Иллюстрация: Дудякова Анна Леонидовна
Профессор встал, как обычно, в шесть утра и включил радиоприемник на кухне на полную мощность. Как всегда в этот ранний час, раздались торжественные звуки гимна. Радиостанция приступила к работе.
Его жена и дочь, спавшие на втором этаже прямо над кухней, из которой наверх вела простая деревянная лестница, вставленная в открытый сейчас люк, беспокойно заворочались во сне.
Налив в двухлитровый бидон воды, профессор опустил в него большой электрический кипятильник и закурил. Дым от сигареты медленно вился вверх и проник сквозь люк в маленькую спальню под косой крышей.
Жене профессора стал сниться пожар. Их дача горела. А пожарная команда, вместо того, чтобы гасить бушующее пламя, выскочила из машины с духовыми инструментами в руках и принялась торжественно исполнять государственный гимн. Вырваться из кошмара супруге профессора помог звук льющейся из брандспойта воды. Она проснулась и поняла, что на кухне клокочет, почти переливаясь через край бидона, вскипевшая вода.
Жена спустилась вниз, выдернула кипятильник из розетки, заварила в кофейнике-термосе кофе и вернулась досыпать. Она уже давно подозревала, что мужу по утрам без нее скучно и он нарочно включает радио так громко. Мысленно отругав его, она снова заснула.
Профессор, совсем забыв про свое намерение выпить кофе, осторожно ступал между грядками клубники. Капельки росы серебрились крохотными жемчужинками на листочках клубники в ранних, но уже теплых лучах летнего утра. Высокий, в шортах, с длинными загорелыми ногами, он гулял между грядками, напоминая задумчивого аиста. Но вдруг он потрясенно замер на месте. Этого просто не может быть! Наука движется гигантскими шагами вперед. По вечерам, если повезет, в звездном небе можно увидеть яркую точку, движущуюся между звездами. Но это вовсе не приближающаяся к Земле комета Галлея, как можно подумать, а великое достижение разума и рук человека - искусственный спутник Земли. И все-таки - оказывается, перед некоторыми вещами наука бессильна! И одна из этих ужасных вещей – серая гниль, поражающая клубнику. Вот и сейчас некоторые красные ягоды выглядывают из серой слизистой массы. Так... у меня где-то была марганцовка... Ах да, в уборной на полке.
В крохотной квадратной прихожей, откуда вела дверь в туалет, профессор, к своему вящему изумлению(так рано!), увидел дочь.
С течением времени он начал смутно осознавать, что выбрал для зеркала не лучшее место, повесив его на белоснежной крашеной двери уборной. Перед зеркалом, казалось, никогда не сходя с этого места, стояла его дочь, мешая желающим посетить укромный уголок.
Над чем-то напряженно размышляя, дочь стояла сейчас там босиком, в ночной рубашке и внимательно изучала свое свежее, с нежным румянцем, лицо, где на щеке после сна осталась полоска.
- Доброе утро! - заулыбался профессор. – Ну как, тебя ночью не подменили?
Ответа не последовало. Он попытался подойти по-другому.
- Молодец, ты встала сегодня так рано.
- Попробуй сам разочек поспать под звуки гимна, - сердито произнесла дочь,освобождая ему дорогу в уборную.
- Я забыл выключить радио? - испугался профессор.
- Радио и кипятильник.
И дочь удалилась с недовольным видом. На террасу. Курить и пить кофе.
Опрыскав грядки клубники раствором марганцовки, профессор начал колоть дрова. Через полчаса он сделал небольшой перерыв. Налил себе кружку кофе и, прихватив пачку сигарет, вышел на террасу, где обнаружил, что его длинноногая красавица - дочь, все еще в короткой ночной сорочке, сидит, нога на ногу, в деревянном дачном кресле, пьет невесть которую чашку кофе и курит невесть которую сигарету.
До сих пор в ночной рубашке! с осуждением подумал профессор.
- Ты не могла бы помочь матери приготовить завтрак? - спросил он очень деликатным, сдержанным тоном, усевшись напротив нее и прикуривая сигарету.
- Распоряжений не было, - спокойно ответила дочь, выдыхая голубоватое облако дыма. Ее лицо почти исчезло в нем.
- Могла бы сама поискать, чем заняться.
- Я делаю ровно то, что скажут. Инициатива здесь наказуема.
Дочь сладко потянулась и сощурила глаза.
- Лень родилась раньше нас, - добродушно сказал профессор, но дочь не улыбнулась. Вид у нее был мечтательно - отсутствующий.
Попивая кофе и с наслаждением затягиваясь сигаретой, профессор мысленно перебирал все, что предстояло сегодня сделать. Он предвкушал несколько часов серьезной работы. Конечно, у него был отпуск, но он прихватил с собой статьи аспирантов. Их надо было прочитать и прокомментировать. А свою статью отредактировать. И еще - срочный перевод, готовый только наполовину. Начатая рецензия на докторскую диссертацию одного коллеги... В три часа приедет аспирант, отставший от графика. Хочет летом наверстать упущенное.
Докурив сигарету и забыв пустую кружку на столе, профессор начал снова колоть дрова. Физическая нагрузка тонизирует и в итоге продлевает жизнь, думал он. Какое счастье, что у меня есть такая возможность!
Через час, сложив дрова аккуратно в поленницу, он расположился с очередной кружкой кофе на валуне под березой. День только начался, но как много уже сделано!
Закончив передышку, он пошел в комнату, которая на даче служила ему кабинетом. Только он успел погрузиться в работу, как дверь открылась, и на пороге появилась жена, явно чем-то недовольная.
- Почему ты оставил чашку под березой? - спросила она.
Несколько секунд у него ушло на то, чтобы вернуться из реалий логики, пособие по которой он сейчас переводил, в реалии домашнего быта. Он понял, что каким-то образом провинился и попытался пошутить.
- Видишь ли, дорогая... Иммануил Кант говорил по этому поводу следующее...- он нахмурил лоб, пытаясь поточнее вспомнить цитату, но жена не дала ему продолжить. Ее слова подействовали на него почти как нокдаун. Ее не интересует, что сказал Кант. Она хочет знать, почему он о п я т ь оставил кружку в саду под березой. Дверь за женой закрылась, прежде чем он успел ответить.
Профессор вздохнул. Почему оставил? По рассеянности, почему же еще... Ну, хорошо. Если вопрос хотят ставить именно в такой плоскости и задают именно в такой форме, то постараемся на него соответственно и ответить. Почему я оставил кружку под березой? Существуют следующие варианты.
Во-первых. Тут может скрываться какой-то мотив, который остается в той темной неосознанной области, которую человек сам и не может видеть. Например... желание вывести жену из себя и получить садистское удовольствие от ее страданий? Или же, напротив - мазохистское желание, чтобы тебя обругали? Но может быть и другое. Наследственность. Фактор наследственности у нас недооценивают, но на самом деле им ни в коем случае не следует пренебрегать. В третьих...
- Ма-аар-тин! - послышался бодрый голос жены с террасы. - Зав-тра-кать!
Этот зов заметно повысил настроение профессора. Он поспешил на кухню, где его ждал красиво накрытый стол. Восхитительные запахи еды заполонили маленькую кухню.
Завтрак был просто отменный. Профессор не произнес ни слова, пока не были съедены большая порция свежего салата со сметаной, обильно посыпанный укропом омлет с помидорами и три куска яблочного пирога.
- У тебя что же - какая-то блицдиета, что-ли? - спросил он у дочери, заметив, наконец, что на тарелке перед ней грустно лежит ломтик поджаренной брюквы.
- Да. - Дочь была полна оптимизма. - Десять кило за десять дней.
- По-видимому, кто-то отменил законы природы, - улыбнулся профессор. - А что за умопомрачительный праздник ожидается через десять дней?
- Свадьба девочки, с которой они в школе сидели за одной партой, - пояснила жена.
- Дорогая, - сказал профессор жене, весело подмигнув дочери. - Ты спрашивала, почему я оставил кружку под деревом. Я подумал над этим и вот что хочу сказать...
- Я? Я ничего не спрашивала, - преспокойно сказала жена, завязывая фартук. Она повернулась к мужу спиной и принялась мыть посуду.
Вот как... Это же ничем не лучше, чем стащить с шахматной доски фигуру и засунуть себе в карман! Вот они какие, эти женщины... Сколько дерзости! Сколько надменного высокомерия! И куриные мозги впридачу... Возьмем хотя бы мытье посуды. Зачем каждый раз из-за пары чашек или тарелок разогревать воду кипятильником, если вечером можно помыть все сразу? Это сэкономило бы воду, электроэнергию и время... Время! За это время можно было бы прочитать какую-нибудь книжку...
- Иди, собери все кружки, которые ты оставил в саду и принеси их мне, - прервал его размышления голос жены.
Профессор послушно поднялся с табуретки.
В саду, собирая кружки, он невольно отмечал - вот здесь предстоит еще поработать - вскопать землю за сауной и сделать грядки. И вспотеешь и есть надежда, что намечающийся животик, по которому женушка имеет обыкновение на пляже весело, но с намеком похлопывать, растает к концу лета, как весенний снег.
Он глубоко выдохнул и попытался втянуть живот. Да-да, над этим надо еще потрудиться. Пять кило уже ушли с начала весенних работ в саду. Сколько чудесных дел еще впереди! Какое изумительное летнее утро!
Солнце пригревало, птички пели, что было мочи, газон с подстриженной травой еще не превратился в английский газон, но если за ним двести лет подряд хорошо ухаживать ...
Когда устроили садовый кооператив, здесь было почти болото. Какие были заросли... Сколько ужей здесь ползало после того, как выкорчевали кустарники!
Он отнес четыре найденные кружки на кухню и вернулся в сад. Вместо перевода он решил еще полчасика покопать. С удовольствием вонзая лопату в землю, он переворачивал куски дерна. Вскоре пришлось снять белую майку, остаться только в шортах. .
Он не заметил, когда дочь появилась рядом с ним.
- Какое чудесное утро, - сказал он весело, увидев ее. - Вот, бери пример с меня - и ни на какой диете сидеть не надо. Калории надо сжигать физическим трудом и тогда можешь есть, сколько захочешь.
- Папа... Ты можешь дать мне денег? Немножко? - нерешительно спросила дочь, постукивая носом туфли по перевернутому куску дерна.
- Продай лень, будут деньги, - благодушно посоветовал отец, не прекращая вонзать острую лопату в землю и вырезать куски дерна, внимательно следя, не появится ли в каком-нибудь куске красный извивающийся дождевой червяк. Червей он собирал в пустую консервную банку, чтобы в случае дождливой погоды, когда в саду работать будет невозможно, поехать на рыбалку.
- Мне срочно нужно тридцать пять рублей,* - сказала дочь. По ее лицу было видно, что вообще-то клянчить деньги - выше ее сил, но сейчас это вопрос жизни или смерти. – Ты можешь дать?
- Мог бы, наверно, если бы знал, зачем они тебе.
- Я видела вчера в Доме торговли импортную кофточку... Финскую!
Очевидно, дочь считала, что привела такой веский аргумент, что профессор должен сразу же, сломя голову, броситься в дом за кошельком.
- Значит, ее привезли сюда из Финляндии, раз ты ее видела, - сказал отец, не переставая копать.
- Но...
Лицо дочери выдавало разочарование и обиду.
- Подожди-ка...- профессор остановился, вытер тыльной стороной ладони пот со лба и оперся на лопату. - У тебя же, по-моему, есть кофточка, совсем новая.
- Она не новая и вообще... Разве ее можно сравнить с финской? Это же - наша... И стоила-то всего шестнадцать рублей.
Это была ошибка. Дочь не поняла, почему отец вдруг нахмурился.
- Что за разговор такой! Кофта есть кофта. Главное, чтобы было тепло! Чем, например, плохи мои ботинки - тоже наши, фабрика «Коммунар», очень удобные. Финские в два раза дороже!
- Но папа... Они же такие страшные.
Это была вторая ошибка.
Профессор рассердился. Лицо его покраснело.
- Невозможно быть и интеллектуалкой и... кухаркой - одновременно! А ты хочешь быть и той и другой!
После этих слов дочь молча удалилась. В дом, плакать.
Профессор воткнул лопату в землю, сел на валун под березой и нервно закурил.
Типичный менталитет кухарки, мрачно думал он. Чем глупее птица, тем ярче должны быть перья...
Ему вдруг, ни с того ни с сего, вспомнилась лаборантка его кафедры, мать троих детей. Трое сыновей, один еще в коляске. Перед отпуском она заходила, чтобы оформить пособие. Длинные волосы до пояса, загорелая... Стройная, хотя недавно родила. В коляске сидел очаровательный упитанный малыш со свисающими на слюнявчик щечками.
Вот такими были женщины раньше, в моей молодости... печально думал он. Вот если бы у меня был сын. Сын...
- Мартин, почему Сильви плачет? - раздался вдруг рядом с ним голос жены, прервав поток его мыслей.
Вот как! Неужели такое возможно - плакать из-за какой-то кофточки? И это после всех его многолетних усилий! Развить интеллект дочери, научить самой справляться в жизни...
- Плачет? - озабоченно спросил он.
- Сидит на кухне и плачет.
Жена держала в руках тарелку с куском пирога. Она протянула ее мужу:
- Вот. Если хочешь, принесу тебе еще кофе.
- Не добилась своего. Какой-то финской кофточки, - ответил профессор, машинально поставив тарелку рядом с собой на валун. - У нее же есть новая кофта, синяя по-моему... Как ты считаешь?
- Не синяя, а серая. Она уже заштопана в нескольких местах. Мы с Сильви купили ее в комиссионке.
Профессор раздавил окурок о камень и поспешил в дом.
Дочь сидела на маленькой скамеечке перед открытой дверцей плиты и курила.
«Если бы он меня любил, он бы с радостью дал мне денег...» думала она, глотая слезы. «Я лучше сквозь землю провалюсь, но в этой жуткой старой кофте на свидание не пойду... Ужасно, когда родители тебя не любят.»
Дверь хлопнула. Перед убитой горем дочерью появился отец. Мысленно он уже сдался, но хотел несколько оттянуть признание своего поражения. Из педагогических соображений.
- Почему ты плачешь? - спросил он и положил руку на ее плечико.
Но дочь не отвечала. Она лишь сьежилась и героически глотала слезы, чтобы не выдать свои душевные переживания обидчику.
- А я тебе случайно не говорил, что пишет Марк Твен в своих мемуарах?
Так как ответа не последовало, профессор продолжал:
- Когда ему было шестнадцать лет, он сожалел о том, какой у него глупый отец. А через двадцать лет изумлялся, как такой старый человек смог так поумнеть!
- Говорил. Раз сто, - соизволила наконец ответить дочь, упрямо дернув плечом, пытаясь стряхнуть его руку.
- Так что - тебе надо всего-лишь лет пятнадцать подождать. И ты поймешь, какой у тебя все-таки умный отец, - весело сказал профессор, в знак примирения похлопав ее по плечу.
Но дочь провалилась в болото самосожаления и никак не отреагировала.
Ничего не поделаешь, подумал профессор. Уступает тот, кто умнее.
Он принес из комнаты кошелек.
- Что ж, поезжай, купи эту импортную кофточку.
Заплаканное лицо дочери просияло. «Вот как! Он вовсе не такой плохой, как я думала!» Не прошло и десяти минут, как профессор увидел ее, одетую, чтобы ехать в город, выходящую из калитки и исчезающую за живой изгородью.
Изумленный отец провожал ее взглядом. Оказывается, может, когда захочет! Очень даже может быстро действовать.
Вскоре приехал аспирант, с которым профессор два часа просидел на согретом солнцем валуне, покуривая, попивая кофе и обсуждая будущую кандидатскую диссертацию.
Аспирант привез ему из города газету, где был некролог академику Аро, которого профессор знал. Когда ученик уехал, профессор смог подумать об этом печальном известии. «Совсем еще не старый человек, всего-навсего пятьдесят пять лет...» думал он, развернув газету, глядя на знакомое лицо в траурной рамке.
Всего месяц назад профессор был на юбилее академика, который отмечали в торжественной обстановке, в актовом зале университета. И вдруг... После короткой тяжелой болезни... Инсульт, наверно...
Он поделился печальной новостью с женой.
- Да, что делать, - вздохнула она. - Ты кофе допил?
- Допил.
- А кружка где? Опять оставил, где попало?
- Я все-таки хочу тебе сказать, что почти по этому же поводу говорил Кант...
Но жена и не подумала вступать в борьбу с профессором на его игровой площадке. Она совершила молниеносный маневр, благодаря которому игра перешла на ее территорию.
- А почему ты не выключил телевизор? - спросила она.
- Неужели? - испугался профессор и хотел поспешить в комнату.
- Не надо, - сказала она, - я его уже выключила. - Почему ты вечно забываешь все приборы включенными?
Почему да почему, думал профессор обиженно. Он уже забыл, что собирался только что сказать жене.
Потом приехали сестра жены с приятельницей и женщины долго пили чай на террасе и рассматривали журналы мод.
Профессор продолжал перекапывать начатый утром участок, время от времени поглядывая в сторону террасы, откуда доносились обрывки разговора.
Было слышно, как гостьи оживленно обмениваются мнениями. Три часа кряду. О фасоне платья! Сидят там, вся эта кампашка... Глупые женщины... ни крупицы ума или хотя бы благодарности... Деньги клянчить, вот этому их учить не надо...
Профессор почувствовл себя вдруг таким одиноким. Чтобы избавиться от этого тоскливого чувства, он принялся еще упорнее копать и разрыхлять землю.
Вдруг с террасы раздались испуганные возгласы.
Он остановился и крикнул:
- Что случилось?
- На помощь! - кричала жена.- Ай!!!
Встревоженный профессор быстрым шагом направился к ним.
Женщины повскакивали со своих мест, размахивали взбудораженно руками и кричали.
- В чем дело? - испуганно спросил профессор.
- Мышь!!!
Профессор рассмеялся.
- Она вас укусила? - спросил он. - Я подумал, на вас напал тигр...
Наступил вечер.
Выйдя из уборной и зайдя на кухню помыть руки, профессор спросил:
- А что, Сильви еще не вернулась из города?
- Вернулась. Кофточку купила.
- И что, так рано легла спать?
- Нет. Почему ты так решил?
- Перед зеркалом ее не было видно.
Профессор заулыбался, очень довольный своей шуткой.
Но его супруга посчитала шутку неудачной. Она отнеслась к ней, как к булыжнику, брошенному в ее огород. Как к упреку в адрес ее плодов воспитания. И нахмурилась.
- Сильви! - громко позвала она.
Но ответа не последовало.
- Иди, разыщи ее, - велела она.
Профессор послушно пошел искать дочь, которую нашел спящей в кабинете. Настольная лампа горела. На диване рядом с ровно дышащей дочерью валялись открытый журнал мод и какая-то книжка.
Он осторожно взял книгу и закрыл ее. Бросил взгляд на обложку. К его величайшему изумлению, это был том сочинений Канта, взятый с его письменного стола. Надо же, подумал он. Может быть, все вовсе не так безнадежно, как мне кажется...
Он накрыл дочь пледом, прихватил сигареты и спички, вышел на террасу, сел в кресло и включил портативный радиоприемник, стоявший здесь же на полу.
Был тихий вечер. Вдали над морем солнце уже приближалось к горизонту.
Как много в природе разных оттенков зеленого, в очередной раз подумалось ему. Синевато-зеленые верхушки сосен, светло-зеленые кустарники, сочная зелень травы в саду.
Ему хотелось поделиться своими мыслями. Он хотел бы быть художником и нарисовать все это. Наверно, все искусство и возникло от того, что человеку хотелось поделиться с другими своими мыслями и чувствами...
Профессор принес из кабинета лист белой бумаги и сделал набросок сосен и моря - так, просто для себя.
Где-то неподалеку куковала кукушка. Кто знает, сколько мне осталось, подумал он, невольно вспомнив умершего академика. Вот человек - работал как проклятый... иначе академиком не станешь, только самозабвенным трудом. А если подумать, звание тот получил незадолго до смерти. Вот и все. Дети быстро спустят дом и имущество на ветер... Он что-то слышал про непутевого сына академика.
В восемь часов вечера по радио началось, как всегда, продолжение детективной истории. Это была последняя часть, а он отгадал уже в начале второй части, кто убийца. Так что ему было уже не так интересно. Но он хотел убедиться, что прав. И он был прав!
Но этой радостью ему тоже не с кем было поделиться. Вдруг на его лице появилась улыбка. А что с них взять. Они ведь всего-навсего... женщины. Они боятся мышей. Нельзя же серьезно относиться к кому-то, кто боится мышей...
Профессор еще долго сидел на террасе, глядя, как пылающий диск проваливается за горизонт, как постепенно угасает красновато-фиолетовая пламенеющая вуаль облаков, сменяя оттенки на все более бледные, как постепенно тает дорожка, бегущая по морю от горизонта в сторону берега.
Да, думал он. Человек смертен. И ничего ты с этим не сделаешь. Sic transit gloria mundi...
______________________________________________________
* в советское время в Эстонии тоже были рубли (примечание автора)
**Sic transit gloria mundi (лат.) – Так проходит мирская слава.