона было - "рукой подать". Парни бодрым спортивным аллюром пересекли перпендикулярную с улицей дорогу, по которой, едва не наехав на них, проскочила какая - то легковушка совершенно незнакомой марки.
   -Чуть под "Жигуль" не попали, - с облегчением выдохнул один из приятелей - футболистов.
   За дорогой росли молодые колючие кусты боярышника. А за ними, отражая солнечные блики, открылась водная гладь, когда трое парней миновали эти кусты, то перед ними закованный в асфальтовую окантовку, предстал большой открытый бассейн. В нём возле берега с криками и визгом плескалась ребятня. А на дальнем берегу чинно загорали взрослые любители солнечных утренних ванн.
   На месте этого бассейна раньше, в памятное время располагался мелкий грязный пруд, в котором окрестные мальчишки купались в летнюю пору, за неимением иных водоемов. Возились в той "крюнде" до посинения и даже до почернения под носом и на подбородке от взбаламученной грязи. Такими синими, усатыми и бородатыми вылезали, наконец, на берег и долго тряслись от холода, прикрывши мокрые спины рубашками. Но, какое это было блаженство!
   Сейчас это место "окультурилось", и проснувшийся через пять лет, юноша узнал его только по наитию. Впрочем, раздумывать над всеми странными метаморфозами сегодняшнего утра было некогда. За бассейном уже виднелся и с каждым шагом приближался стадион. Его боковые ворота были, распахнуты настежь и сквозь них виднелась частица зеленого газона и крашенные в синий цвет скамейки трибун. На трибунах отсутствовали болельщики, несмотря на предстоящий через несколько минут футбольный матч.
   На стадион проникли уже бегом и, не сбавляя темпа, проскочили под трибуну в раздевалку. Невысокий человек в спортивном костюме встретил их возле входа, изобразив на добродушном лице строгость.
   -Вы, что это опаздываете? - проговорил он негромко - хотите, что бы на игру не поставил.
   И, сделав паузу, уже торопливо зачастил:
   -Ну, быстро, быстро, переодевайтесь, а то сейчас свисток будет.
   Опоздавшие присоединились к остальной команде, которая уже успела натянуть футбольную экипировку. Кое - кто из парней разминался тут же в раздевалке, разогревая мышцы. Петр и двое его приятелей тоже принялись переодеваться. Юноша делал это автоматически, ещё не совсем осознав смысл круговорота сегодняшних утренних перемен в нем самом и в окружающем мире. В душе, стоял какой - то мутный туман полудремы.
   Словно "просыпание" состоялось не до конца и сознание смотрело вокруг, как сквозь толстое стекло чей - то иной жизни.
   Петр тряхнул головой, пытаясь разбить это невидимое стекло, но движение вызвало смех у парней - футболистов:
   -Ты что с похмелья или с пересыпу? - ехидно спросил рыжеволосый с вздёрнутым широким носом. Остальные загоготали, как табун молодых жеребцов. В раздевалке пахло застарелым потом, плохо простиранными майками, носками и "грибным ароматом" непромытых кожаных бутсов.
   По коридору стадионных трибун раздался глухой переливистый свист.
   -Ну, пора ребята, давайте на выход! - заторопил футболистов тренер и добавил: - играем, как договорились. Не подкачайте - закончил он и стал похлопывать по спине перед выходом каждого из своих воспитанников.
   Петр едва успел одеться и оказался последним в цепочке выходящих на поле футболистов. Тренер тоже хлопнул его по спине и тут же "притормозил" движение другой рукой.
   -Что - то ты мне сегодня не нравишься, - озабочено проговорил он. Может, заболел?
   Играть - то сможешь.
   -Всё нормально, - пробормотал Пётр и на каких - то, словно одеревеневших ногах, затрусил следом за ушедшей командой.
   Он догнал своих уже в центре футбольного поля. Трава на нем была истоптанная, пегая с многочисленными проплешинами и бугорками. Одним словом "огород". Команда соперников уже стояла на месте приветствия, переливаясь красными застиранными майками и разноцветными трусами и гетрами. У "зеленой" команды трусы в основном были черными, только двое натянули на себя иной цветовой фон. Впрочем, это никого не удивляло. Хорошо, хоть майки были одинаковыми.
   Молодые футболисты нестройно гаркнули друг - другу: "физкульт - привет!". Судья бросил монетку, разыгрывая ворота. Все разбежались по своим местам, и только белокурый юноша в зеленой майке стоял в центре, не зная, куда податься.
   -Ты чего, совсем одурел?! - закричал на него рыжий курносый парень с капитанской повязкой на рукаве.
   -Иди назад справа! Забыл, где играешь?
   Петр встрепенулся, огляделся вокруг и, наконец, увидел пустующий правый защитный фланг.
   Он побежал на это место и какая - то непонятная дрожь охватила всё его тело, сердце затрепетало в груди, подмышки потекли знакомыми струйками. Он испугался. Он понял, что не умеет играть в футбол, как это требуется в таком матче. Сейчас он опозорится перед двумя командами. Двенадцатилетний мальчишка, превратившейся вдруг в семнадцатилетнего парня. Но внутри - то ему по - прежнему двенадцать!
   Судья свистнул. Игра началась. "Красные" тут же "схватили" мяч и полезли на чужую половину поля. "Зеленые" пока безуспешно пытались перехватить, окрашенный в оранжевый цвет, кожаный шар, который, скакал, летал, прыгая от одного красного игрока к другому.
   Петр метался по своему правому флангу. Несколько раз отбил летящий в его сторону мяч. Но тот снова оказывался у соперника. Такая массированная атака продолжалась минут десять и закончилась сильным, но неточным ударом по воротам. Мяч пролетел далеко в стороне от створки. Пока вратарь искал его в кустах, остальные футболисты переводили дыхание от бурного "блиц - крига".
   У Петра тряслись колени, а горло перехватывали какие - то спазмы. Ему было явно не по себе. Ему вдруг захотелось прекратить эту бессмысленную беготню за мячом, уйти с поля и прилечь где - нибудь в сторонке. Чувствовал, он себя скверно.
   И тут перед его ногами вспыхнул и завертелся яркий оранжевый шар. Это вратарь выбил мяч прямехонько к своему правому защитнику. Несколько секунд защитник бессмысленным взглядом смотрел на крутящийся волчок, а затем ударил по нему ногой и сам не понял, почему в трясущихся коленях оказалось так много силы. Оранжевый мяч взвился над стадионом, сверкая как новая планета в ярких солнечных лучах. Блестящим метеором полетел по дуге на чужую половину поля над задравшими головы игроками обеих команд. Ударился о крестовину ворот и от этого удара вдруг с треском лопнул. Съежился и большой оранжевой бабочкой впорхнул внутрь сетчатой створки.
   -Вот это да! - изумленно воскликнул кто - то за спиной. Петр даже не оглянулся на восклицание. Ноги у него подкосились, и он опустился на колючую сухую травку футбольного поля ...
   ... А вечером он шел на свидание. Сам толком, не зная к кому. Она позвонила после обеда и тонким срывающимся голосом проговорила:
   -Я хочу тебя видеть! В парке в девять на крайней скамейке!
   И положила трубку. Он ещё несколько минут недоуменно держал в руке свою трубку. Девочку, только что назначившую ему вечернее свидание, он совершенно не помнил. Хотя, в своей памятливой двенадцатилетней жизни, в последние годы, он стал обращать внимание на девчонок уже совсем другими, чем в детстве, глазами. Но вот встречаться один на один, ему тогда ни разу не только не удавалось, но и мысль такая не приходила в голову. И вот первая, в его нынешнем пробужденном состоянии, встреча с девчонкой.
   Сперва он не осознавал всю "эпохальность" этого момента. Но чем ниже августовское солнце клонилось к западу, тем он больше нервничал. Он не находил себе места под вихрем нахлынувших на него новых, никогда не испытанных чувств. Они поглотили даже острые ощущения прошедшего днем футбольного матча. После этого невероятного гола, он всё - таки ушёл с поля, сославшись на сильную боль в ноге, разбившей мяч о штангу соперников. А те не могли уже оправиться, получив такой "нокдаун". Так и проиграли 0 : 1. А
   герой матча, просидев до конца игры на трибуне, демонстративно хромая, отправился домой.
   И вот вечер медным отливом замерцал в листве затихшего, уставшего после жаркого дня, сада.
   В платяном шкафу нашелся серый костюм и светлая не мнущаяся рубашка, сделанная из какого - то неведомого волокна. Воздух она не пропускала. Даже в ней одной было жарко. Так что, пиджак пришлось оставить дома. Мама и тетушка "копались" в огороде возле картофельных грядок, собирая с кустов каких - то многочисленных полосатых жуков. Сестренки нигде не было видно.
   Петр вышел из калитки и, сопровождаемый отблесками заходящего за спиной солнца, отправился в сторону городского парка, где обычно по выходным дням вечерами гуляла и танцевала на площадке местная молодежь. Он шел, с трудом перебирая ногами, словно их постепенно одолевал какой - то паралич. И чем ближе юноша подходил к парку, тем усиливалась тяжесть в ногах, а сердце в груди билось всё чаще и глуше. За бетонным забором почти вплотную друг к другу стояли высокие старые тополя. На их макушках гортанным переливистым эхом скакало непрерывное грачиное карканье. И почти непрерываемыми градинами с макушек летели и разбивались об асфальт белые вонючие капли грачиного помета. Те, кто попадал под такую "бомбардировку" долго оттирали свою одежду или волосы от "фугасов". Немногочисленные прохожие, как правило, обходили стороной опасные зоны гнездования грачей.
   Но одна из "зон обстрела" располагалась как раз над танцевальной верандой, и её серая черепичная крыша покрылась многолетним слоем несмываемых дождями "удобрений". Что, впрочем, не мешало молодому поколению неплохо проводить под "бомбовыми ударами" теплые летние вечера в старом запущенном парке. С танцевальной веранды, неслась какая - то быстрая игривая мелодия. Ей не в такт дружно вторили грачиные голоса. Белые капли, похожие на грязный снег, летели вниз и шлёпались об изляпанный ими же асфальт. Петр зашел в центральные ворота парка и тут же был "обстрелян" пометной "очередью". К счастью, ни одна из "пуль" в него не попала. Он проскочил "сектор обстрела" и вышел на свободную зону, по которой парами и разночисленными группами прогуливались нарядно одетые парни и девушки. Некоторые сидели на скамейках, расставленных вдоль дорожки. Парни курили, плевались и ругались матом. Девчонки одобрительно им подхихикивали. Кто - то бренчал на гитаре и тоскливо заунывным голосом в противовес танцевальной мелодии, пел про свои блатные страдания".
   С крайней правой скамейки навстречу ему поднялась высокая рыжеволосая девушка. В первые секунды он не обратил на неё внимания. И только, когда она сделала в его сторону несколько шагов, понял, что она - та самая ...
   -Добрый вечер, - тихо сказала она, подняв на него свои синие глаза. Взгляд ему показался очень грустным.
   -Добрый ... - эхом отозвался он, почувствовав на руке прикосновение её прохладных тонких пальцев. И это прикосновение ознобом пронеслось по всему телу. Мурашки высыпали на коже. Голова закружилась, как после катания на карусели. Он даже немного отшатнулся от девушки. Она поняла его движение по - своему.
   -Прости меня за вчерашнее, - сказала она, опустив взгляд. - Я была дурой.
   И замолчала. Лицо её стало покрываться пунцовой краской. Щеки вспыхнули и зардели. Пауза затягивалась. Затем губы девушки с трудом, словно через силу пробормотали: - Я согласна ...
   И сразу лицо из красного сделалось бледным. Она взяла Петра за руку и наконец подняла на него взгляд.
   -Пойдем, - окрепшим голосом произнесла она. И уже совсем решительно потянула его за собой к выходу. Петр покорно пошёл рядом, не понимая: куда и зачем?
   Не успели они выйти из ворот, как вокруг их грязным снегопадом зашлёпались грачиные "подарки". Один из них угодил юноше на плечо. Меткое попадание было отмечено радостным гамом "снайперов" на верхушке ближайшего тополя.
   Щеки Петра вспыхнули и загорелись огнём стыда. Получить грачиный шлепок всегда в мальчишечьей среде считалось унизительным оскорблением. А получить такое при девушке, - унизительно вдвойне. Но она, словно не заметила такого конфуза, а, скорее всего, сделала вид, потому что пошла чуть впереди, давая возможность парню как - то исправить возникшую неприятность. В кармане брюк оказался носовой платок. Им Петр, осознав тактичность девушки, смахнул вонючую "слезинку" со своего плеча. На белой нейлоновой рубашке остался небольшой грязный след. "Дома застираю" - решил юноша. Платок он выбросил в ближайшую урну. Не класть же его назад, в карман?!
   Петр догнал ушедшую вперед девушку, и они снова пошли рядом. Свернули за бетонный угол паркового забора и двинулись по тротуару в знакомую Петру сторону. К его дому. Она вела его к нему домой! Зачем? Если бы просто погулять по вечерним улицам, то лучше идти куда - нибудь подальше, где меньше людей. Но она целенаправленно вела его в родные "пенаты". И он не попытался её остановить или задать естественный вопрос.
   Так они и шли. Она чуть впереди: рыжие, густые волосы, короткое до коленей платье в черный по белому горошек, стройная фигура, спортивные икры ног. Последнее Петр отметил про себя с внутренним удовольствием. Он уже стал, внимательней приглядываться к девушке и та ему все больше нравилась. С каждым, шагом рядом с ней, в душе усиливалось какое - то неведомое ему доселе чувство. Оно росло в нем, как снежный ком, заглушая все остальные ощущения. Рука сама протянулась и легонько коснулась девичьей талии. Девушка чуточку вздрогнула, но не отстранилась. Только умерила шаг. Теперь они пошли рядом. И он обнял её за талию.
   Но когда показались первые дома его улицы, Петр словно бы пришел в себя и отпустил упругий бок своей полунезнакомой подруги. И тут же остановился в нерешительности. Девушка тоже встала и повернулась к нему. На её симпатичном, чуть удлиненном лице появилось удивленное выражение.
   -Ты же сам вчера этого хотел, - тихо произнесла она и снова покраснела.
   То, что было "вчера" с нынешним им, Петр не помнил и поэтому засмущался ещё больше. Что он вчера захотел от этой девушки? Может ... поцеловать её?
   При этой мысли краска стыда ударила в лицо. Тот вчерашний, неведомый ему, был очень нахален и смел. И она согласилась, ... вот почему она ведет его в его же дом. Чтобы там без помех и чужих глаз поцеловаться. Он ведь ни разу не целовал девочек. А что если попробовать? Тем более, если она сама хочет. Такого шанса упускать нельзя! Он вдохнул полную грудь воздуха, шумно выдохнул и в упор посмотрел в синие девичьи глаза. И тут же смущенно ответил взгляд.
   -Пойдем - произнес он и, протянув руку, взял её ладонь в свою. Они пошли дальше по улице. И вот перед ними знакомая, выкрашенная в зеленый цвет, калитка. Петр толкнул её. Пропустил девушку вперед. Они вошли во двор, и поднялись на крыльцо. Дверь оказалась открытой. Вдали, на огороде в сумреках вечера виднелись силуэты мамы, тетушки и маленькой сестренки. Дом был оставлен без присмотра. Ну, что же. Так даже лучше.
   Тихо прошли по темному, как грот, коридору. Петр на ощупь открыл дверь в свою комнату. В комнате стоял полумрак. Не заправленная кровать снежно белела в этом полумраке простыней, пододеяльником и подушкой. Полуоткрытое окно радужно отражало на стене последний луч уже зашедшего солнца. Радуга с каждой секундой тускнела и разливалась, превращаясь в сумеречное однотонное пятно.
   Петр повернулся лицом к девушке и ощутил на нём её горячее дыхание, смешанное с тонким запахом духов.
   -Не включай свет - прошептала она. И потом после паузы добавила уже совсем еле слышно:
   -Поцелуй меня.
   Он неумело протянул к ней вытянутые в трубочку губы и дотронулся ими до пылающей щеки.
   -Ты разучился целоваться? - со странной интонацией спросила девушка и, охватив, его шею прохладными руками приникла мягкими сладкими губами к его губам. От этого поцелуя он задохнулся. Голова закружилась. Руки сами сплелись за девичьей спиной и притянули дрожащее тело к своему. Два упругих мячика груди прижалась к нему и по телу, вдруг разлилось какое - то сладостное неудержимое чувство, а внизу живота необычно зашевелился и стал подниматься и набухать его "лучший друг". В конце концов, он уперся в низ девичьего живота и стал жаться в ощутимый им бугорок, прикрытый короткой материей платья.
   -Я твоя, - горячо и сладко прошептала ему на ухо девушка, оторвавшись от поцелуя. Она стала опрокидываться на кровать, увлекая его на себя. На кровати объятья и поцелуи продолжились в ускоренном темпе. Рубашка и брюки как - то сами собой снялись и упали рядом на пол. Руки задрали подол короткого платья и почувствовали гладкие тугие ноги, а между ними и мягким животом - шелк маленьких трусиков, прикрывающих заветный бугорок. Девушка сама стала, спускать вниз эту преграду пока она не соскочила с её ступней. Напряженный пенис уперся в поросший легким пушком лобок и стал нелепо тереться об него.
   -Подожди, подожди, - прерывисто шептала она, - ни туда ... Нужно ниже ... Я сейчас ноги разведу. Я читала. Всё должно получиться ... Не торопись ...
   И в самом деле, ноги её раздвинулись, и разгоряченная головка пениса заскользила по влажным мягким губам.
   -Ещё чуть ниже, - сдавленно шептала девушка - Я знаю, куда ... Я помогу ...
   Он почувствовал, как её пальцы ухватились за пенис и вправили его в узкое отверстие, словно смазанное теплым маслом. Инстинкт подсказал ему, что делать. Пенис одним движением глубоко вошёл внутрь отверстия. Девушка болезненно вскрикнула, но не вывернулась из под него, и просто замерла, переживая своё новое ощущение. Он тоже замер, не вынимая пениса.
   -Немного больно, - раздался её шепот, - но это пройдет. Теперь я твоя ... жена. Ведь так? - спросила она с надеждой в голосе.
   Он не ответил. Возбуждение не проходило. Инстинкт гнал его дальше. Он хотел продолжения. И пенис задвигался в отверстии глубоко и мягко. Руки сжали внизу две тугие половинки. Она с трудом сняла с себя платье, и он почувствовал своей грудью полные девичьи груди, увенчанные выпуклыми пуговками сосков. Она неумело двигала ему в такт навстречу своими широко разведенными ногами и животом и уже стонала в болезненной и сладостной истоме.
   И вдруг какая - то пьянящая головокружительная волна прошла по всему его телу и бурным родником забилась внизу живота, выплескивая в глубину женского отверстия пульсирующий поток густой горячей влаги. С губ его сорвался грудной стон. Девушка тоже ощутила мягким ударом внутри себя этот горячий родник, наполнивший её "чашу" до краёв и вылившийся через края вместе с маленькой красной капелькой девичьего сока.
   Несколько минут они лежали неподвижно, не меняя позы. Петр в вечерней тишине темной комнаты слышал, как прерывисто бьются в груди их сердца. Он ощущал на своей щеке её горячее дыхание. И стал понемногу успокаиваться. Страсть уходила постепенно и, когда упали её последние капельки, он откинулся с девушки в сторону и лег рядом, держа её руку в своей. Это всё, что теперь их соединяло, но он уже почти не верил в произошедшее всего несколько минут назад. А затем, даже какой - то крошечный червячок неприязни к лежащей рядом девушке зашевелился у него в груди и пополз к сердцу. Он мысленно стал давить его, но безуспешно. Никакого счастья от своей первой близости с женщиной он не испытывал.
   Постепенно тьма в комнате стала рассеиваться, уступая место призрачному желто - оранжевому полусвету. Он неясными бликами заскользил, по потолку и стенам пробиваясь сквозь полураскрытое окно вместе с ночным прохладным воздухом уходящего лета. И вот лежащую на кровати пару медленно осветил появившийся в окне полный диск взошедшей луны.
   -Как красиво, - тихо прошептала девушка, немного приподняв голову над подушкой. - Нынче - полнолуние, а луна помогает влюбленным. Ты слышал об этом? - спросила она, повернул бледное лицо к юноше.
   -Нет - пробормотал он, выпуская свою руку из его ладони. Ему уже хотелось поскорее встать, одеться и выйти из дома. Но его подруга не разделяла его желания. Она лежала рядом почти неподвижно, только тело чуть ощутимо дрожало отголосками прошедшего возбуждения.
   -Ведь луна - по - гречески - Селена. Почти мое имя - снова зашептала она в самое ухо. - А из - за спартанской Елены Троянская война началась. Помнишь из древнегреческих мифов? Я люблю на луну смотреть. Но иногда становиться страшно. Что - то в ней всё - таки нехорошее есть. Зловещее ...
   -Я во сне видел, - ответил Петр, - словно там люди живут. И всё, как у нас на Земле, но искусственное, не настоящее, ... а может это и не сон был ... - вдруг, словно про себя проговорил он, вспомнив про своё утреннее пробуждение через пять лет ...
   -Сны разные бывают, - понимающе сказала Лена - некоторые - такие реальные, словно взаправду всё происходило. Даже, когда просыпаешься, не веришь, что проснулся. И не поймешь, где сон, а где явь ...
   -Вот и со мной так, - решил открыться ей Петр - насмотрелся я снов о других планетах, - а когда проснулся, будто память потерял. Пять лет прошло, а я ничего не помню.
   -То - то я смотрю, ты странный какой - то. На себя не похож. Робким стал, и целоваться разучился. - Лена села на кровати, уперев подбородок в колени.
   -Я и тебя не помню, - окончательно сознался Петр. -И узнал, как тебя зовут только вот сейчас. Когда ты сама сказала. Сам не пойму, что со мной?
   -Я слышала, болезнь есть такая - амнезия, кажется, называется, - предположила Лена, - когда память у людей пропадает. Может у тебя тоже самое?
   -Но ведь я не всё забыл, а помню кое - что. Кроме последних пяти лет до сегодняшнего утра.
   -Ну, такое мне непонятно, - пожала плечами Лена. - Тут нужно спросить какого - нибудь ученого, профессора медицины. С человеческой психикой происходит столько всякого ... Нужно идти,- внезапно сменила она медлительность разговора. - А то уже поздно,- и поднялась с кровати.
   Маслянистый свет полнолуния стал литься по её красивому телу, словно перетекая по всем бугоркам и выемкам точеной девичьей фигуры. Петр невольно залюбовался этой игрой света и тени и несколько секунд глядел, заворожено на стоящую возле полураскрытого окна девушку. Та, между тем, надела на себя платье, отыскала на полу, упавшие туда трусики, но надевать не стала, а повернулась к лежащему на кровати Петру.
   -Можно я в ванную забегу? - спросила она, - мне вымыться нужно.
   Петр молча кивнул головой. Лена скрылась за дверью. В ванной раздался всплеск воды. И тут же, заглушая его, шумно хлопнула входная дверь. По коридору погромыхали тяжелые шаги. В туалете зашумел и говорливо залепетал бочек унитаза. В унисон ему послышался громкий протяжный хлопок, переходящий в шип. Потом, дополняя водянистую речь бачка, невнятно забормотал чей - то голос. Понятными были только матерные фразы, произносимые более четко и отчетливо. Затем Петр услышал удивленный возглас, какую - то возню, шлёпанье босых женских ног и следом тяжкий топот мужских.
   В комнату забежала босая Лена. Она испуганно оглянулась назад. И тут же, только что закрытая ею дверь, рванулась и чуть не соскочила с петель. На пороге стоял отчим с вытаращенными от злобы глазами и перекошенным слюнявым ртом. Он разразился витиеватой матерной бранью, а потом заорал, брызгая слюной:
   -Ах ты, фашистский недоносок! ****ей стал в мой дом водить! Убью!
   От него сильно несло перегаром.
   Отчим бросился на вскочившего с кровати Петра, сжав кулаки. Лена взвизгнула и спряталась за спину своего возлюбленного, прижавшись к подоконнику.
   -Прыгай в окно, - сдавленным голосом сказал ей Петр. Лена полезла на подоконник. Отчим налетел на пасынка, размахивая кулачищами. Он смачно ударил его по лицу с обеих рук. В глазах засверкали вспышки ударов. Уже теряя равновесие, Петр каким - то непонятным образом изловчился и голой пяткой изо всей силы врезал отчиму между ног. Отчим схватился за своё слабое место, охнул и упал на колени. Но и Петр не удержался и, отлетев к подоконнику, ударился затылком об угол батареи. И потерял сознание.
   
   ДЕНЬ III
   
   I
   Он пришел в себя внезапно, словно его выдернули из сна быстрым коротким движением. Он открыл, глаза и огляделся по сторонам, ещё не совсем понимая, где находится? В комнате царил полумрак. Только за окном, в дали тускло светилось размытое круглое оранжевое пятно. В его закатно - сумеречной мгле по комнате бесшумно двигался призрачный женский силуэт. Руки призрачной женщины шарили вокруг, словно в поисках какой - то потерянной или забытой вещи. Тихий шепот донесся до проснувшегося: "Да где же она? Где?"- и следом такое же тихое ругательство.
   Он пытался сообразить, кто эта женщина и откуда она взялась? И кто же он сам, наконец?
   Отголоски сна бились в нем загнанными в клетку птицами. Он никак не мог выгнать их из клетки своего сознания. Чужая жизнь, чужие лица, чужой мир?
   Он тряхнул головой в попытке вернуться в действительность. Это движение привело его в чувство. Он ощутил себя сидящим в мягком кресле. Массажер, видно, давно отключился, но всё равно в кресле было тепло и уютно. Но вот женщина? Что она делает здесь? Никто с добрыми намерениями в темной комнате с сидящим жильцом, по углам не шарит. Значит, какая - нибудь воровка? Но что она ищет? Он приподнялся в кресле, и это слабое движение тут же дошло до слуха призрачной женщины. Она повернула в его сторону свою темную голову - силуэт и громко, но чуть заметно дрогнувшим голосом проговорила:
   -Извините, я не хотела будить, не включив света. А лампа куда - то запропастилась. Не могу её нигде найти. Я служанка. Принесла вам ужин.
   -Я не заказывал ужина, - он сам не узнал собственный голос, тот показался ему чужим, по детски тонким.
   -Его заказал тот, ваш главный, ну с большим носом ... - Женщина подошла ближе к креслу, куда он снова опустился. От неё резко пахло сладким возбуждающим ароматом. Ему показалось, что этот аромат, стал очень быстро проникать во все части его тела. Голова окуталась туманом, руки мелко за вибрировали, словно сам по себе снова включился массажер.
   И самое главное и удивительное: между ног стал набухать и подниматься, распирая узкие в обтяжку брюки - трико, мужской ствол. Впервые в жизни ... До этого Твердый старался сторониться женщин. По той самой причине. Поначалу, его такое положение вещей очень расстраивало. Особенно в мире всеобщего разврата и похоти. Но потом он махнул на своё состояние рукой и смирился с ним, отмечая даже про себя свою исключительную особенность. Но частенько ему было очень муторно. Хотелось хоть раз испытать близость с женщиной. Брат говорил, что это очень приятно.
   И вот сейчас, когда к нему приблизилась эта незнакомая и пока невидимая служанка гостиницы, сладкий аромат её духов возбудил в нем мужчину. Но ведь, сколько до того он вдыхал ароматов. И ... ничего, ... а тут. Женщина приблизилась совсем вплотную. Потом неожиданно быстрым движением уселась на колени. Наклонила голову к самому лицу. Твёрдый увидел два оранжевых отсверка в глубине больших широко раскрытых глаз. Сладкое дыхание изо рта и грудной на выдохе шепот пухлых губ:
   -Возьми меня.
   Он ничего не успел ответить. Губы женщины впились в его рот. Пышные завитые волосы ароматным саваном накрыли его лицо. Длинные сильные пальцы гусеничной стайкой пробежали по его мускулистому животу и нащупали внизу возбужденную, вздувшуюся плоть.
   -Какой громадный! - восхищенно воскликнула женщина, уже сама всем телом сотрясаясь от возбуждения. Левой рукой, словно боясь упустить неожиданный подарок, она играла с мужским стволом, а правой одним движением сбросила с себя короткую юбку и расстегнула пуговицы фирменной куртки. Из под неё на тусклый оранжевый полусвет вывалились два больших упругих плода женских грудей, увенчанных черенками коричневых сосков.
   -Я тебе нравлюсь? - горячо прошептала женщина, сбрасывая на ковер колготки вместе с короткими узкими панталонами.
   -Для этой громадины у меня есть подружка. Мой цветочек хочет принять твоего жука, - задыхаясь от возбуждения, шептала она, охватывая с двух сторон своими раздвинутыми ногами мужские ноги.
   Между раздвинутых ног у женщины Твердый увидел небольшой распустившийся "цветок любви", как росой покрытый капельками влаги. Лепестки накрыли его открытую головку мягкой гладкой плотью, похожей на внутренности устрицы, несчетное количество которых Твердый выловил за свою жизнь в океане. Сейчас он сам попался к женской "устрице на ужин". И уж точно не сожалел об этом. Ствол проникал всё глубже и глубже в эту влажную "устрицу - цветок", пока головка не уперлась во что - то более упругое, непохожее на мягкий хрящик. Из женщины раздался глубокий утробный, переходящий на крик, стон.
   -Ой, ой, ой! - закричала она, внутри терясь этим хрящиком о головку ствола. - Достал, достал! Ещё хочу, ещё, ещё!
   И она терлась, терлась, оглашая утробными криками темный гостиничный номер. Её упругое красивое тело сотрясалось в конвульсиях. Большие тугие груди трепетали возле самого лица Твердого и он ловил губами и сосал то один, то другой напряженный сосок. Руки его не-произвольно ласкали все выемки и впадины сидящей на нём женщины. Женский крик перешёл на хрип. Пальцы длинными острыми ногтями вцепились в его грудь. Волна оргазма пронеслась от головы до полового органа. Два крика слились в один. Два тела тряслись и извивались в угаре любовного экстаза. Из дальнего угла номера за всем происходящим молча наблюдал Брат Твёрдого.
   
   II
   Зал был заполнен больше чем на половину. Зрители сидели развалясь в мягких массажных креслах, лениво переговариваясь между собой. Кое - кто грыз сладкие орешки, плюя скорлупу себе под ноги, на пол. В углу смотровой площадки работники видиохроники устанавливали свою камеру и тянули длинный серый кабель. Сбоку, перед передними рядами в инвалидных колясках сидели несколько парализованных, поверивших от отчаяния рекламному плакату о появлении в Городе Целителя. Остальные явились из любопытства. Ни в какие внезапные исцеления они не верили. Для них предстояло зрелище. Правда, не совсем обычное. Вот потому и такая наполняемость зала. На другие представления столько людей не набиралось. Большинство предпочитало сидеть по домам или пьянствовать в ресторанах. Молодежь же пропадала на танцевальных площадках с громкой долбящей по ушам и мозгам музыкой, где в изобилии продавались наркотические стимуляторы, различного диапазона действия. Так что, те, кто собрались в этот вечер в небольшом зале "Малого дворца зрелищ" седьмого округа Столицы отличались своеобразным снобизмом и не пропускали ни одного нового спектакля или концертного представления. А тут, какой - то Целитель? Как не пойти, не полюбопытствовать?
   За пять делений до начала зал уже почти заполнился. Хотя свободных мест было ещё достаточно. Свет стал медленно гаснуть, разговоры, жевание, хруст, словно вместе с потухающим светом, постепенно затихали, как затихает шум уходящего дождя. Впрочем, на Планете такое сравнение давно было неуместным. О шуме дождя здесь уже забыли вспоминать. Его навсегда заменил бесшумный снег.
   Свет в зале окончательно погас и на несколько мигов воцарилась полная тьма. Потом в глубине черной бездны внезапно вспыхнула оранжевая крошечная точечка, которая стала сиять и разрастаться, превратившись из сверкающей звездочки в громадный полыхающий неощутимым жаром, шар. Шар этот сверкая тысячами лучей, заполнил, всё смотровое пространство и из его глубины на зрителей выплыло объемное голографическое изображение лица, знакомого каждому жителю Планеты. Бессмертный Властитель - молодой, белокурый, голубоглазый с доброй, улыбкой, но пристальным пронзительным взглядом, смотрел на зрителей несколько делений. Зрительный зал в знак почтения затопал ногами.
   Лик Бессмертного стал, постепенно растворяться в оранжевом сиянии и тут по периметру площадки вспыхнули разноцветные прожектора. На подмостки гурьбой выбежали несколько девиц и парней в золотистых, коротких одеждах. Мощные динамики захлестнули зал ритмической - вибрационной музыкой ,очень модной в последнее время у молодежи. Девицы и парни разбились на пары и стали танцевать, переливаясь в лучах прожекторов, быстрый пластический танец, символизировавший различные любовные сцены. Зрители от восторга и возбуждения топали ногами, а через несколько мгновений по всему залу раздалось улюлюканье и визг, когда девицы и парни сбросили позолоту и предстали в первозданном виде. Девицы стали задирать ноги, а парни в ритме музыки дергаться перед ними в нарочитом экстазе. У кого - то из них это получилось, и они сразу приступили к "делу" уложившись под своих партнерш.
   Зал ответил на это событие ревом и топотом. Любовные движения пар продолжались в ускоренном музыкальном ритме и закончились общей повальной оргией танцоров, переставших разбирать кто из них женщины, а кто - мужчины. Фурор был полным и потрясающим. Танцоры вызывались топотом "на бис", но "бисовщины" уже не выходило, и деятели "танцевальных искусств" только имитировали любовный бедлам вхолостую.
   После того, как "пластичная группа" под свист, топот и улюлюканье упорхнула со смотровой площадки. Зал снова погрузился в темноту. И она продолжалась гораздо дольше вступительного времени.
   И снова в глубине внезапно зажглась маленькая яркая звёздочка, которая с каждым мгновением разгоралась всё ярче и шире, пока не превратилась в радужный луч прожектора, осветившего центр площадки. И в центре в белом одеянии, переливающемся всеми цветами спектра, стоял человек небольшого роста с темными, спадающими на плечи волосами и аккуратной курчавой бородкой. Ноги его под переливчатым одеянием были босы.
   Он стоял молча, сложив руки под локтями, выжидая, когда в зале установится полная тишина, хотя вряд ли это могло случиться скоро, учитывая общее возбуждение зрителей предыдущим номером.
   Но, как ни странно, тишина наступила и довольно быстро. Спокойная неподвижная фигура в радужном одеянии притянула взоры присутствующих в зале, какой - то непонятной волнующей силой.
   Человек на площадке поднял согнутые в локтях руки ладонями вперед и негромко с расстановкой, сказал:
   -Вы больны! Вы все больны! Все до единого!
   Микрофон, вмонтированный в его одежду и усиленный динамиками, разнёс эти слова по всему залу.
   Среди только что притихшей публики прошёл недоуменный ропот. Такого начала никто не ожидал.
   "Почему это он решил, что мы все больны? И чем?"
   -Ваша болезнь - грех! - уже более громким голосом произнес Человек на площадке.
   И снова ропот недоумевающего зала:
   "Что за неизвестная болезнь? И почему ею больны все поголовно? Выдумки, какие - то!"
   -Я пришел избавить вас от этой болезни! Вы должны поверить мне! Вы должны поверить ... в меня!
   -С какой это стати! - раздался голос из зала.
   -Мы тебя в первый раз видим!
   -Вашей Планете угрожает скорая гибель! - ещё громче сказал Человек. - Внутри её заложено "Семя зла". Оно множиться. Оно сосет жизненные соки земли. Поэтому Планета остывает. Но суть греха - в ваших душах. Вы впустили в них ложь искушения, заменили истинную Любовь на любовь ложную. Любовь сердца на любовь тела.
   -Ты нам лекции не читай! - раздался тот же голос. Ты - цели, если Целителем назвался! За что мы деньги платили?
   -Тяжело больных я, конечно, исцелю, - проговорил Человек на площадке, - но все остальные, глухие к моим словам, останетесь, неизлечимы и погибните вместе с вашим Миром.
   -Ты нас не пугай! - снова выкрикнул тот же зритель из середины зала. Зал одобрил его топотом ног.
   -Я вас не пугаю, - тихо с грустью в голосе сказал Целитель. - Я говорю вам правду. У Вас остался последний шанс на спасение, - поверить мне и пойдите за мной. Зло отступит. Семя не даст своего страшного Плода. Ваш мир спасется! Вот здесь, в первом ряду сидят те кто поверил мне - продолжил Целитель.
   -Они называют себя Учениками. Они уже знают многое, но их сил недостаточно. Только психофизическая энергия всех жителей планеты может разрушить Зло.
   -Рассказывай эти, сказки в каком - нибудь другом месте! - закричал голос из зала. - Здесь дураков нет! Пришёл целить, так цели! А то тут все разбегутся! Некогда нам слушать всякую чепуху!
   Целитель долго и пристально посмотрел в темную глубину зала, затем поднял правую руку и внятно произнёс:
   -Ты, говорящий со мной! Я знаю - ты смертельно болен. Врачи отказались от тебя. Тебе осталось жить всего несколько отрезков. Потому ты и пришёл сюда, в тайной надежде исцелиться. А споришь со мной из - за страха и неверия. Тебя мучают сомнения. Я излечу тебя. Ты станешь физически здоров. Но твой дух болен и болен так же смертельно, как и тело. Только рядом со мной тебя ждет избавление от греха. И не надейся на пославших тебя сюда!
   -Я не знаю, откуда ты узнал про мою болезнь? - после затянувшейся паузы снова раздался голос из зала, но если ты можешь не только болтать, вылечи меня и может я тогда поверю в твои россказни!
   -Я не собираюсь тебя ни в чём убеждать, - ответил Целитель, - но с этим мигом ты - здоров! И вы тоже здоровы, - он плавным движением руки указал на сидящих в колясках инвалидов. Те, как один вздрогнули, освещенные разноцветными лучами прожекторов. Осветители профессионально среагировали на жест Целителя.
   -Встаньте! - сказал тот, - Вы можете ходить!
   Один из паралитиков, неуверенно приподнял свою ногу и опустил её на пол. На его лице отразился испуг и недоверие. Руки напряглись, вцепившись в подлокотники инвалидной коляски. Тело с трудом поднялось над сиденьем, и вторая нога оказалась рядом с первой. Человек встал, зашатался и чуть не упал, но его успела поддержать стоящая рядом женщина, очевидно жена. Парализованный с трудом сделал один шаг за ним другой, третий, четвертый и медленно покачиваясь, пошел в сторону площадки. Другие паралитики, увидев такое преображение, тоже встали со своих кресел - колясок и двинулись вслед за первым. Лица их отражали всю гамму чувств человека, внезапно перешедшего из безнадежного тягостного состояния в ощущение вновь обретенной полноценности бытия. Они улыбались, сначала вымученно болезненно, но с каждым шагом на слабых, нетвердых ногах, улыбки становились всё светлее и радостнее.
   Зал замер в потрясённой тишине. На глазах у скептически настроенных людей произошло чудесное исцеление. Но они не понимали, как это произошло? Вот, вот сейчас ... Они поймут, ... они поверят ...
   И вдруг тишину зала пронзил знакомый ехидный голос:
   -И вы поверили? Это же шайка мошенников!Они дурят вас, а вы рты разинули!
   Какой гвалт, топот и свист разорвали зал после этих слов:
   -Жулики! Мошенники! Проходимцы! - ревела толпа, вскочив со своих мест. На площадку полетела фруктовая кожура, орехи и, видно, принесённые заранее мягкие оранжевые плоды с тонкой кожурой и сочной мякотью, выращенные в теплицах. Несколько таких цветов попало на белоснежные одежды Целителя и оставило на них жирные оранжевые следы. Другие плоды полетели в только что исцелённых паралитиков и в учеников, вскочивших с переднего ряда. Охранники, стоящие вдоль смотровой площадки, безучастно наблюдали за происходящем в зале.
   Твердый и его товарищи были в бешенстве. Нет, не такого приёма они ожидали. Как могли все эти люди так поступать с Наставником? Да ещё сейчас, когда он публично показал свою исцеляющую Силу.
   Принять его за обманщика? Или эти люди глупцы? Или ... всё задумано заранее?! Ну, они за это поплатятся! И Твёрдый бросился на ближайшего крикуна, который размахнулся зажатым в руке плодом для броска на смотровую площадку. Из - за рта у крикуна на рыжие усы и бороду брызгами летела слюна.
   -Долой! - орал рот. Рука с плодом целилась в Наставника. Твердый перехватил руку. Дернул и заломил её за спину. Крикун заорал ещё сильней, но уже от боли. Твёрдый вырвал из ослабевшей руки гнилой плод и в ярости размазал его по физиономии крикуна. Рыжие усы и борода окрасились оранжевыми ошмётками. Лицо с белесыми глазами исказили боль и страх.
   И тут вдруг кто - то сзади с двух сторон навалился на Твердого. Тот оглянулся через плечо и видел бородатое лицо в черной круглой форменной шапке на потном красном лбу. С другой стороны над ухом слышалось пыхтение второго охранника. Они пытались скрутить его. Вдвоём? Всего - то?
   Твердый расправил свои широкие плечи. Напрягся и одним движением отшвырнул обоих охранников в разные стороны. Они отлетели, как тряпичные куклы. Но на их место к Твердому бросились другие. За своего товарища вступились остальные Ученики.
   Командир охраны по рации вызвал подмогу. По проходам в зале затопали множество ног. И завязалась потасовка. Засверкали разряды шоковых дубинок. Ученики один за другим в беспамятстве повалились на пол. Отбивались только трое: Твердый, его Брат и Горбоносый, который, зная повадки своих бывших коллег, умело уворачивался от их выпадов и раздавал им короткие хлёсткие удары. Но и он, наконец, не сумел увернуться и, получив шоковый разряд, свалился рядом с остальными. Твердый и его Брат стояли спиной к спине и отбивались от наседавших на них охранников привычно и умело. Ведь у себя в приморском поселке они частенько бились с окрестными парнями, которые почему - то их очень недолюбливали. И вот сейчас умение пригодилось. Под их меткими резкими ударами охранники отлетали в сторону с выбитыми зубами и расквашенными носами. Публика смотрела на это побоище с любопытством зевак, восхищенно топая при каждом удачном попадании здоровяков - братьев. Охранников, естественно, никто не любил. Отбив очередной натиск, Твердый на мгновение поднял голову и взглянул на смотровую площадку. Учитель стоял на самом её краю, опустив голову и сложив под локтями руки. Взгляд его был устремлен на дерущихся. На миг взгляды Наставника и ученика встретились. Твердый увидел в них темную сумеречную грусть.
   
   III
   Дверь камеры захлопнулась, и Твёрдый оказался в полной темноте. Некоторое время он стоял, прислонившись горячей, ноющей от боли спиной к холодному дверному металлу, постепенно ощущая проникающее внутрь ледяное оцепенение усталости. Боль, холод и усталость ознобной волной прокатились по всему телу, заставив его опуститься и сесть на цементный пол. От пола тоже несло холодом. Твёрдый с трудом поднялся и стал вглядываться в темноту камеры. Глаза быстро привыкали к тюремному мраку, и он теперь не казался таким беспросветным, как в первые мгновения.
   Перед взглядом стали смутно "проявляться" очертание стен узкой клетушки с двумя притороченным с боков топчанами без спальных валиков в изголовье. На потолке просматривался более темный треугольник вентиляционного отверстия, в котором наверняка невидимо притаилось всевидящее око телеглаза.
   На усталых ногах Твёрдый подошел к одному из топчанов и опрокинулся на него почти навзничь. Перед глазами размножились и поплыли чёрные треугольники, образуя какой - то сложный узор. Но сон не шел. Да и какой - тут сон в камере? Да ещё после избиения дубинками. В конце концов, их с братом смяли, скрутили и отколотили. Затем погрузили в охранный экипаж, называемый в народе "черной птицей", и привезли вот сюда ,в одну из тюрем, которых говорят, так много в Столице.
   Снаружи заскрежетал дверной засов. Дверь скрипнула несмазанными петлями и распахнулась. На пороге, оттеняясь в тусклом свете коридорной лампы, стояли две темные фигуры. В задней Твердый по шапке определил охранника - надзирателя тюрьмы. Фигура надзирателя втолкнула другую в камеру. Дверь захлопнулась. Заскрежетал засов.
   Человек несколько мгновений стоял, переминаясь с ноги на ногу, привыкая к темноте, затем сделал пару неуверенных шагов в глубину камеры, наскочил на край топчана, невнятно выругался и, наконец, уселся с краю. Темная бородатая голова повернулась к полулежащему напротив Твёрдому.
   -Привет, - сказал человек, - ты давно здесь?
   -Да нет, - ответил Твёрдый, - тоже только что в толкнули.
   -А за что тебя? - снова спросил сосед по камере.
   -За драку с охранниками, - откровенно признался Твёрдый.-Всю нашу компанию повязали, привезли сюда и по камерам рассовали.
   -Да, теперь пару оборотов впаяют, - сочувственно проговорил сосед, - Не любят охранники, когда их бьют, об авторитете своем заботятся.
   -Вот попались, так попались, - ещё по инерции разговора сказал Твердый, но внутри его стало расти осознание последствий всего произошедшего. Неизвестно, что остальным Ученикам, но им троим: ему, его брату и Горбоносому за активное сопротивление охране, наверняка грозит срок принудительных работ на подземных заводах синтетической пищи или на таких же подземных плантациях, снабжающих настоящими овощами и фруктами высшую элиту материка с многочисленными чиновниками, охранниками и прочей челядью, которой развелось неимоверное количество. И каждый из них хочет хорошо жить и вкусно кушать. А условия там, говорят жуткие. Редко кто оттуда выходит здоровым, а некоторые не возвращаются совсем.
   Такая "перспектива" совершенно не устраивала Твердого. Настроение и без того никуда не годное, упало ниже самого низкого уровня. Юноша откинулся на топчан, и безвыходная тоска ворвалась в его сердце. Она сжала грудь и злобной пиявкой принялась сосать душу. Твёрдый теперь знал, что на этом месте у человека находиться бессмертная душа. Так объяснил Наставник. Сосед тоже долгое время молчал, сидя на краю своего топчана. Его присутствие выдавало только слабое дыхание, да скрип топчанных дюралевых ножек под тяжестью сидящего. Потом топчан скрипнул сильнее. Сосед пересел на ложе Твердого и, наклонившись к самому уху лежащего, сдавлено зашептал:
   -Я могу помочь бежать. Сразу после суда. Хотел один дернуть. Теперь решил тебя с собой взять. У меня друзья по ту сторону забора. Крепкие ребята. Они и нас и твоих приятелей отобьют. Ну, что согласен?
   Изо рта у него неприятно пахло. Но сам он источал запах очень дорого, но горького одеколона. Твёрдый такой аромат терпеть не мог. Он задыхался от него. И невольно отодвинулся от Соседа.
   Тот понял этот жест по своему.
   -Да ты не бойся. Я не провокатор. Вор я. По жилищам специалист. Да вот вчера застукали в домике одного толстозадого. Одну сигнализацию я отключил, а он гад, второй подстраховался. Ну и налетели черные птички, когда я их совсем не ждал. Но они все продажные. Я одному и сунул, писулю, чтобы передал за забор. А сегодня опять через него ответ пришёл. Парни из моей команды обещали перехватить меня, ну ... нас, в общем, при перевозке отсюда к шахте ...
   Сосед сделал паузу, немного отстранившись от уха Твёрдого. Затем снова приблизил к нему свой вонючий рот и прошептал, повторив вопрос:
   -Ну, согласен? Договорились?
   Что мог на это ответить Твёрдый? Выбора у него не было. Он молча кивнул головой и отвернулся к спине, чтобы передохнуть от удушливого запаха одеколона.
   ... Их троих: Твёрдого, его брата и Горбоносого осудили к полутора оборотам принудительных работ в подземных теплицах за активное сопротивление представителям власти. Соседу дали оборот за проникновение в чужое жилище с целью похищения имущества хозяина. Остальных Учеников Целителя милостиво отпустили. Наставника на суде не было, и где он находился - не знал никто.
   Под усиленным конвоем осужденных вывели во двор суда и втолкнули в бронированный черный экипаж с узенькими стеклопластиковыми окошками по обоим бортам. Твёрдый сидел на одной стороне с Братом, разделенный глухой матовой перегородкой. Был заметен только смутный силуэт Брата. Напротив, за такими же матовыми перегородками, сидели Сосед и Горбоносый. В центре ,спиной к водителю ,находился охранник с дубинкой - резаком и излучателем. Руки и ноги осужденных были прикованы к пластиковым скамейкам тонкими, но прочными цепями. Говорить не разрешалось. Да и не слышно ничего, всё равно, через эту перегородку.
   Тюремный экипаж плавно тронулся, выехал за ворота суда и включился в один из рукавов бесконечного уличного движения громадного Города. Ехали на небольшой скорости, постоянно застревая в многочисленных пробках перед светофорам и на развилках встречных потоков. Наконец экипаж выбрался на окраину, где движение оказалось не таким интенсивным. Водитель прибавил скорость. За окнами замелькали старые одноэтажные домишки, затем пошли склады и лабазы портового района. Скоро должны появиться высокая стена специальной шахтной зоны, где по стволам в клетях спускали на громадную глубину заключенных для работы на подземных заводах и теплицах. Экипаж свернул за угол, и внезапно дорогу ему перегородил большой, крытый грузовик.
   Водитель "черной птицы" затормозил, дал задний ход, но и сзади появился другой, похожий на первый грузовик, отрезая отступление.
   Охранник, сидящий рядом с осужденными, поначалу, видно, не сообразил, что произошло? Он несколько раз заглянул в узкие боковые окна и только затем отстегнул от пояса излучатель.
   Недобро оглядев всех четверых осужденных, охранник по звуковому устройству стал о чем - то переговариваться с сидящими в кабине. О чём, Твёрдый не слышал. Изоляция за его перегородкой была глухой и полной. Он тоже вначале не понял смысла резкой остановки, заднего хода и нового удара по тормозам водителя экипажа. Но, когда снаружи что - то еле слышно захлопало, а экипаж затрясся от вибраций, догадка об обещанным Соседом нападении пришла к нему в голову. От этой догадки Твёрдый внутренне напрягся. Напряглись и его мускулы на руках. Узкие цепи натянулись, тонкие кандалы въелись в запястья. И прочные звенья не выдержали: лопнули одно за другим. И, словно резонансом этого надрыва, под брюхом экипажа в тот же миг раздался гулкий взрыв. Задние дверные створки слетели с петель. Охранник с излучателем повалился на пол, выронив своё оружие. Внутрь поверженного экипажа ворвались несколько людей в масках. Один из них быстрым точным ударом тяжелого парализатора оглушил лежащего на полу охранника. Два других, молча по - деловому, острыми кусачками срезали цепи на руках осужденных, а потом вместе с ними выпрыгнули из тюремного экипажа на дорогу.
   -Скорее, - коротко поторопил тот, кто ударил охранника. Все нервной трусцой подбежали к стоящему на парах одному их грузовиков. Боковые двери борта с надписью "Рыба" открылись.
   -Прячьтесь за контейнеры, - подсказал тот же человек в маске.
   Внутри грузовика стояли раздвижные контейнеры, в которых слышался плеск множества рыбьих тел. За контейнерами в дальнем углу оказалось довольно просторное свободное место. Освобожденные один, за другим нырнули туда и сели, плотно прижавшись, друг к другу. Бортовая дверь задвинулась с ржавым скрипом, заключая беглецов в полную темноту. Гулко со скрежетом завелся мотор и грузовик, бренча контейнерами, покинул место захвата тюремного экипажа. Судьба его водителя и второго охранника для пассажиров рыбного грузовика осталась неясной.
   Ехали долго по каким - то колдобинам и только выбрались на гладкую дорогу, как внезапно затормозили. Снаружи за бортом грузовика еле слышно раздались невнятные голоса, хлопнула дверца кабины, а затем неохотно со скрежетом медленно сдвинулась боковая дверь.
   -Да нет здесь, командир, ничего, кроме рыбы, - с наигранным безразличием произнес знакомый голос.
   Тонкий белый луг фонарика стал рыскать между контейнеров. Вот - вот он доберется до темного угла, куда вжались, затаив дыхание, четверо беглецов. Но луч только слепяще скользнул по их склоненными головами.
   -Проезжайте, - донесся командирский голос. Дверь снова заскрежетала и задвинулась. Поехали дальше уже по гладкой дороге, очевидно в какой - то престижный район Города. Но всё равно скорость прибавлена была совсем не намного. Сидящие в темном углу ,между собой почему - то не разговаривали. Очевидно, сказывалось неснятое ещё напряжение возможной погони. Твёрдый своим плечом чувствовал сильное плечо Брата, а носом ощущал смрадный запах из - за рта Соседа. Горбоносый за всё время поездки никак себя не проявлял. Он сидел на корточках в самом углу, и, казалось, даже не дышал. Но Твёрдый чувствовал его присутствие почему - то сильнее, чем остальных. К Горбоносому он относился с каким - то двойным, смешанным чувством. Он был его земляком, к тому же бывшим охранником. А отпечаток этой профессии навсегда откладывается на этих людях, даже если они уже давно внутренне изменились. И те, кто окружают такого человека, тоже частенько испытывают какой - то неясный неуют, словно в любой самый неподходящий момент в том снова проснётся спящий охранник и уж тогда даже его близким не поздоровится.
   Твёрдый подспудно так и относился к Горбоносому со спрятанным в глубину души тайным недоверием, хотя отношения у них в стане Учеников всегда были ровными и почти дружескими. Впрочем, Горбоносый вряд ли мог быть способен на дружбу. Он в компании Учеников всегда держался особняком, и только Наставник был для него непререкаемым авторитетом и, очевидно, сильной единственной привязанностью.
   Экипаж, между тем, совершив несколько замысловатых манёвров, нырнул куда - то глубоко вниз и, прокатив ещё некоторое время, резко остановился. Контейнеры с гулким плеском ударились о борта грузовика. Живые существа внутри контейнеров забились о стенки множеством хвостов и плавников.
   -Всё, - смрадно произнес Сосед, - приехали.
   -Куда, - почему - то шепотом спросил Брат .
   -К нашим - ответил Сосед, ничего не уточняя.
   Боковые бортовые двери со скрежетом отошли в сторону.
   -Выходите, - раздался снаружи голос. Голос прозвучал гулко, словно его отразило эхо.
   Первым выбрался Сосед. Он поочередно обнялся с людьми, стоящими возле экипажа и повернул голову назад, словно ещё раз приглашая к выходу остальных.
   В тусклом наружном освещении его лицо показалось Твёрдому ещё более неприятным, чем за все предыдущие дни их знакомства. Ещё больше проявились конопушки вокруг широкого носа. Толстые губы блестели, словно обмазанные жиром. Улыбка была явно фальшивой. Но Твёрдый спрыгнул на каменную плитку пола, устилавшую большое просторное помещение, похожее на общественный гараж. Под высоким сводчатым потолком тускло мерцали неоновые лампы. Некоторые из них перегорели и помещение заполнял полусвет, то ли , полумрак.
   Несколько человек в масках с парализаторами в руках окружили выбравшихся из экипажа, и как под конвоем повели в ещё более темный боковой коридор. Открылись двери лифта и вся компания втиснулась в небольшую кабину со слабосветящейся лампочкой на потолке. От сопровождающих сильно пахло застойным потом. На них были надеты плотные светло - синие куртки с маленькими золотыми рыбками в петлицах. Лифт понёсся вниз, так что у Твёрдого захватило дух. Но этот спуск продолжался совсем недолго. Кабина плавно затормозила и раскрылась в уютный полукруглый холл, отделанный бледно - голубым пластиком. Сверху, с потолка мягко лился такой же голубой свет, окрашивая лица, не закрытые масками, какой - то неприятной мертвенной бледностью. Вдоль стены стояло несколько кресел с более темной, чем стены обивкой, сюда и уселись прибывшие сверху. Их сопровождающие, кроме одного, очевидно старшего, бесшумно исчезли за матовой раздвижной дверью.
   Напротив кресел находилась ещё одна дверь, обитая тем же материалом, что и кресла. В центре обивки в бледно - голубом свете блестела большая золотая рыбка с оскаленной зубастой пастью.
   Старший в маске скрылся за этой дверью и пробыл там всего несколько мгновений. Вышел назад и жестом предложил сидящим войти туда, откуда он только что вернулся.
   Первым, пригладив короткую бородку и рыжие курчавые волосы, за дверь проник Сосед. За ним, почему - то, сузив черные щелочки глаз, отправился Горбоносый. Брат третьим исчез за дверью. Замкнул движение Твёрдый.
   Они попали в большой кабинет, выполненный в том же сине - голубом стиле. С потолка, вдоль боковых стен, из скрытых за прозрачными панелями неоновых ламп, лился мягкий лазоревый свет. Противоположная от входа стена представляла собой огромный аквариум, в котором среди водорослей и искусственных гротов, украшенных разномастными ракушками плавали, помахивая хвостами и плавниками, почему - то хищные рыбины.
   На фоне аквариума, за массивным пластиковым столом сидел маленький человечек с большой ярко- рыжей бородой. По его курносому розовому лицу звёздной россыпью разлетелись яркие рябины, и потому лицо его казалось обгорелым и даже бледный голубой свет в кабинете не сглаживал этого впечатления. Увидев вошедших, Рябой вскочил из - за своего огромного стола и оказался ещё меньше, чем предположил поначалу Твёрдый. И шёл он необычной вихляющей, подпрыгивающей походкой. Подошёл к Соседу и бросился в его объятия. Они простояли, так обнявшись несколько мгновений. ПотомРябой,высвободившись из объятий Соседа, приблизился к остальным троим посетителям. С ними обниматься не стал, а только внимательно осмотрел каждого большими ярко - синими глазами с длинными подведенными ресницами. Губы у него тоже были подкрашены. А лицо припудрено, но рябины - всё равно горели.
   -Присаживайтесь, - коротко сказал Рябой и взмахнул маленькой, с ухоженными пальцами рукой, показывая на ряд голубых глубоких кресел, расположенных вдоль боковой стены. Все сели. В креслах заработали вибромассажеры. Хозяин кабинета возвратился за свой стол и тоже уселся в изящное мягкое кресло, почти утонув в нём, что выглядело очень забавно. Твёрдый не сдержался и улыбнулся и эта улыбка не осталась незамеченной. Рябой скосил на Твёрдого свои ярко - синие глаза, словно выстрелил дуплетом.
   -Да, я такой! - сказал он звонким юношеским голосом, немного растягивая слова на гласных звуках.
   -Такой я маленький, рыжий, неказистый!
   Но это я вытащил вас из тюрьмы! Да нет, то место, куда вас отправляли гораздо хуже тюрьмы! Вы бы там сдохли очень скоро! И спас я вас не за ваши красивые глаза, - тут он сделал паузу и снова взглянул на Твёрдого, но уже открыто, оценивающе. От этого взгляда повеяло чем - то непонятным и нехорошим, но чем, Твёрдый не уловил.
   -У меня к вам вполне деловое предложение, - продолжил Рябой. - Я - человек деловой - владею вот этой рыбно перерабатывающей компанией. Я один из богатейших людей на Континенте. Я могу всё - почти всё. Во всяком случае - такой пустяк, как освободить заключенных ... - Он сделал ещё одну паузу и вдруг резко спросил:
   -Вам нравиться наш Бессмертный Властитель?
   Этот вопрос застал врасплох. Твёрдый это почувствовал. Все трое недоуменно переглянулись. Только Сосед сидел спокойно, пощипывая рыжеватую бороденку.
   -Только не повторяйте мне избитых фраз о всеобщей любви к этому прохвосту. Его уже никто не любит, кроме его самого и его гарема. Боятся - да! Но любить? Он всем надоел за эти две сотни оборотов. Пора его менять на кого - нибудь другого!
   -На кого? - не выдержал Горбоносый.
   -А вот в этом и суть моего делового предложения, - многозначительно сказал Рябой и, повернувшись вместе с креслом спиной к собеседникам, одновременно нажал какую - то кнопку на столе. В углу, возле стены - аквариума, вспыхнул большой экран визора. На экране замелькали знакомые пропагандистские кадры из жизни Властителя. И вдруг они сменились тоже очень знакомым, но никогда не виданным ни одним из троих Учеников, эпизодом. Первый и пока последний сеанс целительства. На площадке в свете прожекторов Наставник, простирающий руки над свистящим, топающим и улюлюкающим залом. Летящие оттуда в него оранжевые плоды. Драка с охранниками, Твёрдый видел себя, Брата и Горбоносого, отбивающихся от наседающих бородатых людей в черной униформе. И снова - Наставник, грустными темными глазами смотрящий на всё это безобразие.
   Экран погас. Рябой опять повернулся лицом к посетителям и пристально поглядел на каждого.
   -Вы поняли, кого я имел в виду? - спросил он и привстал, оперевшись руками, о край стола.
   Они поняли сразу. Поняли, но все трое не поверили в серьёзность слов Рябого.
   -Вы хотите совершить государственный переворот? - наконец проговорил Горбоносый.
   -И уверен, что вы все будете в нём участвовать.
   -Почему это вы так уверены? - ещё раз спросил Горбоносый, тоже приподнявшись в своём кресле.
   -Во- первых, потому что вы все трое теперь вне закона. Вы - беглые каторжники. Вас разыскивает охрана по всему Городу и, наверное, уже за его пределами. Здесь единственное место, где вы будете в безопасности. Вы знаете о моих планах, и уже невольно втянуты в них. И кто же вас теперь выпустит отсюда, даже если вы этого очень сильно захотите?
   И во - вторых: я думаю, что имею дело с умными людьми, и вы поймете все ваши перспективы, если мой план осуществится. Из изгоев и беглых преступников вы превратитесь в самых уважаемых и богатых людей Континента, почти таких же, как я. Ваш Наставник станет, Властителем и будет управлять согласно своим воззрениям. Пусть исцеляет, вдохновляет, ведёт за собой миллионы людей. Только бы не мешал нам делать наше дело.
   -А нынешний Властитель, что сильно мешает? - спросил Брат, сглотнув от волнения слюну.
   -Просто он до конца не осознает, кто на планете настоящие хозяева. Он пытается диктовать нам свои законы. Его Тайный Совет и служба безопасности вмешиваются в наши дела, а это вмешательство нам совсем не нравиться. Мы пытались пойти с Властителем на компромисс, на сделку, но он вообразил, что является именно тем, кем его представила, подчиненная ему пресса: суровым, но справедливым Хозяином.
   Нужно в глазах народа развенчать лживый ореол, а потому людям необходим новый лидер, совершенно не похожий на старого. Мы считаем, что ваш Наставник для этой роли вполне подойдет, и не стоит обращать внимания на его первую публичную неудачу. Это была спланированная провокация, нами спланированная. Помните того крикливого, что обвинил вас в шарлатанстве? Можете с ним ещё раз познакомиться, - и Рябой открытой ладонью указал на сидящего рядом с Твёрдым Соседа. Тот, как театральный актёр, приподнялся в кресле и поклонился.
   А Твёрдого это представление болезненно резануло. И до того Сосед был ему, подспудно, очень неприятен, а тут и вообще стал отвратителен. И, словно поняв чувство, которое к нему испытывают, Сосед, вновь усевшись в кресло, наклонился к Твёрдому и тихо проговорил:
   -Я только выполнял задание. Так было нужно ...
   И затем, после паузы, добавил:
   -А ведь Он меня излечил. И я Ему верю ...
   Но Твёрдый, почему - то, ему не поверил.
   -Мы придумали эту провокацию специально, что бы сбить нюх ищейкам Властителя, - между тем, продолжил Рябой, - нужно было притупить их бдительность. Пусть соперник, поначалу, окажется осмеянным и покажется не опасным. На него перестанут, обращать внимание и вот тогда начнется его мощная "реклама". Мы тоже обладаем кое, какими возможностями. Властитель контролирует не все газеты и не все каналы видео. Мы обклеим город листовками и плакатами. На подкупленных нами каналах будет развернута широкая пропаганда достоинств Великого Наставника, его необычайных способностей по излечиванию больных. Всё это будет вначале преподноситься без всякой политической окраски, но Властитель и глазом не успеет моргнуть, как популярность вашего Наставника подскочит на недосягаемую высоту. И вот тогда мы совершим переворот при полном одобрении народа. На престол взойдёт Великий Наставник и пусть он продолжает исцелять, принимать поклонения и милостиво отвечать на всеобщую любовь народа. Людям нужен кумир, в котором они могли бы безоглядно верить. Но Вечных кумиров не бывает, время от времени они должны заменяться. И такое время настало. Время смены Кумира!
   Рябой перевел дух. И посмотрел своими ярко - синими глазами на слушателей. Те молчали, не зная, что сказать. Пауза затягивалась, наконец, не выдержал Горбоносый:
   -Ну, хорошо, - сказал он, - но какую роль в вашей авантюре вы отводите нам?
   -Напрасно вы называете наш план авантюрой, - быстро отпарировал Рябой, - мы предприниматели, авантюрами не занимаемся. Всё просчитано до мелочей. Могут, конечно, случится неувязки и сбои, но в основном, должно произойти так, как мы задумали:
   -Есть только одна существенная деталь, - вдруг вырвалось у молчавшего до сих пор Твёрдого, - согласится ли Он?
   -Вы, молодой человек, своевременно задали этот вопрос, - улыбнулся сквозь тонкие напомаженные усики Рябой. Он пристально оглядел подкрашенными глазами всю мощную фигуру Твёрдого и улыбнулся второй раз. Глаза, его стали задумчивыми и какими - то маслянистыми. Они даже поблекли, словно покрылись поволокой. И опять, что - то неприятное зашевелилось, в груди у юноши и снова он не осознал, что именно.
   -В разрешении этого вопроса, этой задачи, этой как вы выразились, существенной детали, я и вызволил вас троих из застенков, куда вы попали тоже, так сказать, с моей подачи. Наша задача: уговорить вашего Наставника!
   -А если Он не согласится? - с вызовом в голосе спросил Горбоносый.
   -Он согласится! Он должен согласиться! - вдруг почти прокричал Рябой.
   -Если он вас любит! Если он к вам привязан! Он согласится!
   -А если не согласимся мы? - снова спросил Горбоносый, но уже другим тоном, предполагая ответ.
   -Вы тоже согласитесь, - так же понизил голос Рябой, усмехнувшись в тонкие усики.
   -Зачем повторяться.В моей власти вернуть вас туда, откуда только что вызволил. Без проблем. Ну, что хотите назад? Так я и думал, - расцвел в улыбке Рябой. Лицо у него тут же покраснело, и рябины стали почти незаметны.
   Затем воцарилось продолжительное молчание. Горбоносый поочередно вопросительно поглядел на братьев. Твёрдый только пожал плечами, а Брат слегка махнул рукой.
   -Вы не оставляете нам выбора, - подытожил молчаливые переговоры Горбоносый, - мы вынуждены согласиться ...
   -Ну, вот и замечательно! - Рябой потер маленькие ручки, с хорошо ухоженными ногтями, ладошками друг о друга.
   -Так что же делать нам? - спросил Горбоносый, с презрительным прищуром поглядев на хозяина рыбной корпорации, поймавшего их на свою удочку.
   -Вы должны написать Вашему Наставнику письмо, которое мы вам продиктуем. Со своей стороны мы тоже составили ему послание с нашими конкретными предложениями. Эти письма доставит адресату наш посланник, - и Рябой своими тонкими пальцами указал на Соседа. Тот скромно потупил взор.
   IV
   Им каждому отвели по комнате в громадном подводном дворце Рябого. Комнаты были вполне комфортабельными и уютными: с кондиционерами, массажными креслами и кроватями, с тренажерными снарядами в одном углу и большим видео экраном в другом. Здесь же, за раздвижной перегородкой находился компактный санузел. Рядом с видео экраном на тумбочке, стоял какой - то незнакомый Твёрдому шаровидный аппарат, соединенный с экраном тонким кабелем. Тут же на тумбочке, в специальной подставке лежали несколько разноцветных шариков размером с кулак. Шарики были пронумерованы с первого по двенадцатый. На вершине аппарата имелось круглое отверстие, совпадающее по размерам с диаметром шариков. Твёрдый взял шарик с номером один и вложил его в отверстие. Шарик медленно провалился в глубь аппарата. На пульте над треугольной кнопкой зажглась розовая точка - лампочка. Твёрдый нажал на кнопку. Видео экран засветился. На нём появилось изображение шикарно обставленной комнаты с мягкими диванами, коврами на полу и на стенах. Посередине стоял столик с сосудами и двумя высокими бокалами. Здесь же стояла ваза, наполненная фруктами. Под тихую музыку в комнату вошли двое молодых мужчин. Зашли они в обнимку, словно влюблённая парочка.
   Потом сели рядышком на диван к столу, выпили по бокалу и стали раздевать друг - друга, ласкаясь, как домашние зверюшки. Затем один полез второму ртом между ног.
   Твёрдый отвернулся от экрана. Ему стало тошнотворно. Он принялся, нажимать наугад на все кнопки подряд и одна из них выключила изображение. Шарик вылез из аппарата. Твёрдый брезгливо взял его двумя пальцами и положил на место. Можно было на этом закончить просмотр, но юношу разобрало какое - то странное любопытство. Он решил узнать, что записано на остальных шариках. В аппарат забрался ещё один, затем другой, третий, и на всех разыгрывались с вариантами примерно одни и те же сцены.
   Голые молодые мужчины устраивали парные или групповые оргии. Разнообразием видео тека в комнате Твёрдого не отличалась. Он уже безнадёжно махнул рукой, но всё же решил попробовать в последний раз и взял из оставшихся белый шарик с седьмым номером на круглом боку.
   Это был какой - то игровой фильм. И с первых кадров Твёрдого поразил необычный яркий, чужой пейзаж, на фоне которого стало разворачиваться действие фильма. На пронзительном голубом небе сверкало огромное желто - огненное солнце. Под его, видно, очень горячими лучами простиралось безжизненно гористая местность. Съемочная камера находилась на одном из невысоких горных уступов. Внизу по пыльной дороге двигалось несколько человек, в длинных мешковатых одеждах. Камера медленно укрупнила план и сфокусировалась на идущим первым мужчине в белом одеянии. От него, даже под этим ярким солнцем, исходило какое - то чистое сияние. И он внешне был очень похож на их Наставника.
   Люди приближались к белокаменному городу, окруженному высокой стеной. Редкие зеленые деревца и чахлый кустарник росли вдоль узкой мелководной речки, протекающей возле городских стен. В речке, стоя по колено в воде, плескалась голая ребятня.
   Городские ворота были распахнуты. Возле них стояла толпа народа с длинными узколистными ветвями в руках. Для вновь прибывших образовался проход. К человеку в белом одеянии, подвели какое - то небольшое копытное животное с длинными ушами. Человек уселся ему на спину и въехал в городские ворота под взмахами множества ветвей и восторженные крики толпы. Всё это действие происходило в полной тишине: то ли Твёрдый не включил звук, то ли фильм был немой.
   Человек на животном въехал в белокаменный город. За ним вошли его сопровождающие. Один из них мельком взглянул на камеру, и Твёрдый на мгновение почудилось, что это он сам на миг посмотрел в зеркало. Он даже отпрянул от экрана, так поразило его сходство с тем человеком из фильма. Он узнал себя. Но в ином мире и, кажется, в другом времени.
   Фильм внезапно прервался. По экрану пошли диагональные полосы, потом замелькали какие - то серые пятна. Затем цветная картинка возобновилась, но это были всё те же "мужские игры". Твёрдый отмотал изображение назад, включил фильм сначала, но увидел лишь полосы и пятна и снова голых похотливых юношей, которые вызывали у него отвращение. Треугольная дверь вдруг сдвинулась в сторону, и на пороге, облеченный в легкий голубой с серебристым отливом халат, появился ... Рябой. Он улыбнулся Твёрдому пухлыми, подкрашенными синей помадой губами и томно стрельнул в него взглядом пронзительных глаз из подведенных ресниц. Борода у него была аккуратно подстрижена и напомажена. На щеках играл искусственный румянец. Весь он источал благоухание. В руке он держал большой флакон с сине - зеленой жидкостью,
   -Можно к тебе в гости? - спросил Рябой, скосив взгляд на экран, где " мальчуганы" приступили к своей любимой забаве.
   -Тебе нравиться это? - не дождавшись ответа на первый вопрос, Рябой задал второй.
   -А что в этом хорошего? - сказал Твёрдый.--Я предпочитаю женщин.
   -Ну, это ты не узнал настоящего мужчину!
   -Рябой уселся в кресло.
   -Мужчины гораздо нежнее женщин. И они преданнее их ... Давай выпьем! - предложил он доставая из нижнего ящика стола два серебристых бокала.
   Он открыл флакон и налил в бокалы до самого верха густой ароматной сине - зелёной жидкости.
   Твёрдому выпивать с Рябым совершенно не хотелось. В этом внезапном посещении он угадал цель. И цель для него очень неприятную.
   -Пей! - Рябой томно протянул ему один из бокалов. Твёрдый взял в руку сосуд. Он показался ему тяжелым, холодным и влажным, словно покрытым потом. Влажным был и флакон, стоящий на столе. Но сам напиток оказался теплым, почти горячим с терпким на вкус ароматом удушливых горько - пряных духов. Пить его было противно, и всё же Твёрдый отхлебнул глоток. Напиток ворвался через горло в желудок и зажегся там, словно огненный шарик. И почти мгновенно по телу растеклось опьянение, и какое - то непонятное сладостное возбуждение. Твёрдый вдруг почувствовал, как сам по себе зашевелился и стал напрягаться его мужской ствол.
   Это движение заметил и Рябой. Он, видно, даже ожидал его. Руки его затряслись. Лоб, даже через обильный грим, покрыл испариной.
   -Можно я сделаю тебе хорошо? - прошептал он и накрыл рукой вздувшийся бугор. Рука расстегнула кнопки на брюках и полезла ещё дальше. Следом двинулась бородатая голова с выступающем из - за рта длинным красным языком, рот Рябого тяжко дышал от вожделения. Губы уже коснулись возбужденного ствола, когда с Твёрдым, внезапно, что - то произошло. Он резко отстранился от Рябого и отодвинулся вместе со своим креслом. Рябой ткнулся бородой ему в сапоги. Оказался на коленях и ошарашено поглядел на юношу. - -Ты меня не любишь? - пробормотал он слюнявыми губами.
   -Полюби меня, - произнес он более громко с мольбой в голосе, - я сделаю тебя начальником своей охраны. Ты будешь, богат, очень богат! Только позволь мне иногда быть твоим! Недолго, всего несколько мгновений! А в другое время можешь иметь, сколько хочешь женщин! Я ревновать не стану. Ты мне очень понравился. Я тебя озолочу. Уступи моему капризу. Ну, что тебе стоит?
   Твёрдый, отъехав на кресле в угол, смотрел оттуда на коленопреклоненного Рябого.
   Он стал приходить в себя. Возбуждение, вызванное, очевидно, небольшой дозой напитка, проходило очень быстро. И этот женоподобный рыбный магнат стал вызывать у него ещё большую неприязнь.
   Вдруг дверь снова сдвинулась с места, и в комнату не вошел, а вбежал, чем - то возбужденный Сосед. Увидев картину страстного объяснения, он понял, всё и от возбуждения не осталось и следа.
   -Ты хотел изменить мне, - проговорил Сосед упавшим голосом, обращаясь к Рябому.
   Рябой с трудом поднялся с коленей. Лицо его изменилось буквально на глазах. Из униженного просителя он мгновенно превратился во властного хозяина.
   -Почему тебя пропустили сюда? - почти завизжал он, глядя снизу вверх на Соседа. Тот сперва опешил, затем попытался взять себя в руки.
   -У меня было к тебе срочное сообщение, - сказал он уже более твёрдым голосом.
   -Что за сообщение? - спросил, нахмурясь, Рябой.
   -Он согласился, - коротко произнёс Сосед.
   -Ну, что же замечательно, - Рябой потёр ладошки друг о друга и улыбнулся довольно искоса взглянув на Твёрдого. Юноша понял, о ком шла речь в этом сообщении Соседа. Значит, план Рябого начал претворяться в жизнь. А они, трое, остаются заложниками.
   Рябой и Сосед скрылись за дверью. Но перед уходом Сосед "одарил" Твёрдого таким взглядом, что тот сразу понял, что заимел ревнивого врага.
   Следующие одни за другими дни проходили вереницей в комфортном заточении. Твёрдый ел, спал, "качался" на тренажере. Видео не смотрел, зная, что записано на "шариках". И всё
   больше находился наедине со своими мыслями. Он вспоминал Наставника, его горькое пророчество о скорой гибели их Планеты и его желании предотвратить эту гибель, спасти людей. Он искренне верил этим словам, и страх закрадывался в душу юноши. Но где - то в её глубине жила надежда, на несбыточность этого пророчества, наивное детское желание счастливо избежать неизбежного. И в нём жило то самое иное существо из другого мира, из другого времени - мальчик, чьими глазами Твёрдый видел сны об этом ярком солнечном мире, которого ещё нет, но он непременно будет в далёком необозримом времени и пространстве. Он нащупал у себя на груди, висящую на цепочке пирамидку, полученную им от Наставника, как и всеми остальными Учениками. Пирамидка приятно грела грудь. От неё лилось какое - то удивительное умиротворяющее тепло и она, даже в темноте, переливалось всеми цветами, начиная от красного и заканчивая фиолетовым. Может быть, по этому в душе Твёрдого быстро глохли приступы страха и отчаяния, время от времени проникавшие туда. Пирамидка успокаивала нервную систему. Сердце работало ровно, словно часы, Твёрдый засыпал. Он видел сны ...
   V
   ... Он проснулся от холода. Инстинктивно, чтобы согреться, подтянул ноги к животу, обнял колени руками и ощутил ладонями высокие грубые голенища сапог. Стал ощупывать себя дальше и понял, что одет в плотные матерчатые брюки, вправленные в эти самые сапоги. Дальше следовала какая - то куртка, подпоясанная широким кожаным ремнем с пряжкой. А сверху экипировка, оканчивалась каким - то неудобным тугим одеянием, прикрывающим грудь. Руки от него оставались свободными, но это не делало его менее неуклюжим. Под левым боком ощущался ещё какой - то неудобный продолговатый предмет с узким холодным металлическим верхом и более теплым и широким деревянным низом. Сбоку от этого предмета гладким рогом отходило кривое твёрдое ответвление. Голову прикрывал странный круглый металлический колпак, а всё озябшее тело длинный неудобный плащ.
   Лежащий приоткрыл глаза. Вокруг стояла сумеречная мгла, перепелёнатая белым саваном туманных лоскутов, неподвижно заставших в безжизненном воздухе. И сквозь эту мутную пелену высоко, в ещё темном, но уже кое - где блеклом небе, виднелся бледно оранжевый, размытый туманом круг - источник тусклого неясного света.
   С каждой минутой после пробуждения бледный круг опускался всё, ниже за какую - то темную преграду, пока не скрылся совсем, оставив только тонкую полоску вдоль чёрного края высокой остроносой пирамиды. А с противоположной стороны, из - за таких же мрачных вершин вдруг прорезалась яркая огненная спираль, которая стала на глазах разрастаться пока не превратилась в слепящий полуовал, осветивший всю тьму вокруг. И вокруг зашевелились темные силуэты, прикрытые серо - зелёными плащами. Из лежащих, фигуры превращались в сидячие. Некоторые уже вставали на ноги, подгоняемые негромким, но твёрдым голосом: "Подъём, подъём!" Это говорил один из людей, проснувшийся, видно, первым. У него на голове была не каска, а какая - то мягкая фуражка с коротким матерчатым козырьком, с эмблемой в виде овала из лучей и пятиконечной звезды, с каким - то кривым знаком в центре.
   Подъем состоялся в считанные минуты. Оправка, построение. Их было человек пятьдесят - молодых парней во главе с тоже молодым, но уже усатым командиром, решительным и целеустремленным. И задание у них имелось тоже вполне конкретное, и они готовы были его выполнить все, кроме одного - белокурого солдата, который, проснувшись, не знал, где он оказался и зачем стоит в строю и слушает краткие распоряжения усатого начальника.
   -Ходу нам около получаса, - тихо говорил тот, - а потом, мужики, действуем строго по диспозиции. И, чтобы у меня без дрейфа! Кто сдрейфит, тот и сдохнет! Ну, а теперь цепочкой вниз в долину. И не отставать! Нога к ноге!
   Вокруг плотной стеной стояли горы, невысокие, но кряжистые и крутые. Вылезшее из - за них солнце, ярко освещало это мрачное серое нагромождение уступов и обрывов, кое - где поросшее чахлой серо - желтой травой. Утренний туман рассеялся, и солнце уже стало слегка согревать замершие за ночь тела идущих вниз по узкой тропинке солдат. Тропинка петляла между скал, и нужно было следить за каждым своим шагом, чтобы не отступиться и не сбиться с общего ритма движения колонны.
   Белокурый солдат шёл в середине цепочки, стараясь, нога в ногу попадать за идущей впереди спиной в защитной гимнастерке с белыми, просоленными потом разводами и такими же подмышками. Тесемки бронежилета, надетый на спину вещмешок со свернутой плащпалаткой, сухим пайком подсумок, короткий пахнущий смазкой автомат с отвернутым штык - ножом. Другой нож, висящий на поясном ремне. Здесь же гнездовище для круглых, как яблоки, гранат. Фляга с водой и пистолет в кобуре. Вся эта тяжеленная амуниция с непривычки давила на тело, казалась многотонной тяжестью. К тому же, он почувствовал, что левая нога, обутая в грубый кирзовый сапог оказалась натёртой, видно, ещё с прошлого беспамятного дня. Портянки он, по недоумению, не перемотал и левая сбилась, до боли мешая идти. Но останавливаться было, нельзя и солдат шел, стискивая зубы, стараясь не хромать. Ко всему прочему, большая не по размеру каска всё время спадала на глаза, и ему приходилось приподнимать её край пальцами с грязными, нестрижеными ногтями. Пот ручьями стекал по лицу с тонкой "трехдневной" щетиной. Скорее всего, они в походе уже приличное время.
   За ним так же сдавлено дышали другие. Мерный топот сотни ног легким эхом отзывался в расщелинах скал. Впереди двигался командир. Он почти бежал, убыстряя ход цепочки. Понимал, что запоздал со спуском, что солнце уже поднялось. Пожалел солдат и, кажется, погубил задание. Но отступать уже было поздно. Надежда ещё есть. Праздник у тех, вчера был какой - то. Жрали всю ночь. Может, дрыхнут до сих пор?
   Цепочка спустилась в небольшую долину и по приказу командира рассыпалась и залегла за многочисленными валунами, разбросанными почти полукругом в сотне шагов перед большим, похожим на крепость, домом, обнесенным высокой каменной стеной с плотно закрытыми железными воротами. В стене и в нижней части ворот виднелись продолговатые отверстия, похожие на бойницы. Оттуда торчали автоматные стволы. На плоской крыше дома за бетонным возвышением, даже издалека был хорошо заметен большой зенитный пулемет, устремивший свою длинную чёрную трубку в безоблачное голубое небо. Возле пулемета кажется, никого не было. И автоматные стволы торчали видно просто так, для отстраски. Возле бойниц никто не стоял. Во всяком случае, командир в свой очень сильный бинокль никого не разглядел. Потеряли бдительность. А, может, ловушка? Засекли ещё на спуске. Специально попрятались и ждут, когда в открытую подойдут солдаты и перестреляют их как куропаток на выпасе. Но сидеть и ждать тоже не имеет смысла, время идет неумолимо. Утро уже вступило в свои права. Солнце вылезло из - за гор и вовсю сверкает в долине. Нужно спешить. Задание необходимо выполнить любой ценой.
   Белокурый солдат, как и все остальные, лежал за каменным валуном, кое - где поросшим чахлым темно - зеленым мхом. За недолгое время этого стремительного марш- броска парень очень устал. И теперь прилёг за валуном, переводя дыхание и отдыхая. Сапог сильно натёр ногу. Нужно было снять его и перемотать портянку. Но он почему - то пока на этот процесс не решался.
   В голове стояло недоумение. Оно не проходило с самого момента просыпания. Как он оказался здесь? И где он оказался? Попал в армию? Но ему ведь только семнадцать лет! Или двенадцать? Сон и явь смешались в одном клубке. И он в нём запутался, словно мотылёк в паутине. В паутине времени.
   Судя по всему, это не простые учения, а максимально приближённые к боевой обстановке - так, кажется, говорят военные. А, ведь, он не умеет обращаться с оружием. Нет, понаслышке, конечно, представляет, как нужно стрелять. Но, если сейчас дадут приказ, он и выстрелить не сумеет. Надо хоть на взгляд разобраться с автоматом и посмотреть, как другие со своими обращаются.
   Рядом за соседним валуном пристроился конопатый солдат. Он тоже, только что отдышался, но пот ещё тёк по его пятнистому лицу из под каски несколькими тонкими струйками. И он уже передернул затвор автомата, пристально вглядываясь в сторону дома - крепости. Белокурый юноша повторил все его манипуляции с автоматом. И вдруг испуг муторной волной прокатился по всему телу. Пальцы, сжимавшие оружие затряслись от поразившей его мысли: а вдруг это не ученья, а будет настоящий бой и в магазинном рожке не холостые, а боевые патроны? Он оглянулся вокруг и окончательно убедился в своём предположении.
   Солдаты явно готовились убивать пока невидимого противника. Из подсумок доставались гранаты. К стволам автоматов пристегивались штык - ножи. За дальним валуном двое расчехляли и готовили к применению, какое - то, похожее на небольшую трубу, оружие. "Гранатомёт" подсознательно всплыло в голове название "трубы". По другую сторону устанавливался на треногу тяжелый станковый пулемёт.
   Вот, по почти неразличимому приказу командира, двое солдат с гранатомётом, совсем не прячась, пробежали примерно с половину расстояния до дома и, наведя свою трубку на ворота, пальнули в них. Снаряд со свистом преодолел свой путь, гулко ухнул и с оглушительным треском разнёс железные половинки, образовав порядочную неровную дыру. И почти следом с паузой, всего в несколько секунд, раздался второй взрыв. Одна створка накренилась и рухнула на землю. На бетонном уступе плоской крыши возле пулемёта показалось взлохмаченная бородатая голова. Ствол пулемёта стал разворачиваться вниз, но как - то очень медленно, неповоротливо. Со стороны валунов злобным псом рявкнула очередь. Пули взбили бетонную преграду фонтанчиками серой крупы и пыли. Ствол пулемёта перестал опускаться. И тут же гранатомёт выплюнул третий заряд, точно накрыв пулеметное гнездо всполохом серого бетонного разрыва. Раскореженный черный ствол бессильно свалился на крышу.
   -Ну, мужики, пошли! - слабо донёсся после этого грохота голос командира. Солдаты выскочили из - за своих валунов - укрытий и нестройной цепочкой побежали в сторону дома.
   Белокурый юноша немного задержался, но тоже поднялся и, подчиняясь общему порыву, побежал на трясущихся ногах вслед за мелькающей впереди защитной спиной конопатого. Про свой автомат он совсем забыл, и тот болтался на груди, мешая движению. Нога в сапоге заныла саднящей болью. Боль эта отвлекала его внимание от быстро развивающихся событий, и двигался он почти автоматически, в общем - то, не понимая, куда и зачем бежит.
   А бежал он прямо на развороченные взрывами входные ворота, которые зияли перед глазами дымящимся черным провалом.
   Вдруг слева от входа несколько бойниц, ожило короткими трескучими очередями, ударившими прямо по бегущей цепочке солдат. Двое словно воткнулись на бегу в невидимую преграду и, взмахнув руками, свалились на каменистую землю. Остальные бега не остановили, а только пригнулись, стреляя на ходу по амбразурам. Над головой у белокурого солдата что - то свистнуло и ушло далеко за спину. Он и не сообразил, про пулю. Вторая ударила возле натертой ноги, взбив пыльный бурунчик и, с противным визгом, отлетела от каменистой почвы куда - то в сторону. Но он уже окончательно перестал осмысливать в себе сущность происходящего. Сознание, словно перешло на какой - то другой уровень, похожий на яркий и реальный сон. И спящий участвовал в его действии, как актёр, зная, что это всего лишь спектакль, и он скоро уйдет со сцены в настоящую реальность.
   Солдаты, потеряв ещё трёх человек, подбежали к каменной стене и прижались у её основания, обрезая угол обстрела для засевших возле бойниц. Двое солдат оказались возле самых развороченных ворот. Конопатый прислонившись к стене, тяжело и часто дышал. Пот потёк у него по лицу, оставляя на нём светлые разводы. Судя по всему, и его напарник выглядел со стороны не лучше. Несколько секунд они приходили в себя от быстрого бега под обстрелом. И вдруг возле их ног сверху упала граната. Один из солдат даже не понял, что свалилось. Второй среагировал моментально. Он схватил круглую "лимонку" и, швырнув её назад вверх за стену, прохрипел, выпучив страшные зеленые глаза:
   -Ложись! - и плюхнулся каской в основание стены, другой неуклюже упал рядом. Наверху что - то резко треснуло, словно в стену попало прямой наводкой молния. На спину посыпались разномерные камешки. Один больно ужалил натёртую ногу, попав в неприкрытое бедро. Вставать, не хотелось. А его уже тормошили руки конопатого:
   -Петька, ты живой? - спросил он таким же хриплым, но более тихим голосом.
   -Живой, - пробормотал Петр в твердую каменистую землю.
   -Ну, тогда вставай, чифая брать пошли, - и выругался матёрно.
   Пётр с трудом перевернулся с живота на спину и сел, прислонившись к стене. Голова кружилась, в ушах гудело от взрыва гранаты, а глаза с трудом различили, бегущие в чёрный провал ворот серые силуэты солдат.
   Ты что, контужен? - снова закричал в гудящее ухо конопатый, тряся его за плечи.
   Не знаю, - опять пробормотал Петр и сделал попытку подняться на ноги. Попытка удалась не сразу. Но всё же, удалась. И он, превозмогая головокружение, и слегка поддерживаемый конопатым, вошёл вместе с ним в крепостные ворота. И сразу же чуть не споткнулась о труп убитого солдата. Тот лежал на спине, широко раскрыв глаза. Автомат валялся рядом. Поодаль прислонившись к стене, и завалившись на бок, лежал ещё один мертвец, в каком - то большом несуразном берете с окровавленным лицом, опоясанным густой черной бородой. Двое таких же бородачей валялись в глубине двора вперемешку с несколькими солдатами. А двор гудел глухим треском автоматных очередей. Из узких окон дома по нападавшим, велся жидкий но прицельный огонь, на который они отвечали плотными злыми очередями, защищая своих гранатометчиков, которые уже прицеливались снести, обитую железом, входную дверь.
   Короткая очередь ударилась в метре от вошедших последними во двор. Оба солдата отпрянули в сторону, и конопатый навскидку резанул из своего автомата по узкой амбразуре, расположенной почти на самом верху, под плоской крышей. Пули взбили бетонную стенку вокруг черной прорези. Не дожидаясь результатов своей стрельбы, конопатый дернул, Петра за рукав куртки и оба они забежали за угол дома, как раз в ту секунду, когда бойница ответила новым коротким пулевым плевком.
   Они прижались, к стене дома и вдруг стена под плечом Петра сошла, с места и развернулась, под углом образовав вход, очевидно потайной. Конопатый только произнёс короткое "О" и тут же нырнул в этот темный лаз. Петр последовал за ним, наклонив голову в каске, когда он приподнял её, то оказался в слабо освещенном, откуда - то сверху длинном коридоре, который оканчивался деревянной дверью, обитой медной окантовкой. Конопатый, подойдя к двери, дернул за медную фигурную ручку. Дверь неслышно, совсем без скрипа, открылась. Перед ними вверх поднимались ступени добротной лестницы с перилами по правую сторону. Солдаты стали тихо, затая дыхание, подниматься по этой лестнице на второй этаж. Там имелась ещё одна дверь открывающаяся внутрь. Конопатый толкнул её. Перед глазами Петра предстала комната, закрытая по всей высоте витиеватой решеткой, фоном которой служила расписная шелковая ткань, скрывающая внутренности комнаты. За этой ширмой слышался чей - то тихий плач и вскрики, заглушаемые грохотом идущего внизу во дворе боя. Там, внизу, что - то ухнуло, резонансом потряся весь дом, усилив затихший было плач и вскрики. Кричали явно женщины.
   Конопатый просунул руки между переплетениями решетки и дернул за штору. Ткань с первого раза не поддалась. Рука рванула второй. И только с четвертой попытки штора сорвалась с невидимых петель и мягко упала вниз, в стороны открыв просторный интерьер в восточном стиле с низкими кушетками, заваленными пуфиками и подушками. Стены и пол в ярких пушистых коврах, напротив находились несколько узких (не больше полуметра) за- решетчатых окон, с только что пробитыми пулями стеклами. А в дальнем углу на одной из кушеток прижавшись, друг к другу сбились в кучу несколько женщин, совсем не восточной наружности. Кое - кто из них тихо плакал, уткнувшись в колени лицом. Другие в испуге вздрагивали от каждой глухой очереди во дворе. На появившихся за решетчатой перегородкой двух солдат, они по началу не обратили внимания: так те бесшумно подошли. Даже после того, как они сдёрнули покрывало. Женщины были поглощены страхом. И только возглас конопатого "Да, это наши девчонки, русские!", заставил их обернуться в сторону решетки. Они вскочили на ноги и сначала удивленно с испугом, а затем радостно посмотрели на подошедших, и тут же все дружно подбежали к решетке. Все они были симпатичными, а две - три, прямо красивыми. Они сгрудились перед зарешеченной дверью, закрытой снаружи на висячий замок. Одни улыбались, другие стали смотреть пристально и напряженно. И снова испуг отразился на их лицах.
   -Не бойтесь, девчонки! - сказал конопатый, - сейчас мы вас освободим.
   -А кто тебя об этом просил? - вдруг воскликнула одна из девушек - высокая брюнетка с голубыми глазами.
   -Может, нам здесь хорошо было, а вы явились - освободители! - в растяжку проговорила она, сделав на лице, кислую мину.
   Конопатый, да и Пётр тоже, опешили от такого внезапного заявления. Но тут голос подала другая девушка с каштановыми волосами и чуть карими раскосыми глазами:
   -Да не слушайте вы её ребята! - воскликнула косоглазка.-Она у Чифая - любимая жена: вот и изгаляется! В союз не охота ей ехать. Голодно там, говорят.
   -А, где он столько русских - то вас набрал? - спросил конопатый, прилаживаясь, как бы сбить замок автоматом.
   -Да здесь и набрал, - вмешалась ещё одна, русоволосая.
   -По госпиталям и столовым наворовал. Проникают они к нам в части по одиночке, парами, тройками. Кто склады взрывает, а вот наш девчонок симпатичных воровал, к себе в гарем.
   -Да, губа у него - не дура, - чуть усмехнувшись, тихо проговорил конопатый, повернувшись к Петру.
   Чем замок ломать будем? - спросил он, словно, его и самого себя одновременно.-Хоть из автомата отстреливай!
   И эта фраза вдохновила его на действие.
   -А, ну - ка, отойдите, девчонки, подальше, - сказал конопатый, передергивая затвор "калаша".
   -И ты встань за спину, - обратился он уже к Петру, - а то, как бы рикошетом не задело.
   Автомат коротко треснул. Пули ударились в дужку замка и с противным визгом отскочили в открытую дверь, ведущую вниз, в коридор. Замок отлетел в сторону и мягко шлепнулся на ковёр. Конопатый дернул на себя витиеватую дверь - решетку и зашел в гарем. Петр последовал за ним.
   Женщины уже не радостно, а настороженно стояли в глубине комнаты, поглядывая на вошедших солдат и, очевидно, не зная, как себя вести. Не знали, как себя вести и освободители. Пауза затягивалась. За окнами гремел бой.
   И вдруг из дальнего угла комнаты гарема с диванчика поднялась ещё одна, незамеченная до этого, женщина, со медными, убранными на затылок волосами. Она взглянула на Петра большими синими глазами и бросилась к нему, обняв руками за шею. Петр опешил, но не отстранился. Женщина целовала его в небритые щеки мягкими губами. По её лицу текли слёзы.
   -Ты пришёл, - шептала она, слегка задыхающимся голосом.-Я так ждала тебя! И уж не надеялась. А ты пришёл!
   Какое - то смутное воспоминание всплыло из дальних глубин памяти. Неведомый вначале образ женщины вдруг стал обретать знакомые черты. Да, он ведь её хорошо знал . Знал в каком - то другой, забытой им сейчас жизни. А подсознание выдавало лишь одну "картинку". Полутемная комната, освещенная только боковым желто - оранжевым светом полной луны и два юных тела, сплетенных на белых простынях кровати. Как же её зовут? Как и луну - Селену, Еленой.
   Лена! Но почему они встретились здесь, видно, в чужой горной стране, с которой воюет его страна? И он - солдат. То ли захватчик, то ли - освободитель? Автомат мешал прижать к себе Лену. Пётр одной рукой сдвинул его за спину. Другой расстегнул под подбородком ремень каски и сбросил круглый шлем на мягкий ковёр. Потом приподнял вверх заплаканное лицо молодой женщины и поцеловал её в губы. Лена жарко ответила на поцелуй.
   Они стояли так несколько минут на всеобщем обозрении, у Петра кружилась голова, и он уже позабыл, где находиться. Теплые женские губы магически подействовали на него. Он целовал их, а кружение захватило уже не только голову, но и всё тело. Закрытые глаза усиливали эффект, и Петру казалось, что он летит, падая в какой - то круговорот, из которого никогда не будет возврата и выхода.
   Но это продолжалось всего лишь пару минут. Внезапно, чьё - то резкое движение оторвало Лену от Петра. Лена вскрикнула. За спиной закричали и другие женщины. Петр открыл глаза. И несколько секунд никак не мог прийти в себя. Комната, наполненная людьми, всё ещё кружилась перед взором. А в центре неподвижно замерло лицо Лены с испуганными потемневшими глазами. У её правого виска торчал длинный металлический предмет с рукояткой, схваченной волосатыми пальцами. Позади виднелась чья - то бородатая лысая голова. Голова таращила на Петра выпученные черные глазищи. Рот, изрыгал какие - то ругательства на непонятном языке. И лицо орущего было Петру очень знакомо. Он где - то много раз его видел, но сейчас вспомнить не мог. Некогда было вспоминать. Тот, бородатый, держал возле виска Лены пистолет и орал что - то на своём языке, обращаясь явно к двум русским солдатам. И он отступал, от них в сторону коридора прячась за женщину, словно за щит.
   -Чифай, - услышал Петр, позади голос конопатого.-Откуда он, гад, появился? Уйдёт ведь, падло.
   Автомат висел у Петра за спиной. Да и что толку от него? Как тут выстрелишь? Он всё равно успеет первым. Ему только нажать душку.
   -Нужно отвлечь его, - вполголоса говорил сзади конопатый.-Отскочи в сторону. Он на тебя среагирует, а я его шлепну. Я "калаш" снял с охраны.
   Шли драгоценные секунды. Чифай шаг за шагом отступал назад к коридору, таща за собой испуганную Лену!
   -Ну! - почти крикнул конопатый.
   Петр прыгнул вперед навстречу Лене. Она, словно поняв его движение, резко присела под ноги Чифаю. Тот, падая, вскинул пистолет в сторону летящего на него Петра. И в последнюю долю секунды Пётр вспомнил на кого похож этот лысый чернобородый афганец. На отчима ... "Отчим" выстрелил в "пасынка". Петр почувствовал сильный удар в грудь. От удара сердце словно подскочило к горлу. Послышался женский визг, и следом короткая автоматная очередь. Пуля застряла в бронежилете. Пётр потерял сознание ...
   
   VI
   ...Он очнулся и долго лежал, прислушиваясь к звукам за дверями и к отблескам сна внутри себя. Отголоски с каждым мгновением затихали в глубинах пробудившегося сознания. Звуки за дверью с каждым мгновением усиливались. За плотной дверью слышались отголоски, какого - то треска, словно где - то там, в коридоре, замкнула электропроводка.
   В начале Твёрдый не понимал, что там происходит. Кроме треска до слуха доходили неясные крики и шум, похожий на падения людских тел. Затем дверь резко отошла в сторону, и перед взором проснувшегося предстало несколько человек в чёрной блестящей форме с излучателями наизготовку. Первой в комнату вошла женщина с ярко - рыжими волосами, обтянутая чёрным блеском комбинезона с серебряными пряжками и кнопками от подбородка до живота. В руке она держала короткий излучатель, ствол которого ещё не остыл и отливался темно - багровым.
   -Ты должен пойти с нами, - негромко сказала она знакомым голосом.
   Твёрдый поднялся с кресла, на котором заснул и видел сны. Не только голос, но и весь облик стоящей перед ним рыжеволосой теперь показался ему очень знакомым. Они где - то встречались и, кажется, совсем недавно. Долго вспоминать ему не пришлось.
   Существо его вспомнило само. Женщина тоже поняла, что он её узнал и уже измененным тоном, где слышались утробные нотки прошлой близости, проговорила:
   -Я искала тебя. Ты нужен мне, - и дотронулась рукой в перчатке до его лица. А потом, словно спохватилась и отдернула пальцы.
   -Тебя и твоих друзей ждут, - снова по - другому сказала она.-Ждут в Храме любви.
   -Кто? - спросил Твёрдый и за миг до ответа ощутил его:
   -Главный смотритель Шара хочет с вами поговорить.
   -Зачем мы ему?
   -А ты не знаешь, что произошло?
   Твёрдый непонимающе мотнул головой.
   -Однополые подняли мятеж. Треть Города сейчас в их руках. Во главе стоят Рябой и ... ваш Наставник.
   -Он принял их ультиматум ... из - за нас ...
   -Твёрдый сообразил, что тон у него извинительный, и дальше фразу продолжать не стал.
   -Собирайся, - сказала рыжеволосая, - нам нельзя терять время. Мы и так с потерями прорвались сюда, в штаб Рябого, через тайный тоннель.
   -Ну, что же, пошли, - Твёрдый двинулся к выходу. Люди в черном расступились перед ним. Он вышел в коридор. Голубые стены окрасились красными брызгами, и обоженными дырами. На полу в лужах крови лежали несколько человек в синих мундирах с рыбками в петлицах. Чуть дальше один на другом неподвижно застыли двое в черном.
   -Скорее, - слегка подтолкнула его в спину рыжеволосая спутница.
   Твёрдый перешагнул, через лежащий на пути труп и в окружении бородатых охранников, и в сопровождении девицы, быстро пошёл по широкому коридору, освещенному мерцанием голубых шарообразных ламп. Кое - где лампы или потухли или были разбиты во время недавнего боя, и в коридоре царил призрачный полумрак.
   Они подошли к боковой галереи, когда из неё внезапно выскочили несколько человек в синих мундирах.
   -Ложись! - донеслось за спиной. Твёрдый бросился на пол. Над головой прошипели раскаленные шарики. Два охранника в черном упали с глухими стонами. Остальные открыли ответный огонь. Перестрелка продолжалась, несколько отрезков. Твёрдый только один раз поднял голову, как огненный шарик разорвался рядом, проделав дыру в пластиковом полу и обдав край одежды каплями раскаленной плазмы. Затем хлопки выстрелов, шипение разрядов и крики стреляющих стихли.
   -Поднимайся, - сказал за спиной женский голос.-И быстрее, вон туда, в конец коридора!
   Твёрдый поднялся сначала на руки и вдруг заметил, что левая забрызгана большими красными пятнами. Рядом уткнувшись, лицом в пол лежал бородатый охранник в черном мундире, прожженным в нескольких местах плазменными шариками. Из под убитого по полу растекалась большая лужа крови. Ещё двое застыли чуть поодаль.
   Один, прислонившись спиной к стене коридора, другой, распластавшись неподалеку. Пятеро в синих мундирах лежали вповалку в узком проходе боковой галереи.
   Сзади Твёрдого снова легонько подтолкнули. Он вновь перешагнул через убитого и двинулся дальше, сопровождаемый несколькими оставшимися в живых черными бородачами. Медноволосая женщина с коротким излучателем в руке обогнала его и теперь шла чуть впереди. От её блестящих волос тонко несло дорогими духами, смешанными с запахом гари. И такое сочетание будило полузабытые ощущения, совершенно неуместные в подобной обстановке. Женщина, с которой он имел, первую и единственную близость шла впереди, и в обтянутой комбинезоном красивой фигуре чувствовалась вожделенная грация соблазнения. Она прекрасно знала, что он на неё смотрит, и знала как! А влияние опасности обостряло это чувство.
   Сбоку в коридоре внезапно открылся незаметный с первого взгляда проход. Из него показалась бородатая голова. Вся компания устремилась внутрь прохода. И вовремя. Позади раздался шум и топот множества ног. По уходящим в стену ударил залп. Плазменный вихрь расплавил пластиковую обивку задвигаемой двери. Несколько шариков успели пролететь внутрь и разорвались, ударившись в каменную стену бокового прохода.
   Дверь за спиной поспешно задвинулась. Щелкнул какой - то запор с наружной стороны раздались удары и еле слышные крики. У охранников в руках вспыхнули электрические фонари. Они осветили тех, кто уже находился в этом тайном боковом проходе. Два лица были Твердому очень хорошо знакомы. Брат обнял его. Горбоносый просто дотронулся вытянутой рукой до плеча, как было принято при приветствии. Твёрдый тоже положил свою ладонь на плечо Горбоносого. И вдруг из - за его плеча выглянула ещё одна знакомая физиономия, Твёрдый тоже узнал её сразу. В свете фонаря ему ухмыльнулся и, как - то двусмысленно подмигнул ... Сосед. А он, как здесь оказался? Ведь он - правая рука Рябого. Если не сказать большее ...
   -Уходим! - произнёс в темноте голос медноволосой женщины. Все поспешили во мрак тоннеля. Лучи фонарей вырывали из этого мрака куски каменных стен и потолка, сочившегося каплями холодной, очевидно, морской воды. Под ногами тоже было сыро. Какие - то длиннохвостые с чешуйчатой кожей зверьки с противным визгом выскакивали из луж у самых ног и стремглав мчались куда - то в темноту. Один из охранников, не удержавшись, выстрелил по ним, но промахнулся. Плазменный шарик вскипятил лужу, распугав множество других зверюшек. Панический визг эхом отражался от каменной сферы тоннеля и двигался впереди идущих людей.
   Охранники во главе с медноволосой, судя по всему, очень торопились. И этот скоростной ритм движения заставлял ускорить шаг и троих, то ли освобожденных, то ли заново плененных. Хотя их никто и не подгонял, они шли так же быстро, как и остатки отряда охранников.
   Ноги у всех уже давно промокли, а тоннелю, казалось не, было конца. Они все шли, шли, шли. Медноволосая впереди. Чуть позади сбоку в отблесках фонарей мелькал силуэт Соседа. По бокам и сзади хлопали по лужам сапоги охранников. Пленники шли в середине. Этот переход по бесконечному тоннелю, в конце концов стал утомлять даже молодого и здорового Твёрдого. А что говорить о пожилом Горбоносом. Тот такого темпа явно не выдерживал и тяжело сдавленно дышал. И вот он остановился, схватившись рукой за сердце. Твёрдый и Брат подхватили его с обеих сторон.
   -Всё не могу больше, - прошептал Горбоносый, оседая на руках братьев. Сзади на остановившихся наткнулись охранники. Один из них толкнул Твёрдого в спину излучателем.
   -Не останавливаться! - тяжело выдохнул он. Видно тоже устал.
   -Вы, что, не видите? Ему плохо! Он идти не может! - зло проговорил Твёрдый.
   -Нельзя останавливаться! - упрямо прохрипел охранник и добавил, - несите его на руках.
   И ничего другого не оставалось делать. Братья перекрестили руки, сомкнули их друг у друга на запястьях. И на них, как на стул, усадили Горбоносого. Он обнял молодых людей за плечи. Путь, уже более медленный, продолжился. А через некоторое время медноволосая остановила процессию. Братья разжали руки и Горбоносый встал на мокрый каменный пол. Перед ними куда - то высоко вверх уходила поржавелая металлическая лестница. На неё первым и забрался один из охранников, затем второй, третий. Следом рукой в чёрной перчатке за лестницу ухватилась медноволосая. Она быстро стала подниматься, словно и не устала за время длительного перехода. Твёрдый стал забираться за ней. Иногда он приподнимал голову и в неярких отблесках фонарей видел только плоские подошвы её обуви, да изредка, обтянутый чёрной блестящей материей круглый женский зад. При подъеме это мимолетное зрелище никаких ассоциаций не вызывало. Подниматься было нелегко даже такому здоровяку, как Твёрдый. В узкой лестничной шахте оказалось мало воздуха, и ползущий позади Горбоносый, задыхался. Твёрдый явственно слышал его хриплое сдавленное дыхание. Предпоследним лез Сосед, а замыкал восхождение ещё один охранник.
   Лестничные ступеньки оказались не только ржавыми, но и влажными, что делало подъем ещё труднее и неприятнее. Но, наконец, наверху что - то негромко брякнуло, и сразу стало легче дышать. И подниматься стало легче. Твёрдый вслед за медноволосой Спутницей выбрался из люка на грязную, замызганную мостовую. Они оказались среди мусорной свалки. Вокруг стояли забитые до верху баки, которые уже давно никто не чистил и не убирал. Вместо свежего воздуха на людей дохнуло зловоние. Неподалеку на куче отбросов лежал полуразложившийся труп. От него ужасно смердило.
   -Быстрее отсюда! - воскликнула медноволосая, прикрывая ладонью рот и нос.
   Все скорым шагом выбежали из мрачной мусорной арки на еле освещенную тоже замусоренную улицу. И снова наткнулись уже на несколько трупов, лежащих на тротуаре. Окна в домах не светились, а улицу освещали не фонари, а всполохи оранжевого огня, вырывающиеся из окон одного из домов. Живых людей поблизости видно не было.
   -Вот до чего довели однополые! - в сердцах сказала медноволосая.
   -Их только вчера выбили отсюда. Они ненавидят женщин. Убивают их без жалости. Нам нужно торопиться, - добавила она уже другим тоном.
   Почти прижимаясь к стенам темных громадных зданий, они, как могли быстро, двигались по направлению к центру Города. Везде натыкались на следы недавнего боя. Два сожженных боевых экипажа перегородили улицу. Рядом лежали несколько человек в синих мундирах. Их никто не убирал. Высоко над домами под самым куполом терминального колпака слышался свистящий гул нескольких винтолетов. Они летели к портовой окраине для бомбардировки позиций однополых.
   
   
КНИГА 2
   
"ЦВЕТОК РАЗДОРА"
   
ДЕНЬ IV
   I
   Площадь перед Храмом Любви со всех сторон была окружена высокими
   железобетонными плитами. И лишь со стороны "главного подъезда" имелась узкая входная калитка, буквально на одного человека. Здесь находился усиленный охранный пост. А по всему огороженному периметру площади, сменяя друг друга, дежурили вооруженные до зубов охранники из личного полка Властителя, одетые в черно-серебристые мундиры.
   В Городе было объявлено военное положение в связи с мятежом однополых. Подача света, тепла и воды сократилась до минимума. Атомные электростанции были взяты под усиленную охрану. Именно вокруг них и происходили самые ожесточенные бои. Однополые, естественно, стремились захватить основные коммуникации, чтобы затем диктовать свои условия. Но их атаки были отбиты, и мятежники откатились на окраины, где стали опять концентрировать силы для нового нападения. Создалось неустойчивое равновесие, которое в любой момент могло заново перерасти в столкновения.
   По широкому, но сейчас совершенно опустевшему проспекту имени Первого Хранителя Шара любви шел небольшой отряд, одетый в черные мундиры, окруживший плотным кольцом трех невооруженных мужчин. Возглавляла отряд женщина в тугом, обтягивающим фигуру, комбинезоне. Она, судя по всему, очень торопилась, и отряд почти бежал по левой стороне проспекта. У обочины стояли брошенные экипажи. Некоторые из них обгорели от прямого попадания плазменных снарядов. Воздух здесь оказался спертым и насыщенным какой - то гарью. Скорее всего, вентиляционные станции перестали работать, и воздух в Городе не очищался.
   В горле у Твёрдого при дыхании неприятно першило. Видно, такие же ощущения испытывали и остальные. Даже медноволосая Спутница уменьшила своё ускоренное движение. За ней притормозил и весь отряд. Из подсумок, висящих на боках, достались пучеглазые, круглорылые противогазы. Они оделись на головы, и весь отряд в одно мгновение стал похожим на видеомонстров, о похождениях, которых Твёрдый много раз смотрел фильмы в кинотеатре своего поселка. И эти люди ему стали ещё более неприятны. Все, кроме женщины. Для троих пленников противогазов не нашлось, и им пришлось продолжить путь с першеньем в горле.
   Проспект Хранителя упирался в его Мавзолей, стоящий посередине площади Шара любви. Площадь была забаррикадирована, и виднелась только верхняя часть мавзолейной пирамиды с обычно светящимся оранжевым шаром на острие. Сейчас шар потух и не вращался. Вдоль железобетонной стены, направив стволы своих плазменных орудий в сторону проспекта, замерли с выключенными моторами несколько приземистых боевых экипажей. Люки у них оказались открытыми, и сбоку виднелись чёрные шлемы и морды противогазов командиров машин.
   Отряд подошёл к узкой лазейке пропускного пункта. Здесь стояли двое дюжих охранников в противогазах, с излучателями наизготовку. Они ещё больше насторожились, увидев идущих, которые вполне могли быть переодетым отрядом однополых. Но вид, шедшей впереди женщины, немного успокоил постовых. Как известно, однополые женщин ненавидели.
   Подойдя к посту, женщина показала одному из охранников пластмассовый жетон с вмонтированной внутрь фотографией и личным светящимся кодом. Охранник вытянулся перед ней во фрунт. Второй тут же последовал примеру товарища.
   Отряд, встав друг за другом в затылок, по одному цепочкой вошёл в проходную калитку и попал на площадь. В дальнем конце её возвышался Храм Шара любви, бывший когда - то спортивным сооружением. Венчал Храм прозрачный купол, внизу которого, в подвешенном состоянии, вращался Истинный Шар любви. Попечителем Храма был сам Властитель. Но лично он редко вел церемонию Поклонения. И то, в основном, для своих приближенных. Для простых горожан существовала целая каста смотрителей. Те, облаченные в оранжевые с черной искрой балахоны, разгуливали по дворцу и большую часть времени бездельничали. Церемонии проходили раз в три оборота, и поклоняющихся на них собиралось крайне мало, иногда даже меньше, чем самих смотрителей. Но с этим положением уже почти все смирились, кроме может быть Главного смотрителя, мечтавшего о новом всплеске религиозного Поклонения Шару. Для этого он организовал в Храме просмотр видео - фильмов скабрезного содержания и бесплатную раздачу наркотических стимуляторов. Женский кардебалет в голом виде выплясывал перед каждой церемонией завлекательные танцы. Но людям и это все давно приелось. И хоть в баре и возле сцены народ толпился, но в Поклонный Зал заходить не торопился, отвергая скучный ритуал. В горячую голову Главного смотрителя пришла мысль о запуске голых девиц в сам Зал, но Совет во главе с Властителем охладил его пыл и такого кощунства не допустил.
   Сам Властитель в этом Храме уже давно не жил. А где находились его апартаменты, неведомо было почти никому, исключая его ближайшее окружение. Но те старались о месторасположении Властителя не распространяться. Даже вездесущие газетчики и видео журналисты не могли раскрыть тайну.
   Властитель внезапно появлялся то на одном мероприятии, то на другом. Выступал там с речью, раздавал автографы и снова исчезал, словно провалился сквозь землю.
   Но, когда произошёл мятеж однополых, Властитель стал публично появляться чуть ли не каждый день. Он в своих речах клеймил, позором мятежников и призывал покончить с бунтом в самые короткие сроки. Но, пока эти его призывы не смогли претвориться в жизнь. Хоть мятежники и были выбиты из центра Столицы, городские окраины оставались под их контролем. Именно там, на окраинах проживало большинство однополых, там процветали рассадники наркомании. И именно на этих полулюдей делал ставку Рябой. И, возможно, он не просчитался. Множество из них болело неизлечимыми недугами. И им, собственно, было уже нечего терять. Они воевали с фанатизмом обреченных, и только дисциплина, профессионализм и численное превосходство, позволили охранной гвардии Властителя отбить их яростные атаки. Но все в правительственном окружении были уверены, что наступление однополых повторится. Для этого их и накачивали возбуждающими агрессию наркотиками. За поимку руководителей мятежа Властитель назначил громадные награды. Первыми в списке на розыск стояли Рябой и ... Наставник. Но об этом трое его Учеников, идущих в окружении отряда охранников, ничего не знали. Не знали они и где находятся остальные Ученики. В стане однополых? Или арестованы, как люди ,близкие Наставнику?
   Отряд вышел на площадь. Храм Шара любви возвышался черно-бетонной громадой, сооруженной из нескольких пирамид разной величины. Центральную, самую большую, усеченную пирамиду, венчал прозрачный оранжевый купол, сейчас, так же, как и шар на Мавзолеи Первого Хранителя, совершенно неосвещенный и потому снизу смотрящийся
   как-то тоскливо и сумеречно. И вся, без обычной иллюминации, площадь, выглядела мрачно. На ней, всегда оживленной, особенно перед Церемонией Поклонения, теперь царил военный порядок. Гвардейцы охранного полка Властителя находились на своих постах по периметру, и по Площади не сновали. И только патруль из трёх охранников остановил отряд на самом подступе к Храму. Проверил у Спутницы её карточку, и тоже, все трое вытянулись. Видно, эта женщина получила какие-то особенные полномочия от властей. Так же, как и предыдущие охранники, повели себя и постовые возле парадного входа в Храм. Они, при показе женщиной карточки, сложили руки по швам, топнули ногами и приподняли подбородки невидимых, скрытых противогазами лиц. К слову сказать, лица самой женщины они по той же причине, не видели, и как распознавали подлинность предъявителя карточки, Твёрдому было неведомо. Но, ведь распознавали.
   Вестибюль Храма освещался рядами тусклых оранжевых шариков, находящихся почти под самым потолком. Полутьма создавала иллюзию суженного пространства. На этот эффект "работали" и черные матовые стены. Посетители, входя в вестибюль, попадали, словно в узкую темную комнатку, из которой было два выхода: назад на площадь или вперед - в широко распахнутые двери Зала Поклонения. Большинство выбирало путь вперед. Тем более, что на пути к любви и счастью, как известно, теперь располагались питейные и увеселительные заведения. Но, в данный момент, они не функционировали по причине чрезвычайных событий. Твёрдый подумал, что привели их сюда не для обряда Поклонения. Но шли они через тёмный вестибюль и такой же темный и длинный коридор и, наконец, перед ними раскрылись матовые двери, видневшиеся светящимся пятном из вестибюля. Сняты с голов противогазы. Охранники знали, а пленники почувствовали свежий воздух.
   Люди вошли внутрь огромной кристаллической сферы. Сейчас полутемной, освещаемой только отблесками таких же тусклых шариков, но расположенных не на потолке, а по всей окружности черного лакированного пола, во многих местах потерявшего свой блеск от потертости множеством ног. Подкрасить его смотрителям Храма было не досуг. В центре сферического зала, совсем невысоко, медленно вращался в воздухе Шар любви. Размером он был, схож с земной тыквой и, окрашен примерно так же. Чёрные всполохи-змейки иногда пробегали по его тусклой поверхности. Впечатление он производил неприятное, и поклоняться ему совсем не хотелось. Впрочем, никто из зашедших в зал, этого делать и не собирался. Все прямиком направились в противоположный от входа конец зала. Женщина, которую Твёрдый стал про себя называть Спутницей, нажала какую-то, скрытую от посторонних глаз, кнопку. Часть стены-сферы отошла в сторону, и весь отряд оказался в большой, ярко освещенной кабине. Снова нажатие кнопки и лифт с чудовищной скоростью помчался вниз. У Твёрдого перехватило дыхание. Он посмотрел на стоящих рядом. Брат выглядел растерянным. Он поймал взгляд Твёрдого и сокрушенно мотнул головой. На лице Горбоносого читалась усталость. Он стоял, опираясь на руку Брата, и чувствовалось, что держится из последних сил. Медноволосая Спутница на Твёрдого не смотрела. Она своими ярко-синими глазами уставилась в пол лифта, наклонив голову со спутанными противогазом волосами. Такое невнимание немного задело самолюбие Твёрдого. Но он постарался заглушить в себе эту досаду и тоже отвернулся от Спутницы. Лица охранников были непроницаемы. Но и на них чувствовалось утомление. И только тут Твёрдый заметил, что в кабине лифта нет одного человека, начавшего вместе с ними путь от подводного дворца Рябого. Где от них "откололся" Сосед, Твёрдый не заметил?
   Наконец лифт остановился. Дверцы раздвинулись, и все дружно вышли в длинный, тускло освещенный коридор. В коридоре было пустынно, и пока они шли куда-то по его темному бесконечному прогону, на пути встретились всего двое Смотрителей Шара в оранжевых одеяниях. Увидев идущих, Смотрители исчезали в боковых ответвлениях коридора, словно призраки. И вот отряд завернул в один из таких проходов, который оказался тупиковым. Большая металлическая дверь преграждала проход. Сбоку на специальном пульте горело в ряд буквенное табло. Спутница подошла к нему и, вставив свою карточку, нажала на несколько светящихся букв-кнопок. Буквы погасли, а дверь с неприятным повизгиванием раздвинула свои треугольные створки.
   Вестибюль заливался ярким светом. Лампы, вмонтированные в стены, освещали несколько пластмассовых стульев с прямыми спинками и массивными ножками, стоящих вдоль стен, выкрашенных тусклой темно-бежевой краской. В центре вестибюля стоял тоже массивный грубо сделанный стол, за котором сидел длинноволосый человек в оранжевом одеянии Смотрителя Шара любви. Один из прототипов шара, в виде настольного светильника, стоял у него на столе. Длинноволосый Смотритель увлеченно стучал по клавишам электронного монитора, и только скрип раздвигаемой двери отвлек его от этой работы.
   Увидев, вошедшею многочисленную, забрызганную грязью и кровью компанию, он вскочил из-за стола и замахал на, остановившихся неподалеку, тонкими руками с длинными пальцами. Но заговорил неожиданно низким басом, совершенно несопоставимым с его внешностью.
   -Куда вы такие? Немедленно в душ!
   И нажал на пульте стола какую-то кнопку. Стена справа от него раздвинулась, образовав темный проход. Прибывшие нестройной гурьбой двинулись туда. Полузатемненный коридор заканчивался рядом кабинок с матовыми полупрозрачными дверцами. Мужчины, во главе с одним из охранников, прошли за перегородку налево. Женщина повернула в правую сторону, но неожиданно остановилась и оглянулась на шедшего позади Твёрдого.
   -Там на всех места не хватит, - тихо и вкрадчиво произнесла она.-Идем со мной.
   И она так выразительно посмотрела, что Твёрдый понял всё. Он сделал несколько шагов вслед за Спутницей в небольшую раздевалку с вешалками на стене и скамейками под ними.
   Повернувшись спиной к Твёрдому, Спутница принялась стягивать с себя комбинезон. Сначала освободились плечи, затем спина, и дальше, словно из черного кокона, появились розовые круглые ягодицы. Комбинезон упал к сильным, стройным ногам. Спутница повернулась к Твёрдому, открыв для его взгляда две тугие полные груди и чуть выпуклый атласный живот с узкой ямочкой пупка посередине. А под животом, ниже покрытого легким рыжеватым пушком, лобка уже были заметны розовые лепестки распускающегося "цветка любви". У Твёрдого перехватило дыхание, и он почувствовал в брюках шевеление .
   -Раздевайся, - на выдохе прошептала медноволосая, он стал снимать с себя одежду, даже не замечая, что делает. Одежда свалилась с него за считанные мгновения. Он сделал шаг навстречу молодой женщине.
   -Идём под душ, - снова прошептала она и, приблизившись, мягко, но сильно ухватилась рукой за напряженный "ствол". Так и ввела Твёрдого в кабинку, которая оказалась довольно просторной даже для двоих.
   Вода полилась тонкими струйками со всех сторон, кроме пола, куда она уходила сквозь мелкую сетку. На полочке прикрытое пластиковой крышкой, лежало мягкое мыло. Спутница, почти не глядя, вытащила кусок и одной рукой стала намыливать им волосатую грудь мужчины, другой, играя с твердым "стволом".
   Мыло дало обильную ароматную пену. У молодого мужчины кружилась голова. Близость желанного женского тела взбудоражила его и лишила способности мыслить и рассуждать. Он только хотел одного, как можно скорее соединиться с этой прекрасной женщиной, как это было тогда ночью, в гостинице. Но медноволосая, словно не спешила отдать себя, хотя, судя по всему, была возбуждена не менее Твёрдого. Но ей почему-то хотелось продлить прелюдию любви, и она продолжила процесс мытья. Намылив мужчину, она стала мылиться сама. Твёрдый, не сдерживаясь, ухватился обеими руками за тугие скользкие груди. Но те, мокрые, вырвались у него из ладоней и заколыхались от этого движения, как спелые плоды под сильным ветром. Твёрдый уже в полном исступлении стал ласкать сильное женское тело, ловя губами пухлые губы Спутницы. Губы впились друг в друга, а тела соединились...
   
   II
   В кабинет они зашли втроём. За огромным треугольным столом сидел хозяин кабинета и что-то, не отрываясь, писал на листе желтой бумаги.
   На вошедших он не обратил никакого внимания, продолжая строчить остроносой красящей палочкой короткие строчки по центру листа. В сторону посетителей была обращена, сверкающая в отблесках мягкого оранжевого света, абсолютно лысая, без единого волоска, голова. По кабинету разливалась тихая, журчащая мелодия, в водянистую канву которой вплетались голоса каких-то птиц и шелеста листвы. Да и весь кабинет был очень похож на оранжерею. Вдоль стен стояли декоративные кадки, густо поросшие серой травой. Из кадок, под высокий потолок кабинета тянули свои стволы, стебли и ветви ползучие растения. Наверху они сплетались в один змеевидный клубок и там распустились большими мясистыми бледно-розовыми цветами, источавшими неприятно резкий, кислый запах. Между цветами порхали на тонких перепончатых крыльях насекомые, похожие одновременно на земных стрекоз и комаров. На обрезанных сучках веток в позолоченных пирамидальных клетках сидели, нахохлившись, невзрачных расцветок птицы. Птицы молчали, сумрачно поглядывая вниз черными бусинками печальных глаз. Вошедшие ещё долго стояли, переминаясь с ноги на ногу, а Лысый всё водил палочкой по бумагу, словно ничего не замечая вокруг. Наконец, уставший стоять Горбоносый, громко и демонстративно кашлянул, распугав порхающих под потолком насекомых. И только тогда Лысый хозяин кабинета оторвался от своей писанины. Он посмотрел на троих, стоящих в дверях отсутствующим взглядом водянистых, почти белых глаз. Его худое, совершенно безволосое лицо, выразило полное недоумение по поводу появления в кабинете незнакомцев. Он нехотя отложил красящую палочку в сторону и пристально оглядел своими белесыми глазами всех троих. Потом приоткрыл рот и слабым меланхолическим голосом спросил:
   -Вы ко мне? - при этом сделал недовольную мину.
   Посетители переглянулись. После душа их практически чуть ли не силой провели через приёмную, мимо длинноволосого смотрителя и втолкнули в этот кабинет. А, оказывается, здесь их и не ждали. Во всяком случае, никакого желания общаться хозяин кабинета, пока что не проявлял. Его оторвали, скорее всего, от любимого занятия, словно по доброй воле какие-то просители и ему приходиться теперь на них отвлекаться.
   -Нас привели к вам для какого-то разговора.
   -Горбоносый под этим взглядом смутился, но свои глаза не опустил, а стал тихонько покашливать, словно реверберируя тот первый громкий кашель.
   -Вы больны? - вдруг быстро среагировал на его покашливание Лысый.
   -Да, немного, - проговорил Горбоносый, - и устал я.
   -Мы тут все устали. Пешком шли издалека. И, с вашего позволения, присядем.
   -Горбоносый покосился на несколько кресел, стоящих под деревьями в кадках.
   -Ну, что же, садитесь, - слабо махнул рукой Лысый - в самом деле, разговор предстоит длинный и тяжелый. А стоя, долго не наговоришься.
   Он нажал под столом на какую - то кнопку. Журчащая музыка смолкла, а кабинет наполнили методичные, похожие на удары сердца, глубокие стуки. Они неприятно отозвались в груди Твёрдого. Его сердце будто отозвалось на этот внешний стук и забилось с ним в такт. Видно, тоже самое почувствовали Брат и Горбоносый. Все трое взволнованно переглянулись между собой, ощущая внутренний дискомфорт.
   -Вас не смущают эти звуки? - негромко спросил Лысый из-за стола. Но его голос каким-то образом усилился и прозвучал чуть ли не в ушах:
   -Вас не смущает этот стук?
   -Смущает, - ответил Горбоносый, - нельзя ли его выключить?
   -Почему же, можно, конечно, - кисло улыбнулся Лысый, - но я так привык разговаривать со своими посетителями под это сопровождение, что будет сложно от него отказаться. Это глубокое биение настраивает на определенную волну мои мысли, да и ваши тоже. Если вы станете говорить неправду, стук изменит свою частоту, и ваши сердца тоже станут биться в том же ритме, вернее аритмии. Так, что беседа вам всем троим, может оказаться приятной, а может и наоборот, очень болезненной, в области сердца.
   -Ну, что же пропустим вопросы ничего не значащие ни для вас, ни для меня. Ваши имена мне известны. Можете их не называть. Меня интересуют другие. Кто такой ваш Наставник? Как он появился на нашем Континенте? И откуда он взялся? Сложные вопросы? - снова улыбнулся кислой гримасой Лысый.
   -Но без ответов на них у вас могут возникнуть большие неприятности не только в области сердца, но и в других областях тела. И этот разговор всего лишь маленькая дружеская беседа. За ней могут последовать и другие, совсем недружеские. Подумайте несколько мигов. И отвечайте, кто что знает. Договорились?
   Сердечный метроном, продолжал отбивать ровный насыщенный ритм. Трое в креслах сидели молча. В голове Твёрдого возникали и тут же исчезали короткие мысли. Что он может рассказать Лысому? Сам он знал немного. Он знал, как встретился им Наставник посередине внезапно затихшего штормового океана. И эта встреча была необъяснимой и, даже, противоестественной. Но они поверили Ему, и пошли за ним. Они, верили Ему до сих пор. И они не смогут Его предать. Пусть даже остановятся их сердца под действием прибора здесь, в кабинете Лысого. Они не станут ему отвечать. Твёрдый это почувствовал, взглянув на Брата и Горбоносого. В их глазах он прочёл те же самые мысли, ту же самую решимость.
   -Мы ничего не скажем! - твёрдо сказал за всех троих Горбоносый.
   Лысый удивленно поднял ко лбу свои тонкие выцветшие брови.
   -Напрасно вы так самоуверенны, - ухмыльнулся он, после паузы.
   -Из этого кабинета ещё никто не уходил без признания. Может быть, вам удастся соврать председателю Тайного Совета? Проверим?
   И Лысый, поклонившись над столом, повернул на нём какой-то рычажок. Сердечный метроном тут же сбился с размеренного ритма и стал давать частые глубокие перебои. И Твёрдый почувствовал в груди очень неприятные ощущения. Словно там то и дело замирал тугой болезненный комочек. Так продолжалось некоторое время. Затем закружилась голова, и стало мутиться сознание. Твёрдый помутневшим взглядом посмотрел на Брата и Горбоносого. Те, видно, чувствовали себя не лучше. Горбоносый схватился рукой за сердце и готов был вот-вот свалиться с кресла. Брат ещё держался, но лицо его было очень бледным, глаза стали закатываться. Он судорожно сжимал подлокотники кресла и силился встать, но ему это не удавалось.
   Твёрдый понял, что они втроём умирают под действием неведомого аппарата, доведшего их до сердечного приступа.
   И вдруг всё прекратилось, сознание стало проясняться. Из тумана выплыл кабинет, увитый растительностью и его хозяин за треугольным столом с ехидно - сочувственной улыбкой на выбритом худом лице. На плече у него сидело большое крылатое насекомое, и они были очень похожи: два безжалостных существа, абсолютно непохожих на людей.
   -Ну, какие ощущения? - с любопытством спросило одно из существ.
   Все трое промолчали, что-то совсем не хотелось разговаривать с этим гнусным типом.
   -Может быть, повторить эксперимент? - Лысый потянул палец к выключателю.
   -Не надо! - внезапно почти крикнул Горбоносый, вытянув по направлению к столу свою худую руку. -Не надо! Я расскажу, всё что знаю - и извинительно посмотрел на братьев.
   -Ну, вот и отлично. Говорите, - оживился Лысый и протер свою лысину бумажной салфеткой. Видно, вспотел, экспериментируя.
   -Я не знаю, кто он такой на самом деле, - медленно, с трудом начал Горбоносый, - но он называет себя Богом.
   -Богом? - удивленно приподнял брови Лысый. - Любопытно. И чего же этому самому вашему Богу здесь у нас делать? Если не секрет?
   -Он говорит, что хочет спасти нашу Планету от гибели. Мы погрязли в грехе. И грех этот внутри нас. Мы должны избавиться от него, измениться и переродиться. Поверить в Любовь.
   -Но ведь, на нашей Планете и так правит любовь. Вот это, например - Храм Шара любви!
   -Он говорил, что всё это никакого отношения к Божьей Любви не имеет. Это - ложь и зло, которое приведёт к нашему уничтожению.
   -И вот ради всеобщего спасения ваш, так называемый "Бог", связался с однополыми и возглавил их мятеж, явно с целью захвата власти и свержения нашего Бессмертного Властителя. Хороши действия мудрого бога, целителя, спасителя и Наставника! Ничего не скажешь! - ритмической скороговоркой сказал Лысый.
   -Я могу понять его мотивы, - проговорил Горбоносый.-Он просто спасал нас троих, взятых однополыми в заложники. А те его использовали в своих целях. Вот им-то, как раз, и нужна власть.
   -Значит, однополые и их руководитель Рябой пользуются вашим, будем называть его, Наставником в качестве приманки?
   -Мы в подробности не посвящены - пожал плечами Горбоносый.
   -Ну, а, предположим, - усмехнулся Лысый, - вашему Наставнику станет известно, что теперь вы находитесь в наших руках. И мы вас будем пытать, а затем казним, если он добровольно не сдастся законной власти для суда над ним. Как он поступит?
   -Я не могу прогнозировать его действия - опустив голову, проговорил Горбоносый.
   -Что ж, есть непосредственная возможность проверить его поступки - снова усмехнулся тонкими губами Лысый.-Вы уж не обессудьте, всё должно быть натурально и пытки и последующая казнь. Пытки у нас изощренные, вы долго будете мучиться. Но не умрете даже от болевого шока. Порог боли преодолен не будет. Чуть-чуть. Самую малость. Современная техника позволяет. А Совет - рекомендует.
   -Начнём с вас молодой человек, - Лысый взглянул своими белесыми глазами на Твёрдого.
   -У меня к вам очень важный и существенный вопрос - и сделав паузу, он четко выговорил каждое слово.
   -Где Книга?
   -Какая книга? - с трудом ворочая пересохшим внезапно языком, спросил Твёрдый. О какой Книге шла речь, он сразу же сообразил. Но в кутерьме прошедших событий, сам о Книге совсем позабыл. А вот Лысый ему напомнил. Но откуда узнал?
   -Вы прекрасно понимаете, о чём я говорю, - уже без усмешки сказал Лысый.
   -Отвечайте, иначе вам и вашим друзьям придётся, ой как не сладко! ...
   -Я не знаю, где она сейчас, - откровенно ответил Твёрдый.-В гостинице она оставалась, а сейчас, наверное, у Наставника или у кого- нибудь из Учеников.
   -Охотно мог бы вам поверить, молодой человек.-Лысый скептически приподнял левую бровь, - но профессия у меня такая, - не верить никому. Хотя, я, по сути своей, романтик и поэт. Знаете, балуюсь в свободное время стихосложением. Ваше появление и отвлекло меня от сочинения оды нашему Властителю. Так вот, охотно бы поверил, но есть в народе пословица: "Доверяй, но проверяй". Сейчас я и проверю: правду ли вы говорите? И Лысый снова нажал какую - то, спрятанную у него под столом, кнопку. Голову Твёрдого будто сдавило тугим обручем. И обруч этот стал постепенно нагреваться, пока не раскалился до дикого жжения в мозгу. Сознание снова стало теряться от сильной головной боли. И Твёрдый только усилием воли заставил себя не закричать. Он крепко сжал подлокотники своего кресла и попытался приподняться. Но какое-то неведомое притяжение удерживало его в сидячем положении. И тогда он собрал всю свою волю, всю свою силу и дернулся вверх. Внизу что-то затрещало и с оглушительным шумом лопнуло. Боль и жжение горящим обручем мгновенно исчезли. Кресло со сломанными, выкорчеванными из пола ножками упало на бок. Твёрдый ногой отшвырнул его в сторону и, одним прыжком перемахнув стол, несильно ударил Лысого по лбу, расквасив перелетевшее туда насекомое. Лысый охнув, смятым оранжевым кулем свалился под стол. Там он затих, то ли оглушенный, а то ли убитый ,как то существо. Тут же со своих мест вскочили Брат и Горбоносый. Брат тоже подбежал к столу. Вдвоём с Твёрдым они вытащили из под него Лысого, который оказался только оглушенным. Братья перевернули поэта-садиста на живот и скоренько связали ему руки полами его же собственного одеяния. Рот заткнули кляпом из скомканных салфеток, стопкой лежавших на столе. Рядом примостилось несколько желтых листков. На них красящей палочкой, были нацарапаны какие - то строки. Твёрдый беря салфетки, случайно прочел одну фразу:
   Шар и Властитель - близнецы - братья ...
   Дальше он читать не стал, заткнул кляпом рот Лысого и вместе с Братом поспешил к двери, возле которой замер, приложив ухо Горбоносый.
   -Ну что? - шепотом спросил Твёрдый.
   -Вроде, всё тихо, - тяжело дыша, прошептал ему в ответ Горбоносый.
   -Как будем выходить? - вступил в разговор Брат.
   -Спокойно и как ни в чем, ни бывало, - переводя дыхание, проинструктировал Горбоносый и глубоко выдохнув, взялся за ручку двери.
   Длинноволосый секретарь подозрительно взглянул на троих, выходящих из кабинета Главного смотрителя и председателя Тайного Совета.
   -Вас отпустили? - удивлённым басом спросил секретарь. Но ответа не получил. Брат, подойдя к нему, вдруг резко ударил ребром ладони по тонкой секретарской шее. Длинноволосый захрипел и опустился на руки Твёрдого. Секретаря усадили в его же кресло и спеленали, как младенца, заткнули рот какой-то бумагой. Теперь нужно было пройти в коридор между двумя охранниками. Вооруженными в отличие от Главного смотрителя и его секретаря. Да, понадеялся Лысый на надежность своей аппаратуры. Даже пост не оставил в приёмной. Наверное, не предполагал, что его электронные кресла можно вырвать из пола с корнем.
   Горбоносый отыскал на пульте у секретаря кнопку открывания дверей в коридор. Братья встали по краям, возле дверных плинтусов. Дверь медленно разошлась в разные стороны. Показались черные спины охранников. Братья одновременно бросились на них сзади, и своими крепкими руками сжали шеи обоих. Те даже не вскрикнули. Их оттащили в глубь приемной и тоже основательно скрутили. Братья овладели излучателями охранников. Горбоносый взял себе шоковую дубинку. Трое беглецов тихонько вышли в тёмный коридор Тайного Совета Храма Шара любви. Дверь за ними закрылась автоматически. Они поспешным шагом двинулись по направлению к лифтовой площадке, спрятав свои излучатели под одеждой, но сняв оружие с предохранителей, на всякий случай.
   В коридоре им никто не встретился, но, подойдя к лифту, они увидели возле него стоящих в ожидании троих смотрителей в оранжевых длиннополых балахонах с капюшонами на головах. Лица у всех троих были выбриты. Это считалось отличительной особенностью смотрителей Шара любви. План тут же мелькнул в головах беглецов, и они, как по команде, подскочив к смотрителям, повалили их на пол. Братья со своими справились быстро, а вот Горбоносый замешкался. Смотритель оказался не из робкого десятка и, к тому же, достаточно силен физически. Он вскочил на ноги после первого падения и вдруг неожиданно ударил Горбоносого кулаком по лицу, попав по зубам. Горбоносый схватился за окровавленный рот. Смотритель, видя, что его враг нейтрализован, резво бросился, на Брата размахивая кулаками.
   Но тут он ошибся. Брат драчуном был неуступчивым. Он подставил блок под удар смотрителя и со всей силы "засветил" ему под челюсть. Тот свалился, как подкошенный, лязгнув сломанной костью. Изо рта у него потекла тоненькая струйка крови.
   Всех троих поверженных смотрителей отволокли в самый темный угол и стащили с них оранжевые балахоны. Беглецы быстро переоделись в них. Накинули на головы капюшоны и, снова спрятав под одеждами оружие, вошли в лифт. Лифт понесся вверх. У Твердого от перегрузки голову сжали тиски, немного похожие на действие аппарата Лысого. Но неприятное ощущение быстро закончилось. Лифт стал тормозить. И вот двери его разошлись, открывая беглецам путь через зал Поклонения. Они, укрывшись капюшонами, почти бегом проскочили, прикрытое кристаллической сферой пространство и через темный коридор, устремились к выходу из Дворца любви. Двери были закрыты. Беглецы остановились в замешательстве. Как им быть дальше? Предположим, они сумеют открыть двери и пройти без шума мимо стоящих на посту часовых. Но, как они незаметно преодолеют площадь, напичканную солдатами охранного полка? Ведь те их обязательно остановят и догадаются, что под оранжевыми балахонами вовсе не смотрители, а сбежавшие арестанты.
   -Стрелять умеете? - тихо спросил Горбоносый, братьев.
   -Никогда не пробовали, - признался Твёрдый. Руки у него почему-то мелко затряслись, а на лбу выступили холодные капельки пота.
   -Тогда давай сюда свой излучатель, - повелительно прошептал Горбоносый.
   -Пришлось вытаскивать из под балахона оружие и отдать его более опытному товарищу по бегству.
   Взамен излучателя Твёрдый получил шоковую дубинку.
   -В драку не вступать до последнего момента, - приказным тоном тихо изрёк Горбоносый.
   -Ну, пошли, да поможет нам наш Наставник ...
   Горбоносый отыскал сбоку у двери кнопку. Нажал её. Двери Храма с дребезжанием открылись. Беглецы вступили на площадку и, не обращая внимания на часовых, стали спускаться по ступеням вниз, на площадь. Ступеней было очень много, и Твёрдому всё казалось, что уходящих сейчас окликнут и остановят часовые. Он спиной чувствовал их подозрительные взгляды. Но никто не окликнул, и не остановил трёх смотрителей, не спеша опускающихся по храмовой лестнице.
   Смотрители спустились на площадь и так же неспешно, наклонив головы в капюшонах, двинулись по направлению к пропускному посту. Всё ближе узкая лазейка с двумя часовыми по краям выхода. Один из смотрителей, высокий и, кажется, молодой чуть прибавил шаг. Но идущий впереди притормозил его порыв, ухватив за рукав балахона. До выхода оставалось совсем немного, когда на смотрителей обратил внимание, вышедший из-за железобетонных плит, патруль. Старший патруля, с двумя лычками на рукаве, приблизился вплотную к остановившимся в двух шагах от выхода смотрителям. За стёклами противогаза их стали осматривать внимательные глаза.
   -Просветленные - обратился старший к смотрителям с подобающим почтением.
   -Вам нельзя выходить за пределы периметра! Вы можете попасть в руки однополых.
   -У нас срочное задание от Главного Смотрителя - сказал стоящий впереди смотритель, не поворачиваясь лицом к патрульным.
   -В таком случае предъявите пропуск, подписанный им, - старший протянул руку за пропуском и тут же получил удар в пах.
   Твёрдый ударил очень точно. Охранник согнулся пополам и упал на мостовую глухо воя под противогазом от боли.
   Два других патрульных ничего не успели сообразить, как улеглись рядом со своим командиром под точными ударами братьев.
   Трое переодетых беглецов бросили к выходу, но перед ними с двух сторон выскочили, загородив дорогу, постовые с излучателями наизготовку. А позади уже слышался топот сапог солдат заметивших столкновение перед пропускным постом.
   -Лазутчики однополых! - послышался чей-то приглушенный, но услышанный возглас.
   У Твёрдого неприятно заныло в груди. Словно маленький испуганный мальчик сжался там комочком, стараясь найти убежище. Чужой страх, чуть не парализовал волю, но в этот миг оранжевый балахон Горбоносого вдруг оттопырился на животе и два раза коротко вспыхнул. Постовые, уронив излучатели, в бессильных позах повалились друг на друга, перегородив своими телами нижнюю часть выхода. Но через них можно было легко переступить. По ходу Горбоносый подхватил один излучатель постового и бросил его Твёрдому.
   -Теперь стрелять придется! - крикнул он ему.
   И тут же за их спинами в бетонные надолбы ударил плазменный шквал. Но они уже оказались на другой стороне, и сломя голову, кинулись через проспект ближе к домам, распугав робких, одиночных прохожих, осмелившихся войти на улицу по каким-то неотложным делам.
   А через узкий вход, давя друг друга, уже лезла солдатня. Командиры боевых ближайших экипажей не успели вовремя отреагировать на внезапное поспешное бегство троих смотрителей, и стрелки не смогли взять их в прицел своих плазменных орудий.
   -Бейте по охранникам! - закричал Горбоносый и первым выстрелил в сторону прохода, уложив одним шариком сразу двоих, успевших выскочить вперед. Твёрдый и Брат, почти не целясь, тоже открыли беспорядочную стрельбу по появляющимся в отверстии людям в черных мундирах. Те отпрянули назад, не решаясь повторить свой первый яростный порыв.
   И тут заговорили орудия боевых экипажей. Один плазменный шар совершил перелет и разорвался за спинами беглецов, расплавив отверстие в стене ближайшего дома. Блестящие капли раскаленным дождём заплясали по тротуару. Несколько плюхнулось и зашипело у самых ног Твёрдого, обдав его коротким жаром.
   Другой выстрел пришелся на мостовой перед стрелявшими с колена братьями и Горбоносым. Как они успели увернуться от обжигающей, летящей на них лавы, им самим было неведомо.
   -Бежим! - закричал Горбоносый и вдруг вскрикнул уже по другому. Болезненно и протяжно. Он упал на тротуар, но тут же поднялся, тряся левой, свободной от излучателя, рукой. Сзади на предплечье в рукаве образовалось дымящееся обгорелое отверстие. Плазменный комок прожег руку Горбоносого до кости. Горбоносый был в шоке. Он стоял на тротуаре, хватая горелый воздух широко открытым ртом, не в силах произнести ни слова.
   -Быстрее! - прокричал над самым ухом Твёрдого Брат.-Тащим его в сторону, за дома!
   И они подхватили Горбоносого под ноги, и что есть оставшихся сил, побежали с ним в ближайший проход между домами. В тёмном проходе стоял легковой экипаж. Из него только что выбрался хозяин - маленький бородатый человечек в темно - коричневом кургузом балахоне. Он, видно, услыхав пальбу, передумал выезжать на проспект. Человечек уже собирался закрыть на ключ дверцу экипажа, когда из-за угла дома выскочили двое здоровенных парней в одежде смотрителей, несущие на руках третьего - пожилого с вытаращенными глазами на горбоносом лице. У всех троих на плечах болтались излучатели. А балахоны смотрителей были в нескольких местах прожжены и помяты.
   -Мы забираем у вас экипаж! - хрипло прокричал один из парней, сделав страшное лицо.
   -У нас раненный!
   И, не церемонясь, вырвал ключ у маленького человечка. Тот сопротивляться и даже хоть как протестовать совсем не попытался. К войне он уже стал привыкать и ждал, что когда -ни -будь лишится и своего экипажа. Человечек отошёл в сторону и, прижавшись к стене дома, наблюдал, как Брат и Твёрдый заталкивают на заднее сидение Горбоносого и сами с трудом влезают в крохотную кабинку маломерного экипажа. Мотор чихнул, колёса крутанулись. Экипаж вылетел на Проспект и помчался по нему с самой большой скоростью, способной выжиматься из слабосильного агрегата.
   Это скоростное движение по пустому Проспекту не осталось незамеченным. Охрана, поднятая по тревоге, бросилась в погоню на скоростных двухместных экипажах. Маломерка с тремя беглецами оторвалась от погони всего квартала на два. Но охранники мчались гораздо быстрее преследуемых.
   Твёрдый сидел за рычагами. Водителем он был опытным, но Город не знал совершенно, и мчался по пустынным улицам наугад. В зеркале заднего обзора он видел быстро нагоняющих их охранников и прижал педаль скорости до отказа. Но экипаж почти не увеличил скорость. Он и так мчался на пределе своих возможностей. И тогда Твёрдый круто развернул его в первый попавшийся проулок и, наверное, слишком поздно, к своему ужасу сообразил, что проулок оказался тупиком. Большой, почти идеально круглый двор с рядами темных треугольных окон в десяток этажей, три, судя по всему, закрытых наглухо подъезда. Забитые до отказа мусором контейнеры. И несколько дорогих экипажей, припаркованных к центральному подъезду, над которым тускло, светилась какая-то вывеска.
   Разворачиваться назад было уже поздно. Оставалось только принимать бой. Твёрдый подогнал свой экипаж в хвост, стоящим у подъезда, и братья, схватив излучатели, выбрались во двор. Горбоносый на заднем сидении лежал, потеряв сознание, но был жив: грудь его под мятым балахоном смотрителя медленно вздымалась.
   Твёрдый занял оборону за мусорными контейнерами. Брат стремглав побежал назад к выходу из двора и спрятался за нишу в стене, отделенной от двора низким бетонным бордюром - идеальное место для стрельбы. Зарядные магазины у излучателей были почти полны. Твёрдый, для верности, вооружился ещё и излучателем Горбоносого. Численное превосходство охранников компенсировалось удобными позициями беглецов. Но вот, сколько они сумеют продержаться.
   Быстроходные экипажи ворвались в тупик ревущей звериной стаей. Резко взвизгнули тормоза. С десяток моторов наполнили гулкий колодец двора ревом и выхлопным чадом. Охранники водили по сторонам своими безликими резиновыми мордами противогазов, не замечая пока своей добычи. Излучатели болтались у них на плечах.
   Сидя за мусорным баком, Твёрдый очень надеялся, что всё обойдется без боя. Поглядят охранники, да и уедут дальше. Подумают, что ошиблись проулком. И экипаж с раненным Горбоносым очень удачно пристроился за большим перламутровым агрегатом. Но надежды Твёрдого оказались напрасными. Один из охранников, подъехавший ближе всех к скопищу экипажей, слез со своего двухколесного и прямиком направился к спрятанной Твёрдым "маломерке", держа на готове излучатель. Трое других последовали за ним. И тогда, скрытый за контейнерами Твёрдый, выстрелил в первого охранника. Он целился в ноги. Но плазменный шар угодил ниже спины черного мундира. Охранник схватился за ягодицу и свалился на мостовую.
   А Твердый быстро и методично, почти не волнуясь, прострелил ноги троим, идущим следом. Всё произошло в несколько мгновений, и пока, оставшиеся в седлах охранники что-то сообразили, в дело вступил, засевший у них в тылу, Брат. Он церемониться не стал, а двумя точными выстрелами уменьшил превосходство противника. Но всё же оно осталось почти троекратным.
   Уцелевшие охранники, спрыгнули со своих экипажей и, укрывшись за ними, открыли, бешеный огонь в направлении обоих братьев не давая им даже приподнять головы. Что делать дальше, Твёрдый не знал. Он сидел, прижавшись спиной к металлической стенке контейнера. Вокруг него плескались брызги плазменных разрядов. Он понимал, что охранники могут по рации вызвать подмогу. Тогда братьям точно наступит конец. Нужно только подороже продать свою жизнь. Но пока этой возможности не представлялось. Отстреливаться при таком плотном огне было нельзя. Твёрдый краем глаза взглянул на место стоянки экипажей. Дорогие красивые агрегаты были уже в нескольких местах продырявлены. А маломерка осела на обод с пробитым скатом.
   Стрельба, между тем, не прекращалась. Видно, зарядов у охранников было предостаточно. И тут Твёрдому пришла в голову догадка: а вдруг трое поливают их огнём, а двое других уже подползают, где -нибудь сбоку? И не успел он подумать об этом, как справа, за одним из контейнеров мелькнула черная фигура. Твёрдый быстро несколько раз навскидку выпалил по охраннику. Тот глухо вскрикнул, как ужаленный и повалился вниз противогазом на кучу мусора, выпавшую из бака. И вдруг в центре двора что-то взвизгнуло, а затем оглушительно рвануло. Эхо гулко заухало, отражая звук взрыва от стен. И стрельба тут же прекратилась. Через несколько мгновений Твёрдый осторожно выглянул из-за контейнера. Потом приподнялся повыше. Затем встал в полный рост. Трое охранников неподвижно валялись возле своих экипажей. Четвертый лежал неподалеку, не успев доползти до бордюра. Из-за него уже поднимался целый и невредимый Брат.
   III
   Нужно было срочно удирать. Шуму они понаделали предостаточно. Но куда денешься с раненным? Колёса маломерки оказались простреленными и спущенными. Не пешком же уходить? Братья подбежали к своему экипажу. Горбоносый лежал в той же позе, как и до стычки с охранниками. Плазменный шарик навылет прожег оба стекла на дверцах, чуть выше головы лежащего.
   Пока братья в растерянности стояли возле своей маломерки, дверь центрального подъезда сдвинулась в сторону и из неё вышли двое крупных парней в серо-голубой форме. Оба были вооружены ручными излучателями малой мощности. Увидев их, братья вскинули свои, но один из парней предупредительно и миролюбиво поднял свободную от излучателя руку. Оба подошли почти вплотную и на их похожих лицах не отражалось никаких эмоций.
   -Здесь бы нужно прибрать - бесцветным голосом сказал один, махнув излучателем в сторону убитых охранников.
   -А куда же их деть? - Брат огляделся по сторонам.
   -К тому же здесь, вон, четверо раненных и у нас ещё один в экипаже.
   -Ну, насчет этих мы сейчас решим, - парень неспешной походкой подошёл к лежащему на боку раненному Твёрдым охраннику. Поднял излучатель. Раненный в ужасе вытянул вверх руку. Но нельзя рукой защититься от выстрела. С простреленной головой охранник замер на мостовой. Кровь тонкой струйкой вытекла из-под противогаза.
   Остальные раненные охранники, поняв свою участь, попытались оказать сопротивление. Один даже успел выстрелить в серо - голубого, но промахнулся. А тот и его напарник стреляли без промаха. Твёрдому, при виде этой хладнокровной бойни, стало не по себе. Одно дело - бой. И уж совсем другое - вот эта безжалостная расправа. Она вызвала у Твёрдого отвращение и резкую неприязнь к двум серо - голубым убийцам. А те, словно сделав будничную работу, засунули свои излучатели за пояса мундиров и вернулись к замершим возле экипажа братьям.
   -Ну, вот, всё без свидетелей, - заявил первый и ухмыльнулся сквозь тоненькие щегольские усики, обнажив большие желтые зубы.
   -Теперь вопрос, куда трупы девать будем? Ведь скоро сюда этой сволочи понаедет всё наше заведение перетряхнут. А у нас артель мирная, услуги оказывает состоятельным клиентам за большие деньги. Ну, а мы сторожами при заведении состоим и очень эту черную падаль ненавидим. Вот и помогли вам с ними расправиться. И если хотите, спрячем у нас? Только вот куда мертвяков девать?
   -А может, оставим всё, как есть, - вмешался второй сторож.
   -Приедут, скажем: была перестрелка, и эти смылись в неизвестном направлении. Искать, я думаю, не станут.
   -И то верно - поддержал его мысль первый, - к чему лишние хлопоты. Давайте вашего раненного оттащим к нам, а экипаж ваш взорвём для большего эффекта.
   Так они и сделали. Горбоносого осторожно вынесли из экипажа. Твёрдый и Брат в сопровождении второго сторожа скрылись за дверью подъезда, над которым неоново горел большой красный цветок. Из вестибюля, навстречу идущим, выскочили несколько поспешно одетых мужчин. Они скоренько влезли в свои лимузины и те резво, один за другим, рванули прочь из двора, усеянного трупами. Первый сторож оставшийся возле маломерки, открыл мотор и, отойдя назад на несколько шагов, выстрелил в водородный бачок. Тот взорвался ярким голубым пламенем, которое почти в несколько мгновений охватило весь экипаж.
   Брат и Твёрдый внесли Горбоносого в просторный вестибюль, отделанный красивым разноцветным пластиком. По стенам висели несколько стереоскопических снимков, изображающих фривольные сцены. Если смотреть на снимки, меняя точку взгляда, то изображение акта любви словно оживало. Под картинами, вдоль стен, стояли мягкие диваны. На полу лежал пушистый ковёр. Слева и справа вверх вели две лестницы, по краям которых были установлены скульптуры лежащих в откровенных позах красоток, готовых к любви. Окна вестибюля прикрывались темными жалюзями, а с потолка лился мягкий оранжевый свет из светильника - шара.
   Из боковой двери, расположенной под левой лестницей, навстречу гостям вышла женщина средних лет, одетая в тонкий и откровенно открытый халат. Он едва прикрывал её мощные шаровидные груди и при каждом шаге открывал тугие обнаженные бедра. Губы и ресницы дамы были ярко подкрашены. На одутловатых щеках горел искусственный румянец.
   -Несите его ко мне, - низким голосом распорядилась дама, показав рукой с яркими ногтями на вход в небольшую комнату. В комнате стояла двухспальная кровать, стенной шкаф, зеркало под которым на тумбочке расположился целый парфюмерный набор. В комнате, видно давно не проветриваемой, резко пахло духами, пудрой, курительным дымом и потом. Столик возле кровати занимал экран визора. Рядом с экраном стояла пепельница, доверху заполненная окурками. Несколько окурков валялось и на коврике возле столика.
   Брат и Твёрдый уложили Горбоносого на неприбранную грязноватую кровать.
   -Я сейчас врача нашего вызову, - суетливо проговорила дама и нажала на кнопку пульта, ряды огоньков которого светились на другой стороне комнаты возле тыльной стены. Через несколько отрезков появился худой желчный человечек с чемоданчиком в руках. Он, не здороваясь, подошел к лежащему без сознания Горбоносому и стал осматривать его предплечье пробитое плазменным шариком. Осмотрев рану, человечек так же молча открыл свой чемоданчик и стал в нём копаться, вытащил какой-то тюбик. Потом тонким резаком распорол одежду возле раны и смазал её содержимым тюбика. Сверху врач положил антисептический пластырь и сделал несколько уколов в раненную руку. Затем он сложил свои инструменты в чемоданчик и так же молча удалился из комнаты. Дама в халате пошла вслед за ним и скоро вернулась.
   -Он будет спать два оборота, - она передала, очевидно, слова врача.
   -Идите наверх, - уже каким-то другим, более вкрадчивым тоном, сказала дама.
   -Вам нужно вымыться и отдохнуть. Вас проводят, - и при этом она как-то томно и двусмысленно улыбнулась крашеными губами.
   В сопровождение второго сторожа братья поднялись по боковой скрипучей лестнице на второй этаж, и пошли по длинному полутемному коридору, устеленному протёртой ковровой дорожкой. С двух сторон по краям коридора имелись двери с табличками. Прочесть ни одну из них Твёрдому не удалось. В самом конце коридора сторож толкнул последнюю дверь, и они вошли в большую комнату, отделанную разноцветной пластиковой плиткой. Большую часть комнаты занимал неглубокий бассейн, наполненный чуть мутноватой водой. По краям бассейна виднелись лужицы, и многочисленные брызги блестели на пластиковом полу в оранжевом отблеске шаровидных светильников.
   -Мойтесь, - странно усмехнувшись, сказал сторож.
   -Душевые кабины вот здесь, - указал он на две небольшие дверцы в стене сбоку от бассейна.
   -И удалился, так же загадочно улыбаясь.
   За последние сутки Твердому пришлось мыться второй раз, но ни разу не удалось поесть. И потому пустой желудок уже стали сводить неприятные спазмы, и теплый душ эти ощущения только усилил. Он вышел из кабинки и уселся в одно из кресел, стоящих возле края бассейна, дожидаясь, когда из душа выйдет Брат. Входная дверь напротив тихо отворилась, и в комнату вошли две девицы с подносами, уставленными блюдами с едой и сосудами с напитками. Девицы были стройными и симпатичными, но как-то внешне очень похожими одна на другую, словно куклы в магазине игрушек. И одеты они были тоже одинаково: в короткие розовые туники, открывающие чуть ли не до конца крепкие голые ноги. Девицы, заученно улыбаясь, плавно подошли к сидящему в кресле Твёрдому и, наклонившись, поставили подносы почти на край бассейна.
   -Отведайте наших блюд, - сказала первая, сероглазая с сине - зеленой короткой завивкой на голове и вытянула трубочкой сиреневые губы, словно для поцелуя. У второй губы были тёмно - вишневыми и она так же поставила свой поднос рядом с первым. Затем грациозно опустила ноги в бассейн и стала ими болтать в воде, завлекающее поглядывая на Твёрдого голубыми сильно подкрашенными глазами.
   Из своей душевой кабинки вышел Брат, обтираясь полотенцем. Он был абсолютно голым и немного опешил, увидев возле бассейна двух девиц.
   -Иди к нам, - поманила его сероглазая, - ты ведь проголодался?! Брат возражать не стал, и они вместе с Твёрдым буквально набросились на еду. Для этого им пришлось сесть на влажный пол. Девицы уселись рядом и принялись подкармливать братьев буквально из ложечки, подливая им в стаканы крепкий спиртной напиток. Голодные братья захмелели очень быстро. И тогда девицы принялись своими сильными похотливыми пальцами разминать их ещё не возбужденные стволы. И долго им трудиться не пришлось. У Твёрдого ещё больше, чем от алкоголя, закружилась голова от этого, нового для него ощущения. Волны блаженного озноба прокатывались по всему расслабленному телу. Твердый совсем потерял контроль над собой. Словно в тумане он видел, как сероглазая сбросила свой халатик - тунику. Девица закатила свои серые глаза, раскрыла сиреневый рот и заголосила, повизгивая. Твёрдый сквозь опьяненное головокружение, смешанное с половым возбуждением вдруг вспомнил свою утреннею близость с медноволосой Спутницей. Но сероглазая, видно, испытывала необычную новизну чувств. Рядом Брат, как то очень быстро закончил свою близость с голубоглазой. Та плюхнулась в бассейн. Крики сероглазой всё чаще переходили на гортанный хрип, и вылезшая из бассейна голубоглазая, этим сильно заинтересовалась.
   -Эй, подруга, уступи-ка местечко, - сказала она, подойдя сзади и бесцеремонно спихнула сероглазую с Твёрдого. Та по инерции полетела в бассейн, а мокрая голубоглазая, соответственно оценив достоинство мужчины, уселась на него. Тело её билось в экстазе полового возбуждения. А Твёрдый лежал на краю бассейна в каким-то двояком состоянии. Сильно возбужденный внизу и полусонно пьяный выше пояса. Определить эту раздвоенность он никак не мог. Принимая любовь от этих двух девиц, он всё время вспоминал медноволосую Спутницу. С его груди за шею сбился вместе с маленькой пирамидкой тоже небольшой медальон на золотистом шнурке с барельефным портретом этой женщины с медными волосами. Она сама ему повесила на шею медальон, когда они одевались после близости в душе сегодня утром в Храме любви. Но и суток не прошло, а он измерил ей сразу с двумя девицами из "Дома любви"! А что они попали именно сюда, Твёрдый уже не сомневался.
   И убедился он в этом окончательно, когда двери снова распахнулись и в бассейный зал одна за другой впорхнули розовыми бабочками ещё штук десять девиц, возглавляемых незамечено вылезшей из бассейна синеволосо-сероглазой. Любопытной стайкой девицы собрались вокруг Твёрдого. Волосы у них были окрашены в немыслимые различные оттенки, но халатики-туники имели розовый цвет с вышитым красным цветком на левом плече и маленькой белой цифрой внутри. И вдруг халаты почти одновременно упали на пластиковый пол бассейна, и девицы выстроились возле лежащего Твёрдого в живую очередь. Твёрдого охватывало какое-то странное оцепенение и безразличие к тому, что с ним сейчас происходило. С каждым отрезком времени мозг всё больше одолевало забвение и только на несколько мгновений привел в себя не любовный, а какой-то другой вскрик одной из девиц.
   -У него медальон Хранительницы! Он её избранник! - и девицу словно ветром сдуло.
   Остальные снова сгрудились вокруг, но рассматривая на этот раз барельеф медноволосой.
   -Только бы он ей не разболтал про нас, - сказала другая девица.
   -Не расскажешь ей, миленький? - наклонилась над лицом испуганная мордашка сероглазой. Сиреневые губы у неё слегка дрожали.
   Твёрдый в полусне отрицательно мотнул головой. Его закутали в пушистое, мягкое, теплое, одеяло. Всей гурьбой понесли, как мумию в боковую комнату и положили на удобное упругое ложе. Следом самостоятельно зашёл Брат и лёг на соседнее. Девицы, виновато улыбаясь, по одной исчезли за дверью. Твёрдый изнеможенно вытянулся на ложе. Сон наконец-то, не прерываемый ничьим посторонним вмешательством, захватил его уставшее тело и положил свои мягкие, проникновенные ладони на голову, остановив сознание, Твёрдый заснул.
   IV
   Он проснулся. Над головой сияла блестящая россыпь ярких звёзд. Звёзды ему показались совсем близкими, досягаемыми. Только протяни руку и коснешься их мерцающей, жгучей поверхности. И обожжёшь пальцы и исколешь до крови острыми иголками-лучами. И звезды набросятся на тебя, как рой хищных насекомых и высосут всю твою кровь без остатка. А окончательно уничтожит тебя громадный оранжевый шар, мрачно висящий среди этого звездного роя. С поверхности шара вниз смотрело нечто подобное человеческому лицу с пустыми глазницами и провалившейся дыркой носа. Точь в точь - череп. Но какой-то пышнощёкий и довольный своей жизнью - смертью. Череп, не отрываясь, уставил серые глазницы прямо в глаза проснувшегося и тот, только тряхнув головой, развеял это жуткое наваждение.
   Он оглянулся по сторонам, привстав с надувного матраса, на котором он задремал, прикрывшись темным грубошерстным одеялом. Неподалеку от него догорал, обдавая остатками тепла небольшой костерок. Возле костра в разных позах лежали или сидели несколько темных фигур. Освещённые тусклыми отблесками пламени, лица были незнакомы и неузнаваемы, словно ежесекундно меняясь от переливов пламени. И дальше вокруг тоже горели костры. Возле них тоже сидели и лежали люди. Много людей. Одни готовили на кострах какую-то пищу. Другие задумчиво курили, пуская в звёздное небо струйки дыма. Третьи о чём-то негромко переговаривались между собой, поглаживая руками какие-то мерцающие в тусклом свете длинные стволы. Очевидно, это было оружие. Чуть дальше просматривались непонятные с первого взгляда хаотичные сооружения и бетонные балки, загородившие проход к костровому стойбищу. А за ними множеством разноцветных огней спал громадный ночной город. Оттуда доносился нестройный гул тяжелого движения. Гул всё заметней сотрясал костровую площадку перед громадным белостенным зданием, на вершине которого в свете прожекторов развивался полосатый флаг. Чуть ниже на балконе трепыхался другой флаг: кроваво-красного цвета.
   Приближающийся гул всполошил сидящих возле костров. Они повскакивали со своих мест и в беспорядке забегали вокруг, очевидно, не зная, что предпринять. Отовсюду раздавались крики:
   -Танки! Сюда идут танки! Вошли войска!
   Бегающих возле костров охватила паника. Многие бросились внутрь высокого белого здания. Другие, наоборот, кинулись к самодельным заграждениям и залегли там за железобетонными балками, должно быть, с истерической надеждой отразить танковую атаку с помощью винтовок и автоматов.
   Но гул вдруг так же, как и начался, внезапно стих. Танки остановились где-то неподалеку. Наверное, ожидали приказа.
   Проснувшийся человечек был уже тоже на ногах. В руках он держал короткий автомат. Туловище его покрывала утепленная ватиной черная куртка с многочисленными карманами.
   На левом рукаве он заприметил пришитую эмблему: в красном кругу косой с углами в стороны крест в виде нескольких пересеченных мечей без рукояток. Эта эмблема ему почему-то очень не понравилась. Что-то в ней было отталкивающее, отвратительное. Она была похожа на голодного паука. Человек чуть не сорвал её правой рукой, но потом передумал. Любопытство происходящего взяло верх над секундным порывом. Паника постепенно прекратилась. Уже никто бестолково не бегал. Все на несколько минут замерли, прислушиваясь к звукам громадного мега полиса.
   -Притихли, - раздался за спиной чей-то голос. Человек оглянулся и увидел стоящего сзади бородача в лихо заломленной на лоб фуражке с синим околышем. От бородача несло перегаром водки и чеснока. Он был облачен в помятый защитный мундир с синими погонами на плечах, перепоясанных ремнями. Слева на боку у него в ножнах висела длинная сабля, а справа из кобуры торчал револьвер.
   Темно-синие с красными лампасами штаны вылезали из коротких плохо начищенных сапог. Бородач вытащил из кармана мундира мятую пачку сигарет и протянул её стоящему рядом. Тот двумя пальцами свободной от автомата руки вытащил из пачки предпоследнюю изогнутую белую палочку с желтой головкой и засунул её обратным концом в рот.
   -С фильтра будешь курить? - усмехнулся в усы бородач. Человек с эмблемой исправил свою оплошность. Бородач чиркнул зажигалкой. Едкий дым попал в легкие, вызывая кашель.
   -Что, крепкие? - спросил с той же усмешкой бородач.-Это наши, кубанские.
   -Табак у нас забористый, едрёный. Мятая пачка полетела на мостовую. Та вся вокруг оказалась усыпанной различным мусором. Предутренний прохладный осенний ветерок перекатывал пустые пивные банки, подкручивал сигаретные окурки и шевелил застрявшие в кустах обёрточные бумажки.
   -Утром, я думаю, начнется, - выпустив дымовую струю изо рта, вдруг мрачно сказал бородач.-Коли танки ввели - значит, церемонится, не станут. Перестреляют, как курят. Наши телецентр не взяли, видно, крышка тут нам всем. Кровью русской умоются, гады! - бородач в сердцах плюнул на мостовую сгусток желтой слюны.
   -Ты как, тикать со своими баркашами будешь или погибнешь за новую Россию? - косой взгляд стрельнул по стоящему рядом.
   -Опять жиды верх берут. У них деньги, власть, агенты кругом влияния. А у нас что? - бородач поглядел на свой левый бок, - шашка вот одна, пистолетик, да автомат твой. Против танков не попрешь.
   -Ну, пошли, что ли, внутрь ... парламента, - бородач растёр окурок носком сапога.
   -Нужно оборону занимать - вон луна уже заходит, рассвет скоро будет, хоть подстрелю одного-другого наймита империализма ...
   Бородач повернулся спиной и двинулся в сторону ближайшего подъезда белостенного здания. Человек с автоматом покорно пошёл следом. Он абсолютно не знал, где находится и что здесь происходит? Кто с кем воюет? И за что?
   По высоким и широким ступеням он вслед за бородачем поднялся к большим деревянным дверям этого бокового подъезда. За дверями стояли часовые в серых шинелях с автоматами на груди. Бородач показал им какую-то бумажку. Его пропустили и он, не оглядываясь, пошел в левое крыло к лестнице наполненной вооруженными людьми. Один из часовых поднял усталые и красные от недосыпа глаза на человека с автоматом. Тот понял, что нужно показать какой-то пропуск. Он стал свободной от автомата рукой рыться по многочисленным карманам своей куртки, но никакого пропуска пока не находил. От этого он смутился и покраснел. Под белокурым чубом на лбу выступили капельки испарины. Часовой уже смотрел на него не устало, а подозрительно. Второй, проявляя бдительную солидарность, подошел поближе и даже передёрнул затвор своего автомата. Но тут из гула голосов в огромном вестибюле послышался один громкий и явно обращенный в сторону пока безмолвного инцидента, голос:
   -Петр! Ты чего тут застрял? Соратники ждут.
   Петр поднял голову. В двух шагах от него и часовых стоял человек в такой же, как и у него, черной куртке с такой же эмблемой на рукаве. В руке он держал точно такой же короткоствольный автомат с кривым патронным рожком. Немного помятое, сонное, конопатое лицо выражало нетерпение.
   -Пропустите его, ребята, - сказал конопатый, обращаясь к часовым.-Он где-то пропуск обронил.
   -А почем я знаю, - устало сказал первый часовой, - может он лазутчик какой? Убить, кого из руководства хочет?
   -Да наш он, свойский. Русский патриот! - фальшиво воскликнул конопатый - Соратник из национального единства. Друг мой! Вместе Афган прошли!
   -Ну, ладно, пусть проходит, - махнул рукой часовой и освободил дорогу.
   -Только под твою ответственность.
   -Всё будет нормально, братишка, - уверил его конопатый, пожимая руку подошедшему Петру.
   -Поехали наверх, там наши дожидаются, - и конопатый поспешил к одному из лифтов, возле раздвижных дверей которого светился красный огонёк и стояло уже несколько разномастно одетых мужиков. Лифт долго не опускался. А когда, наконец, опустился и в распахнутые двери втиснулся этот разношерстный народ, но наверх не пошёл. Внутри погасла лампочка. Стало темно и в вестибюле.
   -Свет вырубили, сволочи! - выругался один из бородатых казаков, стоящих в кабине сбоку от Петра.
   -Вечером воду отключили - возмущенно поддержал его другой.
   -Все сартиры уже загадили за ночь!
   -Измором берут, падлы! - включился третий.
   -Скоро они нам всем мор устроят, - сказал небритый человек в мундире с офицерскими погонами.
   -Вон уже танки на Кутузовский подвели. С рассветом начнут поливать свинцовым дождиком!
   -Не посмеют?! - с сомнением в голосе проговорил первый казак.
   -Ещё как посмеют,- криво усмехнулся офицер.
   -Раздолбят нашу цитадель в пух и прах.
   -Чего тогда здесь стоять! - воскликнул второй казак.
   -Куда пойдем пешком наверх или вниз, в подвал?
   -Ну уж, кто куда хочет, пожал погонами офицер.
   Все вышли из лифта и, не глядя друг на друга, затопали вверх по широким лестничным ступеням. По ним в том и другом направлении происходило почти непрерывное движение. Бегали вооруженные и безоружные люди. Первые были облачены в разномастную униформу, вторые, почти все, в строгие костюмы с галстуками. У некоторых на лацканах пиджаков имелись значки в виде красного флажка с голубой поперечной полосой. Эти ходили, важно выпятив, кто грудь, кто толстый живот, но в глазах их Петр заметил еле скрытый страх. Страх смерти.
   Подъем по бесконечной лестнице был долгим и утомительным. Петр уже потерял ориентацию, не ведая, какой этаж они проходили. Впереди маячила черная спина конопатого. Голова неприятно кружилась, а сердце тяжело ухало в груди. Петр левой рукой ухватился за перила и на минутку остановился, переводя дыхание. Спина конопатого ушла, далеко вверх и нужно было догонять, чтобы не потерять из виду. Но конопатый уже свернул в сторону одного из этажей. Петр, превозмогая одышку, устремился за ним. По полутемному коридору с множеством дверей, на которых тускло, белели таблички, они прошли в просторный холл, освещаемый блеклым светом зарождаемой зари. В холле на диванах и креслах сидело или лежало человек двадцать, одетых в черную униформу с паучьими эмблемами на рукавах. Столы, стоящие рядом, были завалены съестными объедками, пустыми и полными пивными банками и водочной стеклотарой. В холле стояла тошнотворная смесь спертого пота, табачного дыма и нечистот. Последний запах пёр из приоткрытых дверей, находившихся чуть в стороне за углом.
   На вошедших почти никто не обратил внимания. Только двое или трое вяло махнули им руками. Остальные, кто спал, лежа на диване, укрывшись черной курткой, кто, сидя в кресле, отрешенно пускал в потолок дым, выкуривая очередную сигарету. Окурки желтыми мятыми гильзами валялись на грязной ковровой дорожке. В холле царила мутная предрассветная дрёма, когда слабнет внимание и очень хочется спать. Но спать нельзя. За окнами медленно зажигалась багровая заря нового дня. И этот день не сулил сидящим в холле ничего хорошего.
   Петр подошел к широкому окну, наполовину занавешенному красивыми дорогими гардинами, в нескольких местах измазанными грязными жирными пятнами. Видно, о них вытирали немытые руки. За толстыми двойными стеклами насколько хватало глаз, простирался огромный город. Город тушил ночные огни. Внизу, совсем близко за площадкой перед высоким домом, протекала, закованная в бетонную окантовку, неширокая река. Сверху она казалась, сосем узкой, похожей на серо-голубую змейку, застывшую под холодным осенним утренним небом. Слева, между домов по тонюсенькой улице медленно медленно двигались, выстроившись вереницей, крошечные машинки с едва заметными сквозь рассветную дымку маленькими стволами пушек.
   -Танки. Танки! - сначала негромко проговорил, а затем почти закричал за спиной у Петра конопатый.
   Лежащие и сидящие повыскакивали с мест, расхватывая автоматы. Передергивались затворы, застегивались чёрные мундиры, завязывались высокие армейские ботинки. Боевики готовились к бою. Против танков? Отовсюду слышались возбужденные голоса, усиленные крепкими матерными словечками. Но они тут же смолкли, когда в холл буквально ворвался, перепоясанный ремнями, человек, по виду явный командир. Голова его сияла идеальной лысиной. В руках он держал карабин с оптическим прицелом.
   -Становись! - грозно пророкотал лысый, замерев посередине холла в горделивой позе полководца. Боевики суетливо принялись строится в две шеренги по десять человек в каждой. Петр и конопатый встали рядом чуть в сторонке. Лысый на это нарушение дисциплины внимания не обратил.
   -Соратники? - громко произнес лысый и карие глаза его слегка выкатились из орбит.
   -Настал наш час! Мы должны защитить Россию от поругания её жидовской нечистью! Уничтожим как можно больше приспешников империализма! Докажем всему прогнившему миру, что русские люди умеют сражаться, а если, надо умереть за Родину, за Россию! С нами Бог! Слава России!
   И он выбросил правую руку вперед вверх.
   -Слава, слава! - словно эхо отозвались двадцать его подчиненных. Двадцать рук поднялись в салюте на уровне голов. И только один белокурый боец свою руку вверх не поднял. Не хотелось ему её поднимать. Самому неведомо, почему? Конопатый толкнул Петра локтем в бок, но Петр толчка, словно не заметил. И, словно, не заметил случившегося лысый командир.
   -Так, - уже гораздо тише проговорил он, - диспозиция такая. Сейчас все поднимемся на крышу и держим там оборону. Есть предположения, что они "Альфу" будут туда с вертолетов высаживать. Допустить этого нельзя. Президент велел держаться стойко, до последнего патрона.
   -Так ведь танки идут! - воскликнул кто-то из бойцов.-А они, как жахнут! Мало не покажется.
   -Не боись, до нас не добьют. У них угол обстрела не тот, чтобы по крыше палить, тем более с набережной Нам десант нужно перехватить и перестрелять его на подлёте.
   -Скорее они нас на подлёте перестреляют, - тихо проговорил рядом с Петром конопатый.
   Выстроившись попарно вслед за лысым командиром, бойцы спешным ходом вышли на лестничный пролет и принялись подниматься вверх. Петр и конопатый замыкали шествие. На плече у конопатого примостился длинноносый станковый пулемет. Петр в подсумке нес к нему запасные диски и ленты в двух пластмассовых коробках, "на час боя" уточнил перед загрузкой конопатый. Петр не понял много это или мало?
   Миновали несколько этажей и поднялись в чердачное помещение. Возле люка на крышу стоял часовой - милиционер. Лысый командир показал ему какой-то пропуск и стал первым забираться по лесенке наверх. Петр замыкающим выбрался на огромную крышу. Легкий прохладный осенний ветерок вольготно чувствовал себя на такой значительной высоте. Он раскачивал несколько прутьев - антенн и тупо ударился в ближайшую спутниковую тарелку. Та, при каждом ударе ветра, издавала тонкий жестяной звук. Петр опасливо подошел к бордюру края крыши и взглянул вниз. Перед ним в первых отблесках восходящего солнца раскинулся Город. От края и до края, уходя за горизонт, переплетенные паутиной улиц, рассыпались дома, блистающим звездным переливом огней. И чем скорее поднималось из-за горизонта багровое светило, тем быстрее одна за другой тухли эти земные звездочки. Город встречал утро. Утро смутного дня.
   Бойцы РНЕ рассредоточились по крыше парламента и смотрели кто в небо, ожидая появления вертолетов с десантом, кто вниз на землю, где по ближайшим улицам к набережной крошечным муравьями подползали бронетранспортеры. А вслед за ними двигались, похожие сверху на жуков, танки. Их было не больше десятка, и они почему - то не очень торопились к месту событий. Шли настолько медленно, что смотрящему с крыши Петру, вначале почудилось полное отсутствие движения. Между тем бронетранспортёры, так же не спеша, выползли на набережную и замерли неподвижной чёрной кучкой. Они ещё больше стали похожими на муравьёв, собравшихся для каких-то своих надобностей, возле муравейника.
   К Петру и конопатому, установившим свой пулемёт стволом в сторону набережной, подбежал лысый командир. От него пахло потом, табаком и тошнотворным одеколоном "Шипр".
   -Слушай, братишка, - обратился командир к конопатому, - встретить гостей незваных
   по-русски. Подпали им хвосты. У тебя зажигательные и бронебойные имеются?
   -Есть чуток, - вынимая из-за рта сигарету, ответил тот и посмотрел недоуменно на лысого.
-Но зачем же их провоцировать? Может они первые, и стрелять не станут? А если мы, начнем, у них повод найдётся ...
   -Они не для того сюда подкатили, чтобы перед нами покрасоваться, - мрачно усмехнулся лысый.
   -Сейчас развернутся в боевой порядок и начнут "дом белый" поливать. Опередить их нужно, пока они в кучке. Садани в центр, а вдруг, какой подпалишь?
   -Что-то особого нет желания, - проговорил сумрачно конопатый, выплюнув на крышу густую желтую слюну.
   -Давай, давай, не рассуждай, - грозно произнес лысый, - считай, что это мой приказ.
   -Я глупым приказам не подчиняюсь, - упрямо процедил сквозь зубы конопатый.
   -Если хочешь, сам и стреляй.
   -Вот и постреляю! - свирепо вытаращив глаза, заорал лысый. Лицо его и лысая голова мгновенно покраснели и стали похожи на возбужденный фаллос. Он схватил пулемет, воткнул в казенную часть передний конец ленты. Передернул затвор, и почти не целясь, пустил длинную трассирующую очередь в сторону черных "муравьев". Огненные осы горящей вереницей улетели далеко в сторону от цели. Но вызвали оживление в "муравьином" стане. Те расползлись по набережной и вдруг, конечно по команде, у них в носах вспыхнули блестящие звездочки и через секунду другую над головами пулеметчиков завизжали какие-то яростные существа. Лысый, конопатый и Петр одновременно пригнули головы, спрятавшись за бетонный бордюр.
   -Ну, вот и началось, - зло процедил конопатый. На шее у него болтался небольшой бинокль. В его окулярах отражались первые отблески солнечных лучей. Лысый посмотрел на свои наручные часы.
   -Как по жидовскому заказу начали: в 7.40, - злорадно проговорил он и снова, высунув голову из-за бетонного гребня, несколько раз подряд нажал на спуск пулемета. И на этот раз был перелет. Расплавленные капли кучно, одна за другой врезались в узенькую окантовку береговой полосы и отлетели от неё праздничным фейверком. И тогда БТРы заработали на полную мощь.
   Пули свинцовым градом стали биться в высокий гребень бордюра, обдавая спрятавшихся за ним бойцов острой бетонной крошкой. Те даже головы приподнять не могли, уткнувшись лицами в пахнущую гудроном покатую крышу.
   Такой шквальный огонь продолжался минуты три и вдруг сразу стих, словно кто-то внизу на всех пулеметах выключил "рубильник".
   Петр опасливо выглянул из-за бордюрного частокола. Поднявшееся солнце закрыла мутная серая пелена, и оно стало очень схожим со своей ночной заменой. Тусклый призрачный свет багрово отражался от речной поверхности, и оттого вода в реке показалась Петру кроваво красной.
   На набережной происходило движение. БТРы стояли на месте. Двигались люди. Много людей. Поначалу они показались Петру войсками, стянутыми для штурма. Но толпа при пристальном рассмотрении оказалась пестрой и абсолютно гражданской. Догадку Петра подтвердил и конопатый, осмотревший набережную в бинокль:
   -Зрители собираются на трагифарс "Расстрел Белого дома".
   -Может полосонуть по ним, чтобы разбежались? - кровожадно оскалил желтые клыки лысый командир. Он уже стал прилаживать пулемёт для стрельбы по народу, когда Конопатый схватился рукой за ствол и отдернул его в сторону.
   -Ты что, с ума совсем сошел! - заорал он прямо в лицо лысому.
   -Хочешь, чтобы нас тут с вертолетов постреляли, как цыплят?
   -Если захотят, так и так перестреляют! - огрызнулся лысый.-Жизнь свою нужно дороже продать. Прихватить с собой пару - тройку жидов!
   -Откуда ты знаешь, что там одни жиды стоят?
   -Если бы были русскими, то не позволили по нам стрелять! - выкрикнул Лысый и, схватив свой карабин с оптическим прицелом, несколько раз навскидку выпалил в сторону набережной.
   Неизвестно, попал он в кого или нет, но пулемёты на двух бронетранспортерах тут же ответили густыми длинными очередями. Над головами баркашовцев снова засвистели пули. Одна из них совсем рядом с Петром ударилась о бетонный гребень - бордюр. Отскочила в сторону, разбрызгав вокруг острую серую крошку.
   Лицо Петра обожгла резкая боль. Он провел пальцами по щеке. На них остались красные пятна крови, а вниз потекла тонкая теплая струйка.
   -Ранен? - обеспокоено повернулся к нему конопатый.
   -Так, задело слегка, - выговорил с трудом Петр.
   На него навалилось какое-то странное оцепенение. Он смотрел на всё происходящее вокруг, какими - то не своими глазами. Словно, это был не он, а кто-то другой, далёкий и чужой. И боль от царапины, как - то почти мгновенно утихла. Но он не стал противиться, когда Конопатый заклеил ранку пластырем из своей аптечки.
   Стрельба со стороны набережной так же внезапно прекратилась, и вдруг в неясный шум утреннего города ворвался достаточно громкий, явно усиленный голос:
   -Защитники "Белого дома"! - вешал голос.
   -Во избежание ненужного кровопролития предлагаем вам сложить оружие и сдаться!
   -Русские не сдаются! - хрипло заорал, поднявшись во весь рост над бордюром, лысый, размахивая красным со свастикой флагом, который он притащил с собой на крышу вместе с карабином. Внизу его крика, конечно, никто не слышал, но красный флаг видели все, столпившиеся на набережной. Людская стена зыбко заколыхалась и подвинулась немного вперед, ожидая зрелища.
   Голос из мегафона продолжал увещевать, засевших в высоком белом доме сторонников Верховного Совета, не оказывать бессмысленного сопротивления и, наконец, исчерпав все аргументы, прибегнул к последнему, с его точки зрения, самому существенному.
   -Сейчас к своему мужу, находящемуся среди вас, обратиться его жена, - изрек голос из мегафона. Воцарилась минутная пауза, а затем сдавленный женский голос, явно волнуясь, негромко, но под мощным усилием, вполне отчетливо, произнес:
   -Петя, ты меня слышишь?
   Петр вздрогнул и насторожился. Прозвучало его имя. Но мало ли Петров сидит сейчас за этими стенами. И всё же неясный отзвук чего-то родного и далёкого заставил сердце ударить невпопад и затрепетать со щемящим томлением узнавания.
   -Петя, не нужно стрелять! - снова с волнением, чуть запинаясь, произнесла женщина в мегафон.
   -Спускайся ко мне. Я сейчас выйду на площадь.
   Петр приподнялся и взглянул вниз из-за бордюра. От одного из бронетранспортеров отделилась женская фигура, одетая в светлый плащ. Фигура беспрепятственно миновала несколько солдат из оцепенения и медленно вышла на пустынную площадь перед Белым домом. В руке у светлой женщины взвился и затрепетал на прохладном октябрьском ветерке белый шарф. Женщина подходила все ближе, держа над головой этот шарф, словно белый огонь, плескался у неё в руке. Огонь мира. Огонь надежды. Огонь Любви. Петр смотрел на приближающуюся фигуру с белым факелом, и границы узнавания с каждым её шагом расширялись до полной убежденности. И, когда Петр сам уже понял, кто эта женщина и кому навстречу она вышла. Конопатый подтвердил его догадку:
   -Смотри, твоя идет, - воскликнул он, не отрывая глаз от бинокля, направленного на площадь.
   -Смелая, не боится. Вот, что любовь-то делает! - завистливо покачал он головой, а затем, отложив бинокль, взглянул на Петра. На его конопатом лице промелькнуло нечто подобное улыбки:
   -Ну, беги, не заставляй её ждать, - подтолкнув Петра в плечо, проговорил он.
   Петр поднялся во весь рост и сделал несколько неуверенных шагов по направлению к люку на крыше.
   -Назад! - ударил ему в спину голос лысого командира.
   -Дезертир! Предатель! Застрелю, как бешеную собаку!
   Петр остановился, но только на секунду, а затем, не оборачиваясь, устремился к люку. Выстрела в спину не последовало. Несколько ступенек до чердачной площадки. Усталый взгляд часового милиционера и убегающие за спину под ногами лестничные пролеты. Мелькающие людские лица и спины. Кто-то нёс на плече пулемет, кто-то подтаскивал к окну ящик с патронами. Сейчас эти люди, суетящиеся на многочисленных этажах, и готовящиеся к обороне стали для Петра похожими на нереальные призраки. Ему сейчас не было никакого дела до их муравьиной суеты. Свой ненужный автомат он оставил на крыше и совсем забыл об его существовании. Он стремительно сбегал вниз по боковым лестничным пролетам, вылетел в набитый казаками, офицерами и милиционерами, нижний холл и подбежал к закрытым дверям. Часовой попытался преградить ему путь, но Петр неожиданной, даже для самого себя, подсечкой сбил его с ног. Одним движением сдвинул тяжелую щеколду и, распахнув створку, выбежал наружу. Разгоряченное после бега вниз по лестнице лицо, обдул прохладный осенний ветерок. В воздухе стоял многоголосый гул толпы, заполнившей набережную. Он смешивался с отдаленным, но с каждой секундой приближающимся рыком танковых моторов. Петр оглянулся по сторонам, ища женский силуэт с белым шарфом в руке. Женщина стояла чуть левее от него почти в центре площади. Белый шарф в руке был полуопущен и только изредка, колыхался под тем же самым ветерком.
   Женщина стояла и ждала. Ждала его. Теперь он, зная это точно. И он пошел к ней навстречу. Она увидела его издалека. Увидела и тоже узнала. Сделала несколько неуверенных шагов навстречу, затем остановилась и. наконец бросилась со всех ног. Обняла за шею, прижалась к его куртке упругим, дрожащим телом. От её волос пахло дымом, смешанным с тонким запахом духов. Или на счет дыма, ему только почудилось? Может, дымом пахло от его рук, которыми он гладил её волосы. Её лица вблизи Петр разглядеть не успел. Она уткнула своё лицо в его грудь и тихо плакала. Он слышал всхлипывания и гладил руками пушистые рыжеватые волосы.
   И тут что-то сильно ударило его сзади в левое плечо. Горячая боль обожгла всё тело и загорелась в предплечье. Он стал терять сознание, оседая на руках Лены, остатком мысли догадавшись, чей это был выстрел. И затемненным взором он увидел лицо с ужасом в широко раскрытых синих глазах. Её белый шарф на его спине стал красным. В голове вспыхнула тьма.
   V
   Он проснулся. Над ним склонилось лицо. Вначале он его не узнал. Левое плечо всё ещё жгла фантомная боль невероятного, почти реального сна. Последние его всплески ещё клубились в проснувшемся сознании странными картинами чужой, но уже знакомой жизни. Женский крик ещё звучал в его ушах. Её наполненные ужасом глаза ещё стояли перед его взором. А из этой реальности, из этой яви уже склонилось над ним другое лицо. И это лицо было не женским, а мужским. С темной небольшой бородкой и такими же мягкими, шелковистыми усами. Глаза на смуглом красивом лице светились мягким отблеском зеленовато-синих морских вод. Губы под усами раздвинулись в улыбке. Но улыбка была какой-то горькой.
   -Вставай, - сказал человек тихим знакомым голосом. И Твёрдый узнал его, своего Наставника. Ещё не совсем придя в себя, он поднялся с ложа и тут же, в какой-то волне слабости, сел на него, ощутив дрожь в ногах.
   Наставник стоял рядом в своём белом одеянии, держа руки ладонями под локтями. Он, глядя на него, молчал, не произнося ни слова. И дрожь в коленях Твердого быстро прошла. И он снова встал, оглядываясь по сторонам в поисках своей одежды. Одежда лежала рядом на тумбочке, аккуратно сложенная и чистая. Твердый стал поспешно одеваться, не глядя на Наставника, словно стыдясь его присутствия в таком месте. Как он оказался в "Доме любви"? Как он отыскал его и Брата? Тот уже стоял одетый рядом со своим ложем и тоже, по всей видимости, смущенный. Но Наставник не упрекнул их ни в чём. Они тоже молча пошли за ним из спальни мимо пустого бассейна, по длинному тоже пустому коридору, спустились в холл, оказавшийся тоже пустым. Вышли во двор. Двор был забит людьми. Людьми в синей форме с золотыми рыбками в петлицах. На фоне этого синего "озера" были заметны два разноцветных островка: маленькая группка молодых мужчин и, стоящая возле стены кучка молодых женщин, кутающихся в розовые халатики. Впереди выделялась тучная фигура матери - настоятельницы. Глаза розовых женщин - жриц любви были полны ужаса. Синие мундиры гудели возмущенно-злобными звуками голосов. Они были готовы к расправе. Они размахивали излучателями и выкрикивали ругательства. И было удивительно, что никто ещё не выстрелил. Ведь, судя по их внешнему виду, большинство уже накачалось одуряющим наркотическим зельцем, потеряв остатки психологических "тормозов".
   Казалось, расправы не миновать, учитывая отношение однополых к женщинам вообще, а к "жрицам любви", в частности.
   Но Наставник, вышедший первым из дверей, сделал несколько шагов в сторону и загородил собой женщин. Крики стали постепенно смолкать. Но однополые всё ещё сверкали злыми возбужденными глазами. Наставник поднял вверх ладонью вперед левую руку, и остатки шума мгновенно затихли. Воцарилась напряженная гробовая тишина. Только возле стены всхлипывали женщины, да с улицы доносился неясный гул множества голосов и топот бесчисленных ног. Однополые снова перешли в наступление.
   -Вы хотите их убить? - тихим, но твердым голосом спросил Наставник у солдат в синих мундирах.
   -Они развращают людей! -выкрикнул один из них. Лицо его перекосила злоба, а руки, державшие излучатель, дрожали от нетерпения.
   -Они подлые, грязные твари! - заорал другой с нечёсаной седой бородой.
   -Давить их нужно без пощады! - выкрикнул третий с длинными сальными волосами, клочьями вылезшими из-под синей, тоже засаленной, шапки. И вслед за этим выкриком новый рев злобных голосов, готовой к расправе синей солдатни.
   И снова повторный жест Наставника и вновь тишина.
   -Хорошо, - сказал Наставник.
   -Вы хотите их убить за то, что они женщины. Женщины, продающие телесную любовь. Тогда, пусть это сделает первый, кто чувствует уверенность в своей правоте. В том, что он лучше этих падших женщин. В том, что он чище их в своих помыслах и поступках.
   После этих слов тишина на площадке двора стала ещё более глубокой и напряженной. Солдаты стояли, опустив головы, переминаясь с ноги на ногу. Выйти первым никто не решался.
   Тогда Наставник повернулся к стоящим у стены женщинам:
   -Идите в свой дом и больше не занимайтесь своим промыслом - сказал он и добавил:
   -Я приду вскоре за вами.
   Женщины без сопротивления со стороны солдат гуськом, одна за другой, скрылись за дверями "Дома любви". И только настоятельница задержалась рядом с Наставником.
   -Спасибо, - сказала она, поклонившись ему.-Вы спасли нас.
   -Береги Горбоносого и своих подопечных. У них будет великая миссия.
   И Наставник повернулся на шум бронированного экипажа, который в этот момент въехал во двор, запруженный солдатами. Те стали сторониться, освобождая путь. Броневик, фыркая газовым мотором, не спеша, прополз через образовавшийся проход и остановился неподалёку от Наставника и его Учеников. Стальная треугольная дверца сдвинулась в сторону и на мостовую, не пригибаясь, выскочил маленький бородатый человечек в ярком голубом мундире, украшенным золотым шитьем, указывающим на его высочайший чин. Две золотые зубастые рыбины уютно примостились на его худосочных плечах. Усталое лицо с наспех подведенными ресницами ярких голубых глаз, было усеяно созвездиями оранжевых точек. Рябой кривоногой походкой подковылял к Наставнику, зло посмотрел на него снизу вверх.
   -Почему вы без моего ведома, покинули штаб? - почти закричал Рябой напомаженными губами.
   -Я не обязан перед вами отчитываться о каждом своём шаге, -твердым голосом ответил Наставник.
   -У нас заключен договор, по которому я должен контролировать вас и ваших учеников на время военных действий во избежание чей-либо гибели. А вы, Целитель, самовольничаете! И я, вместо того, чтобы руководить наступлением войск, разыскиваю вас по всему Городу!
   -Мне нужно, было, найти своих пропавших учеников. А извещать вас об этом у меня не было возможности.
   -Я хочу, чтобы подобный инцидент оказался последним, - строго хмуря лохматые брови, проговорил Рябой.
   -Вы нам нужны целым и невредимым, чтобы после нашей победы было, кому возглавить правительство.
   При этих словах Наставник только грустно улыбнулся.
   -Вы же знаете, что я не желаю быть Властителем и не буду им, как бы вам этого не хотелось.
   Я здесь не для того, чтобы править, а для того, чтобы спасти. Спасти Планету от гибели.
   -Ну, вот когда станете Властителем, тогда и спасете всех. Шансов больше, - подвел итог разговору Рябой.
   -А сейчас садитесь в броневик вместе со своими учениками. Едем к наблюдательному посту. Мы прорвали их внешнюю линию обороны. К вечеру захватим Храм Любви, а там доберемся и до Властителя.
   Наставник, Твёрдый и Брат забрались вместе с Рябым в его броневик. Остальные ученики заполнили другой, появившийся во дворе, следом за первым. Внутри броневика в удобных креслах сидели несколько офицеров штаба однополых. Они вежливо поздоровались с Наставником и братьями. Взревел мотор. Броневик развернулся среди уступивших ему место солдат и на малой скорости выехал на проспект. Проспект был запружен синими войсками и техникой. Войска шли несколькими колоннами, и, растекаясь по улицам, сходу вступили в бой с противником. Броневики и, сопровождающие их быстроходные экипажи с охранной, свернули с Проспекта на одну их боковых улиц и помчались по ней к неизвестной Твердому цели. До его плеча сзади кто-то дотронулся, Твердый оглянулся. С заднего сидения на него, хитро улыбаясь, смотрел ... Сосед. Его уж никак нельзя было здесь ожидать. И это присутствие за спиной, вызвало неприятные ощущения. Словно, сзади находился не человек, а какое-то неведомое и опасное существо, готовое в любой миг вцепиться тебе в шею своими острыми когтями. Твердый даже передернул плечами, отгоняя это явственное ощущение.
   Между тем, броневик заехал в один из проулков, окруженный высокими домами и вдруг стал подниматься вертикально вверх. Над крышей раздался свистящий шелест винта. Броневик - винтолет поднялся над домами и затем медленно опустился на плоскую крышу одного из них. Все вышли наружу, и плотной группой двинулись в сторону края крыши, огороженной невысокой решеткой. Наставник и братья вышли из броневика последними и остановились в стороне от однополых.
   С этой площадки центр Города смотрелся, как на ладони. Улицы и переулки были запружены наступающими синими войсками. Черные охранники Властителя
   где только могли, возвели баррикады из железобетонных плит. Сражение уже шло по всему периметру второй линии обороны. То в одном, то в другом месте вспыхивали, похожие на всполохи электросварки выстрелы плазменных орудий и излучателей. Синие волны накатывались на преграды и после яростной "электрической" схватки, отливались назад, оставляя вокруг неподвижные крохотные фигурки убитых. Отход был, однако недолгим, яростный натиск повторялся снова и снова. Уже горело несколько броневиков однополых, источая, в спертый и без того воздух, едкий черный дым. Но здесь, наверху дышалось ещё достаточно легко. Купол был виден явственно, словно бледно-серая туманная дымка, сквозь которую за событиями, разгорающимися внизу, с любопытством наблюдал одинокий оранжевый зрачок спутницы Планеты. Рельеф на её поверхности, похожий на человеческое лицо, казалось, довольно улыбался, следя за битвой.
   Первые неудачные атаки очень расстроили коротышку Рябого. Он в ярости бегал вдоль заборчика и орал в микрофон рации, которую, повторяя все его движения, таскал на спине один из офицеров с белой кудрявой бородкой клинышком на курносом и каком-то синюшном лице.
   -Бросить резервы! Раздавить их! - орал в микрофон Рябой, скача вдоль решетки, будто злющий гоблин из земной сказки. И, словно подчиняясь его крику, поток людских фигурок в синей форме в нескольких местах прорвался за железобетонные укрепления и вырвался на Проспект Хранителя Шара, который тянулся к самому Храму и тоже был перегорожен бетонными надолбами. Гнев Рябой тут же сменил на радостные крики:
   -Вперед! Вперед! Поддайте им жару! - визжал он, подпрыгивая и грозя вниз своим маленьким кулачком в воинственном азарте. Он бросил микрофон на шнуре синюшному офицеру и, размахивая руками, подскакал к Наставнику и братьям.
   -Мы их разобьем! Разлупим в пух и прах! - радостно выкрикнул он, гордо вскинув напомаженную бороду.
   -Кровь не решит проблемы, - грустно произнес Наставник.
   -Ничего, Планета кровью очистится! - Рябой сжал обе руки в кулачки до такой степени, что они побагровели по самые запястья.
   -А потом - учите народ, исцеляйте, наставляйте на путь истинный.
   Делайте, что хотите! Только нам не мешайте!
   -К, сожалению, наставлять на Путь уже поздно, - сказал Наставник.-Зло слишком далеко зашло. Вот уже докатились до войны. Скоро Планета погибнет.
   -Не каркайте! - рявкнул Рябой, - мы свергнем этого никчемного властителя и установим мир, покой и процветание на всей Планете.
   -Есть один маленький шанс, - произнес Наставник, словно про себя, - но боюсь, что и он не поможет. Все предначертано ...
   Между тем, внизу, синие войска, развивая успех, под защитой идущих впереди броневиков, устремились по проспекту к следующей, третьей линии обороны охранников Властителя. Там их уже поджидали. Спрятанные за бетонными надолбами боевые экипажи открыли по наступающим ураганный огонь. Первый ряд броневиков был подбит и добавил к затхлому городскому воздуху ещё большей копоти. Следующие, дали задний ход и, отстреливаясь, стали пятиться назад, увлекая за собой пехоту. Солдаты и броневики попрятались за вторую линию, подобрав по пути раненных. Судя по всему, на сегодняшний день боевые действия окончились. Это тоже понял и Рябой. Он, вроде бы, успокоился и вместе со своим штабом, погрузившись в винтолет - броневик, отбыл со смотровой площадки к ожидающему его охранному экскорту и броневику с Учениками.
   Наставнику и ученикам отвели для ночлега, большой пустующий дом с колоннами и длинной балюстрадой вдоль широкого бельэтажа, где в просторном зале и уселись ужинать Наставник и его преданные ученики. Визу стояли несколько охранников в синих мундирах.
   Наставник из вместительного пластикого сосуда налил каждому из учеников густой бордовый напиток и разделил поровну круглый пресный пирог. Напиток на вкус оказался сладко-солоноватым с легким алкогольным опьянением. На душе, после выпитого, стало необыкновенно легко и спокойно. А кусочек мягкого пирога быстро насытил голодный за целый день желудок, что было само по себе удивительно. Когда все было съедено и выпито, ученики в полу дрем ном состоянии откинулись на спинки мягких кресел и повернули лица к Наставнику. Тот долго и задумчиво молчал. Твердый наблюдал, как в неярких лучах светильника, стоящего на столе, у Наставника меняется цвет глаз. От глубокого темно-карего до бледно-голубого. И затем - обратно. Потом Наставник тихо заговорил:
   -Приближается Судный день. И я не могу предотвратить его. Планета обречена на гибель. Внутри неё зреет паразит из другого измерения, который разорвет Планету на куски. Зло разлетится по Миру. Оно станет разрывать Вселенную вплоть до моего Последнего возвращения. Но это случится очень не скоро и на другой Планете. Она станет наследницей этой, погибающей. Но разумной жизни на ней ещё нет. И её нужно там сотворить.
   Ученики не понимали, о чём говорит Наставник, хотя и слушали его молча. И только Брат тихо, словно про себя пробормотал с горечью в голосе:
   -Как жалко людей. Неужели их нельзя спасти?
   Но Наставник услышал его фразу. Он поднял на Брата глаза, полные темной печали и тоже тихо ответил:
   -Спасти почти нельзя. Почти ... , - и снова опустил голову перебирая в пальцах разноцветные шарики бус с висящей посередине фигурой из двух перекрещенных линеек, небольших, похожих на деревянные палочки. Твёрдый видел эту фигуру в руках Наставника впервые. Ведь, перед путешествием в Город, тот раздал всем ученикам по маленькой хрустальной пирамидке, не объяснив её предназначение.
   Внезапно внизу раздался какой-то шум. Топот множества ног, крики выстрелы. На 1 этаже явно шёл бой.
   -Уходите! - почти крикнул, вздрогнув, Наставник.
   -Через боковую дверь! Это пришли за мной! Уходите все немедленно!
   Ученики повыскакивали со своих мест. Они заголосили наперебой, отказываясь уходить.
   -Вон! - вдруг, яростно сверкнув стальным блеском глаз, закричал Наставник, указывая на боковую дверь.
   После этого крика все ученики гурьбой бросились к двери и скрылись за ней. За дверью оказалась лестница, ведущая куда-то вниз.
   Твердый повернулся к Брату. У того на лице читалось недоумение.
   -Уводи их, - сказал он, - а я вернусь. Не могу я его бросить!
   -Я с тобой! - нерешительно проговорил Брат.
   -Нет, я останусь с ним один.
   -Твёрдый махнул рукой, словно отсекая все возражения.
   -Им нужна Книга! Пусть они заберут её, а если необходимо, то и меня. Только не его! Он может погибнуть. И за тебя я тоже боюсь. Они вооружены, а мы нет. Тут кулаками не поможешь!
   И Твёрдый выскочил назад за дверь, прижавшись к ней всем телом, чтобы Брат, неровен час, не сумел вломиться следом.
   В зал на бельэтаж уже ворвались грязные и потные черные солдаты с раскаленными после перестрелки стволами излучателей наизготовку.
   Наставник всё так же сидел, за опустевшим столом держа, по своей привычке, ладони под локтями. На столе виднелась белая обложка знакомой Твердому книги.
   Охранники злой кучей подбежали к сидящему Наставнику и окружили его плотным кольцом.
   На стоящего у двери Твердого почему-то никто не обратил внимания. Но зато он вдруг заметил над лестничным пролётом, очень знакомую физиономию. Сосед тоже "засек" Твердого и мгновенно юркнул по лестнице вниз. Твердый, не раздумывая, бросился за ним. Он догнал его возле самого выхода, схватил за шиворот левой рукой и правой уже замахнулся для удара, когда Сосед, по - звериному взвизгнув, вдруг брыкнулся ногой. Удар пяткой пришёлся Твердому прямо в пах. От сильной боли потемнело в глазах. Левая рука сама собой разжалась и схватилась за ушибленное место.
   Твердый со стоном упал на колени, а Сосед, перепрыгнув труп убитого синего солдата, шустро выскочил на улицу. И почти тут же навстречу ему в дом ворвались ещё с десяток солдат Властителя. Они подбежали к беспомощному Твёрдому и с озверевшими лицами, стали колотить его ногами и прикладами излучателей. Но избиение как-то быстро прекратилось. Солдаты отошли в сторону. На лестнице послышались шаги множества ног.
   Твердый поднял затуманенный, от не прошедшей ещё боли, взгляд. По лестнице, в окружении черных фигур, медленно спускалась белая, словно в сияющем блестящем ореоле, фигура.
   -Отпустите его! Возьмите меня! - закричал Твердый, одним рывком поднявшись в полный рост, превозмогая боль. Ему тут же скрутили руки за спиной.
   -Ну, если ты так настаиваешь, - проговорил чей-то насмешливый голос, - прихватим и тебя для компании, чтобы ему не было скучно.
   Их вывели на крыльцо дома. Вокруг валялись тела убитых синих солдат, охранявших Наставника и его учеников. Рядом стояли, фыркая газовыми моторами, несколько черных броневиков с оранжевыми, кругами на дверцах. Пленников втолкнули внутрь одного из броневиков. Дверцы захлопнулись, моторы взревели и вся кавалькада двинулась к центру Города.
   Наставник и Твёрдый сидели в полутьме в окружении двух дюжих, воняющих потом и перегаром, охранников. На коленях у Наставника лежала Белая Книга. Её, почему-то, не отобрали. Это, поначалу, вызвало у Твёрдого недоумение. Но затем смутная догадка переросла в уверенность. Когда они, прилетев в Город, подвергались досмотру в порту, никто из таможенников на Книгу внимания не обратил. И не её ли искала в гостиничном номере Спутница в тот их первый вечер? Не нашла. А ведь Книга лежала на тумбочке, совершенно открыто. И вот сейчас, Книга лежит на коленях Наставника. А ведь она нужна, захватившим их, но они не отобрали Книгу. Почему? Может, они её просто ... не видят?!
   И словно, прочитав его мысли, Наставник посмотрел на Твёрдого, слегка улыбнулся ему и почти незаметно кивнул головой. Боль от ударов охранников и Соседа прошла быстро, будто её и не было вовсе. Тело снова налилось силой, и тонкие металлические цепи, которыми сковали их руки перед посадкой в броневик, в решительных мыслях Твердого уже не представляли преграды для побега. Локтём ударить в лицо охранника со своей стороны, а затем обеими руками другого. Захватить их излучатели и шоковые дубинки и приказать водителю свернуть в какой-нибудь переулок.
   Он уже намеревался выполнить задуманное, когда почувствовал на своей руке пальцы Наставника. От пальцев исходило какое-то удивительное электрическое тепло. Наставник, глядя в глаза Твердому, так же еле заметно отрицательно покачал головой. Он знал его мысли. Он читал их, как строчки в книге. Твёрдый это понял, и открытие оглушило его. Он откинулся на спинку сидения и замер почти неподвижно, ощущая на руке электрическую вибрацию теплых пальцев Наставника.
   Колонна броневиков подкатила к Храму Шара любви. Пленников вытолкнули наружу и под усиленным конвоем повели по знакомому Твердому маршруту, сначала вверх по широкой лестнице, затем, через узкий черный вестибюль в зал Поклонения с оранжевым шаром под куполом. Раздвинулась стена на противоположном конце зала. Все зашли в кабину лифта, и тот помчал их вниз. Потом остановка, длинный темный коридор и до отвращения знакомая металлическая дверь, открывшаяся с дребезжащим скрежетом. Матовая приемная с поднявшимся навстречу худым длинноволосым секретарем ... Охранники остались за дверью.
   Лысый сидел на своем месте и так же, как и в прошлый раз писал что-то в тетради. Он поднял свою "отполированную" голову и взглянул на вошедших. При виде Твёрдого в его белесых, бесцветных глазах промелькнуло темное пятнышко страха. Но только промелькнуло. Его губы скривились в фальшивой улыбке. Он встал из-за стола и развел руки жестом гостеприимного хозяина.
   -Милости прошу в мою скромную обитель "Великий Исцелитель" Наставник! - высокопарно произнес Лысый, раскланиваясь.
   -Присаживайтесь, он указал в сторону знакомых кресел.
   -Нет, уж лучше мы постоим, - ответил за себя и Наставника Твердый и инстинктивно сжал кулаки. Цепочка, сковавшая руки, напряглась и чуть не лопнула, но сильная боль в запястьях заставила Твёрдого расслабиться. Он в упор взглянул на Лысого и тот отвел взгляд. Но смущение его опять продолжалось недолго.
   -Ну, что же, если хотите, можете стоять, - проговорил Лысый, усаживаясь на своё место. Некоторое время он молча сидел, задумчиво разглядывая исписанную бумажку на столе. Затем снова поднял глаза на пленников.
   -Вас ожидает мучительная казнь, - вкрадчиво и даже, как-то ласково, произнес Лысый.
   -Но мне бы не хотелось доводить дело до крайностей, - сожалеющее вздохнул он.
   -Мы можем найти компромисс: вы отдаете мне Книгу, а я не отдаю вас в руки палачей, а отпускаю на все четыре стороны. Всё очень просто и для вас не представляет никаких моральных неудобств. Книга не ваша и она для чего-то нужна нашему Бессмертному Властителю. Отдайте её, и пусть он делает с ней, всё, что заблагорассудится. А вы можете возвращаться к мятежникам - однополым. Мятеж всё равно будет подавлен. И мы эту заразу уничтожим под корень. Тогда и ваша очередь снова придет.
   -Я бы, конечно, мог отдать вам эту Книгу, - тихо, но очень внятно заговорил Наставник:
   -Но я знаю, что вы хотите совсем не того, о чем сейчас говорите. Вы заодно с мятежниками и сами мечтаете стать Властителем. А я вам очень мешаю. Ведь, если свергнут и убьют Бессмертного Властителя ( а вы знаете, что его можно физически умертвить), тогда как задумал Рябой - ваш партнер по заговору, номинальным властителем поставят меня. Но этот вариант не входит в ваши планы. И вы послали двух своих агентов. Одного, чтобы убить Рябого, а другого для убийства Властителя. Перед этим вы захватили меня, чтобы иметь козырь, если это двойное убийство сорвется. Так оно, собственно, и случится.
   -Откуда вы это всё знаете? - Лысый заметно побледнел. У него мелко затряслись пальцы, державшие красящую палочку.
   -Я многое, о чем знаю, - проговорил с чуть заметной улыбкой Наставник.
   -Я даже знаю, как вы сейчас поступите, чтобы спасти себя.
   -Ну, что же вам от этого легче не станет, - сказал Лысый, явно беря в руки после первого потрясения.
   Он нажал на одну из кнопок на пульте стола. В дверь снова вошли охранники.
   -Уведите их в камеры. Каждого в отдельную! - приказал Лысый, а про себя чуть слышно пробормотал.
   -А мне пора - на доклад ... - и осекся, испуганно взглянув на пленников.
   -Поторопитесь, а то Властитель может вам не поверить - напутственно произнес Наставник и, тряхнув длинными, тёмными, волнистыми волосами вместе с Твердым в сопровождении конвоя, вышел за дверь кабинета Лысого ...
   ... Твердого втолкнули в узкую похожую на темный склеп камеру с откидной от стены лежанкой, с полукруглым столиком в противоположном углу и сливным ночным горшком в углу возле двери. Ходить по камере невозможно. От двери до лежанки было всего полтора шага. Твердый тут же улегся на холодную пластмассовую поверхность в попытке согреться.
   Холодина в камере оказалась ужасной. Дрожь постепенно пронизывала каждый мускул озябшего тела. И, естественно, сну, в котором хотел забыться пленник, негде было найти даже маленького теплого уголочка, чтобы погрузить мозг в забытье. Твердый, в конце концов, вскочил с лежанки, которая тут же захлопнулась с противным пружинным визгом. Несколько интенсивных приседаний и отжатий на время согрели озябшего. Но стоило ему только присесть на лежанку, как через некоторое время холод опять пролезал сперва в ноги и быстро карабкался вверх, покрывая мурашками вновь остывающее тело. Такая борьба с холодом продолжалась довольно долго. Но усталость прошедшего дня всё равно сказалась, и Твёрдый, забившись в угол на лежанке, стал забываться в ознобистой полудреме. Он уже видел какой-то несвязный полусон, когда вдруг очнулся, словно от толчка. Перед ним спиной к нему стояла фигура Наставника. Ярко - видимая, но прозрачная, будто сделанная из матового стекла. Над фигурой простирался серебристый купол, в который из открытой смотровой щели камерной двери почти в упор бил зарядами излучатель. Энергетические шарики ударялись в серебристую преграду и тухли с шипением, словно попадая в бурный водяной поток, гасящий раскаленную плазму. Твёрдый замер в своём углу, оцепенев с ужасом и восторгом глядя на это удивительное зрелище. Он уже понял, что выстрелы излучателя предназначались ему. Лысый не простил те удары по голове. Он не простил расправы над собой и бегства. Наставник спас своего ученика от смерти. Защитил какой-то чудесной силой, ведомой только ему. Выстрелы прекратились. Окошко в двери захлопнулось. Фигура Наставника исчезла. Серебряный купол остался. И Твёрдый уснул под его защитой. В тепле.
   ДЕНЬ V
   I
   Он проснулся. И долго лежал в сырой холодной тьме, не понимая, где находится. Тьма была кромешной. Вокруг не просматривалось, ни одной светлой полоски, ни точки, ни искорки. Словно, он полностью ослеп или его закопали глубоко в землю. Заживо закопали. Ужас давящей удушливой волной накатил на сердце и поглотил всё существо лежащего в темноте. Холодея от предчувствия, он с трудом поднял вверх руку, и пальцы дотронулись до липкого мокрого дерева. Левая половина тела тоже ощутила плотно подогнанные доски. Чуть вытянув вперед ноги, он почувствовал преграду и понял, что лежит в каком-то деревянном склепе. И от этого страшного открытия чуть не потерял сознание. Но взял себя в руки, словно вздохнув затхлый, дурно пахнущий воздух. Источник этого запаха находился где-то рядом, справа от него. Протянутая правая рука наткнулась на ржавую поверхность круглого металлического бака, прикрытого неплотно такой - же ржавой крышкой. Из под крышки несло зловонием. Склеп оказался обжитым местом. Уж не он ли его обжил? Но, как он сюда попал? И вообще, что это за место такое? Он напряг затекшие мышцы спины и ощутил под собой нечто, похожее на подстилку или тонкий матрац. И окончательно понял, что проснулся в каком - то тёмном подвале. Но неужели он живёт здесь? Нет, этого не может быть! Его кто - то посадил сюда. Насильно посадил. И он должен вырваться из этой темноты на свет. Вырваться, во что бы то ни стало!
   Он перекатился со спины на живот, ползком обогнул вонючую парашу и почти тут - же почувствовал горячим лбом влажный холод противоположной стены. Его жилище оказалось узким, словно могила. Он встал на колени, упершись головой в потолок, и стал ощупывать его в поисках какого - нибудь выхода наверх. И вскоре пальцы нащупали небольшую и более сухую нишу люка. Попытка приподнять люк головой и плечами окончилась полным провалом. Люк по ту сторону был чем - то плотно придавлен и не сдвинулся с места. Вторая попытка не предпринималась вследствие очевидной бесплодности. Человек сел на сырой холодный земляной пол, в бессилье, опустив дрожащие руки. В душу медленно проникало отчаяние. И отчаяние придало новые силы. Он принялся колотить в крышку люка вновь окрепшими кулаками.
   И на той стороне этот отчаянный стук услышали. Над головой заточенного раздались тяжелые скрипящие шаги. Затем с заметным трудом стало двигаться в сторону, что - то узкое и длинное. И, наконец, тяжелая крышка люка медленно поднялась, пропуская в темень подвала сумеречный тусклый оранжевый отсверк, мерцающий неясными бликами по потолку комнаты, открывшейся под подвалом. Но этот свет почти тут же закрыли две черные фигуры, наклонившиеся над люком.
   -Чего стучишь? - безразличным голосом спросила одна из фигур, и после паузы добавила.
   -Не приехала она ещё. Едет ...
   -Выпустите меня отсюда, - пересохшее горло едва сумело произнести эти слова. Затекшие ноги усилием воли стали поднимать непослушное тело в полный рост в отверстие люка. От прилива свежего воздуха голова сильно закружилась и, что - бы не упасть телу, рука ухватилась за край отверстия. С минуту - другую головокружение смешало все ощущения. Потерялось зрение, слух, и что ответили черные фигуры, до сознания не дошло. Только подмышки с двух сторон сдавились и потянулись вверх. Ноги оказались на деревянном полу и снова подкосились. Двигаться они почти не могли и лишь слегка шаркали подошвами высоких шнурованных ботинок в такт идущих рядом и вцепившихся в подмышки двух черных фигур.
   Его через комнату вывели в совершенно темные, не освещенные сени, а дальше на вечерний двор, тускло освещенный половинкой, поднимающейся из - за гор, луной. Что вокруг горы, он понял не сразу. Вначале показалось нагромождение на небе тяжелых туч. Потом горы узнались как - то сами собой, по каким - то далеким воспоминаниям. Он помнил горы. Эти, или какие - то другие, но уточнять детали не мог. Его усадили на скамейку возле дома, и он стал приходить в себя, дыша часто и порывисто. Воздух был прохладным и словно живительным. Голова кружиться перестала, зрение прояснилось, слух обострился. Глаза осмотрелись по сторонам. Желтовато - оранжевый лунный свет проявлял темные контуры двора, огороженного высоким деревянным забором. Слева располагался добротный сарай с плоской, покрытой шифером, крышей. Возле сарая маячила ещё одна черная человеческая фигура с автоматом в руках.
   Приведшие его двое в высоких меховых шапках, отошли чуть в сторону за крыльцо и принялись о чем - то переговариваться между собой на незнакомом языке. Некоторые слова и интонации неприятно резали слух. Переговариваясь, те двое то и дело поглядывали на закрытые наглухо въездные ворота, будто там внезапно может возникнуть кто - то, давно ими жданный.
   Вокруг стояла какая - то странная звенящая тишина. Только далеко, может на краю аула, а может в горах на одной тоскливой ноте выла то ли собака, то ли волк. От этого далекого воя на душе становилось тоже тоскливо и жутко. Особенно, когда совершенно не помнишь, каким образом попал в эти горы, в этот дом, в этот подвал, в руки этих людей. Тело затекло и казалось парализованным. Видно его долго держали в низком узком закутке без возможности встать в полный рост. И сейчас по ногам стаями кусачих муравьев побежали колкие мурашки возвращающегося кровообращения. Он такими же непослушными, онемевшими руками стал растирать ноги, одетые в грязные пятнистые брюки, сшитые из грубой материи. Кровообращение стало медленно восстанавливаться. Он почувствовал ноющую боль в ногах, которая медленно разливалась по всему телу. Тело оживало. Вместе с телом оживало и сознание. Он осознал, что попал в чьи - то не добрые руки. Эти люди держали его взаперти в узком и низком подвале, с какой - то, пока непонятной ему, целью. И вот они вывели его, наконец, на свежий воздух, усадили на скамейку, а сами чего - то или кого - то ждут. И судя, по их эмоциональному разговору, ждут с нетерпением.
   И вот, когда полная луна уже почти окончательно выплыла из - за гор, осветив двор тягостным призрачным светом, где - то далеко тишина раскололась поначалу неясным, но все более приближающимся гулом автомобильного мотора. Двое в шапках и третий с автоматом возле сарая, всполошились. Двое прекратили свой непонятный разговор и стали прислушиваться к нарастающему моторному гулу. Третий, бросил свой пост, подошел к калитке, открыл её и стал выглядывать на дорогу. Один из тех двоих, что - то сказал, ему на своем языке, но часовой только махнул в ответ рукой. Автомат он закинул за спину и держался обоими руками за край калитки, ловя глазами приближающуюся машину.
   Фары брызнули двумя яркими вспышками по макушке одинокого невысокого дерева, стоящего за забором. Затем исчезли из поля зрения. Зато шум мотора усилился. Машина приблизилась к воротам. Надсадно протяжно заскрипели тормоза. Человек с автоматом за спиной, поспешно бросился открывать створки. Автомобиль снова взревел мотором и на малой скорости вполз во двор. Фыркнул, чихнул и заглох мотор. Все четыре дверцы раскрылись почти одновременно. Из машины на землю вышли люди. Трое мужчин и одна женщина. Женщина была одета в брюки, вправленные в невысокие сапоги и тёмную куртку с капюшоном. Медные, слегка вьющиеся волосы падали на отороченные мехом края капюшона. В руке женщина держала черную спортивную сумку. Глаза её были прикрыты повязкой. Такая же повязка виднелась на глазах одного из мужчин, облаченного в пятнистую форму и высокие шнурованные ботинки. Голова прикрывалась кепи с высокой тульей, на которой проблескивала какая - то эмблема. На левом рукаве тоже мелькнул шеврок с трехцветным флажком, как принадлежность к военному сословию. Двое других мужчин, вылезших из машины, судя по их высоким меховым шапкам, являлись местными жителями. У обоих лица прикрывались окладистыми бородами. И они, так же были наряжены в полувоенную форму. У одного из под мышки торчал ствол короткого автомата. А на боку другого, что выбрался с места водителя, виднелась пистолетная кобура. И, видно по всему, здесь он был главным, потому, как скоренько подбежали к нему двое, стоявших возле крыльца, чтобы получить непонятные, сидящему на скамейке, распоряжения. Но действия подчиненных после этих распоряжений начальника, оказались вполне определенными. Повязки с глаз женщины и военного снялись, и те принялись осматривать место, куда их тайно привезли. Часовой с автоматом резво побежал к сараю, скинул с петель замок и что - то крикнул в глубь двери, просунув туда голову. Некоторое время дверь сарая зияла глубокой чернотой, затем в проёме показалась светлая фигура в расстегнутой военной куртке. Фигура несколько секунд держалась за дверной косяк, потом шагнула на освещенный луной двор. Человек стоял, слегка пошатываясь.
   Женщина, увидав вышедшего из сарая, бросилась к нему, но, подбежав, остановилась в метре, пристально его разглядывая. Затем повернулась к стоящим возле машины:
   -Но это не он! - крикнула она громко в лунной тишине.
   И, словно, после этого крика входная дверь в доме, скрипнув, отворилась и на крыльцо под призрачный свет луны, не спеша вышел ещё один человек, облаченный в черную, блестящую, словно, кожаную форму. На голове его так же красовалась высокая шапка - папаха, лицо украшала тоже черная борода. Но на поясе с двух сторон имелось по пистолетной кобуре, а на левом рукаве просматривалась эмблема зеленого с белой и красной полосками флажка. Над эмблемой тускло поблескивала медная звезда с перевернутым вниз верхним концом.
   Водитель, казавшийся до этого главным, спешно подошел к стоящему на крыльце и что - то тихо ему сказал. Тот слегка повернул бородатое лицо в сторону женщины и пленника возле сарая.
   -Ты чего кричишь? - негромко, но очень внятно проговорил "кожаный".
   -Где мой муж? - уже более сдержано спросила женщина.
   -Ты "баксы" привезла? - снова тихо спросил хозяин дома.
   -Покажите мне сначала мужа! - в голосе женщины опять послышался вызов.
   -Глупая баба! - усмехнулся "кожаный" в бороду. - Если бы мы хотели тебя обмануть, то не привозили бы сюда, а отняли бы твои "бабки" по дороге, а тебя и твоего "федерала" пришили бы и выкинули куда - нибудь в кусты. Здесь твой мужик, - проговорил он после паузы. - Вон, на скамейке сидит, в себя приходит. Иди, обнимай ...
   Женщина повернулась на жест и, увидев сидящего на скамейке, встрепенулась и кинулась в его сторону. Перед скамейкой она упала на колени, уронив сумку, и обняла его обеими руками за шею. Принялась целовать в обросшие щетиной грязные щеки. На её глазах выступили слезы, блеснувшие маленькими лунами.
   -Господи, Петя, миленький, родной мой! - причитала она, целуя его. - Что же они с тобой сделали, изверги! Ну, ничего, ничего, теперь я тебя увезу отсюда. Они обещали тебя отпустить за деньги. Я их привезла. Все продала: дом, мебель, одежду, но собрала, как они велели ...
   Он так же пытался её поцеловать сухими, чёрствыми губами. Но их тугая, шершавая корка не сворачивалась в трубочку, и он только проводил губами по её щекам, а к горлу подступал тоже тугой и шершавый ком, который невозможно было сглотнуть. И глаза его оставались сухими, хотя ему очень хотелось заплакать.
   -Поднимайся, - почти шепотом произнесла Лена, вставая с коленей и помогая Петру приподняться со скамейки. Он с трудом встал на отяжелевшие, плохо ощутимые ноги и сделал ими несколько шагов вперед, в сторону крыльца. Лена вела его пол руку. Сумку она повесила к себе на плечо.
   Они подошли к стоящему на крыльце "кожаному", Лена молча протянула ему снятую с плеча сумку. Тот взял её двумя руками раскрыл молнию, пошарил внутри и вытащил наружу пакет, разорвал бумажку и стал не спеша пересчитывать зеленоватые бумажки. Доставая наугад по несколько штук, он смотрел сквозь них на полный лунный диск, поднявшийся над горами желто - оранжевым фонарем.
   -Настоящие, - удовлетворенно проговорил "кожаный". Затем повернул своё бородатое лицо к стоящим рядом мужчине и женщине и, усмехаясь в бороду сказал:
   -Ну, что же, половину ты привезла. Привезешь вторую - отпущу твоего мужика. Сроку тебе на это две недели. Уяснила?
   Петр явно почувствовал, как затряслась Ленина рука, держащая его под локоть.
   -Как же так, - еле слышно пробормотала она. На глазах у неё снова выступили слезы; слезы обиды, переходящей в возмущение, - как же так, ведь я привезла столько, сколько сказал ваш человек. Я продала всё. Ещё столько я не найду. Мне негде взять.
   -Ну, это твои проблемы, - ехидно произнес "кожаный", пряча деньги к себе за пазуху, - я моему человеку об авансе говорил, а он, наверно, сказать забыл тебе. Да и не один твой муженёк у нас сидит, а вон с тем, приятелем. С ним, что прикажете делать? Кто его будет выкупать. Он нам без надобности.
   Лена опустила голову на грудь и глухо, как - то не по-женски, зарыдала, всё сильнее сжимая ладонью локоть Петра. И тогда к крыльцу подошел приехавший вместе с Леной военный в камуфляже. У него было худое узкое лицо с тонким, немного длинным носом.
   -Я не пытаюсь взывать к вашей совести, - раздельно и отчетливо проговорил он, - нельзя взывать к тому, чего нет. Я хочу предложить вам сделку. Вы отпускаете этих двух пленных, а я остаюсь вместо них у вас. У меня достаточно высокий статус и командование, надеюсь, обменяет скоро меня на какого - нибудь из ваших полевых командиров. Устраивает вас такой вариант?
   "Кожаный" несколько минут в упор разглядывал худого военного, словно про себя размышляя над его предложением. Затем снова усмехнулся в черную бороду.
   -Знаю я ваше командование. Палец о палец оно для этого не ударит. И будешь ты сидеть у меня в подвале, пока не сдохнешь от дистрофии, потому что будет у тебя трехразовое питание: три раза в неделю. Не нужен ты мне и этот, возле сарая, тоже не нужен. И есть у меня, в отличии от вашего, совсем другой вариант. И по иному мы не сговоримся. Хочешь, что бы я простил тебе половину? - "кожаный" повернул голову к Лене. Та недоуменно посмотрела на него заплаканными глазами.
   -Я отпущу тебя, твоего мужа и офицера если... если твой мужик ухлопает своего приятеля. Ну, а если откажется, - здесь вы все четверо и останетесь в общей яме. Так, что выбирайте: или - один труп или - четыре?
   Поначалу до Петра не дошел смысл сказанного "кожаным". И только, когда Лена снова, закрыв лицо руками, горько заплакала, он сообразил, что от него хотят. Он повернул голову в сторону человека, стоящего возле сарая. Тогда сначала, он плохо его разглядел. Он им тогда не заинтересовался. А сейчас вдруг понял, что это его товарищ по несчастью, по плену, возможно, даже близкий друг. Тот должно быть, все слышал и сделал шаг назад, к сараю. Но затем медленно вошел в сторону стоящих возле крыльца. Он остановился в двух шагах и тогда Петр сумел разглядеть его лицо. Полная луна светила прямо на него и можно было увидеть под глазами и вокруг носа звездную россыпь веснушек. Остальные скрывала достаточно густая ярко - рыжая борода. Конопатый в упор посмотрел на Петра темными глазами с отраженными двумя лунными дисками.
   -Ну, что, друг, - хрипло проговорил он сухими, потрескавшимися губами, - тебе решать. Мы с тобой и Афган прошли и в Белом доме под обстрелом сидели и вот сейчас, здесь, вместе. Спасай себя и жену. Она у тебя молодчина. А меня - хлопни, как бродячего пса - кто обо мне горевать станет? Нет у меня никого.
   -Ну, вот, верно он говорит - поддержал "кожаный", - какой ему смысл жить. Так что, давай, по обоюдному согласию, кончай с ним а потом втроем садитесь в "козла" и вас доставят к посту федералов.
   -Если в ближайшие кусты не доставят, - со злой иронией проговорил худой офицер.
   -Тут, я вам даю слово. Честное, - борода "кожаного" искривилась от улыбки. Но в это слово никто, из стоящих рядом с ним, не поверил. Хотя, смотря что, говоривший его, имел в виду? Но он не уточнил.
   После этой фразы возникло молчание. И оно затягивалось. Где - то недалеко тоскливо взвыла собака. Её вой подхватили другие. Полная луна светила ярко и напряженно. Её круглое, самодовольное лицо с высоты вглядывалось в происходящее на земле с одобрительным удивлением.
   "Кожаный" вытащил из левой кобуры черный пистолет, передёрнул затвор и протянул пистолет рукояткой Петру. Тот даже не шевельнул рукой.
   -Бери, бери, - "кожаный" сунул пистолет прямо в ладонь. Пальцы инстинктивно сжали холодную шершавую рукоятку.
   -Подними руку, - приказал "кожаный". Рука, словно сама собой, стала приподниматься, пока не вытянулась почти горизонтально. Пистолет показался очень тяжелым, и рука снова стала опускаться. Но этот обратный процесс остановил возглас "кожаного":
   -Стреляй в него!
   Резко развернув руку. Петр нажал на спуск. Он целился "кожаному" прямо между глаз. Но вместо выстрела раздался сухой щелчок. Осечка. Петр нажимал на душку, с каким - то, непонятным даже ему самому, остервенением. Но сухие щелчки раздавались один за другим из бойка пистолета, направленного в ухмыляющуюся бородатую физиономию "кожаного". Тот, ухмыляясь, протянул руку и уцепился за ствол. Дернул на себя. Петр остался безоружным. "Кожаный" ухмыляется, перестал в один миг.
   -Ты, козёл, решил, что я идиот! - торжествующе зло рявкнул он в самое лицо Петра, обрызгав его слюной и обдав вонючим табачным перегаром.
   -Ну, теперь вам всем хана! - "кожаный" полез в правую кобуру. Он уже почти вытащил пистолет, когда Петр совершенно неожиданно для самого себя, а тем более для бандита, ударил того ногой в пах. Силы у него было немного, но тут сила и не требовалась. Требовалась точность. Удар оказался точным, "Кожаный", выронив пистолет, взвыл и упал на колени, зажав обеими руками место попадания. С его головы свалилась меховая шапка, открыв глянцевую, желтую в лунном свете, лысину. И, кого - то он этой лысиной напомнил Петру. Но особенно вспоминать было не когда. Худой офицер стремительно бросился за упавшим пистолетом. Схватил его и навскидку, почти не целясь, два раза выстрелил в обоих стоящих ближе всего бородачей. Те уже успели потянуться к своим пистолетам, но пули попали в них точно. Один взвизгнул, как ужаленный и стал медленно оседать вдоль крыльца, а второй молча подрубленным бревном, свалился к ногам Петра, ударившись кровавым затылком о каменистую землю. Во лбу у него зияла небольшая темная дыра.
   Трое оставшихся в живых бандитов на несколько секунд замерли в растерянности. Вот часовой принялся лихорадочно тащить из - за спины, отодвинутый им туда, автомат. Но время было упущено, и офицер уже хладнокровно, как в тире разрядил в них остатки боекомплекта. С глухими вскриками они попадали рядом с машиной. Двое, видно, были убиты наповал, а водитель только ранен. Он принялся тихо плаксиво стонать, зажимая рукой рану на животе. Рядом с Петром, катаясь по земле, выл от боли и унижения "кожаный".
   -Быстрее! - глубоко выдохнув, проговорил офицер.
   -Садитесь в машину - махнул он пистолетом в сторону Петра и Лены. Те покорно пошли к автомобилю. Лена держала Петра под руку. Рука у неё дрожала, словно ветка под сильным ветром. Подойдя к "газику", Петр оглянулся. В этот момент офицер ударил рукояткой пистолета "кожаного" по голове. Тот вскрикнул и затих, потеряв сознание.
   -Бери его под мышки - приказал офицер конопатому.
   -С собой его захватим. Давно мы его уже разыскиваем.
   Они вдвоём волоком потащили "кожаного" к машине и, после небольших усилий, запихнули его на багажное место за задними сидениями. Офицер сел за руль, конопатый примостился рядом. Петр и Лена уселись позади. За их спинами лежал оглушенный "кожаный".
   Ключи оказались оставленными в замке зажигания, но "Газик" долго не заводился, визгливо скрежеща износившимся движком. Наконец мотор завёлся. Офицер выбрался из кабины, открыл ворота, снова запрыгнул внутрь машины и, дав задний ход, выехал на каменистую дорогу горного селения. Они сразу поехали в правильном направлении. Хотя, как офицер догадался ехать именно туда, а не в обратную сторону, Петру было непонятно: ведь везли их сюда с Леной с завязанными глазами.
   "Газик" мчался по серпантину узкой горной проселочной дороги, рискуя на каждом повороте сорваться в пропасть. Лена вцепилась в руку Петра "мертвой хваткой", глядя через окно на мелькавшие в свете фар серые каменные выступы. Петр видел со своей стороны только черную бесконечную глубину провала. Но страха он не испытывал. У него на душе было как - то даже спокойно. Тепло женской ладони, вцепившейся в его руку, непонятно согревало и успокаивало его, хотя сама Лена испытывала не спокойствие, а совершенно противоположное чувство. Это было заметно по её напряженному лицу, изредка освещаемому в темноте кабины призрачным мелькающим отсветом лунного сияния, разлившегося над горами.
   -Ничего, держитесь! - не отрывая взгляда от дороги и умело, вертя баранку, воскликнул худой офицер.
   -Ещё километра три по этой спирали, а затем - долина, там наши недалеко!
   Ему никто не ответил. Конопатый молча сидел, уставившись в ветровое стекло и держа на коленях автомат раненного часового. Но Лена от его слов, должно быть немного успокоилась. Она перестала смотреть в окно, ладони её слегка разжались и, в конце концов, её голова легла на плечо Петра в полном успокоении. Но, как выяснилось через несколько минут, успокаиваться ей было рано. За спиной Петру послышалось какое - то шевеление. Он с трудом оглянулся через плечо и увидел глазами, морду "кожаного". В руке тот держал тусклый, явно металлический предмет, похожий на монтировку. Ей он уже, замахиваясь сбоку, наровился ударить Петра по голове. Но брезентовая крыша "Газика" мешала "кожаному" в широком размахе сверху и он с первого косого удара попал вскользь Петру по уху. Удар и боль обжег не только ухо, но и всю голову. Петр вскрикнул и поднял вверх руку защищаясь от второго удара. Пронзительно закричала Лена, вцепившись ногтями "кожаному" в бороду. Тот заорал матерное ругательство и нанес Петру второй удар, но тоже неудачно: прямо по вытянутой вперед руке. Удар осушил руку, и она свалилась на сиденье, как плеть.
   Худой офицер резко нажал на тормоз. Машину на повороте резко занесло и она, визжа тормозами, устремилась по инерции юзом прямо к попасти и замерла от нее всего в нескольких сантиметрах. Пассажиров в машине тряхнуло основательно. Они несколько секунд приходили в себя. И первым, как ни странно, опомнился "кожаный". Его лысая голова снова появилась над сиденьем, рука опять взмахнула монтировкой, целясь в окровавленную голову Петра. Лена, откинутая инерционным поворотом к дверце, с криком кинулась назад к мужу. Конопатый, перевернувшись на своем сидении, передергивал затвор автомата. Худой офицер тянул из кармана пистолет, ругаясь почти, как "кожаный".
   Петр поднял голову. Капельки крови стекали с его уха на грязную гимнастерку. Монтировка, словно в замедленной съемке, медленно приближалась и он, как ни хотел, отстранится не смог. Он видел удар, несильный, но вышибающий сознание. Вспышка. Тьма ...
   II
   Он очнулся. Вокруг стояла непроглядная тьма. Голова на месте удара тупо болела. Но боль постепенно затихала, словно растворялась где - то в глубине мозга. И сейчас же озноб мелкими иголочками стал покалывать ещё усталое, не отдохнувшее тело, заставив его с трудом подняться и сесть на узком неудобном пластиковом ложе. Он принялся растирать озябшие конечности и от этих вынужденных движений окончательно ощутил собственное "Я". И это "Я" чувствовало себя очень скверно. Хотя тело от растирания немного согрелось, всё оно было каким - то слабым, вялым, несмотря на внешнею крепость мускулатуры. Хотелось снова лечь, откинутся во весь рост на ложе, и только проклятый камерный холод не давал этого сделать.
   Лязгнул дверной засов. Дверь с противным металлическим скрипом раскрылась наружу. В образовавшимся, светлом проёме, появилась черная фигура с излучателем в руках.
   -Выходи! - приказала фигура, махнув стволом излучателя.
   Твёрдый встал на свои совершенно нетвердые ноги и сделал несколько неуверенных шагов по направлению к двери. Ложе за его спиной тут же захлопнулось, словно книжная обложка. Охранник посторонился, пропуская вперед пленника. И, как показалось Твёрдому, посторонился поспешно, будто чего - то опасаясь. Неужели это он стрелял в него вчера? Охранник повел Твердого по чуть освещенному коридору, вдоль похожих друг на друга камерных дверей в самый конец к лифту. Возле лифта их ожидал ещё один охранник. На руки Твердого накинули стальные браслеты с цепочками, памятуя, очевидно, о его недавнем побеге из этого самого места. Лифт поднял их троих на самый верх. Они прошли через совершено пустой Зал Поклонения, с медленно вращающимся Шаром любви, вышли в темный пустой коридор к выходу из Храма любви. Двери Храма были раскрыты настежь, и после тюремной темноты, тусклый наружный свет показался Твердому ослепительным. Он даже на несколько мгновений прикрыл глаза и остановился на пороге, слыша только нестройный гул множества голосов. Его подтолкнули сзади стволом излучателя. Он сделал несколько шагов из дверей Храма любви. И открыл глаза.
   Внизу вся Площадь Первого Хранителя была запружена темными людскими фигурками, стоящими хоть и не плотно друг к другу, но достаточно кучно, чтобы образовать значительную толпу. По периметру толпу оценила шеренга охранников. Охранники оцепили "мавзолей" Хранителя, на трибуне которого виднелась небольшая группа людей, прикрытая по пояс бронещитами, а сверху накрытая прозрачным непробиваемым колпаком. Центральная фигура показалась Твердому очень знакомой. И, приглядевшись, он узнал лысину Главного Смотрителя Шара. Тот стоял в сверкающей оранжевой одежде, простерев
   руки к народу. Перед ним находился микрофон, а все фонари на площади утыканы динамиками. Голос Лысого, усиленный многократно, вещал:
   -Люди! Настал час ваших испытаний и страданий! Однополые подняли мятеж против законной власти! Они ведут бои на улицах Города! Они без пощады убивают наших жен, сестёр и матерей! Они хотят разрушить установленный порядок и превратить его в хаос, в беззаконие и разврат!
   Наши доблестные войска отбили их первые яростные атаки. Как вчера стало известно, их вождь Рябой убит во время наркотической оргии своим любовником из ревности. Это большая победа! И нужно победу закрепить! Сейчас однополые в растерянности, и я отдал приказ о наступлении. Они будут разгромлены! Но, чтобы победа стала полной и окончательной, нужно лишить однополых и тех, кто тайно поддерживает их или сочувствует им, их последней надежды, последнего символа, последнего вождя! Этот вождь сейчас в наших руках! Вон он стоит на площадке Храма любви! - худосочная рука Смотрителя указала чуть в сторону от Твёрдого. Твёрдый оглянулся на этот жест. Непонятно, почему он раньше не посмотрел туда, чуть левее на противоположной стороне широкой площадки. Там, окруженный плотным кольцом охраны стоял Наставник в своём белоснежном одеянии, сложив по обыкновению, руки под локтями. Он спокойным чистым взглядом смотрел куда - то вдаль, поверх толпы. На лице его не отражалось никаких эмоций. Оно было непроницаемым и бесстрастным. Но, что сейчас творилось в его душе? Лысый приступил к обвинениям:
   -Мы отдаём этого, так называемого, исцелителя на суд народа, на ваш суд, люди! Он обвиняется в мятеже против законной власти в попытке духовного растления людей, в хуле на символ нашей жизни - Шара любви и счастья! Он объявил себя каким - то "богом" с целью обмана больных и здоровых, для поднятия собственного авторитета, чтобы после совершения государственного переворота, занять место нашего любимого Властителя. На самом деле - этот человек шарлатан и проходимец, стремящейся к беспредельной власти любыми путями! Только благодаря ему смог состояться мятеж однополых, и мы теперь видим смерть и разрушения в нашем прекрасном Городе. У нас не хватает воздуха, электричества, воды и тепла, лишь потому, что этот человек вознамерился подчинить себе всю нашу Планету и закабалить в рабство наш свободный народ, верный и преданный Бессмертному Властителю и Шару любви и счастья, данного нам настоящими божествами, а не авантюристами и обманщиками!
   Толпа после этих слов затопала ногами на мостовой, засвистела и заулюлюкала, поддерживая сказанное Лысым. И сквозь этот визг и вой до слуха Твёрдого донеслись выкрики, сначала отдельные, а затем переросшие в многоголосый крик:
   -Казнить! Казнить! - скандировала толпа.
   Твердому от этого рева стало не по себе. Он снова взглянул на Наставника. Тот так же спокойно стоял, сложив руки, и ни один мускул не дрогнул на его лице, а в глазах, светился какой - то ранее невиданный огонь. Даже издали глаза явственно сверкали золотистыми отблесками. Что его так вдохновило? Неужели он жаждал своей казни?
   Толпа продолжала скандировать приговор, исполнение которого вполне устроило бы Лысого. По его довольной физиономии это было очень заметно. Он поднял руку, и площадь почти моментально затихла. Лысый выдержал многозначительную паузу, а затем с пафосом в голосе заговорил:
   -Народ произнес свой вердикт! А приговор народа обжалованию не подлежит! Необходимо лишь утверждение его нашим Бессмертным Властителем. Но он, по какой - то причине, задерживается, ... - и Лысый снова сделал паузу. За его спиной, откуда - то, словно, вынырнул человек в оранжевом балахоне и что - то зашептал на ухо Лысому. Тот внимательно и серьёзно выслушал его. И тут на лице его отразилась нескрываемая печаль. Он простёр руки к небу и срывающимся на рыдания голосом, с трудом подбирая слова, снова стал говорить:
   -Люди! Только что, на ваших глазах мне доставили страшную, трагическую весть. Наш любимый Властитель погиб от руки наймита однополых. Вы можете в это не поверить, но это ужасная, правда. Наш бессмертный властитель оказался смертным человеком, и его зарезали ножом. И он скончался на месте. - Лысый опустил свою гладкую голову на грудь, изображая невыразимую скорбь.
   Люди, на площади услышав такую ошеломительную новость, на несколько мгновений замерли, будто оцепенев. Затем молча, один за другим, стали падать на колени, прикрывая лицо руками. Знак скорби по умершему, принятый на Планете, стал в этот момент всеобщим и искренним. Каким бы, хорошим или плохим не казался людям Властитель, они по настоящему были обескуражены этим известием. Горе оказалось неподдельным, в отличие от инсценированной сцены требования казни Наставника. Видео камеры транслировали передачу на весь континент и почти всё население, кроме, наверное, однополых застыло, должно быть, в этой позе, так велико стало потрясение, привыкших жить с мифом о Бессмертии и Вечной мудрости их Властителя. Горестное оцепенение продолжалось довольно длительное время. Люди стояли на коленях и гробовая тишина упала на площадь. Но её, в конце концов, прервал голос Лысого:
   -Люди! Коварный удар ножа наймита однополых лишил нас нашего Светоча! Все мы осиротели. Потеря наша невосполнима. Но теряться перед лицом опасности нам нельзя. Пролитая кровь Властителя требует отмщения. -Этот человек! - рука с вскинутым пальцем указала на Наставника, - этот человек уже получил приговор народа! Он государственный преступник! И он, несомненно, повинен в гибели нашего Великого Властителя! На нем лежит уже два обвинения. Но приговор по ним один ... - Лысый сделал многозначительную паузу, а затем медленно приподнял руки к небу:
   -Смерть! Смерть! - заскандировала толпа, вставшая с коленей.
   -На правах исполняющего обязанности Властителя, я утверждаю, приговор народа, - торжественно произнес Лысый. Даже издалека было заметно, что он уже упивается полученной им властью.
   -Приказываю, немедленно казнить этого государственного преступника и его сообщника! - торжественно проговорил Лысый в микрофон.
   Твёрдый посмотрел на Наставника. Тот, после слов Лысого, всё так же спокойно стоял, сложив руки. Ни один мускул не дрогнул на его лице. Только глаза вдруг стали угольно черными. А губы под усами слегка улыбались, но улыбались, как - то неестественно. А сам Твёрдый в душе пока не испытывал ничего, словно слова Лысого о казни к нему не имели никакого отношения. Будто всё, это судилище было какой - то несерьезной игрой, чем - то вроде спектакля, распределенного по ролям.
   Твёрдый увидел, как к Наставнику с двух сторон подошли охранники и ухватили его за руки.
   И вдруг он сам почувствовал на своих локтях крепкий зажим. Твердый оглянулся по сторонам. Двое бородатых охранников делали попытку потащить его куда - то в сторону.
   Всего только двое. В таких ситуациях он, обычно, не размышлял. Ярость мгновенно ударила в голову блаженно - сладкой волной. Стальные браслеты на руках были небольшой помехой. Твердый с яростным наслаждением, сложив руки в один общий кулак, заехал по бородатому лицу левого охранника, одновременно пяткой левой ноги врезал правому в пах. Оба черных охранника отлетели в стороны с криком, зажав свои отбитые места. Твердый бросился к конвою, державшему Наставника. Те ничего не успели сообразить, как были сбиты двумя точными ударами и катались по храмовому крыльцу, скуля от боли.
   -Бежим! - крикнул Твёрдый, хватаясь сомкнутыми ладонями за локоть Наставника - Бежим, пока они не опомнились!
   -Нет, тихо, но твердо сказал Наставник, - Ты беги, а мне уходить нельзя.
   Глаза его из черных превратились в синие, сияющие внутренним светом. Ярость в Твёрдом тут же погасла. Он опустил скованные руки.
   -Тогда и я никуда не пойду, - пробормотал он, уже не обращая внимания на несколько сильных рук, вцепившихся в него мертвой хваткой.
   Их повели к плахе, стоявшей, как раз в центре площади, напротив мавзолея Хранителя. Толпу оттеснили, образовав проход. Когда их вели по этому проходу, люди выкрикивали ругательства, плевались и бросали в осужденных гнилые оранжевые плоды. Твёрдый шел по этому, изливающему ненависть людскому коридору, понуро опустив голову. Его уже сосала тоска. Предсмертная тоска. Ему очень хотелось жить. Он ведь был ещё так молод. Теперь всё происходящее уже спектаклем не казалось, а было вполне конкретной реальностью с ужасным итогом. Твердый шел на плаху за Наставником на совершенно нетвердых ногах и проклинал себя за это, но ничего не мог с собой поделать. Предсмертная тоска и животное желание жизни превратили его в почти беспомощное существо, с которым можно было делать всё, что угодно. Словно, он вдруг стал маленьким мальчишкой, потерявшим всю свою волю перед лицом неизбежной смерти. Он шел вслед за Наставником и последние шаги перед ступеньками, ведущими наверх плахи, вступал сонанбулически, почти не сознавая, куда идет. Плаха была похожа на усеченную пирамиду. В центре, в виде треугольника, расположились три стекло пластиковых ложа с небольшими углублениями для тел. По бокам имелись сливы, ведущие в одну общую ёмкость. Автоматические захваты для рук и ног уже "гостеприимно" раскрыли свои зубастые пасти. По всей длине "ложа казни" виднелись сквозные проёмы. Оттуда, снизу из глубины пирамиды, при нажатии рычажков, выскакивали острые круглые вертящиеся лезвия. Они в одно мгновение разрезали жертву казни на части.
   Но могли отсечь только голову или ноги, или гениталии. По выбору палачей. Приговоренных поставили в центре треугольника, лицами к мавзолею. Тот оказался совсем неподалеку. Физиономия Лысого и его окружения хорошо просматривались сквозь непробиваемый пластик. На физиономии и.о. Властителя играла торжествующая улыбка. Его план полностью осуществился: Рябой и Властитель убиты. Сейчас будет казнен последний конкурент на безраздельную власть. Лысый торжествующе посмотрел на Наставника. И не увидел страха. Страх исходил из всего существа другого - здоровенного парня, связавшего и унизившего его совсем недавно. Теперь унижен он и будет унижен ещё больше, когда услышит предложенное ему. Но он очень хочет жить. И он не откажется ...
   С Твердого сорвали одежду. Он остался перед толпой совершенно обнаженным. И тут над площадью пронесся, удивленно - восхищенный вздох. Твёрдый не понял, чем он был вызван. Его душу сковал липкий страх. И он выступил на голой коже потом.
   Наставник стоял в двух шагах. И внимательным взглядом смотрел на своего ученика. И понимал всё. Рука с тонкими пальцами вытянулась в сторону Твёрдого и быстро пробежала вдоль его тела с головы до ног. Волна страха, словно схваченная за гребень, послушная движению руки, укатилась под пятки и сгинула где - то внизу, под плахой.
   -Всё будет хорошо, - одними губами прошептал Наставник. Но Твёрдый его услышал, среди многоголосого шума площади. Страх исчез. Взгляд снова обрел зоркость, а мускулы силу. И он понял, что внутри него испугался маленький мальчик из чужого мира и другого времени. Твёрдый стоял на плахе, как на подиуме. И ему было, что показать, в этом толпа уже убедилась. Понял это и Лысый. По его лицу пробежала тень зависти, и она только усилила ненависть. И ускорила желание изощренной мести.
   -Сейчас ты будешь казнен - сожалеющим тоном произнес в микрофон Лысый. - Ты будешь казнен на глазах у твоего Наставника. Сначала тебе отрежут твой великолепный ствол, затем ноги, руки и уже потом отсекут голову. Тебе будет очень больно. Ты станешь кричать, умолять о пощаде. Мне жалко тебя молодого, красивого. Я хочу, чтобы ты остался жить. Ты хочешь жить? - вкрадчиво, после паузы, спросил Лысый.
   Твёрдый не понимал, куда он клонит, но на вопрос инстинктивно кивнул головой.
   -У нас сегодня большое горе, - продолжил Лысый прерывистым голосом, - погиб наш Великий Властитель. Но, тем не менее, милосердие не знает пределов. Я могу помиловать тебя. Только тебя одного. Твой, так называемый Наставник и Исцелитель, должен быть казнён. Но жизнь тебе будет дарована не даром. За неё ты заплатишь жизнью ... его. Ты лично, сам приведешь приговор в исполнение, а затем будешь отпущен на свободу. Я даю слово! - повысил голос Лысый.
   Он поднес к уху трубку внутреннего фона и неслышно для площади сказал что - то в неё. Из распахнутых дверей Храма любви появилась фигура в оранжевом одеянии. Смотритель что - то нес на вытянутых руках. Когда он приблизился к плахе, стала заметна зажатая в ладонях треугольная секира с длинной пластиковой ручкой. Смотритель поднялся на помост, но секиру в руки Твердого отдавать не стал, а повернулся в сторону мавзолея, глядя на Лысого. Тот некоторое время тоже молчал, внимательно разглядывая стоящих на плахе.
   -Мне нужен твой ответ! - наконец сказал Лысый, - Ты согласен?
   Несколько мгновений Твёрдый соображал, что делать. Конечно, ни о каком согласии убить собственноручно Наставника он и не подумал. И вдруг за спиной услышал его тихую, но вполне разборчивую фразу:
   -Убей меня. Ты спасешь себя и ... Планету ...
   Твёрдый недоуменно повернулся на этот голос. Он не поверил, что фразу произнес Наставник. Но, встретившись с ним взглядом, увидел в голубых бездонных глазах немое повторение тех слов. И вдруг ему стало страшно, но уже не так, как совсем недавно за свою жизнь. Ему стало страшно ... за свой Выбор. Он должен был выбирать. Сердце забилось в груди, словно молот, готовое разорвать грудную клетку на множество частей. Остаться в живых или умереть вместе с Наставником? Решение пришло почти тут же. Другого и не могло быть. Просчитался Лысый. Ох, просчитался!
   Страх пропал так же быстро, как возник. Мускулы вновь налились силой. Твёрдый набрал в лёгкие спертый, затхлый воздух погибающего Города и будто выдохнул его наружу с яростным криком:
   -Не-е-ет!
   Одним прыжком он подлетел к оранжевому смотрителю и схватился двумя руками за секиру. Смотритель вцепился в рукоятку. Тогда Твёрдый толкнул его ногой в живот. Смотритель с криком полетел с помоста плахи. Секира оказалась в руках у Твёрдого. Он перехватил её за нижний конец рукоятки и, размахнувшись, что есть силы, метнул в сторону мавзолея. Секира стремительно описала в воздухе дугу и метко врезалась в непробиваемый пластик. И пробила его. Лысый в этот момент стоял почти вплотную и не успел отскочить. Острие секиры, разрубив преграду, рассекло кожу на его голове. Лысый взвизгнул, как ужаленный и, обливаясь кровью, сполз на руки охранников и смотрителей, стоящих у него за спиной.
   Твёрдый сам не ожидал такого эффекта своего отчаянного поступка. Он в изумлении замер на краю помоста, так же, как замерла вся площадь, пораженная увиденным. Вокруг упавшего Лысого засуетились его подчиненные. В микрофон слышались их короткие фразы, из которых стало ясно, что ничего трагического с Главным Смотрителем не случилось. Застрявшая в пластиковом колпаке секира, лишь слегка рассекла кожу на лысине. Скоро голова, с заклеенным пластырем лбом, снова появилась на всеобщее обозрение. Голова одновременно источала боль и гнев.
   -Вы, видели, что сделал подлый наймит однополых?! - хрипло заорал Лысый, скорчив мученическую гримасу, прикрыв ладонью заклеенный лоб.
   -Я хотел пощадить его. Теперь пощады не будет! Казнить их обоих! - Лысый сделал отмашку другой ладонью и драматически опустил подбородок на грудь.
   Взбежавшие на помост охранники и смотрители, бросились к Твердому. Тот отбивался, что было сил: ногами и скованными руками. Нападавшие, кувыркаясь, летели с плахи с выбитыми зубами и отшибленными конечностями. Но на месте сбитых лезли другие и, в конце концов, Твёрдого скрутили, повалили на помост. К Наставнику, почему - то, никто даже не притронулся.
   Твёрдого поволокли к ближайшему ложу. Браслеты сперва застегнулись на ногах, затем с запястий была снята цепочка. Несколько человек до хруста в костях навалились на руки. И Твёрдый сопротивляться перестал. Он обессилел, уже в душе смиряясь со своей участью. Всё тело болезненно ныло от нанесенных ударов и холодное ложе даже как - то остужало и немного успокаивало эту боль. Несколько мгновений Твёрдый лежал, расслабляя разгоряченное избитое тело и боль удивительным образом очень быстро, бесследно прошла. Твёрдый поднял голову, взглянув на Наставника. Тот, в сопровождении двух смотрителей, подошел ко второму ложу, и сам улегся на него, разбросав руки и босые ноги. Браслеты неслышно защёлкнулись. Наставник опустил голову и устремился взглядом в небо. Твёрдый тоже посмотрел наверх. Над ним высоко - высоко за прозрачным, почти невидимым куполом, тускло освещенными рядами, кое - где уже перегоревших неоновых светильников, тысячами мелких далеких огоньков мерцала почти свободная от облаков темная бездна. В самом зените её сверкало, переливаясь большим золотистым, драгоценным бриллиантом светило, не греющее холодную Планету, но держащую её на невидимой привязи вечного тяготения. А чуть левее, из - за купола Храма любви, медленно выплывал тусклый оранжевый диск, с хорошо видимым на нем изображением человеческого лица, удивленно, испуганного и в тоже время, словно злорадного и самодовольного.
   -Сейчас вас казнят! - раздался в динамиках голос Лысого, - Сначала одному отсекут его здоровенный ствол потом ноги и голову. Второму я повелеваю отсечь только голову. Головы будут выставлены напоказ возле входа в Храм любви в назидание! Приступайте! - после паузы, приказал Лысый. Грохнули барабаны оцепления и вдруг смолкли один за другим. На плаху, размахивая руками, взобрался человек в черном одеянии, очень похожем на мундир охранника, но без знаков различия. В правой руке человек держал какой - то небольшой треугольник. Он махал им в сторону мавзолея. Отупевший и почти потерявший сознание в преддверии смерти Твёрдый, с трудом признал в человеке с треугольником ... Горбоносого, неведомо как оказавшегося на площади и сумевшего прорваться сквозь оцепление.
   -В чем дело?! - проревел голос Лысого. - Кто такой? - и осекся. Он, видно, тоже узнал Горбоносого.
   На площади внезапно, в который раз, наступила тишина.
   -Что тебе надо? - Лысый убавил тональность своего вопроса, но голос был, по - прежнему, очень раздражен.
   -Прошу, отменить казнь! - громко, чтобы слышали все прокричал Горбоносый.
   -С какой это стати? - опять повысил голос Лысый.
   -Я предлагаю за них выкуп! Огромную сумму. Вот карточка центрального банка. Возьмите всё, только отпустите их!
   Несколько мгновений на мавзолее царило молчание, затем Лысый негромко, но внятно сказал:
   -Отберите у него карточку.
   Один из смотрителей подошел к Горбоносому и выдернул у того из пальцев пластиковый треугольник. Затем, резво сбежав с помоста, скоренько потрусил в сторону мавзолея. Там его, видно, радостно приняли. И почти тут же Лысый снова заговорил в свой микрофон:
   -Люди! Только что, нас хотели подкупить! Ещё один наймит однополых, тоже разыскиваемый государственный преступник, наивно полагал, что корысть может нарушить, справедливость и подменить закон. Он ошибся! Я не купился на его гнусное предложение! Я верен закону! Я верен народу! Деньги будут отданы в фонд Храма любви, а взяткодатель казнен вместе со своими сообщниками! Как раз третье место займет, - более тихо дополнил Лысый.
   Обескураженного таким поворотом Горбоносого, без сопротивления кинули на свободное ложе, защелкнув руки и ноги.
   -Начинайте! - махнув рукой, приказал Лысый. В глубине помоста поначалу еле слышно, а затем всё более явственно послышался тонкий металлический свист. Свист, повышая тональность, стал очень медленно приближаться к поверхности, вызывая легкую вибрацию всей плахи. Услышав этот звук, Твёрдый обомлел. Ужас приближающейся смерти вновь захватил его сознание. Мозг стал отключаться, словно внутри его то в одну, то в другую сторону, крутили какой - то рубильник. И в темных промежутках он видел лицо. Испуганное лицо светловолосого мальчика из другого мира. Мальчик что - то неслышно шептал одними губами. Но, что он шептал? Пила приближалась, свистя и подвывая от нетерпения. Сейчас она выползет между раздвинутых ног и врежется, отсекая мужскую плоть. Пила приближалась неукротимо. И вдруг, взвизгнула и остановилась. Твёрдый перестал слышать звук и в начале ему почудилось, что он оглох. Но тишины не было. В ушах раздался шум толпы, шум, как общий крик удивления и радости.
   Твёрдый с трудом приподнял голову. Перед полузамутненным взором предстал прозрачный купол Храма любви. Купол переливался тусклым оранжевым светом, и гудел каким - то вибрирующим низким звуком. Голова поднялась ещё чуть выше, взгляд опустился ещё чуть ниже. На площадке перед входом в Храм стояла большая группа людей. Впереди своим видом выделялся человек в золотистой, переливающейся одежде с белокурыми, ниспадающими на плечи, волосами. Красивое молодое лицо обрамляла светлая бородка и усики. Человек чему - то загадочно - торжественно улыбался, простерев, усеянную перстнями, тонкую длань в сторону замершей, словно в оцепенении, толпы.
   -Я жив, -тихо сказал человек в золотой одежде. И эту тихую короткую фразу, усиленную динамиками, услышала вся площадь. И взорвалась радостными криками. И радовалась долго и искренне. Среди этих восторженных криков был, хорошо различим один доносящийся тоже очень громко.
   -Да здравствует наш Бессмертный Властитель! - орал в микрофон Лысый, но голос его заметно дрожал.
   Когда, наконец, крики по мановению руки воскресшего Властителя стихли, тот медленно обвел взглядом всю площадь. Площадь затаила дыхание.
   -Я жив! - уже более громко повторил Властитель.
   -Заговор против меня окончился провалом. Меня хотели убить, но меня убить нельзя. Я - бессмертен! Заговорщики в это не поверили. Теперь они убедились сами. Моя смерть открывала им путь на вершину Власти. Они поставили на карту все. Они организовали мятеж однополых, который ввел мой народ во взаимное истребление. Заговорщики использовали в своих гнусных целях даже заезжего целителя и его учеников, чтобы затем обвинить их в сговоре с однополыми и публично казнить на площади, после моего запланированного убийства. Я вовремя успел и предотвратил несправедливую казнь. Эти люди, лежащие на помосте, ни в чем не виноваты! Они стали жертвами настоящих предателей и убийц! И во главе их стоит ... - Властитель сделал выразительную паузу, а затем устремил взгляд вместе с указующем перстом в сторону мавзолея:
   -Главный Смотритель Шара любви! - голос Властителя окрасился металлическим гневом.
   Твёрдый перевел взгляд на мавзолей, уже не ожидая увидеть там Лысого. По логике событий, во время вступительной тирады Властителя, такой хитрец, как Лысый давно уже втихую исчез бы из поля зрения. Но он стоял на своем месте неподвижно, как статуя. Только окружен он был не смотрителями в оранжевых балахонах, а людьми в черно - серебристой униформе личной охраны Властителя.
   Толпа на площади потрясённо молчала. Властитель, опустив руку, тоже на некоторое время театрально замолчал, наблюдая за реакцией народа. Затем он посмотрел на плаху.
   -Отпустите этих людей, - негромко произнёс Властитель. - Они ни в чём не виноваты. Их втянули в заговор не по их воле.
   Твёрдый почувствовал, как зажимы на руках и ногах открылись и он сел на ложе, уже стесняясь своей наготы. Наставник и Горбоносый встали за ним в полный рост.
   -Я освобождаю всех вас! - провозгласил Властитель.
   -Мало того, я имею желание приблизить вас к своей особе. Целителя я назначаю придворным лечащим врачом. Человек, пытавшийся выкупить его, как бывший охранник, назначается заместителем начальника моей личной охраны. И для этого сильного молодого человека тоже найдется место. Оно только, что освободилось, - Властитель сделал паузу и грозно посмотрел в сторону мавзолея. Лысый сжался под этим взглядом.
   -Я назначаю его Главным Смотрителем Шара любви вместо этого предателя и заговорщика - снова грозный взгляд на Лысого. - Тем более, что за это назначение имелось ходатайство - широкий жест левой рукой.
   Из - за спины Властителя медленно вышла женщина в длинном оранжевом с черной искрой платье - балахон. Пушистые медные волосы огненными струйками переливались на плечах. Твёрдый, забыв о своей наготе, приподнялся порывом навстречу. Спутница, посмотрев на него, слегка улыбнулась и протянула руку ладонью вверх. Твердый понял этот жест и, уже совершенно не стесняясь, поднялся в полный рост. Он спустился с плахи и по людскому коридору, медленно вступая босыми ступнями по холодным плитам площади, пошел назад к Храму любви. Поднимаясь по ступеням на площадку, он неотрывно смотрел на Спутницу. Та тоже не отводила от него глаз. А, когда он приблизился к ней, сжала его руку своими тонкими, но сильными пальцами.
   Властителя вблизи Твёрдый видел впервые, но замечал его краем глаза. Все внимание было поглощено стоящей рядом женщиной. Сейчас при свете дневных фонарей она показалась ему ещё более красивой. И вовсе не потому, что голову Спутницы украшала сверкающая драгоценными камнями диадема, а на груди переливался круглый оранжевый бриллиант. Она была прекрасна сама по себе в глазах Твёрдого. Он любовался ей с внутренним восторгом человека, спасшего от неминуемой смерти. И эта резкая смена чувственных состояний, обостряла его ощущения при виде этой женщины. Он, уже смотрел на неё не как на красивую "самку". Взгляд его запечатлял в ней совершенные черты, связанные не только с половым чувством, но и с какими - то другими, более тонкими, и ему самому ещё не понятными состояниями души. Он держал её за руку, и их руки по-детски трепетали от взаимного прикосновения.
   Перед нижними ступенями лестницы рядом с оцеплением стояли Горбоносый и Наставник. Горбоносый, опустив голову, мрачно созерцал щербатость бетонной плиты под ногами. Наставник, наоборот, смотрел куда - то высоко вверх грустным, пристальным взором. По лестнице ни тот, ни другой, видно, подниматься пока не собирались. И поняв это, Твёрдый на несколько мгновений почувствовал неловкость и смущение. Но затем они стали изменяться, когда до него дошёл смысл слов, сказанных Властителем после многозначительной паузы.
   -По нашей давней традиции вновь назначенный Главный Смотритель Шара любви должен совершить соединение с Хранительницей. Этот почетный пост после Первого Хранителя, как известно, занимают только женщины. Наша нынешняя Хранительница встречает уже второго Главного Смотрителя. Предыдущим оказался всем вам известный предатель и заговорщик, который тоже будет присутствовать на акте соединения и после него передаст своему приёмнику знак Главного Смотрителя, а затем будет арестован и после суда, сурово наказан.
   Толпа на площади отозвалась ликующим топотом. Совсем недавно эти же люди тем же способом одобряли все слова Лысого.
   -Пойдем, - тихо почти на ухо сказала Спутница и потянула Твёрдого за руку в сторону дверей Храма. Он покорно пошел с ней. Следом двинулся Властитель со свитой и другими приближенными лицами. Видеосъемщики тоже потащили свою громоздкую аппаратуру внутрь Храма, завершая шествие. И уже самым последним, в окружении охраны, был доставлен понурый Лысый. Медальон Главного Смотрителя всё ещё поблескивал у него на груди. Все вошли в зал Преклонения. Шар любви медленно, почти незаметно, вращался, лениво поворачивая свои жирные бока, и никакого боголепия у Твёрдого не вызывал. Прямо под Шаром было уже установлено позолоченное мягкое ложе. На оранжевой обивке лежало несколько живых цветов с черными лепестками. Эти цветы вызвали у Твёрдого неприятные ассоциации. Он прекрасно понял, в каком обряде ему сейчас предстоит участвовать. И его чувства разделялись почти пополам. С одной стороны, желанная близость Спутницы. Её тёплая сильная рука, сжимающая его ладонь, возбуждала внутри соответствующие порывы. Но с другой стороны, проделывать все это на глазах у множества народа во главе с самим Властителем и Наставником, которого вместе с Горбоносым он заметил в дальнем углу зала, не позволял врожденный стыд, почти не свойственный жителям Столицы.
   Под прозрачным куполом Храма вдруг раздался хрустальный звон, и полилась тихая красивая мелодия. Она постепенно наполнила весь зал Поклонения и звучала, как будто отовсюду, разливаясь по телу непонятным возбужденным успокоением. Именно так Твёрдый определил своё состояние через несколько мгновений после хрустального звона. И это ощущение усиливалось всё больше и больше. Тревожные, смущающие сердце мысли уходили куда - то в глубину подсознания, сменяясь, животно - радостным спокойным возбуждением самца, довольного собой и своей мужской силой.
   Твёрдый и Спутница стояли вплотную к ложу любви держась за руки. Над их головами вращался большой оранжевый плод. Он излучал тусклое сияние, вызывая у пары легкое головокружение, переходящее в половое возбуждение. Оно очень быстро захватило их обоих и закружило в вихре нарастающей страсти, поглотив без остатка.
   С плеч Хранительницы упало платье - балахон. Она перешагнула через него обнаженная и прекрасная в своей наготе, обняла Твёрдого за плечи и страстно поцеловала мягкими теплыми губами, прижавшись к его груди своей тугой полной грудью. Твёрдый под гибкой тяжестью тела Спутницы покорно осел и опрокинулся на ложе любви. Присутствующие с возбужденным напряжением наблюдали за актом соединения. Только Наставник смотрел не на страстную пару, а выше её, на оранжевый шар, излучающий всё более яркое сияние, медленно переходящее в темный туман, обволакивающий любовников. Да Властитель иногда оглядывался на Наставника. При этом его красивое лицо хмурилось и бледно - голубые глаза словно стекленели.
   И ещё один человек смотрел на ложе любви пристально, не отрываясь. Про него все забыли. Охранники отпустили его, поглощенные зрелищем. А он смотрел, сузив в щелочки желтые глаза, сжав в одну струну и без того тонкие посиневшие губы. На заклеенном лбу и затылке у него выступили капли пота. Худые жилистые руки переплелись пальцами в судорожном захвате, будто душили они чьё - то горло с дикой ревнивой ненавистью и силой. И чем интенсивней проходил на ложе любви акт соединения, тем сильнее тряслись сжатые жилистые руки Лысого. И вот, когда своды зала Поклонения огласил сладострастный не то стон, не то крик, Лысый вдруг выхватил из кобуры ближайшего к нему охранника излучатель, в два прыжка преодолел расстояние до ложа и, схватив Хранительницу за длинные рыжие волосы, стащил её с Твёрдого на пол. Никто из присутствующих не успел ничего понять, особенно Твёрдый, несколько мгновений назад испытавший совместный оргазм. И тут, внезапно, желанное трепетное тело Спутницы исчезло. Послышался её болезненный вскрик. И потом, ещё напряженный ствол, обожгла резкая боль. Это Лысый с ненавистью ударил по нему стволом излучателя. И, не наслаждаясь результатом, приставил излучатель к виску, побледневшей от боли в корнях волос, Спутницы.
   -Я убью её! - заорал Лысый высоким визжащим голосом, накручивая волосы женщины себе на руку. Все присутствовавшие в зале Преклонения буквально остолбенели от неожиданного поворота событий. Никто из охранников даже не попытался вытащить излучатель. Лицо Лысого выглядело страшным и безумным. Белки глаз вращались по сторонам, словно следили за движениями окружающих. Но движений пока никаких не наблюдалось. И никто не произнес ни звука. Только на ложе любви сдавленно стонал Твёрдый, держась руками за отшибленное место. Твёрдому было больно и унизительно. Лысый, всё же, отомстил ему. Публично и подло.
   Между тем его обидчик пятился все дальше и дальше, таща за волосы Спутницу. Он отступал к задней стене зала, пока не уперся в неё спиной. Локтем нажал на скрытую кнопку. Часть стены сдвинулась. Лысый заволок Спутницу в лифт. Дверь закрылась. И в тишине стало слышно, как лифт со свистом устремился вниз. И только тогда Властитель спокойным голосом произнёс:
   -Догнать его.
   Несколько охранников устремилось к задней стене, но через несколько мгновений, после безуспешных попыток открыть её, возвратились назад. И снова в тишине послышался голос Властителя.
   -Он знает Путь, - произнес тот уже не так спокойно и осекся, очевидно, проговорившись о чем - то важном и не ожидавший такой мертвой тишины в зале.
   И тут в центр, к самому ложу медленно подошел Наставник. Он обвел зал пристальным взором своих глаз и тихо сказал:
   -Я освобожу её оттуда - и поглядел в упор на Властителя. Тот отвел взгляд и промолчал, ничего не ответив. Наставник жестом подозвал к себе Горбоносого. Он подошел, слегка прижимая к груди, раненную несколько дней назад, руку. Затем Наставник повернулся к лежащему на Ложе Твёрдому и провёл вдоль его тела ладонью. Боль мгновенно улетучилась, и юноша поднялся на все ещё ослабленные ноги.
   -Надень её одежду, - сказал Наставник, указывая на лежащий рядом с ним балахон Спутницы.
   Твёрдый безрадостно влез в женское одеяние, хотя и с легким недоумением в душе. Но это чувство тут же прошло, когда он всем телом ощутил её запах. И Твёрдый пошёл следом за Наставником и Горбоносым к стене. И стена, по мановению руки Наставника открылась. Они втроем вошли в лифт и лифт сам по себе, без нажатия кнопки этажа, помчался вниз.
   У Твёрдого захватило дух. Сердце поднялось к самому горлу и там сжалось в большой трепещущий комок. В висках забились молоточки учащенного пульса. Лоб покрылся мелкой испариной. Руки сжались в кулаки и задрожали, реагируя на ускорение.
   Лифт спускался все ниже, и ниже в какую - то запредельную глубину и, наконец, остановился, вернув сердечный комок на положенное для него место. Дверь медленно раздвинулась, и они вышли в громадное тускло освещенное помещение. Прибывшие огляделись по сторонам. Неподалеку на гладком матово белом полу неподвижно лежали несколько человек в серебристых комбинезонах. Чуть в стороне, так же неподвижно застыли в судорожных позах трое охранников, видно не сумевших даже понять, что произошло. Они только вышли навстречу Лысому и его невольной спутнице и были все наповал убиты, как и люди в серебристой форме. Кем те служили, Твёрдому сначала показалось неясным. Он вообще не понимал, куда попал. Воздух в помещении, не смотря на свою чистоту и свежесть, имел какой - то специфический запах. Но тот через некоторое время, словно развеялся, или к нему можно было привыкнуть очень быстро.
   Прямо по центру, похожий на громадную колонну, уходя вверх от пола в сферический потолок, возвышался гладкий металлический цилиндр, издававший по всей своей ширине и высоте какой - то странный низкий вибрирующий звук. Он неприятно резонировал по телу, вызывая в нём дрожь и озноб, хотя в помещении ощущалось тепло, прерывистыми струйками идущее, откуда - то с боков от стен, где отчетливо виделись полукруглые ниши - ангары, а в них на невысоких черных подставках замерли какие - то эллипсовидные аппараты, тоже черные, но более глубокие, маслянистые на взгляд. Не успел ни один из троих сделать и шагу вперед, как вдруг из ниши одного из ангаров им навстречу выбежал человек в серебристом комбинезоне. И при ближайшем рассмотрении, черты его лица показались Твёрдому очень знакомыми. И чем тот ближе подбегал мелкой заискивающей трусцой, тем больше узнавание открывалось в его широком конопатом носе, тонких влажных губах и маленьких бегающих глазках на одутловатом, со всклоченной бородой, лице. Сосед подсеменил к стоящим возле лифта и плюхнулся, в ноги Наставнику.
   -Целитель, я помогу вам попасть туда! - воскликнул он и попытался поцеловать босую ступню. Наставник отстранил ногу от толстых слюнявых губ.
   -Встань, - тихо, но твердо сказал он.
   Сосед поспешно вскочил на ноги и суетливо замахал руками, приглашая за собой.
   -Скорее, - торопил он. - Они уже, наверное, долетели. Потом их будет трудно найти. Я могу управлять этим аппаратом.
   -Ему верить нельзя! - Твёрдый произнес эту фразу, обращаясь к Наставнику, но так громко, что, несмотря на гул центрального цилиндра, её наверняка услышал Сосед. Особенно последнею часть:
   -Это провокатор и предатель! - рявкнул Твёрдый сжав кулаки.
   -Я знаю, - негромко но хорошо слышно ответил Наставник, - но сейчас он действительно хочет помочь. У него свой интерес. Его болезнь вернулась. И вернулась до конца - более тихо добавил Наставник. Сосед, конечно, не расслышал этих слов. Он уже семенящей трусцой подбежал к одному из ангаров и исчез за его перегородкой. Наставник, а за ним Горбоносый и Твёрдый пошли следом. В центре подкововидного с гладкими серыми стенами ангара, стоял на цилиндрической подставке большой дисковидный аппарат. В его черном боку зияло отверстие входа и оттуда выглядывала физиономия Соседа, призывно машущего рукой подходящим.
   Они один за другим поднялись по металлической лесенке, выдвинутой из входа, в небольшой тамбур, за которым имелась ещё одна выдвижная дверь в центральный салон, похожий на зал видеотеатра. На эту аналогию Твёрдого натолкнули несколько рядов высоких кресел, вмонтированных в пол по всей площади салона. Кресла были с высокими мягкими спинками, которые, очевидно, очень легко превращались в спальные ложа. Перед каждым креслом находился маленький пластиковый столик. Салон был неярко освещен оранжевыми светильниками, вмонтированными в потолок. А в носовой части, ещё более увеличивая ассоциацию с видеотеатром, всю ширину занимал полукруглый экран. Под ним находился какой - то щиток с множеством разноцветных кнопок и рычажков. Сосед уже сидел за этим щитком в одном из трех кресел. Он повернул голову и подобострастным жестом пригласил Наставника сесть рядом. Твёрдого он не пригласил, но тот сам уселся справа от Наставника и подальше от Соседа. Горбоносому места перед пультом не досталось и он, тяжело согнувшись, сел в одно из кресел в "общем, зале".
   Сосед вдавил какую - то кнопку на пульте. Наружная лестница заползала внутрь корпуса. Нажатие ещё двух кнопок и входные двери одна за другой бесшумно и герметично задвинулись.
   -Ну, что, поехали?! - произнес Сосед и, не дожидаясь ответа, толкнул один из рычажков чуть от себя. Аппарат ответил легкой вибрацией и медленно сдвинулся с места. Плавно поплыл вперед. Сосед нажал на очередную кнопку. Вспыхнул экран. На нем стал, виден громадный зал с ангарами, заполненными летательными аппаратами. Центральный цилиндр быстро приближался, и вдруг часть его отошла в сторону, образуя широкое черное отверстие, которое поглотило их плывущий аппарат. Экран заполнился темнотой. Сосед двинул другой рычажок и аппарат, наращивал скорость, стал проваливаться в глубину. У Твёрдого сдавило дыхание. Тело вжалось в мягкое кресло. Уши заложило. Перед глазами поплыли цветные круги. Аппарат мчался вниз, словно вверх.
   III
   На экране стояла непроглядная тьма. И хотя аппарат летел с бешеной скоростью, тьма оставалась неподвижной на вид, густой и вязкой, словно грязь глубокого омута. Она засасывала черную крошечную пуговку, и та тонула в ней, опускаясь, всё глубже. Твёрдый постепенно пришел в себя. Сознание его прояснилось, и он стал пристально смотреть на экран со смутной надеждой, увидеть какой - нибудь просвет среди этой глубокой, бесконечной тьмы. И вот тьма постепенно начинает бледнеть. И почти сразу уменьшилась скорость падения аппарата. Он стал, словно бы парить в сером тумане. И туман становился все более прозрачным, пока, наконец, не исчез совсем. Экран вдруг заполнился множеством шаровидных образований, похожих на мыльные пузыри. Только были они не разноцветными, а однотонными, тускло- серыми. Внутри пузырей, будто в грязной мутной воде, шевелились какие - то более темные тени, похожие на людские фигуры. По мере приближения аппарата эти фигуры тоже приближались к стенкам своих пузырей и тогда сидящими перед экраном хорошо просматривались бледные водянистые лица с глазами, полными тоски и муки. Лица беззвучно шевелили ртами, словно что - то говорили. Многие в мольбе простирали руки. Но большинство только пристально глядели горестными глазами.
   Твёрдому одно из лиц показалось удивительно знакомым, хотя он не видел его много много лет с самого детства. Но в его память навсегда врезались черты этого лица. Оно иногда склонялось над его колыбелью. Он целовал эти заросшие блеклой растительностью щеки, когда из младенца превратился в мальчишку, почти подростка. Из - за рта этого лица частенько попахивало перегаром. Но он все равно любил гладить ладонью памятую физиономию вечно пьяного отца, когда тот в порыве хмельного чадолюбия, сажал сына на колени и что - то невнятно бормотал ему тихим сбивчивым голосом. Сейчас это лицо смотрело с экрана серой мутной стенки пузыря тем же самым мучительно - болезненным взглядом, который запомнился Твёрдому с детства.
   Видение стояло на экране несколько мгновений, затем уплыло в сторону из поля зрения, сменившись другими серыми тоскливыми лицами.
   -Я, кажется, видел Первого Хранителя, - раздался за спиной Твёрдого голос Горбоносого. - Очень похож на свой портрет - добавил он после паузы.
   -Они все здесь! - тихо произнес Наставник.
   -А где же тогда была моя мать? - спросил Твёрдый, вспомнив её рассказ после воскрешения.
   -Им всем вначале показывают Дом, а затем отправляют сюда, - грустно сказал, Наставник.
   -Но это жестоко, - Твёрдый взглянул на него чуть искоса.
   -Таков закон Мира, - Наставник опустил взор. - Этого Мира, - уточнил он, снова поднимая взгляд на экран. А на экране навстречу уже летела поверхность неведомой земли, от горизонта до горизонта искрящийся переливами крошечных огоньков - звездочек. Поверхность сверкала сплошным ковром этих огненных искорок, но они не манили своим теплом и светом, а как - то пугающе отталкивали. Словно, кто - то там внизу разжег когда - то гигантский костер. Костер потух, а угольки ещё светятся тускло и недобро. Наступать ногами на эти злые огоньки совсем не хотелось.
   Наверху же, там, откуда они только что прилетели, простиралось бескрайне - ровное темно- серое небо. В центре него неподвижно застыл бархатисто - черный диск, похожий на большую закопченную сковороду с ещё не остывшей ржавой окалиной. По краям черной "сковороды", подчеркивая её раскаленность, переливались красно - оранжевые всполохи огненных протуберанцев. И потому, сливаясь с отблесками нижних искорок, всё вокруг было залито тусклым багряным заревом, похожим на отсверк далекого пожара.
   При виде этого зрелища, Твёрдый невольно передернул плечами. Грудь сдавило неведомое доселе ощущение безысходности и тоски.
   -Куда лететь? - сдавленным голосом спросил Сосед, которому, видно, тоже было не по себе.
   -Аппарат сам долетит на автопилоте, - сказал, улыбнувшись краем губ, Наставник.
   Сосед включил автопилот, и в каком - то изнеможении откинулся в кресле. Его лицо передернула короткая болезненная судорога, и потому оно стало ещё более неприятным и жалким. На лбу выступили капельки испарины, руки на подлокотниках кресла мелко, но явственно тряслись. Да, Наставник был прав. Болезнь Соседа возвратилась и стала прогрессировать. И он, прекрасно это, понимая, решил выслужиться перед целителем, которого недавно предал. Аппарат, между тем, на небольшой высоте понесся сквозь багряное марево с всё увеличивающейся скоростью. Словно, его притягивал невидимый, но очень мощный магнит, хотя двигатели аппарата работали на самой малой тяге.
   Звездочки на поверхности превратились в длинные огненные струи и только черная "сковорода" неслась на экране с той же скоростью, что и летательный аппарат.
   В таком, все нарастающем темпе движения, промчались уже несколько отрезков времени. Постепенно аппарат стал вибрировать и слегка трястись.
   -Нужно тормозить, негромко произнес Наставник, а то ударимся о защиту.
   Сосед выключил автопилот и стал медленно тянуть один из рычажков на себя. Аппарат замедлил ход, но скорость его была ещё очень велика. Несмотря на все тормозные усилия, та самая мощная невидимая сила тянула диск к себе. Источник этой силы был пока визуально незаметен. Но чувствовалось по всему, он вот - вот покажется. И он показался. Над краем бесконечного огненного горизонта вдруг возникла яркая оранжевая звездочка, которая очень быстро поднималась на сером небосводе, увеличиваясь в размерах на острие то ли башни, то ли горы: пока непонятное возвышение ещё до конца не определило свою форму. Но постепенно, громадная, сумрачно угольная пирамидальная гора, окончательно обозначила себя и стремительно росла, заполняя собой весь обзорный экран.
   Сосед до конца придвинул тормозной рычажок, но летательный аппарат не хотел или не мог затормозить. Он только вибрировал и содрогался от напрасных усилий противоборствовать притяжению черной горы. Столкновение казалось неминуемым. Но тут Наставник встал со своего кресла и поднял вперед - вверх раскрытую ладонь. И аппарат замер, повис в воздухе вблизи тускло мерцающего шершавого уступа, похожего на уходящую внутрь спиральную воронку. На широком краю уступа Твёрдый разглядел более светлую по оттенку пуговицу летательного аппарата. Он лежал на боку, очевидно, потерпев аварию. И именно туда в эту воронку тянуло и их аппарат. Но он неподвижно завис неподалеку, хотя ясно, что невидимый поток притяжения не прекратился и не ослаб. Просто одна сила сломила другую.
   -Они здесь, - сказал Наставник, снова садясь в кресло. - Нужно подняться вверх.
   Аппарат стал набирать высоту. Он поднимался вдоль ровных глянцевых стен и те, словно в тусклом черном зеркале смутно отражали его круглый силуэт. И чем выше поднимался этот силуэт на смотровом экране, тем тяжелее и тоскливее становилось на душе у Твёрдого. Будто грудь его с каждым мгновением стискивал тугой и широкий ремень. Дыхание превращалось в трудное и короткое с одышкой и сердцебиением. Перед глазами поплыл красный туман. Твёрдый почти потерял сознание. Но оно очень быстро вернулось и прояснившийся взгляд увидел над собой склоненное лицо Наставника с темно - синими глазами на смуглом лице.
   -Всё прошло, - проговорил Наставник и повернувшись к экрану добавил: - Мы у цели.
   Твёрдый взглянул на экран. Всю его ширину занимал сверкающий гранеными стенами огромный шар - дворец. Что это был именно дворец, Твёрдый, только увидав его, уже не сомневался.
   В нижней части сверкающего шара контрастно выделялся черный пятиугольник. Скорее всего, это был вход во дворец. Аппарат стал медленно подчаливать к площадке перед входом и плавно опустился на неё. Сосед выключил двигатели. Все несколько мгновений молча сидели в своих креслах.
   -Пора выходить, - сказал, наконец, Наставник. - Всем, - он повернул взгляд на Соседа. Тот поспешно и подобострастно вскочил и, нажав кнопку, первым подбежал к отодвигающимся дверям.
   -А там есть воздух? - вдруг пришло в голову Твёрдого.
   -Есть, иначе бы поиски тех двоих потеряли всякий смысл, - ответил Наставник и вслед за Соседом подошел к открытой двери. Оттуда дохнуло жаркой гарью, словно где - то рядом находилось жерло не потухшего вулкана. Покрытие посадочной площадки искрилось такими же угольными огоньками, как и виденная недавно поверхность. Сосед, занесший было ногу, в испуге отступил назад. И тогда Наставник, не колеблясь ни мгновения, вступил своими босыми ногами на эти, должно быть, горячие угли и, сделав несколько шагов, повернулся в пол - оборота, приглашая идти за ним. Сосед отступил ещё дальше, упершись спиной в грудь Горбоносого. И тогда Твёрдый спрыгнул обеими ногами вниз, в этот удушливый жар, забыв, что тоже был босым.
   Горящие красным огнём угли обожгли ступни ... ледяным холодом. Твёрдый от неожиданности даже подпрыгнул. А когда, через мгновенье, снова опустился на площадку, то почти сразу же ноги сковало мерзлое оцепенение, которое быстро и неотвратимо стало продвигаться вверх. В груди заныла безнадежная предсмертная тоска. Дыхание, как и при подлете к шару - дворцу, сдавилось. Сердце сжалось в тугой комок, готовое вот - вот остановиться. Но опять, как и раньше всё очень быстро прошло, стоило только Наставнику поднять руку. Ноги приобрели прежнею уверенность в ходьбе. Ступни уже не холодило. И всё же, вид этих угольков, похожих на черные семена с горящим ядром внутри, вызывал уже инстинктивно неприятные ознобные ощущения. К тому же, в горле надсадно першило, но через несколько шагов и это чувство бесследно пропало.
   Наставник шёл первым прямо к черному пятиугольнику входа. Следом двигался Твёрдый. За ним, чуть поотстав, всё время, оглядываясь по сторонам, семенил Сосед. Замыкал шествие Горбоносый, чуть придерживая свою раненную руку.
   Вход приближался густой мрачной тьмой. И с каждым шагом к этому черному входу Твердому становилось всё страшнее и страшнее, словно внутри, по ту сторону находилось нечто жуткое и невыносимое на взгляд. Хотелось повернуть назад и спрятаться внутри аппарата. Но он переборол свой страх и двинулся следом за Наставником, который уже скрылся за черной пеленой. Твёрдый приблизился вплотную и несколько мгновений стоял, не решаясь сделать шаг. Пелена была похожа на плотную тугую материю, абсолютно черную и непроницаемую для зрения. Она только еле - еле заметно колыхалась, как водная гладь бездонного омута. "Нырять" в этот вертикальный "омут" было страшно. Но Наставник ведь уже внутри, и Твёрдый, закрыв почему - то глаза, сделал шаг. Всего его на несколько мгновений охватил какой - то парализующий ужас. Второй раз он уже шагнул по инерции, готовый вот вот закричать от этого поглотившего все чувства ужаса. И тут же ужас пропал, словно его сдунуло каким - то неощутимым порывом ветра.
   Твёрдый открыл глаза. И закрыл их снова от яркого слепящего света. Так он и простоял в новом страхе ослепнуть, пока его плеча не коснулась чья - то рука.
   -Можешь открывать, - произнёс голос Наставника. Твёрдый приоткрыл веки. Оранжевый свет был так же ярок, но не слепил, будто на глазах находились невидимые фильтрующие очки.
   -Это свет тьмы, - произнёс стоящий рядом Наставник, непонятную Твердому фразу.
   Твёрдый оглянулся вокруг. Они уже все четверо стояли на краю громадной кристаллической сферы. Сфера блистала и переливалась ярким прожекторным светом, явно намеренно взявшим в перекрестье стоящих внизу. Затем под куполом сферы, отражаясь от её кристаллических стен, раздался тихий, но хорошо слышный вкрадчивый голос:
   -Ты пришёл, - мягко проворковало эхо стен, - я ждал тебя. Садитесь, к вам сейчас выйдут.
   Из оранжевого переливчатого светового сгустка вдруг возникли пять глубоких мягких кресел с черной кожаной обивкой. В центре появился круглый тоже черный столик на крепких ножках в виде длинных чешуйчатых существ с плоскими головами и разинутыми пастями. Столик оказался уставленным сосудами и блюдами с разнообразными закусками. Уже давно голодный Твёрдый инстинктивно проглотил слюну. Он вопросительно поглядел на Наставника.
   -Садитесь, - кивнул головой тот.
   Все сели в кресла. Они оказались мягкими и очень удобными. Пустующим осталось лишь одно, напротив Наставника.
   -Ничего не ешьте и не пейте, - тихо проговорил Наставник.
   -Напрасно, - вдруг раздался незнакомый голос.
   Обернувшись на него, Твёрдый увидел, что в пустовавшем несколько мгновений назад кресле, сидит какой - то человек.
   -Напрасно, - повторил он, перекидывая ногу на ногу, обтянутую блестящими чешуйчатыми панталонами. - Напитки бодрящие и освежающие, блюда - изысканные и очень вкусные.
   -Мы воздержимся, - сказал за остальных Наставник. Твёрдый старался не смотреть на стол, источающий ароматные запахи. В желудке у него сосало, и рука сама тянулась к ближайшему блюду. Он еле сдерживал себя, но когда мельком взглянул на Наставника, то взял свою руку "в руки" и отвернулся от соблазнительно пахнущего стола окончательно и бесповоротно. Он стал пристально рассматривать хозяина дворца, вальяжно расположившегося в своём кресле. И первое, на что Твёрдый обратил внимание: у человека, сидящего в кресле не было лица. Точнее, лицо вроде бы и было, но даже пристальный взгляд Твёрдого не мог уловить его черты. Они менялись, как узор в детском калейдоскопе, почти каждое мгновение. Но голос его не менялся и говорил он хорошим баритоном проникновенно и чуть иронично, обращаясь к Наставнику.
   -Я, конечно, знаю, зачем вы пожаловали к нам, - произнес безликий, - вернее не за чем, а за кем. Да ваша дама и её похититель у нас. Даму мы вам, конечно, вернем. Она нам не нужна. Но ведь Вы, Наставник, прибыли сюда не только за этим пустяком. Вы от нас хотите чего - то другого. Мы вас выслушаем, и может быть, найдем компромисс. Говорите, - безликий на миг улыбнулся, неуловимо.
   -Моя миссия на той Планете сорвалась, - тихо произнес Наставник.
   -Ну, ещё не совсем, - снова неуловимо улыбнулся безликий, - коли вы здесь, то есть ещё шанс.
   -Боюсь, что я этим шансом воспользоваться не смогу, - проговорил Наставник, скрестив по привычке руки под локтями.
   -Моё дело - предложить, - односложно сказал безликий.
   -И что же вы предложите? - без любопытства в голосе спросил Наставник. - Впрочем, я знаю, что?
   - А ни на каких других вариантах мы не договоримся, - безликий развел в разные стороны тонкие пальцы своих рук, - Вы присягаете нашему Хозяину, а потом спасаете Планету от физической гибели по вашему усмотрению. Мы вам мешать не станем.
   -Меня - то уж не пытайтесь обманывать, - в свою очередь развел руками Наставник. - Ведь уничтожение Планеты - ваша основная задача для прорыва во Вселенную.
   -Есть и другой способ, - улыбнулся безликий.
   -Если я соглашусь?
   -Само собой. Так что выбирайте - пожалеть растленное, безумное стадо двуногих микробов и их круглый кокон или нести нашу Великую Миссию от планеты к планете от галактики к галактике, от вселенной к вселенной! - голос безликого из ироничного превратился в торжественный. Сам он даже приподнялся в кресле, очевидно, от переполнявших его чувств.
   -Что - то много пафоса, - на этот раз в голосе Наставника послышались ироничные нотки, - Вы же не человек ...
   -Но ничто человеческое мне не чуждо, - возвращаясь в исходное положение в кресле, ответил безликий.
   -Неужели вы подумали, что я включусь в бунт против своего Отца? - Наставник удивленно приподняв брови, взглянул на собеседника.
   -Ваш Отец допускает Всё! - снова улыбнулся тот.
   -Иначе он не был бы собой, - в тон ему ответил Наставник.
   -Так, где же его сила, если Он не может или не хочет ничему противодействовать?
   -А откуда вы знаете, что это так?
   -Но видно же невооруженным глазом! - воскликнул безликий, опять поднимаясь в кресле.
   -Вас это очень волнует?
   -А вас - нет? - парировал безликий.
   -Его Путь вам неведом, - сказал Наставник.
   -А вам? - в упор спросил безликий.
   -Только часть, - тогда я был бы Всемогущ, и не беседовал бы с вами здесь, в этом месте, - Наставник чуть брезгливым взглядом посмотрел на кристаллические стены сверкающей сферы.
   -А хочется стать Всемогущим? - лицо безликого вдруг вместе с вопросом обрело конкретные черты. Черты Наставника. Два очень схожих лица несколько мгновений смотрели друг в друга.
   -Изыди! - твёрдым голосом проговорил Наставник.
   -Значит, хочется! - сказал человек напротив, снова становясь безликим.
   -Ты глупец! - вдруг после паузы резко произнёс Наставник, впервые называя своего соперника на "ты".
   -Я не создание Его - я часть Его! Человеческая часть. Мне не нужно Всемогущество, как его понимаете вы, созданные Им. Я пришел спасти, а ее править! Ты что забыл о душах? А твой хозяин помнит. И знает, что будет у Последней черты!
   -Ваша миссия по спасению душ здесь удалась на славу! - опять иронично воскликнул безликий. - Сами же признались.
   -Да - это ваша победа, но не наше поражение - проговорил Наставник, глядя пристально на безликого.-Поигран бой, но не битва!
   -Надеетесь отыграться?
   -А вы сомневаетесь?
   -Человек слаб, зол, завистлив, ленив и похотлив, - стал загибать пальцы безликий. - Он больше думает о своей утробе, а не о спасении какой - то там души. Эта Планета - яркий тому пример. Думаете, на других будет иначе?
   -Поживем - увидим, сказал Наставник, слегка пожав плечами. Затем, после нескольких мгновений молчания, проговорил уже другим тоном:
   -Вы обещали вернуть женщину?
   -В этом затруднений нет, - широко улыбнулся безликий, - почти нет, - добавил он, - просто похититель выдвигает условие.
   -Какое?
   -А он вам сейчас сам всё скажет, произнес безликий и сделал широкий взмах рукой.
   В нескольких шагах от сидящих открылась какая - то невидимая ширма и за ней, как на сцене появился Лысый, держащий одной рукой за волосы обнаженную Спутницу, а другой приставленный к её голове излучатель.
   -Я убью её! - закричал Лысый, выпучив белесые навыкате глаза. - Отдайте мне Книгу!
   -Эта Книга вам так нужна? - спросил Наставник, полуобернувшись к Лысому, но, не глядя на него.
   -Эта Книга дает мне власть над Планетой! - с каким - то безумным убеждением в голосе заявил Лысый. Спутница стояла рядом с ним почти спокойно. Только в больших синих глазах застыли крупные слёзы. Твёрдый сжал ладонями подлокотники кресла, готовый в любой миг броситься на Лысого и выбить у него излучатель. Но Наставник чуть приподнял,
   только что пустую руку. В руке его был зажат белый корешок Книги.
   -Возьмите, - тихо проговорил Наставник,- и отпустите женщину.
   Лысый за волосы подтянул Спутницу ближе к сидящим в креслах и на несколько мгновений замер, раздумывая. Обе руки у него были заняты. Что бы взять протянутую Наставником книгу, он должен был отпустить Спутницу или отложить излучатель. Ни того, ни другого ему, видно по всему, делать не хотелось.
   -Бросайте Книгу мне под ноги! - приказным тоном рявкнул Лысый. - А то сейчас я ей расплавлю мозги!
   Наставник молча швырнул толстый том в сторону Лысого. Тот наступил на него ногой и стал, подтягивая за собой, отступать к тому месту, откуда появился. Почти приблизившись к нему, Лысый зло и ехидно засмеялся и, раздельно выговаривая каждое слово, произнес:
   -Не получите вы её! Она останется со мной! Будет моей или ничьей!
   И тут Твёрдого словно подбросило с кресла. Он одним прыжком преодолел несколько шагов до Лысого, хотя ему сильно мешало длинное и широкое платье Спутницы. Лысый не успел среагировать, упиваясь своим мстительным чувством. Твёрдый, что было силы, коленкой ударил его в пах. Лысый заорал, выпучив глаза, сразу отпустив Спутницу и выронив излучатель. Руки его ухватились за поверженное место. Он упал на хрустальный пол и стал выть и кататься. Кристаллический купол горным эхом отражал его звериный вой.
   Спутница бросилась к Твёрдому и прижалась к нему дрожащим обнаженным телом. Он укрыл её частью широкого платья. Сзади, слегка перекрывая вой Лысого, раздались размеренные хлопки. Безликий мерно ударял ладонью о ладонь.
   -Браво! - так же размерено выговорил он. - Ты лишил своего соперника репродуктивных способностей. Теперь вы можете лететь намеченным вашим Наставником маршрутом. Мы вам препятствовать не станем. Это и ... в наших интересах тоже. Наставник понимает, о чем я говорю. Только одному из вас я советовал бы остаться, - безликая голова повернулась в сторону Соседа. Тот вздрогнул. Глаза его потемнели и сузились. В них трепетал страх. Страх за свою жизнь. Он правильно понял слова безликого и вскочил со своего кресла.
   -Я останусь, если вы излечите меня! - воскликнул Сосед, делая шаг к безликому.
   -Нет ничего проще, - уверил его тот. - Несколько услуг и вы будите здоровы.
   -Ну, это мне не впервой! - обрадовано произнес Сосед и облегченно сел назад в кресло.
   -Но, как мы вернемся? - подал голос Горбоносый.Если он останется, никто не сможет управлять аппаратом!
   -Мы сумеем улететь, пусть остается, - негромко сказал Наставник.
   -Ему был дан шанс, - после паузы произнеслась ещё одна фраза.
   -А что делать с Книгой? - Твёрдый взглянул на лежащий неподалеку от скрюченного Лысого том.
   -Пусть Книга останется у него, - Наставник махнул рукой в сторону лежащего. - Пользы от неё ему не будет никакой. К тому же, - добавил он, - это всего лишь пересказ другой, Настоящей Книги. Наставник поднялся со своего кресла. Горбоносый последовал его примеру. Они, не прощаясь с сидящим безликим, отправились к выходу. Твёрдый, обняв дрожащую Спутницу, пошел вместе с ней следом. Сосед со своего места проводил их долгим взглядом.
   ... Аппарат поднялся вверх легко и бесшумно и так же легко и быстро стал набирать высоту. Гора и стоящий на её вершине шар - дворец остался далеко внизу. Мерцающая угольными "семенами зла" поверхность, уходила всё дальше и дальше, пока совсем не исчезла с экрана.
   Наставник сидел за пультом управления. Аппарат слушался его беспрекословно. Он поднимался все выше и выше пока не достиг области, наполненной мутными пузырями с человеческими силуэтами внутри. Здесь аппарат неподвижно застыл, со всех сторон окруженный, печально смотрящими сквозь полупрозрачные оболочки лицами давно и недавно умерших людей. Они смотрели, словно чего - то ждали. Наставник тоже молча смотрел на экран, вглядываясь в эти лица. Их было много. Очень много.
   Так продолжалось довольно долгое время. Наконец Наставник медленно поднял правую руку вверх и, приложив большой палец к согнутому безымянному, осенил экран крестообразным движением. И сразу среди шаров стало происходить движение. Некоторые из них устремились высь, меняя цвет из мутно - серого на блестящий радужный и сверкающий. Другие, наоборот, почернели и грязными каплями посыпались вниз. И их было гораздо больше, чем первых. Очень быстро экран очистился. Наставник устало сел в кресло и пальцем дотронулся до рычага. Аппарат помчался вверх.
   Твёрдый почти ничего не понял из того, что произошло за экраном. Он сидел в кресле, обняв рукой сидящую рядом Спутницу. Та устало - доверчиво прижалась к его плечу, положив на него голову. От её пушистых медных волос пахло чем - то пряным и томительным. От этого запаха у Твёрдого слегка закружилась голова. Спутница приподняла лицо с чуть прикрытыми ресницами и Твёрдый, наклонившись, поцеловал её в приоткрытые губы. Спутница ответила горячо и сладко, от чего голова закружилась ещё сильнее, а внизу под женским платьем зашевелился, напомнив о своем существовании, мужской ствол. Но Твёрдый волевым усилием утихомирил возникающее желание. Для него сейчас не было ни места, ни времени.
   Аппарат поднимался всё выше и выше. И вдруг стал заметно тормозить. Тяжесть навалилась на тело Твёрдого. Словно, кто - то придавил его многопудовой гирей. Видно, тоже самое почувствовала и Спутница. Дыхание её сделалось прерывистым и частым. Она судорожно вцепилась пальцами в руку Твёрдого.
   Сидящий впереди за пультом Наставник, с трудом повернул голову и негромко произнес:
   -Это сила Черной дыры. Но мы её преодолеем. Он откинулся в кресле и, приподняв руки ладоням вперед, замер в такой позе. Было видно, что чуть раскрытые пальцы Наставника напряженно подрагивают, будто излучают какую - то энергию. Аппарат вибрировал и трясся, раскачиваясь на тугом и крепком тросе, не дававшем ему улететь вверх. С каждым мгновением борьбы этот невидимый трос все сильнее напрягался, из последних сил удерживая своих пленников. Но, в конце концов, не выдержал и лопнул. Аппарат, как воздушный пузырек, устремился ввысь. Если бы не страховочные ремни, то кресла лишились своих седоков. Наставник движением рычажка утихомирил необузданный подъем аппарата. Кресла снова обрели упругость. И вот на экране на мгновение мелькнул знакомый ангар. Но лишь на мгновение. Аппарат стал подниматься ещё выше. Он вылетел под самый термальный купол. И почти тут же в нём открылось большое круглое отверстие, способное пропустить одновременно не один, а несколько подобных аппаратов.
   -Нам ещё рано туда, - словно самому себе сказал Наставник и, развернув аппарат, направил его вдоль купола. Внизу расстилались кварталы Города. Некоторые из домов были полностью разрушены, в других бушевали пожары. Дым темным шлейфом тянулся вверх и растворялся чуть ниже полета аппарата. Город, по - прежнему, был объят раздором и насилием. Полет шел от центра к окраине, и Твердый догадывался, в какое место они летят.
   Так оно и оказалось. Через некоторое время аппарат заметно замедлил скорость, стал опускаться все ниже и уже почти на бреющем полете медленно летел над крышами домов. Затем замер в нужном для Наставника месте и стал тихо опускаться, пока не замер на площадке посередине окруженного домами двора.
   Этот двор Твёрдый сразу же узнал. Опрокинутые мусорные баки, арка, выходящая на широкую улицу, пересекающуюся с проспектом Хранителя. Большая, наглухо запертая дверь центрального подъезда с потухшей вывеской закрытого "Дома любви". Все по одному вышли из аппарата. Наставник подошел к наглухо запертой металлической двери и несколько раз подряд нажал на треугольную кнопку звонка. Внутри помещения донёсся еле слышный перезвон. Дверь долго не открывали. Наконец послышался скрежет. В поеме показалась заспанная физиономия. Стоящий позади Наставника вместе со Спутницей Твёрдый, узнал одного из учеников. Тот, кутаясь в какой - то полосатый халат, с виноватой улыбкой пропустил пришедших внутрь "Дома любви".
   Внутри царил беспорядок. С первого взгляда было видно, что холл несколько дней не убирали. Кое - где на полированной мебели виднелся слой пыли. Дорогой и тоже пыльный ковер в одном углу сбился в кучу. Занавески, на закрытых ставнями окнах, сдвинулись в одну сторону, покрывала на диванах не поправлялись и они свалились со спинок вниз. На одном из диванов, поперек его валялся мятый подголовный валик. Столик, стоящий в центре, был заставлен блюдами с недоеденной пищей и пустыми сосудами от хмельных напитков. Видно, совсем недавно здесь обильно бражничали и чревоугодничали. Сейчас, в этот ранний час, обитатели дома ещё сладко спали. Вокруг царила сонная тишина. Ученик, открывший входную дверь, топая босыми ногами, поспешил зачем - то вверх по лестнице на второй этаж и скрылся из виду. На некоторое время пришедшие остались одни. Затем под лестницей скрипнула дверь, и на обозрение показалось полная фигура Настоятельницы дома любви. Плавной, величественной походкой она подошла к Наставнику и несколько неуклюже поклонилась ему:
   -Все Ваши ученики здесь в целости и сохранности под присмотром моих девочек, - доверительно проинформировала она грудным низким голосом. - Они сейчас спустятся вниз.
   И словно на звук её голоса, дверь второго этажа приоткрылась, и по лестнице один за другим стали спускаться наспех одетые ученики, придерживая под руку "жриц любви", одетых в свои рабочие розовые халатики с красными цветами на левом плече. Возглавлял шествие Брат с девицей скромно потупившей свои серые глаза. Все спустившиеся тихо поздоровались с Наставником и как были парами, так и уселись на длинный диван рядом со столом, уставленным объедками вчерашнего пиршества.
   Ученики сидели, опустив головы, словно чего - то стыдясь. Девицы тоже смущенно кутались в свои розовые халатики, прикрывая подолами голые колени.
   -Я вас не осуждаю, - негромко произнес Наставник, - только оставайтесь в парах, как вы соединились друг с другом. Это мой промысел. Скоро нам всем предстоит далекое путешествие. В другой Мир, на другую планету. Эта обречена на гибель. Я хочу спасти вашу расу. Вы и ваши потомки будут жить совершенно в иных условиях. И только от них станет зависеть судьба их новой родины. Мы должны улететь отсюда, как можно быстрее, иначе вы погибнете вместе с остальными. Наставник смолк. В образовавшейся тишине тоскливо всхлипнула одна из женщин.
   -Страшно, - проговорил кто - то из учеников - лететь неизвестно куда. А вдруг мы и там погибнем?
   -Там вы будете под моей защитой, -сказал Наставник, присаживаясь на кушетку по другую сторону стола. Твёрдый со Спутницей и Горбоносым тоже уселись на свободный диван.
   -Я распустила всю прислугу, - вдруг заговорила Настоятельница, - сторожа сами ушли. Продукты у нас почти кончились, - она покосилась на стол, - но мы сейчас что - нибудь, приготовим. Вы же, конечно, проголодались с дороги, и ещё дорога предстоит ... дальняя. Покушать надо обязательно.
   -Девочки! - Настоятельница хлопнула в ладони. Несколько девиц принялись убирать со стола вчерашние объедки. Ещё трое отправились вместе с Настоятельницей в подсобное помещение, на кухню. Через некоторое время они вернулись с подносами, уставленными горячими блюдами и закусками. Настоятельница достала из шкафа сосуды с напитками и бокалы. Пластиковые черпачки лежали горкой в центре стола. Их быстро разобрали и приступили к трапезе.
   Наставник почти ничего не ел. Он сидел на кушетке, задумчиво теребя пальцами левой руки бородку. Правая рука перебирала разноцветные шарики на ожерелье с крестообразным символом. Наставник внимательно смотрел на этот символ и в темно - синих глазах его мелькали черные пятна затаенной скорби.
   Когда с едой было покончено, стали собираться в дорогу. Девицы, с набитыми одеждой и косметикой сумками, спустились из своих комнат и снова уселись на диван. Они переоделись в одинаковые комбинезоны, тоже розового цвета, но из плотной и теплой материи. Такой же комбинезон только зеленого цвета Настоятельница с почтением передала Спутнице. В ней она и её подопечные не сразу, но узнали, Хранительницу Шара любви. Девицы поглядывали на неё с немного завистливым уважением. Они видели Хранительницу только на экране визора, а тут она объявилась собственной персоной, совершенно обнаженная, в обществе своего избранника, нового Смотрителя шара, которого они все до этого узнали, как необычного мужчину. Они, видимо, совсем не понимали, куда с ними хочет улететь человек, которого все называют Наставником и который несколько дней назад спас их от расправы однополых. За это спасение они ему были очень благодарны и потому одарили любовью его учеников. Их привел в Дом любви брат нового Смотрителя. И его они тоже хорошо знали. Сидеть взаперти у себя в комнатах им порядком надоело. Богатые клиенты, после начала столкновений, давно уже не появлялись. Страх перед однополыми не покидал девиц, и они были готовы уехать или улететь куда угодно вместе с молодыми здоровыми мужчинами, с которыми они провели две прошлые бурные ночи. И особенно удивительно: каждую из "жриц любви" тянуло теперь избирательно именно к тому из учеников, что провел в ее спальне эти две ночи. Они подобные чувства испытывали впервые, и объяснить их не могли.
   Не мог объяснить своих чувств и Твёрдый, с трепетом и замиранием в сердце следивший за каждым движением Спутницы. И это было совсем не желания физического обладания, а нечто другое, идущее не снизу, а откуда - то из глубины груди, из неведомых сфер его сущности. Смутное волнение, радость и тревога переплетались в нём в один яркий переливистый клубок чувств и желаний. Прикосновение её пальцев к его руке, пушистой пряди волос к его щеке, дергали внутри какую - то струнку и весь он, большой и сильный, как маленький мальчик готов был в любой миг со слезами на глазах прижаться к её груди, в которой до этого всего несколько дней видел лишь притягательные женские формы - один из источников полового наслаждения.
   Пока Спутница одевалась в комнате Настоятельницы, Твёрдый уже по ней соскучился. Потом переодевался он в униформу сторожа, оставленную одним из них в шкафу караулки и пришедшую Твёрдому почти впору. В дальнем углу шкафа он обнаружил спрятанный в одном из сапогов излучатель, а в другом несколько упаковок с плазменными шариками - патронами. Их он уложил в найденную тут же сумку, а излучатель засунул в кобуру, которую привесил к поясному ремню. Посмотрел на себя в зеркало, вмонтированное в шкаф, и своим видом остался, вполне доволен. В самом начале, при первом взгляде. Но потом вдруг сообразил, что в его облике что - то не так. Как - то неуловимо изменились черты его лица. Словно, это был по - прежнему он и в то же время кто - то другой, смотрящий из дальней глубины его сознания в это зеркало. Твёрдому стало даже не по себе. Он передернул плечами и повернулся к зеркалу спиной. Несколько мгновений приходил в себя. Потом решил, что это ему померещилось. Но второй раз в зеркало смотреть всё же не стал.
   Он снова вернулся в холл, где уже собрались все участники предстоящего полёта, обложенные сумками с необходимым добром. Спутница в обтянутом зеленом с искоркой комбинезоне, увидев вошедшего Твёрдого, встала со своего места, подбежала к нему и, обняв за шею, поцеловала в губы.
   -Ты очень красив, - прошептала она затем ему на ухо. - Я без тебя не могу.
   -И я тоже, - так же тихо ответил Твёрдый. Они уселись на диван, крепко взявшись за руки. Наставник осмотрел всю компанию внимательным взглядом. Девицы опускали глаза. Ученики старались выдержать взгляд. Но не у всех это получалось.
   -Я хочу, чтобы вы до конца осознали свою миссию, - негромко заговорил Наставник. - Тот Мир, куда мы летим, совершенно не похож на этот. Там иная температура, другая природа. Вам в начале будет очень трудно, даже при наличии моей помощи. И вот ваша основная задача совершенно конкретная - зачать и родить, как можно больше детей. Воспитать их до совершеннолетия по тем правилам, которые вы запомните, и сами станете по ним жить в том Мире. Иначе зло проникнет и туда. Зло примерно через сорок суток взорвет эту Планету. Оно разлетится по вашей Системе и нужно поставить перед ним заслон там, куда мы скоро отправимся.
   Наставник смолк, и больше никто не проронил ни слова. Все долго молчали, понимая, что говорить сейчас не имеет никакого смысла. Конечно, сидя на мягких диванах в тепле и уюте до конца не понимаешь все предстоящее. Тем более, для всех них какая - то там, "другая планета" представлялась в воображении, как нечто эфимерное и нереальное. Они даже не имели понятия, что это такое, кроме Твёрдого, Спутницы и Горбоносого, которые успели побывать в Мире ином. И впечатление об этом путешествии у них осталось безрадостное. Каково же будет предстоящее?
   Груженные сумками баулами и саквояжами, переселенцы направились к выходу. Впереди шел Наставник, за ним Горбоносый, а следом парами все остальные. Замыкала шествие Настоятельница, которая должна была запереть "Дом любви" на замок.
   Наставник вышел во двор и сделал в направлении стоящего неподалеку летательного аппарата несколько шагов, как вдруг из арочной подворотни выскочили двое людей в серой униформе с излучателями в руках. Один из них вскинул ствол. Плазменная вспышка озарила полутемный двор. Убийца целился в Наставника. Но в последний миг Горбоносый с хриплым криком успел оттолкнуть Наставника в сторону, закрыв его собой. Плазменный шарик с шипеньем прожег грудь Горбоносого насквозь. Тот, захрипев уже конвульсивно, медленно осел на мостовую. Шедший следом Твёрдый, среагировал почти моментально. Не успел второй убийца прицелится, как излучатель оказался в руке Твёрдого и он навскидку несколько раз выпалил в нападавших. И очень удачно. Один заряд попал в шею второму убийце, другой в живот первому. Оба мешками повалились рядом, уронив свои излучатели.
   Вся эта перестрелка произошла в считанные мгновения. И, выходящая вслед за Твёрдым из дверей Спутница, инстинктивно отпрянула назад. А он подбежал к лежащему возле ног Наставника Горбоносому. У того началась агония. Холодеющими пальцами он вцепился в руку, наклонившегося над ним Твердого.
   -Береги Его, - прошептал Горбоносый немеющими губами . Глаза его остекленели и он застыл на руках у Твёрдого ... И тут же снова взгляд обрел осмысленность. Грудь задышала ровно и глубоко. Горбоносый обвел глазами Твёрдого, посмотрел снизу вверх на стоящего над ним Наставника.
   -Я жив? - удивленно произнес Горбоносый.
   -Наставник только улыбнулся краешком губ.
   -Спасибо тебе, - тихо сказал он, и протянул Горбоносому ладонь. Тот вложил в неё свою и поднялся на ноги. Наставник взглянул на Твёрдого и вздохнул.
   -Поторопимся с посадкой, - так же негромко проговорил он.
   Боязливо оглядываясь по сторонам, из дверей стали выходить остальные путешественники. Спутница подбежала к Твёрдому и обняла его сзади за плечи. Он облегченно прижался к ней спиной, но излучатель в кобуру не спрятал, подспудно ожидая нового нападения.
   Двое учеников опасливо подошли к лежащим на мостовой серым убийцам и убедились, что они мертвы. Излучатели и патроны перекочевали в их карманы, и оба ученика возвратились к аппарату с очень солидным выражением на лицах. Видно, чужое оружие добавило им внутренней значимости.
   -Это наши сторожа, - вдруг разъяснила ситуацию Настоятельница, узнав своих бывших подчиненных издали. - Они очень разозлились, когда я решила закрыть "Дом", а когда эти все мальчики пришли, вообще не хотели их пускать. Я настояла. Они пригрозили мне расправой и пропали куда - то. Да вот объявились ...
   -Они объявились не одни, - перебил её Наставник. - Быстрее в аппарат! - почти приказным тоном добавил он.
   Все поспешно стали забираться внутрь летательной машины. Завершали посадку братья и Наставник. И вот, когда Твёрдый, держа излучатель наготове , стал подниматься по лесенке, во двор влетело несколько экипажей с эмблемами рыбки на дверцах. Дверцы раскрылись и на мостовую стали выскакивать синие солдаты. Они гурьбой бросились к летательному аппарату, одновременно открыв по нему шквальный огонь. Но было уже поздно. Дверь за Твёрдым задвинулась, и плазменные шарики ударились в неё, словно земной горох о стену. Наставник не спеша сел за пульт управления в кресло пилота. Все остальные парами расселись по своим местам. Зажегся смотровой экран. На нём замелькали злобные, сальные физиономии однополых. Они в бессильной ярости били прикладами излучателей по корпусу. А на заднем плане, в глубине двора, возле бронированного экипажа топал маленькими ножками и потрясал маленькими ручками бородатый карлик - совершенно живой предводитель однополых - Рябой. Наставник несколько мгновений разглядывал воскресшего Рябого, потом, не торопясь, нажал кнопку подъёма. Аппарат взмыл вверх. Двор, Рябой и его синие солдаты превратились на экране в серое пятно с черными точками. Панорама громадного города с высотными домами и маленькими домиками, длинными улицами и короткими переулками, раскинулась внизу и была видна всем, находящимся внутри аппарата. Видно камеры могли при желании дать и круговой обзор.
   Город был закрыт дымовой завесой. Повсюду горело множество домов, источая вверх едкий дым. Активных боевых действий не велось, но кое - где на улицах возникали перестрелки: вспышки излучателей, словно электросварка появлялись на обзорном экране то здесь, то там. Летательному аппарату попалось навстречу звено правительственных винтолетов, которое усиленно, но безуспешно обстреляло черный диск и скрылось из поля зрения.
   Площадь перед Храмом любви была почти скрыта в дыму. И сам Храм, окутанный черной завесой, очень напомнил Твёрдому тот другой "нижний" дворец, где они недавно побывали.
   Кварталы погибающего Города уходили вниз за дымную пелену, а навстречу приближалась матовая оболочка термального купола. Снаружи её присыпал толстый слой вечного снега, который, естественно, никто не убирал и он, в конце концов, должен где - нибудь проломить пластик колпака. И непонятно, каким ещё образом без сбоев работал механизм люка. Он тут же открылся во всю свою ширину, лишь только летательный аппарат приблизился к нему.
   Диск, вылетев в атмосферный холод Планеты, и помчался вдоль почти застывшего морского побережья. Куда? Поначалу Твёрдый не догадался, а когда понял, то с благодарностью посмотрел на человека сидящего в кресле пилота. Заснеженные крыши родного рыбацкого поселка показались очень быстро, Наставник сбавил скорость и опустил аппарат в поле, неподалеку от окраины, чтобы не привлекать внимание жителей.
   -Мы подождем вас здесь, - сказал Наставник, открывая нажатием кнопки наружную дверь. И тяжело вздохнул, отвернувшись. Спутница вышла из аппарата вместе с Твёрдым и Братом.
   -Я хочу видеть вашу мать и сестру, - сказала она, надевая капюшон на голову.
   По снежному нехоженому полю двинулись в сторону поселка. Снег оказался глубоким - почти по колено и шагать было очень тяжело, хотя поселок от места посадки располагался очень близко - примерно в трех сотнях шагов. Но эти три сотни нужно было ещё пройти. Впереди, протаптывая дорогу, шел Брат. Он поднимал высоко ноги в сапогах, но снег всё равно набился к нему в голенища. За ним след в след с трудом передвигалась Спутница. Замыкал шествие Твёрдый. Он иногда придерживал свою подругу за талию, когда та случайно оступалась в глубоком снегу.
   Дома поселка приближались медленно. Только из некоторых труб в серое замершее небо робко тянулись тоненькие струйки дыма. Остальные крыши домов, заваленные снегом, не подавали признаков жизни. Когда братья и Спутница, вспотевшие от недолгого, но тяжелого перехода, вышли, наконец, на ближайшую улицу, то их взглядам предстала безрадостная картина. Как минимум половина поселка, сгорело дотла. Вместо домов то там, то сям виднелись обугленных остовы с обрушившимися крышами. Их уже кое - где присыпал свежий снежок.
   Брат, шедший впереди, не смотря на усталость, ускорил шаги. Твёрдый и Спутница тоже прибавили ход. Твёрдый знал, куда заторопился Брат. Последний поворот они уже почти бежали. Их дом тоже сгорел и, видно, одним из первых. Густой слой снега, словно погребальным саваном прикрыл его останки. Все трое застыли перед пепелищем, опустив головы. Душу Твёрдого разрывала тоска, и скорбь по матери и сестре. В поселке случилась какая - то беда. И она коснулась не всех. Огонь пожарищ действовал избирательно, иногда даже через дом. Тут явно поджигали намеренно. Но кто? И живы ли их родные?
   Спины Твёрдого коснулась чья - то рука. Он оглянулся. Сзади стояла женщина - соседка из дома напротив. Она куталась в теплую накидку с головой, а глаза у неё испуганно бегали по сторонам.
   -Пойдемте со мной, тихо сказала она и добавила.
   -Быстрее.
   Развернувшись, соседка засеменила по тропинке к своему дому. Братья и Спутница поспешили за ней. Когда они подошли к заваленному снегом порогу, только, что закрытая дверь, снова образовала отверстие, и гости боком проникли в прихожую. Соседка тут же захлопнула за ними дверь и заперлась на щеколду. В прихожей было совершенно темно. В руке соседки вспыхнул фонарик. Тускло на последнем "вздохе".
   -У нас уже давно нет электричества, - сообщила она.
   -Газ ещё идёт, но очень слабо. Плохо греет. Холодно.
   -Они в подвале, - лучик фонаря замер на сером напольном коврике. Соседка наклонилась и отодвинула коврик рукой. Под ним стал, заметен треугольник подвальной дверцы с небольшим кольцом. Соседка потянула за это кольцо. Дверца поднялась, открыв черный провал. В глубину провала вела узкая лесенка.
   -Это все Тайный совет и, охранники натворили - почти шепотом произнесла соседка, - но, видно, весь поселок смотрел, что вы с однополыми за одно. Ну и решили охранники вашу сестру и мать арестовать и в Город отвезти на допрос. А чего, их бедных, допрашивать - ума не приложу? Ну, а они как - то узнали об этом и ко мне прибежали. Я их и спрятала в подвал, а следы замела. Охранники со зла дом ваш подпалили и велели выдать их и всех, сочувствующих однополым. Ну, наши, поселковые, и давай друг на друга доносы строчить. Кто с кем поссорился или ещё что ... А те, без разбора, людей хватать, да дома поджигать по доносам. А меня, слава Шару любви, пронесло. Потом поутихло, вроде, всё. Связь с Городом прервалась. Война там. А тут электричество отключили. Продуктов нет. С голоду скоро помирать начнём. А вы, что с однополыми сюда прилетели? - вдруг спросила соседка.
   -Нет, - как - то даже резко ответил Брат. - Мы сами по себе.
   -И что я, в самом деле, говорю? - поправилась соседка. - Ведь с вами женщина, а однополые нас не жалуют.
   Из черного подвального провала показалась женская голова. Лицо Сестры в тусклом свете фонаря выражало смесь страха и надежды. Глаза немного щурились даже при таком слабом освещении. Сестра оглянулась по сторонам, никого не видя.
   -Я услышала знакомый голос, - тихо произнесла она.
   -Мы пришли за тобой и матерью, - ответил ей Брат.
   -Как я рада, что вы вернулись, - на лице Сестры появилась улыбка.
   Брат помог ей выбраться из подвала. Следом показалась седая голова матери. Губы её тоже улыбались, но в глазах ещё стояла боль.
   Мать обняла сыновей и тихо заплакала. Затем, отстранившись, заметила в полутьме ещё одну фигуру, женскую.
   -Это моя невеста, - негромко произнес Твёрдый.
   -Я рада за тебя, - после небольшой паузы сказала мать.
   -Мы прилетели за вами и должны торопиться - нас ждут - повторил Брат. - Собирайтесь.
   -Нам нечего собирать, - развела руками мать. У нас ничего нет - всё сгорело.
   -Ну, тогда, быстрее уходим! - поторопил Брат.
   -Спасибо тебе, - мать поклонилась соседке. Та всхлипнула и обнялась поочередно с обеими женщинами.
   И вдруг дверь загрохотала от ударов.
   -Открывайте! - заорали снаружи. - Мы знаем, что вы там! Иначе мы вышибем дверь!
   -Это охранники, - в ужасе прошептала соседка.
   -Женщины, быстро снова в подвал! - командирским тоном произнес Брат. - Пусть вышибают дверь, мы их здесь встретим, - продолжил он, вынимая излучатель. Твёрдый тоже вытащил свой и встал за дверным косяком. Женщины, одна за другой, быстро спустились в черный провал. Спутница закрыла за собой люк, хотя несколько мгновений колебалась, раздумывая.
   Брат встал по другую сторону косяка. Грохот в дверь не прекращался. И вот задвижка не выдержала и вылетела со своего места.
   Дверь распахнулась и вместе с тусклым светом, и холодным воздухом в прихожую ввалились несколько черных фигур. Не давая им осмотреться и сориентироваться, братья одновременно открыли огонь с двух сторон, уложив в первые мгновения сразу четверых. Охранников было человек десять во главе с начальником местного тайного совета. Поняв, что попали в ловушку, остальные шестеро отхлынули от двери и принялись поливать огненными шариками излучателей дверной проём. Шарики, ударившись о противоположную стену, подожгли на ней ковер. Искусственное покрытие вспыхнуло и загорелось, источая вонючий, ядовитый дым. Пламя, спалив дотла ковер, перекинулось на пластиковый шкаф. Он тоже ядовито закоптил, разгораясь багряным пламенем. Вскоре дым наполнил прихожую, валя через открытую дверь на улицу черными клубами. Братья стали задыхаться. У Твёрдого страшно запершило в горле. И сразу же пришли мысли о матери, сестре и Спутнице, закрытых в подвале. Попадает ли туда дым? Даже если сейчас не попадает, то когда загорится весь дом, женщины наверняка погибнут. Нужно было действовать и действовать немедленно. Иначе они задохнуться даже раньше женщин в подвале. Сквозь клубы дыма Брата видно почти не было. Твёрдый заметил только его знак рукой. Он и сам хотел так поступить. Братья, пригнувшись, выскочили наружу и, упав в сугроб возле порога, открыли стрельбу по черным фигурам возле калитки. Двое охранников повалились на снег. Остальные ответили нестройно и неметко, разбежавшись вдоль забора. Плазменные шарики с шипением врезались в снег, выплавляя в нём парящие борозды и тоннели.
   Твёрдый уткнулся лицом в холодный снежный пух, выдыхая из себя дымовой угар. Через несколько мгновений ему стало легче, и он приподнял голову над сугробом. Черные фигуры охранников контрастно выделялись на белом фоне. Двое мертвых лежали возле калитки. Четверо живых успели перескочить через низкий забор и вели оттуда суматошный огонь, не причинявший братьям пока никакого вреда. Видно по всему, охранники сильно перепугались, не ожидая такого сопротивления, но убежать им не позволяли остатки достоинства и авторитета представителей власти.
   Справа от крыльца из - за сугроба хлопнул одиночный выстрел. Один из охранников, стоящих возле забора дернулся и, уронив излучатель, тяжело осел на снег. Брат уже ловил на мушку ещё одну черную фигуру, когда Твёрдый краем глаза вдруг увидел, как на противоположной стороне улицы показался какой - то человек. Он неспешным шагом подошел сзади к увлеченным стрельбой охранникам, поднял руку с оружием и выстрелил два раза. Направив излучатель на последнего, оставшегося в живых, Горбоносый почему - то замер. Третий выстрел не прозвучал.
   Твёрдый, а вслед за ним и Брат приподнялись над бруствером сугроба.
   -Всё в порядке, - сказал Горбоносый из - за забора. - Это мой бывший напарник. И я его отпускаю.
   Охранник, отбросив в сторону излучатель, медленно побрел вдоль заснеженной улицы. Но разглядывать его было некогда. Братья повернулись и, не раздумывая, бросились в извергающую ядовитого дыма, дверь. Не выдыхая набранный перед порогом воздух, они на ощупь отыскали люк в подвал. Открыли его. Женщины одна за другой выбрались в задымленную прихожую и, задыхаясь и кашляя, выскочили на свежий воздух. Там они под присмотром Горбоносого некоторое время приходили в себя. За этот срок братья забросали снегом с двух скребков чадящий шкаф. Он потух, в последний раз ядовито и угарно зашипев. Потом братья вытащили наружу трупы убитых охранников. А после вернулись к женщинам, сидящим прямо на сугробе. Спутница вскочила навстречу Твёрдому и обняла его за шею холодными руками. Он нежно поцеловал её в щёку. Мать и Сестра тоже поднялись и с двух сторон прижались к подошедшему к ним Брату. Соседка возвратилась в ещё задымленный дом и очень скоро вернулась с двумя теплыми накидками.
   -Это мой вам подарок, - она набросила накидки на плечи матери и Сестры
   -Полетим с нами, - предложил её Брат.
   -Нет, я останусь в своём доме, - соседка оглянулась на уцелевшее жилище.
   -Планета скоро погибнет, - произнес, стоящий сзади Горбоносый. - Так сказал наш Наставник.
   -Я останусь здесь, чтобы ни случилось, - повторила соседка, а затем более тихим голосом добавила:
   -Счастливого пути, - и поочередно обнялась со всеми, прощаясь навсегда. И долго ещё махала им вслед рукой. Они вышли к окраине поселка. Черный диск летательного аппарата очень контрастно выделялся на бескрайней белизне снежной пустыни. И, видно, их оттуда заметили. Диск плавно невысоко поднялся и, медленно подлетев почти вплотную, опустился в нескольких шагах на выдвинутые опоры. Треугольная дверь шлюза сдвинулась в сторону, открыв вход. Появилась металлическая лесенка, Брат поднялся первым, помогая, Матери и Сестре. За ними в дверях шлюза скрылась Спутница.
   Твёрдый несколько мгновений стоял перед входом, на снежном насте. И душу его вдруг сжала тоска. Он оглянулся на дома своего родного поселка. Здесь он жил долгие годы. Худо - бедно, но жил на этой земле, на которую, конечно, никогда не вернется. Что его ждёт впереди, в ином Мире? Ему внезапно расхотелось улетать неизвестно куда. Но он превозмог свою тоску. И сделал шаг. В неведомое.
   
   
  КНИГА 3
"ПЛОД ЛЮБВИ"
ДЕНЬ VI
I
   Планета стремительно уходила вниз. Исчезла крошечная точка поселка возле почти совсем замерзшего океана. Исчез Город, прикрытый засыпанным снегом термальным колпаком. Затем остались только извилистые очертания континента в мутно-лиловом ореоле разряженной атмосферы. И, наконец, громадный сизый шар тоже стал уменьшаться на экране в своих размерах, раздвигая фон бархатисто-черного неба, усыпанного россыпью созвездий.
   Внутри летательного аппарата царило странное оцепенение. Все парами сидели в своих креслах и почти не мигающими глазами смотрели на удаляющуюся родную планету, на которую они не вернуться никогда. Твердый сидел рука об руку со Спутницей, ощущая ее горячую трепещущую ладонь в своей. Сбоку расположились Мать и Сестра. Мать со страхом смотрела на экран. По лицу Сестры текли слезы.
   Наставник замер возле пульта с застывшим лицом. Твердый смутно различал его отражение на выпуклой поверхности экрана. Были заметны и его большие темные, как космос глаза, отражающие в зрачках блеск далеких галактик. По мере удаления планеты, на другой стороне экрана рос в своих размерах тусклый оранжевый шар, похожий на гниющий плод черно-серыми очертаниями широких кратеров, остывших вулканов и окружающих пустынных долин. Неужели это та самая планета, на которой им придется жить? И почему она так близко?
   - Нет, это не она, - ответил на непроизнесенный вопрос Твердого Наставник. - Это - спутница вашей планеты. Властитель ее уже почти переоборудовал под огромный космический корабль. Скоро он сам перелетит сюда со своими приближенными, чтобы не погибнуть во время взрыва Планеты. Они захотят найти для этой спутницы нового "хозяина". И я боюсь... - Наставник не закончил фразу и замолчал, пристально глядя на темные кратеры, проносящиеся внизу. И тут на экране промчался и исчез в одном из кратеров, опередив их аппарат, его близнец, похожий на черную сплюснутую каплю, оставившую за собой короткий всплеск тени. Видно, скоро дождь из этих черных капель прольется над оранжевой пустыней, оживленной внутри спутницы Планеты.
   - Летим отсюда, - негромко сказал за спиной Твердого Горбоносый.
   - Да, пожалуй, нужно улетать, - поддержал его Наставник, - путь нам предстоит неблизкий. Но, думаю, к сроку мы успеем.
   Он развернул аппарат чуть в сторону, нацелив его на маленькую голубоватую звездочку, блиставшую в крошечном верхнем уголке, оставшегося на экране небосвода. Вскоре этот уголок стал стремительно расширяться, и оранжевый диск окончательно исчез из поля зрения. Вокруг было только звездное небо. Без конца и без края. Летательный аппарат, словно замер среди этого звездного океана, словно легкой пушинкой повис на невидимой тончайшей ниточке в неподвижной, сияющей черноте. А ведь он, судя по всему, мчался вперед со все возрастающей скоростью.
   Пассажиров вжало в кресла. В ушах загудела кровь, сдавило виски, руки и ноги невероятно потяжелели. Ими нельзя было пошевелить. Сердце ухало в груди глухо и тяжело. И вдруг все сразу переменилось. Кресло вытолкнуло легкое, невесомое тело, будто воздушный шарик, и если бы не пристегнутые ремни, Твердый подлетел к потолку кабины. Те же самые ощущения испытывали и остальные. Они удивленно оглядывались друг на друга, несмело и слегка испуганно улыбаясь.
   Наставник парил, возносясь над креслом и над пультом управления, и спокойно смотрел на своих спутников.
   - Это - невесомость, - негромко сказал он, - Мы разогнались и теперь летим по инерции. Перед приземлением аппарат станет тормозить, и вы опять ощутите тяжесть. А, сейчас, - добавил он, - вы все должны уснуть. Вы очень устали и хотите спать. Вы проспите до конца полета и проснетесь бодрыми и отдохнувшими, полностью готовыми к своей миссии. Засыпайте! - и Наставник простер обе руки над сидящими в креслах женщинами и мужчинами.
   Твердый взглянул на Спутницу. Ее глаза стали покрываться поволокой. Она сонно улыбнулась ему, склонив голову на его плечо. У Твердого тоже стали слипаться глаза. Сознание медленно провалилось в бездну забвения. Он заснул.
   
II
   И стал просыпаться. Медленно, с давящей тяжестью в голове и тягучей болью во всем теле. Он с трудом открыл непослушные веки, но заметил через пелену только какие-то неясные тени, будто он глядел сквозь толстый слой воды на жизнь бездонных глубин. И видел призрачные отражения морских обитателей. Он ощутил себя сидящим в кресле. Чувствовал онемевшими пальцами подлокотники, а болезненно ноющей спиной мягкую, но какую-то неудобную спинку. Так и хотелось встать с этого кресла и размять онемевшие руки и ноги, да и все остальное тело тоже. Он так и сделал, и с еще затуманенным взором поднялся в полный рост и потянулся широко до скрипа в суставах. И вдруг услышал резкий, словно выстрел, выкрик:
   - Эй, на первом ряду! Сидеть!
   Инстинктивно, подчиняясь голосу, на ощупь сел назад в кресло. И этот возврат, словно сдернул пелену с глаз. Зрение открылось. Он окончательно проснулся. И, сидя в кресле, стал оглядываться по сторонам. Находился он в большом просторном зале, наполненным сидящими в одинаковых креслах людьми. Многие спали в неудобных позах. Другие сидели с открытыми глазами, понуро глядя перед собой. Здесь были женщины, мужчины и дети. Женщины и мужчины, в основном молодые, хорошо одетые. Они явно пришли посмотреть какое-то представление. Но почему-то некоторые из них спали? И в огромном зрительном зале царила зловещая, гнетущая слух тишина. Впрочем, кое-где был слышен тихий шепот. Но слышался он, как слабые, бессильные удары воды о борт корабля при полном штиле.
   Сцена открылась прямо перед взором. От зрительного зала она была отгорожена оркестровой ямой. Из ямы несло нечистотами. Их зловонный дух плыл по залу тошнотворными волнами. Но, собравшиеся здесь, кажется, к нему уже принюхались и не морщились. Видно по всему, им не до него сейчас. И не до веселья вовсе. Что же они тогда здесь сидят? Почему не расходятся по домам? И что он здесь делает вместе с ними?
   Сцена обставлена декорациями какого-то спектакля. Бросился в глаза на фоне полной луны громадный силуэт летательной машины, уткнувшейся носом в пол. Возле самолета на стуле восседал какой-то человек в пятнистом комбинезоне и в черной вязаной шапке на голове, переходящей в закрывающую лицо маску с прорезями для глаз и рта. На коленях у замаскированного лежал короткоствольный автомат. Второй человек, одетый так же, как и первый, стоял в левом углу сцены, держа свой автомат наизготовку. Скорее всего, это он крикнул на поднявшегося с кресла, да так и остался стоять с оружием в руках, следя за пробуждением спящего зала. Еще двое, наряженных и вооруженных точно так же, расселись на стульях по обоим сторонам зала и тоже внимательно наблюдали из-под прорезей глазниц за находящимися в большом затхлом помещении. И, видно, именно эти люди в масках не выпускали собравшихся, затеяв какой-то непонятный и зловещий спектакль.
   Усаженный заново в кресло, стал осматривать себя. На нем был надет темно-синий в тонкую полоску костюм, лиловая рубашка и черный шелковый галстук. На левой руке поблескивали часы. Стрелки показывали половину шестого. Должно быть, утра. Справа от него зашевелилась и стала просыпаться какая-то женщина. Она зевнула и открыла глаза. Повернулась и взглянула на него. Чуть-чуть горько улыбнулась. Уже не молодая, но еще не старая. Слегка осунувшееся лицо, в уголках губ короткие складки-морщинки. Их тонкие паутинки сплелись вокруг глаз. Но увядающая красота еще до конца не сдалась под натиском беспощадного времени. Лицо ее еще влечет и манит. Он хорошо знает это лицо, эти крашенные в золотисто-огненный цвет волосы. Он знает ее тело, обтянутое сейчас черным в искорку вечерним платьем. Он знает эту женщину уже много лет.
   - Доброе утро, - печально сказала она. На ее глазах появились слезы, и она уткнулась ему головой в грудь:
   - Боже мой, Петя, когда все это кончится? Я устала.
   Он ничего не ответил ей. Только гладил по завитым рыжеватым волосам ладонью. Мозг его стал лихорадочно работать, осмысливая непонятную вначале ситуацию. Ведь, что произошло до этого пробуждения, он не имел ни малейшего представления. Его сознание просто выдернули из темного небытия и пробудили в совершенно незнакомом месте. Впрочем, такое уже случалось несколько раз. Он смутно припоминал те, похожие на это, пробуждения и, словно вся его жизнь состояла из нескольких эпизодов, быстрых и непонятных, как кусок из неведомого фильма, внезапно появляющийся и исчезающий на черном экране беспамятства.
   И сейчас он попал в какую-то нехорошую передрягу. Эта женщина рядом - его жена. Их и остальных зрителей захватили в заложники на спектакле какие-то бандиты. Как они проникли в зрительный зал, было непонятно. Но то, что они хозяйничают здесь не первый день, становилось ясно даже при первом взгляде на происходящее. Люди, сидящие в креслах, выглядели очень устало, даже изможденно. За эти дни их никто не кормил, что ослабило физические силы. А ведь они еще и сидели неподвижно. И такое сидение, как известно, на пользу не идет. Но главное, как все эти люди чувствовали себя психологически? Под угрозой автоматов и наверняка каких-нибудь мин и бомб, растыканных по всему залу. От такого напряжения и истощения плохо станет любому, даже самому крепкому человеку. Но сколько же этот кошмар еще будет продолжаться? И что предпринимают власти? Они не должны бездействовать. Заложников нужно освобождать, иначе случиться катастрофа. Видно, у всех, включая террористов, нервы на пределе. Вон тот, что на сцене в углу, трясет своим автоматом, словно вот-вот готов выстрелить прямо в зал, прямо в Петра, на которого он только что кричал. Озноб холодным колючим сквознячком промчался по спине. Лена тихо плакала у него на груди, где ухало гулко и порывисто сердце.
   - Эй, на первом ряду! Расцепиться! - снова заорал тот же голос бандита в углу сцены. Но Петр, почему-то, этого окрика не послушался. Не отстранилась и Лена. Она еще сильнее прижалась к груди мужа. Они оба замерли, напряженно, ожидая выстрелов. Но они пока не раздавались. Послышался только приближающийся топот ног, и пара рук вцепились в Петра.
   - Кому сказано, падло, расцепиться со своей шлюхой! - рявкнул в самое ухо из под маски вонючий рот. - А то сейчас вас обоих прикончим! Во имя Аллаха, - добавил он более тихо.
   - Гады! - вдруг закричала Лена, внезапно перейдя от неслышного плача на истерический крик, - Гады! Что вам от нас нужно? - и обеими руками вцепилась в шапку-маску одного из бандитов. Шапка слетела с головы, открыв молодое злобное лицо с кривым, перебитым у основания носом и трехдневной щетиной на щеках и подбородке, располосованным длинным рубцом шрама от пули.
   - Ах ты, сука! - взвыл бандит со шрамом. - Да я сейчас из тебя твои куриные мозги вышибу! - и он, свободной от автомата ручищей, наотмашь ударил Лену по лицу. Она вскрикнула и упала в проход между первым рядом и оркестровой ямой. За спиной Петра послышался приглушенный ропот зрителей-заложников.
   - Молчать! - заорал второй террорист и его автомат выплюнул поверх голов трескучую очередь, усиленную акустикой зала и превращенную ей в грохот камнепада в горном ущелье.
   Увидев упавшую на пол Лену, Петр кинулся к ней, но получил сильный удар ногой в бок и тоже упал рядом с женой, закрыв через секунду ее собой от безжалостных пинков, обрушившихся на них с двух сторон.
   Их избивали с яростным наслаждением. Но не слишком долго, потому что экзекуция была прервана негромким, но повелительным приказом:
   - Прекратить!
   Петра подняли с двух сторон под руки. Лена с трудом поднялась сама. Все тело ломило надсадной болью. Особенно бок. Видно, было сломано ребро: при вздохе подреберье ныло сильнее. Перед ними стоял человек в камуфляжной форме в черной вязаной шапочке, но с открытым обросшим щетиной лицом неопределенного возраста. Был он ни молодой, ни пожилой, ни старый. Определить на вид, сколько ему лет - невозможно. Черты его лица все время, словно бы, менялись, но как-то незаметно и только при пристальном рассмотрении. И они показались Петру очень знакомыми. Он видел это расплывчатое лицо где-то недавно. Оно выплывало из глубин памяти и снова проваливалось в них. Слишком они были темны и беспамятны.
   - Мы - борцы за свободу, а не хулиганы, - грозно, сказал своим подчиненным Главарь. - Они могут быть казнены по законам Шариата, но избивать неверных запрещает Аллах. - Ведите их ко мне в... штаб, - добавил Главарь уже более спокойным голосом, - и, развернувшись спиной, усталой походкой пошел по боковому проходу к выходу из зала. Боевики, подталкивая в спины стволами автоматов, двинули Петра и Лену следом. Избитый Петр шел тяжело, с трудом передвигая ноги. Жена поддерживала его под руку, хотя сама чувствовала себя не намного лучше. Их стало охватывать какое-то странное полусонное оцепенение, тормозящее движение ног и слипающее глаза. И, видно, тоже самое чувствовали и остальные зрители-заложники. Кое-кто сидел, опустив голову между коленей. Другие откинулись на спинки кресел, словно заново погруженные в какой-то странный мертвый сон. Среди пестро наряженной публики выделялись паранджами и черными накидками какие-то женщины, явно не имеющие к другим зрителям никакого отношения.
   Они расселись на задних рядах и тоже "клевали носами". То ли от усталости, то ли от чего-то другого невидимого, проникающего в огромный зал снаружи и заполняющего своим неуловимым присутствием все уголки ярко-освещенного помещения, словно гигантский спрут множеством удушающих щупалец.
   В вестибюле за баррикадами из столов и стульев заметны фигуры вооруженных людей в масках. Они сквозь прорези напряженно всматриваются в прозрачные двери центрального входа, будто ждут внезапного нападения оттуда.
   Десятка два ступенек вверх, показались Петру долгой дорогой в гору. Он понимал, что их ведут на расправу, но шел, взбираясь на каждую ступеньку покорно, словно на заклание. Страшно было не за себя, а за Лену. Ее нужно было спасти, даже ценой своей жизни. Но он один, избит и не вооружен. А их тут целая банда с автоматами. Нужно что-то придумать.
   Их остановили перед дверью, по обе стороны которой стояли два боевика, увешенные оружием. Конвойные толкнули заложников в спины и те оказались внутри театрального буфета со стойкой бара, уставленного разнокалиберными бутылками с разноцветными этикетками. На стойке кучками белых цилиндриков стояли пластмассовые стаканчики. В углу поднос был заставлен кофейными чашками. За сдвинутыми в один ряд столиками уже уселся Главарь. На оранжевую поверхность круглого стола он положил черный длинноносый пистолет. С головы он снял вязанную шапочку и бросил ее рядом с пистолетом. Голова Главаря сияла идеальной лысиной. Он потирал ее ладонью, словно лысина у него чесалась.
   - Садиться я вам не предлагаю, - произнес, усмехнувшись, Главарь, - Вы и так за два с лишним дня себе задницы отсидели. Так что, стойте. Вели вы себя неразумно, и наше терпение имеет пределы. Мы обещали вашим властям, если они не примут наших условий, начать расстрел заложников. Пожалуй, с вас и начнем. Вам, господа, предоставлена великая честь быть расстрелянными по закону Шариата в назидание другим, чтобы они знали, что мы не отступимся от своих намерений и своей цели. А если ваши начнут штурм, тут все взлетит на воздух. Только вы об этом уже не узнаете. Я собственноручно приведу в исполнение приговор.
   - Кто его выносил? - негромко спросил Петр. Лена стояла рядом, уткнувшись лицом в его плечо, и тихо плакала.
   - Вы его сами себе вынесли, - сурово сдвинув густые брови, проговорил Главарь. - Вы душите нашу свободу и независимость. Ваши войска зверствуют в нашей стране. И мы вынуждены защищаться нашими способами.
   - Но это бандитизм и беззаконие, - проговорил Петр, понимая, что только оттягивает время.
   - А не бандитизм и беззаконие, когда в аул врываются солдаты и начинают убивать всех подряд, в том числе женщин и детей! - вытаращив глаза, почти закричал Главарь. Лысина его покрылась потом и он вытер капли своей шапочкой. Снова бросил ее на круглый оранжевый столик и тут же схватился за лежащий там же пистолет. Главарь резко вскочил, опрокинув пластиковый стул, на котором сидел.
   - Почему вы можете нас убивать, а мы вас не можем? - снова крикнул он, распаляя себя для убийства и размахивая пистолетом:
   - Почему вы взрываете наши дома и это называете войной, а когда мы взрываем ваши - это терроризм!? Вы развлекаетесь, сытно жрете в ресторанах, катаетесь на иномарках и чувствуете себя в полной безопасности. А наши женщины и дети голодают и погибают под обстрелами и во время ваших "зачисток". Это, по-вашему, справедливо? Теперь и вы в своей жирной Москве не будете себя чувствовать спокойно. Эта акция - только начало. У нас здесь повсюду тысячи шахидов-смертников. Они станут взрывать ваши рестораны, магазины, кинотеатры, казино. Россия содрогнется и затрепещет от страха. Мы отвечаем вам ударом на удар! И Мы не пощадим никого. И я не пощажу вас, хотя вы мне безразличны. Я вас казню, потому что так требует закон возмездия! Закон справедливости! Закон джихада! Аллах Акбар! - заорал Главарь и, подскочив вплотную, приставил пистолетный ствол к голове Лены, но сразу не выстрелил, как истинный садист, наслаждаясь реакцией жертвы.
   Лена была в полуобморочном состоянии. Она уже не плакала. Ужас расширил ее голубые глаза, слив их с черными зрачками в одну бездонную глубину смерти. Петр только на миг заглянул в эту жуткую бездну, и вдруг в его избитом, беспомощном теле мгновенно вспыхнул какой-то живительный огонь, вливший в него новые силы. Силы отчаяния и ярости.
   И Петр, что есть силы, ударил Главаря коленкой между ног. Тот заорал благим матом, выронив пистолет и выпучив глаза. Все лицо его и, в том числе лысина, покраснела. И Петр ударил по этой красной лысине свободным кулаком сверху вниз. Главарь от этого удара, между протяжным воем, крякнул и свалился к ногам своих пленников, скуля, как побитый пес. Петр наклонился и поднял его упавший пистолет. Тот был снят с предохранителя.
   - За стойку! - сказал Петр Лене. Они перебрались за стойку бара. И вовремя. В буфет вбежали двое телохранителей главаря и с порога что-то закричали по-чеченски, показывая на дверь. Затем недоуменно посмотрели на корчившегося на полу шефа. За дверями послышались какие-то хлопки и короткие автоматные очереди.
   - Они штурмуют! - закричал один из бандитов уже по-русски.
   - Взорвать. Все взорвать, - прохрипел Главарь, с трудом подняв голову от грязного пола. Телохранители приподняли его под мышки, но он никак не мог разогнуть ноги.
   - Несите меня к... рубильнику, - снова захрипел Главарь, - я сам...
   Его поволокли за стойку, туда, где спрятались Петр и Лена. Они сидели в дальнем углу. Петр прикрыл собой жену, держа в дрожащей руке пистолет. Телохранители опустили Главаря на колени перед дверцами шкафа бара и открыли их. Внутри Петр заметил какой-то рычаг, присоединенный к жестяной коробке с проводами. Главарь потянулся к рычагу, но почему-то в последний момент оглянулся. И встретился взглядом с глазами Петра.
   - Убить их! Убить! - заорал Главарь, тыча пальцем под стойку. Телохранители тоже оглянулись. И тогда Петр нажал на дужку. Пистолет глухо рявкнул три раза подряд. Двое телохранителей упали с пробитыми лбами. Главарь был ранен в шею. Он хрипел и вращал белками глаз.. На лысине его снова выступил пот. Но рука тянулась к рубильнику. Вот она ухватилась за рукоятку. Сейчас произойдет непоправимое. И тут входная дверь в буфет слетела с петель, и в помещение ворвались двое в пятнистой униформе. На головах у них были надеты шлемы, на глазах защитные очки. Они мгновенно оценили обстановку. Автомат одного из них бесшумно стрекотнул. Лысая голова Главаря дернулась. Из затылка брызнул фонтан крови. Но, пуля, видно, срикошировав, попала Петру в грудь. От жаркого удара потемнело перед глазами. Пистолет вывалился из ослабевшей руки. Лена за спиной вскрикнула. И в это время в зарешеченное окно буфета взглянул удивленно-самодовольный лик луны. Петр потерял сознание.
   
III
   Он открыл глаза, еще ощущая болезненное жжение в груди. Огляделся, привыкая к забытой во сне обстановке летательного аппарата. С облегчением вздохнул полной грудью стерильный воздух кабины. Увидел спящую радом с собой в кресле женщину, положившую голову с огненными волосами ему на плечо. По обе стороны в таких же креслах спали знакомые ему люди. Мать и Сестра ровно дышали, укрывшись теплыми накидками, подарком их соседки. Брат сидел за ними в обнимку с сероглазой девушкой. Брат посапывал у нее на груди. Горбоносый шумно дышал, склонив себе голову на плечо. Из чуть приоткрытых губ на воротник стекала тонкая струйка слюны. Остальные Ученики и девицы тоже спали в разнообразных позах. Сила тяжести вернулась. Видно, аппарат начал медленное торможение.
   Наставник находился за пультом управления. Сидел в задумчивости, опустив подбородок на грудь. На широком экране блестящими точками замер бесконечный звездный простор. А в центре сверкала, медленно увеличиваясь, яркая голубая сфера в ореоле кипящих солнечных протуберанцев, горящих в верхнем углу экрана.
   - Мы приближаемся, - сказал Наставник и, развернувшись вместе с креслом, взглянул на Твердого, ярко-голубыми глазами.
   - Ты проснулся?! - утвердительно спросил он. И добавил, - Ну как там?
   - Там? - сначала не понял вопроса Твердый. Затем догадка пришла в голову, но не прошло недоумение: - Но ведь это был только сон. Странный сон...
   - Это не сон, - уголками губ улыбнулся Наставник, - Это твоя жизнь. Другая жизнь. На той планете, куда мы летим. Но через тысячелетия.
   - Там убивают друг друга, - тихо сказал Твердый.
   - Зло неистребимо, - грустно проговорил Наставник, - Оно доберется и туда.
   - Кто я там? - спросил Твердый.
   - Там ты двойник того, кто сейчас внутри тебя. Его темная часть. Его отправили на планету, синтезировав личность из искусственной клетки. Но иногда, когда два времени соприкасаются в спиральном потоке, тот, что в тебе и вместе с ним и твой дух соединяются с тем двойников. И ты видишь эти странные сны из неведомой тебе жизни, среди неизвестных тебе людей.
   - Это наши потомки?
   - Да, очень отдаленные. Непохожие на вас и чем-то очень похожие. И моя миссия - спасти их. Я не сумел спасти вашу Планету, может быть, спасу эту? - Наставник полуобернулся назад и взглянул через плечо на голубую сферу, светящуюся на экране и добавил: - Все будет зависеть от них самих.
   - Ты придешь к ним, как пришел к нам?
   - Да, и они вначале отвергнут меня и даже умертвят, прибив к перекрестным столбам. Но я пожертвую собой ради них. И своей смертью и своим воскресением дам им шанс на Спасение от гибели. Многие потом поверят в меня.
   - Я тоже верю в тебя! - воскликнул Твердый и испуганно оглянулся на спящую у него на плече Спутницу. Та глубоко вздохнула, но не проснулась.
   - У вас будет ребенок - сын, - сказал Наставник, уже более светло улыбнувшись, - Он станет первым жителем нового Мира. Но полную родительскую радость вы не сумеете испытать. Нам нужно торопиться. Нам нужно наполнить планету людьми - вашими потомками до взрыва той планеты.
   - Но до взрыва всего сорок дней, - удивился Твердый, - Ты ведь сам так сказал. Как же мы успеем?
   - Я остановлю время. Это в моей власти. Для вас, прилетевших на этом аппарате, пройдут десятилетия, для ваших потомков - столетия. А для той, обреченной планеты - всего несколько дней.
   - И мы увидим, как умрут наши дети? - у Твердого сжало болью грудь, словно там снова зашевелилась, попавшая в недавнем сне, пуля.
   - Не только дети, но еще сорок поколений, - грустно произнес Наставник. - Но надеюсь, эта жертва будет ненапрасной. Если ты и все остальные искренне верите в меня?
   - Как же себя будет чувствовать она? - Твердый пристально взглянул на спящую Спутницу, - Ведь, я так понимаю, ты будешь отбирать наших детей и воспитывать их по-своему?
   - Я постараюсь сделать все, чтобы ни у нее, ни у других не было душевной боли по этому поводу. До конца всю правду будешь знать только ты. Но я надеюсь, у тебя хватит мужества, выдержки и терпения, чтобы преодолеть все испытания, которые предстоят тебе впереди.
   - Если ты укрепишь дух мой, - тихо сказал Твердый.
   - Дух твой после твоей смерти переродится в маленького мальчика на этой планете. Но до этого ты должен известить его через время и пространство о моем втором Посещении его Мира, хотя, как ты понимаешь, оно будет третьим. Но об этом Появлении они не узнают, хотя и станут догадываться. Ты передашь тому мальчику свою пирамидку, которая станет символом единения двух Миров, чтобы в назначенный час соединиться в одно с другими пирамидками потомков этих моих учеников. И в этом соединении исчезнет Зло.
   - Но как я попаду в другое время? - удивленно произнес Твердый, не вполне еще понимая, о чем говорит Наставник.
   - В тебе, кроме этого физического, есть еще несколько духовных, тонких, невидимых тел. Ты научишься управлять ими и переноситься, при желании сквозь пространство и время, и даже попадать в другие измерения. У Отца моего домов множество...
   - Значит существует много планет, схожих с нашей и с той, на которую мы летим? - спросил Твердый.
   - Они, как непрерывные кольца вокруг Светила. Там только немного не похожи события, по-другому развивается история, и складываются судьбы людей и самой планеты. А так, все очень похоже на Ваш Мир.
   - И где-то мы тоже летим и так же беседуем с тобой?
   - В данный отрезок времени, Я - Единый Сущий, - ответил Наставник очень серьезно, - повторений нет. Через ваше измерение в Гармонию проникло Зло. И мне нужно остановить его здесь, чтобы оно не расползлось по другим Мирам. Я должен принести в жертву свою человеческую плоть, чтобы спасти душу Мироздания. Это моя миссия.
   - Но разве не проще загнать Зло туда, откуда оно прорвалось. Ведь, это в твоей власти, раз ты можешь даже властвовать над временем?
   - Зло сюда допустили люди, - сказал Наставник. - А людям дано право выбора. И они по доброй воле должны выбрать добро. А это очень сложно. Зло всегда оправдывает свои деяния добрыми намерениями или непониманием. И людям за ним идти легче и удобней. Вниз катиться всегда легче, чем подниматься вверх, преодолевая человеческую самость, эгоизм и плотские желания. Легче потакать им, чем бороться с искушением.
   - Но тогда и близость между мужчиной и женщиной - Зло? Она ведь основана на вожделении? - Твердый покосился на Спутницу, мирно лежавшую у него на плече.
   - Если близость основана на Любви и согласии, она благословляется Всевышним. Из двух половинок создается целое, - улыбнувшись, сказал Наставник, - На продолжении Рода и Жизни стоит все сотворенное. Зло -в распутстве, в прелюбодеянии, где только половая похоть.
   - Но я начинал с этого, - откровенно признался Твердый, и снова посмотрел на спящую Спутницу.
   - Да, но сейчас в тебе Любовь! - Наставник сверкнул на Твердого синевой своих проницательных глаз, - И ты и она постепенно перерождаетесь. Ваши отношения перерастают в иное качество. Во главе их душа, а не плоть. И это меня очень радует. И я благословляю вас, - пальцы Наставника образовали сложную фигуру: указательный и средний поднялись вверх и чуть вперед, большой замкнулся на согнутом безымянном, мизинец вытянулся вверх. Наставник этим пальцевым переплетением вывел в воздухе скрещенный жест, направленный в сторону Твердого и Спутницы.
   По всему телу Твердого пробежала легкая очищающая волна, снявшая полусонную тяжесть с головы, наполнявшая бодростью и силой расслабленное тело. По спине, груди, рукам и ногам будто заструились тоненькие благотворные ручейки. Перед мысленным взором вдоль позвоночника вспыхнули и закружились, словно маленькие планеты, разноцветные шарики, горящие ярким внутренним огнем. А в глубине головы засверкал синий кристалл, лучи которого изнутри упали на лоб и озарили сознание пронзительным светом. Твердый невольно закрыл глаза, но на удивление продолжал видеть кабину летательного аппарата и сидящего напротив Наставника. И все виделось в каком-то затуманенном ореоле. Лишь силуэт Наставника сверкал ослепительно белым сиянием. Вокруг его головы переливался золотистый обруч. На него было больно смотреть даже этим непонятным внутренним зрением.
   - Теперь ты видишь сущность вещей, - тихо произнес Наставник. Но его голос зазвучал не в ушах, а будто, внутри мозга.
   - Ты слышишь мою мысль, - опередил догадку Твердого Наставник, - Теперь только стоит тебе захотеть, ты услышишь и увидишь то, что пока недоступно другим.
   - Мне как-то от этого не по себе, - проговорил Твердый.
   - Ты постепенно привыкнешь, - уже вслух сказал Наставник и добавил: - Им пора просыпаться. Планета уже очень близко, - и он плавно взмахнул рукой.
   Спутница на плече Твердого открыла глаза и полусонно улыбнувшись, повернулась к нему лицом.
   - Я видела во сне прекрасную страну, - прошептала она ему на ухо. - Мы там с тобой купались в теплом сверкающем море совершенно обнаженными. И соединялись на берегу. Мне было так хорошо, - и она сладко потянулась, разгибая затекшее тело.
   Один за другим стали просыпаться и остальные участники перелета. Проснулся Брат и ласково взглянул на сероглазую. Та погладила его по голове. Проснулись Мать и Сестра и стали немного недоуменно осматривать кабину аппарата, словно забыв, где они находятся. Проснулся Горбоносый, осоловело глядя вокруг. Рядом с ним проснулась Настоятельница и принялась протирать ладонями свое одутловатое, опухшее после сна лицо.
   Проснулись другие Ученики и девицы, поглядывая друг на друга влюбленными глазами. Твердого это всеобщее согласие немного покоробило. Словно, в кабине аппарата царила запрогромированная влюбленность двенадцати пар. Но ведь и он с каждым отрезком времени чувствовал к Спутнице все возрастающее чувство нежности. Может и его подтолкнули к этой любви? Или все возникло само собой? Кто в этом разберется? Он просто теперь ясно знал, что любит ее не только телесной любовью, но и какой-то другой, неведомой ему доселе. Желание быть рядом с ней, любоваться ее прекрасным лицом, касаться ее огненных волос и трепетать от этого прикосновения. Жаждать поцелуя ее чуть приоткрытых губ и задыхаться в нем, так, чтобы кружилась голова и цепенело тело. Вот, чего он хотел.
   
IV
   Голубой искрящийся шар выплыл на обзорный экран во всем своем великолепии. Окруженный плотным куполом прозрачной атмосферы, только кое-где затемненной белым пухом облаков и серой ватой дождевых туч. Мир этот сверкал солнечными бликами морей и океанов, в аквамариновой оправе которых раскинулись три громадных, причудливой формы континента изумрудно-зеленого цвета. Кое-где на их фоне виднелись более темные уступы гор с белыми пиками снежных вершин. Планета медленно проворачивалась по своей оси почти ровно под прямым углом к экватору. На ней, судя по всему, царило вечное лето и только вокруг обоих полюсов были заметны небольшие шапки снега и льда.
   - Здесь мы будем жить? - прошептала Спутница за спиной Твердого. Он молча кивнул головой.
   Все сгрудились у экрана, чтобы поближе взглянуть на свое новое место обитания. Слышались женские вздохи и перешептывания, мужское хмыканье и негромкие реплики. Людей постепенно охватывало нервное возбуждение, свойственное психике человека в преддверии серьезных жизненных событий. Их прошлая жизнь осталась далеко позади в необъятной дали на планете, обреченной на гибель. Сейчас перед ними раскинулась другая, совершенно не похожая на ту, родную и навсегда покинутую. Что их ждет здесь? Смогут ли они приспособиться к неведомой природе и климату? Как станут жить в узком кругу только знакомых лиц? Не возненавидят ли они в конце-концов, друг друга, не перессорятся, как сварливые соседи, живущие долгие годы на одной площадке? Если только этого не допустит Наставник. Конечно, вся надежда на него. Он видит Цель, он знает Истину. Они должны полностью довериться ему, - так подумал Твердый и взглянул на Человека в белоснежных одеждах, сидящего в кресле за пультом управления.
   - Возвращайтесь на свои места, - негромко произнес Наставник, - Мы начинает маневрирование и выходим на орбиту.
   Все расселись по креслам и пристегнули ремни. Аппарат слегка наклонился и стал по большой дуге входить в атмосферу Голубой планеты. Перегрузка вдавила людей в кресла, но те были устроены так, что их поверхность нейтрализовала неприятные симптомы увеличения силы тяжести. Во всяком случае, при небольшой, маневровой перегрузке. При большом космическом ускорении кресла явно не справлялись со своей задачей, что все и испытали в начале их "броска" между планетами.
   Аппарат совершил один оборот вокруг планеты. Наставник выискивал место для посадки? Или просто давал еще одну возможность своим спутникам полюбоваться их новым Домом? Куда садиться, он, кажется, знал заранее. В западную часть самого большого из трех материков глубоко вдавалось широкое внутреннее море, переходящее в северный океан. Посередине этого моря был хорошо заметен изумрудный остров. На него и направил летательный аппарат Наставник. При трении об плотную атмосферу, обшивка начала разогреваться и в салоне заметно поднялась температура. Горячие струйки пота потекли у Твердого по лицу и по шее, попадая за воротник. Но тут включились кондиционеры, и стало намного прохладнее.
   Море и изумрудный остров на нем быстро увеличивались в размерах. И при приближении, остров оказался очень обширным, поросшим ярко-зеленой растительностью. Многоводные реки устремились к морю, завершая свой путь у прибрежной части острова, где, словно на пьедестале из двух круглых пологих холмов, возвышалась высоченная, совершенно гладкая гора, образовавшая на вершине маковку с широким углублением посередине.
   Аппарат, замедляя ход, завис над этим углублением и плавно опустился внутрь большой впадины с высоким, почти в три человеческих роста, краями, ровными, словно кем-то отполированными. В центре впадины, в окантовке зеленой травы и кустарника лежало, похожее на овальное зеркало, прозрачное озеро, в котором отражалось солнце и белые облака, медленно плывущие по голубому небу.
   Летательный аппарат замер на берегу озера. Наставник вместе с креслом повернулся к пассажирам.
   - Мы прилетели, - тихо сказал он и мягко улыбнулся сквозь усы. - Но прежде, чем мы выйдем наружу, я хочу сказать вам несколько слов. Выслушайте меня внимательно и постарайтесь к этим словам очень серьезно отнестись. Эта планета имеет другую силу тяжести и иной состав атмосферы. К ним нужно будет постепенно приспосабливаться. В чем я вам помогу. Жить вы будете здесь на вершине горы, где не так для вас жарко и не так густ воздух. Когда вы спали во время полета, я в подсобном помещении обнаружил несколько герметичных палаток и защитных костюмов. Есть там так же надувные кровати, складные столы и стулья, запасные комплекты белья и одежды, большое количество продовольственных концентратов, которых хватит вам примерно на год. Здесь есть, так же, установка биосинтеза, преобразующая в продукты питания растительность и даже споры водорослей, штаммы их находятся в отдельных упаковках. Так, что с голода вы не умрете. Ваш Властитель основательно подготовился к перелету на спутницу Планеты, где он уже многие годы приспосабливал ее внутреннюю полую часть для жизни своего окружения после взрыва Планеты. Эта спутница, как большой космический аппарат, улетит со своей орбиты и найдет себе другого хозяина, чтобы вращаться вокруг него... - Наставник внезапно замолчал, и Твердый вдруг услышал внутренним слухом его мысль, оборванную на полуфразе: "Не нужно им этого говорить..."
   Потом раздался голос Горбоносого:
   - Мы так и не сможем увидеть эту планету вблизи? Мы будем здесь, как взаперти?
   - Почему же, - ответил Наставник,- Иногда вы станете опускаться вниз. Вам предстоит большая и трудная работа. Особенно в будущем. Сейчас же вам нужно произвести на свет как можно больше детей. Затем я воспитаю их, приспособлю к условиям жизни там внизу. Они станут предвестниками могучей расы, заселяющей окрестные земли. У них будет много бед и страданий: войны, болезни, эпидемии. Они отрекутся от меня и снова в меня поверят. Их ждут катастрофы, духовные и нравственные падения и возрождения. Ими будут править кровавые диктаторы и мудрые цари, пекущиеся не только о своем благе, но и благе подданных. Они достигнут большого технического прогресса, но в духовном смысле останутся на очень низком уровне. И едва не погубят себя и эту планету, уничтожая природу и создав страшные орудия массового уничтожения людей. Их Мир в далеком будущем окажется почти в таком же положении, как и ваша погибающая Планета...
   - Так зачем все это затевать? - немедленно спросил Брат, держа в своей руке руку сероглазой.
   - Искра разума не должна погибнуть! - сверкнув глазами, ответил Наставник. - Создатель рассеял эти искры по всей Вселенной. Они теплятся в каждом разумном существе: в добром и злом, в умном и глупом, в образованном и диком. Без разума жизнь теряет смысл. Души людей в процессе тысячи жизней, повторяемых вновь и вновь, накапливают духовный опыт. Люди приближаются к своему Творцу, чтобы в конце-концов слиться во Вселенскую Гармонию, и ею наполнить одну из ячеек Мироздания. Так задумано Высшим Разумом. Так должно осуществиться.
   - Значит, все запрограммировано? - спросил один из Учеников.
   - Вам предстоит внести свою долю в эту Великую программу Бытия. Вы - избранные и должны понимать смысл своей избранности. Вы - проводники Разума.
   Все понимающе закивали головами, хотя вряд ли кто-нибудь глубоко осознал сказанное Наставником...
   
***
   Треугольная шлюзовая дверь сдвинулась в сторону. Люди сгрудились перед входом. Задние заглядывали через плечи передних. А передние уже вздохнули густой, ароматный воздух утра Голубой планеты. Он ворвался в шлюзовую камеру легким теплым ветерком, породив в Твердом неясные смутные ощущения чего-то очень знакомого, но и очень далекого, словно пришедшего из какой-то чужой или другой жизни. Он замер на первой ступени, выдвинутой лестницы, рука об руку со Спутницей, не решаясь последовать за Наставником, который уже вступил на поверхность и, повернувшись к входу лицом, выжидательно смотрел на Твердого. Но тот чего-то опасался. В голову вдруг пришло, что этот ароматный воздух наверняка насыщен какими-нибудь болезнетворными микробами, неведомыми переселенцам и на которые у них нет иммунитета. Так и до эпидемии недалеко.
   - Здесь воздух чист, - ответил на его мысль вслух Наставник, - Над горой уже стоит биоэнергетический купол. Он фильтрует атмосферные потоки, убивая вредные для вас бактерии и микробы. Так, что вы тут в полной безопасности. Спускайтесь.
   Твердый поставил ногу на каменистую поверхность вершины горы, покрытую тонким слоем желтовато-оранжевого песка и помог сойти по лестнице своей подруге. За ними стали спускаться остальные переселенцы. Спустились и в какой-то робкой нерешительности сгрудились вокруг лестницы рядом с входом в летательный аппарат, словно тот остался последним звеном между ними и далекой Родиной. Как будто они боялись сделать несколько шагов по чужой земле, после чего, путь назад им будет отрезан навсегда.
   - Нужно выгружать вещи и ставить палатки, - сказал Наставник, нажимая на кнопку пульта, направленного на высокий черный борт аппарата. Глянцевая стена бесшумно раздвинулась в стороны, открыв обширное помещение, уставленное под самый верх коробками и ящиками различных габаритов, снабженными надписями.
   Первым с места сдвинулся Брат, за ним Твердый, Горбоносый и другие Ученики. Работа по выгрузке закипела с утроенной силой. Люди включились в этот процесс, подсознательно рассчитывая физической нагрузкой сгладить возникшее чувство растерянности в непривычной обстановке иного Мира.
   Женщины, чем могли, помогали мужчинам. Они распаковывали коробки и ящики, вытаскивая оттуда концентраты и одежду. Найдены и отложены отдельно четырнадцать пирамидальных палаток, которые потом были установлены по кругу вдоль берегов озера. Между ними прошли пластиковые водопроводные трубы, ведущие в каждой палатке к компактным санузлам с биоочисткой. Самая большая палатка досталась матери и сестре Твердого и Брата, хотя все хотели, чтобы в ней поселился Наставник. Но он категорически отказался, оставив палатку женщинам и сам поселился чуть в стороне, вплотную к стене под густой зеленой кровлей неведомого дерева. Здесь, перед входом в свою палатку, Наставник установил на небольшой подставке разноцветную пирамидку, на вершине которой был прикреплен золотистый перекрещивающийся знак. Каждая грань изнутри светилась огнем своего цвета. Восьмигранная пирамида медленно поворачивалась вокруг своей оси и от нее шло глубокое и ровное радужное сияние.
   Перед заселением в палатки, Наставник попросил всех собраться возле этой разноцветной пирамидки. Каждая пара подходила по очереди к ней, и Наставник известным Твердому жестом благословлял подходящих со склоненными головами Учеников и их жен. И те отходили в сторону с какими-то иными, светлыми лицами. Последними у пирамиды появились Мать и Сестра. Подойдя, Мать вдруг упала перед Наставником на колени и прикоснулась губами к краю его белоснежной одежды, а Сестра, тоже упав на колени, поцеловала его левую, опущенную руку. Наставник, мягко отстранившись, погладил ладонью обеих женщин по головам. Потом помог подняться им с коленей.
   - Будьте сдержаны, - тихо сказал он и поглядел на Сестру долгим взглядом. Та пунцово вспыхнула и закрыв горящее лицо руками, побежала в свою палатку. Твердый многозначительно переглянулся со Спутницей. Им обоим все стало ясно.
   После тяжелой работы по разгрузке вещей и установке палаток, всем захотелось освежиться и отдохнуть. Для первой цели очень кстати подходило озеро, из которого, каким-то образом, найдя путь через стену, вытекал наружу ручей, очевидно, превращаясь там в водопад. При пристальном взгляде в центре озера был заметен, похожий на круглый фонтанчик, водяной бурун. Видно, из глубины горы под давлением поступала вода. И вода эта оказалась теплой, а в самом пенистом буруне почти горячей, охлажденная только у берегов. Вот в эту прохладу и погрузился Твердый вместе со Спутницей, предварительно раздевшись до гола в густых, цветущих бело-розовыми соцветиями, кустах, среди которых жужжа, летали какие-то полосатые насекомые. Они забирались внутрь цветка, долго там копошились, вылезали оттуда, чтобы нырнуть в следующий. Этот удивительный процесс Твердый заприметил раздеваясь. Рядом скинула с себя комбинезон Спутница и нагая повернулась к нему, застенчиво улыбаясь. Рука об руку они пошли по мягкому бархатистому коврику травы, которая приятно щекотала босые подошвы. Прохладные переливчатые струйки воды тысячами тоненьких гибких пальчиков принялись ласкать ноги двух людей, входящих все глубже и глубже в их живую прозрачную плоть, обволакивая ею разгоряченные тела мужчины и женщины: двух чужаков, двух пришельцев с другой планеты, где живая вода постепенно превращалась в мертвый лед.
   Твердый оттолкнулся от песчаного дна и, незаметно для самого себя, поплыл на середину озера, хотя плавал он очень плохо. Негде было практиковаться. Но здесь вода, становящаяся все теплее, словно сама поддерживала его снизу множеством маленьких нежных ладошек, и он плыл, рассекая прозрачную гладь, не испытывая ни малейшего страха перед глубиной и шириной неведомого места. Освоившись в своем движении, Твердый оглянулся в поисках Спутницы. Та не решалась последовать за мужем, наверное, плавала еще хуже его и осталась возле берега, напряженно следя за передвижением любимого и явно за него опасаясь. Остальные пары, найдя укромные уголки неподалеку от своих палаток, тоже купались рядом с берегом. Отовсюду слышался плеск воды и веселые голоса. Видно, первые чувства стали проходить, сменившись, на может быть, чуть показное, но искреннее веселье. Твердый уплывал все дальше и дальше от берега, почему-то взяв ориентиром центральный бурун-фонтан. Плывя, он испытывал невыразимое блаженство. Все его, уставшее за время перелета и дневной работы тело, было расслаблено, несмотря на плавные движения рук и ног. Стоящее в зените яркое горячее Светило, блистало большим золотистым шаром на светло-голубом небосводе. Весь этот красочный сверкающий калейдоскоп отражала зеленоватая гладь воды, и Твердому казалось, что там, глубоко на дне озера, существует другой, очень похожий на этот, мир, с таким же небом, с таким же Светилом и миллиардами ему подобных, скрытых от человеческих глаз толщей пространства и времени.
   И чтобы разглядеть этот мир поближе, Твердый нырнул, широко раскрыв глаза. Светлые блики замелькали перед взором скопищем воздушных пузырьков, похожих на маленькие солнышки. Возле поверхности они лопались, на миг, превращаясь в разноцветные радужные цветы. Снова, что-то далекое и знакомое промелькнуло в затаенных уголках сознания. Словно он вот так, когда-то тоже нырял, разглядывая на травянистом дне желтые цветы, похожие на солнца. И он ощутил себя худеньким мальчиком в черных трусах, плывущим в жаркий летний день в теплом, прогретом пруду с блаженным ощущением покоя и счастья. Этот мальчик жил сейчас в нем. Он на время вынырнул из глубины взрослых мыслей и чувств и стал хозяином сильного мускулистого тела и наслаждался его упругой мощью, заставляя его нырять, чтобы "измерить донышко". Но до дна достать было невозможно. И когда легкие расширяло отсутствие воздуха, тело стремительно мчалось вверх, подгоняемое теплыми струями, идущими из неизмеримой глубины бездонного озера. Мальчик с сильным мужским телом выныривал на поверхность и, отдышавшись, снова нырял глубоко-глубоко, чтобы вскоре вынырнуть вновь.
   Так продолжалось довольно долго, пока Твердый, порядком уставший, не всплыл окончательно неподалеку от теплого пенящегося буруна. Тот плавно поднял его на свою упругую переливчатую спину и стал приятно массировать уставшее тело. Твердый лежал на буруне, словно на вибрационном ложе, всеми мышцами ощущая невероятное блаженство.
   Потом он, соскользнув с буруна, поплыл обратно к берегу, где его уже с нетерпением ждала Спутница. Она обнаженная сидела на мягкой подстилке возле самой воды, укрывшись от жарких солнечных лучей в тени благоухающих цветами кустов. При приближении Твердого на ее лице вспыхнула радостная улыбка. Огненные волосы, влажные от недолгого купания, она собрала на затылке в тугой пучок, скрепив его заколкой с оранжевым шариком на конце. Ее обнаженное тело уже подсохло, только на круглых розовых плечах еще виднелись маленькие капельки воды. Спутница, улыбаясь, смотрела на подплывающего Твердого, положив подбородок на согнутые колени, охватив ноги сильными руками.
   Молодой мужчина вышел из воды, и она невольно залюбовалась его мощной фигурой. И как логическое завершение ее, между ног колыхался еще спокойный, но все равно внушительных размеров мужской ствол. Но долго ли он будет так спокоен? Они ведь давно не были вместе с того самого акта Соединения в Храме Шара любви, так подло прерванного Лысым Смотрителем.
   Твердый опустился перед Спутницей на колени и влажными губами поцеловал ее руки. Руки тут же обняли его за шею и следующий поцелуй пришелся уже в губы. Он был сладким и продолжительным. Женские колени разошлись в стороны. Спутница откинулась на спину, увлекая Твердого на себя. Ее полные тугие груди податливо смялись под тяжестью влажного мужского тела.
   Приоткрытый рот Спутницы издал глубокий и протяжный стон-выкрик. Голова заметалась по подстилке, заколка отскочила, освободив распушившиеся волосы. Все ее гибкое, тугое тело изогнулось, приподнимаясь на спине.
   Низкий нечеловеческий рык вырвался из губ Твердого, слившись в один тональный звук с высоким криком женщины, достигшей совместного оргазма. Их голоса исполняли дуэтом песню Любви. Их тела извивались в танце страсти, зачавшем новую жизнь на новой планете. Над ними, опыляя цветы кустарника, порхали, тихо жужжа, полосатые насекомые...
***
   ... Над лагерем переселенцев упала ночная тьма. Все спали, утомленные первым днем пребывания на Голубой планете. Спала в палатке Спутница, свернувшись калачиком на широком надувном ложе, тихонько посапывая в мягкий валик и укрытая легким пушистым одеялом. На столике возле кровати тусклым оранжевым шариком, мерцал ночник. В трубе, положенной по краю изголовья, тихо усыпляющее журчала вода. Ее медленно подкачивал насос, установленный на берегу озера. Но Твердому почему-то не спалось. Хотя, логичней всего, он должен был бы забыться беспамятным сном после такой физической и моральной нагрузки. Но возбужденный организм, видно, не сумел перестроиться и все еще давал "холостые обороты", стимулирующие возникшую внезапно бессонницу. До сих пор за Твердым такого не наблюдалось. Он лежал рядом со Спутницей и смотрел в граненый потолок пластиковой палатки, которая станет его домом на долгие годы жизни на этой планете. Перед мысленным взором Твердого возник его покинутый, холодный Мир, отравленный ядом зла, родной поселок, укрытый толстым слоем снега, затем Столица под термальным колпаком, который теперь уже не мог спасти ее от раздирающей изнутри межусобицы. Тоска по утерянной навсегда Родине сжала сердце Твердого. Чтобы как-то развеять ее, он встал с ложа и, оглянувшись перед пологом палатки на Спутницу, вышел наружу в густую теплую тьму неведомой ночи. Вокруг стояла звенящая тишина. Только на середине озера еле слышно шелестел и булькал водяной бурун, да где-то далеко в кустах тонко стрекотало какое-то насекомое. Неподалеку от пирамидальной палатки ленивая волна тихонько месила песчаный берег, отражая в своем легком, почти незаметном движении искорки бескрайнего звездного небосвода, раскинувшегося на безоблачном, бархатно-черном куполе наверху. Ближние звезды были большими и яркими. Переливались они глубоким ровным, чуть мерцающим светом. Дальние переплетались в сложные разноцветные узоры. Некоторые, находящиеся в зените растворялись в какой-то еле заметной белесой дымке, длинным рукавом протянувшейся от одного видимого края небосвода до другого.
   Такого потрясающего зрелища Твердый не видел никогда. Над его родной планетой звезды тускло светились сквозь разряженную атмосферу отдельными невзрачными точками, скрытыми рваными, тяжелыми тучами некогда густой и плотной облачности.
   Здесь все было по-другому. Звезды, словно драгоценные камни, бессчетными россыпями сияли в черном многогранном кристалле, сплетенным тонкими звездными лучами в одну сверкающую, прозрачную пелерину, укрывшую густым коконом мирно спящую половину планеты, на которой уже появилась чужая разумная жизнь.
   - Но будет и своя, - раздался в голове у Твердого голос Наставника.
   Твердый оглянулся. Наставник медленно шел по озерной воде, по отраженному в ней звездному небосводу. И отраженные звезды под его неощутимыми шагами почти незаметно колыхались. Казалось, человек идет по звездам, и те ласково льнут к его босым ступням. Твердому вдруг тоже захотелось пройтись по этой звездной глади, мягко и упруго, как по расписному прозрачному ковру.
   - Иди, - услышал он внутри себя призыв Наставника, - вода почувствует тебя. Она понимает каждое слово, каждую мысль. Она - воплощение жизни. Она поддержит тебя. Иди. Не бойся. И верь.
   Твердый поставил ногу на прибрежную волну. Та защекотала ступню, словно пористая губка. Ступня чуть-чуть промяла губку, но не провалилась внутрь. Твердый оперся на нее и поставил рядом вторую ногу. Потом сделал шаг и медленно, рассчитывая каждое движение, пошел по слегка переливающейся водной глади, наступая на отраженный звездный небосвод. Ощущение такого хождения было необычайным и удивительным. Вокруг ног Твердого струилась абсолютно водная среда. Но стоило ему наступить на нее, как она мгновенно твердела в том месте, превращаясь в какой-то пористый теплый лед или упругую губку. Он шел по воде, измененной неведомой силой, прямо к Наставнику, который стоял неподалеку. Они замерли рядом, улыбаясь друг другу в тусклом свете настоящих и отраженных звезд.
   Твердый поднял вверх голову, чтобы не смотреть себе под ноги: он почему-то смущался взгляда Наставника. Звезды все так же ровно и спокойно светились на ночном небе. Где-то там свои последние дни летит по орбите его родная Планета. Вот бы увидеть ее среди звезд.
   - Смотри, - тихо сказал Наставник, поднимая руку и указывая пальцем на большую, ярко сверкающую звезду.
   - Это наша Планета? - спросил Твердый.
   - Нет, это следующая за ней, гигантская, а ваша - вот здесь, неподалеку. Они сейчас сошлись очень близко.
   И Твердый увидел чуть справа от яркой более слабо светящуюся звездочку. Он стал пристально вглядываться в ее далекий призрачный свет и на душе у него стало тревожно и горестно.
   - Завтра я изменю время, - произнес Наставник, - ночи и дни над куполом станут сменяться очень быстро. Нам нужно торопиться, чтобы успеть до взрыва заселить этот материк вашими потомками и создать две местные расы.
   - А зачем? - спросил Твердый, не отрывая взгляда от родной планеты.
   - Такова воля Создателя, - ответил Наставник с грустью в голосе.
   
V
   Над головой мелькали дни и ночи. То несколько отрезков ярко сверкало Светило, то столько же переливался звездный небосвод. Утро и вечер были почти незаметны в мелькающем круговороте света и тьмы. На Голубой планете время по велению Наставника ускорило свой бег. Это Он за ежедневной первой утренней беседой (хотя, на самом деле, утро было условным) объяснил собравшимся возле его палатки. Известие огорчило колонистов. Мельтешение дней и ночей поначалу их сильно раздражало. Но потом они стали налаживать свой нехитрый быт и постепенно перестали обращать на солнечно-звездную небесную круговерть внимания.
   Первое время их существование было похоже на курортный отдых. Они вдосталь по нескольку раз в день купались в теплом озере, наблюдая на воде чередующуюся игру ускоренного времени. Делать им было абсолютно нечего, и они усиленно занимались парной любовью. Вскоре Спутница обнаружила в себе признаки зачатья и очень этому обрадовалась. Обрадовался и Твердый. Он, прямо-таки носил жену на руках, потакая ее немногочисленным прихотям. Однажды они сидели на песчаном берегу озера, только что закончив очередной акт соединения и смотрели на прозрачную воду. Возле самого берега плескались несколько небольших рыбок. Видны были их темные гладкие спины, увенчанные золотисто-красными гребешками плавников. Твердому вдруг пришло в голову половить этих рыбок на удочку, которую он выстругал из длинной ветки, растущего вокруг кустарника. Он, поцеловав в щеку Спутницу, зашел в палатку и вернулся оттуда с удилищем. Нацепил на самодельный крючок кусочек супового концентрата и забросил его в воду вместе с деревянным поплавком, прикрепленным к тугой капроновой нитке.
   Заклевало почти тут же. Твердый подсек и вытащил бьющуюся на крючке рыбу. Бросил ее в пластиковое ведерко, которое принес вместе с удочкой. Нанизал наживу и закинул снова. И опять вытащил золотистую рыбу. Рыбалка оказалась удачной. Очень быстро большое ведро забилось почти до отказа рыбой. Будет теперь чем разнообразить пищевой рацион. Спутница молча наблюдала за рыбацким азартом своего мужа. Затем встала с подстилки в полный рост и развела в стороны руки, подняв взгляд на верхушку каменной стены, на той стороне, за озером.
   - Как мне хочется там побывать, - глубоко вздохнув, произнесла Спутница.
   - Где? - не понял Твердый, но тут включилось его "второе сознание" и оно ответило ему вместе с женским голосом.
   - Там, внизу, на Планете.
   - Но Наставник сказал, что еще не настало время.
   - А мне так хочется, - немного капризно надув губы, сказала Спутница.
   Если, откровенно признаться, то и самому Твердому очень хотелось побывать на настоящей поверхности Голубой планеты, а не сидеть безвылазно на верхушке горы. И он даже знал, как это сделать. Неподалеку, за кустами, стоял летательный аппарат с выдвинутой на крыше солнечной антенной, через которую заряжались батареи, дающие энергию всему лагерю. Несколько дней назад Твердый, по просьбе Наставника, проверял зарядку этих батарей, которые при частой смене дня и ночи изменили режим работы и нуждались в перенастройке. Рядом с аккумуляторной находилась еще одна дверь с надписью "Склад 2". Твердый из любопытства нажал на кнопку. Дверь сдвинулась, и он оказался в довольно обширном помещении, где в нескольких прозрачных шкафах он увидел висящие серебристо-белые свободного покроя комбинезоны с похожими на горбы рюкзаками за спинами и откидными, круглыми, прозрачными шлемами. Рядом, в ящиках, находился целый арсенал. Излучатели разных конструкций и коробки с плазменными зарядами к ним. Зарядов хватило бы на многодневный непрерывный бой с превосходящими силами противника. Твердый даже подержал в руках несколько излучателей, но потом пошел в аккумуляторную, не закрыв за собой дверь на склад.
   Отрегулировав работу батарей, он вернулся на склад и из любопытства примерил один из комбинезонов. В него нужно было залезать спереди, надев на голову до шлема белую шапочку с наушниками. Комбинезон оказался легким, почти невесомым. На груди виднелось несколько разноцветных кнопок, похожих на пуговицы с рисунками-символами. Верхняя желтая - с птичьим крылом, красная - с огненным сопло, синяя - с таким же сопло, только белого цвета и зеленая - без всяких обозначений. Под большими пальцами ног Твердый почувствовал очень удобные кнопки-рычаги, а под пятками - рычаги побольше. В многочисленных широких и глубоких карманах на плотной тонкой ткани комбинезона имелся аварийный запас микропродуктов, которыми также были забиты и многочисленные отсеки аппарата. В нагрудном кармане лежала походная аптечка, наполненная лекарствами, бинтами и жгутами. Еще в одном кармане Твердый нашел инструкцию по применению "планетарного скафандра". Оказалось, что красная кнопка включала и выключала двигатели скафандра, синяя увеличивала и уменьшала тягу при постепенном надавливании в нескольких позициях, скорость полета регулировалась кнопками под пальцами ног и торможением под пятками. Зеленая кнопка - выключала всю систему, а желтая выпускала и вправляла "атмосферные крылья". Твердому очень хотелось нажать на желтую кнопку, но он не представлял настоящий размер крыльев и боялся поломать их или повредить ими помещение склада. Но желание взлететь в небо в этом скафандре так и зудило его уже несколько дней. Сейчас для этого нашелся повод: желание Спутницы.
   Он прорвался сквозь кусты и остановился возле черной громадины летательного аппарата. Несколько мгновений постоял, сдерживая почему-то участившееся дыхание, потом нажал на скрытую в борту кнопку. Входная дверь бесшумно сдвинулась. Следом за ней сошла с места и вторая - шлюзовая. Твердый, не спуская лестницы, запрыгнул внутрь аппарата и, раздвигая кнопками переборки, добрался до "Склада 2". На душе у него было не спокойно. Он понимал, что делает недозволенное, но уж очень хотелось развлечь Спутницу, которая, он чувствовал, начинала скучать от однообразия жизни. А это его тяготило.
   Скафандры висели на своих местах. Твердый снял "свой", подошедший ему в первый раз. Для жены он нашел комбинезон размером поменьше. Прихватил несколько запасных аварийных упаковок, два ручных излучателя и кучу зарядов к ним. Скафандры он перекинул через плечо. Они почти ничего не весили. Снова одну за другой открыл и закрыл двери и, спрыгнув с порога на песчаную землю, вернулся к ожидавшей его на берегу озера Спутнице.
   Та, к этому времени, успела надеть на себя легкие оранжевые панталончики и такого же цвета майку, на которой черной краской был изображен профиль Бессмертного Властителя и соответствующая надпись. Видно, ее стали донимать ностальгические воспоминания. Но Твердый решил не обращать на это внимание. Он был в предвкушении необычного события.
   Они быстро надели на себя скафандры, натянули на головы шапочки, накинули прозрачные шлемы с мелкой сеткой очистителя воздуха возле рта. Твердый включил на горле переговорное устройство ближней связи. Тоже самое сделала и Спутница, получив предварительно инструкцию от мужа по использованию скафандра.
   - Ты готова, - спросил Твердый, поглядев на жену.
   - Да, - тихо ответила та, - только меня немного трясет. Нервничаю. Никогда не летала.
   - Я тоже. Но надо когда-то начинать. Может, понравиться.
   И Твердый, отойдя чуть в сторону по береговой полосе, нажал на желтую кнопку. Из наспинного рюкзака, как паруса, выскочили и расправились два больших белоснежных крыла, очень похожих на птичьи, но сделанные из какого-то прочного искусственного материала. У Спутницы тоже раскрылись точно такие же крылья. Они перламутрово переливались на ярком солнечном свете. (Пролетал короткий, как полет птицы, день). Твердый невольно залюбовался Спутницей. Она была очень похожа на белую пушистую птицу в широком и свободном скафандре. Прозрачный шлем был почти незаметен. Только край его сверкал, словно тонкий золотистый обруч. Спутница, улыбнувшись, взглянула на мужа.
   - Полетели, - негромко сказала она и первой нажала на красную кнопку. Из низа рюкзака выдвинулся, будто птичий хвост, серебристый стабилизатор. Всполошив прибрежный песок, ударила невидимая, словно воздушная, волна, которая приподняла Спутницу над землей. Перламутровые крылья затрепетали искусственными перьями.
   Твердый, чтобы не отставать от Спутницы, тоже поспешно нажал свою красную кнопку и тоже почувствовал, как отрывается от земли, остановившись на столбе упругого воздуха. И вот, почти одновременно нажаты синие кнопки. Две белые крылатые фигуры взвились над озером, поднялись еще выше над каменной стеной и, пробив головами тонкую, невидимую преграду биоэнергетического купола, взлетели высоко в голубое безоблачное небо. Желтое, горячее Светило только миновало свою первую половину пути по небосводу. Далеко внизу виднелась вершина горы с маленькой капелькой озера, черным зернышком летательного аппарата и крошечными пирамидками палаточного лагеря. Но все равно, даже с такой высоты, гора с двумя круглыми холмами у основания, выглядела величественно и грандиозно. Она стояла в широкой долине, почти на берегу пролива, отделяющего громадный зеленый остров от материка, едва видимого на горизонте узкой, темно-синей полоской.
   - Полетели туда, - Спутница, летящая рядом, указала пальцем в белоснежной перчатке в сторону полоски на горизонте. Видно, она освоилась очень быстро. У Твердого же от такой высоты кружилась голова. Он ощущал себя, словно в далеком детском сне, когда летал высоко-высоко над такими же цветущими солнечными долинами, реками и морями. Но тут ему пришло в голову, что подобных снов он в детстве видеть не мог. Это были не его сны. Как же он тогда помнил о них?
   Спутница, меж тем, не получив ответа, тут же воплотила свое желание. Ее крылатый силуэт вырвался вперед и стал уменьшаться, растворяясь в солнечных лучах, сверкающих прямо перед глазами. На переднюю сферу шлема упало затемнение, фильтрующее яркие блики Светила. Твердому ничего не оставалось делать, как ринуться вслед за женой. И тут у него в ушах раздался голос. Голос Наставника:
   - Будьте осторожны. Когда надумаете возвращаться, включите маяк, - и затем после паузы, - Счастливого полета. Береги себя и ее...
   Твердый летел вдогонку за Спутницей уже с неспокойным сердцем. Его мучила совесть. Они улетели без спросу, словно школьники, сбежав с урока. А Учитель даже не упрекнул их за этот проступок.
   Он нагнал Спутницу почти на середине пролива. Она мчалась над тихой сине-зеленой морской гладью со сложенными в один высокий гребень крыльями. Его крылья от увеличения скорости тоже автоматически сложились, рассекая за спиной густой воздух. Широкая плотная, но тонкая ткань скафандра трепетала, перламутрово переливаясь, но телу было ни холодно от встречного ветра и ни жарко от палящего сверху солнца. Скафандр держал постоянную температуру.
   Спутница краем глаза увидела догнавшего ее Твердого и, повернувшись к нему в полоборота, улыбнулась.
   - Как здорово! - раздался в наушниках ее голос. - Спасибо тебе!
   - Наставник просил быть осторожными, - с упреком в голосе, ответил Твердый, - Ты слишком быстро летишь.
   - Да, но это такое наслаждение! - теперь уже озорно улыбалась Спутница, - Почти, как соединение с тобой.
   - Ты мне льстишь, - проговорил Твердый, но в глубине души ему стало приятно.
   Между тем, береговая полоса стремительно приближалась. Она вырастала из моря высокой стеной в белой окантовке прибоя и желтой - широкого песчаного пляжа, устеленного большими группами, каких-то живых существ. Часть из них плавала в море, другие, плотно прижавшись друг к другу, валялись на песке, похлопывая свои жирные тела лапами, похожими на ласты. Прибрежные скалы были усыпаны колониями разнообразных птиц, беспорядочными стаями, взлетающими и садящимися на свои гнезда с неслышными для двух летящих людей гомоном.
   Приблизившись к берегу, крылатые люди уменьшили свою скорость. Крылья их снова раскрылись, и они опять стали похожими на двух гигантских птиц, при виде которых настоящие птичьи стаи в страхе разлетались в разные стороны, а жирные ластоногие животные, лежащие кверху животами на берегу, закатив в небо сонные тупые глазенки, хлопали своими передними конечностями, словно приветствуя неведомых летучих пришельцев, появившихся в их Мире, чтобы изменить его навсегда.
   Они поднялись над высоким скалистым берегом и, заново прибавив скорость, полетели вглубь континента. Внизу земля благоухала зеленью, к которой уже стал привыкать глаз жителей Холодной планеты. Бескрайние густые леса простирались на многие пространства во все стороны. Леса пересекали, устремляясь к океану широкие полноводные реки, насыщаемые речками поменьше, берущими начало от высоких гор, с покрытыми снежными шапками вершинами. Спутница и Твердый летели уже несколько периодов. Светило стало закатываться справа за полосу кряжистых горных хребтов. Небо окрасилось в яркие оранжево-красно-бордовые тона. И само, садящееся за горы Светило, тоже стало огненно-красным и огромным, чем вызвало удивление и восхищение Спутницы:
   - Ой, как красиво! - воскликнула она, глядя на заходящее солнце.
   Твердый тоже залюбовался закатом Светила, но потом спохватился, сообразив, что после этого наступит ночь.
   - Нам пора возвращаться, - сказал он и стал, наклонившись на правое крыло, поворачивать вспять.
   - Я устала, - неожиданно заявила Спутница, - Мне нужно на землю.
   Твердому и самому хотелось "на землю" и он понимал, что опускаться все равно придется. Природа требовала своего.
   В лучах заходящего Светила он стал отыскивать в лесной чаще место для приземления. И оно нашлось. Горное озеро с водопадом багряно сверкнуло среди густых зарослей.
   - Спускаемся туда, - Твердый указал пальцем в сторону озера. Спутница, расправив крылья, стала поспешно планировать на озеро. Твердый последовал за ней. Они с непривычки, немного коряво, приземлились на берегу озера, неподалеку от пенящегося бурным кипением водопада. Крылья бесследно исчезли в рюкзаках. Оба путешественника, почувствовав под ногами опору, ощутили усталость. Твердый присел на нагретый за день прибрежный валун, а Спутница, сконфуженно ему улыбнувшись, исчезла за ближайшими кустами.
   Твердый, чтобы не смущать жену, отключил свой шлемофон и, сидя на валуне, стал любоваться брызгами водопада, с огромной высоты летящего вниз бесконечным потоком и разбивающегося вдребезги о каменный уступ у самой поверхности озера. Вокруг царила вечерняя полутьма. Светило, оказывается, недавно село за горные хребты, и только его последние отблески переливались в каплях воды, стоящих искрящимся столбом над отполированным ими каменным уступом. Зрелище было завораживающим, и Твердый, увлекшись им, вовремя не заметил, как из озера на берег стремительно выползло какое-то длинноносое, зубастое чудовище и без раздумий на кривых лапах бросилось на сидящего на валуне человека, с явным намерением схватить его за ногу и утащить в воду.
   Только быстрая реакция спасла Твердого. Он успел вскочить на валун. Острые зубы чудовища сомкнулись в холостую между собой. И почти плоский чешуйчатый лоб прожег раскаленный шарик излучателя. Зверь забился в агонии, разгребая когтистыми лапами прибрежную гальку. Рука, держащая оружие, слегка дрожала. С таким страшилищем Твердый столкнулся впервые в жизни. Как известно, на его планете не было хищных животных.
   И тут он вспомнил о Спутнице. Что-то она долго не возвращается. А вдруг в кустах тоже прятался какой-нибудь зубастый монстр. Обеспокоенный, Твердый включил шлемофон и позвал жену. Ответа не последовало. Тут уж Твердый перепугался не на шутку. Он бросился в кусты, которые ветками неслышно ударили его по шлему. В кустарнике было совершенно темно. И никаких признаков Спутницы. У Твердого подкосились ноги. Дрожащей левой рукой он вытащил из бокового кармана плоский фонарик и осветил ярким белым лучом заросли. Спутницы нигде не было. И тут он обнаружил, что густая трава в дальнем краю кустарника сильно примята, словно по ней кого-то волокли. И Твердый тут же понял кого! Зверь схватил Спутницу и потащил ее в свое логово. Но, может она еще жива? Только без сознания. И Твердый бросился по следу, ломая кусты. Кустарник постепенно кончился. Каменистая тропа, петляя между валунами, уходила вверх, в горы. Он знал, что его любимую унесли именно туда. Твердый был в этом уверен. В нем вдруг включилось то самое "второе зрение", но оно усматривало только неясные силуэты каких-то неведомых существ. Значит зверей, укравших Спутницу, оказалось несколько, и они уже успели затащить ее довольно высоко.
   Твердый, что было сил, побежал вверх по тропе. Излучатель он держал наготове. Тонкий луч фонаря метался, высвечивая то каменные глыбы, то отдельные кусты, похожие на притаившихся в засаде неведомых зверей. Ночь наступила очень быстро. Или ему так только показалось? Он бежал по крутой горной тропе очень быстро и, наконец, стал задыхаться. Видно, фильтры шлема не успевали очищать углекислоту. Пришлось сбавить скорость, а потом и вообще остановиться, чтобы передохнуть. По лицу текли струйки пота, который нельзя было вытереть. Ощущение не из приятных. Сердце бешено колотилось. Он вспомнил, что говорил Наставник: на этой планете сила тяжести больше на половину. К ней нужно еще привыкнуть.
   Дальше Твердый стал подниматься шагом и чем ближе подходил к логову зверей, тем становился осторожней. Звери эти наверняка очень чувствительны. Они могут определить даже по запаху приближение чужака и тогда наверняка убьют пленницу. А, что Спутница жива, Твердый уже не сомневался. Он ощущал пульс ее жизни всем своим обостренным восприятием. Она была жива, но, кажется без сознания, и это обстоятельство беспокоило Твердого. Нужно было торопиться и делать было этого нельзя. Последние шаги перед логовом звериной стаи он прошел, уже почти неслышно вступая по каменистой тропе. Перед этим он догадался включить внешнюю акустику, про которую до того совсем забыл. На Твердого, после полной тишины, обрушилось множество разнообразных звуков чужой, неведомой жизни. Кто-то издавал стрекот, кто-то гулко ухал вдали, кто-то тихонько свистел на одной ноте, кто-то булькал, как закипающая вода. Но все заглушал с каждым шагом усиливающийся многоголосый вой, доносящийся с широкой каменной площадки, поросшей по краям редким кустарником.
   Твердый, рискуя упасть вниз на дорожку, стал подниматься по отлогой горной стене, спрятав излучатель и фонарь. Несколько раз нога не находила опоры и он чуть-чуть не сорвался с довольно большой высоты. Но, в конце концов, он все же добрался до площадки и. подтянувшись, забрался на ее край, раздвинул руками кусты.
   На каменистой горной площадке, в мерцающих отбликах большого костра мелькали черные силуэты каких-то двуногих существ, сильно смахивающих на людей, но сутулых и длинноруких. Да и лбы у них казались скошенными назад. В руках они держали сучковатые дубинки и палки с наконечниками. Они потрясали этими дубинками и палками и вдохновлено выли на разные голоса, скача вокруг огня. В центре костра находилась высокая каменная глыба, похожая на столб. К этому столбу был кто-то привязан. Кто-то в широких белых одеждах. И, взглянув туда, Твердый сразу понял, кто это. У него похолодело в груди. Огонь лизал ноги Спутницы, а дикое племя выло от радости в предчувствии "зажигательного" зрелища. Для этого кое-кто, видно самки, подкидывали в костер охапки хвороста. Пламя разгорелось, охватывая скафандр Спутницы.
   И в этот момент в толпу с излучателем в руке врезался Твердый. В гневном порыве он стал расшвыривать дикарей, которые не доходили ему даже до плеч, но были, тем не менее, крепкими и сильными. Первые несколько самцов, не ожидавших нападения, с криками отлетели в стороны под мощными ударами. Другие, сообразив, что враг всего один, сами кинулись на Твердого, размахивая дубинками и копьями и в злобной ярости скаля черные приплюснутые морды с широкими носами и красными в отблесках костра глазенками.
   Твердый вскинул излучатель и нажал на спуск. Плазменный шарик прожог насквозь приплюснутый череп переднего из самцов, по ходу убив еще двоих, находившихся позади. Твердый стрелял, почти не целясь, в черные зубастые морды, окружившие его со всех сторон. Дикари с визгом валились ему под ноги мертвые или тяжело раненые. Остальные, увидев такую расправу, отхлынули, а потом и вовсе разбежались, побросав дубинки и копья. Белые одежды Твердого были забрызганы красными каплями крови убитых. С десяток их лежали бездыханными вповалку. Твердый, перепрыгнув трупы, ни мгновения не раздумывая, бросился к костру, где огонь уже охватил почти все тело Спутницы.
   Ноги сами влетели в бушующую огненную стену. Языки пламени лизали белую ткань скафандра, но жара Твердый совсем не чувствовал: ткань скафандра оказалась еще и огнестойкой. Он приблизился вплотную к жене и взглянул ей в лицо через пластик шлема. Глаза Спутницы были открыты. По ним метались, отражаясь в зрачках, красные отблески огня, охватившего уже обоих супругов, но не причинившего им никакого вреда. Женские губы шевелились, но Твердый слышал вокруг только свистящий гул полыхающего пламени. И, тогда он, догадавшись, включил на обоих скафандрах кнопки внутренней связи. Гул костра тут же смолк, и он услышал голос Спутницы:
   - Летим скорей отсюда, - с трудом проговорила она.
   - Как ты? - спросил Твердый, доставая из кармана на бедре нож, чтобы разрезать путы. Но огонь сам уже спалил их в нескольких местах, и Спутница буквально упала в объятья своего мужа. Он поочередно нажал на кнопки обоих скафандров.
   Забившиеся от страха по кустам и пещерам, черномордые дикари, увидели, как из пламени их жертвенного костра вдруг вылетели две, прижавшиеся друг к другу, белые крылатые фигуры и с невероятной скоростью взмыли в черное, звездное, ночное небо.
VI
   Спутница часто вспоминала их первенца. Хотя и потом у них с Твердым были дети. Много детей. И все они уже давно там, внизу у подножья горы, где разросся, построенный ими и их потомками огромный Город с каменными домами, дворцами, оросительными каналами, садами и парками. Их первенец стал первым правителем этого Города и до сих пор управляет им уже несколько поколений вместе со своей женой - дочерью Брата и сероглазой. Наставник даровал им долгие годы жизни, чтобы они мудро правили своими подданными. Первенец и в самом деле был мудр, великодушен и справедлив. Жил он вместе с женой в великолепном дворце у подножья Горы на берегу искусственного озера с судоходным копалом, идущим прямо к морю, искусственно переделанным из устья неширокой реки, впадавшей в этом месте в залив. Там был сооружен морской порт, и парусные корабли уже давно бороздили окрестные воды.
   Первое время ночной порой Твердый со Спутницей часто наведывались во дворец к Первенцу. Днем Наставник над Городом летать не рекомендовал, чтобы не смущать умы жителей, но они и ночью иногда видели крылатые фигуры, парящие над домами. Родители тосковали по своим детям. Первое поколение еще помнило их. Другие - превращали их образы в легенды. Для них строились храмы. Им поклонялись. Многим из Учеников такое поклонение очень нравилось, и иногда они, нарушая правила, прилетали сами или с женами в разгар церемонии поклонения рода своих потомков, чем вызывали священный трепет среди присутствующих. Объяснить им, кто они такие на самом деле, ни Ученики, ни тем более их жены, не хотели, да и не смогли бы, даже если бы пожелали. Дышать местным воздухом они так и не научились, и их скафандры не были оборудованы внешними динамиками. Пришельцы только могли молча парить под куполами своих Храмов, наблюдая за тем, как их потомки благоговейно тянут к ним руки.
   Такие посещения были их редким развлечением. Мелькающие дни и ночи на верхушке Горы проходили довольно однообразно, и если бы не ежедневные беседы с Наставником, некоторым из семейств они показались бы даже скучными. Наставник каким-то непонятным образом создал на середине озера, там, где бил водяной бурун Храм, сотворенный из прозрачных водяных струй. Словно бы тот бурун поднялся на столбе и превратился в купол, сияющий всеми цветами радуги, которую переселенцы увидели впервые после бурной сверкающей грозы с проливным дождем. Над радужным куполом блистал золотой крестообразный знак. И он не мерк даже короткой ночной порой, когда на небе не было солнца.
   Наставник каждое утро приглашал Учеников и их жен на беседу в этот водяной Храм. Большинство туда добирались вплавь. Твердый, держа на руках Спутницу, шел по воде, чем вызывал скрытую зависть, особенно у Горбоносого, который почти не умел плавать и с большим трудом добирался с помощью Настоятельницы до Храма.
   Прямо из под воды в открытые двери вели твердые ступеньки, переходящие в такой же твердый порог, но явно созданные из воды, превращенной в подобие теплого льда. Из него же были сделаны цилиндрические стены и радужный купол. Но оттуда сверху непрерывно лились потоки воды, тонкой переливчатой вуалью, закрывающие вход в Храм. Внутри было достаточно тепло и красиво. Стены из "теплого льда" мраморно переливались, вспыхивая разноцветными звездочками-искрами. На противоположной от входа стене, внутри полукруглой арки сиял невидимый для глаз источник Света, мягко озаряющий все помещение Храма. Свет не слепил, а словно струился, наполняя собой изнутри сосуд, куда парами заходили мокрые нагие люди. Они рассаживались на скамью, расположенную полуовалом вдоль мраморных искрящихся стен. И им казалось, что струящийся Свет пронизывает их насквозь, проникает в них и льется по всем жилам, сосудам и нервам, заставляя благостойно трепетать тела.
   Наставник выходил в центр зала и начинал беседу. Говорил он спокойно, негромким голосом, но он проникал не только в уши, но казалось в самое сердце, и оставался там каждой фразой, каждым словом:
   - Дух и Разум Великого Творца пронизывает все Миры, все Вселенные, все Измерения. Все заключено в Нем. Все от Него исходит. Все приходит к Нему. Он создал, создает и будет создавать новые ячейки необозримого разумного Бытия. Всю материю пронизывает Дух и Разум. Творец везде: в каждом атоме, в каждом живом и неживом существе. Но вершина Творения - это разумная плоть - человек.
   - Но ведь человек несовершенен, - произнес один из Учеников, - Он смертен, недолговечен, подвержен страстям и порокам. Как он может быть вершиной Творения?
   - Да, человек - существо несовершенное. В нем сталкиваются два полюса - тленная материя и нетленный Разум. Разум - искра, которая постепенно разгорается в душе человека. Но только оплодотворенная Духом, она может засверкать, как горячее Светило, согревая все вокруг своим теплом. Для того и зажег Создатель искорку Разума в смертном теле, чтобы человек сам, преодолевая зов и тягу плоти, стремился к духовному Совершенству. А это тяжелый, тернистый Путь. Не всякий его может преодолеть за короткую человеческую жизнь. Потому жизни повторяются чередой, одна за другой, пока человек, в конце концов, не исполнит Волю Создателя.
   Он шаг за шагом, в каждой новой Жизни будет преодолевать свою самость и подниматься на несколько ступенек выше своего прошлого существования. А если же станет повторять свои грехи и наполняться новыми, тяжесть их опустит его ниже и ему снова придется карабкаться вверх или скатываться вниз по духовной лестнице.
   - Но для этого не хватит никакого времени, - недоуменно проговорил Брат и посмотрел на сероглазую.
   - Для Творца нет времени. Время и пространство существуют только для его творений. И все во имя их создано.
   - Столько Миров ради жалких ущербных существ? - воскликнул Горбоносый, скептически покачав головой.
   - Кроме этого материального Мира есть еще и другие Тонкие Миры, где материя имеет иную форму, сплетенную воедино с Сознанием. Туда отлетают после смерти души умерших людей. Оттуда они снова возвращаются в свои биологические тела, в свое время, чтобы снова прожить Свою жизнь и стать лучше и совершеннее. Или хуже и ничтожнее. Людям дана свобода выбора между добром и злом. Но все это происходит каждый раз уже в ином измерении.
   - Но зачем тогда Творец допустил Зло? - спросил Твердый.
   - Зло - противоположная часть разума. Его тень. Его противовес. Оно испытывает человеческий разум на прочность. Человек сам допустил Зло в свою жизнь, отвергнув Гармонию. Ваша Планета - тому яркий пример.
   - Не значит ли это, что Зло - тоже часть Творца? - спросил еще один Ученик, в задумчивости нахмурив лицо.
   - Нет! - чуть повысив голос, произнес Наставник. Зло создано Творцом во время сотворения Мироздания. Сам по себе Создатель - Свет без тени. Он совершенен и самодостаточен. Но, когда появилась материальная Вселенная и как ее отражение - Тонкий Мир, где должен был зародиться разум, была создана и Тьма в виде капсулы и семени в одном из измерений. В вашем измерении Тьма и Зло держалось в черной гравитационной дыре и оставалось беспомощным, как закутанный в пелены младенец. И только негативная сила человеческой мысли сломала этот кокон, и Зло вырвалось наружу, да и то, внутри вашей Планеты. Был еще шанс спасти ваше измерение от самоуничтожения. И тогда явился Я. Но меня отвергли, хитростью не приняли мою жертву ради Спасения. И теперь, после взрыва вашей Планеты, семена Зла разлетятся во все уголки вашей Вселенной.
   - А что, есть еще и другие? - спросила удивленно одна из женщин.
   - Их множество, - улыбнувшись, сказал Наставник. - И ваша всего лишь песчинка среди бескрайнего песчаного берега, омываемого Океаном Разума.
   - Значит, Зло появится и на этой Планете? - озадаченно проговорил Брат.
   - Увы, это должно случиться, - грустно вздохнул Наставник.
   - Для чего же мы тогда рождали детей и населили ими Остров, чтобы они пошли по пути нашего народа? На гибель?! - воскликнула Спутница. На ее глазах появились слезы.
   - Зло - не неизбежность, - ответил Наставник и внимательно посмотрел на нее небесно-голубыми глазами, - Человек может отвергнуть искушение, не поддаться соблазну, и чем больше людей, тем больше шансов противиться Злу.
   - Вы сказали, что Зла на этой Планете еще нет? - вдруг воскликнул Твердый, вспомнив свой полет со Спутницей много оборотов назад, - А что же, если не зло, хотели совершить дикари, когда собирались сжечь на костре мою жену?
   - Эти существа неразумны, - ответил Наставник. - Они почти, как звери. Они не могут осознавать и оценивать свои поступки. Зло же всегда сознательно!
   - Значит, Вы хотите вложить в них сознание? - спросил Твердый, на этот раз припоминая тот их давний разговор.
   - Я хочу вдуть в них душу, как когда-то вдул ее в таких же дикарей на вашей Планете.
   - Но это ведь ничем хорошим не кончилось, - пробормотал Горбоносый.
   - Сотворенные, по своей воле должны выбрать между добром и злом, - убежденно повторил Наставник.
   - А если они опять выберут Зло? - чуть громче спросил Горбоносый.
   - Это будет их выбор и их путь.
   - Заманчивые перспективы, - усмехнулся Брат.
   - Таков закон материального разума, - оглянулся на него Наставник, - Задача разумных существ - накопление информации и духовный рост, как индивидуальный, так и вселенский.
   - Как все это сложно, - вздохнула сероглазая, - Мне не понять.
   - Я чувствую, вы утомились, - слегка улыбнувшись, сказал Наставник.
   - Очень большой объем информации, - повторяя только что услышанное слово, сказал Брат, - нам все это нужно "переварить".
   - Главное, чтобы не было несварения, - мрачно сострил Горбоносый.
   - Мне хотелось узнать основной принцип добра? - развеивая неуклюжесть фразы Горбоносого, спросил Твердый.
   - Не делай другому того, что не желаешь себе, - просто сказал Наставник и развел руками, давая понять об окончании беседы.
***
   Правитель Острова сидел в своих покоях, в задумчивости поглаживая окладистую седую бороду. Горячее солнце склонялось к закату, играя сквозь витражное окно разноцветными бликами по мраморному полу. Но во дворце, сложенном из толстых, хорошо обтесанных камней, было прохладно. Правитель считал себя покровителем искусств. Стены его покоев украшали картины и барельефы, выполненные лучшими художниками Города. Художники, музыканты и поэты входили в окружение Правителя, являлись его советниками, слагали оды, симфонии и поэмы в его честь и во славу "небожителей", прилетающих иногда сверху на белоснежных с перламутровым отливом крыльях в Храмы, построенные для Них. Все считали их божествами, живущими на небесах, и только Правитель и его жена знали, Кто они на самом деле. Примерно раз в году к ним прилетали их родители: родные братья и их жены. Его мать высокая красивая и, словно, вечно молодая женщина с ярко-синими глазами и выбивающимися из-под белой шапочки непокорными прядями рыжих волос. Отец выглядел тоже достаточно молодо, но волосы на его светлой бороде с каждым прилетом все больше отдавали сединой. Он был могуч и добродушен и, видно, очень любил мать: подолгу не отводил от нее своих серых глаз. Его Брат - человек тоже внешне сильный был, явно на "вторых ролях" и их семейном клане. Им даже верховодила его жена - курносая стареющая дама с невыразительными серыми глазами. Жена Правителя была очень похожа на свою мать. А его мать с ней вела всегда сдержанно и даже, как-то отстраненно. Дружбы между ними не просматривалось.
   Они, все вчетвером, обычно, прилетали под утро, через специальное окно на верхней части стены дворца. За спинами складывались крылья, и родители спускались вниз в покои Правителя и частенько будили их с женой прикосновением рук, одетых в белые перчатки. Утренние лучи солнца светили им в спины и превращали края прозрачных шлемов в тонкие золотистые ореолы вокруг их голов. И они, в самом деле, казались небожителями. Хотя в буквальном смысле, так оно и было. Ведь они прилетели с далекой планеты, чтобы зародить здесь разумную жизнь. И у них это пока неплохо получалось. Громадный зеленый Остров, населенный их потомками, процветал. И этим процветанием с самого начала руководила какая-то невидимая, но благая сила, которую отец Правителя называл Наставником. Его никто из жителей острова не видел, но Он, казалось, присутствовал везде, направляя в нужное для него русло жизнь островитян. Бурно развивались ремесла, торговля, искусство. Богатство и бедность не тревожили души людей: жили они в достатке и довольстве, занимались своим любимым делом и, получая от него материальную отдачу и духовное удовлетворение. Жили долго, почти совсем не болея и умирали в глубокой старости спокойно, без страха. Хоронили их в пирамидах за городом в семейных склепах. И так уже продолжалось двадцать поколений. И все двадцать поколений на Острове царствовал Правитель - сын Твердого и Спутницы. Их первенец. Он привык к власти. Он привык к жизни. И он боялся смерти, которая когда-нибудь придет. Страх закрался к нему однажды ночью с тяжелым сердечным перебоем. Перед глазами поплыли разноцветные круги. Грудь защемила давящая, тягостная боль. Он понял, что это предвестие смерти. И Правителю вдруг стало страшно. До этого он видел жизнь бесконечной чередой дней и ночей. Государственные дела, заботы, встречи с художниками, музыкантами, поэтами. Еженедельные выезды в Город на очередной праздник или карнавал, которые чередовались со спортивными соревнованиями на большом центральном стадионе. Жители Острова любили развлечения. Повседневные заботы казались им легкими и не обременяли быта. Женщины без боли рожали детей. Мужчины работали, не перенапрягаясь. Плодородная земля давала обильные урожаи. Продукты делились по потребностям. Деньги не были средством обогащения, а просто мерилом труда физического и духовного. Копить их или пускать в рост никому не приходило даже в голову. Больше, чем у других количество медных монет, не придавало их владельцу большего уважения и почета. Люди судили друг о друге по делам во благо общества. Они жили спокойно и радостно, совсем не думая о смерти. О смерти стал думать Правитель. И эти мысли с каждым годом были все более неотвязными, превращаясь постепенно в манию. Правитель не спал ночами, боясь повторения того сердечного перебоя. Не спала и его жена, переживая за мужа. Ей тоже было страшно. Он заразил ее этим страхом. После таких бессонных ночей они оба днем выглядели, как сонные мухи. Правитель откровенно дремал в своем тронном зале, совершенно не вникая в содержание реляций, предоставляемых помощниками и секретарями. И вообще, теперь все его мысли витали вокруг его собственной персоны. Он стал беречь свое здоровье, заниматься гимнастикой, подолгу плавал в бассейне, расположенном в саду за дворцом. Но неотвязные мысли о конце все равно не проходили.
   Перемены в нем заметили, прилетевшие в очередной раз родители. Мать с беспокойством смотрела на седого старика - ее первенца. Отец захотел выяснить причину, но Правитель, постеснявшись своей слабости, ответил на записку отца ссылкой на загруженность государственными делами. Так они и общались: родители писали записки, словно были немыми, дети отвечали им вслух. В скафандрах не были предусмотрены внешние динамики.
   Но отец догадался, а может быть, просто читал тайные мысли сына, в чем тот с каждой встречей все больше и больше убеждался. Тот, словно смотрел в глубину его души и видел ее сокровенные уголки. И потому Правитель немного страшился своего отца. Вообще, родители, после стольких веков отдельной от них жизни, представлялись какими-то полуреальными существами, не имеющими ничего общего с ними, жителями этого Острова, этой Планеты. У тех и других были разные культуры, уровни развития и, наверняка, иная психология. И они все дальше и дальше отдалялись друг от друга во времени и пространстве. Только одна тоненькая ниточка связывала их - это жизнь Правителя Острова и его жены, которым по неведомым причинам невидимый Наставник даровал долгие годы и даже века. Но в любой миг ниточка эта может оборваться.
   В этот раз, чтобы, наверное, отвлечь сына от мрачных мыслей, а может с какой-то другой целью, отец после небольшого "разговора", предложил Правителю совершить вместе с ним путешествие и участие в одном важном эксперименте. Правитель заинтересовался этим предложением. Ему и в самом деле очень захотелось новизны ощущений. Однообразная жизнь за два десятка веков ему порядком наскучила. Тут чего только в голову не взбредет. Он с радостью согласился.
   Отец и мать (они на этот раз были без Брата и его жены) улетели наверх, на свою Гору. На следующий вечер вернулся только отец. В руках у него был точно такой же белый комбинезон с "горбом" за спиной, куда складывались крылья. Комбинезон подошел Правителю по размеру, но поначалу чувствовал он в нем себя непривычно и сковано. Но отец дал ему освоиться, показал и объяснил все режимы работы скафандра, и перед рассветом, после прощания с женой, Правитель взмыл в воздух, вслед за своим отцом.
   Он не стал надевать шлем, и встречный прохладный ветер развивал его седую бороду. Тогда же он впервые в ушах, прикрытых белой шапочкой, услышал голос отца:
   - Мы летим на южный континент. Там будет Наставник, ты увидишь его...
   Внизу простирался необъятный морской простор, а впереди далекий горизонт, укрытый предутренней дымкой. Слева, из за такого же туманного горизонта, там, где лежал другой, восточный материк, стала разгораться яркая огненная спираль. Она поднималась все выше и выше, сверкала все ослепительней, пока не переросла сначала в красную пылающую полусферу, а затем над горизонтом выплыл золотисто-оранжевый диск, сверкавший лучезарной короной. Лучи разливались по морской глади, отражаясь от нее искристой россыпью, слепящей глаза.
   Такого восхода Правитель за свою долгую жизнь еще не видел. От быстрого полета захватывало дух. Белый крылатый силуэт отца виднелся недалеко впереди. Он был освещен утренним солнцем и казался похожим на большую птицу, летящую в голубом беспредельном просторе.
   Солнце поднималось все выше и, когда достигло середины своего пути, впереди показался берег. Он быстро вырастал из воды, круто уходя вверх, и дальше земля была покрыта бескрайними лесами, пересекаемыми лентами рек и ниточками ручьев. Отец уверенно держал в своем полете какой-то точный маршрут и сыну приходилось почти в точности повторять его движения, чтобы не отстать от более опытного летуна.
   Наконец, внизу показалось небольшое сверкающее озеро, в окантовке покрытых деревьями гор. С ближайшей скалы в озеро струился бесконечный переливчатый водопад, а чуть дальше в стороне, на широкой каменной площадке, на фоне черных пещерных дыр, отчетливо виднелись с десяток белых фигур, кольцом окруживших толпу, тоже двуногих, но явно диких существ, согнанных в кучу для какой-то цели. Именно туда и направился отец, расправив свои широкие белые крылья, Правитель стал планировать, следуя за ним.
   Приземлился он очень неудачно. Ударился коленкой о каменный выступ площадки, едва вообще не сорвавшись с нее вниз на горную тропу. Но отец успел подхватить старика-сына и удержал его. Старик виновато болезненно ему улыбнулся: коленка тупо ныла от удара. Он двинулся вслед за сыном, прихрамывая и волоча неубранные крылья.
   Они подошли к стоящим поблизости в оцеплении двум "небожителям". Один из них повернул голову в прозрачном шлеме и дружески улыбнулся отцу. Правитель узнал его Брата. Другой, стоящий чуть в стороне, был стар и горбонос. Он тоже повернул голову и кивнул отцу. Оба в руках держали какие-то предметы, похожие на палки с двумя рукоятками. Узкие концы "палок" были направлены на сбившуюся в плотную кучу толпу каких-то слегка похожих на людей существ, но низкорослых, коренастых с угольно-черной кожей, широкими носами, толстыми губами и маленькими красными глазками, спрятанными под широкими надбровными дугами узких покатых лбов. На черных лицах и в красных глазах читался дикий звериный страх. Причиной тому были, естественно, несколько трупов их соплеменников, лежащих вокруг по площадке. У одних дубинки и копья были зажаты в руках, у других они валялись рядом. Видно, племя решило оказать сопротивление пришельцам, за что самые непримиримые жестоко поплатились. Остальных согнали в кучу возле каменного столба. Они стояли там, плотно прижавшись друг к другу: самцы, самки и детеныши, тихонько скулили и подвывали на разные голоса, с ужасом поглядывая на удлиненные предметы в руках "небожителей", которые, несомненно, являлись их оружием. Как оно действовало, Правитель еще ни разу не видел. Ни отец, ни мать ему это оружие не показывали. На Острове царил мир, и копья применялись только в спортивных соревнованиях. Никому в голову не приходило использовать их для каких-нибудь других целей. Тем более, для убийства себе подобных.
   "Небожители" кого-то ждали, часто поглядывая вверх. Посмотрел туда и Правитель. И увидел, как на ярком фоне ослепительно сияющего солнца показался человеческий силуэт. И он был не темнее сверкающего светила, а совсем наоборот, казалось солнечный диск померк при появлении этого Человека, который медленно опускался вниз, словно паря в воздухе бестелесно и призрачно. Он опустился неподалеку от Правителя, его отца и Брата и оказался вполне телесным, симпатичным, молодым мужчиной в белоснежных одеждах, в сравнению с которыми, блекли светлые скафандры "небожителей". Его бледное, с правильными чертами лицо, украшала короткая темная бородка. Большие красивые глаза светились синевой, но тут же потемнели, увидав убитых дикарей. Потом он неодобрительно взглянул на своих помощников и, подойдя к одному из мертвецов, простер над ним руки. Умерший зашевелился, открыл маленькие красные глазки и, видно, ничего не понимая, поднялся на кривые, волосатые ноги. Оглянулся по сторонам и покорно заковылял в общую толпу. Так же точно повели себя и остальные оживленные.
   Толпа дикарей, при появлении этого Небесного Человека перестала выть и скулить. Существа притихли и спокойно стояли, переминаясь с ноги на ногу, и только встретили оживленных радостным повизгиванием. Человек снова простер руки, но уже над всей толпой дикарей, и те стали по одному и группами опускаться на каменную площадку, закрывая глаза с блаженным выражением на черных толстогубых физиономиях. Через несколько мгновений все они спали, посапывая широкими ноздрями, повалившись друг на друга.
   Наставник повернулся к отцу и его сыну, стоящим рядом и, обращаясь к Твердому, тихо произнес:
   - Дай мне, что ты принес с собой.
   Тот расстегнул молнию на нагрудном кармане и достал оттуда маленький, плотно закрытый пузырек, наполненный какой-то густой красной жидкостью. Пузырек оказался в руке у Наставника и он, уже обращаясь к Правителю, сказал, глядя ему в глаза:
   - Это кровь твоей матери. В ней - первооснова разума и сознания, передающегося по наследству. Эти существа, - Наставник чуть развернул голову в сторону спящих, - эти существа - неразумны. У них нет души, соединенной с Высшим Духом. Я соединю две эти силы и вдохну в них души, и будут эти люди "душою живою". Они должны стать помощниками вашей расы по освоению этой планеты. Впереди у нее много бед и катастроф, но вы сумеете выжить и заполоните всю сушу. Вы - белокожие, у них будет черная кожа. Создадутся переходные расы - желтая и красная и много оттенков. Но вы все - дети Божие. И вы, в конце концов, несмотря на всплески ненависти к друг другу, найдете общий, разумный подход к жизни, общую гармонию существования на Планете. - Я приступаю, - более тихим и спокойным голосом проговорил Наставник, поворачиваясь к спящим дикарям.
   Он отвинтил крышку пузырька и встряхнул его. Из горлышка вылетела красная струйка, которая на глазах превратилась в овальную, похожую на яйцо, сферу, повисшую над ладонью Наставника. Тот, вытянув трубочкой губы, тихо подул на нее. Яйцевидная сфера медленно полетела в сторону спящего племени и остановилась рядом с каменным столбом и вдруг вспыхнула, разорвавшись на множество мельчайших капелек. Красная, почти невидимая пыль, осела на лицах и телах лежащих и тут же мгновенно впиталась в кожу.
   - Теперь они будут спать, - сказал Наставник, - долго спать. И проснутся перерожденными. Проснутся людьми. У нас еще много подобных дел в разных краях Планеты. Мы должны успеть до взрыва, - тихо произнес он и первым стал медленно возноситься в небо. За ним, как белые птицы принялись взлетать "небожители". Отец и Правитель поднялись последними. Коленка у Правителя совсем не болела.
   
VII
   Правитель Острова сидел в своих покоях, в задумчивости нервно теребя седую окладистую бороду. Горячее солнце склонилось к закату, последними отблесками играя сквозь витражное окно разноцветными бликами по мраморному полу, которые быстро исчезали вслед за опускающимся за горизонт светилом. Сумерки накатывались быстро и неотвратимо, словно приближение смерти, которую Правитель в последнее время со страхом ждал каждый день. Это стало похожим на наваждение. Он думал об этом почти постоянно и только государственные дела на короткое время отвлекали его от навязчивых дум.
   Много времени прошло с тех пор, как он присутствовал на одушевлении Наставником дикого племени на Южном Континенте. Потом он два раза вместе с отцом и матерью летал туда, чтобы увидеть жизнь одушевленных. На каменной площадке и на берегу горного озера были построены хижины из веток, покрытые широкими листьями. Чернокожие дети играли на прибрежном песке и купались в воде. Мужчины с долбленных из бревен лодок ловили рыбу, забрасывая в озеро умело сплетенные сети. Женщины собирали в лесу ягоды и плоды с деревьев. И внешне, кроме цвета кожи они совсем не походили на тех полулюдей, которых когда-то усыпил Наставник. Правитель тогда очень удивился этому поистине волшебному перерождению. Но еще больше он удивился спустя некоторое время, когда вновь вместе с отцом и матерью опять пролетал над тем местом. На месте прежних хижин вырос каменный город. Его чернокожие жители одевались в разноцветные тканные одежды. Головы и мужчины, и женщины покрывали скрученными в узлы платками, на ногах они носили вязанные сандалии. На каменной площадке возвышался обелиск, на вершине которого стояли обнявшись две белые крылатые фигуры. В одной из них угадывалась женщина. Отец и мать, увидев этот обелиск, многозначительно переглянулись.
   Такое же перерождение происходило и в других уголках Планеты, где Наставник также одушевил несколько диких племен полулюдей. Там даже стали появляться подобия государственных устройств. А на берегах широкой реки южного континента, впадающей во внутреннее море, местные жители переняли обычай населения Острова и хоронили своих вождей в больших пирамидах, построенных из тесанного камня. Эту идею им несомненно подсказал горбоносый "небожитель", который частенько наведывался в те края. Там его принимали за бога, прилетающего со Светила, потому что он имел привычку появляться на рассвете. Вообще, для каждого "небожителя" Наставником были отведены населенные земли для наблюдения за тамошними племенами. Отцу Правителя достались земли возле горного озера и еще он иногда появлялся в центральной части Восточного материка, куда переселилась часть жителей Острова. Островитяне постоянно обживали этот Восточный материк, отделенный от самого Острова нешироким и неглубоким проливом. На равнинах, по берегам рек и морей строились города, поселки, деревни. С каждым поколением переселенцы все больше отдалялись от метрополии и вели самостоятельную жизнь.
   "Небожители" прилетали на свои "участки" по собственному усмотрению. Одни появлялись чаще, другие - реже. Но в некоторых местах, после их посещения, темнокожая диаспора местного населения местами приобретала более светлые тона, о чем иногда не без ехидства переговаривались между собой отец и мать, не зная, что их пожилой сын может читать по губам. Благодаря этому умению, он стал узнавать события, которые происходили за это долгое время на Горе, где поселились "небожители". Он узнал, что там умерла какая-то Настоятельница, совсем пожилая женщина, содержавшая на далекой Планете "дом любви". Что сестра отца тайно влюблена в Наставника, а он не отвечает ей взаимностью, и от этого она очень страдает. Недавно она объяснилась с ним, преодолев стыд и робость, но Наставник, отечески осенив ее ладонью со сплетенными пальцами, развеял остатки ее надежды, сказав, что он не может иметь семью, но любит ее не как женщину, а как созданье Божие и как... свою будущую мать, невинную деву, которая снова родит его на этой земле через много-много поколений от Духа Святого непорочно и праведно.
   О чем шла речь в последней фразе, Правитель не понял, но сообразил, что о чем-то значительном и в далеком будущем. Нынешний же вечер - один из множества вечеров, унесшихся бесследно в пустоту беспамятства прошлого, быстро переходил в ночь. На темнеющем небе одна за другой вспыхивали звезды. Они разгорались все ярче и ярче, сверкающим бисером рассыпаясь по черному бархату небосвода. С открытой веранды повеяло легкой прохладой. Правитель поднялся из глубокого мягкого кресла, и медленно, уже по-старчески шаркая ногами, вышел на широкую веранду, увитую вьющимися растениями. Он неспешной походкой спустился по мраморным ступеням на дорожку сада, привольно раскинувшего свои деревья и цветники вокруг всего дворца. Правитель любил гулять по своему саду поздно вечером и вдыхать во время прогулки аромат ночных цветов. Он слушал стрекот насекомых и пенье полуночных птиц, и эти звуки отвлекали его от печальных мыслей о предстоящей смерти. Правитель брел по аллее, усаженной фруктовыми деревьями и по краям обросшей пышными благоухающими цветущими кустами. Крупные ночные бабочки бесшумно порхали с цветка на цветок. Вокруг стоял тонкий успокоительный стрекот. Далеко в городе, в одном из храмов гулко и протяжно пропел колокол, извещая о начале вечерней молитвы. И то ли от этого звука, то ли от чего-то иного - непонятного и необъяснимого, на душе у Правителя вдруг стало муторно и тоскливо в предчувствии недоброго и неизбежного, очень похожее на полузабытое ощущение безысходности после того давнего сердечного перебоя.
   Старик сначала остановился, потом, немного успокоившись, двинулся дальше по направлению к беседке, находящейся в конце аллеи на берегу небольшого искусственного озера, обсаженного цветами по эту сторону и с гнездовищами водоплавающих птиц, по другую. Птиц Правитель иногда кормил прямо с руки. Он любил во время подобных ночных прогулок посидеть в этой беседке, полюбоваться озером, вдыхая его прохладу.
   Но на этот раз беседка была занята. Правитель это понял, увидев внутри неясный силуэт. Кто бы там мог быть? Тихонько подойдя почти вплотную, он услышал неясные голоса. Один голос ему был знаком - голос его жены. И ранее размытый силуэт обрисовался теперь в женскую фигуру. Жена сидела на скамеечке в одном из своих светлых платьев. Напротив нее кто-то стоял, прислонившись небрежно к ближайшей колонне. И он был явно мужчиной, одетым в какой-то странный, поблескивающий костюм, словно змеиная шкура, обтягивающий его тело. Голова в тени колонны оставалась невидимой, но голос, вкрадчивый, чуть шипящий, слышался довольно отчетливо:
   - Нет, вы не умрете, а будете жить вечно. Вы станете подобно нам, богам, бессмертны. Тела ваши омолодятся, страхи уйдут. Вы поймете, что нет добра и зла, а есть баланс, равновесие божественной силы. Ешь этот плод и дай поесть своему мужу, который боится смерти и который стоит позади и слышит наш разговор.
   Рука в черной перчатке протянулась к жене. На ладони лежал большой молочно-бледный плод.
   - Я почему-то боюсь, - прошептала жена дрожащим голосом.
   - Не бойся. Это страх неведомого. Тебя мучают сомнения. Отбрось их. Вкуси дар богов! И на всей Планете наступит другая жизнь. Яркая, полная событий. Вы навсегда забудете монотонное течение нынешних времен. И сам человек станет другим. Решительным и целеустремленным. Он будет подлинным хозяином и преобразователем мира. И в первую очередь ваш народ, ваша раса станет расой господ. Вы потомки пришельцев с другой Планеты, наведете на этой свой порядок, свои законы, которые мы вам подскажем. Остальные народы подчинятся вам и пойдут к вам во служение, станут вашими слугами, вашими рабами. Они - ущербные и умственно ограниченные - без вашего руководства одичают и вновь превратятся в животных, в прах земной, из которого их сотворили. Ешь, женщина, плод бессмертия и ты выполнишь свою миссию. Сок этого плода пропитает твое тело и оросит землю, которая даст ростки великой мудрости и сделает вас полубогами. Ешь, женщина! - прошипел блестящий Гость.
   Жена дрожащими пальцами робко взяла с черной ладони белый, глянцевый плод. Нерешительно поднесла его к губам и надкусила кожуру. Белый молочный сок фонтаном брызнул ей в рот. Она чуть не захлебнулась им, обрызгав подбородок и нос.
   - Какой у него странный вкус, - прошептала жена, облизывая губы, - У меня кружится голова, но, как хорошо и весело! - и она проглотила кусочек плода.
   - Дело сделано, - невнятно, словно про себя проговорил блестящий Гость и внезапно исчез без следа, оставив в воздухе резкий неприятный запах, который через несколько мгновений развеялся в прохладном ночном воздухе.
   Правитель вошел в беседку. Жена сидела на скамейке, держа надкусанный плод. На ее губах блуждала блаженная улыбка. Она смотрела на мужа затуманенным взором, словно видела его в первый раз. Затем с трудом поднялась и слегка пошатнувшись, протянула белый плод Правителю.
   - Попробуй, - немного заплетающимся языком пробормотала жена, - попробуй, очень вкусно.
   - Кто это был? - спросил Правитель, покосившись на протянутый плод.
   - Не знаю, - беспечным тоном ответила жена. - Он появился внезапно. Я даже вначале испугалась, но он меня успокоил и вот подарил "плод бессмертия". Попробуй, - повторила она, - и ты никогда не умрешь и перестанешь бояться смерти. А то измаялся весь, бедненький, - она поцеловала его в заросшую седыми волосами щеку, прильнув к груди всем телом. Надкусанный плод она поднесла ко рту мужа. От плода пахло резко и притягательно.
   Правитель несколько мгновений колебался и вдруг его кто-то словно подтолкнул. Он вцепился зубами в мякоть. Сок горячей жгучей струйкой обжег рот.И вместе с соком старик почувствовал, что проглатил семечко белого плода. В голову почти тут же ударила упругая, неудержимая волна, от которой все закружилось перед глазами в каком-то пестром и диком танце. Правитель пошатнулся и чуть не упал вместе с женой на пол беседки, и только в последний момент удержался на ногах, ухватившись рукой за колонну. Сердце в груди бешено заколотилось, словно по нему ударили чем-то тупым и тяжелым. Но эта пляска сердца продолжалась всего несколько мгновений, и потом все тело охватила невероятная легкость, будто оно потеряло вес и готово вот-вот взлететь под крышу беседки от любого прикосновения. Потом душу охватило безудержное веселье. Он почувствовал, что тяжесть прошедших столетий слетела с него, как шелуха, открыв спрятанного под этой гнилой старой коркой молодое и здоровое естество. Естество тут же проявило себя, ощутив близость женщины, с которой Правитель не был близок уже много-много лет. И у них давным-давно не было детей. И вдруг, казалось безвозвратно забытые желания, вспыхнули с новой силой, и через несколько мгновений беседка огласилась вздохами, возгласами, стонами, вспомнивших ушедшую молодость пожилых супругов.
   Когда все закончилось, и Правитель помог жене подняться с пола беседки, они одновременно вспомнили о надкусанном белом плоде и стали его искать в темноте: на полу, на скамейке и под скамейкой. Но плод бесследно исчез. Видно, куда закатился во время их любовных утех.
   
VIII
   - Он побывал там, - с грустью в голосе проговорил Наставник на последней беседе в "водяном храме", - и они ели его Плод...
   Никто из присутствующих не понял смысла этой фразы. Только у Твердого что-то екнуло в груди, словно слова Наставника каким-то образом касались его и еще его жены. Наверное, тоже самое почувствовала и Спутница, бросив быстрый недоуменный взгляд на мужа. И тогда он понял, что что-то нехорошее случилось с их Первенцем, Правителем Острова и его женой - дочерью Брата.
   - Семя зла посеяно и здесь, - снова грустно сказал Наставник, - и я не могу этому воспрепятствовать. И я должен вас покинуть. Моя миссия на этой Планете окончена. Но я еще вернусь сюда через много столетий непорочным младенцем, чтобы своей жертвой спасти заблудшее в Грехе человечество. Я укажу ему Путь, и людям самим без посторонней помощи придется выбирать идти ли по нему к Свету, или свернуть и покатиться во Тьму. Вам скоро предстоят тяжелые испытания, - после паузы продолжил Наставник, оглядев собравшихся темно-синими глазами. - Мне очень жаль покидать вас, оставляя на произвол судьбы. Но так предначертано, и я должен вернуться к Отцу моему.
   - Возьми меня с собой! - вдруг воскликнула Сестра, протягивая к Наставнику руки, - Я хочу быть рядом с тобой там на Твоем Небе!
   - Ты попадешь туда, когда умрешь, - тихо сказал тот, - и вернешься снова сюда раньше меня моей будущей Матерью. Я уже говорил тебе об этом.
   - Тогда, я хочу умереть сейчас! - в глазах Сестры стояли слезы.
   - Твое время еще не настало. Ведь у каждого свой срок, - произнес Наставник очень серьезно, - И я встречу тебя на Небе, как и всех вас остальных, - он обвел сидящих на скамьях долгим взглядом.
   - Как же мы будем здесь жить без Тебя? - спросил Брат, огорченно покачав седой головой.
   - Живите, как я вас учил. Любите друг друга и заботьтесь о сотворенных. Для них скоро настанут страшные дни. Многие из них погибнут.
   - Неужели нельзя избежать катастрофы? - Твердый пристально поглядел на Наставника. На душе у него было тяжело. Наставник покидал их в преддверии ужасных событий, грозящих гибелью совсем недавно созданному человечеству. Людей еще так было мало, они еще не расселились по материкам, заложив там только небольшие поселения. И вот для этих крошечных популяций все может обернуться трагедией. А Наставник, сам разбудив на Планете разум, не может или не хочет помочь ему спастись. Почему он так поступает?
   - Люди должны пройти через это испытание, - Наставник не отвел взгляда, - Оно должно укрепить их дух. "Золотой век" и тепличные условия закончились. Предстоит борьба. Борьба на долгие века. Борьба внутри каждого человека. Во множестве перевоплощений. Во все времена. Во всех измерениях. Без этой борьбы невозможно совершенство, к которому устремляет все Миры Создатель.
   - Зачем ему это все надо? - подал голос Брат. - Ему скучно? А люди страдают и гибнут.
   - Создатель не знает человеческой скуки, - повернул на Брата голову Наставник. - Он - Творец, он - художник, он - скульптор, он - поэт. Он создает великое произведение, имя которому - Жизнь. Люди играют в этом произведении главные роли. Часто трагические, мучительные и непонятные ими самими. Но человеку не дано знать Высший Замысел. Только когда искорки Разума сольются в один Бесконечный Свет и зазвучит Великая симфония Абсолюта, тогда откроется Высочайший Смысл всего задуманного. И потому - нужно верить в Его Непогрешимость, в Его Любовь, Верой укрепляя свой дух, вселенный в несовершенное смертное тело. И стремитесь к совершенству, к Отцу нашему Небесному, чтобы стать каплей Его живого Океана, лучом Его негасимого Света!
   Наставник умолк. Но его голос будто еще звучал, отражаясь от переливчатых стен Храма в ушах и сердцах его Учеников, которых Наставник покидал навсегда. Но здесь он оставил свой Голос. Свое Слово.
   - Наступает пора, - негромко произнес наконец Наставник, долгим взглядом осматривая каждого присутствующего, словно читая в их сердцах, как в раскрытой книге. И из под полы своей накидки он и в самом деле вынул большую белую книгу и протянул ее Твердому:
   - Возьми, это Ваша Книга, но текст в ней уже другой. Тут все будущее этой Планеты. Прочесть ее не дано никому. Книга закрыта семью печатями. И они будут сняты у Последних Времен, при моем Возвращении. Положи Книгу за Алтарь этого Храма и она сохранится там.
   Твердый принял Книгу. Внешне она была очень похожа на ту, прежнюю, но весом оказалась в несколько раз тяжелее. Он с трудом ее удержал на руке. Обложка била пальцы, словно короткими электрическими разрядами. Держать ее долго было почти невозможно, и Твердый положил книгу рядом с собой на скамейку. Потом встал с нее вместе со всеми остальными и взглянул на стоящего в центре Храма босого человека в белой одежде.
   - Прощайте, - тихо сказал Наставник, простирая над собравшимися руки, - Я благословляю Вас именем Отца моего и Духа святого. Пусть Он пребывает с вами до скончания дней ваших и прибудет с душами вашими в Мире ином. И он осенил всех знамением из перекрещенных пальцев.
   Вот босые ступни Наставника оторвались от гладкого переливчатого пола. Он стал медленно воспарять в сверкающих лучах света, бьющего из под купола, вершина которого при его приближении, раскрылась, разделившись на множество радужных лепестков, пропуская в небо сияющую белую фигуру. В руках у Наставника появился золотой крест, с которым он стал подниматься все выше и выше в искрящееся глубокое голубое небо, пока не превратился в блестящую точку и не исчез из поля зрения.
   
***
   У жены Правителя родились близнецы. Мальчики. Что само по себе было удивительно, учитывая более чем преклонный возраст их родителей. Но Правитель этому событию несказанно радовался. Он вообще помолодел, как впрочем, и его жена, и стал чувствовать себя бодрячком и живчиком после вкушения плода бессмертия. Он снова стал активно руководить жизнью на Острове, за которой перестал следить уже давным-давно. Хотя, практически никто из жителей этого не замечал. Жизнь на Острове и в его Столице текла своим чередом. Люди рождались, старились и умирали без пристального правительственного надзора. Теперь Правителю вдруг пришло в голову, что без его всевидящего ока не может и не должно проходить ни одно значительное мероприятие, ни одна крупная торговая сделка. Из покровителя искусств и номинального, почетного правителя он постепенно стал превращаться во въедливого, капризного администратора, не доверяющего никому и самолично влезающего во все щели и контролирующего, не нуждающиеся в контроле события. Это попечительство стало раздражать крупных торговцев, мореходов и ремесленников. Они неоднократно обращались к Правителю с петициями оставить их в покое. Но тот игнорировал их просьбы, все крепче "закручивая гайки". Он создал специальную службу контроля. Начальник службы ежедневно лично докладывал ему о положении дел в Столице. Чиновники стали обкладывать жителей все более жестокими налогами, большая часть из которых шла к ним в карман. В окрестностях города стали возводиться богатые мраморные особняки, где поселились приближенные Правителя со своими семьями. Они вели роскошный образ жизни, до той поры не принятый на Острове и прекрасно понимали, благодаря кому они живут совсем не так, как большинство островитян. Приближенные принялись возвеличивать Правителя, называя его мудрейшим и справедливейшим, что самому Правителю очень нравилось. Он стал очень часто собирать совещания службы контроля, где благосклонно выслушивал славословия в свой адрес. Конечно, он понимал, что его подчиненные ему беззастенчиво льстят, но эта лесть была приятна его сердцу. Она уверяла его самого в своем величии, приводя к самолюбованию. В центре Столицы, с милостивого соизволения, был поставлен памятник Правителю: мраморный бородатый монумент, благоговейно простирающий над народом длань. К подножию памятника часто клали букеты цветов в знак почтения и уважения народа.
   Поначалу сам народ, привыкший к многовековой свободе, попытался протестовать и провел несколько демонстраций в центре Столицы, с требованиями возврата прежних мягких порядков. Но Правитель, предвидя подобных ход событий, предварительно доукомплектовал преданную ему стражу и послал ее на разгон демонстраций.
   Стража с этой задачей успешно справилась. И народ, наконец, понял, что Правитель не шутит, и его нужно искренне и горячо любить, а то несдобровать.
   Но, несмотря на всеобщую любовь, осталось и много недовольных новой политикой Правителя. Возникла тайная организация, которая поставила для себя задачу свержения режима и восстановления утерянных свобод. Но эта организация просуществовала недолго. Члены ее не знали правил конспирации и были выслежены и выловлены агентами стражи. После скорого разбирательства и закрытого суда, пятерых руководителей тайной организации публично казнили на центральной площади Города при большом скоплении восторженного народа.
   После разоблачения этого заговора у Правителя стала постепенно появляться маниакальная подозрительность, в последствии перешедшая в болезнь. Правитель везде видел заговорщиков, даже в своем ближайшем окружении. Он назначал и увольнял начальников стражи, а двоих-троих даже, на всякий случай, казнил за измену, в которой они под пытками признались. Эпидемия поисков заговорщиков прокатилась по всему острову. Каждый стал подозревать каждого в тайных замыслах против Любимого Правителя. Распространилось доносительство. Соседи писали доносы друг на друга. Дети - на родителей, жены - на мужей. Черные кареты стражи, запряженные тройками тоже черных лошадей, ночами разъезжали по улицам Города, арестовывая людей по этим доносам. Арестованные, естественно, все, как один признавались, под пытками, в своих целях убить Правителя и забраться на его место. Кое-кого казнили, но большинство отправляли на дальние поселения в глубину Острова, где под присмотром стражи с копьями, мечами и луками за высоким частоколом, заговорщики безвозмездно трудились на сельскохозяйственных угодьях в течении многих оборотов, под палящим солнцем и проливными дождями. Многие, не выдержав нагрузки, заболевали и умирали. Но на их месте появлялись другие. Конвейер работал бесперебойно.
   Когда Твердый и Спутница, после долгого отсутствия (они налаживали жизнь на дальних восточных поселениях), вернулись и, наконец, прилетели к своему сыну - Правителю. Они не узнали ни его, ни Город. Из цветущего и богатого, город превратился в мрачный, серый анклав, заваленный мусором, с громадным количеством нищих и толпами беспризорных детей, ворующих все, что плохо лежит. Люди переменили разноцветные одежды на серые балахоны и двигались по улицам, постоянно озираясь.
   Сам Правитель, тоже одетый во все серое, испуганно вздрогнул, когда отец и мать появились перед ним в своих белых скафандрах с распущенными крыльями. Седобородое лицо отца выражало недоумение и досаду.
   "Я жду объяснений" - отец протянул сыну записку.
   - Меня хотят убить! - нервно теребя бороду, проговорил Правитель, не глядя в глаза родителям, - Я вынужден защищаться. Вокруг заговорщики и убийцы! - истерически крикнул он, взмахнув, сжатыми в кулаки, руками.
   - Он сошел с ума, - сказал отец, обращаясь к матери.
   Правитель прочитал эту фразу по его губам. Он хотел ему ответить, но вовремя спохватился, чуть не выдав свою тайну. Он постарался взять себя в руки, сдержав первый эмоциональный порыв. "Нужно быть умнее и хитрее" - пронеслось у него в голове. Мысль была простая, но как будто не своя, а навеянная извне, знакомым, где-то уже слышимым, голосом. "Чтобы быть всемогущим, надо овладеть их оружием и скафандрами" - посоветовал все тот же голос. Теперь Правитель узнал его. Голос ночного гостя с плодом бессмертия. "Но ведь это мои родители..." - пытался сопротивляться Правитель. "Они хотят тебя свергнуть и заточить в темницу" - просветил его голос. "Выбирай: ты или они? Нужно связать их, открыть шлемы и они задохнуться".
   Некоторое время, пока Твердый и Спутница разговаривали, Правитель решался на убийство родителей. Потом он встал с трона и, дрожа всем телом, пробормотал:
   - Я отлучусь ненадолго. Дам кое-какие распоряжения. А вы отдохните с дороги, - и скрылся за тяжелой черной портьерой.
   - Что-то здесь не так, - проговорила Спутница, садясь на кушетку.
   - Он задумал какую-то пакость, - сказал Твердый и оглянулся по сторонам. Тронный зал был убран в серо-черных тонах. Окна оказались зашторенными. Солнечный свет не пробивался сквозь плотные занавески. За портьерами послышались приглушенные шаги множества ног и слабое металлическое позвякивание.
   - Берегитесь! - вдруг раздался пронзительный мальчишеский крик.
   Твердый и Спутница вскочили с кушетки. И вовремя. Из-за черных портьер одновременно со всех сторон появилось несколько десятков, закованных в черные латы Стражников с короткими острыми мечами, прикрытые медными щитами. Он бросились к "небожителям". Но эффект внезапности уже пропал.
   В руках Твердого и Спутницы появились излучатели. Плазменные шарики огненной стайкой вспыхнули на бронзовых щитах, словно бумагу прожигая их, а следом латы и тела стражников. Те, с криками, стали валиться на мраморный пол тронного зала, разбрасывая мечи и прожженные щиты. Только двум-трем удалось подобраться вплотную, но и они были убиты в упор.
   - Дедушка, бабушка! Возьмите меня с собой! Туда, наверх! - послышался все тот же юношеский голос, предупредивший их об опасности. Перепрыгивая трупы стражников, к ним подбежал белокурый голубоглазый мальчуган лет двенадцати. Он кого-то напомнил Твердому, словно он его глазами смотрел когда-то в зеркало в полузабытом сне.
   Но ничего ответить Твердый не успел. Послышался короткий свист рассекаемого воздуха, и в спину мальчика вошла длинная черная стрела, пронзившая его насквозь. Голубые глаза расширились и остекленели. Изо рта потекла струйка крови. Мальчик только успел прохрипеть еще раз: "Наверх", - и бездыханный упал на руки Спутницы. Та вскрикнула от неожиданности и ужаса.
   - Смерть предателю! - раздался из-за портьеры, очень схожий с первым, голос. Твердый взглянул туда. Перед ним стояла копия убитого мальчика. Только глаза у него были не голубые, а угольно-черные. В руках черноглазый держал длинный лук. Глаза его сверкали презрительным гневом. Он уже доставал из колчана еще одну стрелу.
   - Улетаем! - воскликнула Спутница и добавила: - Нужно взять его с собой. Он просил. Это наш внук, - и горестно простонала.
   Они с двух сторон подхватили тело внука, расправили крылья и вылетели из дворца. Стрела, выпущенная мальчишеской рукой, отскочила от ноги Твердого, не причинив ему вреда. Из-за портьеры глядел на их отлет Правитель. Руки, увешенные перстнями и кольцами, тряслись мелкой дрожью, еле слышно позвякивая.
   
***
   Внука они похоронили возле цветущего куста рядом со стеной. Здесь уже стояла одна погребальная пирамидка, под которой покоилась Настоятельница. Теперь рядом с ней, под другой пирамидкой, лежал мальчик, спасший от гибели близких ему по крови людей. Твердому и Спутнице было до слез жаль своего внука. И они гордились им, и они возмущались коварством Правителя - их сына. Возмущены были и остальные ученики и их жены. А когда из своей вотчины на широкой южной реке прилетел Горбоносый, то на совете он сразу предложил силой оружия скинуть Правителя и восстановить справедливые порядки, какие с его слов, царили в его стране - Египте. Все уже были склонны претворить предложение Горбоносого в жизнь, и стали вооружаться из обширного арсенала летательного аппарата, перекрашенного к тому времени, по настоянию Наставника в серебристый цвет, когда кто-то, случайно подняв голову, увидел в небе зависший, как раз над горой, черный диск. Все поняли, что это вторжение. Вторжение с их старой планеты, про которую они уже стали забывать в связи с измененным временем. И, естественно, ничего хорошего от этого внезапного появления ждать не приходилось.
   Нужно было что-то предпринимать. И Твердый решил вылететь навстречу враждебному аппарату. Все мужчины, надев скафандры и вооружившись, заняли места внутри диска. Твердый уселся за пульт управления. Он за много лет жизни на вершине горы, с помощью Наставника, теоретически научился управлять аппаратом. Теперь ему предстояла практика. И практика в боевых условиях.
   Серебряный диск взвился над горой и стал, вращаясь, приближаться к черному. Оттуда по нему выстрелили плазменные пушки. Заряды, рассыпая тучи искр, ударились о корпус, не нанеся тому урона. Твердый ответил подобным залпом. И тоже безуспешно. Видно, орудия не предназначались для борьбы аппаратов друг с другом. Такое противостояние могло продолжаться очень долго. Необходимо было принимать быстрое решение, а то черный диск умчится куда-нибудь на другой материк, и люди Властителя станут устанавливать там свои порядки. Этого допустить никак нельзя. И тут, как раз вовремя, Твердому на глаза бросилась кнопка с надписью "Магнитное поле". Твердый принял решение. Он направил свой аппарат прямо на противника и, не долетев до него несколько отрезков, резко затормозил. Палец нажал кнопку, и черный диск, как юла, завертелся на одном месте, а затем прилип к серебристому. Тряхнуло основательно. Твердый чуть не вылетел из кресла, но в последний миг, удержался за подлокотники. Остальные догадались заранее прикрепиться к своим креслам ремнями.
   Черный диск усилил мощь двигателей. Твердый тоже передвинул рычажок мощности почти до упора. Некоторое время сохранялось равновесие сил. Оба аппарата замерли высоко в небе над лежащим внизу городом. Оттуда они были хорошо видны. Их увидел даже Правитель, которому доложил начальник стражи. Правитель вышел на балкон и молча со страхом, наблюдал, как приткнувшись друг к другу, неподвижно застыли две крошечные капли, одна из которых, словно звезда, сияла в солнечных лучах, а другая зияла, как черная дырка, проделанная кем-то в бирюзовой ткани небосвода. Но вот черное пятно-дырка стала постепенно смещаться за серебряной звездой и вдруг, словно брызги от кляксы, от нее отделились черные человеческие фигурки, которые, расправив крылья, полетели в сторону Города. И почти тут же, серебряную звезду тоже покинули ее обитатели и на белых крыльях устремились в погоню за своими врагами. Те, заметив, что их преследуют, развернулись в воздухе, построились дугой навстречу белому клину. Как, забытые Правителем огоньки фейерверка, с обеих сторон полетели золотистые искры. В небе начался бой.
   Белый клин врезался в середину черного полукруга и разорвал его на две части. Три черные фигуры, одна за другой, сложив крылья, упали вниз к подножью горы. Но вот и две белые последовали за ними. Затем закувыркались в воздухе, словно подбитые на лету птицы, еще по двое с той и другой стороны. Белый клин тоже распался на отдельные группы, которые стали носиться за черными пришельцами, устраивая с ними короткие стычки и затем заново разлетаясь, чтобы через считанные мгновенья опять завертеть черно-белый хоровод, при вспышке золотистых искр, выпадали то один, а то несколько участников воздушного боя. В конце концов, Правителю стало ясно, что черные начинают проигрывать сражение. Их осталось гораздо меньше, чем белых и те, поняв свое преимущество, бросились в последнюю атаку. Еще три черные птицы с обгоревшими крыльями пали к подножью горы. Двое оставшихся пустились, было удирать, но их догнали и взяли в кольцо, и они покорно полетели внутри этого белокрылого круга на горную заоблачную вершину, где исхода боя ожидали два примагниченных диска. Конвой направился к черному диску.
   За спиной Правителя послышались шаги. Сзади подошел сын и тоже посмотрел на небо. Сын вырос и возмужал.
   - Кто победил? - спросил он.
   - Те, с горы... наши, - после паузы уточнил Правитель.
   - Ты этому рад? - сзади раздался ехидный смешок.
   - А что, нужно огорчаться? - не понял вопроса отец.
   - Но ведь ты хотел убить своих родителей. Скоро они вернуться сюда и отомстят.
   - Они не станут меня убивать! - убежденно произнес Правитель.
   - Тогда это сделаю я! - вдруг воскликнул сын и отец почувствовал острый болезненный удар в левую часть спины. Сердце надрывно ухнуло. На глаза опустилась черная пелена.
   
***
   Твердый, оставив Горбоносого за пультом аппарата, вместе с Братом приняли участие в бою. Потом они проклинали себя, что в суматохе погрузки и взлета, не заметили пробравшуюся в аппарат Сестру. Она затаилась на одном из задних кресел и вылетела вместе со всеми наружу перед боем. И тоже, никто не обратил на это внимания. В бою они потеряли четырех человек. Они упали с такой высоты, что вряд ли, даже при легком ранении, остались живы. И хотя десант с черного диска был уничтожен почти полностью, победа такой дорогой ценой не радовала оставшихся в живых. Все они, на протяжении многих земных оборотов, жили, словно одной дружной семьей. Привыкли друг к другу, сроднились. И вот четверых из них не стало. Невосполнимое горе и для друзей, и для их жен, которые об этом пока не знали. Потом нужно будет подобрать их тела и похоронить на вершине горы. Но до этого нужно осмотреть черный диск. Может там кто-нибудь остался?
   Вместе с двумя пленными они подлетели к шлюзовой камере, наружная часть которой была открыта. Твердый, возглавлявший конвой, первым влетел в камеру, нажал на кнопку открытия внутренней двери и отпрянул в сторону, опасаясь, что изнутри по нему будет открыт огонь. Но дверь сдвинулась в сторону, и никто в шлюзовую камеру не выстрелил. А, когда с излучателями наизготовку, Ученики ворвались в центральную каюту, то из кресла пилота им навстречу выбежал, полусогнувшись и постоянно кланяясь, бородатый человек с бегающими глазками, широким носом и влажными тонкими губами. Он совсем не изменился, но Твердый все равно с трудом узнал Соседа, о котором, за столько времени совсем забыл. Но для того прошло-то всего несколько дней, и потому он тоже вряд ли признал в стоящем перед ним высоком старике, того юношу...
   - Я покажу вам, где он прячется, - подобострастным голосом проговорил Сосед. - Он на складе, - и указал пальцем на одну из дверей на противоположной стене каюты. Твердый брезгливо взглянул на него, но к двери подошел и нажал на кнопку. Дверь сдвинулась и Твердый увидел черную дыру ствола излучателя, направленную ему в грудь. Он уже привычным движением вскидывал свой излучатель, когда ту черную дыру вдруг заслонила чья-то белая спина. И на ней тут же вспыхнул яркий золотисто-красный шарик с обугленными краями. Шарик вылетел из спины и разбился об одно из кресел искрящимся фейерверком. Человек в скафандре упал лицом вниз на пол переборки, а Твердый со всей силы ударил рукояткой излучателя по лысой голове со шрамом на лбу. Лысый уронил излучатель и, обливаясь кровью, свалился рядом со своей жертвой. Почему он в него не выстрелил, Твердый так сам и не понял. Он бросился к тому, кто спас ему жизнь. Наклонился над телом, перевернул... и руки у него затряслись, дыхание перехватило. На его руках с закрытыми глазами лежала его Сестра. И она, несомненно, была мертва. Плазменный шарик выжег ей сердце.
   Твердый упал на колени перед мертвой Сестрой и зарыдал так, как никогда не позволял себе в жизни. Слезы текли у него по лицу, исчезая в серой бороде, и он не мог их даже вытереть: забыл откинуть шлем. Рядом опустился на колени Брат и тоже заплакал, держа на ладонях голову Сестры. И вдруг заглушая его рыданья в голове Твердого послышался тихий и очень знакомый голос: "Не плач. Мне так хорошо. Я улетаю туда. К Нему..." Он понял взгляд. Над телом Сестры колебался ее полупрозрачный образ. Призрачные губы улыбнулись. Образ стал медленно подниматься, пока не исчез за потолком летательного аппарата.
   
IX
   Твердый стал часто посещать маленький "город пирамид", где покоились его родные вместе с погибшими в бою Учениками и Настоятельницей. За телами убитых он отправился вместе с Братом и Горбоносом на своем серебряном диске, после того, как похоронили Сестру. Черный диск превратился в своеобразную тюрьму. Там, взаперти, сидели двое, оставшихся в живых, смотрителей, из которых состоял экипаж вместе с Соседом и Лысым. Каждого из четырех пленных заточили в отдельную каюту, снабженную всем необходимым для жизни. Лысый оказался очень живучим. Он очухался уже на Горе с перевязанной головой и еще одним шрамом на лбу. Раз в два дня пленников водили на прогулку со связанными за спиной руками и под строгим надзором. Да и бежать они не могли, даже если бы и захотели. Некуда им было бежать. Сосед снова пытался втереться в доверие к Твердому, но тот на все его попытки отвечал холодным и презрительным молчанием.
   На душе у Твердого лежал камень тоски, и только присутствие рядом Спутницы, немного облегчало эту тяжесть. Жена сопровождала его в "город пирамид", где они подолгу стояли возле захоронений, Сестры, внука и... матери, которая не выдержала смерти своей дочери и очень быстро угасла, "выплакав все слезы", как выразилась Спутница. Ей тоже было нелегко, когда она узнала от мужа о гибели их первенца - Правителя Острова. Сам он узнал об этом во время поиска убитых в бою Учеников и смотрителей.
   Они приземлились у подножия горы, под местом воздушного боя, куда, в основном, и падали погибшие. Твердый и Брат принялись методично осматривать заросли, оставив у аппарата Горбоносого. Сперва нашли двух смотрителей, потом двух Учеников. Еще одного Ученика увидели застрявшим в ветвях раскидистого дерева, и Твердому пришлось забраться на него, и спускать тело на руки Брату.
   Проделывали они всю эту нелегкую и тягостную работу с каким-то отрешенным автоматизмом, не глядя в лица убитых. Найденных складывали в кузов маленького вездехода на гусеничном ходу, и к концу поисков очень устали и вспотели, позабыв включить вентиляцию скафандров. Своих они подобрали всех. Со смотрителями было сложнее. Сколько их было в черном аппарате, братья не знали. В пылу боя никто, естественно, убитых не считал. На это мог бы ответить Сосед или кто-нибудь из двух пленных смотрителей. Но их расспросить не догадались, прикинув на глаз, что врагов было примерно столько же. И когда, отыскали, как им казалось, последнего с излучателем, прикрепленным, как и у остальных, цепочкой к запястью, то отправились скорбным, тихим ходом, петляя между деревьев к поляне, где остался их летающий диск под присмотром Горбоносого.
   Двигатель вездехода работал почти бесшумно, и братья, подъезжая к поляне, услышали какой-то разноголосый шум с отдельными выкриками, бряцанье и скрежет металла. Там явно собрались какие-то люди и с недобрыми намерениями. Твердый остановил двигатель. Они с Братом выскочили из вездехода и пригибаясь, осторожно направились в сторону поляны. Густые кусты оттеняли широкое солнечное зеленое пространство, в середине которого на опорах стоял серебристый диск, а вокруг него передвигались перебежками около сотни людей, одетых в черные блестящие доспехи, прикрытые медными щитами. Из за дальней опоры то в одну, то в другую сторону по наступающим вылетело несколько плазменных шариков.
   Люди в доспехах плашмя попадали в траву и лежали там некоторое время, пока чей-то высокий голос не заставил их снова подниматься и сделать несколько шагов к аппарату. Кольцо постепенно сжималось, оставляя позади убитых стражников.
   Горбоносый попал в критическую ситуацию. Нужно было его срочно выручать. Брат остался возле поляны в кустах, а Твердый вернулся к вездеходу. У него на крыше был прикреплен скорострельный излучатель. В отдельном ящике лежали обоймы плазменных зарядов. Твердый, как мог, быстро открутил излучатель от подвижного штатива и, прихватив ящик с зарядами, поспешно возвратился к Брату. Они наметили план действия. Брат, вытащив два излучателя, обошел очень осторожно поляну, удивляясь, как стражники не догадались выставить охранение. Твердый установил свой скорострельный излучатель на выдвижную треногу и включил переговорное устройство скафандра.
   - Ты готов? - спросил он Брата.
   - Да, - коротко ответил тот.
   - Ну, тогда устроим им горячую жизнь, - холодно проговорил Твердый и нажал на гашетку излучателя.
   Длинный, искрящийся, раскаленный шлейф накрыл сзади перебегающие ряды стражников. С десяток их сразу же повалилось, прожженными насквозь. Остальные сами упали в высокую траву, прикрыв спины медными щитами. Но защита эта оказалась слабой. Плазменные заряды легко прожигали бронзовые щиты и черные латы. С другой стороны поляны открыл огонь Брат. Там тоже в рядах стражников возникла паника. Но со стороны опоры диска встречный огонь внезапно прекратился. Видно, у Горбоносого закончились заряды. Это понял командующий стражниками. Раздался его высокий юношеский голос, обращенный к своим:
   - Он безоружен! Вперед, под блюдо!
   Сквозь прицел излучателя Твердый сумел разглядеть высокого юношу в черном скафандре с откинутым шлемом и с излучателем в правой руке. Твердый узнал своего черноглазого внука, подросшего и окрепшего после того убийства брата-близнеца. Но где он раздобыл скафандр? Значит, они нашли не всех убитых смотрителей? Один из них упал в стороне. Его и отыскали стражники во главе с внуком. Ему было нужно оружие "небожителей", чтобы стать им подобным. И он добился своего. Теперь на нем скафандр, а в руке излучатель. Что он может с ними натворить? Страшно себе представить.
   Оптический прицел перекрестился на юношеской голове с откинутым за спиной прозрачным колпаком. Сейчас палец нажмет на гашетку, и эту голову прожжет огненный смерч... Но Твердый опустил палец. Он не мог убить внука. А внук действовал быстро и решительно. По его сигналу, остатки воинов-стражников вскочили с травы и стремглав бросились к аппарату, потеряв по ходу еще десятка полтора человек. Было видно, что Горбоносый отбивался мужественно. Но силы оказались слишком неравными. Стражники его пленили, сами кучками, спрятавшись за широкие опоры диска. Правда, меткие выстрелы Твердого и Брата доставали их и там, и то один, а то и два стражника со стонами вываливались из за опор. Братья боялись за Горбоносого. Его жизнь висела на волоске и в любой миг могла оборваться. Старика нужно было спасать. Любой ценой. Но на переговоры первым пошел внук.
   - Эй! - раздался его громкий голос, - Прекратите стрелять. Ваш человек у нас и мы его убьем. Это говорю я - Правитель Острова!
   "Правитель Острова?" - Твердый удивился. А где же тогда его сын? Спросить об этом внука он не мог. Внешние динамики в скафандре отсутствовали, а снять шлем, чтобы ответить внуку, Твердый не решался, боясь задохнутся воздухом Голубой планеты. Он включил внутренний фон с Братом.
   - Ты слышал? - спросил Твердый.
   - Да, - ответил Брат, - потом добавил: - Надо с ними договориться. Пусть отпустят Горбоносого и убираются восвояси.
   - Но наш с тобой внучок экипирован в скафандр. И у него в руках излучатель.
   - Он не знает как ими пользоваться.
   - При желании - научится, - Твердый через оптический прицел видел прикрытого стражниками юношу в скафандре. Горбоносый исчез из поля зрения.
   Время шло. Нужно было что-то предпринимать.
   - Я снимаю шлем, - вдруг сказал Твердый.
   - Ты сошел с ума! - крикнул Брат.
   - Будь, что будет, - выдохнул Твердый и решительно нажал пальцами на кнопки запора. Прозрачный колпак стал медленно спадать за спину. Твердый задержал дыхание. Горячий, обжигающий ветерок ударил в незащищенное лицо, проникая внутрь скафандра. Сердце заколотилось, предвосхищая неведомое состояние организма. Возможное удушье. Задержка дыхания продолжалась, расширяя легкие до боли. И тогда Твердый вдохнул чужой воздух. Он ворвался внутрь густым горячим потоком, словно Твердый хлебнул какой-то обжигающий, кипящий, хмельной напиток. Тотчас закружилась голова . Перед глазами поплыли разноцветные круги. Он понял, что умирает. И в последнем инстинктивном отчаяние Твердый выдохнул и снова вдохнул воздух. Полной грудью. И сознание стало медленно проясняться. Снова появились очертания деревьев, стоящего на поляне аппарата и спрятавшихся под ним стражников. Воздух слегка обжигал легкие, но никакого удушья не произошло. Твердый мог дышать, и тогда он снова глубоко, до боли в груди, вздохнув, выкрикнул в сторону летающего диска:
   - Где твой отец?
   Пауза оказалась незначительной.
   - Он упал с балкона и разбился! - послышался ответ.
   - А мать? - снова крикнул Твердый.
   - Она добровольно последовала за ним! - в голосе внука послышалась циничная интонация. И Твердый понял все. Его внук - безжалостный убийца, не пожалевший ни брата, ни отца, ни мать. Зло пришло на эту планету до взрыва той. Но что будет после взрыва?
   - Отпусти нашего друга! - еле сдерживая себя от гнева, выкрикнул Твердый.
   - Сначала вы выпустите нас. Мы дойдем до края поляны и оставим там вашего старика. Если откроете огонь, он сразу умрет! - последнюю фразу внук произнес с радостным вдохновением.
   Стражники выстроились в два ряда, прикрываясь щитами. В центре были заметны две фигуры в скафандрах - черная и белая. Горбоносый двигался с трудом, поддерживаемый с обеих сторон стражниками. Твердый по фону обратился к нему:
   - Как ты себя чувствуешь?
   - Плохо, - тихо ответил Горбоносый, - сердце сильно болит.
   - Скоро все закончится, - попытался подбодрить его Брат.
   - Я это чувствую, - пробормотал еле слышно старик.
   Когорта стражников медленно пересекла поляну и скрылась в зарослях. Через небольшой промежуток времени из зарослей донесся крик:
   - Забирайте его! - и после паузы: - До кучи!
   Твердый не понял второй фразы внука, но в ней послышалась такая нота, что на душе стало муторно в предчувствии недоброго. Твердый вызвал по фону Горбоносого, но тот не ответил. Это молчание усилило беспокойство, перешедшее в уверенность беды.
   Опасаясь засады, они с Братом перебежками приблизились с двух сторон к тому месту в кустах, куда скрылись стражники. Прислонившись к дереву спиной, в пол-оборота к ним сидел человек в темной одежде. Твердый и Брат сразу узнали Горбоносого. Но на нем не было скафандра. Голова с широкооткрытым ртом свалилась на правое плечо. В открытых глазах отражалось голубое небо...
   
***
   На вершине горы царило уныние. Жены оплакивали гибель своих мужей. Оставшиеся в живых потеряли интерес к жизни. После вознесения Наставника, налаженный годами быт, пошел кувырком. И окончательно все разрушило появление вражеского аппарата и бой, в котором они потеряли четверых мужчин. Теперь они стали отчетливо понимать свое одиночество на этой Планете. И хотя они населили своими потомками целый остров и часть материка, никакой связи с ними не наладилось. Да и не могло наладиться. Они были чужаками. И их разделяло время. И теперь на Горе каждый день ожидали небесной катастрофы с их родной Планетой. И это тягостное ожидание томило души тоской неизбежного.
   После смерти Горбоносого что-то надломилось в Твердом. Причиной надлома была даже и не сама смерть старого товарища, а ее обстоятельства. Подлое коварство внука подкосило у Твердого веру в людей, появившуюся после долгих бесед с Наставником. Сейчас того очень не хватало. Без его совета и помощи Твердый чувствовал себя растерянно, как ребенок, заблудившийся в густом темном лесу. Из него и в самом деле, все больше проявлялся тот маленький мальчик, спрятавшийся когда-то в глубине его подсознания. Он даже все чаще позволял себе среди ночи тихо плакать на груди спящей Спутницы, которая, как он подозревал, тоже не спала и ей тоже было нелегко. Чтобы немного отвлечься от тягостных мыслей, они занимались любовью. И эта близость, и эта безысходная грусть делала их с каждым днем все более и более душевноблизкими, как никогда до этого.
   Перебирая вещи Горбоносого, Твердый нашел небольшой пластиковый пакет, на котором было написано: "Вскрыть после моей смерти". Твердый надрезал его и вытащил листок. Там, тем же нетвердым старческим почерком Горбоносый просил похоронить его в Египте по обычаям тамошнего народа. По прежним рассказам Твердый знал, что там местных царей-фараонов хоронят в пирамидах, наподобие тех, что строились когда-то на его родной Планете, но гораздо меньшего размера. Видно, Горбоносый, не лишенный тщеславия, заранее приготовил и для себя такую гробницу. А, как известно, воля умершего должна быть выполнена. Горбоносый уже несколько дней пролежал в земле и его нужно было срочно отправлять в Египет.
   Твердый вынужден лететь с ним один. Весь лагерь он оставлял на Брата, а у Спутницы, как нарочно, начались "дни красной росы", которые она переносила очень болезненно и, обычно тогда, почти никуда не выходила из палатки. В эти дни Спутница Твердого к себе не подпускала, а тут почему-то позволила ему сближение. Соединение было бурным и каким-то необыкновенно трепетным. Потом они долго плавали в теплом озере и соединились снова на берегу, несмотря на болезненное состояние Спутницы. На душе у Твердого лежал какой-то камень. Он не мог понять причину этой тяжести. Ему было необычайно хорошо со Спутницей. Но тяжесть давила и давила грудь в предчувствии какой-то беды. Когда Спутница, в конце концов заснула на их брачном ложе в палатке, он вышел на берег озера, вошел в воду и поплыл на его середину, где по-прежнему возвышался переливчатый водяной Храм. На некотором расстоянии от Храма он захотел пройтись по воде пешком. Но вода не держала руки, на которые он пробовал опереться, чтобы встать на ноги. И ему пришлось до самого порога добираться вплавь.
   Внутри храма было тепло и тихо. Купол сиял радужным разноцветьем, и Твердому почудилось, что тот вот-вот раскроется на множество лепестков, и с небес спустится Наставник в ореоле силы и славы, как он предрекал когда-то.
   Твердый упал на колени посередине Храма, как раз в том месте, где он, после вознесения Наставника, сохранил под прозрачным полом Белую Книгу за семью печатями. Она и сейчас виднелась в туманной глубине неясным белым пятном. Она ждала своего часа.
   Твердый, стоя на коленях, стал молиться, раскрыв ладони и мысленно воссоздав образ Наставника. Образ возник перед ним, молчаливый и горестный. Именно таким его увидел Твердый, и сердце сжалось болью, соединившись с тяжестью в душе. Но затем тяжесть и боль стали постепенно проходить, сменяясь успокоением и даже какой-то отрешенностью, словно предчувствие недоброго сдвинулось куда-то в глубину и еле-еле мерцало на дне сознания, как та Белая Книга на дне бездонного озера.
   Поутру, что в очередной, быстросменяющийся раз, всплыло под Горой, нужно было отправляться в путь. Твердого провожали Спутница, Брат и Сероглазая. С Братом они обнялись и долго стояли, не разжимая объятия. И снова тяжесть навалилась на душу, а когда он поцеловал мягкие губы Спутницы, возвратилась и боль сердца. Ему внезапно расхотелось улетать. Все его существо противилось этому полету. Мало ли чего завещал Горбоносый. Сейчас его телу все равно где лежать: в пирамиде в Египте или под пирамидой здесь на Горе. Тоска все сильнее и сильнее сжимала его душу и сердце. Твердый уже окончательно решил остаться, когда Спутница, прижавшись к нему всем телом, тихо произнесла:
   - Лети. Так предназначено судьбой. Я люблю тебя, и мы будем вместе. Навсегда.
   Твердый понял все. Судьба неумолима. Ее нельзя обмануть. Ему предназначено сегодня улететь, несмотря на свои недобрые предчувствия. Он еще раз поцеловал Спутницу, пожал руку Брату и забрался в летательный аппарат. Черный диск стоял на другом берегу озера. На обзорном экране он стал быстро превращаться в точку возле озерной капли.
   
***
   Твердый опустил свой серебряный диск на левом берегу широкой полноводной реки, втекающей во внутреннее море, неподалеку от поселения, представлявшее из себя глинобитные хижины, огороженные высокой каменной стеной с большими деревянными воротами. В центре поселения располагался дворец, со стенами, покрытыми голубым изразцом. За поселением, вдоль берега реки тянулись поля, перерытые каналами оросительных систем. Кривобокие мазанки, притулившиеся друг к другу, кучками рассыпались возле полей и каналов. Крошечные темнокожие человеческие фигурки, согнувшись пополам, трудились на полях.
   Солнце клонилось к закату, скрываясь за несколькими большими пирамидами. Они отбрасывали длинные треугольные тени в сторону поселения, все больше подступая к застывшему неподалеку летательному аппарату. Приземление диска, судя по всему, не осталось незамеченным в поселении. Там, спустя некоторое время, гулко и тревожно забили барабаны. Потом ворота в каменной стене медленно открылись, и оттуда появилась представительная делегация. Впереди, выстроившись клином, топали по илистой земле, стараясь попасть в ногу, обнаженные по пояс воины с копьями и деревянными щитами в руках. Следом, в длинных оранжевых одеждах, очень похожие на смотрителей "шара любви", шли, пыля подолами, очевидно, местные жрецы. В середине процессии с десяток мускулистых мужчин несли разукрашенные резьбой и позолотой носилки, в которых сидела какая-то величественная фигура. Завершал шествие оркестр со свистящими трубами и барабанами. Он двигался далеко позади, чтобы, очевидно, не раздражать фигуру, сидящую в носилках.
   Процессия медленно приблизилась к летательному аппарату и остановилась в нескольких шагах от него. Твердый понял, что ему нужно выходить наружу. Что он незамедлительно и сделал, держа на всякий случай в руке излучатель, но смело откинув шлем за спину. Твердый остановился на пороге шлюзовой камеры, не спускаясь на землю. Воины, стоящие впереди, опустились на колени. Тоже сделали и оранжевые жрецы, но только на одно колено. Оркестр смолк, и так же, вместе с носильщиками, опустился на колени. Из носилок показалась нога в сандалии, затем вторая, и на обозримое пространство появился высокий худой человек в круглой, похожей на шлем, шапке и с неестественно белым лицом, на котором выделялись ярко накрашенные губы и угольно черные глаза в окантовке длинных ресниц и подведенных бровей. Одежды белолицего переливались золотой пряжей и сверкали в лучах заходящего солнца. Он, медленной важной походкой, опираясь на длинный посох с завитком на конце, вышел вперед и, не теряя достоинства, поклонился Твердому.
   - Приветствую тебя, сын Небес, - произнес он неприятным гнусаво-картавым голосом. - ты прилетел к нам, чтобы передать послание от твоего божественного друга, который научил нас многому?
   - Нет, - негромко сказал Твердый, - я привез вам его тело.
   На лице белолицего отразилось крайнее изумление.
   - Как, наш бессмертный Учитель и друг умер?
   - Он не бессмертный и он умер, - прямо сказал Твердый, глядя в глаза белолицему. И увидел в черных глазах искорку радости. А может, это лучик заходящего солнца отразился в зрачке? Из глаза белолицего вдруг выкатилась одинокая слеза и, оставляя темный след, поползла по щеке, размыв пудру. Твердый понял, почему у белолицего лицо было напудрено. ...Он очень хотел походить на настоящего белокожего, каким был Горбоносый. Он хотел быть похожим на сына небес.
   - Мой друг просил похоронить его в пирамиде. Можно будет исполнить его последнее желание? - спросил Твердый.
   - У нас свободных пирамид нет, - покачал головой белолицый, а потом, после раздумья, добавил:
   - Если только в моей...
   Этот ответ об отсутствии свободных пирамид, заставил Твердого внутренне усмехнуться, но лицо его оставалось серьезным.
   - Мы можем договориться? - спросил он.
   - Я строил эту пирамиду всю жизнь, - проговорил белолицый. - Строить другую очень тяжело, у нас не хватает людей и нет времени. Вдруг и я отправлюсь к богам вслед за нашим Учителем? Где тогда меня погребут? Впрочем, если, - после паузы добавил он... - если сын Небес... подарит мне один из своих летающих костюмов... я, пожалуй, откажусь от своего права погребения в пирамиде, и мы с почестями, по нашему обычаю, похороним вашего друга и нашего Учителя, как фараона.
   Твердый от такого предложения опешил. Этот белолицый фараон хотел слишком многого. Хотя, понять его было можно. Овладеть летающим скафандром небожителей - мечта, которую он, наверное, лелеял с самого детства, как только увидел прилетевшего на белых крыльях Горбоносого, принятого им за бессмертного бога. И вот он предлагает для осуществления своей мечты сделку, чтобы после стать еще могущественней и безраздельно править Египтом. Он же будет подобен сынам Небес не только белым лицом, но и белыми крыльями. Удача сама шла к нему в руки. А пирамида? А кто сказал, что ее нельзя освободить, когда сын Небес улетит на свои Небеса?
   - Ты не сможешь управлять этим костюмом, - сказал Твердый, оттягивая ответ.
   - Ты меня научишь? - просительно проговорил белолицый фараон.
   -Этому быстро не научишься. А я должен срочно улетать.
   - Меня Учитель обучил многому, - сказал фараон. - Я видел, как он нажимал на кнопки, чтобы взлететь. Но забыл, на какие. Ты мне напомни и улетай к себе на небеса, а я разберусь сам, - и улыбнулся накрашенными губами.
   Твердый не знал, как поступить. Отдавать один из скафандров белолицему фараону ему не хотелось. Он понимал, зачем тому потребовалось снаряжение "Сынов Небес". Он завидовал Горбоносому и, пытаясь подражать ему, наверняка, создал легенду о своем "божественном" происхождении. А ее нужно было подтверждать перед подданными. И тут такой шанс.
   Можно, конечно, отвергнуть предложение фараона, но тогда не исполнится предсмертное желание Горбоносого, и бессмысленным окажется этот перелет, который и так тяготил Твердого нехорошим предчувствием. И он решился.
   - Хорошо,- сказал он, - я подарю тебе один из костюмов, но твердо мне обещай, что ты с помощью его не сделаешь ничего дурного ни своим людям, ни другим народам. Иначе мы прилетим и ты будешь сурово наказан.
   - Я выполню все твои условия, мой господин, - поклонился белолицый. - Я использую этот костюм во благо моего народа, для укрепления его веры в высшего Бога, который властвует над всем Миром.
   - Откуда ты это знаешь? - спросил Твердый, уже предвидя ответ.
   - Об это нам писал на папирусе наш Учитель, да примет его душу великий Бог!
   - Поднимайся ко мне, - сказал Твердый, и выдвинул на землю лесенку.
   Фараон подошел к ней и боязливо поставил ногу на нижнюю ступеньку. Постоял на ней несколько мгновений, видно, решаясь, затем медленно поднялся в шлюзовую камеру, а из нее в салон диска. Твердый видел, как удивленно и восхищенно расширились зрачки белолицего. Увеличивая темные размывы, из под шапки потекли струйки пота.
   - Можно я посмотрю на тело моего Учителя? - попросил фараон, подобострастно взглянув на Твердого.
   Тот молча кивнул головой и проводил белолицего до холодильной камеры, открыл ее и пропустил вперед. Фараон опасливо сделал шаг внутрь, тут же съежился от холода, с ужасом взглянув на слой снега на стенах камеры. Его зубы стали выбивать мелкую дробь, а пальцы задрожали.
   Горбоносый лежал на полке, прикрытый с головой пластиковой пленкой. Твердый откинул пленку. Черты лица Горбоносого еще более заострились. Нос стал похожим на птичий клюв, глаза провалились, кожа сморщилась и почернела. Рот так и остался открытым. Причесанная перед отлетом седая борода, вздыбилась и покрылась инеем.
   - Он прекрасен, - стуча зубами от холода и ужаса, пробормотал ложь фараон и выскочил из камеры.
   Он долго не мог прийти в себя, растирая окоченевшее тело. За это время Твердый принес ему скафандр и вкратце рассказал, как им пользоваться. Фараон кивал головой, но Твердый был неуверен, понял ли он что-нибудь из его объяснений. Потом белолицый кое-как влез в скафандр и неуклюжей походкой отправился к выходу. Твердый шел позади. На душе у него было тяжело.
   Увидев своего фараона, облаченного в одежду Сынов Небес, свита снова упала на колени. Фараон горделиво приподнял посох и гнусаво заговорил, картавя слова.
   - Я - Сын Небес, посланник Единого Великого Бога Ра на Земле, сейчас совершу полет к Небесам на чудесных божественных крыльях, чтобы еще более укрепить в Египте власть богов и мою власть на благо моего народа, на благо моего государства!
   Барабаны гулко забухали, флейты засвиристели, надрывно и скрипуче. Полуголые воины, стоя на коленях, загромыхали копьями по щитам. Жрецы радостно заголосили, простерев руки к небу. За спиной фараона расправились и затрепетали на вечернем ветерке белые крылья, что вызвало бурю восторга в стане его свиты.
   Твердый, краем глаза взглянув на поселение, заметил возле ворот и стен толпу, пристально наблюдавшую за происходящим. Фараон взлетел, но очень быстро и неуклюже. Крылья, под напором подъемной тяги, сложились, заставив тело фараона крутиться спиралью. Скафандром он управлять не умел, и взвился вверх, как ракета, через несколько мгновений превратившись в черную точку на фоне заходящего солнца. Затем точка замерла в багровом закатном небе и стала почти также быстро падать вниз. Послышался нарастающий крик ужаса, и фигура фараона со сложенными крыльями врезалась в одну из пирамид, и словно тряпичная кукла с несуразно вывернутыми руками и ногами закувыркалась вниз, свалившись к подножию.
   Вокруг повисла гробовая тишина. На лицах людей застыло изумление. Потом кто-то из жрецов горько взвыл. Вой подхватили другие. Волна горестных криков прокатилась по свите фараона и как эхо запричитала в толпе возле ворот и стен поселения. Наверное, фараона здесь любили.
   Твердый понял, что ему пора улетать. Трагическая гибель белолицего фараона перечеркивала смысл его дальнейшего пребывания на земле Египта. Горбоносому не суждено лежать в пирамиде. Теперь это место принадлежит законному покойнику, а тело Горбоносого вернется на Гору. Подобный поворот событий Твердый подсознательно предвидел. Полет фараона ни к чему хорошему привести не мог. Его желание уподобиться Сынам Небес привело его только к смерти. Но вдруг кому-то из его подданных придет в голову, что в смерти фараона виноват Твердый. И как подтверждение его мысли совсем близко в землю воткнулось копье, затем другое пролетело у плеча.
   Голые воины, сомкнув деревянные щиты, стали приближаться к Твердому, размахивая своим оружием для новых бросков. Твердый выхватил излучатель. Он мог бы, конечно, в течение считанных мгновений уничтожить нападавших, но делать этого не стал. Клубок огненных шариков прокатился по земле перед ногами воинов, обдав их голые лодыжки и икры жгучими каплями, отчего вояки, завизжав от боли, побросали свои щиты и копья и разбежались кто куда. Их примеру последовали жрецы и музыканты. Твердый спрятал излучатель и медленно поднялся в шлюзовую камеру. Летательный аппарат взвился над поселением, над полями, над рекой, над пирамидами и скрылся в небесах.
***
   Чем ближе он подлетал к Острову, тем на душе у него становилось все тяжелее и тяжелее. Словно на Острове находился какой-то резонатор, излучающий импульсы боли и горя, которые очень быстро усиливались, предвосхищая сбывшееся предчувствие беды. Над горой поднималась тонкая струйка дыма, будто внутри начал просыпаться вулкан. Твердый прибавил скорость, и через несколько мгновений аппарат завис над озером. Твердый не увидел в центре него радужного Храма. Он исчез, словно его там и не было. Исчез и черный диск, лежавший на берегу озера. Несколько палаток по другую сторону сгорели дотла, остальные тлели, выпуская в небо черный коптящий дым.
   У Твердого похолодело внутри. От его со Спутницей палатки остался на земле только черный выжженный треугольник. Дрожащей рукой Твердый опустил аппарат рядом со своим пепелищем. Он не мог дождаться, пока откроется наружная дверь, прыгнул на береговой песок, и у него подкосились ноги. Неподалеку, лицом вниз неподвижно лежала женщина. Твердый на полусогнутых коленях подошел к ней, холодея от ужаса. На женщине был надет розовый комбинезон. Такой же имела Спутница. Песок вокруг горла женщины пропитался багровой запекшейся кровью. Твердый упал перед телом на колени. Пальцы у него не слушались, переворачивая тело на спину. Серые, засыпанные песком глаза, незряче уставились ему в лицо. У Сероглазой было перерезано горло. Он несколько мгновений стоял неподвижно на коленях с ощущением, навалившегося на него кошмарного бреда. Затем с трудом поднялся в полный рост, и шатаясь, как пьяный, побрел вдоль береговой полосы, постоянно натыкаясь на трупы. Им всем перерезали горло, скорее всего во сне, а затем почему-то выбрасывали из палаток, а те поджигали. Нашел он тела и оставшихся Учеников. Они тоже были зарезаны во сне. Но кем? Этот вопрос не давал ему покоя пока он не подошел к палатке Брата. Она одна оказалась нетронутой убийцей-поджигателем. Твердый трясущимися ладонями отдернул полог и зашел внутрь. Перед ним предстала страшная картина. На ложе неподвижно застыли два тела. Брата он узнал сразу. В его горле торчал острый нож-стилет, но могучие руки в последнем порыве были сомкнуты на горле своего убийцы, одетом в черный скафандр. Юношеское лицо с выпученными глазами, посиневшее от удушья. Это был их общий внук - самозваный Правитель Острова.
   У Твердого потемнело в глазах, и он чуть не упал, удержавшись за стоящий рядом стол. На ощупь сел на стул и сидел так довольно долго, ничего не видя перед собой. В голове стояла гулкая пустота, куда провалились все мысли и чувства. Тело оцепенело, руки мертвой хваткой вцепились в подлокотники стула. Мир исчез. Потом он стал постепенно возвращаться. И изменился до неузнаваемости. Не внешне, а внутренне. Твердый вдруг осознал, что остался один. Совершенно один. Спутница, наверняка, тоже была убита, хотя он и не видел ее тела. Что дальше делать он не знал. Самые близкие ему люди погибли в одночасье от рук молодого маньяка. Тоска многоногой пиявкой присосалась к душе Твердого, не давая ему глубоко дышать. С таким полупридыханием в груди он сомнамбулически выбрался из страшной палатки и побрел вдоль берега озера назад в сторону своего летательного диска. Он шел, держа полуопущенную голову неподвижно, и только взгляд блуждал по земле в поисках той, которую хотелось найти живой, а не мертвой. Но Твердый подспудно осознавал, что таких шансов у него нет, но надежда крошечной искоркой теплилась в груди еще до конца, не высосанная той тоскливой пиявкой безысходности. Тела Спутницы нигде не было видно. Твердый уже осознанно принялся проверять все кусты по берегу, но и там оказалось пусто. Может Спутница и в самом деле жива и спряталась в каком-нибудь укромном месте? Искорка надежды все более разгоралась, обжигая пиявочные присоски.
   В тщетных поисках Твердый приблизился в летающему диску и вдруг заметил чью-то фигуру, возящуюся возле наружной двери с явной целью проникнуть внутрь аппарата. Что это была не Спутница, Твердый понял сразу, разглядев взлохмаченную бороденку, и внутренне удовлетворенно вспомнив об автоматическом кодовом запоре на двери. Рука сама потянулась к излучателю, и ствол его нацелился прямо между испуганно вспыхнувших глазенок Соседа, отпрянувшего от двери.
   - Стоять! - внятно и зло произнес Твердый.
   Сосед, как вкопанный замер на месте, со страхом поглядывая на отверстие в стволе излучателя.
   Твердого он пока не узнал, а может, делал вид, что не узнает. У Твердого возникло желание тут же его убить.
   - Это не я! - взвизгнул Сосед, увидев, что палец стал давить на дужку спуска, - Это не я! Тот прилетел, когда мы были на прогулке, а ваши ложились спать. Здесь ведь дни и ночи мелькают, - Сосед говорил задыхающейся скороговоркой, чтобы предотвратить возможный выстрел.
   Выстрел не прозвучал. Это ободрило Соседа. Он стал говорить медленней:
   - Тот убил охранявших нас, и они с Главным и двумя другими стали ходить по палаткам и всех убивать...
   - Где моя жена? - закричал Твердый. Рука с излучателем задрожала.
   - У нее в палатке была подружка. Тот, молодой, ее зарезал, а Главный узнал Хранительницу, хотя она сильно постарела. Вы все здесь постарели, - добавил Сосед, - очень быстро, за считанные дни...
   - Дальше! - прервал его Твердый.
   - Он узнал Хранительницу и они связали ее, потащили в аппарат и... улетели.
   - Назад, на нашу Планету? - у Твердого дрогнуло сердце и голос.
   - Нет, - проговорил Сосед, - Главный знает, что она вот-вот взорвется. Они улетели на соседнюю Красную планету. Та во время взрыва будет по другую сторону Светила, а эта, Голубая, как раз напротив нашей.
   - Почему же ты остался? - задал Твердый естественный вопрос. Но он привел Соседа в смущение. Тот отвел взгляд.
   - Я был против этой резни, - пробормотал он, - и так прямо и сказал Главному. А он меня за это оставил здесь одного среди убитых.
   Твердый понял, что Сосед врет. Совсем по другому поводу он здесь остался. Он здесь остался затем, чтобы выкрасть второй диск. Ну, а с ним поступить, как и с остальными. Только вот почему-то промедлил, когда Твердый выходил из аппарата? Ах, да - автоматический код. Его знает только Твердый. И он должен сам открыть дверь. Ну, вот тогда...
   Такой перспективы Твердый Соседу предоставлять не собирался.
   - Отдавай оружие! - суровым тоном сказал он.
   Сосед покорно вытащил из-за пазухи комбинезона излучатель и бросил его под ноги Твердому. Тот, наклонившись подобрал излучатель, не сводя глаз с соседа.
   Нужно было хоронить убитых. Твердый решил, что Сосед ему поможет. Вдвоем эту жуткую работу они выполнят быстрее. Надо только достать со склада внутри диска копательный агрегат.
   - Встань так, чтобы я тебя видел, - приказал Твердый Соседу и, когда тот оказался в его поле зрения, стал набирать на двери цифровой шифр. И отвернулся от Соседа всего на мгновенье... Жгучая боль пронзила его левое плечо. В руке Сосед держал маленький излучатель, до того спрятанный у него в широком рукаве. Сейчас прозвучит второй выстрел. Смертельный. Твердый опередил его на миг. Излучатель выплеснул очередь огненных шариков в грудь Соседу. Тот, выпучил глаза, уронил свое оружие и бездыханно рухнул на землю. Дверь сдвинулась в сторону...
   
X
   
   Красная планета стремительно приближалась. Из тускло багровой звездочки она скоро превратилась в алый шарик, все увеличивающийся в своих размерах на фоне неподвижного звездного неба. Рядом с шариком, по его сторонам были заметны две маленькие яркие звездочки, постепенно изчезающие из поля зрения за краями своего хозяина. И вот красновато-бурый безжизненный пейзаж заполонил весь обзорный экран, сквозь еле ощутимую и неприметную, разряженную атмосферу. Красная планета разительно отличалась от обоих своих соседей. Здесь совсем не было воды, во всяком случае внешне. Только на полюсах выделялись небольшие ледяные шапки. А так, вокруг голая, унылая, холодная пустыня. Где здесь можно отыскать крошечную точку летательного диска?
   Твердый, не отрываясь, вглядывался в однообразную картину на экране. Он летел на небольшой высоте, включив радары слежения, но они пока не отмечали ничего необычного. Сколько он так будет летать вдоль и поперек планеты? Но будет, будет, пока не найдет в красной пустыне черный овал. Атомного горючего хватит даже на долгие годы поисков. Реактор вырабатывает его постоянно, без перебоев. Твердый запасся терпением, понимая, что быстро диск Лысого он не отыщет. Ну, а если, в конце концов, отыщет, что он предпримет? Внутрь ему не проникнуть. Да и Лысый "засечет" появление своего врага. И постарается улизнуть. Твердый все это прекрасно понимал, но не хотел об этом задумываться. Ему нужно сейчас во что бы то ни стало найти черный диск, а там будет видно. Он точно знал только одно: он должен быть, как можно ближе к Спутнице. И хоть не видеть ее, но ощущать ее живое присутствие неподалеку, не оставляя надежду на счастливый случай.
   Спутница - последний близкий и родной человек, оставшийся у него на этом Свете. Сестра, Мать, Брат, Горбоносый и другие Ученики и их жены перешли в иное существование. Тела их покоятся на вершине Горы Острова на Голубой Планете. А души? Один Создатель знает, где сейчас их души...
   Полет над бесконечной пустыней продолжался уже достаточно долго, но глаз не мог сосредоточиться на какой-нибудь значительной детали. Только иногда на экране появлялись небольшие россыпи разнокалиберных камней. Но чем дольше диск летел на север, тем больше изменений видел Твердый. Пустыня очень быстро переходила в холмистую местность и даже кое-где стали появляться скалистые горные гряды, склоны которых изобиловали осыпями. И потому, Твердый постепенно приподнимал свой аппарат все выше и выше, по мере роста гор. Некоторые из них были несомненными вулканами: на склонах лежали застывшие волны лавы. Виднелись также круглые кратеры, очень схожие с тем, что заметил Твердый на спутнице своей Планеты, в самом начале их космического путешествия. Тут же, среди этих нагромождений вообще нет никаких шансов отыскать крошечное черное блюдце на гигантском пиршеском столе природного хаоса этой части Красной планеты.
   И вдруг, на фоне хаотичных скал, гор, уступов и вулканов, на экране возникли одно за другими три сооружения абсолютно правильной, геометрической формы. Эти сооружения были вершинами трех громадных пирамид. Это Твердый понял сразу. Он ошибиться не мог. Аппарат вылетел в широкую долину, набирая высоту. И с этой высоты открылась удивительная картина.
   Это был город. Город пирамид. Кроме тех трех титанических, на плато рядом с ними расположились еще восемь пирамид меньшего размера, очень сходных с теми, что возводились на родной планете Твердого до эпохи всеобщей любви и счастья. Все они представляли с высоты сложноуловимую композицию. Центральная пирамида возвышалась над всеми остальными острой вершиной и серебристо-серыми, тускло поблескивающими в свете неяркого солнца, гранями. Справа от нее, под небольшим углом, развернутым на север, находилась меньших размеров двухступенчатая пирамида, с образованным в верхней части уступом. Серо-зеленый тон ее граней контрастно выделялся на красно-бурой поверхности плато.
   Слева от центральной стояла пирамида многоступенчатая. Ее четыре уступа и плоская вершина отличались золотисто-желтым цветом. Вблизи от центральной пирамиды располагалась пирамида меньших размеров, окрашенная в сине-голубой цвет. А рядом с ней и ступенчатой - радужным ожерельем рассыпались маленькие пирамиды, самая крошечная из которых равнялась по размерам с теми, что видел Твердый в Египте. И эта несоизмеримость величин была поразительной.
   Твердый несколько раз облетел на своем аппарате гигантские сооружения, удивляясь их объемам и пытаясь догадаться об их предназначении. То, что их создали разумные существа, не вызывало ни капли сомнений. Но вот с какой целью? Среди гор, безжизненной, судя по всему, планеты? И кто были эти неведомые строители? Можно ли об этом когда-нибудь узнать? А сейчас нужно лететь дальше на поиски Спутницы.
   Но пролетел он совсем немного. Внезапно на экране возник и стал увеличиваться очень знакомый женский профиль в каменной окантовке медно-красных волос. Словно, какой-то титанический скульптор из целой скалы вырубил прекрасный лик, смотрящий в темное звездное небо. В широко раскрытых глазах отражалась печаль и скрытая боль. На левой щеке в солнечных лучах горела и переливалась прозрачная янтарная слеза. Рот был приоткрыт в неслышном горестном крике. Когда аппарат завис над каменном ликом, Твердый узнал это лицо. Лицо Спутницы.
   Сходство было поразительным. Конечно, в общих чертах. Без тонкостей. Но узнавание сразу настигло Твердого и он не мог некоторое время прийти в себя от странного ощущения нереальности увиденного. Словно, весь этот полет от Голубой до Красной планеты, проходил во сне. И этот "Город пирамид", это колоссальное по величине лицо Спутницы - все плод неуправляемого сновидения, где возможны любые, даже самые невероятные фантазии подсознательного воображения. А по-другому и не объяснишь с разумных позиций, то, что Твердый видел на экране. И все же это был не сон. Тут же утешаться не приходилось. И как не пытайся, силой воли не проснешься в своей палатке на вершине Горы рядом с тихо дышащей во сне любимой, не обнимешь ее теплое податливое тело, готовое даже сквозь сон уступить твоему желанию. Сколько раз он так будил Спутницу... И все это, казавшееся бесконечным счастье, исчезло словно сон. И сон перепутался с явью, более похожей на галлюцинацию. Гипертрофированный призрак лица Спутницы, ее фантастическая маска в центре горного плато на пустынной планете, вдали от родной погибающей и второй - цветущей, мог быть только миражем или неведомым Твердому умыслом неизвестных строителей гигантских пирамид. А то, что скульптура и пирамиды каким-то образом связаны в единое целое, стало ясно почти сразу. И пусть "голова" находилась чуть в стороне от пирамид, их единство ощущалось с высоты, как композиция, как некий геодезический план, который подтвердив догадку Твердого, выдал бортовой компьютер на малом боковом экране.
   Ось "головы" и самой большой центральной пирамиды оказались параллельны и ориентированы на север. Оси остальных трех больших пирамид повернуты под одним и тем же углом к меридиану и параллельны друг к другу.
   Посередине поля компьютер обнаружил более темное, чем грунт кольцо, равное по радиусу диагонали основания центральной пирамиды. И когда из центра этого темного кольца на малом экране была проведена окружность, то она широкой дугой охватила всю композицию.
   И сердце Твердого замерло, и затем забилось чаще, когда его взгляд уловил рядом с каменным ликом черную капельку диска летательного аппарата. Ох, не даром он здесь опустился. Серебристый диск тоже устремился вниз и приземлился рядом с черным. Некоторое время Твердый неподвижно сидел в кресле, стараясь унять учащенный сердечный ритм. Затем решительно поднялся и стал собираться на выход.
   Он спрыгнул на грунт, держа наготове излучатель. Но, замерший неподалеку черный аппарат, не подавал никаких признаков жизни. Он мертвым глянцевым жуком замер на фоне уходящих в необозримую вышину пористых стен лица статуи. Снизу впечатление было, естественно, совсем иным. Оба аппарата находились рядом с подбородком, который на вытянутой дуге уходил вверх, нависая темной закрывающей небо, глыбой чудовищных размеров. И глыба эта была сделана не из камня, а явно из какого-то очень твердого искусственного материала, похожего на застывшую пену.
   Человек в белом скафандре осторожно обошел черный диск и медленно по красному песчаному грунту двинулся к статуе, увидев ведущие туда следы. Две пары следов. У Твердого перехватило дыхание, когда он рассмотрел второй, небольшой, явно, женский след, затоптанный кое-где большим, мужским. Это, конечно, шли Спутница и Лысый. Да, но в черном диске остались еще два смотрителя. И они на экране наверняка видят идущего Твердого. Почему тогда не открывают огонь из орудия, дыра ствола которого виднелась, как раз напротив его головы? А, может они его приняли за Соседа ? Ведь это он должен был сюда прилететь.
   Черный диск оставался безжизненным. Твердый беспрепятственно шел по следам, которые исчезли возле самой пористой стены. На ней, при пристальном взгляде, была заметна очень тоненькая полосочка щели, вне самого сомнения, обозначающей вход внутрь громадной скульптуры. Твердый остановился возле входа. И Душу его стала заполнять тоска. Тоска и ощущение чего-то непоправимого и ужасного, что случилось за этой стеной. Только что случилось. Тоска разрывала душу на мелкие осколки. И те уже не могли собраться вместе, а дробились и дробились, превращаясь в пыль. И это невидимое пыльное душное облако забило горло, не давая ему свободно дышать. Твердый задыхался от тоски, и все его существо хотело прорваться внутрь и успеть, может быть еще успеть предотвратить непоправимое.
   И он, в каком-то отчаянном порыве стал колотить кулаками в то место, где в стене предполагался вход. Стена медленно сдвинулась в сторону. Твердый без колебаний сделал несколько шагов внутрь. И уперся в какую-то струящуюся преграду, похожую на сухой водяной поток, непрерывно льющийся откуда-то сверху. Вытянутая рука с излучателем проткнула стволом этот поток и после небольшого усилия исчезла в нем по локоть. Твердый решительно последовал за своей рукой, всем телом разорвав эту тонкую материю и замер, пораженный увиденным.
   Он оказался в лесу, просвеченным неведомо откуда льющимся солнечным светом. Деревья стояли негусто, слабо шевеля яркой зеленой листвой. В их пушистых верхушках прятались невидимые птицы, щебечущие на разные голоса вечную песню жизни. Еще выше, сквозь листву, виднелся голубой полог небосвода. У подножья деревьев, в густой траве и цветущих кустах порхали красивые насекомые. Весь этот пейзаж напоминал природу Голубой планеты, но какую-то измененную, немного непохожую на ту, что видел Твердый, живя там.
   Возле ног он заметил лесную тропинку, петляющую между деревьев, и не раздумывая, пошел по ней, держа наготове излучатель. Лес был похож больше на запущенный парк, за которым давно никто не ухаживал. Вдоль тропинки в желобке из аккуратно выложенных камешков, тек явно искусственный ручеек с кристалльно чистой водой, в котором лениво шевелили красными хвостами и плавниками небольшие рыбешки. Ярко освещенные полянки были расцвечены бисером всевозможных цветов. Над ними вились крылатые насекомые.
   Пора было снимать шлем скафандра. Воздух оказался свежим и прохладным, хотя вокруг разливалось приятное, словно бы солнечное тепло. Но, несмотря на всю эту невероятную, чудесную, успокаивающую идиллию, на душе ту Твердого было неспокойно. Даже более того. Тоска, охватившая его на входе, с каждым шагом по лесной тропинке усиливалась, словно кто-то внутри него поворачивал на одно деление какой-то регистр, от движения которого возвышался тон боли и безысходности. Чтобы как-то приглушить это состояние, Твердый прибавил шаг. Боль и тоска не отступали.
   Тропинка и ручеек вывели его к небольшому округлому пруду, обросшему по краям кустарником и высокой, вровень с ростом, травой. В воде плавали и ныряли в глубину длинношеии птицы. Неподалеку от песчаного берега стояло небольшое строение с треугольной крышей, покрытой каким-то серым волнистым материалом. Квадратные окна, покрашенные в бледно-зеленый цвет, отражали от темных стекол рассеянный наружный свет. Невысокий деревянный частокол окружал белый домик с крылечком, увитым вьющимися растениями. За домиком благоухал снежной кипелью фруктовый сад, внутри которого пряталась тоже увитая беседка. В саду вдоль дорожки, ведущей к беседке, росли яркие цветы. Домик манил уютом и покоем. Так и хотелось сбросить с себя скафандр и остальную одежду, искупаться в пруду, потом посидеть в беседке, а затем войти в дом и пожить в нем несколько дней. За домом возвышался храм.
   
   ***
   
   Храм был почти таким же, как тот, радужно-водяной, в центре озера, на Голубой планете, только сделанный из твердого материала и покрашенный в бело-голубой цвет. Да еще золотом сверкала маковка купола со странным восьмиконечным крестом на макушке. Двери храма оказались раскрытыми настежь. К ним вела дорожка, усыпанная желтым песком и обсаженная цветущими кустами. И Твердого потянуло туда. Неудержимо потянуло внутрь этого храма. И в то же время новый приступ душевной тоски захлестнул все его существо. Он знал, что внутри храма ему откроется, что-то страшное. И он догадался, Что, хотя и гнал эту мысль из своего сознания.
   Твёрдый на ослабевших ногах вошел через двери в сумеречную прохладу помещения, освещенного только мерцающими огоньками, дрожащими на концах плавящихся восковых палочек. Такую он видел однажды в руках Наставника, но не спросил, как она называется. По стенам, в колеблющемся свете, стали заметны картины в позолоченных рамках с изображениями каких-то людей - мужчин и женщин. Над их головами сияли ореолы, словно блестящие обручи или окантовки шлемов скафандров. Это сравнение пришло вдруг в голову Твердому совершенно не кстати.
   В глубине храма располагалась целая картинная галерея. Люди с обручами над головами были изображены поодиночке, попарно и целыми группами, в золотых витиеватых рамах. И над всеми, освещенные гирляндами огней, выделялись два лица. Сначала по левую сторону Твердый узнал свою Сестру, очень похоже изображенную с накидкой на голове и с тихой печальной улыбкой на губах. А справа сиял лик Наставника. Обознаться было невозможно. Наставник в упор смотрел на Твердого пронзительным взглядом тёмных глаз. И от этого взгляда тому стало немного поспокойнее. Он посмотрел на центр Храма, куда боялся взглянуть до сих пор. Посмотрел, и сердце его упало глубоко, глубоко в бездонную пропасть отчаяния.
   На возвышении, увитом цветами, стояло ложе. На нем лежала женщина в золотисто-розовом платье. Твердый сразу узнал ее. Огненно-медные волосы были стянуты до затылка золотистым обручем с алым камнем, тускло мерцающим в неярком свете множества огней. Глаза ее открыто и неподвижно смотрели в разрисованный свод купола Храма. Застывшее лицо походило на маску с чуть приоткрытым ртом. На левой щеке замерла, словно замерзла слезинка. Сейчас это неживое лицо очень походило на своего громадного двойника, внутри которого и находился этот странный Мир, созданный кем-то, с непонятной пока целью.
   Но Твердому теперь было не до размышлений. Он упал на колени возле тела Спутницы. Из груди его вырвался короткий, но не человеческий то ли стон, то ли рык, перешедший в тихий плач. Твердый плакал, как ребенок, как маленький мальчик, забыв, что он взрослый и даже пожилой мужчина. Он не мог, да и не хотел сдерживать свои слезы. Он потерял последнюю надежду. Он потерял всех. Он остался Один...
   Он еще долго стоял на коленях перед телом Спутницы, не глядя на нее. Слезы у него кончились. И только в душе осталась сосущая пиявочная тоска. Но, когда он поднялся, наконец, с коленей и поднял затуманенный взор, его взгляд встретился с глазами портрета Наставника. Глаза изменили цвет: стали пронзительно золотыми, словно две яркие звезды, два пылающих солнца. Лучи их ослепили Твердого, но это ослепление было больше похоже на озарение. Какой-то сверкающий искрящийся коридор соединил оба взгляда в один общий бурлящий водопад, световой поток. И в этом потоке утонули и боль, и отчаяние, и тоска. Остался только один нескончаемый Свет. И этот Свет озарил душу Твердого.
   Он с просветленной душой вышел из Храма и увидел, что вокруг все неуловимо изменилось. "Солнечный" свет стал менее ярок. Листва на деревьях и кустах кое-где покрылась желтизной. Откуда-то в лицо дыхнул прохладой ветерок. Вода в пруду покрылась мелкой ознобистой рябью. Белые длинношеии птицы куда-то исчезли. Деревья в саду за домиком уже не благоухали яркими соцветьями. Они были усыпаны круглыми сочными плодами.
   Еще не придя в себя от потрясения, Твердый полубессознательно открыл калитку, ведущую в сад и, пройдя по дорожке, очутился в беседке, увитой со всех сторон, кроме входа, вьющимися растениями. В беседке было полутемно и вначале Твердый не разглядел сидящего в ней человека. Тот расположился в дальнем, самом темном углу и переливчатая тень от листьев вьюна ложилась ему на лицо.
   - Проходи, садись, - сказал человек знакомым голосом.
   Твердый сел на краешек деревянной скамейки и пристально взглянул на сидящего напротив. И узнал его, конечно же, не по лицу, а по манере поведения. Непринужденная поза. Развязный, ироничный тон.
   - Ну, как тебе здесь нравится? - спросил безликий, кладя ногу на ногу и скрещивая на колене пальцы рук.
   Твердый не ответил, медленно и глубоко вдыхая и выдыхая воздух, чтобы войти в нормальное состояние. Отблеск Света все еще сверкал у него в глазах, но постепенно отступал в глубину головы и там, словно концентрировался в яркий шарик. Шарик горел солнечным огнем.
   - Я понимаю твое потрясение, - продолжил безликий, - увидеть мертвой ту, которую столько лет преданно любил... Я тебе сочувствую. Но, пока, ничем не могу помочь... Пока... - подчеркнул он после небольшой паузы. Это слово слегка насторожило Твердого. Но он снова ничего не сказал. Не хотел он ничего говорить безликому. А тот будто и сам не желал никаких ответов. Его, видно, увлекал монолог.
   - Ну, вот, ты совершенно один, на чужой планете, внутри цветущего склепа, сделанного, между прочим, твоим Наставником, с целью предотвратить наше проникновение на Голубую планету. Я могу тебе рассказать, что им было задумано. Хочешь? Конечно, хочешь. Так вот, логично предполагая, что его запоздалая миссия на вашу Планету окончится провалом, ваш Наставник решил подстраховаться и, применив свои возможности, создал на этой Красной планете комплекс защиты от нашей силы в виде пирамид, каждая из которых символизирует основные и малые религии, что возникнут на Голубой планете в далеком будущем. Он хотел использовать действие особых (торксионных) полей, чтобы создать при помощи мощного излучения от пирамид защиту от нашей силы. Но, чтобы это излучение сработало эффективно, нужна была мысленная воля женщины, чьей кровью, как первоосновой, ваш Наставник сотворил и одухотворил разум на Голубой планете. Без этой воли поле не сработает, но после взрыва Холодной планеты, как детонатор может взорваться и Голубая. А нам этого, пока, не нужно. Мы должны закрепиться в вашей Системе... По замыслу вашего Наставника, ты должен был доставить свою жену на эту Красную планету под громадную скульптуру, похожую на нее. Сходство тоже необходимо. Этот Храм ведь создан, как транслятор, приводящий в действие мощное излучение пирамид. Но тут вмешались мы. И наш план осуществил Лысый Смотритель. Он давно влюблен в твою жену, и мы послали его на Голубую планету сразу после отлета вашего Наставника. А я успел там побывать до этого и помог твоему сыну-правителю зачать нам помощника, который в нужный момент и вмешался в ситуацию, погиб сам, но помог Лысому украсть твою жену. Он жалеет, что тебя рядом не было, - невидимо усмехнулся безликий.
   - Возможно, возможно, - снова усмехнулся безликий, - Но тем не менее, Лысый и Спутница оказались здесь, и Лысый, по нашей просьбе, сделал ей укол. Мы ему сказали, что она только уснет. Да, она спит. Но сном вечным.
   - Что это значит? - Твердый вскочил со скамейки, - Она мертва или жива?
   - Ни то и ни другое, - ответил многозначительно безликий. - Тело ее мертво и неподвижно. Но крошечная частичка разума теплится в мозгу. Этой частичкой мы нейтрализуем пагубные действия торксионного поля на Голубую планету после взрыва Холодной. И оно не воспрепятствует нашему проникновению. Мы слегка изменили планы вашего Наставника в нашу пользу. Он опять проиграл...
   - Рано радуетесь, - негромко произнес Твердый.
   - А я и не радуюсь, - как-то по-другому сказал безликий, - я просто исполняю свою роль в Большой Игре.
   - В какой это игре? - не понял Твердый.
   - В Игре добра и зла, что разыгрывает Создатель во Вселенной.
   - А разве это игра? - возмутился Твердый. - Это битва!
   - Для нас - исполнителей, может быть и битва, а для Него - игра.
   - Но вы подняли бунт против Него!
   - Он позволил это сделать. Для создания баланса. Это же элементарно: все здесь состоит из двух начал - положительного и отрицательного, плюса и минуса, света и тьмы. Без одного не может быть другого. Естественно, между ними идет борьба, но они, в тоже время - единое целое. Сколько не отрезай один из концов магнита, у него всегда останутся... Два полюса. И, чтобы ощутить добро, нужно испытать зло, иначе не почувствуешь разницу. В этом и заключается Большая Игра. А Создатель - Великий Игрок. Он играет одновременно за обе команды. Он подсказывает им ходы. Он двигает фигуры, куда ему захочется. Он играет нами в свое удовольствие.
   - Не верю, - тихо проговорил Твердый, опустив голову.
   - Ну, это твое дело - верить или верить, - снова усмехнулся безликий, - да только твоя команда тебе не помогла: ты потерял всех своих родных и друзей и любимую, кстати тоже. А мы можем помочь ее вернуть. Живой и невредимой. Хочешь?
   Твердый медленно поднял взгляд на безликого.
   - На каких условиях? - спросил он, явно предполагая ответ.
   - Переходи в нашу команду. Она не предает своих игроков и помогает им по первому зову.
   - А что будет после финального свистка? - Твердый в упор взглянул на безликого.
   Тот развел скрещенные на коленях руки в стороны:
   - Этого никто не знает. Может, Главный Судья объявит ничью и всех помирит?
   - Тогда зачем все эти жертвы, беды, страдания? - повысил голос Твердый, - Зачем рвутся населенные планеты, горячие светила превращаются в пыль, исчезают Галактики, а вместе с ними гибнут миллиарды разумных существ. Зачем?
   - Если бы я знал? - тихо ответил безликий.
   - Но Он ведь знает?!
   - Но нам не скажет никогда. Это и есть Его Игра. Мы в ней - пешки.
   - А Наставник? - вызывающе спросил Твердый.
   - Ваш Наставник - фигура. Он, как бы, частица Создателя. Его человеческое воплощение. Его каприз для усиления вашей команды. Наставник - жертва, которая должна развить ваш успех. Ведь мы постоянно наступаем, а вы все время обороняетесь. Вот нам и подкинули на съедение сильную фигуру. Чтобы мы ею подавились. Но мы не стали ее есть. Пока. Он и проиграл свою комбинацию и был отозван для консультации, так сказать.
   - Но он вернется, чтобы спасти Голубую планету, - убежденно сказал Твердый.
   - Ну, пока он вернется, мы прочно там обоснуемся, и ему придется, ой, как нелегко, - хихикнул безликий. Потом серьезно проговорил:
   - Пора делать выбор. Времени остается все меньше и меньше. После взрыва Планеты ты уже не спасешь свою жену. Частичка ее сознания исчезнет навсегда. Решайся. Поклянись сейчас в верности нашему Хозяину и через шесть дней вы вместе продолжите свою жизнь в этом домике, среди цветов, деревьев, птиц и насекомых. Мы даже можем вернуть вам молодость.
   - А души? - спросил Твердый.
   - Нужно же чем-то жертвовать. По окончанию Игры обе стороны посчитают свой баланс. И тут мы уверены в победе.
   - Не хочу вносить свою лепту, - произнес Твердый.
   - Это окончательно? - безликий презрительно сложил руки на груди.
   - Да, - твердо ответил ему, сидящий напротив человек с окладистой седой бородой.
   - Тем хуже для тебя, - проговорил безликий и мгновенно исчез, оставив внутри беседки неприятный ядовитый запах.
   Твердый еще некоторое время сидел на своем месте, убеждаясь в правоте принятого решения. Убеждаясь с трудом. Затем встал и вышел в сад. Сад осыпался листопадом. Такое Твердый видел впервые. На его Холодной планете царила вечная зима, на Голубой - вечное лето. А что же тогда происходит здесь? И как будто все изменилось. Почему?
   По усыпанной желтой листвой дорожке он снова отправился к Храму. Двери Храма были наглухо закрыты. Пройти туда не представлялось возможным. Да Твердый и не хотел туда идти второй раз. Он опустился на каменный порог, прислонившись к деревянным дверям и стал смотреть в тусклую мглу наверху, имитирующую небо. Солнечные жаркие лучи исчезли. Вокруг стояла пасмурная дымка. С ближайших деревьев сыпалась листва. Откуда-то повеяло холодом... И почти тут же с двух сторон к вискам прижались холодные трубки излучателей. Краем глаза Твердый заметил черные скафандры стоящих чуть позади смотрителей. А что это были они, сомневаться не приходилось. Кому же здесь быть еще? Забыл он про них совсем. И про Лысого тоже. Словно, память отшибло. Старость, наверное, наступила. Ведь, смотрители шли, наверняка, за ним следом.
   - Вставай, - негромко сказал один из смотрителей, - И без глупостей. А то знаем мы тебя...
   Твердый с трудом поднялся на ноги. Голова немного кружилась, ноги как-то странно ослабели. Второй смотритель обезоружил его, затем подтолкнул двумя излучателями в спину.
   - Иди, - сказал он, тоже негромко, - Топай в дом. Там тебя ждут-недождутся...
   В сопровождении двух конвоиров он на ватных ногах двинулся к домику, прошел по усыпанной желтыми листьями дорожке и поднялся на крыльцо. Дверь внутрь была приоткрыта, и он, пройдя небольшую терраску и коридор, попал в помещение. Комната оказалась уставлено странной, судя по всему, деревянной мебелью. В центре находился полукруглый стол на четырех ножках, прикрытый бордовой скатертью. В дальнем углу комнаты стояло ложе с плавно искривленными полированными боковинами и мягкой спинкой, над которой на полосатой стене висела картина в позолоченной раме. На картине был изображен усыпанный желтыми цветами луг с небольшим озерцом в середине. С краю виднелся то ли длинный холм, то ли насыпь, с каким-то разрушенным, похожим на мост, сооружением. Под этим разрушенным мостом проходил удивительный агрегат, с дымящейся трубой и с прицепленными друг за другом крытыми ящиками на колесах. В озерце купались несколько мальчишек. А один, в самом центре, смотрел на Твердого внимательным пристальным взглядом. Этот взгляд он видел в своих странных снах. Взгляд из зеркала. А зеркало стояло тут же неподалеку. Большое, в рост, в деревянной раме на подставке. И он невольно заглянул в зеркало. Оттуда смотрел пожилой седобородый человек в белом скафандре. У него было худое изможденное лицо в мелких морщинах и большие усталые глаза. Как у того мальчика с картины и из снов.
   - Что-то ты на себя не похож, - раздался за спиной насмешливый голос, - Старый ты стал и дряхлый. Умирать тебе пора.
   Твердый оглянулся. За его спиной в сопровождении обоих смотрителей стоял Лысый в широком домашнем халате с черными крылатыми змеями на оранжевом фоне. Он, видно, только что проснулся. Физиономия была заспанная, оба шрама на лбу выделялись красными рубцами. И только в белых водянистых глазах Твердый увидел лютую ненависть. И понял, что пощады ему ждать не придется. А он ее и не ждал. Только не хотелось погибать от руки этого негодяя, ему на радость.
   - Твой Наставник меня обманул, - продолжил Лысый. Он подошел к небольшому книжному шкафу, стоящему сбоку, возле стены и вытащил оттуда том в белой обложке. Том хлопнулся на поверхность стола, чуть сдвинув бордовую скатерть. На обложке был изображен разделенные пополам черно-оранжевый диск и название на чужом, но почему-то очень хорошо знакомом языке. Угловатые и круглые буквы сами собой сложись в слова:
Павел Лагун
СЕМЬ ДНЕЙ
ПОЛНОЛУНИЯ
   - Это не та книга! - почти крикнул Лысый. - Это какая-то непонятная шифровка!
   - Ту Книгу ты бы тоже не понял, - тихо сказал Твердый.
   - Ну за его обман ответишь ты! - снова выкрикнул Лысый и сделал несколько шагов к своему врагу.
   - Твоя вина, что мне пришлось ее усыпить, - прошипел он ему в самое лицо, - И ты отправишься вслед за нею! - добавил он и дернул левой рукой.
   Твердый не успел среагировать на это движение. Игла шприца, появившаяся из широкого рукава халата, воткнулась ему в незащищенную шею. Двое смотрителей схватили его сзади за руки. Все тело стал медленно охватывать какой-то паралич.
   - Тащите его во двор, - злорадным голосом приказал Лысый, - Сейчас мы завершим ту казнь, что тогда не успели.
   Смотрители поволокли беспомощного Твердого назад по коридору, через крыльцо на задний двор. На дворе бушевала метель. Снег бил в лицо колючими мелкими иголками, отчего Твердый немного пришел в себя. Видно, доза препарата, оставшаяся в шприце после "усыпления" Спутницы, оказалась мизерной и не произвела должного эффекта. К тому же, очутившись на холоде, Твердый вдруг почувствовал исцеляющее тепло на груди, там, где у него висела пирамидка. Тепло это разливалось по оцепеневшему было телу, постепенно возвращая его к жизни.
   Между тем, смотрители подтащили его по снежному насту к большой деревянной колоде, вокруг которой в идеальном порядке стояла наколотая кем-то поленица дров. В колоду был воткнут топор странного вида с деревянной рукояткой. Твердого грубо опустили на колени и уложили головой на заснеженную колоду. Он нее еще слегка пахло свежерубленным деревом. Лезвие топора оказалось перед самым его лицом. И он понял, как его собираются казнить.
   Такой смерти он себе не желал, и допустить ее не захотел. Золотой солнечный шарик вышел из его затылка и стал подниматься к макушке. Там он раскололся на множество сверкающих искорок, которые слились в расплавленный горячий металл. Тот, медленно растекаясь по всему телу и, соединившись с радужным сиянием пирамидки, стал заполнять каждую клеточку, каждую жилку, возвращая Твердому утраченную силу. И тут за его спиной раздался ироничный голос Лысого:
   - В этой позиции ты, старик, выглядишь очень перспективно. Вот только голова здесь лишняя. Сейчас мы композицию завершим...
   Присыпанный снегом топор, выскочил из колоды.
   - Молись своему Наставнику, - злорадно произнес Лысый, - может он тебя спасет?
   Внутренним зрением Твердый "увидел", как Лысый размахнулся, и вовремя убрал голову с колоды. Острое лезвие с треском вошло в дерево. Лысый этому очень удивился. Но удивлялся он недолго, потому что получил пяткой удар в пах и отлетел прямо в поленицу, которая засыпала его дровами.
   Твердый вскочил на ноги. Оба смотрителя стояли тут же рядом. Лица у них были растерянными. Один потянул руку к излучателю. Но Твердый не позволил его достать. Одним прыжком он подскочил к смотрителям и схватив их обоими руками за уши, что было силы ударил головами друг о друга. Силы он своей не рассчитал. Головы смотрителей оказались слабыми. Они оба замертво рухнули на снег, залив его кровью.
   Твердый повернулся к поленице, из которой, воя от боли, вылезал, переодетый в скафандр Лысый. В одной руке он держал излучатель, другой зажимал отбитый пах.
   - Убью! - выл Лысый, целясь в Твердого. Но тот, опережая врага, выхвалил из колоды топор и почти без размаха швырнул его в ненавистную морду. Топор, описав дугу, вошел точно в шрам на глянцевой голове Лысого. Вошел глубоко, по самый обух. Лысый вытаращил глазищи, которые из белых мгновенно превратились в кроваво-красные и, словно чурбан, опрокинулся на дрова. Одна черная нога несколько раз дернулась и застыла. Вторая даже не шелохнулась.
   И тут Твердого снова охватила слабость. Он, не глядя на убитых, медленно побрел по снегу, назад в дом. Вошел в комнату и, уже ощущая прилив забвения, упал на кровать со странной, как и все тут, белой, квадратной и мягкой подушкой. И почти мгновенно уснул.
   
XI
   Его разбудило легкое прикосновение руки. Он с трудом открыл глаза, еще переживая в дальней глубине сознания картинки из ночного сна. Над ним склонилось женское лицо. Он узнал его почти сразу. Он видел это лицо во сне. Он узнал его наяву. Два схожих лица слились в одно. И наступило облегчение. Слава богу, она жива! Это, и в самом деле, был только сон.
   - Петя, вставай, - произнес ее голос, - На работу тебе пора, - и она поцеловала его в щеку. Он потянулся, сбрасывая остатки сна и одним движением соскочил с дивана. От этого у него тут же закружилась голова, и пришлось сесть обратно, на белую смятую простыню рядом с откинутым одеялом и подушками.
   Лена стояла рядом в цветастом байковом халатике и озабоченно глядела на него. Настольная лампа горела ярко.
   - Что с тобой? - спросила она.
   - Да так, - он вяло махнул рукой, - Сон видел. Плохой.
   - Не обращай внимания, - чуть улыбнулась она, - на пятницу сны не сбываются.
   - Да снится всякая чепуха. На Марс я, как будто, прилетел. На тарелке. А там пирамиды. Громадные и голова такая же, лицом на тебя похожая, а под ней деревья зеленые, пруд, домик и церквушка. А в ней... -Петр замолчал, решив дальше свой сон не рассказывать. А Лена и не настаивала.
   - Давай, скорее собирайся. Я тебе завтрак приготовила, - сказала она, - Мне ведь тоже на службу пора. Седьмой час уже, - добавила она, взглянув на будильник у изголовья.
   Он второй раз поднялся с дивана и, шаркая домашними тапочками, отправился через коридор в ванную. На столике, возле зеркала, лежала электробритва. Он воткнул ее в розетку и она, словно гигантская муха, загудела своими плавающими головками. Из зеркала на него взглянуло худое, заспанное, небритое лицо с мешками под глазами, обрамлённое с краев морщинистой сеточкой. Седина на светлых волосах была не очень заметна. Да, время никого не красит. Еще один день, такой же, как и вчерашний. И тут он поймал себя на мысли, что не помнит вчерашний день. И позавчерашний тоже. И другие дни перед ними. Не помнит совершенно, словно бы их и не было вовсе. Провал в памяти. Зато он хорошо помнит свой странный сон. В деталях и подробностях. Про перелет с Фаэтона на Землю на летающей тарелке. Про сотворение Наставником земных людей. Про фараона из Древнего Египта. Про резню на вершине горы, в центре Атлантиды. Про полет на Марс. Про церковь, где лежала женщина, очень похожая на его жену. И про последнюю схватку с Лысым. А вот, что было вчера - не помнит, хоть убей.
   Бритва с шипеньем врезалась в седую щетину, проделывая в ней бреши. Он брился и усиленно хотел вспомнить, куда и на какую работу ему нужно сейчас идти. В голову на этот счет не приходило ни одной мысли или догадки. Что его порядком озадачило и он, побрившись и умывшись, задумчиво пережевывал макароны, сидя за столом на кухонном табурете. Ни к каким выводам он так и не пришел.
   Пока он завтракал на освещенной лампой кухне, Лена успела одеться в длинное темное платье и вязанную кофточку и стояла перед зеркалом в коридоре слегка подкрашивая ресницы. Петр тоже пошел одеваться в спальню. Натянул камуфляжные брюки и черный свитер, лежавшие на стуле. В коридоре, поглядев на Лену в белой кроличьей шубке, надел на себя пятнистую куртку на подкладке, с воротником и черную вязаную шапочку. Ноги вошли в теплые высокие ботинки на искусственном меху.
   Они вышли из дома в зимнее морозное предутренье и отправились за ворота, оставляя на свежем снегу глубокие следы. Вышли на заснеженную нерасчищенную улицу и прошли вместе под руку несколько десятков шагов по рыхлому зазимку, мимо запорошенных угрюмых домов. В большинстве окон свет не горел. Зато на темном, еще звездном небе, сияла полная луна. Заходить, пока, она не собиралась. Ее мертвенный свет переливался на свежевыпавшем снегу холодными искорками. Свет будто горел потусторонним огнем.
   На повороте они остановились. Лена поцеловала Петра в щеку:
   - Ну, мне направо, на остановку, - сказала она, - а тебе налево, - и грустно улыбнулась чуть подкрашенными губами, - До вечера, - добавила она и почему-то тяжело вздохнула, - Что-то мне не хочется, чтобы ты туда шел. Предчувствие какое-то плохое, - вдруг произнесла она, схватив его за руку, - прямо, как твой сон.
   - Ты же сама говорила, что на пятницу сны не сбываются, - слабо в ответ улыбнулся Петр и тоже чмокнул жену в горячую на морозе щеку.
   - Будем на это надеяться, - тихо проговорила Лена и вдруг с внезапным порывом обняла его за шею и крепко поцеловала в губы. У Петра перехватило дыхание, а сердце облилось какой-то сладко-горькой нежностью к этой женщине, спасавшей его столько раз от смерти за всю его бесшабашную и, наверняка, неправедную жизнь, из которой он помнил сейчас только эпизоды, как вспышки сознания сквозь пелену забвения.
   - Я люблю тебя, - прошептала ему на ухо Лена, отрывая губы.
   - И я тебя, - ответил ей Петр, так же шепотом, еще не придя в себя от поцелуя.
   - Тебе пора, - сказала она уже громче. - Да и мне тоже, а то автобус уйдет.
   Он еще раз поцеловал ее в щеку и пошел, не оглядываясь, по заснеженному переулку. В конце проулка стояла, мигая алыми габаритами задних огней, черная машина. Фонари отбрасывали на свежий снег кровавые отсветы. Петр по глубокому снегу обошел ее с левой стороны, и вдруг услышал за спиной пронзительный сигнал. Темная тень мелькнула несколько раз в мигающем свете фар. Петр оглянулся. Пронзительная желто-оранжевая вспышка ослепила его. Он даже закрыл глаза. А когда открыл, фары потухли, а возле приоткрытой водительской дверцы стояла черная фигура:
   - Куда это ты разбежался? - спросила фигура полузнакомым голосом, - машину мою, что ли, не признал?
   Пришлось возвращаться на несколько шагов, вплотную к бамперной решетке, от которой резко несло горелым маслом.
   - Садись, - сказала черная фигура, возвращаясь на свое водительское место. Противоположная дверца раскрылась, и Петр, сам не зная почему, сел на кожаное удобное сидение, даже не отряхнув от снега ноги. В салоне машины было тепло, пахло дорогим одеколоном. Позади, кто-то под оркестр, хриплым надрывистым голосом пел о беспределе, царящим на зоне-маме и о сидящих в ней пацанах...
   На голове сидевшего рядом, была надета вязаная шапочка. Высоко поднятый воротник куртки закрывал лицо. Виден был только кончик носа, который осветился раскуренной заново сигаретой.
   - Ну, готов? - спросил нос, выпустив две струйки дыма.
   Петр не знал, что ответить.
   - Задание у тебя сегодня особенное, - сказал нос, не отреагировав на молчание Петра, - и метод исполнения оригинальный, - он слегка хмыкнул, - сделаешь, получишь двадцать кусков. Ну, что, поехали?! - добавил он уже другим, более будничным тоном и завел мотор машины. Мотор заработал почти бесшумно. Автомобиль медленно поплыл по рыхлому снегу, миновал проулок и свернул на боковую улицу, освещенную тусклыми фонарями. По ней, впереди, уже ехал снегоочиститель, выбрасывая в сторону белый фонтан. Они несколько минут тащились у него в хвосте. Затем на повороте свернули влево и, слегка вихляя по еще необъезженной дороге, покатили в сторону Пригорья - невысокого холма, окруженного с двух сторон речками. По пути обогнали стоящий на остановке полупустой рейсовый автобус, и Петру показалось, что внутри его освещенного салона сидела Лена. Но неясное видение мелькнуло и исчезло, а машина уже на приличной скорости спускалась к речке, на белой замерзшей ленте которой, даже в такой ранний час виднелись черные сгорбленные силуэты подледных рыбаков.
   Проехали мост, и поднялись на холм, среди запорошенных высоких деревьев. Затем свернули вправо и остановились возле заснеженных кустов. Рядом с кустами были заметны очертания присыпанной тропинки, ведущей к видневшейся невдалеке церкви. Ее позолоченный купол с крестом даже отсюда четко выделялся на черном ночном небе. Свет полнолуния матово отражался от позолоты.
   - Ну, вот здесь выйдем, и подождем, - заговорщицки прогнусавил нос и первым вылез из машины.
   Он открыл багажник и вытащил оттуда какой-то удлиненный предмет. Спрятав его под курткой, он жестом позвал Петра. Тот, ощущая в душе прилив тоски, с трудом выбрался на холод. Они вдвоем сошли с дороги и затаились в кустах возле тропинки. Петр не понимал, зачем они здесь и кого ждут. Но стояли они за этими заснеженными кустами явно с какой-то нехорошей целью. Это в голове уяснилось четко. Петру очень хотелось повернуться и уйти, но рука в кожаной черной перчатке удерживала его за рукав, словно стоящий позади догадывался о тайных мыслях Петра.
   Из-за поворота на тропинке появился человек в длинном темном балахоне, без шапки с распущенными волосами и небольшой темной бородкой на белом, словно снег, лице. Он шел по тропинке неспешной походкой, и Петр вдруг обратил внимание, что человек в балахоне бос, и это обстоятельство его очень удивило. Зимой, в такой холод? На идущем в лунном свете блеснул серебряный крест.
   - Ну, давай, - раздался позади голос, и правая ладонь ощутила рукоятку. Петр взглянул на появившийся предмет. Им оказался топор. Черный с остронаточенным лезвием.
   - Зачем? - Петр отдернул руку.
   - Ты что, с луны свалился, - зло зашипел над ухом голос, - Иди, мочи попа! За что тебе аванс выплатили?
   - Нет! -Петр резко обернулся и взглянул в лицо стоящему позади. И тут же узнал лысого командира баркашовцев. За эти годы он сильно постарел, осунулся, но злости в нем не убавилось.
   - Зря я тебя, падло, тогда с крыши не пришил! Пожалел гниду! Знал же, что - предатель! Теперь придется самому...!
   И он, схватив топор, выскочил из кустов на тропинку. Босой священник за это время уже обошел кусты, и лысый оказался у него за спиной. Священник инстинктивно обернулся, и Петра второй раз посетило узнавание. Но на этот раз, смутное, далекое, пришедшее из тех, нездешних снов. Священник был очень похож на... Наставника. Одно и тоже лицо. Лысый взмахнул топором. Петр с криком бросился между ними. Но не успел на долю секунды. Топор рассек затылок священника, и тут же отлетел в сторону. Петр вцепился в руку лысого, но тот другой, свободной выхватил из-за пазухи пистолет. Левый бок вдруг обожгло, словно каленым железом, Петр схватился за бок, отпустив руку лысого, а пистолет уже упирался в грудь. И в этот момент, чей-то белый силуэт набросился сзади на лысого. От неожиданности лысый отпрянул в сторону, и вторая пуля осыпала снег с веток куста. Лена с визгом сорвала с бандита шапку и стала бить ей ему по лицу. Как Лена здесь оказалась, Петр не понял. И ничего сообразить не успел. В морозном воздухе хлопнул еще один выстрел, и Лена стала медленно оседать на снег, прижав черную шапку лысого к груди.
   И тут у Петра боль в боку внезапно прошла. Он выпрямился во весь рост и что было силы ударил ногой лысого в пах. Тот выпучил глаза. Они налились кровью. Изо рта вырвался нечленораздельный рев. Пистолет вывалился из его руки. Петр подхватил его и, прижав ствол к глянцевому черепу, несколько раз подряд нажал на спуск. Голова лысого лопнула как яйцо, обрызгав грудь и колени Петра красно-белой жижей. Черный куль тела свалился к ногам. Горячая кровь била из разорванной головы фонтаном, пенилась и примерзала, пропитывая белый снег.
   Петр отбросил пистолет в сторону, перешагнул через труп лысого и наклонился над Леной. Она хрипло и часто дышала, закрыв глаза. При каждом вздохе на губах появлялись пузырьки кровавой пены. Видно, пуля пробила ей легкое. Петр наклонился и, превозмогая снова возникшую боль в боку, поднял жену на руки. Прижал ее к груди и, развернувшись, пошел по тропинке в сторону церкви. Впереди виднелась фигура священника. Он медленно шел, слегка пошатываясь, оставляя на каждом следе босых ног красный сгусток крови, похожий на распустившуюся розу. Путь Петра и Лены был устлан этими кровавыми розами на белом и чистом снегу. Голова Лены прижалась к груди Петра. Он ощущал ее прерывистое хриплое дыхание. Он нес ее с трудом, с каждым шагом чувствовав, что слабеет. Перед глазами поплыли разноцветные круги, и только фигура, идущая впереди, виднелась в этом ореоле, четко и контрастно и, словно не давала упасть, поддерживая убывающие силы.
   Так они, один за другим, вошли в церковные ворота, а затем и в сам Храм, где темной толпой в мерцающем свете свечей, стояли прихожане. Священник упал на колени перед алтарем, совершил крестное знамение и, склонив разрубленную голову, замер в коленопреклоненной позе.
   Петр с Леной на руках тяжело дошел до середины Храма и под своей ношей тоже опустился на колени. Положил окровавленную жену на пол и, совсем обессилив, свалился рядом. Последнее, что он увидел, был лик Иисуса Христа, смотрящий ему прямо в глаза. Потом сознание провалилось в черноту.
   
XII
   Летающий диск приближался к обреченной Холодной Планете. Твердый сидел в кресле управления и пристально смотрел, как на экране медленно увеличивается лиловый шарик, превращаясь в бледно-сизую призрачную сферу. Планета еще вращалась вокруг своей оси, она еще летела по орбите вокруг Светила, но все это движение, весь это полет казался уже нереальным, как последние шаги убитого на ходу человека. Он еще идет, но он уже мертв.
   Так зачем Твердый полетел сюда, почти сразу, когда проснулся на необычайно мягком ложе, в маленькой комнате, увидев очередной странный сон? Зачем он, выйдя из домика и постояв некоторое время у закрытых дверей Храма, пошел мимо зеркального пруда по заснеженному лесу к выходу из огромной статуи, так похожей на лицо той, что лежала неподвижно на ложе смерти в том Храме? Почему он не остался рядом с ней, в надежде на ее волшебное пробуждение? Кто подсказал ему лететь на погибающую планету, где он наверняка найдет свою погибель? Но он летел с каким-то неведомым даже ему самому упорством к цели, в которой он, почему-то видел последний шанс на спасение любимой женщины. Но он до конца не знал: так ли это? И все равно летел, с какой-то внутренней дрожью во всем теле.
   Диск приблизился к орбите спутницы Планеты. Желто-оранжевый шар возник в правом углу экрана, глядя с усмешкой на приближающийся аппарат, с контурами похожими на лицо кратеров и безводных морей.
   И вдруг изображение спутницы Планеты сдвинулось в сторону и стало со все нарастающей скоростью удаляться от своей "хозяйки", не считаясь с законами тяготения. Вне всякого сомнения: маленькая планета убегала от большой, наподобие космического корабля.
   И внутри этого "корабля" находились люди, знавшие о гибели Планеты и успевшие заранее подготовить её спутницу к бегству, чтобы спасти свои жизни и подыскать после взрыва новую большую планету. И Твердый догадался, какую?
   Маленький оранжевый шар исчез с экрана, а диск уже влетел в верхние слои разряженной атмосферы Планеты. Открылся в туманной дали белый заснеженный материк. Он быстро расширялся, пока не заполонил бескрайней белизной все видимое на экране пространство.
   На горизонте показался серый купол Города. Он неумолимо приближался, становился все больше, нависая серой угрюмой громадой, над летящим у самой поверхности диском. И Твердый тогда поднял аппарат высоко над куполом, ища в его заснеженной серости проход, из которого они вылетели сорок дней назад. А может сорок лет? Или сорок веков?
   Теперь он возвращался. Возвращался один. Зачем?
   Люк был приоткрыт, и как только диск завис над ним, он с трудом, нехотя расширился, пропуская под колпак летательный аппарат. Внизу раскинулись городские кварталы. В Городе бушевали пожары. Черный дым повсюду, до самого горизонта, поднимался над домами и оседал серым налетом на внутренней поверхности термального колпака. В городе властвовала ночь: ни одного огонька в окнах домов. Только пламя пожарищ освещало улицы кровавыми отблесками. Площадь Храма Любви была тоже погружена во мрак. Мавзолей Первого Хранителя Шара и сам Храм возвышались на ней черными громадами. И только купол Храма мутно светлел, отражая дальний отсверк горящих зданий.
   Твердый посадил свой диск на площади возле лестницы, ведущей к парадному входу в Храм Любви. Прихватил с собой два излучателя и несколько обойм с плазменными шариками и вышел наружу в удушливую вонючую тьму. В горле сразу запершило, и ему пришлось надеть шлем скафандра. Включив электрический фонарик, Твердый медленно поднялся по ступеням широкой каменной лестницы, заваленной мусором. На верхней площадке, перед входом, луч фонаря осветил разорванный пополам портрет улыбающегося, на фоне Шара любви, Властителя. Летит сейчас Властитель со своей камарильей на спутнице-корабле подальше отсюда, за орбиту Красной планеты, чтобы там переждать взрыв, а уже потом пристроиться к Голубой. Знает, что она уже населена. Он хочет и там властвовать. Зачем ему безжизненные миры ?
   Твердый медленно вошел в вестибюль Храма. Непроглядная тьма окружила его. Он включил фонарь. Яркий оранжевый луч пронзил темноту, высвечивая черные стены Зала Преклонения и висящий в центре его Шар любви. Шар стал похож на сморщенный высохший плод. Висел он низко, на уровне коленей и не вращался, а только еле заметно покачивался, словно на него откуда-то дул тихий ветерок. Твердый взглянул на этот одряхлевший плод плотской любви и ему стало невыносимо противно его лицезреть. Он летел сюда в надежде найти какую-нибудь внутреннюю связь между Шаром любви и его бывшей Хранительницей. Какой-нибудь символ, знак, энергетический талисман, способный возвратить биение жизни хозяйке этого предмета, при помощи силы Шара. Но освещенный лучом фонаря он представлял настолько жалкое зрелище, что Твердый понял тщетность своей надежды. И поняв это, разозлился почему-то на Шар. Он подскочил к нему почти вплотную и что было силы ударил ногой по дряблому морщинистому боку, с полузабытым воспоминанием далекого сна, ощущая смутные ассоциации. Словно он наносит удар по такому же круглому кожаному шару-мячу на зеленом, покрытом травой полю. Мяч взлетает на головами юных игроков- футболистов и влетев в сетку ворот лопается, как детский воздушный шарик.
   Шар любви, подобно тому призрачному футбольному мячу, от удара легко сорвался со своей невидимой ветки и, описав какую-то замысловатую дугу, ударился об угол потайной двери лифта, ведущей глубоко-глубоко вниз в иное измерение, в царство Черной дыры. Шар ударился и лопнул, разлетевшись на сотни мелких лоскутков, похожих на червяков. "Червяки" усыпали весь кристаллический пол, почти до самого Ложа Любви, стоящего чуть в стороне под сферическим куполом, схожим с бездонным небосводом. Шар лопнул с противным хлопком, перешедшим в шипящий, знакомый всем звук. Возможно, был и запах, но Твердый через колпак скафандра его не учуял. Он только понял, что от шара Любви остался только один пшик. И это его совсем не удивило.
   А удивило вдруг вспыхнувшее в Зале Преклонения яркое освещение, которого не было по всей видимости, и на Церемониях, проходивших обычно в полумраке.
   Вначале Твердый даже растерялся, ослепнув от внезапного света. На это, собственно, и рассчитывали, включившие его. Несколько темных фигур бросилось к застывшему в центре зала человеку в белом скафандре. И почти тут же повалились под его точными выстрелами. Твердый успел прийти в себя и открыл огонь по нападавшим. Оставшиеся в живых отпрянули к выходу из зала, откуда они и появились. Твердый тоже отскочил за Ложе любви и подготовился к отражению новой атаки. Но ее не последовало.
   Внезапно сверху на центр Зала Преклонения свалилась плотная густая металлическая сетка, накрывшая Ложе Любви и укрывшегося за ним Твердого. Тот попытался сбросить ее, но она только сильнее опутала его тело. В конце-концов он перестал вырываться, поняв бессмысленность этого. Его окружили люди в синих мундирах со злобными потными лицами, будто они только что закончили разгрузку чего-нибудь очень тяжелого или очень быстро бежали. Удары увесистыми сапогами по бокам пленника частично возместили скверное настроение однополых. Они явно хотели продолжить экзекуцию до полного удовлетворения, но в самый разгар избиения процесс остановил высокий, почти женский голос:
   - Прекратить! - крикнул маленький бородатый человечек, подбегая на коротких ножках вплотную к своим подчиненным, - Он мне нужен живым! - добавил Рябой, наклоняясь над опутанным сетью Твердым.
   Когда синие солдаты отошли в сторону, Рябой стал разглядывать через сетчатое сплетение пойманного человека, при этом сокрушенно покачивая головой, и цокая длинным узким языком, мелькающим между зубов и ярко накрашенных губ:
   - Неужели, это ты? - удивлялся Рябой, - Как постарел, осунулся за каких-то несколько дней! Невероятно!
   Твердый ничего не ответил Рябому. Не хотел он ему отвечать. И объяснять ничего не хотел. Какие уж тут объяснения. На душе у Твердого было скверно. Его поймали в ловушку, словно неопытного мальчишку. Поймали однополые - выродки с противоестественными инстинктами, ненавидящие женщин и объявившие им беспощадную войну на истребление, будто не понимая, что, истребляя женщин, они истребляют саму жизнь. Впрочем, сейчас все это не имело значения. Очень скоро всякая жизнь на Планете исчезнет. Испарится, словно капля воды, брошенная на раскаленную сковородку. Но, видно, коротышка об этом не знает.
   - Что же ты с нашим любимым Шаром так жестоко расправился? - с фальшивой сокрушенностью воскликнул Рябой, - Ведь тебя Властитель, кажется, Главным смотрителем назначил?! А ты, значит, не только не усмотрел за шариком, а собственноручно ногой его раздолбал. Нехорошо. За такой проступок ты понесешь наказание. По всей строгости закона любви и счастья. Мы ведь тоже его чтим. И не потерпим такого глумления над Святыней. Тебя казнят, негодник! - надув крашенные губы, капризно закончил Рябой.
   Запеленутого сетью, как младенца, Твердого куда-то понесли трое потных солдат в синих мундирах. Рябой шел позади процессии, сокрушенно покачивая головой. Ход двинулся из Храма любви на противоположную сторону Площади, в сторону мавзолея Первого Хранителя. Тот возвышался темной тусклой пирамидой, но был гораздо ниже самого Храма. Судя по всему, пленника несли именно туда. Невидимые в темноте ступеньки вели вниз. Несколько раз носильщики спотыкнулись и чуть не выронили свой груз. Наконец, Рябой догадался включить фонарь, отобранный у Твердого. Спускаться стало легче и светлее. И вот вся процессия вошла в большое плохо освещенное помещение с постаментом посередине. На усеченной пирамиде постамента стояла прозрачная скульптура Первого Хранителя, и держала в руке маленький оранжевый шарик. Шарик слабо светился изнутри.
   Твердого скинули на черный матовый пол у подножия постамента.
   - Отдохнешь пока здесь, в обществе этого мудреца, - язвительно сказал Рябой, - Намудрил он в свое время изрядно. Мне нужно закончить в Городе неотложные дела. Власть мы захватили. Надо наводить порядок. Твердой рукой. А то вы разболтались при вашем Властителе. Хочешь ко мне в помощники? - Рябой внезапно наклонился на лежавшим и прошептал ему почти в самое лицо:
   - Я тебя еще не забыл, хоть ты и старый стал совсем.
   Твердый не проронил ни слова и даже закрыл глаза, чтобы не видеть гадкой рожи Рябого.
   - Значит, не хочешь! - сделал тот вывод, - Ну, что же, тем хуже для тебя. Через день-другой суд, а потом прошу на ложе Смерти. Разрежут тебя, твой ствол и ветки на мелкие кусочки, а потом сожгут в дворцовой топке. Может потеплеет немного в Зале. И тебе посмертное утешение, что сгорел за свое правое дело.
   И Рябой послал Твердому воздушный поцелуй, а потом, вслед за своими подчиненными, вертлявой походкой покинул усыпальницу Хранителя.. В дверном замке повернулся ключ. Твердый остался один в полутьме, опутанный сетью. И принялся распутывать. Вначале ему это плохо удавалось. Сетка крепко сплелась вокруг его тела и заворачивалась при резких движениях. Но постепенно он освобождался от ее хитросплетений и, в конце концов, сбросил сеть на пол, себе под ноги. Положение у него было незавидное. Излучатели и патроны отобраны. Воду и еду он с собой, как на грех, не взял. Сидеть двое суток замурованным в гробнице - перспектива малопривлекательная. С голоду не умрешь, но на грани смерти от жажды окажешься несомненно. Вот уже и во рту пересохло. Так всегда бывает. Есть вода - не помнишь о ней. А нет - тут же начинаются мучения.
   Чтобы как-то отвлечься от нарастающей жажды Твердый стал осматривать Усыпальницу, но ничего интересного вокруг не обнаружил. Стены, как и пол, были облицованы черной матовой треугольной плиткой. В углу валялось несколько ароматических окурков. Видно, однополые уже не однократно посещали мавзолей, и любовались скульптурой Первого Хранителя.
   Хранителя изобразили в задумчивой позе мыслителя. Он смотрел проникновенным взглядом на оранжевый шар в своей руке. Шар отвечал ему мягким приветливым светом. Приглядевшись попристальней к прозрачной статуе Твердый увидел что она совсем непрозрачна. Где-то до пояса полое тело Хранителя было засыпано каким-то серо-коричневым порошком. Поначалу Твердый не сообразил, что это за порошок? И только спустя несколько мгновений понял: статуя Хранителя наполнена его собственным пеплом. И его хватило только до половины прозрачной фигуры. Вот что остается от человеческого тела. Прах. А душа Хранителя заключена в мутный полупрозрачный кокон глубоко-глубоко, в другом измерении, на планете Черной дыры. И во всем виноват этот оранжевый шар. И снова ненависть всколыхнулась в Твердом. Он схватился пальцами за светящийся шарик, чтобы вырвать его из руки статуи. Но шарик был намертво приклеен к ладони. Более того, он при прикосновении вдруг засиял ярким огнем. Заиграл торжественный гимн в честь Властителя и за спиной статуи открылся освещенный проход.
   Твердый этому слегка удивился, но затем, больше не раздумывая, устремился внутрь прохода. Вверх вели широкие черные ступеньки. Над ними тоже вверх устремлялась гирлянда огней. И Твердый двинулся вдоль этой гирлянды, поднимаясь все выше, пока не оказался под куполом мавзолея, откуда, как на ладони, просматривалась вся Площадь с Храмом любви и стоящим от него неподалеку серебряным диском, окруженным подразделением синих солдат. Прямо по центру купола в прозрачном пластике хорошо виднелось продолговатое отверстие от топора брошенного Твердым в Лысого во время той, памятной, казни. Из отверстия тянуло гарью.
   Вдоль стены мавзолейной трибуны стояли несколько мягких кресел. Твердый с удовольствие уселся в одно из них и откинулся на спинку. Кресло тут же завибрировало массажными манипуляторами. Тело, даже сквозь скафандр, почувствовало приятное расслабление, и только верхняя часть спины, благодаря вместителю крыльев, оставалась без массажа. Рядом с креслом находилась небольшая тумбочка. Твердый отодвинул в сторону дверцу и краем глаза увидел, стоящие в ряд, наполненные влагой, сосуды. Ухватил рукой первый попавшийся, открыл пробку и стал с наслаждением пить слабоалкогольный напиток, который не пробовал многие годы. Почти тот час же у него закружилась голова, перед глазами поплыла легкая пелена. Сознание затуманилось, и перед ним возникло лицо Наставника с блестящими сине-зелеными глазами.
   - Настал миг возвращения души, - проговорил Наставник не раскрывая губ, - Ты должен сосредоточиться и перенести свое тонкое тело через пространство и время на Голубую планету, в маленький городок, в небольшой домик, рядом с лежащим на кровати возле открытого окна мальчиком.
   Наставник двумя пальцами неощутимо коснулся лба Твердого. И Твердый понял все. Он один за другим раскрыл все свои энергетические центры. Вывел сгусток энергии через верхний центр и сформировал "звездное тело" на тонком бесконечном серебряном шнуре. Затем задал программу. Самое сложное, конечно, было трансформировать душу мальчика, поместить ее в пирамиду. Какая-то противоборствующая сила не позволяла это сделать. Но, находящийся рядом Наставник пришел на помощь, и та сила постепенно отступила. Невинная детская душа, очищенная от памяти Твердого, влилась в радужную пирамидку и та, потеряв на время свою материальность, оказалась у "звездного двойника".
   Звездный двойник отправился в путь, и почти в мгновение ока оказался в комнате лежащего на кровати у открытого окна мальчика. В окно светила полная луна...
   
***
   Через невероятное число веков или через мгновение он снова пришел в себя в кресле под куполом мавзолея Первого Хранителя Шара любви. На душе оказалось пусто и муторно. Куда-то начисто пропало возвышенное состояние звездного двойника, с каким тот декларировал мальчику его задачу, его жизненный Путь. Сейчас Твердого охватила усталость. Она сковала его ноги и руки, подобно тем металлическим зажимам на Ложе смерти тогда, перед казнью на этой самой площади. Сейчас он чувствовал себя не лучше. Скорее всего, он потратил очень много энергии на звездно-временной переход, а восстановить энергетический баланс, наверное, не так-то просто. И кроме того, ему еще чего-то не доставало. Сначала он не понимал, почему у него так пусто на душе? Будто, он лишился ее небольшой, но важной части. И внезапно догадка пришла ему в голову: он лишился того, почти незаметного присутствия внутри себя маленького, робкого существа - мальчика из будущих времен Голубой планеты, душу которого кто-то соединил с его душой. Неведомо, с какой целью? Но это соединение через многие годы стало подобно симбиозу. Через душу мальчика он видел удивительные сны про другую, неведомую жизнь. И он уже стал свыкаться с той жизнью.
   Но теперь детская душа вернулась в тело своего хозяина. И Твердый почувствовал опустошение. Он еще некоторое время обессилено просидел в кресле, остановившимся взглядом уставившись в полог купола. Затем с большим трудом встал и шатаясь подошел к краю трибуны с несколькими торчащими микрофонами и взглянул на Площадь. На ней практически ничего не изменилось. Она также была погружена во тьму. Также возле ступенек Храма одиноко стояло серебряное блюдо летательного аппарата, окруженного синими солдатами. Но солдат явно убавилось. Их осталось всего человек пять и они, как один, повернув головы и задрав их вверх, смотрели на купол Храма любви. Твердый тоже взглянул туда и мурашки побежали по его телу. Внутри купола метались алые огненные всполохи, на фоне которых, вырастала и формировалась из клубов черного дыма голова какого-то жуткого чудовища с несколькими рядами красных горящих глаз. Глаза смотрели в разные стороны, и один из них уставился на стоящего в оцепенении на трибуне мавзолея, Твердого. От этого взгляда ему стало плохо. Ноги подкосились, а в горле появился и застрял тугой противный комок.
   Взгляд чудовища гипнотизировал. Он словно проникал внутрь сознания и там стали один за другим возникать кошмарные видения, от которых хотелось кричать от ужаса и, разорвав руками пластик купола мавзолея, броситься вниз головой на бетон Площади, чтобы разом покончить с этой невыносимой жутью. Твердый уже поднял руки, чтобы нечеловеческим ударом расколоть купол, когда пальцы сами собой сложились в двухперстие и оно ото лба к животу, от плеча к плечу и обратно осенило его тело.
   - Господи, спаси и помилуй! - пробормотали губы.
   И кошмары стали исчезать, будто их выдувал из сознания сильный очищающий, благостный ветер. А потом и красный гипнотический глаз черного чудовища потух, словно его выключили. Сразу проглотился и горловой комок. Твердый отпрянул от купола. Рассудок снова включился в реальность. А она была тоже страшной, похожей на кошмар. Многоглазый монстр существовал в реальности и он хотел вырваться наружу. Твердый понял, что Судный день настал.
   Глубоко под землей возник и стал нарастать тяжелый, вибрирующий гул, от которого затряслась вся площадь. Было понятно, что появление черного чудища и этот подземный гул связаны между собой. Второй - звуковое продолжение первого. Гул стал растекаться дальше по всему Городу волнами землетрясения. И Твердому показалось, что Город в ответ, как эхо, издал протяжный, жалобный стон.
   Прямо за Храмом любви вдруг затряслось, сложилось и рухнуло многоэтажное здание, подняв столб пыли. Следом за первым обрушилось другое, затем третье. Чудовище заполнило собой уже весь купол Храма. Оно вращало множеством своих глаз, а из огромного беззубого рта вырывались языки пламени, которые оплавляли прочный пластик купола. Он вот-вот должен был лопнуть от высокой температуры.
   Синие солдаты возле серебряного диска замерли, как истуканы, опустив свои излучатели и глядя, не отрываясь, на чудовище. Затем они внезапно открыли друг по другу огонь и попадали замертво на трясущийся бетон Площади Хранителя. И тут в поле зрения Твердого возник мчащийся на большой скорости бронированный экипаж. Он резко затормозил неподалеку от летательного диска. Дверцы в экипаже распахнулись и в окружении нескольких синих солдат, наружу выскочил маленький рыжеволосый человечек. Он, быстро перебирая короткими ножками, устремился к диску, дверь которого Твердый, торопясь, забыл закрыть на кодовый замок. Рябой на пороге с ужасом взглянул на беснующееся под куполом чудовище и нырнул в открытую дверь аппарата. Следом за ним последовали телохранители. Диск некоторое время стоял, вибрируя от подземных толчков. Затем стал медленно и неуклюже подниматься, управляемый неумелой рукой. Поднявшись до уровня купола Храма, он вместо того, чтобы удалиться в сторону, словно магнитом притянулся ближе и вдруг, как юла, закрутившись по своей оси, устремился на купол. Рассек его, влетел во внутрь и исчез в широко открытой пасти чудовища, которое, проглотив диск, на несколько мгновений удовлетворенно прикрыло красные ряды своих глаз. Площадь, а затем Город затряслись все сильнее и сильнее. Здания вокруг принялись осыпаться, словно сделанные из песка. Бетонная поверхность Площади колыхалась подобно морской волне в сильный шторм. И Твердый почувствовал себя, как на корабле в океане. Пол трибуны мавзолея гулял и качался, наклоняясь, то в одну, то в другую стороны. Сейчас мавзолей рухнет.
   Но первым рухнул Храм любви. Купол его, наконец, оплавился от внутреннего жара и растекся по стенам, залив центральный вход. Чудовище, извергая из пасти длинные языки пламени, начало медленно подниматься над городом. Голова на длинной шее тащила за собой, судя по всему, огромное тело. И гигантское плечо, освобождая себе путь, развалило Храм любви, как детский бумажный домик. Площадь вздыбилась развороченным бетоном. Волна разрушения понеслась в сторону мавзолея. Твердый понял, что это конец. Сейчас он будет погребен под развалинами. Но тут над ним лопнул купол, и белая фигура устремилась ввысь. И только, взлетев высоко над погибающим Городом, Твердый сообразил, что взлетел он сам, без помощи двигателей скафандра. И это его сперва поразило. Но еще больше его поразили масштабы разрушения Столицы. Она уже наполовину лежала в руинах. Черное чудовище жгло дома и целые кварталы испепеляющим пламенем. Невообразимое по размерам толстое змеиное тело, все лезло и лезло из расширяющейся бездны, куда провалились дома, улицы, кварталы вместе с их обитателями...
   
   
   Твердый поднимался все выше и выше, пока не достиг оболочки термального купола. Он уже не смотрел вниз. И Он не знал, почему летит вверх? И куда? Планета вот-вот взорвется, и ему все равно не спастись, даже если он вырвется за пределы атмосферы. Но он все равно поднимался, влекомый неведомой силой. Отыскал полуоткрытый люк и, набирая скорость, полетел вверх, к звездному небу, пытаясь отыскать на нем взглядом маленькую красную звездочку, на которой осталась его последняя надежда и Любовь...
   Яркая вспышка почти ослепила его. Он инстинктивно оглянулся вниз, хотя, собственно, уже ни верха, ни низа не существовало. Пространство под его ногами изменилось. Лиловая сфера лопнула, раскололась, словно стеклянный шарик и огненные осколки понеслись в разные стороны. Твердого нагоняла какая-то бурлящая лавина. Сначала он не понял, чем она была до взрыва. Но чем ближе она надвигалась, тем яснее стали видны сверкающие кристаллики льдинок, образующиеся из пара водяных капель. Твердый догадался: его сейчас догонит океан. Океан, замерзающий на лету, но еще кипящий в центре громадной капли, за которой уже образовался длинный блестящий хвост.
   Сердце ёкнуло в груди, но Твердый успокоил его мгновенным усилием воли. Но тело его дрожало, не желая слушаться приказа мозга. Тело боялось смерти. И тогда... Твердый остановил сердце. В этот момент бурлящий поток поглотил крошечную фигурку в белом скафандре. И она почти тут же покрылась толстым прозрачным ледяным слоем и унеслась вместе с кометой в бескрайнее черное звездное пространство.
   
XIII
   Он попал в Свет. Свет крутился радужной спиралью, и духовное тело понеслось ввысь по семицветью, словно продолжая полет своей физической оболочки, своего биологического скафандра. Скафандр умчался, закованный в ледяной панцирь, а душа устремилась к Свету, с каждым радужным витком чувствуя все возрастающую Радость. Радость Приближения, Радость Встречи.
   Свет стал ослепительным и через мгновение обрел Реальность. Под летящим раскинулась необозримая Планета. Леса, поля, реки, моря, горы переливались всеми цветами под куполом ярко-голубого небосвода, на котором сверкал драгоценный алмаз белого Светила. Скорость полета летящего стала увеличиваться. Будто где-то еще далеко-далеко находился невидимый источник его устремления. То место на этой сверкающей планете, манящее и зовущее неслышимыми голосами Любви и Дружбы, потерянными и возвращенными вновь. Он слышал эти голоса. И он догадывался, кто его звал? Он мчался на зов, уже подлетая к большому Острову в бескрайнем океане. Он знал, отсюда его звали, здесь его ждут. Он закружился над озером, расположенном в самом центре острова. Озеро блестело красочной мозаикой под белыми солнечными лучами, отражаясь слепящим золотом от креста, сверкающего на куполе радужного Храма в середине . Он стал медленно опускаться к подножию Храма. Но не успел. Ему навстречу изнутри, прямо сквозь стены, вылетело несколько полупрозрачных фигур. За спиной у них трепетали перламутровые крылья, но они явно летели без помощи крыл. Фигуры приблизились и он узнал их. Его окружили улыбчивой светлой толпой Ученики и их жены. И в его голове послышались голоса, радостные и счастливые. Вот он увидел Мать и Сестру. Они тоже улыбались ему. Мать он узнал не сразу. Она помолодела . И вообще, все его друзья оказались молодыми и безбородыми. Только на головах вились золотистые завитки кудрей. Вот совсем близко подлетел Горбоносый и, улыбнувшись тонкими губами, мысленно произнес: "Вот и ты с нами". Из-за плеча Горбоносого показался Брат и приветливо махнул рукой. "Я рад тебя видеть" - "проговорил" он. Твердый захотел его обнять, но Брат с улыбкой отпорхнул в сторону. "Здесь это потеряло смысл" - "сказал" он и вытянул вперед раздвинутые пальцы правой руки. Твердый почувствовал на своей ладони легкое вибрирующее прикосновение энергии пальцев Брата. "Теперь мы так общаемся" - "проговорил" Брат - "Привыкай". "Она здесь?" - "спросил" Твердый. "Нет" - "ответил" Брат, - "Но Он ждет тебя в Храме". Твердый понял ,о ком шла речь и устремился ко входу. Но ни дверей, ни окон в Храме не оказалось, что вызвало на мгновение легкое недоумение. Потом оно сменилось уверенностью. И Твердый сквозь переливчатые стены легко проник внутрь.
   Храм был копией того, водяного, на Голубой планете. В центре Храма невысоко над прозрачным полом стоял Наставник. Во плоти.
   - Здравствуй! - сказал Наставник. Твердый завис возле него, пристально вглядываясь в лицо. Наставник улыбнулся краем губ.
   - Все уже свершилось, - мысленно проговорил он. - Ты здесь, на нашей духовной Планете. Тут все состоит из тонкой материи. Материи духа Создателя. И ты тоже стал ее частью. Но это ненадолго. Ты возвратишься в тело, чтобы сделать еще один оборот. Еще один цикл.
   - Зачем? - спросил Твердый.
   - Чтобы еще на шаг приблизиться к Создателю. Таков закон. Мы все должны его исполнять.
   - Но это все сызнова: и страдания, и боль...
   - И Любовь, - добавил Наставник.
   - Любовь кончается смертью, - пробормотал Твердый, - а это невыносимо. Ради чего тогда она дана?
   - Чтобы испытать радость Жизни. И не бояться смерти, зная, что все повторится.
   - Но ведь, не все это знают. Каково им?
   - Истина открывается любящим. И верующим, - тихо сказал Наставник.
   - Она жива? - образ Спутницы всплыл перед внутренним взором. Ясно и четко, как никогда при физической жизни.
   - Их план осуществился, - сказал Наставник, - обломки холодной планеты летят к Голубой. Затем прилетит и оранжевый шар. Но они хотят захватить душу твоей жены. Ты должен помешать этому. Лети на Красную планету, отними у темных сил душу своей любимой. И вместе возвращайтесь сюда. Я буду вас ждать.
   Наставник распростер в стороны руки. Твердый вылетел из Храма, успев на прощание махнуть душам своих родных и друзей. Те проводили его, летя чуть в отдалении, а потом отстали, пожелав счастливого пути. Твердый взвился над духовной Планетой. Затем снова попал в спираль Света...
   
***
   Он вылетел в звездное пространство неподалеку от громадной ледяной глыбы с бесконечно длинным бисерным хвостом. Совсем рядом, внутри этой прозрачной горы, он заметил маленькую человеческую фигурку Жалость к самому себе кольнула на мгновение. Он даже подлетел вплотную к своему замерзшему телу, чтобы разглядеть его. Лицо старика под колпаком шлема было спокойным. Глаза закрыты. И только в уголке левого глаза виднелась еле заметная слезинка. Она напомнила ему ту каменную слезу под глазом статуи лица Спутницы на Красной планете. Дух Твердого вылетел из кометы и помчался на другую сторону Светила, где сейчас находилась цель его полета. Он обогнал несколько огромных каменных обломков, затем попал в поток разномастной мелочи. Но его скорость не входила ни в какое сравнение с их движением. Он знал только, что все это бесформенное месиво, начинено семенами Зла. И движется оно к Голубой планете, чтобы прорасти там и пустить свои корни. Корчевать их придется очень долго.
   Он увидел вдали маленькую голубую звездочку и тут же она оказалась за его спиной. Затем показалась и стала быстро увеличиваться в своих размерах еще одна планета, покрытая густой облачной пеленой. Она тоже исчезла в мгновение ока. И вот перед духовным взором летящего во всю ширь предстало ослепительное, пылающее протуберанцами Солнце. Оно манило и страшило дух Твердого отголосками физических ощущений.
   Но, вспомнив, кто он теперь, Твердый уже без раздумий ринулся внутрь огненного шара. Раскаленная клокочущая масса, бурлящая, словно водяной поток или, как кипящая густая похлебка, лопалась неимоверными пузырями и взрывалась необозримыми вулканами.
   Твердый пролетел через солнечное ядро, словно через горнило раскаленной долины. Но его духовное тело не чувствовало этого испепеляющего жара, как и космического холода. Внутри него постоянно присутствовало какое-то мягкое, уютное тепло, будто укрытый с головой одеялом, он летит в детском сне с восторгом и легким страхом, но, наверняка зная, что с ним ничего не может случиться.
   Он выскочил на другую сторону Светила и, не оглядываясь, помчался дальше к мерцающей вдали кроваво-красной звездочке. Она очень скоро превратилась в бордовый шар с тонкой разреженной атмосферой. Пролет до "Города пирамид" занял несколько мгновений. Твердый завис над статуей головы Спутницы не зная, где ему находиться: здесь или внутри? Но все разрешилось само собой. Он вдруг увидел, что каменное женское лицо стало слегка колыхаться, словно изменилась его структура и камень превратился в тонкую полупрозрачную пленку. Тонкое лицо Спутницы медленно поднималось вверх одновременно уменьшаясь в своих размерах. Следом за головой появилось полупрозрачное тело с перламутровыми крыльями. Душа Спутницы взвилась над своим каменным ликом, оставшимся лежать неподвижно на бурой поверхности Красной планеты.
   Твердый ринулся к Спутнице, но внезапно со всего лета ударился в какое-то невидимое препятствие. Спутница тоже заметила душу своего мужа, но также невидимая, но очень прочная стена преградила ей путь. Оба они, вытянув руки, скользили вдоль преграды в попытке найти выход из замкнутого круга, в который заключили Спутницу неведомые силы. И обе души не слышали друг друга, хотя, было видно по всему, не только Твердый звал свою жену, но и она что-то "говорила" ему, нежно глядя на мужа большими синими глазами на молодом, красивом лице.
   Но вдруг ее взгляд переменился, когда она взглянула чуть в сторону. Посмотрел туда и Твердый. Со стороны каменного лика к ним плыли около трех десятков черных лохматых сгустков, неправильных форм и разных размеров. Внутри, в глубине этих тварей виднелись ряды кроваво-мутных злобных глаз, смотрящих в разные стороны и словно не замечающие свою жертву, но с тупым упорством приближающиеся к ней.
   Спутница вжалась спиной в преграду, со страхом наблюдая за приближением чудовищ. Твердый, с другой стороны ,был тоже близок к отчаянию. Он понимал, что эти многоглазые монстры, чем-то сходные с тем громадным чудищем, что разрушило Столицу Планеты перед ее взрывом, явились за душой Спутницы. А преграда не дает ему возможности спасти жену.
   Черные сгустки приближались, и Твердый стал молиться, обращаясь к Создателю, к Наставнику с мольбой о спасении души его любимой.
   И тут за его спиной раздался оглушительный треск, будто тысячи электрических разрядов одновременно разорвались в холодном воздухе Красной планеты. Твердый оглянулся. На горизонте были хорошо заметны три гигантских пирамида в окантовке меньших. Сейчас все они по граням искрились и сверкали разноцветными молниями, а с их вершин в сторону каменного лика полетел блестящий электрический шар. Он на мгновение застыл над женским лицом, а затем ударился о макушку защитного колпака. Контуры колпака проявились в искрящемся ореоле, а затем колпак развалился, осыпавшись мелким серым порошком. Искрящийся поток окатил душу Твердого. Ручейки чистой светлой энергии забурлили по всем частичкам его тонкого полупрозрачного тела, наполняя его невероятной ,неведомой до того, силой. Он бросился к Спутнице, заслоняя ее от лохматых тварей, вытянув навстречу им руки. И вдруг из указательного пальца правой руки у него возник длинный золотистый, похожий на острый меч, луч.
   Лохматые сгустки сгрудились вокруг двух человеческих душ. Красные злобные глаза стали медленно раскаляться и загорелись жутким испепеляющим огнем. Из боков их туловищ полезли многочисленные щупальца с присосками на концах. Щупальца с проворной быстротой потянулись вперед.
   И тут Твердый взмахнул своим лучем-мечем. Горящий, раскаленный, золотистый клинок одним движением отсек несколько черных щупалец, одновременно разрубив пополам двух лохматых тварей. Они тут же превратились в сполохи черного дыма и растаяли в воздухе. Следом за ними в дым обратились еще трое монстров. Остальные с тупым остервенением лезли вперед. Но Твердый не давал им никаких шансов. Золотистый луч крошил красноглазых в пыль и дым. Твердый даже вошел во вкус, с каким-то яростным наслаждением врубаясь в кусты протянутых к нему щупалец. Так на Земле мальчишки врываются в заросли крапивы, страшась ее ожогов и потому с утроенной силой сметают зелень жгучих растений.
   С лохматыми осьминогами было покончено очень быстро. Двое оставшихся кинулись наутек, но Твердый быстро догнал их и полностью завершил разгром врага. Меч-луч исчез в пальце, и Твердый повернулся к Спутнице. Она бросилась к нему навстречу. Они хотели обняться и поцеловать друг друга, как в прошлой физической жизни. Но их тела, не встречая препятствия ,вошли одно в другое. И они замерли так со странным и непонятным в своей новизне ощущением. Они вдруг почувствовали себя... Одним целым...
   Это был истинный "Акт соединения", несравнимый с той физической близостью, которую они испытывали при материальной жизни. Ласковый, благодарный шепот Спутницы звучал внутри Твердого. Ее нежно бархатистое тело трепетало, соединившись всеми своими частицами с его тонким телом. Маленькие энергетические ручейки слились в бурлящие реки духовной близости и страсти, где нет ни тебя, ни ее, а есть невероятное слияние, проникновение, смешение чувств, мыслей, ощущений двух любящих существ. Твердый, как бы на время стал Спутницей, и все же, по прежнему, оставался собой. Но это не было раздвоением личности. Это было единством.
   
***
   Они летели рука об руку по звездному пространству. Летели, наслаждаясь полетом и взаимной близостью. Спутница иногда поглядывала на мужа и ласково улыбалась ему. Он отвечал ей похожей улыбкой. Он был счастлив. Такого глубокого целостного счастья он не испытывал до этого никогда. Прошлая физиологическая жизнь теперь стала казаться ему похожей на тяжелый, кошмарный сон. Он уже не жалел о своей физической оболочке. Он давно внешне и внутренне переродился. Стал существом духовным. И теперь понимал по-настоящему, что это значит.
   Они летели в сторону Голубой планеты. На ней скоро должны были произойти грандиозные и трагические события, и две человеческие души, жившие долгое время там не могли пролететь мимо. Их влекло туда не любопытство. Они утешали себя надеждой, как-то помешать катастрофе, хотя прекрасно понимали, что это сделать невозможно. И, тем не менее, летели. Их тянуло к Голубой планете, как магнитом, как силой притяжения. Они летели и прилетели точно к началу второй межпланетной катастрофе. Как продолжение первой.
   К зелено-голубому шару, словно рой черных насекомых, приближались обломки Холодной планеты. Их было множество. И они на большой скорости стали врываться в голубую атмосферу. Мелкие сгорали, прочерчивая за собой следы на ночной стороне планеты. Крупные долетали до поверхности, оставляя на земле глубокие воронки, а в океанах поднимая громадные фонтаны воды, песка и ила. Это было похоже на бомбардировку, жестокую и безжалостную. Волны обломков накатывались на беззащитную планету, сея повсюду смерть и разрушения.
   Твердый и Спутница горестно метались между поверхностью и атмосферной оболочкой, с тоской наблюдая за страшными событиями. Они часто пролетали над Островом. Видели Гору и Город. Остров оставался пока невредимым. Ни один обломок не попал в него, что было удивительно, поскольку вокруг лился каменный дождь. Люди в Городе в страхе попрятались в подвалы своих домов, в надежде уцелеть. Но судьба предназначала для них иную участь.
   В безоблачном голубом небе показалась черная точка, которая стала быстро увеличиваться в своих размерах, пока не закрыла полнебосвода. Обломок невиданных размеров с диким воем и свистом мчался прямо на Город. Гигантская тень заслонила Солнце. Среди дня наступила ночь. Твердый и Спутница с ужасом наблюдали за этим падением. И Твердому на миг показалось, что часть контуров обломка схожа с погибшей Столицей его Холодной планеты.
   Обломок упал на Город, уничтожив его в одно мгновение. Он ворвался в глубь земли. Да так глубоко, что изнутри брызнул фонтан лавы. Гора тоже стала вулканом. Но очень не надолго. Остров затрясся, застонал и стал медленно погружаться в океан, раскалываясь на части, словно корабль, столкнувшийся со скалой. Вокруг бушевали огненные всполохи. Потоки лавы и пепла смешивались с водой. Громадные волны обрушивались одна за другой на осколки Острова, поднимая клубы пара и дыма. Зрелище было невыносимо ужасное. Но Твердый и Спутница, не отрываясь, глядели на гибель их второй родины, где они провели много счастливых лет. И если бы они могли плакать, они не сдержали своих слез.
   Очевидно, этот обломок-убийца вошел так глубоко в землю, что достиг слоя магмы и она стала рваться наружу раскаленными выбросами. Тяжкий надрывной гул прошел почти по всей Голубой планете, окруженной черным дымом и океанскими испарениями, из которых бурно полились бесконечные дожди. Тектонические пласты сдвинулись с места и стали расползаться в разные стороны. Громадный экваториальный континент лопнул, словно переломленный пирог на две почти равные части. Провал заполнился кипящей океанской водой. Обе части континента расползались все дальше и дальше под аккомпанемент гроз и ливней, затопивших водой окрестные земли. Потоп поглощал людские поселения, уносил с собой некогда цветущие города. Люди гибли сотнями тысяч. Это были потомки Твердого и Спутницы и одухотворенные местные жители. Души их прародителей в отчаянии летали над планетой, как птицы над разоренным гнездом. Вне сомнения, род человеческий погиб и исчез со следа земли. Что не сумел совершить всемирный потоп должно было закончить Великое оледенение, которое наступило на северном континенте после того, как сплошная пелена облаков закрыла планету и солнечные лучи перестали согревать ее.
   Время для Твердого и Спутницы мчалось, как в калейдоскопе, все увеличивая свой бег. Они по прежнему летали над разоренной Голубой планетой и искали на ней признаки сохранившейся жизни. Но очень долго их не находили. Пока, наконец, пролетая возле покрытого снегом северного континента, не увидели множество дымков. Несомненно, это было человеческое поселение. Люди здесь выжили и даже обжились в вечном холоде. Они построили себе деревянные дома. Теплые и уютные. Добывали охотой мясо зверей и птиц. Были они высокие, белокожие, светловолосые - потомки переселенцев с Холодной планеты приспособились к холоду и чувствовали себя вполне комфортно. Вокруг было полно вечнозеленых лесов, годных для строительства жилья. В их тонких иголках и широких ветвях прятались пушные звери, из шкур которых люди шили себе теплую одежду. Прошло несколько десятков оборотов. Облака над планетой разогнали ветры и снова повеяло солнечным теплом. Люди выжили и не только на Северном континенте, но и на всех других. Снова стали строиться города, возрождаться ремесла. Вновь возросло население планеты.
   И тут появился Оранжевый шар. Твердый и Спутница находились тогда на темной стороне планеты и хорошо видели прилет шара. Он из звездочки стал быстро превращаться на темном небе в большой оранжевый фонарь, осветивший призрачным светом поверхность остывшей от катастроф Земли. Но, видно по всему, шар летел слишком быстро и начал тормозить очень поздно. Тяготение Голубой планеты зацепило его и стало втягивать в свою атмосферу. Шар пытался избежать падения, включив на полную мощь свои тормозные двигатели. Две гигантские силы вступили в смертельную схватку. Голубая планета дрожала в невероятном напряжении. Волна землетрясений пронеслась вдоль экваториальной зоны, сея смерть и разрушения. В конце концов, планета не выдержала этого напряжения. Ось ее вращения стала медленно наклоняться к плоскости орбиты, пока не достигла угла 66,6 градусов. Но и шар к тому времени, видно, исчерпал все запасы своего горючего, но уберегся от падения на поверхность и вышел на орбиту, сильно вытянутую и неустойчивую. Он стал крутиться вокруг своей новой хозяйки со странной периодичностью вращения вокруг своей оси. К планете он был повернут всегда одной стороной, пряча от нее другую, благодаря хитроумной выдумке обитателей оранжевого шара.
   Когда все вокруг более или менее успокоилось, и последствия нового катаклизма стали забываться жителями Голубой планеты, Твердый предложил Спутнице слетать на шар, чтобы осмотреть его. Они приблизились к щербатой, испещренной кратерами и горами поверхности. На взгляд она казалась совершенно безжизненной. Но прилетевшие знали, что это не так. Они обогнули шар и после непродолжительных поисков обнаружили на "темной" поверхности шара замаскированные под кратеры дюзы двигателей, спрятанной внутри огромной ракеты. Ее нос был направлен в сторону Голубой планеты, а обзорные телескопы с земли выглядели, как глаза на удивленно-призрительном "лице".
   Твердый и Спутница, влекомые любопытством, легко проникли внутрь ракеты. Это была настоящая страна с улицами и домами, вылитыми из прочного легкого металла серебристо-черного цвета. Сады с искусственными деревьями и цветами, бассейны с неподвижно-серой водой. Вся эта правильность линий и строгость, прямолинейность с мертвой тишиной, вызывала ощущение какого-то громадного склепа. Что вскоре и подтвердилось в буквальном смысле. Это была мертвая страна. Внутри домов лежали трупы. Множество трупов. Мужчины, женщины и дети. Все они погибли почти в одно время и совсем недавно. И вполне ясно, отчего. Их убило тяготение Голубой планеты. А души уже отлетели в Мир иной по своему предназначению. Оранжевый шар обезлюдел, а план Властителя рухнул: то ли техника подвела, то ли самонадеянность?
   Твердый и Спутница влетели невидимо в зал управления. В центре светились два огромных экрана. На экранах неподвижно застыла сверкающая океанами сфера Голубой планеты. В креслах, возле пульта, сидели мертвые пилоты. А в центре зала, опустив подбородок на грудь, и скрестив руки на груди, стоял бессмертный Властитель. Он явно находился в шоковом состоянии, и уже не один день. Он не знал, что делать дальше? Как день за днем, год за годом, век за веком жить совершенно одному в этом мертвом городе-ракете внутри оранжевой планеты, вращаясь с ней вокруг чужого мира, где люди еще очень долго не смогут оправиться от катаклизмов, косвенным виновником которых явился он? Властитель без власти. Отшельник, запертый в гигантском склепе, летящем по кругу в вечном холоде космоса.
   Твердому даже стало немного жаль Властителя. Он ведь обрек себя на вечное одиночество. А это страшнее смерти, которой, как известно, нет...
   
XIV
   Пространство, скрученное в константу времени, на материальном, полевом и духовном уровнях, вращалось в звездном хороводе Вселенных множеством измерений, проникающих друг в друга на макро и микроуровнях, где атом и галактика по своей массе и объему равны друг другу, а микросекунда и миллиарды веков неотличимы. Духовный слой тонкой материи проникал во все пласты материи твердой, насыщая ее мыслеформами, пропитывал ее сознанием, давая ей возможность осмысливать свое существование, стать частичкой Бессмертного и Вечного разума.
   Духовная планета летела по своей орбите в точке замкнутого пространства одного из измерений, где тонкая материя превращена в спектральную видимость для ее обитателей и совершенно невидима для наблюдателя из "твердого" мира. Жизнь на планете текла по незыблемым законам Вселенной, установленным Создателем. Души людей, животных, растений, тонкие субстанции воды, земли и воздуха слились здесь в единый гармоничный симбиоз, не нарушая внутреннего и внешнего баланса Мировой Гармонии.
   Остров Наставника среди океанских вод являлся центром притяжения несметного количества людских душ, обитавших на духовной планете и нашедших на ней то Счастье и ту Любовь, о которых они мечтали, будучи плотскими созданиями, на своих планетах. Наставник был для них аккумулятором этой Гармонии, ее главной и составляющей частью, Светом и Истиной. И тот свет проникал в каждого, делая его духовную жизнь осмысленной и значимой. Твердый и Спутница обосновались на Острове, как и остальные души учеников и их жен. Внутри них царили мир, спокойствие и радость. Тревоги прошлой физиологической жизни исчезли, словно дым унесся утренним ветерком. Следы пожарища, уничтожившего целую планету и едва не погубившего другую, остались в их памяти, как полузабытый сон, потеряв остроту эмоционального восприятия. Впрочем, ничего удивительного в этом и не было. Забывается почти все негативные события, когда вокруг царит Счастье.
   В мире человеческого материального бытия понятие Счастья - абстрактно. К нему все стремятся, но толком не знают, что это такое? Полное удовлетворение всегда мимолетно и временно, и люди не умеют беречь те крошечные мгновения, которые принято называть счастливыми.
   Здесь же, на Духовной планете Твердый, наконец-то, ощутил высшее счастье в энергетическом и мысленном единстве с любимой. Они, словно бы превратились в единое существо, разделяясь совершенно не надолго, чтобы в очередном порыве слиться вновь. Они не чувствовали времени. Время для них остановилось. И все же оно текло очень медленно и почти незаметно, будто вода в равнинной широкой реке. До океана еще бесконечно далеко, и дни текут размеренно в тихом и плавном движении в неведомую даль.
   Но все кончилось как всегда внезапно и неожиданно. Твердый услышал мысленный зов Наставника и тут же, только коснувшись прозрачной руки Спутницы, устремился к Храму в центре Острова. Наставник встретил его с грустной улыбкой на губах.
   - Пришло время, - сказал он. - Скоро мне предстоит возвращение на Голубую планету. Я должен спасти ее, воплотившись в Младенца, а ты будешь моим апостолом, как и остальные ученики. Мы пройдем вместе весь путь до моего Распятия, и ты станешь на Земле основателем моей Церкви - Петром - камнем, на котором возникнет христианство. Сейчас ты переродишься, - и Наставник взмахнул рукой...
   
***
   Он висел вниз головой, распятый так на кресте на площади Рима. Вокруг толпился народ за оцеплением когорты преторианцев в красных тупиках с квадратными щитами, копьями и гребнями на шлемах. Чуть в стороне, в окружении сенаторов, преторов и трибунов. в позолоченном кресле сидел сам Принципус, которого давно здесь называли Императором. Он изъявил желание самолично присутствовать на казни этого христианского проповедника. Принципус был лыс, как коленка. Лысину его украшал золотой венец, а от жары спасал широкий бархатный палантин, укрепленный наподобие шатра, но продуваемый легким ветерком, иногда струящимся вдоль раскаленных каменных мостовых Вечного Города.
   Кровь постепенно приливала к голове распятого. Глаза стала застилать красная пелена, а силуэты плебеев-солдат медленно растворялись в этом наплывающем багряном сумраке. Гул и тяжесть в голове усиливались с каждой минутой. Он прервал свою проповедь о кресте, сказав почти все, что хотел. В отяжелевшем мозгу теперь росли, теснились воспоминания о прошедшей жизни, которая пролетела, словно сон.
   Он вспомнил день встречи на Галилейском озере, когда его вместе с Братом, Учитель позвал стать "ловцами человеков". Затем странствия апостолов вместе с Христом по Галилеи, исцеления больных и бесноватых. Воскрешение умерших. Споры с фарисеями и саддукеями. Проповеди среди израильского народа о Царствии Небесном. Преображение Иисуса Христа на горе между двух библейских пророков. Вход его Иерусалим. Последняя пасха и тайная вечерня, где раскрылось... предательство Иуды, без которого было невозможно Распятие и Воскресение. Предсказание об отречении. Моление в Гефсиманском саду, арест Иисуса. Попытка Петра его спасти и троекратное отречение до первых петухов. Растерянность апостолов, их страх и бегство. Муки Христа. Его Распятие. Воскрешение и появление воскресшего. Сорок дней укрепления веры. Вознесение. Сошествие Святого Духа. Создание церквей по всему Востоку. Появление Петра в Риме. Проповеди среди Римлян. Противоборство с Симоном-магом, возомнившим себя всесильным. Бегство из Рима и возвращение назад после встречи с Христом. И вот это распятие вниз головой. Скоро наступит избавление. Ужасно болит голова. И уже кто-то оживает в его затухающем сознании непохожий на него,и похожий , словно близнец или двойник. А может, это он сам, его частица, спрятанная глубоко-глубоко, чтобы не тревожить до поры до времени его душу, теперь хочет соединиться с ней и воспрясть, и воскреснуть? Как Учитель в новой плоти? Или, как душа живая?... Красный сумрак сменился на черный мрак...
   Твердый посмотрел сверху на свое, застывшее на кресте вниз головой, тело. В нем он прожил много тяжелых лет на Земле. И он уже стал наполовину Петром, сохранив все его воспоминания, но, не забыв и те первые. Он взглянул на Римскую площадь, на многочисленных свидетелей своей казни, на Принципуса, обтирающего струящийся с лысины пот. Главному римлянину стало уже скучно. Он зевнул и с трудом поднялся с позолоченного кресла. Плебеи, преторианцы и патриции прокричали в честь него здравницу. Толпа стала постепенно расходиться и только одна женщина все стояла на коленях под солнцепеком. Слезы текли по ее щекам. Медные с проседью волосы были растрепаны и покрыты пылью. Женщина, не отрываясь, глядела на неподвижное тело казненного. Это была жена Петра, с которой он не виделся много лет, с тех пор, как ушел нести людям слово Христово. И в ней жила душа Спутницы. Что-то дрогнуло внутри Твердого. Он несколько раз облетел вокруг стоящей на коленях женщины, но душа Спутницы, заключенная в ее тело, безмолвствовала, не откликаясь на его призыв.
   И тогда он поднялся над Римом, над Италией, над Европой, над Землей и, попав снова в Свет, устремился по его радужной спирали на Духовную планету, чтобы там дождаться душу Спутницы. На острове его встретил Наставник, потом стали появляться души апостолов-учеников. И вот прилетела она. И снова все сызнова закружилось в счастливом вихре безгрешной Любви, до тех пор, пока на Земле не промчалось более двух тысяч лет.
   И снова призыв наставника. И новая встреча с ним в Храме. И его слова:
   - Приближается Судный День. На Земле произойдут Великие События. Мой антипод уже готов к своему Вторжению. Помешать ему в этом нельзя, но спасти планету от Зла необходимо, чтобы баланс сил достиг всего двух третьих населения. Иначе резонанс дойдёт до критической отметки и произойдет непоправимое. Ты помнишь того мальчика, чью душу вселил в тебя мой антипод в начале нашей миссии на твоей планете? Этого мальчика украли, и сейчас он спит на спутнице Земли, где обосновался ваш бывший Властитель, который хочет принять мой Облик. Они отобрали у мальчика пирамидку, что ты вручил ему по моей просьбе. Ты проникнешь в тело мальчика до того, как он проснется, чтобы вернуть назад эту пирамидку. Без нее нельзя будет создать законченный энергетический Шар - защитный талисман от победы Зла над Землей. Ты должен передать его двойнику-клону, чтобы он соединил свою пирамидку с другими в нужный день и час. Я благославляю тебя, - тихо проговорил Наставник и осенил Твердого крестным знамением. Радужная световая воронка завертела его уже знакомо, но все таки как-то, по-новому: ярко и красочно.
   
XV
   Мальчик проснулся. Он лежал в своей кровати. В комнате стоял полумрак. Сквозь шторы на окне едва пробивался тусклый призрачный свет, который матово мерцал, словно за окном методично вспыхивал и затухал ярко-оранжевый фонарь. Ощущения, что наступило утро не было, и это удивило мальчика, потому что он чувствовал себя выспавшимся и отдохнувшим. Ночью он видел сны. Странные сны. Череду снов про иные миры и про Землю, где он был главным участником, удивительных событий и приключений. Воспоминания об этих снах громоздились в глубинах сознания далекими событиями, будто он прожил не двенадцать лет, а целых сто, и все это происходило с ним не во сне, а наяву.
   Но, так или иначе, нужно было вставать. Его одежда висела рядом на стуле. Он надел шаровары, кургузую курточку защитного цвета и кеды на босую ногу. Двинулся к двери легко, почти не касаясь ногами пола. И снова накатило ощущение происходящего во сне. Мальчик вышел в коридор, на терраску, на крыльцо. Вокруг стояли желтые осенние деревья, освещенные тусклым бледно-оранжевым светом полной луны. И вдруг он вспомнил, где находится. На Луне. Так ему сказал тот сверкающий человек с холодным взглядом. Но он, наверное, соврал. Раз здесь светит луна, то он явно на Земле, в своем саду. И проспал он почему-то все лето. Может, сон был очень затяжной. Анабиозный. Где-то читал про такой. Вот поэтому он и видел долгие и странные сны. Внезапно в голове у него прозвучал очень знакомый голос:
   - Это не сны. И ты на Луне. Тебе нужно вернуть пирамидку, которую я подарил тебе. Помнишь?
   В начале мальчик очень испугался, услышав внутри себя чужой голос. Кто бы не испугался? Он опустился на ступеньку крыльца и едва не заплакал от страха.
   Но голос пока больше не повторялся. И мальчик стал постепенно успокаиваться. Может, ему только почудился этот знакомый голос? Но, где он его слышал. Он что-то говорил о пирамидке. Да-да, о той, что ему подарил призрачный старик. И это был его голос. А пирамидку-то забрал сверкающий человек и подсунул мальчику фальшивую, такую же, как и весь этот сад, и дом, и улица и даже, наверное, полгорода. Для достоверности. Чтобы обмануть глупого мальчишку. И все ради той пирамидки. Но где же прячет ее сверкающий. Луна - это ведь целая планета. Огромная. Если уж маленькая пирамидка спрятана, то спрятана - будь здоров. Самому никогда не отыскать. Как ни старайся.
   Бесшумно раскрылась входная калитка. Там, на Земле, она, обычно, протяжно скрипела, а здесь - петли смазали. Во двор вошел высокий, слегка сутулый человек. При тусклом свете фальшивой луны-фонаря его светлые или седые волосы окрасились в розоватый цвет. Человек был не молод. Даже почти стар. Морщины на удлиненном лице рельефно выделялись в полумраке. Но мальчик узнал его. Это был тот шофер на "Волге", который вез его вместе со сверкающим до самых "звездных ворот", когда мальчик улетел на другую планету. В прошлое. Но тогда он был моложе. Гораздо. За несколько месяцев нельзя так постареть. И за несколько лет тоже. Только если пройдут десятилетия. На нем был надет какой-то мундир.
   - Здравствуй, - тихо сказал шофер. - Ты уже проснулся? Я пришел за тобой. Тебя зовет наш Властитель. Он хочет поговорить с тобой. Пойдем, - и шофер протянул мальчику руку. Тот покорно ухватился за крепкую ладонь. Он, почему-то, доверял этому человеку. Почему? Он и сам не понимал. И когда он пошел рядом с ним - рука в руке, ему вдруг стало спокойно, словно он знал этого человека много-много лет, и он был ему близкий и даже родной...
   Они вышли за калитку и легко, едва касаясь дороги, отправились по улице в сторону ближайшего поворота, в противоположную той, куда они тогда уезжали, на машине. За поворотом оказался тупик. Высокий, крашенный в зеленый цвет забор закрывал проход. Но шофера это не смутило. Он уверенно нажал на вмонтированную в забор кнопку. Забор бесшумно сдвинулся в сторону, образовав темный треугольный вход. Шофер, а следом за ним и мальчик вошли в длинный, широкий, плохоосвещенный коридор, уходящий куда-то вдаль. Пол в коридоре оказался металлическим и шаги идущих, хоть и легкие, глухо отражались от стен, вдоль которых находилось с обеих сторон множество треугольных дверей, сделанных тоже из металла.
   Мальчик и старик шли довольно долго по однообразному пасмурному коридору, пока не остановились у одной из дверей. Эта дверь, в отличие от других, была сделана из темно-красного дерева с золочеными косяками дверной рамы. Шофер приложил свободную ладонь к ближайшему косяку и дверь медленно съехала в сторону. Пришедшие оказались в огромном вестибюле с хорошим мягким освещением и с длинными черными диванами вдоль ярко-оранжевых стен. Напротив была видна еще одна дверь, но вся переливающаяся золотыми искорками. По обе стороны двери стояли двое часовых в черных, очень знакомых мальчику, мундирах и нахлобученных на самые глаза тоже черных касках. Приглядевшись, мальчик узнал эту форму. Форму немецких эсесовцев. Руки часовых сжимали тоже знакомые автоматы. Да и сам старик-шофер тоже оказался точно в таком же мундире, только без фуражки. Он ощутил мальчишеский испуг по дрожанию пальцев и, наклонившись, прошептал на ухо:
   - Не бойся. Мы тебя не обидим. Скоро ты все узнаешь.
   Часовые щелкнули каблуками кованных сапог.
   - Machen Sic die Tur, - сказал им по-немецки шофер.
   Один из часовых нажал на едва приметную кнопку и дверь бесшумно сдвинулась в сторону. За ней оказалась другая, с виду очень толстая и, похоже, бронированная. Старик снова приложил к косяку свою ладонь и бронированная дверь послушно открылась.
   Старик и мальчик оказались в огромном ярко-освещенном зале. Зал был очень похож на церковь, где когда-то в раннем детстве побывал мальчик вместе со своей тетушкой. Только в той церквушке царил спокойный полумрак, разрушаемый мерцанием множества свечей. Здесь же, ярко светились стилизованные под свечи лампочки. По стенам, освещенные электрическими лампадами, висели множество икон. На иконах в благостойной позе был изображен человек с мягкой, доброй улыбкой на лице, со светлой курчавой бородкой, в красивой разноцветной одежде. Вокруг его головы переливалось сияние. Мальчик узнал в этом человеке Сверкающего. Вне всякого сомнения, это был он.
   Догадка подтвердилась, когда сам прототип повернулся к вошедшим во вращающемся кресле, оторвавшись от созерцания изображения Земного шара, тиражированного на множество экранов, стилизованного под алтарь, пульта управления.
   Властитель поднялся с кресла и сделал несколько шагов навстречу гостям.
   - С возвращением, - сказал он с улыбкой, обращаясь к мальчику. - Как ты себя чувствуешь после пробуждения? - и, подойдя поближе, Властитель похлопал ладонью мальчика по щеке. Пальцы у него были холодные, прямо ледяные.
   На вопрос мальчик ничего не ответил. Не хотел он отвечать. Он потупил взгляд и стал смотреть на усыпанный оранжевыми звездочками черный пол.
   Властитель, между тем, погладил своей ледяной рукой мальчика по голове.
   - Тебя, наверное, интересует твоя пирамидка? - вкрадчиво спросил он. Мальчик молча кивнул головой.
   - Она здесь, у меня, - произнес Властитель, - хочешь я ее тебе покажу?
   Снова кивок головы. Взгляд оторвался от пола. Властитель подошел к одному из своих портретов и провел над ним ладонью. Портрет открылся, словно сейф. Рука в разномастных перстнях и кольцах вытащила маленькую радужную пирамидку и брезгливо-быстро поставила ее на невысокую овальную тумбу, очень похожую на плаху, увиденную мальчиком в каком-то историческом фильме.
   - Вот она, цела и невредима, - сказал Властитель, протирая руки золотистым платком, - но отдать ее тебе я, к сожалению, не могу. Она мне самому нужна. Вернее, не нужна. Я хочу от нее избавиться. И ты мне в этом поможешь.
   Властитель щелкнул пальцами. Щелчек эхом отразился от стен зала. В стене напротив появился проход и оттуда вышел... отчим. Его мальчик узнал сразу. И он, в отличие от шофера совсем не постарел. Его лысина сверкала будто начищенная, как сапоги на ногах, в которые были вправлены брюки-галифе, а пузатое туловище обтягивал коричневато-зеленый френч без погон с синими петлицами. На груди красовался значок с изображением щита и меча. А руки сжимали топор, очень знакомый мальчику. При виде отчима у него все похолодело внутри, ноги подкосились и ослабли. Но лицо отчима выражало не обычную для него злобу, а какое-то собачье подобострастие. И смотрел он так не на пасынка, а на Властителя, вытянувшись перед ним во фрунт.
   - Вы, кажется, знакомы? - спросил, усмехнувшись в пшеничные усы, Властитель.
   Отчим бросил на мальчика косой взгляд. Ненависть сверкнула в этом взгляде.
   - Я всех вас забрал к себе на мою Божественную планету. В мой летающий Храм, откуда божественная воля, сила и слава распространяется по всей Земле. На протяжении веков я собирал лучших представителей человечества и держал их в анабиозе, чтобы в судный день они спустились со мной на планету и спасли людей от греха, в котором те оказались. Я наставлю их на путь истинный, и я - есть истина и путь! - воскликнул Властитель, поднимая вверх открытую ладонь. Ладонь была выдвинута чуть вперед и напомнила мальчику знакомый жест.
   Отчим, брякнув каблуками своих сапог, повторил жест Властителя, старик-шофер остался стоять неподвижным.
   - Эта пирамида может помешать осуществлению моей миссии на Земле! - изменив тон, сказал сверкающий, - Но только ты, мальчик, способен уничтожить этот предмет. И ты сейчас это сделаешь. Отдай ему орудие, - произнес Властитель, обращаясь к отчиму.
   Отчим, призрительно выпятив нижнюю губу, протянул пасынку топор. Тот оказался тяжелым и чуть не выскользнул из рук. Руки словно ослабели, ноги тоже. Мальчик с трудом подошел к плахе, на которой стояла, переливаясь, радужная пирамидка. Она излучала теплое, спокойное сияние. На душе стало светло и радостно. Ему захотелось прижать пирамидку к груди и не выпускать ее ни на миг. Вот только стоит протянуть руку. Но руки оттягивала тяжесть топора.
   - Бей! - закричал Властитель.
   От испуга мальчик выронил топор и поднимать его уже не стал. Что-то внезапно случилось с ним, что-то произошло. Он, не мешкая, схватил пирамидку и спрятал ее в боковом кармане курточки, как раз возле сердца.
   - Верни пирамидку, - мальчик услышал за спиной голос Властителя. Требовательный голос. Но тут же упрямо замотал головой.
   - Забери у него, - приказал Властитель отчиму. Тот сделал шаг к мальчику. В глазах у него была ненависть, злоба и жажда расправы. И тут отчима заслонила затянутая в черный мундир спина.
   - Назад! - спокойно произнес шофер.
   - Чё ты сказал, фашистская падла?! - заорал отчим, - Отойди, зарублю! - и, видно, наклонился за упавшим топором.
   Нога шофера описала дугу и врезалась в челюсть отчима. Тот клацнул зубами и отлетел, визжа, как подбитый пес, к ногам Властителя.
   - Ты меня предал! - воскликнул Властитель, - Ты, которого я сделал начальником своей охраны и которого хотел сделать наместником в Германии! Ты все разрушил из-за какого-то мальчишки! Опомнись!
   - Этот мальчик - мой сын, - проговорил чуть дрогнувшим голосом старик.
   - Откуда ты узнал? - удивленно спросил Властитель.
   - Пока он спал, я посмотрел его жизненные воспоминания и увидел, кто его мать. И теперь я его тебе не отдам!
   - Ну, что же, тем хуже для вас обоих, - произнес Властитель и нажал на пульте какую-то кнопку.
   - Бежим! - отец схватил мальчика за руку. Они бросились к открытому проходу, через который вошел отчим. А через центральный вход уже бежали эсесовцы и вскинув автоматы, полоснули очередями по убегающим. Отец болезненно вскрикнул. Проход закрылся.
   - Скорее, - проговорил отец, - Меня ранили, и, чувствую, серьезно.
   Они торопливо пошли, почти побежали по слабоосвещенному коридору, где уже звенела сирена тревоги. Отец стал заметно отставать. Мальчик притормозил свой бег и оглянулся. Даже в тусклом свете коридора лицо у старика было бледным. На нем еще более рельефно выделялись морщины.
   - Он не держал меня в анабиозе, - сказал отец подойдя и тяжко дыша, - Он остался один и стал на летающей тарелке красть жителей Земли на протяжении многих веков. Он держит их в анабиозных камерах, чтобы потом представить их, как оживших по божьей благодати после второго пришествия. А я так и старился все эти годы. Все шестьдесят лет.
   В горле старика раздались какие-то хрипы. На губах выступила кровавая пена. Он пошатнулся и едва не упал.
   - Нам сюда, - произнес он с трудом и приложил свою ладонь к косяку одной из дверей. Та бесшумно раскрылась. Они вошли в просторное помещение. Автоматически включился свет. Мальчик увидел множество шкафов без дверок, поставленных рядами и окрашенных в шахматном порядке в белые и черные цвета. В каждом шкафу висели скафандры с прозрачными шлемами. Причем, в черных шкафах - белые, а в белых - черные. Напротив, вся длинная-предлинная стена была установлена какими-то цилиндрическими аппаратами, вмонтированными внутрь. Над каждым аппаратом горел оранжевый огонек, а с боков цилиндры оставались открытыми ровно в человеческий рост, словно приглашая туда забраться.
   - Быстрее надевай скафандр, - проговорил отец, - Тебе нужно лететь на Землю, а то они сейчас будут здесь.
   Лоб его покрылся каплями пота, и мальчик только теперь, при свете, увидел, что за отцом тянется кровавая дорожка. А тот, шатаясь, дрожащими руками достал из черного шкафа белый скафандр подходящего размера и помог мальчику в него влезть. Показал, на какие кнопки нажимать, но мальчик, конечно, ничего не запомнил.
   - Прощай, - тихо проговорил отец, обнимая сына, - Я каждый день, все сорок лет, пока ты спал, приходил к твоей кровати и смотрел на тебя, хотел, чтобы ты проснулся. И вот дождался.
   Мальчик вдруг порывисто обнял старика за шею и поцеловал его в щетинистую щеку.
   Дверь стала сотрясаться от ударов.
   - Прощай, - сказал отец. - Забирайся в аппарат. Лети. Наверное, знаешь, куда лететь... И помни обо мне...
   Опустив мальчику на голову шлем, старик буквально втолкнул его внутрь цилиндра, уложив его головой вперед на удобное ложе. Пластиковый колпак автоматический закрылся. Нажатие на панели красной кнопки, и оранжевый огонек сменился на голубой. Цилиндр протяжно засвистел и слегка вздрогнул.
   А в дверь уже ломился взвод охраны "СС" с автоматами на изготовку. Капитан Вильям Гарлебаус слабеющей рукой вытащил из кобуры свой "Вальтер" и разрядил его в трех ближайших охранников. Автоматы других изрыгнули свинцовый смерч. Смерч опрокинул капитана на опустевший цилиндр.
   
***
   Мальчик стремительной ракетой вылетел в черное звездное небо. Перегрузка обручем сдавила ему голову и налило тяжестью все тело. И еще страх захлестнул его. Он решил, что сейчас погибнет. Но спустя некоторое время, он почувствовал себя лучше и даже стал с любопытством оглядываться по сторонам. Впереди, по ходу движения, в небе висел огромный голубой шар. На нем, присыпанные дымкой облаков были отчетливо заметны очертания континентов, с правого края виднелся темно-синий серп ночной стороны. А за спиной нависала гигантских размеров сфера, ярко освещенная невидимым солнцем и покрытая хаотичным нагромождением скал, кратеров и застывших вулканов. Сфера еле заметно удалялась, открывая по левую сторону все новые сверкающие искорки звезд. Тяготение все не выпускало из своих клешней крошечную человеческую фигурку в белом скафандре, тоже, как звездочка, сверкавшая в солнечных лучах. Белая звездочка медленно приближалась к Земле. Мальчик не знал, как управлять скафандром. То, что показывал ему отец, он не запомнил. И тут тихий знакомый голос стал шепотом ему подсказывать, на какие кнопки нужно нажимать. На этот раз мальчик не испугался и послушался совета того, кто поселился в нем. Включились двигатели скафандра, и мальчик полетел к Земле гораздо быстрее. Планета постепенно заполняла все видимое пространство. Она манила невообразимой голубизной морей и океанов, разноцветной пестротой материков, белизной кучевых и серостью дождевых облаков и туч. Мальчик, словно завис над Землей на каких-то двух невидимых нитях. Одна тянула его вниз, другая не давала ускорить процесс падения. И все же, первая оказалась сильнее. Он вошел в верхние слои атмосферы и, как подсказал ему тихий голос, стал тормозить по касательной, чтобы не сгореть заживо. И, тем не менее, скафандр сильно нагрелся. Охлаждение еле справилось, остужая разгоряченное тело. И вот, наконец, небо над головой из темного постепенно посветлело и засияло в солнечных лучах. За спиной раскрылись широкие птичьи крылья. Белая птица с человеческим телом летела под облаками в сторону большого северного материка, в страну с названием "Россия", к маленькому городку, лежащему на слиянии двух рек, в двухстах километрах от столицы. Те места сейчас были покрыты снегом, но утреннее солнце светило ярко, пригревая холодную землю. Чувствовалось приближение весны. Мальчик подлетал все ближе и ближе. Первый детский восторг, от полета, как раньше во сне, сменился на сосредоточенный выбор места приземления. Это место ему снова подсказал тот же тихий голос. Между слиянием двух рек, слегка возвышался, еле заметный с высоты холм. На вершине холма, в окружении голых, сейчас, серых деревьев, виднелся купол церкви с сияющим, под первыми утренними весенними лучами, позолоченным крестом.
   Пирамидка на груди приятно согревала тело. Прежде чем начать спуск, мальчик почему-то оглянулся назад, на небо. И там, на фоне тусклой, полной утренней луны вдруг увидел чью-то черную фигуру с крыльями. Она стремительно приближалась.
   
   
   
ДЕНЬ VII
I
   Он проснулся, как всегда, очень рано. Мартовский рассвет только-только вспыхнул на восточном горизонте, а он уже открыл глаза, но прежде чем подняться с кровати несколько минут лежал, выгоняя из себя остатки сна. Он глядел в белый мелованный потолок с мелкой паутинкой трещин, следя за розовыми бликами рассветный лучей. Затем перевел взгляд на не зашторенное окно. За ним, между голыми ветвями деревьев виднелся клочок блеклого утреннего неба, на котором был еле различим пристальный белый зрачок полной луны. Зрачок немигающее глядел на лежащего в кровати человека с окладистой седой бородой. Их взгляды встретились ,и человеку стало как-то не по себе. Он отвернулся и, тяжело вздохнув, откинул одеяло. Минуту-другую он сидел на кровати, глядя на икону Спасителя, висящую в восточном углу комнаты. Под иконой тусклым огоньком светилась лампадка. Он встал и троекратно истово перекрестился, читая про себя молитву "Отче наш". Затем, шаркая тапочками без пяток, отправился в ванную. Вернувшись оттуда, он стал одеваться. Надел чистую рубаху, на нее подрясник и рясу. Серебряный крест на цепочке завершил облачение священника.
   Ныне наступило "Прощеное воскресение" и нужно основательно подготовиться к утренней Службе. Он всегда сам, еще до прихода клириков и певцов, открывал двери храма и ворота, хотя это должен был делать сторож. Но сторож, как правило, засыпал под утро и священник не будил его, а проделывал отпирание с непременным утренним удовольствием.
   Вот и сейчас он, накинув на плечи пятнистую куртку с серым воротником, вышел из своего теплого домика на утреннюю мартовскую прохладу. Легкий морозец и знобкий ветерок развеяли из него последнюю дымку сонливости. Он глубоко вдохнул холодный воздух и, достав из кармана куртки связку ключей, размеренной походкой двинулся к воротам, открыл замок и распахнул настежь обе створки. Затем развернулся к Храму и перекрестился на образ Спасителя в овальной нише над дверями портала. Храм возвышался над священником лазоревыми стенами полукруглой главой, увенчанной восьмиконечным православным крестом, позолота которого искрилась в первых утренних лучах. Колокольня находилась сзади. Двери Храма открылись с легким скрипом. Внутри пока властвовал полумрак. Свечи еще не были зажжены, но слабо попахивало ладаном и свечным воском, от вечерни. Он немного постоял на пороге, а потом, слегка сутулясь, пошел вдоль стены по очищенной от снега асфальтовой дорожке. Дорожка привела его за торец Храма, в небольшой садик, усаженный фруктовыми деревьями. В глубине садика стояла шестигранная беседка, а чуть в стороне от нее были видны две ухоженные могилы с резаными крестами и витиеватой металлической оградой. На обеих могилах лежали свежие розы. Белые на одной и красные на другой. Он положил их только вчера, и лепестки были лишь слегка схвачены ночным морозцем. Священник подошел вплотную к могиле с белыми розами, где между плитой и оградой оставалось еще небольшое пространство и снял с головы черный клобук.
   - Я пришел. - тихо сказал старик, склонив седую голову, - Вот и еще один день без тебя. Прости меня, - на глазах у него выступили слезы.
   - И ты прости меня, отче, - он перекрестился на могилу с красными розами, - Я должен был убить тебя, и не сумел спасти. Сумею ли грехи тяжкие отмолить?
   Он еще несколько минут стоял, опустив голову перед этими двумя дорогими для него могилами, а после, тяжело вздохнув, надел головной убор и продолжил свой обход вокруг храма. Возле будки на цепи сидел Вепрь и, подняв вверх клыкастую беспородистую морду, тоскливо выл на утреннюю луну. Такого за ним давно не наблюдалось. Священник удивленно взглянул на пса и погладил его по вздыбленной, густой, черно-рыжей холке. Вепрь выть перестал и ответил хозяину недоуменно-извинительным взглядом своих красных глаз: "Сам, мол, не знаю, что со мной?" и опять, подняв вверх морду, заскулил, утробно подвывая.
   Священник тоже поднял голову. Блеклая полная луна была на ясном небе еле заметна, да и к тому же, уже стала заходить за деревья и нижний край ее почти скрыли голые ветви. И тем не менее, на ее млечном полукруге отчетливо виднелись два крошечных крылатых существа, быстро увеличивающиеся в размерах. Вначале священник их принял за птиц, но затем стали отчетливо заметны ноги и руки, а широкие крылья за спиной казались неподвижными и только корректировали полет этих странных существ.
   - Ангелы! - воскликнул священник и благоговейно осенил себя крестным знамением.
   Первый из "ангелов" был гораздо меньше второго, смолянисто-черного и сверкал в ранних, утренних, солнечных лучах искрящейся белизной. Эти же солнечные лучи высветили у него над головой огненный обруч нимба. Голову другого, черного, закрывал темный, круглый колпак, и этот второй явно преследовал первого, держа в руке какой-то блестящий, похожий на топор, предмет. Да это и, в самом деле, был топор. В том священник убедился, когда оба человека-птицы закружились над самым куполом Храма, словно белый голубь и черный ворон. Черный не давал белому приземлиться, размахивая топором. Белый едва успевал уклоняться. Но, в конце концов, ему это не удалось. Лезвие топора угодило в шею белого ангела. Он обмяк, опустив руки, но какая-то сила понесла его прямо на купол, ударила о скат. Ангел, ломая крылья, упал на асфальт, неподалеку от священника. Тот, не раздумывая, кинулся к упавшему. А сверху уже с топором наперевес, пикировал черный, с явным желанием размозжить священнику голову. Но он вовремя уклонился от удара, уронив при этом, клобук.
   Пальцы инстинктивно ловко перехватили рукоятку возле топорища и дернули ее на себя. И дальше сознание не контролировало рефлексы, выработанные годами. Топор описал дугу и, что было силы, ударил острием по темному колпаку черного. Колпак раскололся, как орех, а лезвие по инерции врезалось в открывшийся лысый лоб и застряло там над выпученными, налитыми кровью глазищами. Та же тягловая сила, видно, потеряв управление, принялась хаотично крутить черное тело с топором во лбу. Тело понеслось, кувыркаясь, в сторону церковной ограды и на всей скорости напоролось животом на острый железный прут, закрутилось на нем и замерло, безвольно опустив руки, ноги и крылья. Аппарат за спиной фыркнул и заглох.
   У священника похолодело внутри. Он с трудом оторвал взгляд от этого ужасного зрелища, причиной которого сам и явился. Он убил небесного человека, пусть угрожавшего ему самому. Но ведь он его разоружил. Как же так получилось? Грех-то, какой! Не отмолить никогда его. Но теперь черному уже не поможешь. Но, может, белый еще жив?
   Старик повернулся к лежащему неподвижно на асфальтовой дорожке белому ангелу. Голова у него была закрыта прозрачным круглым колпаком. А на шее возле левого плеча белая ткань окрасилась в пурпурный цвет, и кровь тонкой струйкой лилась уже по дорожке. Капли крови кое-где забрызгали поломанные перламутровые крылья. Ангел лежал лицом вниз и священник дрожащими руками перевернул его на правый бок. На шее открылась глубокая кровоточащая рана. Видно, перерезана артерия. Кровь не остановить, она бьет тугим родничком. Нужно снять колпак, чтобы хоть чуть-чуть полегчало. И вызвать "скорую помощь". Только, когда она приедет?
   Священник стал торопливо искать застежки на краях шлема и нажал на кнопку в районе горла. Шлем легко откинулся назад за спину, открыв белокурую мальчишескую голову с бледным худым лицом и закрытыми глазами. Внезапно глаза стали приоткрываться, и что-то далекое и хорошо знакомое отразилось в их серо-зеленой глубине. Словно старик увидел на мгновение свое прошлое, свое забытое детство.
   - Пирамидка, - еле слышно прошептали губы мальчика, - пирамидка у меня на груди, в кармане. Береги ее. Она остановит... - он не договорил и легонько выдохнул. Глаза его остекленели.
   
***
   Он отпел их сразу же после заутрени, хотя по христианскому обычаю такого не полагалось делать. На чердаке его дома нашлось, как раз, два гроба. Один он приготовил для себя, а второй держал на всякий случай. И вот случай представился. Нашлась и ткань для погребения. Женщины, служащие в церкви еще до появления прихожан отнесли тела в дом и пока священник вел утреннюю службу, приготовили их к отпеванию. Все три тихо плакали над мальчиком. Он и в самом деле лежал, как ангелочек, со спокойным умиротворенным лицом. Лысому заклеили рану на лбу пластырем и после обмывания снова нарядили в его старомодный мундир с дыркой впереди и сзади от заборного штыря. Скафандры спрятали в чулане, удивленно разглядывая неубранные крылья.
   Службу отец Петр вел из рук вон плохо. Он то и дело сбивался с молитвенного ряда. Забывал слова или проговаривал их скороговоркой, без должной значимости. В голове у него будто клубился туман и переполняла какая-то странная раздвоенность, или даже расстроенность мыслей и ощущений. Это состояние началось с ним почти сразу же после смерти мальчика-ангела. Сперва сердце на секунду-другую остановилось в груди затем ударило сильным перебоем и заколотилось быстро, взахлест. Сознание помутилось и он чуть не упал на тело мальчика. Петр прислонился спиной к стене храма и так стоял несколько минут приходя в себя. Но до конца так и не пришел. В голове, сквозь туманную дымку, появлялись и исчезали образы из его давних забытых снов о других планетах, катастрофах, астероидах, кометах и летающих тарелках. Иногда выплывал образ синеглазой медноволосой женщины, так похожей...
   Вперемежку с этим потекли детские воспоминания, о которых он до сих пор не помнил. Вот мама вечером везет его на саночках по заснеженной площади. В углу площади стоит, освещенная изнутри и ярко украшенная будка с разноцветными шариками, бусами и звездочками. Несколько крупных, блестящих и очень красивых снежинок упали ему на черную шубку. Он уже понимает: скоро Новый год...
   Вот он мчится на привязанных веревками к валенкам "снегурках" по гладкому льду разлившегося, а потом замерзшего пруда. Ему лет шесть-семь. На нем серая куртка на меху, шарф и шапка-ушанка, завязанная у подбородка. Веревки давят шею. Но он не обращает на это неудобство внимания. Он мчится по гладкому льду на быстроходных коньках с загнутыми вверх носами. На темном небе стоит полная луна. Ее желтовато-оранжевый свет стелется по льду, превращая его в лунную дорожку. По ней и несется мальчик на встречу полнолунию. Детская радость полета переполняет его сердце...
   Вот он плывет по тихому, теплому озерцу в жаркий летний полдень. Возле берега с визгом плещутся его приятели-мальчишки, а он заплывает на середину и видит сквозь прозрачную воду свежий зеленый луг, усыпанный желтыми солнышками одуванчиков. Он ныряет глубоко, до самого лугового дна и долго, сколько хватает дыхания, сидит на бархатистой траве, глядя через колеблющийся водяной слой на далекое голубое небо и яркое солнце на нем. Вокруг солнца сияет радужный ореол...
   Отец Петр вынырнул из пелены не своих воспоминаний только тогда, когда сторож и работник Храма утромбовали холмик на могиле, вырытой рядом с красными розами. В руке он держал радужную пирамидку, найденную у убитого "ангела".
   Где похоронили черного лысого, отец Петр не помнил. Сторож потом сказал, что за оградой, в парке. Нужно было известить о происшествии власти, но священник решил этого не делать. Начнутся расспросы, допросы, дознания. И никто ему, конечно, не поверит, что эти двое прилетели с луны. А он об этом знал твердо. Он недавно видел этот полет глазами мальчика. И он сам был этим мальчиком, только постаревшим и прожившим отдельно от него длинную и, должно быть, неправедную жизнь. И только в последние годы вдруг осознавшего свое греховное прошлое, после смерти жены и священника, место которого он занял в этом Храме. Сколько трудов и покаяния ему стоило назначение сюда. Но ему поверили в епархии. И он старался оправдать это доверие. Принял монашество. Пробовал жить по Божьим заповедям. И вот это странное трагическое посещение. Мальчик-ангел, прилетевший с луны и погибший у него на глазах от руки своего отчима. Мальчик был его частью. Его детством, которого он не помнил и вспомнил лишь тогда, когда их души соединились. Все это ему стало ясно только теперь. Ведь с ним соединилась не только душа убитого мальчика, но и кто-то третий, чью жизнь он иногда видел во сне.
   И его жизнь вдруг стала приобретать ощущение целостности. Все прошлые годы внутри себя он чувствовал нехватку чего-то основного, главного. В том месте зияла пустота. Сейчас эта пустота очень быстро наполнялась. Клон становился полноценным человеком.
   После похорон, в трапезной все служители церкви помянули убиенных, не зная даже, как те оказались на церковном дворе и кто они были такие. И тут отец Петр тоже не стал раскрывать тайну, которую знал только он один. Да и нужно ли было это делать? Как объяснить простым людям цепь сложных трагических событий, уходящих в глубину времени и пространства? И кто такому рассказу поверит? Он бы и сам не поверил, если бы не знал наверняка.
   Когда трапезная опустела, Отец Петр последним ушел к себе в опочивальню и, упав на колени перед образом Спасителя, до самой вечерни безудержно молился, прося прощения у Господа за невольной убийство "черного ангела" - отчима.
   На вечерню он не пошел. Попросил провести службу Отца Алексея, а сам продолжал истово молиться, стоя на коленях. По лицу его текли слузы. Приближалась полночь...
   
II
   Окно опочивальни озарилось разноцветными всполохами света. Словно в небе вспыхнули огни праздничного фейерверка. Отец Петр оторвался от молитвы и удивленно взглянул на окно. Черный полуночный небосвод переливался серпантином красочных искр и бликов. Они плескались радужными волнами, озаряя темную весеннюю землю. Высоко, высоко послышался какой-то гудящий трубный звук, от которого по всему телу пробежал морозный, колкий озноб. Отец Петр с трудом поднялся на онемевшие ноги и, еле передвигая ими, зашаркал к выходу. Вышел в прохладную мартовскую ночь и взглянул на небо. На небе горели огненные письмена, окруженные ореолом разноцветных искр-огней.
   "Я явился вторично, чтобы вершить суд" - гласила огненная надпись. А чуть ниже надписи была видна поднимающаяся из-за горизонта огромная, огненно-красная, кровавая луна.
   У священника затряслись и без того ослабевшие ноги, и он снова упал на колени, осеняя себя крестным знамением. Письмена сияли на небе грозно и беспощадно.
   "Вот он "судный день, - подумал Петр, - в первый день Великого поста. Дождались наконец".
   Голова у него кружилась. Старческие глаза слезились при взгляде на огненное небо. А на душе было муторно и тоскливо. Он ждал второго пришествия Спасителя и знал, что он появится внезапно, как "тать в ночи". Но, чтобы вот так, буквально - ровно в полночь? А, впрочем, как же иначе? Так, наверное, и должно было случится?
   Письмена горели, не затухая. Кровавая луна поднималась все выше и выше. Что-то было недоброе, неправедное в этом небесном знамении. Отец Петр чувствовал какую-то фальшь и театральность, словно в небе повисла кричащая и грозная реклама, а не откровение Божие. Он еще раз взглянул на надпись и понял, почему не поверил ей. В слове "вершить" вкралась ошибка - вместо буквы "Е" светилось яркое "О". Впрочем, через некоторое время, она все же исправилась. Видно, устроители небесного "шоу" заметили свой промах и вовремя спохватились. Но для священника Спасо-Преображенской церкви отца Петра все стало ясно. Он понял, кто должен сейчас явится с небес под личиной Иисуса Христа. А еще об этом ему подсказали души мальчика и фаэтонского апостола Твердого. Что убедило Петра окончательно.
   Он поднялся с коленей, и уже без благоговейного трепета, стал наблюдать за небесной вакханалией. Трубный гул опять наполнил звездную чашу неба. Самих трубачей нигде видно не было. Но тревожно-заунывная "музыка сфер" сотрясала всю окружность горизонта, и на слух очень смахивала по тональному звучанию на похоронный марш. Тот же тоскливо-погребальный вой. Та же надрывность и горестная безысходность. Та же гулкая смертельная пустота звенящей и вибрирующей меди.
   Это жуткое, проникающее везде звучание, выгнало людей на улицы и они, задрав головы, смотрели на горящие письмена, в недоуменном страхе переговариваясь. Прихожане двинулись к церкви, крестясь и распевая псалмы. Они поверили в начертание и ждали появление Спасителя в Силе и Славе на Небесах. В дверях Храма их встретили священники Отец Петр и Алексей, живший на соседней улице. Он выслушал разъяснения настоятеля и, кажется, понял и принял их. Поющих прихожан они остановили на пороге с серебряными распятиями в руках. Отец Петр вышел чуть вперед и, подняв над головой распятие, слегка срывающимся голосом заговорил:
   - Братья и сестры! Пришли последние времена. Разверзлись небеса, появились огненные письмена. Вы лелеете надежду, что это Спаситель наш и Наставник-Учитель Иисус Христос вторично явился на Землю. Но это не так. Вы забыли, что сказано у апостола Павла во втором послании к Фессалоникитцам: "Не спешите колебаться умолять и слушаться ни от духа, ни от слова, ни от послания, будто уже наступает день Христов.
   Да не обольстит вас никто никак: ибо День тот не придет, доколе не придет прежде отступление и не откроется человек греха, сын погибели.
   Противящийся и превозносящийся выше всего, называемого Богом или святыню, так что в Храме Божием сядет он, как Бог, выдавая себя за Бога".
   Не верьте этим письменам! Не верьте явлению с небес! То не Христос идет к нам, а Антихрист!
   Прихожане взволнованно зароптали, поглядывая на небо. Некоторые недоверчиво покачивали головами. Старушки стали всхлипывать, крестясь и причитая.
   А на небе начался второй акт спектакля, инсценированного с поднявшейся уже высоко, чужеродной спутницы Земли. От края до края, во всю ширину горизонта, словно отдернулся занавес и открылся необозримый золотистый экран, осветивший все вокруг. Ночь вдруг превратилась в день. И только по далеким краям этого небесного экрана виднелись темные углы с еле заметно мерцающими звездами. Да красно-оранжевый диск луны стал внезапно и быстро темнеть и превратился в матово-черный, с огненной окантовкой по кромке. Наступило лунное затмение.
   Из черного диска луны на экране вдруг вышел человек в сверкающей золотистой одежде. Длинные ниспадающие на плечи волосы его были ослепительно белы и сверкали, как расплавленный до белизны металл. Такие же горящие потусторонним огнем глаза, блистали, словно две ослепительные звезды. Изо рта у приближающегося человека, между усами и бородкой, вдруг возник острый меч похожий на жало. Лицо его полыхало яростным огнем, а босые ноги, казалось, только что покинули раскаленную печь. В руке, усеянной перстнями, он держал семисвечник с горящими радужными огоньками, похожими на звезды, свечами.
   Громоподобный голос огласил все окрестности на многие сотни, а может быть, и тысячи километров:
   - Я есть - первый и последний, альфа и омега! Я пришел судить вас за деяния ваши Страшным и беспощадным судом! Повинуйтесь мне!
   Прихожане в ужасе стали падать на колени и отбивать поклоны. Молодое лицо Отца Алексея побледнело и мгновенно осунулось. Он стал похож на старика. А у Отца Петра на несколько мгновений замерло сердце. Ему показалось, что он умирает. Руки и ноги онемели и похолодели. Сознание стало туманиться. Он едва не выпустил из рук распятие. И тут он почувствовал на груди, тепло радужной пирамидки. Оно постепенно разливалось от сердца к голове, ногам и рукам, приводя Петра в чувство. Сердце забилось ровно и глубоко. Он вдохнул прохладный мартовский воздух и тот ему показался раскаленным, обжигающим легкие.
   - Это - антихрист! - крикнул Петр в толпу, стоящую в молитве на коленях. Но его уже никто не слушал. Люди в благоговейном ужасе и восторге простирали руки к шагавшему по небесам огненному видению, окруженному сотнями парящих булых и черных ангелов. Даже Отец Алексей и тот упал ниц и остановившимся взглядом уставился на небесный экран. Распятие лежало в стороне, откинутое прочь.
   
III
   Он воцарился на Земле на следующий день. Одновременно во всех религиозных центрах, что было абсолютно непонятно, но всеми принималось, как должное. Телевизионные репортажи шли в одно и тоже время из Иерусалима, Рима, Москвы, Вашингтона, Мекки, Дели, Токио, Пекина, Тибета. И везде на золотом троне восседал Он, уже без меча во рту, но по-прежнему грозный и величественный. И Он был огромен, как великан. Людям приходилось смотреть на него, задрав головы. И смотрели они на него со страхом и обожанием. Страху они натерпелись предостаточно. Целые сутки Земли содрогалась от "Гнева Божьего". Черные, тоже громадные ангелы, лили в океаны из огромных чаш какую-то смесь, от которой пенились волны и бурями накатывались на берега, неся беды и разрушения прибрежной полосе. И Земля тряслась и содрогалась непрерывно целые сутки, от чего проснулись спящие вулканы, залив лавой и пеплом окрестные поселки и города. Всего один день, но Земле он принес множество несчастий.
   А потом Он стал единым Властителем Земли. Все народы сразу и безропотно покорились Ему. И Он примирил религии, стал единым пастырем божьим. О чем еще можно было мечтать человечеству? Но радовалось оно не долго. Всего два дня.
   А на третий день, проснувшись по утру, жители городов, городков и поселков увидели, что на улицах появились странные люди, одетые в одежды прошлых времен. Они бродили по улицам, словно завороженные, глядя прямо перед собой невидящими глазами. Живые, в конце концов, сообразили, что это воскресли мертвецы ушедших веков. Но их, к слабому утешению, было не так уж много, если учитывать количество умерших на Земле на протяжении всей истории человечества. Живым стало неуютно и даже противно среди этого разномастного сброда, дурно пахнущего и заходящего в дома в поисках пищи. С физиологией у них было все в порядке. Города стали постепенно превращаться в грязные отхожие места. Со дня воцарения на Земле Властителя прошло около двух недель.
   В городке, где на холме, между двух рек стояла Спасо-Преображенская церковь, было, как и повсюду, необычно оживленно. И до того улицы не отличались здесь особенной чистотой. Сейчас они были захламлены до предела. По мусору, топча его сапогами, слонялись монголо-татарские ордынцы в доспехах, вперемешку с воинами Дмитрия Донского, невооруженные и очень голодные. Таскались взад и вперед какие-то грязные мужики в лаптях, бабы в кокошниках, бояре в высоких шапках, дворяне в сюртуках и во фраках, работный люд в косоворотках, солдаты и офицеры в мундирах всей Романовской эпохи, красноармейцы, чекисты в кожанках, советские шахтеры и ударники коммунистического труда. Здесь же шлялись помятые немецкие фашисты в рваных шинелях и в стоптанных сапогах. И все это сборище хотело есть и пить. Они уже давно выли от голода, а кормить их было нечем. Прилавки и магазинные склады опустели в первую же неделю воцарения. Местные жители нутром почувствовали катастрофу и растащили все продукты по домам. Власти не справлялись с обстановкой и, в конце концов, все пустили на самотек. Жители, запершись в домах и квартирах, наполнив холодильники припасами и залив ванны, ведра и кастрюли водой, зная, что ее скоро отключат. Так и произошло через две недели. Затем отключили электричество, газ и отопление. А так, как стояла вторая половина марта, и ночами еще было холодно, жители частного сектора затопили печки, спиливая фруктовые деревья в своих садах и в окрестных лесопосадках. Некоторые сердобольные старушки подкармливали из своих запасов оживших мертвецов и те, чуя пищу, собирались целыми толпами возле домов, где происходила кормка и выли от голода, закатив свои безжизненные глаза. Хорошо еще, что они были не агрессивны и своим поведением походили на маленьких, беспомощных детей.
   Тогда их было решено согнать в одно место, для которого самым подходящим оказалось бывшее ЛТП, сооружение рядом с выработанной шахтой. Милиция и солдаты местной части, вместе с добровольцами, принялись отлавливать оживших мертвецов. Их сажали в крытые грузовики и отвозили за город, где огороженные бетонкой и колючей проволокой, стояло несколько полуразрушенных бараков.
   Нахлебников оказалось несколько тысяч человек. Прокормить их и наладить хоть какой-то быт было очень сложно. И такое происходило почти в каждом городе. Было отчего властям да и простым гражданам впасть в отчаяние. Население Земли в одночасье увеличилось почти на треть. А ведь и до того голодных хватало.
   Отец Петр и Отец Алексей, как могли помогали этим несчастным. В оживших мертвецов Петр не верил. Он знал, откуда они взялись. Как их ночью доставили на летающих тарелках с луны и оставили здесь помирать с голоду. Но с первой волной пришельцев земные власти кое-как справились. И вот тогда в небе появились белые и черные "ангелы". Эти, приземлившись, стали чинить суд и расправу по велению Властителя, который, сидя одновременно на престоле во всех религиозных центрах, раскрывал лежащую у него на коленях книгу с семью печатями и провозглашал списки грешников. В основном, это были священнослужители, якобы отрекшиеся от истиной веры и тайно служившие темным силам. Их хватали, врываясь в Храмы. Белые "ангелы" вершили суд, черные расправу. Но приговор, как правило, был один - смерть. На площадях устраивали публичные казни сожжения отступников на кострах, что очень напоминало средневековую инквизицию. Но люди не роптали. Их сковал какой-то животный страх, вперемешку с безволием. Все верили в справедливость пришедшего с Небес. Ведь он - истина. Он - путь. И все, что он делает, во благо, погрязшей в грехах планеты. А грехи, как известно, выжигают огнем небесным. Но, можно и земным, за неимением первого.
   
IV
   Отец Петр проводил тайную вечерню за закрытыми дверями Храма, так как на кануне последовал указ Властителя о запрещении всех религиозных служб до "создания единой и неделимой церкви". Но некоторые прихожане, несмотря на страх и безволие, все же пришли на службу и стояли небольшой группкой возле алтаря. Был вечер "Лазаревой субботы" накануне "Входа Господнего в Иерусалим". Отец Петр тихим голосом читал Евангелие от Иоанна о смерти и воскрешении святого Лазаря. Прихожане слушали, затая дыхание. Две старушки молча плакали, вытирая слезы концами черных платков. Тускло мигало несколько свечей.
   После чтения Отец Петр еще раз напомнил о пришествии на Землю Антихриста, перенявшего Лик Христа и своей ложью попирающего Правду Божью.
   - Настоящее Пришествие Господа будет скоро. Очень скоро! - убежденно произнес Отец Петр. - Ждите и не теряйте Веры. Не поддавайтесь искушению и обману...
   И в этот момент закрытые двери Храма стали сотрясаться от многочисленных ударов. Прихожане в страхе сбились в кучу и начали отступать за боковой выступ к нише, где было место церковного хора.
   - Именем Великого Властителя мира, отца народов Земли, открывайте вражьи отродья! - заорал снаружи хриплый голос и затем матерно выругался. Снова раздались удары в двери и опять тот же голос прохрипел:
   - Открывайте, иначе будем стрелять и спалим вас тут всех заживо! - и добавил более тихо:
   - Товарища Сталина на вас, вражин, нет.
   Отец Петр не знал, что предпринять. Он понял, что пришли за ним, но сдаваться не хотел: со смирением у него было еще не достаточно хорошо. И не мог он сейчас смиряться. Не один он здесь, в Храме Божьем. Паства с ним рядом. А те и их не помилуют. Всех порешат. Но, что же делать? Запасной выход тоже, наверняка, обложен. Остается только молиться.
   Петр хотел уже упасть на колени пред образом Спасителя, когда из-за левой ниши внезапно появился человек в пятнистой военной куртке, с рюкзаком за плечами. Он, видно, всю службу простоял там, в самом темном углу, неосвещенном редкими свечами. Сейчас в мерцающих бликах свечей и лампад его пожилое конопатое лицо казалось Петру очень знакомым. А через минуту он его узнал. И они по-братски обнялись. От конопатого Андрея пахло костровым дымом и потом. На худых, впалых щеках проступала седая с рыжиной щетина.
   - Ну, здорово! - просто сказал он, - Долго я к тебе шел. И пришел, видно, вовремя. С этой залетной сволочью молитвами не справишься. Их только одно остановит. И я его прихватил с собой.
   Андрей снял со спины брезентовый рюкзак, развязал тесемки и вытащил короткоствольный десантный автомат АКМ с откидными прикладом. А за поясом оказался автоматический пистолет Стечкина и запасные обоймы к нему. Пистолет Андрей протянул Петру. Тот испуганно отстранился:
   - Господь с тобой! Нельзя же в Божьем Храме стрельбу открывать!
   - Она все равно сейчас откроется. Только с другой стороны. Как только дверь откроется, - Андрей невольно выдал невеселый каламбур, - Хочешь, чтобы они всех тут перестреляли? - в его голосе прозвучало раздражение. Петр ухватился за шершавую рукоять пистолета, понимая, что совершает еще один грех.
   - Людей своих отправь туда подальше. В алтарь, - приказным тоном произнес конопатый Андрей, поспешно готовясь к бою.
   Прихожане еле успели скрыться в алтарных дверях, когда входные двери рухнули и в Храм ворвалось с десяток черных "ангелов" с убранными крыльями и с какими-то странными автоматами в руках. Конопатый срезал первых троих короткой очередью, эхо от которой гулко запричитало под куполом, словно стая встревоженных птиц.
   Черные, не ожидая такого поворота событий, на несколько секунд растерялись и Андрей успел снять еще одного "ангела". Остальные дружно бросились за свечной прилавок. Их оружие выплеснуло яркие огненные всполохи, похожие на трассирующие пули. Раскаленные до бела шарики с противным ядовитым шипеньем стали отскакивать от каменных стен, брызгая искрами, будто бенгальские огни. Некоторые из них прожигали иконы святых и мучеников, отчего у Петра, присевшего за нишу, буквально жгло на сердце. Он пока не ввязывался в перестрелку, стараясь отдалить этот неизбежный момент. Но нельзя же оставлять без прикрытия своего старого друга. Подлость ведь это! Тем более, что Андрей, спрятавшийся за другую нишу, попал буквально под огненный ливень, сопровождаемый отборным матом стреляющих из-за прилавка. Ответить он им не мог. Высунуться из-за ниши под этот смертельный фейерверк было невозможно. Свечи почти все погасли и церковь освещалась только вспышками огненных пуль-шариков. Петр за своей нишей оставался незамеченным черными "ангелами". Те, в азарте стрельбы, приподнялись над прилавком и палили в Андрея, опустошая магазины своего плазменного оружия. Их головы с откинутыми колпаками шлемов были хорошо заметны в сверкании огненных выстрелов. Пора было действовать, а то Андрея могли в любую секунду убить.
   "Господи, прости меня, грешного", - прошептал Отец Петр и, прицелившись в крайнюю голову, нажал на спуск. Пистолет был переведен на автоматический режим. Пули одна за другой вылетели из ствола длинной вереницей, разлетаясь по сектору обстрела. Словно разодралось тугое полотно. Эхо отразило звук очереди горестным вскриком.
   Все шестеро черных, уронив свое оружие, повалились за прилавок с пробитыми головами. Петр не промахнулся ни разу. И тут же наступила тишина. Страшная, смертельная, невыносимая для слуха. Но отголосок выстрелов еще звучал в ушах в этой звенящей тишине. Из руки Петра на пол упал пистолет, расколов на мгновение эту тишину. И следом за ним сам священник упал на колени. Несколько минут он лежал ниц, тихо шепча покаянные молитвы. Между тем, из-за алтаря, опасливо один за другим стали выходить прихожане. Они испуганно осеняли себя крестным знамением, видя жуткое зрелище. Но выходить из церкви боялись, страшась возможной засады. Поднялся с пола и конопатый Андрей. Автомат он держал наготове, предполагая то же, что и прихожане. Он терпеливо ждал, пока Петр закончит свои моленья. Но тот все не вставал, и тогда Андрей подошел к нему поближе, одной рукой поднимая с пола пистолет, а другой осторожно дотрагиваясь до плеча священника:
   - Пора, - негромко сказал он, - а то, как бы подмога не подоспела.
   Петр с трудом поднялся на ноги. В глазах у него стояли слезы.
   - Нужно их вынести отсюда, - произнес он, не глядя на убитых. Руки у него мелко дрожали.
   Трое мужчин из прихожан вызвались помочь Андрею унести трупы. И пока они проделывали этот неприятный труд, отец Петр снова принялся молиться. На душе у него лежал камень. От молитвы его опять оторвало легкое прикосновение к плечу. Андрей стоял позади ,и в почти полной темноте неосвещенной церкви ,было видно только его лицо. Изо рта у него слегка пахло перегаром водки и табака.
   - Пойдем, - сказал Андрей, - тебе нужно посмотреть.
   Петр, не понимая, о чем ему сказал приятель, медленно пошел вслед за ним к более светлому выходу с выбитыми дверями. Еще прохладный, но уже пахнущий набухшими почками, апрельский вечер, немного очистил сдавленное дыхание. Но оно снова перехватилось, когда Петр увидел лежащего на асфальте церковного двора, в окружении нескольких прихожан, Отца Алексея. Он был мертв, убитый наповал плазменным шариком. Видно, хотел заслонить дорогу черным "ангелам".
   Петр склонился над убитым, осенил его крестным знамением и вдруг почувствовал на груди легкое жжение. Там, вместе с нательным крестиком, у него висела радужная пирамидка. Жжение становилось все более нестерпимым. Петр через шею потянул шнурок и извлек пирамидку наружу. Та светилась разноцветным пламенем. От нее шел ощутимый жар. Она, как будто предлагала себя для какой-то цели. И Отец Петр внезапно понял, для какой? Он поднес на шнурке горящую пирамидку к телу Отца Алексея и опустил ее на круглую рану. Пирамидку окутал радужный ореол. Он проник в тело священника, и оно на несколько мгновений тоже засветилось внутренним огнем. Затем сияние потухло... И Отец Алексей открыл глаза.
   Он недоуменно огляделся вокруг, не понимая, где находится. С минуту он сидел на асфальте, потом, с помощью Петра, поднялся на ноги.
   - Я был в прекрасном мире, - как-то заворожено произнес он, - там много света и счастливых людей. Но меня вернули назад. Так не хотелось, - проговорил он после паузы.
   Окружившие место оживления прихожане в благоговейном восторге стали осенять себя крестными знамениями. Радужное сияние пирамидки стало постепенно затухать. Отца Алексея две женщины прихожанки увели в опочивальню отдохнуть. Он был явно потрясен и плохо стоял на ногах. Шел с трудом, пошатываясь, между двух пожилых женщин, ведущих его под руки. Все оставшиеся смотрели ему вслед, пока Отец Алексей не скрылся в дверях дома. И тут к ним торопливо подошел один из мужчин-прихожан, помогавший уносить тела убитых "черных ангелов". На лице у него застыл страх, смешанный с волнением встречи необычайного. Он остановился рядом с Петром и Андреем и, переведя дыхание, хрипло проговорил, показывая куда-то за спину:
   - Там, там, на стадионе, блюдо летающее стоит. Черное... - и обтер со лба капли пота.
   - Это они на нем прилетели, - проговорил Отец Петр. И вдруг внутри его головы, словно что-то щелкнуло и повернулось. Перевернулся и весь ход его мыслей, до этого сосредоточенный и скорбно-покаянный. И вдруг ему очень захотелось увидеть это "летающее блюдо". Более того, ему нужно было его увидеть, сесть в него и улететь на луну. Внутри головы ему будто кто-то приказывал, заглушая здравый смысл и перекрывая протестующие слова-мысли Твердого.
   - Мне надо туда идти, - проговорил Петр не своим голосом. И это сразу же насторожило конопатого Андрея.
   - Что с тобой? - удивленно и тревожно спросил он.
   - Мне надо лететь на луну, - снова чужим голосом произнес Петр, - меня там ждут.
   - Кто там тебя ждет? - Андрей еще больше встревожился, глядя на своего друга.
   - Я полечу, - упрямо отвечал Петр, взмахнув рукой с пирамидкой на шнурке.
   - Да, как же ты полетишь? Зачем?
   - Мне так надо, - сказал Петр оловянным голосом, и двинулся в сторону стадиона, который раньше был церковным кладбищем, но в годы борьбы с религиозным дурманом, превратился в образчик победы тренированного тела над немощным духом.
   Андрей бросился следом, ничего не понимая. Знал он только, что Петра уже не остановишь. Но бросать приятеля на произвол его непонятным порывам он не мог, и шел в двух шагах позади Петра, держа в руках автомат. Так они вышли их ворот Храма, перешли дорогу и зашли на стадион.
   На футбольном поле, бывшим некогда погостом, виднелся внушительный силуэт летающей тарелки, сбоку похожий на черное веретено. Петр, и Андрей следом за ним, вступили на жухлую прошлогоднюю траву газона, нестриженную и бурьянную. На поле уже никто давно не играл в футбол и оно заросло чертополохом. И вдруг со стороны футбольных ворот тихо хлопнула вспышка и плазменный шарик с шипением пролетел рядом с головой Андрея. От штанги ворот к тарелке рванулся одетый в белый скафандр человек. Еще один шарик пролетел между приятелями. Петр так и не остановился, а автомат Андрея коротко стрекотнул. Белый на бегу словно споткнулся и, выронив из рук излучатель, ткнулся в траву лицом.
   А Петр, словно и не заметил этого эпизода. Он прямиком шагал через прошлогодний сухой бурьян к открытому входу в черном боку летательного аппарата. Над дверью слабо светился маленький оранжевый огонек.
   Внутри тарелки оказалось обширное помещение, с несколькими рядами кресел и одним впереди возле пульта управления с экраном в центре. Петр без задержки уселся в это кресло и, явно, не понимая, что делает, нажал на несколько кнопок на пульте. Тарелка едва заметно завибрировала. Экран вспыхнул вечерней панорамой заросшего стадиона. Петр сдвинул какой-то рычаг... И стадион исчез с экрана.
   Андрей еле успел плюхнуться в ближайшее к нему кресло. На экране темное небо стало быстро светлеть, пока лучи заходящего солнца не загорелись на нем алыми протуберанцами.
   Аппарат стремительно помчался ввысь, в небо, снова из светлого ставшего темным. На небе загорелись звезды, а через несколько минут в боковом углу экрана показался красно-оранжевый бок еще далекой луны. Тарелка устремилась к ней.
   
V
   Черный диск влетел в жерло кратера и, снизив скорость, стал опускаться вниз, в лунную глубину. И вдруг перед ним раскрылся люк. Небольшая темная шахта, и плавная остановка в ячейке, среди нескольких таких же дисков, в огромном, тускло освещенном ангаре. Многие ячейки оказались пустыми. Видно, "тарелки" были "на задании".
   Петр поднялся с кресла управления и молча, деревянной походкой двинулся к выходу. Андрея слегка мутило от плохо перенесенного впервые в жизни межпланетного полета. Но он нашел в себе силы встать с кресла и отправиться следом за другом.
   Ко всей этой обстановке он никак привыкнуть не мог. У него, вместе с мутью, еще и кружилась голова, и он не успел ничего предпринять, когда на выходе из аппарата, их окружили несколько вооруженных людей в черных мундирах и касках, в которых Андрей с удивлением признал эсесовцев, хотя видел их только в советских фильмах про Штирлица и ему подобных, много лет назад.
   Эсесовцы, без разговоров, вырвали у него из рук автомат и, тыча в спины обоих пленников своими "шмайстерами", повели их из ангара по такому же плохо освещенному коридору. Шли довольно долго. Никто не проронил ни единого слова. И, наконец, остановились перед дверью, сделанной из темно-красного материала, похожего на дерево. Косяки дверной рамы переливались позолотой. Один из эсесовцев с серебристым витым погоном на плече, приложил ладонь к косяку. Дверь с легким скрипом отошла в сторону. И тут только Андрей заметил, что она была треугольной. Они вошли в вестибюль. После ходьбы по темному коридору, глаза от неожиданного освещения сами собой прищурились. Андрей остановился, но его и Петра снова подтолкнули к другой двери, переливающейся золотистыми искорками. И эта треугольная дверь отошла в сторону. Пленники переступили порог огромного зала, освещенного множеством небольших лампочек, стилизованных под церковные свечи. На стенах висели разнообразные иконы со знакомым всем жителям Земли лицом.
   Одна из стен представляла собой несколько рядов телевизионных экранов. На экранах виднелись изображения земных городов с идущими по улицам людьми и храмы, где на позолоченных тронах возвышалась огромная фигура Пришедшего и вершащего суд над грешной планетой.
   Кресло возле экранов, похожее на позолоченный трон, развернулось и прототип великанов в упор посмотрел на пришедших бледно-голубыми водянистыми глазами. В глазах сквозил холод А на лице сияла улыбка.
   - С прилетом, - сказал Властитель, обращаясь к одному Петру. Андрея он, словно бы, и не замечал. Как будто его и не было здесь вовсе.
   - Принес? - спросил Властитель, протягивая руку. Петр все той же деревянной походкой приблизился к трону и протянул сидящему, висевшую на шнурке, радужную пирамидку. Тот поспешно схватил ее. Дежурная улыбка превратилась в удовлетворенную, почти счастливую.
   - Ну, вот, она и вернулась, - проговорил он, глядя на пирамидку, - теперь я спокоен. Остальные мне не опасны. Без нее они ничего не сумеют... Вовремя я включил пульт, когда он снял ее с груди. Сейчас, кажется, все удалось.
   Говорил он это очень тихо, почти про себя, но странным образом Андрей услышал эти слова. Они будто усилились каким-то неведомым способом и звучали у него в ушах совершенно отчетливо.
   - Теперь нужно кончать со свидетелями, - усмехнулся Властитель и впервые взглянул на Андрея. Тот все понял. И внутренне напрягся.
   - Друг мой! - громко сказал Властитель, обращаясь к Петру. - Ты не мог бы выполнить одну мою просьбу?
   Петр поднял на Властителя пустые, покорные глаза и молча согласно кивнул.
   - Вот этот человек, - Властитель указал пальцем, украшенным перстнем на Андрея, - Вот этот человек мешает нам обоим. Застрели его, пожалуйста, - и он протянул другой рукой Петру большой черный револьвер. Знаток оружия, Андрей, узнал в нем американский "Писмайкер"-"Миротворец". С такого расстояния он укокошит наповал. Петр спокойно взял из руки Властителя тяжелый револьвер и, подняв его перед собой, развернулся и навел на, стоящего позади, Андрея. Их взгляды встретились. Петр в эти мгновения не чувствовал ничего. Он перестал соображать с той самой минуты, когда прихожанин на церковном дворе сообщил о стоящей на стадионе летающей тарелке. Дальше Петр действовал бездумно, словно робот. Внутри его головы звучал приказ, и он его выполнял. Сейчас он должен был убить стоящего перед ним человека. Кто тот такой, Петр совершенно забыл. Он уже почти нажал на дужку спуска, когда импульсы, идущие из вмонтированного в мозг клона микрочипа, поглотились более мощным потоком сознания.
   Твердый, наконец, сумел нейтрализовать нейтронное поле чипа. Револьвер выпал из руки Петра. И тут же в руке Андрея появился пистолет-пулемет Стечкина, который он прятал в рукаве своей военной куртки, а эсесовцы его там не обыскали. И сейчас они за этот промах жестоко поплатились. Они стояли расслабленными, опустив стволы своих автоматов. Они презирали двух, прилетевших с Земли, русских стариков и, естественно, их не боялись. Андрей, развернувшись в вполоборота, всадил пулю в живот ближайшему от него эсесовцу с серебристым погоном на плече. Тот, выпучив глаза, повалился на пол, устланный коврами. А пули уже, одна за другой, попадали в черные мундиры. На ковры падали немецкие автоматы, а следом грохались их хозяева, так и не успевшие ни разу выстрелисть. Все было кончено в считанные секунды.
   Властитель в страхе спрятался за трон-кресло. Андрей в несколько прыжков подскочил к нему и, ухватив за шиворот, выволок из-за спинки кресла.
   - Ну, вот, теперь все по справедливости, - чуть задыхаясь, проговорил Андрей.
   С Великим Бессмертным Властителем произошла удивительная перемена. Из холодного, ироничного, безжалостного тирана, он вдруг в один миг превратился в жалкое, скулящее существо, панически боящееся за свою "бессмертную" жизнь.
   - Не убивайте меня, - шептал он трясущимися от страха губами, дрожащей рукой протягивая Андрею пирамидку. Тот, молча взял ее и передал стоящему рядом Петру.
   - Надень, - сказал он ему, - так надежней будет.
   Петр, все еще до конца не пришедший в себя, автоматически надел шнурок с пирамидкой на шею. И сразу почувствовал прояснение сознания. И стал недоуменно оглядываться по сторонам.
   - Где я? - произнес он и перекрестился, заметив на ковровом полу убитых эсесовцев. Потом взглянул на Властителя. В нем произошло узнавание.
   - Это он? - спросил Петр Андрея, чтобы окончательно убедиться. Андрей молча кивнул головой. Затем решительно сказал:
   - Надо отсюда убираться. Этого мы возьмем с собой. Покажем Земле настоящее лицо "миссии". Чтобы знали, с кем имеют дело.
   - Нужно, чтобы он отключил эти изображения в Храмах, - тихо сказал Петр.
   - А ну, давай, отключай! - Андрей трясанул Властителя за шиворот и приставил к его затылку ствол пистолета. Властитель прямо затрясся от ужаса.
   - Не могу, - пролепетал он, - честное слово, не могу. Голограммы имеют автономный режим. Интерферентность волн стабилизирована под каждым троном. Нужно выключать индивидуально, на месте.
   - Ну, если врешь?! - Андрей сделал зверское лицо и помахал у Властителя перед носом пистолетом, ничего не поняв из сказанного им.
   Властитель молитвенно сплел пальцы рук, всем видом показывая, что он не обманывает своих пленителей. Но те ему не очень то поверили.
   - Тогда отключай свою сигнализацию, или что там у тебя, - сказал Андрей, - и идем с нами к тарелке. И учти - один знак своим фашистам и не нужно будет искать твое кощеево яйцо - отстрелю тебе оба, - мрачно сострил он. Теперь Властитель, очевидно, не понял фразеологию русского фольклора. Не знаком он был со сказкой про Кощея Бессмертного.
   Повинуясь движению пистолетного ствола, Властитель нажал на пульте на какие-то кнопки. Несколько цветных лампочек над ними потухли. Впрочем, Андрей и Петр сильно рисковали, приказав отключить Властителю какую-то, неведомую им, "сигнализацию". Может он, наоборот, включил сигналы тревоги. И сейчас со всех сторон к его каюте бегут охранники-эсэсовцы. А от такой своры двоим пожилым мужчинам не отбиться.
   Но, по прошествию нескольких минут, никто не ломился в треугольную дверь зала. Возможно, конечно, ожидали где-нибудь в засаде, чтобы застать врасплох. Но нужно было уходить. Немедленно.
   Андрей отдал один из автоматов убитого эсэсовца Петру, и они, ведя перед собой Властителя, вышли из зала в вестибюль. Часовых там почему-то не было, что насторожило Андрея, каждую секунду ожидавшего нападения. Ствол пистолета он прижал к спине Властителя, а еще один подобранный автомат, держал наготове другой рукой.
   Они вышли в коридор. Он был мрачен и пустынен. Свернули налево и двинулись по глухому металлическому полу в предполагаемую сторону ангара летающих тарелок. Властитель брел впереди на полусогнутых ногах, понуря свою красивую голову, опустив бородатый подбородок на грудь.
   Возле самого входа в ангар они напоролись на патруль. Командир патруля в начале ничего не понял. Увидав Властителя, он щелкнул каблуками своих сапог и, по привычке, выбросил вперед-вверх руку в перчатке. И тут Властитель упал на пол, прикрыв голову руками. Эсэсовцы опешили, не сообразив, в чем дело, но Андрею этого замешательства было вполне достаточно. Пистолет Стечкина изрыгнул две короткие очереди. Патрульные попадали друг на друга, убитые или тяжело раненные.
   Властитель так и лежал на полу, держа ладони на затылке, пока Андрей его снова, как щенка, не поднял за шиворот.
   - Вставайте, ваше бессмертие, - презрительно произнес он, - фокус не удался. Подручные оказались непонятливыми. Устарели они за шестьдесят с лишним лет. Переморозились в холодильниках - реакция не та. Заторможенная.
   Властитель стоял, испуганно моргая глазами, не проронив ни слова. Андрей подтолкнул его стволом пистолета:
   - Ну, открывайте, ваше величество, двери. Полетим на Землю. Вы же там сейчас правите, хоть и виртуально. Теперь пришло время появиться воочию. Пусть люди вас увидят в живую. Вы же решили стать богом. А за такой обман нужно платить сполна.
   Властитель приложил дрожащую ладонь к дверному косяку и треугольная металлическая дверь в ангар медленно отползла в сторону. Петр вошел в ангар последним. Настроение у него было невеселое. Он не ощущал особой радости от поимки Властителя. Он испытывал какое-то двоякое чувство к этому человеку. С одной стороны, он был ему неприятен, как личность. Затеявший по собственному желанию или по чьей-то подсказке грандиозный, всепланетный трагифарс. Надевший на себя личину Спасителя и Наставника. Исказивший его Учение и перелицевавший его пророчества под себя и, к тому же, на поверку оказавшийся жалким трусом, трясущимся за свою жизнь, Властитель не мог вызывать ничего, кроме брезгливого презрения. Но что-то неведомое, неосознанное тянуло в нему Петра. Он не понимал своих ощущений. Их тончайшие нити соединяли его с этим посланцем темных сил, которого он должен был ненавидеть, как узурпатора и антихриста. Но он не испытывал к нему ненависти. Скорее наоборот, Петр даже сочувствовал его нынешнему незавидному положению. Петр жалел его, как сын жалеет отца-преступника, сидящего на скамье подсудимых. Умом он осуждает его преступления, но сыновье сердце жалеет отца. Ведь он произвел его на свет...
   
VI
   Они опустились на заросшем поле стадиона и вышли из "тарелки " в светлую апрельскую лунную ночь. Откуда шел свет, Петр не различил, но казалось, весь воздух, насыщенный головокружительными запахами оживающей земли, светился неведомым Светом предчувствия перерождения Природы, ее оживления, ее воскресения. Свет переливался на засохшей прошлогодней траве и на побегах молодой. Он искрился в набухших почках деревьев старого графского парка, раскинувшегося за стадионом и струился радужным сиянием по золоченому кресту над Храмом. Да и сам Храм Спаса-Преображенного, будто и в самом деле преобразился, освещенный изнутри. Невидимый источник проник сквозь стены, и они излучали ореол, разлившийся, словно весенняя зарница над куполом и колокольней. Светящийся Храм был заметен издалека. Трое мужчин шли к нему от стадиона, короткой цепочкой. Впереди ,в одеянии священника, легким молодым шагом вступал Отец Петр. Он сразу, после выхода на землю, вдруг почувствовал прилив какой-то необычайной бодрости, давно забытой им. И чем ближе он подходил к Храму, тем это ощущение усиливалось в нем, наполняя тело энергией и силой. Губы его шептали молитву. Пирамидка на груди согревала душу.
   В центре брел Властитель. Голова у него была опущена на грудь. Он двигал ногами с трудом, почти при каждом шаге спотыкаясь, непривычный к неровной поверхности и повышенной тяжести. но "стеклянные" его глаза из подлобья оглядывали деревья и кусты, росшие вдоль тропинки.
   Замыкал шествие Андрей. Вступив на родную почву, он позволил себе немного расслабиться. Автомат он закинул за плечо, пистолет заткнул за пояс. Спотыкающийся, полупарализованный Властитель не нуждался теперь в вооруженном сопровождении. Так, во всяком случае, решил для себя Андрей. Но тут он ошибся.
   Когда они проходили мимо нескольких, густо растущих елей, Властитель, внезапно встрепенувшись, одним прыжком бросился в заросли и исчез из поля зрения Андрея. Тот запоздало выхватил из-за пояса пистолет и хотел открыть огонь по шевелящимся еловым веткам, отличающим путь беглеца. Но на его руку с пистолетом легла ладонь Петра.
   - Не стреляй, - тихо сказал он, - пусть сбудется пророчество.
   - Но он улетит назад на луну! - воскликнул Андрей, - И нам тогда его снова не поймать!
   - Он не улетит далеко, - сказал Петр, - Он останется здесь, на Земле. Ему нужна моя пирамидка. А времени осталось очень мало. Смотри!
   И Петр указал на ночное звездное небо. Там, над восточным горизонтом, прямо на глазах, плавно поднималась, все ярче разгораясь, большая белая звезда. Ее свет, преломляясь через земную атмосферу, радужно сиял семицветьем, тонким перламутровым блеском озаряя все вокруг.
  -- Это Он! - произнес Петр, отвечая на немой вопрос Андрея. - Близок Его час. Нужно идти в Храм, - добавил священник, осеняя себя крестным знамением, - И готовиться к его Пришествию.
   Когда они уже подходили к церковным воротам, за их спинами, со стадиона, взвился черный диск и, мигая красными огнями, скрылся на темном западном горизонте. Приближался рассвет. Но рядом с Храмом и внутри его уже царствовало утро.
   Мягкий розовато-лазоревый свет прозрачным облаком окутал церковь и церковный двор. Он переливался искорками-бликами на покрытой предутренней росой металлической ограде. Ворота были закрыты на висячий замок, но у Петра имелся от него ключ, почему-то не отобранный на луне охранниками-эсэсовцами. Священник и его спутник вошли на церковный двор и сразу, словно окунулись в световое пространство, как в теплый бассейн, в котором воду заменял переливчатый, искрящийся воздух. Воздух будто горел не обжигающим огнем, проникал в легкие, а оттуда во все частицы тела и очищал каждую клеточку от энергетической грязи. Это сладостное ощущение так ярко и явственно почувствовали Петр и Андрей, что на несколько минут замерли в невыразимом блаженстве неподалеку от входа в Храм. Усталость, накопленная за напряжённый, бессонный перелет, исчезла без следа, и старые друзья словно помолодели. И хотя Петр и до этого чувствовал прилив сил, но он не входил ни в какое сравнение с этим взлетом бодрости духа и тела. Казалось, в него снова вселился мальчик, но не исчез в нем, а заполнил его старческое тело своей жизненной свежестью, неукротимой юношеской энергией и забытыми давно порывами и желаниями.
   Он посмотрел на Андрея. Перед ним стоял не пожилой, усталый солдат, а молодой конопатый парень в военной куртке с немецким автоматом в руках. Андрей тоже удивленно разглядывал Петра.
   - Ты это, или не ты? - наконец проговорил он недоуменно-радостным тоном, - Вот так фокус! - добавил он после паузы, - Да ты лет тридцать скинул!
   - Ты бы на себя поглядел, - ответил ему, улыбаясь, Петр, - Вот она сила духа Божьего! - воскликнул молодой священник, осенняя себя крестом.
   Из домика вышел заспанный Отец Алексей. Он подошел поближе и удивленно, во все глаза, стал смотреть на двух молодых людей, стоящих возле церковных дверей. Несомненно, он узнал их, но никак не мог поверить в их омоложение.
   - Да я это, я! - еще шире улыбнулся Петр, разглаживая свою светловолосую бороду, - Приближается час Божий. Вот мы, дожившие до него, и становимся по возрасту, как Господь наш. Но толи будет еще!
   Восточный горизонт осветила раскаленная огненная полоса. Появился солнечный край, брызнувший фейерверком лучей. Но выше солнца, затмевая его блеск, сияла большая радужная звезда, словно второе и очень близкое светило. На колокольне, сам по себе, глухо и протяжно ударил большой колокол. Заликовали подголоски. Бархатистый малиновый перезвон полился по окрестностям над Холмом, призывая людей на службу.
   Кто-то дотронулся сзади до плеча Петра. Он оглянулся и чуть не потерял сознание. Перед ним стояла Лена, молодая и красивая. А поодаль возвышалась фигура убитого топором священника Александра. Лена улыбнулась Петру светло и радостно. Он порывистым движением обнял ее и поцеловал в теплые упругие губы. И Твердый почувствовал душу Спутницы.
   К церкви по одиночке, парами, группами стали подходить люди. В основном, это были пожилые старушки. Они крестились, низко кланялись и проходили в приоткрытые Петром ворота. А во дворе с ними происходила почти мгновенная трансформация. Старушки на глазах превращались в молодых женщин. Они удивленно и радостно оглядывали друг друга и возносили хвалу Господу. То же самое произошло с несколькими пожилыми мужчинами. Во дворе к ним вернулся расцвет сил. Церковный двор постепенно наполнялся молодыми людьми. Лена стояла рядом с Петром, держа его за руку. Они, почти не отрываясь, глядели друг на друга и счастливо улыбались. А колокола, все сами по себе, звонили и звонили. Они возвещали о Великом Пришествии. И на безоблачном апрельском небе, затмевая блеском солнце, горела неугасимая звезда...
   
VII
   Какой радостной и вдохновенной была эта служба! Ее вели сразу три молодых священника. Церковь не помещала всех собравшихся. Был заполнен и церковный двор. А люди все подходили и подходили к открытым настежь воротам. Внутри старики и пожилые люди омолаживались. С молодыми ничего не происходило. Они только расширенными от удивления глазами смотрели на чудо, происходящее со старшим поколением. Большая часть из пришедших сюда не были глубоко и искренне верующими. Таких всегда меньшинство. . Молодежь пришла к церкви, в основном, из любопытства, когда слух о происходящем в храме с быстротой молнии распространился по городку. И народ повалил валом. Автобусы, идущие на Холм, оказались перегруженными и пришлось пускать дополнительные рейсы. По дороге туда и сюда лихо носились "маршрутки", в одну сторону пустые, а в другую - забитые до отказа, желающими приобщиться к чуду. Органы правопорядка к полудню оцепили почти всем своим личным составом окрестности церкви и графской Усыпальницы, где тоже произошло чудо. Из склепа наружу вдруг вышло несколько человек: мужчин и женщин, одетых в старинные одежды. Они удивленно оглядываясь по сторонам, сбились в группу, а потом, видно соорентировавшись, робкими шагами отправились по тропинке запущенного парка прямо на колокольный звон. Их сопровождали, что-то сообразивший милицейский майор, капитан и два лейтенанта. На деревьях старого графского парка проклюнулись первые зеленые листочки. Солнце на безоблачном небосводе светило ярко, пригревая весеннюю землю, покрытую свежей травой и украшенную желтыми апрельскими цветами.
   Толпа возле церкви встретила пришедших гулким шепотом:
   - Графы воскресли! - благоговейно шептали друг другу люди, расступаясь перед идущими. По людскому коридору те вошли в церковь и упали на колени перед алтарем. Петр, Алексей и Александр благословили их с амвона. Литургия продолжалась с новым всплеском восторженной силы. "Символ Веры" звучал под куполом Храма Спаса Преображенного.
   Петр, ведя службу, иногда искоса поглядывал на стоящую в первом ряду, рядом с Андреем, Лену. В ее воскресение он поверил сердцем, но разум никак не мог уяснить до конца невероятность этого. Казалось, он потерял ее окончательно и навсегда. Но в глубине души оставалась искорка надежды. И она тлела не напрасно. Дух Божий озарил мир, и надежда обрела реальные черты. Черты любимой. Душа Петра трепетала и пела. И он запел чистым баритоном, сам не понимая, как это произошло. Но, стоящий справа Отец Александр, одобрительно посмотрел на него, и Петр уверился, что поступает правильно. Слова из восемнадцатого псалма Давида полились над коленопреклоненными людьми, неведомо, как усилились и донеслись через раскрытые двери Храма до стоящих во дворе. Знающие этот псалом, подхватили его, и вслед за "Символом Веры" он эхом затрепетал под куполом:
   - "Небеса проповедуют славу Божию, и о делах рук его вещает твердь. День дню передает речь и ночь ночи открывает знание. Нет языка и нет наречия, где бы не слышался голос их. По всей земле проходит звук их и до пределов Вселенной слова их. Он поставил в них жилище солнцу. И оно выходит, как жених из брачного чертога своего, радуется, как исполин, пробежать поприще: От края небес исход его и шествие его до края их и ничто не укрыто от теплоты его. Закон Господа совершенен, укрепляет душу, откровение Господа верно, умудряет простых. Повеления Господа праведны, веселят сердце; заповедь Господа светла, просвещает очи..."
   Какое ликование царило вокруг! Какой порыв веры захватил омолодившихся людей, пришедших в Храм и под его стены. Казалось, не будет этому порыву конца. Победная песнь Божьей Славе разливалась окрест, очищая и воспаляя сердца и души.
   И вдруг, в самый разгар подъема наивысших чувств, стал меркнуть солнечный свет. Люди взглянули на безоблачное весеннее небо и увидели, что, в до этого ярко сияющее солнце, стал медленно внедрятся черный полумесяц. Он с каждой минутой расширялся, затмевая огненный диск. Пение смолкло. Люди со все более нарастающим страхом наблюдали за солнечным затмением. Было в этом явлении, что-то зловещее, предвещающее иной поворот событий, чем предполагался совсем недавно.
   Черный круг дневного полнолуния поглотил светило. Радужную звезду закрыла невесть откуда взявшаяся туча. Сумрак упал на землю. Повеяло холодом. Люди, стоящие во дворе церкви, не отрывали глаз от небесного знамения, не сулящего ничего хорошего. Из церкви вышли все находящиеся там во главе со священниками. На душе у Петра стало неспокойно. Он держал в своей руке горячую руку Лены и тихо, одними губами, повторял Господнюю молитву: "Господи Иисусе Христе, сыне Божие, помилуй нас грешных".
   И тут, словно из черной лунной пасти стремительно вылетели несколько десятков, уже знакомых всем, смоляных дисков. Но это был оптический обман. Летающие тарелки вынырнули из-за горизонта, и так быстро домчались до цели, что зрителям почудилось их появление со стороны черной луны, застывшей солнце. Подлетев ближе, они замедлили скорость и в движении перестроились, образовав шаровидное скопление. Черный шар стал медленно, на самой малой тяге, приближаться к церкви и завис над колокольней на высоте двадцать-тридцать метров. Тарелки окутались клубами черного дыма. Дым быстро менял форму, превращаясь в темный, крутящийся, похожий на смерч, столб. Смерч, вертясь по своей оси, медленно приближался к шпилю колокольни. Колокола на ней гудели гулко и тревожно.
   В душах всех, находящихся перед церковью, усиливалось беспокойство, быстро сменяющееся страхом, переходящим в панический ужас. Им хотелось убежать отсюда, куда глаза глядят. И некоторые, стоящие за оградой и в самом деле побежали. Их становилось больше. Люди хватались руками, кто за голову, кто за горло и устремлялись прочь.
   Через несколько минут площадь перед церковью опустела. Прихожане стояли только внутри церковного двора и подняв головы, наблюдали, как неспешно, все ниже опускается темный смерч, крутясь внутри множеством осьминожных щупалец. Смерч уже почти коснулся креста на колокольни. Он уперся в розово-лазаревый прозрачный купол, на минуту замер, почувствовав преграду, а затем, словно металлическое сверло, стал вкручиваться, разбрызгивая вокруг розовые и голубые искры. Но крест откинул "сверло" в сторону и оно стало методично дырявить защитное поле рядом с колокольным шпилем.
   Внутри смерча-сверла появилась человеческая фигура. Она, судя по всему, была облачена в золотистое одеяние, но серые вертящиеся щупальца, делали одежду похожей на грязный рваный балахон.В правой руке Властитель держал длинный обоюдоострый меч. В левой - плетку с несколькими хвостами, которые на самом деле были змеиными головами. Головы извивались, разевая пасти и, наверное, зловеще шипели. Только шипения слышно не было. Все заглушал колокольный звон. И ему стала помогать общая молитва, подхваченная всеми собравшимися на церковном дворе.
   Сверло смерча закрутилось вхолостую, затем продвинулось на несколько сантиметров и опять завертелось на одном месте. Шла борьба двух сил, двух энергий, двух Вселенских полюсов. Время словно остановилось. Черное сверло с Властителем внутри с остервенелым упорством врезалось в цветную преграду. Вот Властитель оказался на одном уровне с гудящими колоколами. Он взмахнул рукой с мечом. Большой колокол, подрубленный у основания подвязи, с перебоем ударил невпопад и, сорвавшись со звонницы, с гулким стоном рухнул на асфальт рядом со стоящими священниками. Один край его треснул. Почти тут же смолкли и остальные колокола. И тогда раздался громогласный голос Властителя:
   - Повинуйтесь мне! Я истинный ваш Спаситель и Наставник! На колени! - заорал он, размахивая мечом. - Тех я помилую!
   Кое-кто за спинами у священников уже стал преклонять колена. И тогда Петр вдруг вспомнил о своей пирамидке. Вернее, она ему о себе напомнила жжением на груди. Петр снял шнурок с ней через шею, отстегнул колечко и поднял радужную пирамидку на ладони так, чтобы ее видели все.
   - У кого есть такие? - крикнул он, не сводя глаз с приближающегося Властителя. И почти тут же увидел из-за спины как чьи-то пальцы присоединяют к его пирамидке, еще одну, похожую. Следом появилась третья, затем четвертая, пятая... Пирамидки прилеплялись одна к другой, образуя шаровидную сферу. Оставалась еще одна, последняя. Петр взглянул на Властителя. Тот еще был высоко, но несмотря на это, священник увидел в его белесых глазах панический страх. Властитель все еще размахивал мечом и плеткой, но делал этот, как тряпичная кукла: импульсивно, по инерции, Страх, которым он хотел парализовать людей при своем появлении, сейчас передался ему самому. И явно переходил в панику. Но ведь оставалась еще одна пирамидка. Последняя. Место для нее пустым граненым отверстием зияло на вершине. Пауза затягивалась. Сверло-семрч перестало крутиться. В сумеречном воздухе застыла звенящая тишина. Не дул ветер, не пели птицы. Черная луна, заслонившая солнцу, так и не сдвинулась с места. Мир застыл в оцепенении. И тут раздался голос.
   - Как же я про нее забыл? - проговорил в полной тишине Андрей, доставая из бокового кармана куртки радужную пирамидку.
   - Сюда, что ли, ее вставлять? - задумчиво добавил он и опустил пирамидку в паз. Словно прозвенел крошечный колокольчик. Искрящийся радужный шар оторвался от ладони Петра и стал, зеркально вращаясь, подниматься все выше и выше. Он на мгновение замер возле своего черного антипода. Блеснул длинный и тонкий разноцветный луч. И шар из черных чечевичных аппаратов в мгновение ока рссыпалься в пыль. Черное облако растаяло в голубом небе. И тут же исчезла черная луна, освободив яркое, блистающее светило. Зеркальный шарик в его лучах засиял ослепительным бриллиантом и устремился в сторону радужной звезды, быстро сливаясь с ней в одно сверкающее целое...
   И вдруг раздался душераздирающий крик:
   - Спасите меня! Я сейчас упаду!
   Все, только что смотрящие высоко в небо, повернули взгляды на этот крик. Великий бессмертный Властитель висел, болтая ногами, на шпиле колокольни, из последних сил цепляясь пальцами за узкий позолоченный карниз над звонницей. Властитель пытался подтянуться, но ничего из этих попыток у него не выходило. Меч и змеевидная плетка уже валялись на земле. Причем, меч, каким-то образом угодил прямо на плетку и отрубил головы всем семи гадам А вслед за ним и сам Властитель с диким криком полетел с двадцатиметровой высоты и, словно куль с мукой, шлепнулся спиной об асфальт. И остался лежать неподвижно, устремив мертвый взгляд в бездонное весеннее небо.
   А там, в небесном просторе, парил, постепенно снижаясь, белоснежный голубь. Он порхал вниз по спирали, трепеща крыльями, словно бабочка, и завершив свой полет, уселся на верхушку церковного креста, обратив на себя внимание всех собравшихся возле Храма. Голубь заворковал, да так громко, что его услышали стоящие внизу.
   Священники, увидев голубя, дружно перекрестились. И вслед за ними этот жест повторили и все прихожане. Отец Александр зычным голосом запел 33 псалом Давида. Петр и Алексей подхватили его. Пение передалось по рядам прихожан:
   "Благословляю Господа во всякое время; хвала ему непрестанно в устах моих... Величие Господа со мной и превознесем его имя вместе... Кто обращал взор к нему, те просвещались и лица их не постыдятся... Вкусите и увидите, как благ Господь! Блажен человек, который уповает на него... Очи Господни обращены на праведников и уши его - к воплю их... Взывают праведные и Господь слышит, и от всех скорбей избавляет их... Много скорбей у праведного, и от всех их избавит его Господь... Избавит Господь душу рабов Своих, и никто из уповающих на него не погибнет".
   Высоко, высоко в поднебесье, под самой радужной звездой возникло маленькое белое облачко. Оно медленно опускалось. И вдруг, рядом появилось еще одно, точно такое же, затем облака стали множиться с невероятной быстротой. И это приближался не облачный фронт, сулящий грозу и ливень. Просто небосвод стал похож на многогранный кристалл, в каждой грани отражалось единственное облачко. И на этом облачке, отраженный многократно стоял Человек в белой одежде с белой книгой в руках. Он тихо, без шума и грохота, спускался на Землю. Но его видели все на планете, даже на ее ночной стороне, ведь ночь там превратилась в день. В душах и сердцах, смотрящих на небо людей, стали исчезать страх, отчаяние, зависть и злоба. Их заменяла радость. Их наполняла Любовь. Петр стоял рядом с Леной. Они держались за руки. Они смотрели в Небо...
   
   
   
   
   
   
   
   
   
   
   
   
   
   
   
   
   
   
   
   
   
   
   
   
   
***
   ... Через тысячу лет Солнце превратилось в Сверхновую, но люди на Земле этого не заметили.
   
НОВЫЙ ДЕНЬ
   
   Мальчик проснулся. В щель между занавесками попал солнечный лучик. Он играл на белизне подушки радужными бликами, и мальчик некоторое время внимательно наблюдал, как маленькая круглая радуга медленно подползает к его лицу. Лучик коснулся щеки, тепло защекотав кожу. От этого прикосновения глаза сами по себе зажмурились. Так хотелось еще поваляться в постели, но пора было вставать: солнце манило во двор.
   Мальчик откинул легкое пушистое одеяло и опустил босые ноги на мягкий коврик. Тот покрывал почти всю комнату. Рядом, на тумбочке лежала, аккуратно сложенная одежда. Майка и шорты заняли свое привычное место. Удобные сандалеты застегнулись на щиколотках. Мальчик выбежал в коридор, на террасу с разноцветными витражными стеклами и дальше через открытую дверь на крыльцо.
   Утро благоухало цветением сада. Деревья были усыпаны белыми, розовыми и кремовыми цветами. Пчелы, бабочки и цветочные мухи порхали вокруг них, то и дело замирая на венчиках и опять взлетали, кружась над цветущими деревьями. В глубь сада шла дорожка, выстланная зелеными треугольными плитками. По краям дорожки росли кусты алых и желтых роз. Дорожка вела к увитой плющем беседке, на коньке которой сидела какая-то маленькая ничужка и старательно выводила свою незамысловатую песенку.
   На голубом безоблачном небе сияло яркое золотое солнце. В его блистающих лучах, словно звездочка, сверкал, летящий по своему маршруту, самолет. Чуть в стороне от него почти неподвижно парил белой крылатой точкой голубь.
   Мальчик вздохнул полной грудью прохладный, головокружительный утренний воздух и пошел по зеленой дорожке к беседке. Вошел под свод, украшенный синими и оранжевыми цветками-колокольчиками. За круглым, покрытым скатертью столом, в плетеных креслах-стульях, сидело все семейство: мама, тетушка, сестрица и отец. Они, почти одновременно повернули головы. Их лица осветили улыбки. Мальчик улыбнулся им в ответ.
   - Садись, милый, - ласково произнесла мама, - Извини, мы не стали тебя будить. Ты заснул вчера очень поздно. Хотели уже завтракать без тебя.
   - Ну, и спать ты здоров, парень! - отец потрепал сына по нечесаной белокурой голове, - Забыл про наш уговор: вставать с рассветом.
   - Он вчера очень устал, - мама укоризненно взглянула на мужа, - Какой уж тут рассвет...
   - Балуешь ты его, - добродушно усмехнулся отец, - а он должен стать настоящим мужчиной.
   - Станет, станет, все еще впереди, - тихо произнесла тетушка и пригубила из своей чашки.
   Мама налила из перламутрового чайника в такую же чашку чай, добавила сливки и пододвинула блюдо с булочками.
   - Ешь, дорогой, они мятные, какие ты любишь, - сказала она и снова улыбнулась.
   - Опять мятные, - захныкала сестренка, - вы его любите, а меня нет.
   - Не капризничай, - мама сунула ей шоколадную конфетку. Сестренка развернула фантик и сунула конфету в рот целиком.
   - Смотри, подавишься, - отец сделал строгое лицо.
   - Не а, - мотнула головой сестренка и зачмокала, состроив брату "рожу".
   Он пил из своей чашки горячий ароматный чай, заедая его мятной булочкой. Радостное спокойствие переполняло душу. Солнечные блики пробивались сквозь зелень плюща, переливаясь на чайном сервизе. Вокруг были родные, любящие лица. Он не верил своему счастью. Может, это только сон?
   - Ну, теперь пора на озеро, - проговорил отец по окончанию чаепития, и первым встал из-за стола: высокий белокурый, в зеленой тенниске и синих шортах. Следом поднялась мама: молодая и красивая, в цветастом сарафане. Сестренка соскользнула со стула, схватив по пути горсть конфет из вазы. И первой выбежала из беседки.
   - Я уберу посуду, - сказала тетушка, - а вы идите, купайтесь.
   Она тоже выглядела молодо. Старили ее только две морщинки возле уголков рта.
   Мальчик вслед за отцом и матерью вышел на солнцепек. Солнце поднялось уже довольно высоко и стало припекать макушку.
   - Вот, надень, - сказал отец сыну, протягивая ему кепку с длинным козырьком. Сам он уже был точно в такой же. Глаза защищали темные каплевидные очки.
   Мама, надев на голову сестренки капор, укрыла свою легкой широкополой шляпой.
   _ Ну, кто первым добежит до калитки? - воскликнул отец и припустил по зеленой дорожке. Мальчик бросился за ним. Он почти догнал его, но отец успел распахнуть деревянный створ и выбежал на луг раньше сына.
   В двух десятках шагов, в окантовке низкого песчаного берега и чуть дальше зарослей камыша, сверкало небольшое озеро. На другой стороне озера стояли два красивых красных домика в кипени цветущих садов, за ними темнел лес, а справа виднелась железнодорожная насыпь и арочный мост, под которым проходила шоссейная дорога. По дороге двигались маленькие жучки автомобилей, а мост пересекал, похожий на длинную желтую змею, поезд.
   На песчаном берегу, обхватив колени руками сидела девочка лет тринадцати-четырнадцати. Она задумчивым взглядом смотрела на озерную гладь и вначале не обратила внимания на тихо подошедших сзади отца и сына.
   - Мы не помешаем вашему уединению? - галантно произнес отец, наклоняясь над девочкой.
   Та вздрогнула и, повернув голову, немного испуганно взглянула на него. Потом, видно, узнала и улыбнулась.
   - Простите, я задумалась, - сказала она и уже с другой улыбкой кивнула головой мальчику. В ее красивых серо-синих глазах сверкнули солнечные искорки. Солнечный огонь струился и по ее медным, непокрытым волосам. На чуть курносом лице проступили незаметные до этого веснушки, когда девочка почему-то покраснела, посмотрев на мальчика.
   В калитке показались мама, держа за руку вырывающуюся сестренку. Очередная попытка удалась, и девчушка с визгом побежала к воде и захлопала по мокрому песку ладонями.
   - Ну, что, будем загорать или купаться! - провозгласил отец и скинул с себя тенниску и шорты, оставшись в одних плавках. Мама тоже сбросила сарафан. У нее была красивая фигура. Взявшись за руки, супруги вошли в воду и только там, разъединившись, поплыли к середине озера.
   - Пойдем и мы? - предложила девочка и, поднявшись, сняла с себя короткое голубое платье. Она уже почти сформировалась, и мальчик невольно залюбовался ей. Горло перехватил тугой комок. Сердце застучало часто и сбивчиво.
   Мальчик, как был в шортах и майке, вложил свою дрожащую руку в ладонь девочки и они, трепеща от прикосновения друг к другу, вошли в прохладную озерную воду. Минуту-другую стояли так по пояс, не желая разъединять руки, но, наконец, девочка присела, опустив в воду плечи. Руки сами собой разжались, и два юных красивых тела тихо и легко поплыли по прозрачной голубой глади. Плывя, мальчик иногда искоса поглядывал на девочку. Ее медные волосы по краям намокли. Она тоже пыталась взглянуть на мальчика. И вот их взгляды встретились. Мальчик смутился и, чтобы как-то подавить смущение, вдруг, неожиданно даже для себя, нырнул.
   Озеро было неглубоким: метра три, не больше. Мальчик быстро достиг дна, поросшего будто свежей луговой травой. Эта подводная трава была усыпана желтыми, похожими на одуванчики, цветами. Мальчик сорвал один цветок и, повернув лицо, посмотрел вверх. Солнце освещало озеро до дна, играя по нему, преломленными водяными бликами. Сквозь солнечные блики мальчик увидел над собой темную девичью фигуру в золотистом радужном ореоле. Легким уже не хватало воздуха. Ноги оттолкнулись от травянистого дна, тело устремилось к свету. Мальчик вынырнул рядом с плывущей девочкой. Она сделала нарочито-испуганные глаза, а затем рассмеялась:
   - Ты, словно атлант, живущий под водой. Я у них там была в прошлом году. На материке. Они и на суше и в море живут. Амфибии.
   Мальчик, отдышавшись, протянул ей подводный цветок.
   - Какой красивый, - улыбнулась девочка, - Можно я его в волосы заткну?
   Она быстрым движением вправила цветочный стебель в медную густоту волос. И он влажно заискрился под солнцем.
   Они доплыли уже до середины озера. На том берегу отец и мать вылезли из воды и улеглись на песке.
   - Поплыли назад, - предложила девочка, - а то твоя сестричка там одна.
   Сестричка бегала по мелководью, топая босыми ножками. Аж, брызги летели. Увидав пару, выходящую за ручку из озера, девчушка состроила ехидную рожицу и с восторгом прокричала:
   - Тили, тили, тесто! Жених и невеста!
   Мальчик хотел догнать и наподдать дразнилке, но девочка его удержала:
   - Она же маленькая, глупенькая. Пусть кричит, - и после паузы спросила, взглянув в глаза, - А разве тебе не приятно?
   Мальчик опустил взгляд и покраснел. Девочка ласково коснулась влажной ладонью его щеки и он неумело чмокнул ее в руку. В груди что-то сладостно защемило. По всему телу пробежал легкий озноб, и чтобы как-то унять его, мальчик опустился на горячий прибрежный песок. Девочка уселась рядом. На ее округлых загорелых плечах одна за другой высыхали капельки воды. Мальчика так и тянуло дотронуться до гладкого девичьего плеча, но он сдержал свой порыв и взглянул поверх "источника соблазна".
   Чуть в стороне, на пологом, поросшим соснами холме, возвышался Храм. На его пирамидальной вершине сверкал позолоченный крест.
   Девочка уловила направление взгляда мальчика, и тоже повернула голову в сторону Храма.
   - Сегодня службы не будет, - сказала она, - Священник в Столицу уехал. Да и полупусто там всегда. Сам знаешь.
   - Мне хочется туда зайти, - вдруг проговорил мальчик каким-то не своим голосом.
   - Ну, что же, сходи, - девочка пожала плечами, - Там же всегда открыто. И днем и ночью. Я тебя здесь подожду, - добавила она. - Только недолго, а то твои скоро назад вернуться.
   Мальчик поднялся и, отряхнув песок с мокрых шорт, пошел босиком по горячему песку в сторону Храма. Потом вступил на мягкую сочную луговую траву и у самой заасфальтированной дорожки, ведущей в основную рощицу, оглянулся. Девочка смотрела ему вслед и помахала рукой. Он ответил ей тем же жестом, и вошел под пахучую сень сосен. Смолянистая прохлада окутала его со всех сторон. Солнечные лучи тенью сосновых иголок тонко искрили на сером асфальте дорожки, огороженной с обеих сторон металлическим витиеватым бордюром. Площадка перед Храмом была украшена двумя клумбами цветов. Вход между колоннадой темнел за приоткрытой дверью. Босые ноги коснулись нагретых ступенек. Перед входом мальчик чуть-чуть заколебался. Его захватила необъяснимая робость, которую он с трудом преодолел. И вошел в Храм. В Храме было полутемно. Только на передней стене одинокий мерцающий огонек тускло освещал портрет, почему-то очень знакомого мальчику человека с небольшой темной бородкой и чуть приметной улыбкой под усами. Большие глубокие глаза человека пристально смотрели прямо на вошедшего и в бликах огонька, казалось, все время меняли цвет от темного, почти черного до ярко-голубого, огненно-небесного.
   Мальчик сделал несколько шагов и остановился перед ликом, неотрывно глядя в его глаза. И не мог отвести взгляда, так притягательно манили его эти чудные глаза. И в их колеблющихся отсверках он внутренним взором видел отголоски какой-то иной жизни, как отрывки полузабытого сна.
   - Здравствуй, - тихо произнес кто-то за его плечом. Мальчик оглянулся. Рядом стоял человек со светлой окладистой бородой, облаченный в длинное белое одеяние. Лицо его мальчику кого-то напоминало. Он где-то часто видел это лицо.
   - Вот ты и вернулся, - с улыбкой сказал священник, - Тебе нравится здесь?
   - Где я? - неожиданно для самого себя спросил мальчик.
   - Ты на Земле. На... другой Земле. В другом измерении. Таких Земель множество, как песчинок на берегу озера. Все люди бессмертны. И все живут в одном времени по множеству раз, пока не исполнят своего предназначения. Тогда они переходят в другое время, чтобы выполнить другую миссию. И так круг за кругом по колесу жизни. Но в разных измерениях, в разных мирах.
   - Я почти ничего не помню про ту жизнь, - проговорил мальчик, - словно короткие вспышки в полной темноте.
   - Каждый начинает новую жизнь с чистого листа, лишь в духовном подсознании копится опыт прошлых воплощений. Иногда их тень, или, как ты говоришь, вспышка, на миг открывает прошедшее. Чтобы человек задумался. И понял.
   - Почему вы мне говорите все это? - спросил мальчик, сглотнув слюну в пересохшем рту.
   - Просьба Наставника, - ответил священник, - Он готовит тебе в этом мире великую судьбу.
   - Какую, - мальчик посмотрел в глаза священнику, словно в зеркало времени и пространства.
   - Не знаю, - тихо сказал тот, не отводя взгляда, - я говорю устами Наставника. - Приходи ко мне почаще, и ты постепенно все узнаешь.
   - Что мне делать сейчас? - спросил мальчик.
   - Возвращайся к озеру. Ведь тебя там ждут любимые, родные люди. Иди и живи. Твой час настанет, - и священник осенил мальчика знамением.
   Весь остаток дня мальчик находился под впечатлением от беседы в Храме. Он ничего не рассказал о ней ни родителям, ни девочке. Но девочка все же о чем-то догадывалась, видя в своем друге перемену состояния. И все же вопросов не задавала, несмотря на естественное любопытство.
   Они все вместе обедали в беседке, отдыхали после обеда в шезлонгах, в тени цветущих яблонь и груш. Мальчик был задумчив и грустен. Мать и отец тоже заметили в нем изменение настроения. Мама даже приложила ко лбу сына прохладную ладонь. Может, он перегрелся на солнышке?
   Солнце, между тем, стало клониться на запад, пока не превратилось в огромный огненный шар в ореоле закатного разноцветья. Вечерний чай пили на открытой веранде. Легкий ветерок шевелил тонкими тюлевыми занавесками, развевая вокруг приятную прохладу, смешанную с запахами черемухи и сирени. На этой Земле, видно, царила вечная весна.
   Девочка сидела за столом рядом с мальчиком. Они искоса поглядывали друг на друга, делая вид, что заняты чаепитием. Отец и мать, теперь поняли причину сыновей грусти. Они понимающе переглядывались и чуть заметно улыбались. Когда почти окончательно стемнело и тетушка увела сестричку спать, девочка тоже поднялась из-за стола.
   - Мне пора, - тихо сказала она, взглянув на мальчика.
   - Оставайся ночевать у нас, - предложила мама, - тебе, наверное, страшно одной в большом доме.
   - У нас места много, - поддержал ее отец, - поживи пока здесь. Ведь твои родители просили о тебе позаботиться в их отсутствие.
   Девочка нерешительно пожала плечами:
   - Как-то неудобно, - проговорила она и снова посмотрела на мальчика.
   - И Пете веселее будет, - добавил отец, улыбнувшись, - а то он, вон, совсем загрустил.
   - Оставайся, Леночка, - мама подошла и погладила ее по голове. Лена молча кивнула.
   - Ну, вот и замечательно, - радостно сказала мама и другой рукой потрепала Петра по белокурой шевелюре.
   - Мы на скамеечке посидим?! - вопросительно произнесла Лена, повернувшись лицом к Петру и протягивая ему ладонь. - Ты не против?
   - Конечно, посидите, - одобрительно сказал отец, - вечер нынче превосходный, - и многозначительно улыбнулся сыну.
   Цветущий сад окутал их своим вечерним ароматом. Темнота медленно сгущалась. В дальнем углу сада, за беседкой, словно соревнуясь в вертуозности пения, выделывали разнообразные "коленца" несколько соловьев. На бесконечно глубоком темно-синем небе, одна за другой, вспыхивали звезды.
   Лена и Петр уселись на деревянную скамейку, покрытую мягким ковром. Петр держал ладонь Лены в своей, переплетясь пальцами. Рука девочки слегка дрожала.
   - Как хорошо, - тихо проговорила Лена, - Вот так бы всю ночь сидеть, слушать соловьев и смотреть на звезды. И ждать маму и папу.
   - А где они? - спросил Петр и по реакции Лены понял, что совершил какой-то промах.
   - Забыл ты, что ли? - удивленно сказала она. - Они же улетели в первую космическую экспедицию на нашу Прародину, откуда наших далеких предков привез Наставник. Историю религии не учил? И телевизор не смотрел? Об этом все знают.
   - Да, что-то у меня сегодня с памятью, - промямлил Петр.
   - То-то, я смотрю, ты какой-то странный нынче, словно, ты это и не ты.
   - Вот и я тоже самое ощущаю, - признался Петр, - кое-какие воспоминания остались, а другие будто стерты.
   - Частичная амнезия, - определила Лена, - Я читала - очень редкая болезнь. Ты о Прародине ничего не помнишь? - недоверчиво спросила она.
   - Напомни, - предложил Петр, - может память и прорежется?
   Лена подняла голову и указала пальцем на крупную звездочку, сияющую на небе.
   - Вот наша Прародина. Она находится между Красной и Большой планетами. Оттуда давным-давно прилетели наши предки во главе с Наставником - Учителем и Пророком. Он на Атлантиде основал колонию, помогал первым поколениям осваивать необжитые края. Люди постепенно расселились по всей Земле. А Наставник вознесся на небо, пообещав вернуться. И вот, с тех пор, все ждут его возвращения. Построили много Храмов в его честь. Но Он все не возвращается. И с Прародины больше никто не прилетел. Многие уже считают, что все это выдумки, легенды. И никакого Наставника не было вовсе. А люди на Земле появились естественным путем - эволюционным.
   - Это не легенды, - тихо сказал Петр, - Наставник скоро вернется...
   - А откуда ты знаешь? - девочка повернула к нему голову, - у тебя же амнезия.
   - Это я знаю точно, - твердо сказал мальчик, - Он вернется. И очень скоро.
   - Хорошо бы, - вздохнула Лена. - но ученые ждать не стали. Они построили космический корабль, и несколько добровольцев решили сами полететь на Прародину, а не бесплодно ожидать оттуда вестей. Мои родители тоже полетели на этом корабле...
   Лена замолчала. На белый сад окончательно упала ночная темнота. И почему-то смолкли соловьи. Густая, пахучая тишина окутала весенний мир, где не было ни войн, ни революций, ни стихийных катаклизмов. Здесь царствовал мир и спокойствие. Здесь был земной рай. Здесь был Рай.
   На темном небе разноцветной россыпью сверкали звезды.
   - Сегодня, наверное, безлунная ночь? - спросил Петр. - А мне, почему-то, хочется увидеть полную луну.
   - Что такое, луна? - удивленно спросила Лена.
   
***
   Семь дней полнолуния.
   Семь дней, семь ночей.
   Не знаю, усну ли я
   От этих лучей?
   
   Не знаю, проснусь ли я
   Под майский рассвет?
   Ведь всех ждет экскурсия
   На тот лунный свет.
   
   И в лунном затмении
   Увижу ли я
   Святое знамение
   Нового дня?
   
   Иль буду, как мумия,
   Вовек недвижим?
   Семь дней полнолуния:
   Закрытый режим?
   
   Луна, как наводчица,
   А ночь, словно вор.
   Но вырваться хочется
   На светлый простор.