Я с детства была трусихой. В детском саду, в школе перед всеми робела, всего боялась… Вот уже пятьдесят лет за спиной, а та девчонка так и живет и во мне. На Одноклассниках.ру свою страницу постеснялась завести. Думала: кому я там нужна, зачем навязываться?! А вот муж мой, поддавшись общей панике, быстренько зарегистрировался. Потусил, пообщался – и бросил это дело. Я же, по-шпионски прикрывшись его именем и фото, провела разведку по старым, по сей день дорогим именам… Слава Богу, почти все, кого искала, вот они – живы и жизнерадостны!
Из девчонок-подружек не нашла только Инну.
Из мальчишек сильнее всего жгло любопытство по поводу Володьки. Нашла. Место проживания: Лос-Анжелес. На единственном фото – почти лысый, с одутловатым лицом и скучным взглядом господин на фоне какого-то занавеса, с накидкой Бэтмана на плечах…
Недоумение сменилось веселым смехом, а затем тихой грустью – что же было со мной тридцать с лишним лет назад?
***
До сих пор помню этот день. Первое сентября в пятом классе. На первом уроке учительница знакомилась с нами, учениками. И вот встал он – высокий, с круглыми карими глазами, русым чубом кудрей, закрывающим полглаза… Не знаю, почему, но я влюбилась. Первый раз в жизни. И с той минуты каждый день засыпала и просыпалась с мыслью о нем.
Многие события школьных лет стерлись из памяти. Каждый день был похож на своего соседа – занятия в школе и дома, посильная помощь маме, общение с подружками… Но каждый был словно освящен его именем. Володя, Володька, Володечка… Как радостно было повторять его на все лады, перебирать, словно перекладывая из ладони в ладонь, его взгляды, улыбки и слова, которые подглядела, впитала за часы уроков и перемен. Они никогда не имели отношения ко мне, но разве это важно? Для настоящей любви?
Все, решительно все мне казалось в нем чудесным – и то, как он что-то пишет в своей тетради, сильно наклонив голову к левому плечу, и то, как кусает губы на контрольных по математике… Как песню, слушала его ответы на уроках. Завораживал не сам голос, а речь – такая особая, с легким заиканием… Когда Володька вдруг запинался, я про себя без устали договаривала слово, и тихонько ликовала, когда наконец мы попадали в унисон. Такая же, с легким «заиканием», была и походка – он словно подпрыгивал на носках, и из-за этого его голова то и дело выныривала из толпы ребят, гуляющих по школьным коридорам во время перемен.
Наш микрорайон был совсем новеньким, школа только открылась, и мы, тридцать два ученика пятого «Б», ничего не знали друг о друге. Но постепенно завязывались и знакомства, и дружбы. Однажды, возвращаясь из школы, я заметила впереди одноклассницу, которая вскоре скрылась в подъезде соседней девятиэтажки. Девочку звали Инной. Через несколько дней мы уже шли вместе. А еще через несколько я задала ей вопрос, который все время вертелся на языке.
– А тебе из мальчиков кто-нибудь нравится?
– Нравится, – как-то безразлично бросила она.
– А кто?
Инна шагала молча, словно не слыша меня.
– А мне один так нравится… – начала я, готовая поделиться своей сладкой тайной.
– Володя?
– Как ты узнала?
– И мне Володя, – только и ответила она.
Не могу сказать, что подружилась с Инной. Мне, хохотушке, она казалась слишком серьезной, немного замкнутой. Настоящая дружба завязалась с Юлькой. Вот с кем можно было посмеяться до упаду, поделиться самым сокровенным. Оказалось, что и Юлька влюблена в моего избранника! Как же я позавидовала, узнав, что она живет с Володей в одном доме и может увидеть его не только в школе!
К концу первой четверти перезнакомилась со всеми. Даже не удивилась, что все девчонки, все до единой влюблены в Володю! А в кого же еще можно влюбиться?
Те, что побойчее, действовали прямо: старались стать с ним парой, когда класс строем вели в столовую, крутились около него на переменах, дергали за пиджак, о чем-то спрашивали… В общем, каждая сходила с ума по-своему.
А я, наверное, хуже всех. Стала ужасно стесняться, когда меня вызывали к доске. Видя его взгляд, направленный на меня, я цепенела и еле выталкивала из себя слова…
Никогда не забуду тот Новогодний огонек, когда Володя был Дедом Морозом, а я Снегурочкой. Стоя с ним под елкой, на виду у одноклассников и их родителей, я испытывала дикое напряжение – краснела и бледнела, обливалась холодным потом и рада была бы лишиться чувств! Громко, с криком начала читать свой стих, а потом вдруг онемела, словно заколдованная Снежной Королевой. Напрасно учительница теребила шарики на елке, стараясь незаметно подсказать слова. Напрасно Володька дергал за подол мое чудесное, расшитое мишурой, платье и тихо, а потом громче и громче вторил учительнице. Меня обижали подсказки, а Володьке я всей душой желала исчезнуть из зала. Вот тогда бы я выступила – роль-то я знала отлично!
Володька стал нашим кумиром, возлюбленным, божком на шесть лет – с пятого по десятый класс.
Был он улыбчивым, спокойным и уверенным в себе. Но, если разобраться с пристрастием, – самым обыкновенным. Ни самым сильным, ни самым ловким, ни самым быстрым. Не играл на гитаре, не пел, не танцевал… Он просто был! Совершенно другим, не похожим на всех нас, загадочным, непостижимым.
Отец Володьки был летчиком международных линий, и все эти годы семья жила в далеком сказочном Алжире, о котором мечтать-то было страшно – такими недоступными казались его африканские берега. Сегодняшним, молодым, которым еще не перевалило за сорок и которые с младых ногтей колесят по странам и континентам, трудно представить те времена, когда десятидневная поездка на отдых в Болгарию становилась событием. И денег требовалось накопить, и путевку на предприятии «заслужить», и доказать свою преданность родине придирчивой комиссии в партийных органах. Запросто выезжали за рубеж только великие начальники, да те, кому это полагалось по долгу службы. А те, кому за сорок, наверняка поймут, что такие люди, как Володька, казались обычным советским гражданам вылепленными из другого теста, в их жилах текла другая кровь… Инопланетяне, да и только!
В Москве Володьку «пасла» бабушка, а на летние каникулы он отправлялся в гости к родителям. Я не была большой поклонницей географии – адреса добычи полезных ископаемых знала на троечку, зато отлично ориентировалась в расположении материков, стран и столиц… В те годы моей настольной книгой стал Малый атлас мира, который любила подолгу рассматривать, бороздя взглядом его океаны, шагая по улицам далеких городов… Многие из них помечала простым карандашом – те, в которых очень хотелось побывать. А один – Алжир – жирно обвела красным. Отделенная от Володьки на летние месяцы тысячами километров, я скучала и иногда долго гипнотизировала взглядом эту красную точку на карте мира – мне казалось, что становлюсь к нему ближе…
В шестом классе к нам пришла новенькая. Белокожая, голубоглазая, веснушчатая, с ярко-рыжими волосами – Вероника. Не красавица, но очень привлекательная, располагающая, с белозубой улыбкой, почти никогда не сходившей с ее лица… И сразу оказалась особой на особом положении.
Отец ее был дипломатическим работником. Вероника уже пожила в разных странах, каталась даже на слоне, а теперь, как и Володька, училась в Москве под присмотром бабушки. На лето уезжала в Амстердам, к родителям. Одета была с иголочки, не чета нам, детям обычных инженеров, химиков, врачей. Были у нее и хорошенькая шубка с капюшоном, и самые настоящие сапожки на молнии, и разноцветные эластичные колготки, и даже черный фартук на форменном коричневом платье вызывал восхищение своими плиссированными крыльями на бретельках… Нарядами Вероника никогда не кичилась, наоборот – стеснялась порой, что одета лучше других. К тому же, она оказалась единственной отличницей в нашем классе. Нос, правда, никогда не задирала и охотно помогала и по математике, и по английскому, на котором изъяснялась почти свободно. Жила Вероника в том же доме, что и Инна, и мы частенько гуляли вместе в выходные.
Однажды в субботу зашли с Инной к Веронике. Дверь открыла бабушка. Из комнаты доносились звуки музыки – кто-то нажимал по клавишам фоно, кто-то бренчал на гитаре… Играли не очень складно, но весело, задорно.
– Вероника! К тебе девочки, – громко сказала бабушка.
Вероника выбежала в прихожую.
– Ну что, гулять? – весело спросила она.
Вслед за Вероникой в проеме дверей появился Дима, наш одноклассник. Он прижимал к груди гитару. Увидев нас, смутился, молча сунул ноги в тапочки, стоявшие у порога, шмыгнул за дверь…
– Не дуйся! Завтра еще поиграем! – крикнула ему вдогонку Вероника.
Выйдя на улицу, мы стали медленно плутать между домами.
– А тебе из мальчиков кто нравится? – вдруг задала я свой традиционный вопрос.
– Мне? Да никто! – хихикнула Вероника. – У Вадьки нос уж больно огромный! – продолжала она весело. – Сашка смешной парень, метр с кепкой!.. Витька вообще рябой…
– И что, Володя тебе не нравится? – серьезно и строго вступила в разговор Инна.
– Фу! Чуб – как метелка! Тюфяк… – фыркнула Вероника.
– Скажешь, тюфяк! – оскорбленная за свою любовь, возмутилась я. – Да он… – я замолчала, внезапно получив пинок по ноге от Инны.
– А кто не тюфяк? – продолжала допытываться Инна.
– Ну, Дима не тюфяк… – медленно протянула Вероника.
– Это почему? Он ведь даже учится на тройки! – возмутилась я.
– Подумаешь! Ваш Володя тоже не отличник! Зато Дима на гитаре играет, поет! И вообще – хороший парень! – вдруг горячо заступилась за свою кандидатуру Вероника.
– Ты чего меня пинала? – спросила Инну, когда, проводив Веронику до ее подъезда, остались одни.
– А зачем это Володю нахваливать? Еще влюбится, тебе нужна соперница? – Да ты что, Инна! Ведь все девчонки влюблены! – изумилась я.
– Все – это все… А Вероника пусть со своим Димочкой гуляет!
– Куда гуляет? – не поняла я.
– Ну, ты и наивняк! – как-то свысока заключила Инна. – Не видишь, они домой вместе ходят, он ей ранец носит?
– Так они же в одном подъезде живут!
– Олег в том же подъезде живет, только один почему-то ходит!.. – наставительно заметила Инна.
Пристыженная и обиженная, я поплелась к своему дому. Никак не могла взять в толк – почему Инна боится соперниц? Какие тут соперницы, если мы все его любим, молимся как на божество? А уж Вероника какая странная! Что она в этом Димке нашла? Невысокий, широкий…
Лишь спустя годы поняла, что ее чувство к Диме было более искренним и естественным. Она видела человека. А мы, как ни крути, во многом были заколдованы нестандартностью ситуации. Которая для Вероники не представляла интереса: ведь были они с Володькой одной крови, оба – инопланетяне.
Взрослели мы, взрослела наша любовь, приобретая новые краски. Если в пятом, шестом классах мне и подумать было страшно о том, что можно дотронуться до Володькиной руки, сесть с ним рядом за парту, то в седьмом, в тринадцать лет в душе начала просыпаться Джульетта. И втайне, только втайне, иногда мечталось о свиданиях, поцелуях, нежности… Как в фильме, который тогда вышел на экраны страны.
В те годы поход в кино был праздником. Новый фильм шел в кинотеатре одну неделю. Чтобы попасть на хорошую картину, приходилось либо отстаивать огромные очереди за билетом, либо «сидеть» на телефоне, делая предварительный заказ.
На «Ромео и Джульетту» нам удалось сходить всего четыре раза, жертвуя иногда уроками! Сбегали небольшой компанией – я, Юлька, Инна. Детей до 14 лет не пускали. Но не ждать же, право, целый год! Юлька была высокая и крепкая, Инна – полноватая, грудастая, с серьезным лицом. Я – и мала ростом, и слишком худа, и не дотягивала даже до своих тринадцати. В первый же день показа мы с Юлькой, улизнув из школы, заскочили ко мне домой. – Помада есть? – строго спросила Юлька.
– Есть!
– Крась губы!
– Чернильный карандаш есть?
– Был огрызок...
– Делай стрелки на веках…
– А с ногами твоими что делать?
Я посмотрела на ноги. Они были очень худые, чуть кривоватые… Не супер, конечно, но почему они не подходили для похода в кино, я не понимала.
– А что ты хочешь с ними делать? – робко пискнула я.
– Ну не пойдешь же ты в этих жутких коричневых чулках!
С этими словами Юлька полезла в свой портфель и вытащила завернутые в тетрадный лист капроновые чулки. Я невольно с восхищением потянулась к ним рукой.
– Да это я для себя у мамы одолжила. А ты уж давай у своей…
Я кинулась к шкафу, вывернула на стол ящик...
О капроновых чулках мечтала каждая девчонка! Капрон был блестящим и скользким на ощупь, но совсем не эластичным µ не в пример современным колготкам. Кроились чулки строго по ноге: узкие в икрах, бутылочной формы – в голени, они от колена расширялись по форме нормальной женской ноги. У меня же были сплошные икры: нога от ступни до бедра практически не отличалась по толщине и форме. Чулки болтались на ней в свободном полете, нигде не прилегая, ни одной линией не совпадая с ее антиформой!
– Так же нельзя идти! – даже не улыбнулась всегда готовая к смеху Юлька. – Ищи другую пару!
Пар оказалось всего три. И все, естественно, одного размера.
– Нету другой, Юль! Что делать? – со слезами в голосе простонала я.
– Иди так. Туфли на каблуке есть? Обувай…
Туфли, тоже мамины, на два размера больше, сваливались с ноги.
– Ну что с тобой сделаешь? Клади в сумку, потом переобуешься, – отдала последнюю команду Юлька.
Мы выбежали на улицу. Мартовский ветер гулял между телом и капроном – чулок то надувался пузырем, то опадал сморщенным лоскутом. Смотрелась я, скорее всего, комично. Но как верила, что чулки, накрашенные губы и траурные темно-синие обводы вокруг глаз сделали меня взрослой!
В очереди к дверям кинотеатра на всякий случай спряталась за спиной подруг.
– Девочка, ты куда? – услышала строгий голос.
– Мне уже можно, – промямлила я.
– Тебе? Да ты, видать, в пятый класс ходишь?
– Нет, мы все в восьмом учимся, просто она еще не выросла, – покровительственно положив руку мне на голову, заступилась Юлька.
С другой стороны ко мне придвинулась Инна. Билетерша, глянув на моих «солидных» заступниц, сдалась.
С каким же упоением мы смотрели этот фильм! Прекрасная, нежная и трагическая история любви Ромео и Джульетты была и нашей историей! Каждая из нас представляла себя на месте Джульетты, а на месте Ромео – конечно же, Володьку. От коротких эротических кадров фильма захватывало дух. Выходили из зала переполненные мечтами. Начинали говорить о Володьке, проигрывая сюжет истории с собственным участием. Говорили, перебивая друга друга, каждая считала себя единственно достойной места Джульетты.
– Прямо балдею от сцены на балконе! – после четвертого просмотра призналась Юлька. – Ой, с ума бы сошла, больше ничего и не надо…
– А дальше, ну, первая ночь… Вот от чего с ума сойти! – воодушевленно подхватила я.
– Ой, да какая из тебя Джульетта? – вдруг ехидно затормозила меня Инна. – У тебя даже груди нет!
Инна ударила по больному. Да, у меня не было и намеков на женские прелести. Но неужели из-за этого я не имела права даже на мечту? Мое сердце трепыхалось, как капрон на ветру – часто и беспомощно, а дорога вдруг поплыла перед глазами. Не выдержав, по-детски захлюпала носом…
В восьмом классе проходили «Евгения Онегина». Я прочитала роман еще летом, выучила наизусть письмо Татьяны – мне нравилось декламировать его, обращая весь пыл любви и всю боль израненного сердца к бездушному Володьке. Я по-прежнему стеснялась отвечать устно уроки, моими лучшими учебными днями были те, когда Володька болел, но письмо Татьяны вызвалась читать сама. Читала горячо, громко, стараясь совсем не смотреть на Володьку. Но так хотела, чтобы он понял, услышал меня!
После урока несколько девчонок сгрудилось вокруг стола нашей учительницы по литературе, а также и классной руководительницы Татьяны Петровны. Разговор с загадочного Онегина перекинулся на более близкого персонажа.
– Ну, и что необычного вы нашли в Володе? – задумчиво спросила Татьяна Петровна. – Он общительный, открытый и… Ведь самый обычный мальчик! Вы все только на него и смотрите, а в классе много интересных ребят. Вот ты, Марина, – обратилась она ко мне, – даже не замечаешь, как смотрит на тебя Вадик. Глаз не спускает!
– Ой, что вы, Татьяна Петровна! – я даже замахала руками. – Что в нем интересного? И нос у него огромный!
– М-м, интересно получается! А ты Володю за нос любишь? Или еще за уши? – Татьяна Петровна посмотрела на меня с легкой улыбкой, заставив сконфузиться от сказанных легкомысленных слов.
– Да от него слова не добьешься! – попыталась оправдаться я, вспомнив, в каком молчании иногда Вадим провожал меня от школы домой. Ничего не спрашивал, ничего не говорил – молча, как страж, шел рядом. Доводил до подъезда, разворачивался и шел к своему дому.
– Когда человек глубоко любит, сказать о чувстве ему бывает трудно. Страшно. Вспомни, как мучилась Татьяна! А мужчины – они ведь тоже робкие, стеснительные.
– Так, может, и Володька любит, но молчит? – всполошилась за всех Юлька.
– Конечно! Знаю, есть девочка в нашем классе, которая очень нравится Володе. Надеюсь, он разберется…
Много ночей не спала после этого разговора. Так значит, Володька влюблен! Так значит, просто скрывает свое чувство! «Есть в нашем классе девочка…» А вдруг эта девочка – я?
К девятому классу мы все стали другими. Особенно – девчонки. Вроде бы и глаза те же, и цвет волос. Но кто-то стал стройнее, кто-то – круглее. У меня даже стала проклевываться грудь! А самое главное – ушли в прошлое толстые коричневые чулки, башмаки на сплошной подошве, хвостики и косички. Все девчонки уже были в капроне, на каблучках, кто-то отстриг косы и сделал модную стрижку, кто-то начал красить ногти, подкрашивать ресницы. Вместо неуклюжих гадких утят первого сентября встретились симпатичные юноши и девушки! А на смену детской влюбленности пришла юношеская романтичная любовь. Объект ее остался прежним – Володька.
Он еще больше вытянулся, а так – те же круглые глаза, русый чуб слева направо. И та же загадочность…
От переполняющих душу чувств взялась за перо. Рифмовала розы с морозами, а о любви сказать не получалось. Как выяснилось, на поэтический путь вступила не я одна.
Наша «классная», желая подружить и девочек, и мальчиков, стараясь, чтобы мы научились лучше понимать друга, организовала факультатив по литературе, который всегда сопровождался чаепитием с выпечкой собственного приготовления. Вначале обсуждали произведения «великих», потом Татьяна Петровна вполголоса читала нам лирику Цветаевой, Брюсова, Пастернака, а потом все желающие знакомили с собственным творчеством. Оно было, в основном, стихотворное и все – девчачье. Милые и беспомощные строки, адресованные божку-Володьке. Все они – и мои, и чужие – канули для меня в Лету. Лишь один – то ли прозаический стих, то ли стихотворная проза, – запомнился на всю жизнь. Написала его Инна. С первой и до последней строки: «Мое сердце разлетелось, словно льдинка, под твоим упрямым каблуком» – слушала, затаив дыхание. Хлопала вместе со всеми, мучаясь в душе нехорошим чувством зависти: так на месте было каждое слово, так глубоки чувства. И очень удивлялась – несоответствию формы и содержания. Инна была невысокая, полноватая, крепкая, с крупными, грубоватыми чертами лица, по характеру – основательная и молчаливая. Казалось, что и статью своей, и нутром она крепко, прозаически привязана к земле. А тут – такой полет души, такая нежность!
Мальчишки стихов не читали. Но Димка брал в руки гитару... В те годы мы все любили «Битлз».
I love you, I need you, I want you...
Пел он тихо, мечтательно, и казалось, вынимал из моей груди сердце… Не отрываясь, смотрела на Володьку. Слезы наворачивались на глаза: никак не могла понять, как эти небожители из Ливерпуля узнали о моей любви?
Положа руку на сердце, мне от Володьки ничего и не было нужно. Страшно было представить, что наши «отношения» могут быть опошлены свиданиями и чем-то вроде… ну этих самых объятий и поцелуев. Мне вполне было достаточно моего огромного и всепоглощающего чувства, которое делало волшебным каждую минуту жизни. И вместе с тем иногда в душе поднимался бунт: хотелось определенности, а вернее – ответа, такого же сильного, бескорыстного, чистого…
В мае, в пору нашествия первых цветов, мы с Юлькой окончательно тронулись. Воскресным утром отправились на рынок. На сэкономленные на школьных завтраках деньги купили белые пионы – самые свежие, полураспустившиеся бутоны – и, как к ногам святыни, возложили их на грязный половик под его дверью. Тренькнув в звонок, стремительно вскочили в лифт.
Денег хватило только на три букета. Последний, третий, должен был, как казалось нам, внести хоть какую-то ясность. Мы долго топтались с ним около мусоропровода между этажами. И даже желали, чтобы Володька вдруг вышел и, наконец, увидел нас. Может быть, кого-то выбрал, что ли… Минут сорок провели так, вздрагивая от каждого звука ключа в замке. Не выдержав напряжения, решили остаться инкогнито, навсегда инкогнито.
Первое сентября десятого класса ожидала с отчаяньем. Нам оставался всего один школьный год, всего один год рядом с Володькой! Как жить потом без него, что делать с этим огромным, заполняющим всю жизнь чувством? Дождусь ли взаимности?
Первые же недели развеяли еле теплившуюся надежду.
О любви девчонок десятого «Б» знали все школьные учителя. На уроках они были уважаемыми преподавателями, а на переменах – обычными тетками из соседних домов, охочими до слухов, сплетен и предположений… С десятым «А» было все ясно – там уже два года царила гармония, и три или четыре славные парочки чинно прогуливались на переменах. А в нашем – просто какой-то улей, пчелиный рой вокруг матки… Из добрых побуждений решили учителя навести порядок.
Как-то на одном из первых занятий по истории учительница Инна Васильевна, она же завуч, попросила заполнить анкеты: кто куда собирается поступать после окончания школы. Собрав листочки, тут же стала просматривать…
– Ох, дорогие мои! Пусть ваши мечты сбудутся! Профессия – это хорошо, о семье не забывайте… Вот Володя с Вероникой – какая отличная пара! Готова на свадьбе погулять! – весело, с намеком и улыбкой, закончила она урок.
Я невольно посмотрела на Веронику – она пылала лицом, то ли от смущения, то ли от удовольствия…
Вскоре эту же фразу мы услышали от «математички» Ларисы Андреевны, которая отвечала за подготовку «последнего звонка»…
И вот после классного часа пять или шесть девчонок опять окружили Татьяну Петровну.
– Почему учителя говорят, что Володя должен жениться на Веронике? – без обиняков спросила я.
– А почему вы слушаете учителей? – оборвала она поток обрушившихся вопросов. – Я сплетен не собираю, и так, как другие, не считаю.
– И мы, и мы не собираем, – как всегда в минуты волнения Юлька говорила быстро, повторяя слова. – На уроках, на уроках прямо говорят! И Инна Васильевна, и Лариса Андреевна… А чем они хорошая пара, чем хорошая?
– Потому что родители у них за границей, – мрачно вставила Инна.
– Вы хотите знать мое мнение, девочки? – Татьяна Петровна обвела всех серьезным и даже сердитым взглядом. – Я против сватовства. Главное, чтобы Вероника с Володей не ошиблись.
– А как же девочка, о которой вы говорили, помните? Которая нравится Володе? – не отставала Юлька. – Может, это и есть Вероника?
– Надеюсь, Володя разберется, – после некоторого молчания задумчиво сказала Татьяна Петровна.
В конце первой четверти, в одно из ясных воскресений я, Юлька, Инна и Вероника поехали в усадьбу Архангельское. Попасть в парк без очереди в выходной день было нереально. А стоять несколько часов за билетами не хотелось. Тогда Вероника, посоветовав нам отойти куда-нибудь подальше, протиснулась к окошку кассы. На «чистом» английском сказала пару фраз – и кассир без разговоров выдал четыре билета.
Парк был завален золотой листвой. Мы собирали листья в огромные кучи и, как щенята, с визгом кувыркались в этих сугробах. Выдохнув излишек энергии, присели на бревно передохнуть, пожевать заготовленные дома бутерброды. Разговор, как всегда, начался с Володьки – что сказал, над чем смеялся, на кого смотрел…
Вероника сначала с улыбкой слушала, а потом вдруг сказала:
– И что вы все нашли в нем? Большой теленок! Да его приручить ничего не стоит! Захочу, за мной ходить будет!
Я онемела, Юлька несколько раз беззвучно открыла рот. За всех ответила степенная Инна:
– А зачем тебе это? Ведь он тебе не нравится?
– Я и не знаю уже! – весело продолжала Вероника. – Заразили вы меня своим сумасшествием! Володя, Володька… А что, все учителя говорят, что мы хорошая пара! – она засмеялась легко и беззаботно.
Я всегда любила Веронику, а сейчас посмотрела на нее новым взглядом. Ее рыжие волосы сливались с золотом листвы, глаза – в тон голубому небу у нас над головами. На Веронике было элегантное легкое пальто в черно-белую крупную клетку, черные сапоги-чулки – таких не было даже у наших учительниц. Она была единственной отличницей в классе, она одна из нас могла изобразить иностранку… Королева! Да, – королева! А ведь только королева достойна внимания Володьки! С этой минуты, казалось, для меня все было решено: я безоговорочно уступила своего любимого самой лучшей среди нас, и не имела права ревновать или завидовать!
Обещание Вероника исполнила. Теперь Вододя все чаще провожал ее после школы к дому, а Дима демонстративно отправлялся в другую сторону …
В начале февраля Вероника праздновала день рождения. Приглашенными оказались я, Юлька, Инна, еще несколько девочек и три мальчика, среди которых не было Димы, но зато красовался Володя. Мы уселись за большим столом с шампанским, фруктами и пирожными. Главной изюминкой в угощении был рулет с орехами и курагой, приготовленный Вероникой по особому рецепту, привезенному из Амстердама. Застольем руководил Володя. Разливал по бокалам шампанское, разрезал аппетитный рулет… Вскоре начались танцы. Включили любимый «Битлз» и единственная пара вышла на середину комнаты… Глядя, как Володя обнимает Веронику за талию, как она прильнула щекой к его плечу, чуть не разрыдалась. Опустив покрасневшие глаза, пытаясь успокоиться, через силу жевала третий кусок рулета, который в эту горькую минуту казался мне самой настоящей отравой… Инна, которая уже с девятого класса потихоньку курила, вышла на лестничную клетку. За ней побежала некурящая Юлька, раскрасневшаяся то ли от духоты, то ли от растрепанных чувств.
Натанцевавшись в одиночестве, «влюбленные» сели на диван, и Вероника вручила Володе гитару. Я, запивая ненавистный уже рулет вторым бокалом шампанского, все больше хмелея, с изумлением уставилась на Володю – впервые увидела его с гитарой в руках. Он пел дребезжащим голосом, но как вдохновенно:
«Графиня, мне приснились Ваши губы!
Как будто я скачу на вороном,
И хвост его, как хризантемов клумбы,
Напоминает мне о Вас, и о былом!..
Прошу вас, ваша честь,
Вниманья маломальского,
Не то я вымру весь
Как лошади Пржевальского…»
Песня была шуточная, глупая. Но строчки припева поразили меня: что-то сдвинулось в моей и без того ослабевшей душе, и пьяные слезы потекли по щекам… Почти за шесть лет преданной любви я не удостоилась даже взгляда!
Был ли это обычный азарт, желание завладеть тем, в кого были влюблены все? Или Вероника поверила глупым бабским разговорам? А может, сама вдруг разглядела в Володьке что-то притягательное? Разве поймешь, узнаешь чужую душу? Ясно было одно – если бы в школе проходил конкурс на лучшую пару, Володя с Вероникой заняли бы первое место. Они теперь не расставались. Кое-кто из учителей уже всерьез поговаривал о свадьбе…
И вот этот день – последний школьный звонок. Радуясь и печалясь, мы отчаянно отплясывали, став в огромный, на ползала, круг. Перед медленными танцами приглушили свет. Видела, как Володя галантно приглашает одну за одной моих подруг, словно прощаясь, кружа проводит их по залу… И вдруг… Вдруг настал и мой черед! Он подошел ко мне! А я замерла в нерешительности и даже не сразу подала ему руку, не веря такому счастью. Я боялась придвинуться к нему ближе, сохраняя «пионерское» расстояние, боялась поднять глаза.
– Можно, я тебя поцелую? – неожиданно услышала спокойный Володин голос.
И мое сердце разлетелось на кусочки. Нет, не от счастья. От протеста и негодования! В Володькином голосе не было ни страсти, ни нежности, ни стеснения – лишь голое, неприкрытое любопытство.
– Нет! – сказала я гордо и твердо, и поняла, что всегда буду жалеть об этом.
***
Проснувшись на следующий день, с тоской и отчаянием осознала, что больше никогда не увижу Володю. Но почему-то не умерла. Весь июль, как и все, готовилась к поступлению в институт. Провалив экзамены, сразу окунулась в другую жизнь: нашла увлекательную работу, где меня окружали взрослые и творческие люди. Даже не заметила, когда же это случилось, но школьные дни наглухо истерлись из памяти. Как и улетучилась, словно перезрелый одуванчик, моя первая любовь. Осталась от нее только великая благодарность – за то, что такое в моей жизни было, и за то, что это так кончилось. И навсегда запрятанный в сердце вопрос – о девочке, имя которой для меня так и осталось тайной.
Об одноклассниках узнавала по долетающим слухам.
Несколько девчонок сразу же вышли замуж. Из мальчишек – кто-то поступил в институт, кто-то ушел в армию…
Вероника и Володя поженились той же зимой, после школы. Она училась в МГУ, он в медицинском. Скоро родилась у них дочка. Как-то так получилось, что остались на память о школьных друзьях всего несколько встреч, несколько телефонных звонков, возникающих в моей жизни жиденьким пунктиром.
Лет через пять после окончания школы случайно встретила Веронику. Она гуляла с маленькой рыжей, в ярких веснушках, худющей девчонкой. Мы радостно обнялись, и я пошла с ними рядом. Всегда улыбающаяся Вероника показалась мне вялой и какой-то потухшей.
– Мы разошлись, уже два года, – тихо сказала она, а у меня улыбка слетела с лица от трагичности ее тона. – Аня не знает, – кивнула она на дочку, словно предупреждая неуместные вопросы.
Я бы и не посмела их задавать, как и не осмелилась утешить стандартным: « Что ты, встретишь еще любовь, выйдешь замуж…»
Мы шли рядом, а девчонка семенила чуть впереди. Был яркий летний день, и вдруг нашу асфальтированную дорожку стал шустро пересекать большой черный, с лоснящейся на солнце спиной, жук. Аня остановилась, растопырив ножки.
– Жук, – она обернулась на мать.
– Да раздави его, – как-то отрешенно промолвила Вероника.
И тут я схватила чужого ребенка за руку, дернула, и сама присела около жука.
– Что ты, зачем? Посмотри, какой он красивый, он живой, ему тоже жить хочется… – горячо убеждала Аню.
Вероника слушала молча и равнодушно, и до самого дома я шла уже с девочкой, крепко держа ее за руку.
Было нам уже по двадцать семь, когда Инна позвала меня к себе в гости, в дом мужа, захотела похвастаться сынишкой.
Двухлетний Алешка сидел на диване и возился с игрушками. Оставленный без материнского внимания, часто начинал плакать. Инна обращалась к нему без улыбки и даже сердито. Подкладывая на диван новые игрушки, ни разу не взяла малыша на руки, не поцеловала, не погладила. Потом, уложив ребенка на дневной сон, увела меня на кухню, стала угощать.
Воспоминания, которыми мы делились в комнате, сменились разговором о будущем. Инна и в школьные годы не отличалась особой веселостью, а тут просто раздавила мой легкомысленный, жизнерадостный настрой мрачными думами о старости и пенсии.
– Что ты, Инн, какая пенсия? Мы же только начинаем жить!
– Нет, обо всем нужно думать заранее. И о пенсии…
Часам к шести Инна начала заметно нервничать.
– Ну, мне пора! – решила больше не стеснять подругу.
– Останься еще. Скоро мой придет, начнет перемывать свою обувь, вытирать колеса велосипеда…
– Так это же хорошо! Хозяйственный! – воскликнула искренне.
– Сил нет… – раздраженно, обреченно сказала Инна.
Вскоре на пороге появился Иннин муж. Высокий, худой, неулыбчивый. Кивнув мне в знак знакомства и приветствия, и вправду присел около велосипеда, стоявшего в прихожей.
– Ужин на столе, – сказала ему Инна, уводя меня в комнату к проснувшемуся сыну.
– А с Алешкой гуляла? – задал вопрос муж.
– Ты же видишь, гости у меня! – не ответила, крикнула Инна.
– У тебя всегда причины… – в тон парировал муж.
Не желая присутствовать при семейной сцене, быстро распрощалась. «Как хорошо, что я свободна!» – мелькнула в голове шальная мысль.
Когда было нам чуть за тридцать, состоялась первая и последняя встреча костяка нашего класса – семь девчонок и Володя. Собрались дома у одной из одноклассниц, общими усилиями накрыли стол. Вероники среди нас не было. На этом очень настаивала Инна, которая и занималась организацией встречи – они, мол, давно разведены, Володе будет неприятно…
Все, кроме меня, были уже семейные, и, как обычно это бывает, вскоре стали передавать из рук в руки фотографии своих мужей и детей. Похвастался семейными фотографиями и Володя – был он уже шесть лет как второй раз женат, растил дочку. О женщинах своих говорил с большой нежностью, рассказал и о себе – окончил институт, аспирантуру, полгода стажировался в Америке, хирург…
Володя долго засиживаться не стал, а мы еще вдоволь пошумели и поехали по домам.
И вот год назад, на троллейбусной остановке меня вдруг окликнули. Подняла глаза – да это же моя Юлька, та, с которой дарили Володе пионы!
– Ты куда пропала, почему на Одноклассниках не сидишь? Я у всех расспрашивала о тебе – никто ничего… – как и в юности быстро говорила Юлька.
Я встрече очень обрадовалась – в последнее время будто ждала ее. И вот ведь – не Одноклассники свели, а сама жизнь: Юлька, живущая на другом конце Москвы, ехала сегодня в гости к взрослой дочери, которая с недавних пор обитала с мужем в десяти минутах ходьбы от моего дома.
– Нет уж, к дочке потом, давай сначала ко мне, – крепко взяв за руку, вывела подругу из троллейбуса.
Первые суматошные минуты знакомства с моим мужем и детьми сменились, наконец, уединением.
Я быстро собрала легкую закуску, откупорили по бутылке пива.
– Надо же, ты совсем не изменилась! – удивилась Юлька. – Такая же худая!
– Да и ты такая же, только хвостика нет! – ответила я, вдруг почувствовав себя опять «гадким утенком» рядом с пышнотелой, аппетитной подругой.
– А я с Володькой на Одноклассниках иногда переписываюсь! – осушив стаканчик за встречу, вдруг шепотом сообщила Юлька.
– Да ты что! Как он? – перешла на шепот и я.
– Хорошо! Лет семь как в Америке живет, частная клиника. Уже там развелся, снова женился. Полгода назад дочка у него родилась, третья …
– Ну и мастер! А с Вероникой общаешься?
– Конечно! У нее внучка недавно родилась!
– А сама она как?
– Живет с мамой. Замуж так и не вышла, после Володьки…
– Да что ты? Такая красивая, уверенная в себе…
– Тоже удивляюсь. Только я когда о Володьке ее спросила – даже пожалела. Она, знаешь, в лице изменилась… И говорила о нем, как о родном человеке.
Юлька замолчала и посмотрела на меня, округлив глаза, словно не решаясь высказать вслух свое предположение.
– Что, неужто любит? Неужели полюбила? – залилась я вопросами, пытаясь разгадать тайну чужого одиночества.
Юлька пожала плечами, я замолчала, вспоминая то белозубую улыбку Вероники, то ее потерянный взгляд при нашей единственной и последней встрече.
– С кем еще переписываешься? – прервала затянувшееся раздумье.
– Ой, со всеми, кто есть! С Верой, Надей, Димой…
– А с Инной?
– Так тронулась она…
– Как тронулась, с чего это? – опешила я.
– От любви! От той самой любви, к Володьке! – пояснила, чувствуя мое недоумение, Юлька.
– Послушай, столько лет прошло!
– Это для нас с тобой. А у них ведь роман был, близкие отношения. Она и была той девочкой, которая нравилась Володе. Помнишь, Татьяна Петровна говорила?
Я поспешно допила свое пиво и открыла еще по бутылке.
– Это ты исчезла, – в задумчивости продолжила Юлька. – А мы долго общались. Даже подрабатывали одно время в одной конторе. Сама она и рассказывала. Сошлись, когда Вероника беременная была. Вероника что-то подозревала, нервничала, скандалила… Несколько лет помучилась – и развелась.
– Так почему не женились, раз любовь?
– Кто знает? Не пара они, не пара… Ты же знаешь, у Инны отец обычным слесарем работал. Володя к ней в дом не ходил, и к себе не звал. Встречались на чужих квартирах. Отношения все время поддерживали. Помнишь, тогда с нашей общей вечеринки вместе ведь ушли! Когда Володя уехал, у нее крышу и снесло. Ее даже с работы уволили – совсем шальная стала…
– Как же так, Юлька! – новость не укладывалась у меня в голове. – Я ведь почти забыла его… Ну, у каждого бывает – школьная любовь!
– Так и я забыла! Но Инна… Она по-другому любила. Что-то глубинное в нем видела, настоящее, в чем он и сам себе не признавался. Помнишь его коронную фразу – я самый обыкновенный человек, обыватель?
Мы еще помолчали, посудачили, посмеялись…
Проводив Юльку, нырнула в Одноклассники. Первым делом нашла Володьку. Почти лысый, с одутловатым лицом и скучным взглядом господин… Буквально влипла в экран монитора, пытаясь увидеть большее, желая почувствовать, разгадать этого человека. Да что же это было с нами тридцать с лишним лет назад?
Уже после окончания школы, однажды влюбившись совсем по-взрослому, с объятиями и поцелуями, я с тихой грустью поняла, что наша страсть к Володьке больше была похожа на сумасшествие. Болезнь, заразную, тяжелую и совершенно неизлечимую, пока мы были все вместе. И вмиг прошедшую, лишь отгремел «выпускной», и каждый из нас вылетел из общего гнезда по своему собственному маршруту.
Я позже своих подружек-одноклассниц вышла замуж, но зато успела родить троих детей и вот уже двадцать лет считаю себя очень счастливой. И все-таки совсем не слукавила перед Юлькой, сказав, что «почти» забыла Володьку. Помню ли я его? Конечно! Он, как любимая песня, навсегда остался со мной. И иногда, сама того не замечая, я вдруг начинаю напевать волнующую душу мелодию.