Старые ботинки не выкидывают просто так.
Понятно. Смысла прагматического в них давно уж нет. Просто…. Просто их жалко. Что есть такое… «жалко»? Может они в свое время побили свои носы в молодецкой пьянке иль драке, может наступал на них, будто случайно, божественный каблучок, но может…, спустя годы, стали они жать на распухшие от какой-нибудь возрастной незадачи ноги…, может просто мода на такой фасон вышла…
Нет. Старые ботинки просто так не выкидывают. А как? Вначале их переправляют куда-нибудь на дачу. Мол, пригодятся на грядках. Но и там они не пригодятся. Нет. Пролежат они нужное время под звездами, да под снежной пылью и с заезжей машиною очутятся в черном мешке рядом с другими такими же ненужностями, поленится тот, к кому была просьба, да и выкинет на обочину, не довезя до помойки. Поминай, как звали. Какова вероятность, что найдет тот мешок случайный бомж, да еще и размер подойдет? – Ноль. Но не выкидывайте старые ботинки. Они могут вам пригодиться.
Слон любил прогуливаться по этому парку.
Слон, это Игорь Слонов. Такое ему дали прозвище в те давние студенческие годы. Он даже как-то соответствовал своей и фамилии и кличке. Большие, в физическом смысле, люди, они очень похожи на слонов. Вывести их из равновесия нелегко, но не дай бог вывести… Слон сошел с ума от Одетты. Еще один странный персонаж. Ее и вправду, по паспарту, величали Одеттой. Ровно по Чайковскому или кто там написал либретто, Бегичев? Гельцера? или чертовы немцы, скопом? Все звали ее Оди. А как еще? не Одеттой же? Оди была такой маленькой и хрупкой, что правильнее было бы называть ее Дюймовочкой, а вот эту странную парочку следовало бы величать Давидом и Голиафом. Впрочем, эта разница в весовых категориях не помешала им пожениться на третьем курсе педагогического. Закончив институт, она сделалась Одеттой Юрьевной, а он Игорем Францевичем (им бы поменяться отчествами). Распределили их, понятно, в один город, в одну школу, но так как оба квалифицировались по истории, то он уступил и стал преподавать литературу и русский (предлагали даже и географию).
Тенистая темная аллея вековых лип старинного этого парка упиралась северным окончанием своим ровно в пруд, точнее, в лужайку перед ним. Когда-то здесь стояла каменная ротонда-бельведер с белоснежными дорическими колоннами и зеленым куполом с деревянным, крашенным в золото петушком на маковке, теперь же барские развалины облюбовали бродяги, нищие да бесшабашная молодежь. Всюду валялись пустые бутылки из-под пива, портвейна и водки, обертки конфет и шоколадок, семечная шелуха и, прости господи, использованные презервативы. Слон вздохнул этому убожеству, прошел к берегу и сел на траву у воды. По черной воде той перед ним проплывали, повинуясь толи ветру, толи какому-то подводному течению желтые березовые листья и бычок сигареты со следами помады вишневого цвета. Беда. Как же так случилось? Как может такое быть, что он встал перед таким тягостным решением?
Несчастье пришло как-то сразу. Оди была такой маленькой, что многие старшеклассницы были крупнее ее, а разница в пять лет совершенно не ощущалась, не бросалась в глаза. Не чувствовали эту разницу и мальчики-старшеклассники. Не по ее задумке, а само собой получилось, что уроки она вела весьма демократично. Когда кто-либо выходил к доске, она садилась на место отвечающего и, сливаясь с классом, задавала вопросы так, как это мог бы делать, да и делал любой из учеников. Ее любили все. Панибратства не было - было уважение, какое испытывают к лидеру среди равных. Ни у кого, во всяком случае, ни у кого из учеников и не вызвало никакого удивления, что все это закончилось романом. Скандальным романом. В страсти к сплетням и пересудам учительская братия уступит разве что актерской. А ту еще и сынок местного олигарха. Тот и оставил его учиться в обыкновенной школе-то только затем, чтоб выглядеть демократом, своим, так сказать, парнем на выборах в мэрию. Учительская гудела тем романом, как улей. Гуд этот не стихал, а просто переходил на шелест шепота, когда туда входил Слон или Оди. Слон, конечно, был огромен и неповоротлив, но, что в народе называют тюфяком, он не был. Он все видел и без сплетен. Просто потому, что видел, как изменилась Оди дома, точнее, как она дом этот забросила. У нее появилось несчетное количество внеклассных занятий, поездок в исторический и прочие музеи, воскресные лекции в университете, театры, где ставились исторические пьесы. Все это она неубедительно объясняла мужу своим рвением к педагогике, к предмету, но Слон не был тюфяком. Он просто безумно любил свою жену.
- Здравствуйте, - изумился Слон (кстати, ученики тоже прозвали его Слоном, какая креативность), увидев в гостиной знакомое лишь по рекламным листовкам лицо. Отец того мальчика только что прошел в мэрию. Он сидел развалясь на диване в гостиной, перед ним, на журнальном столике стояла чашка кофе, который давно остыл. Оди стояла в углу у окна и грызла ногти, будто наказанная четвероклассница.
- Здравствуйте, - холодно отозвался мэр. – Игорь Францевич, кажется?
- Кажется – ненаучный термин, - спокойно произнес Слон. – Я действительно Игорь Францевич Слонов, а вас, простите?..
Мэр сделался малиновым от такой наглости, хотя, Слон был искренним. Фотографию и должность он знал, а вот имени как-то не отложил в памяти. Фамилию только.
- Прощаю, пока, - насилу взял себя в руки мэр. – Оставим мое имя.
Он резко встал, вложил руки в карманы брюк и картинно выпятил живот, словно тот как бы должен был снять все вопросы о весомости его обладателя. – Когда я говорю «оставим мое имя», я говорю «оставим мое имя». Это-то вам понятно, надеюсь?!
Как он с такими нервами, да в политику? Мужика начинало трясти.
- И? – теперь Слон явно издевался.
Мэр вскипел.
Не знаю, наступит ли пора меценатов и подвижников. Наступит, надеюсь. Ведь это уже было на моей родине. Пока что не получается. Нынешний олигарх, он… Вы знаете… Чтобы делать деньги, не нужно быть умным – достаточно быть хитрым, не нужно быть образованным – достаточно разбираться в биржевых котировках, не нужно быть человеком чести – бесчестие и предательство куда как поспешнее делу. Пока… Надеюсь, что пока…
Мэр вскипел.
- Ах ты рогоносец шелудивый! Вы что! На пару работаете! Да я вас в пыль! Я вас в асфальт закатаю! Шантаж!
Он не то что брызгал слюной, она текла у него с обоих уголков рта и капала на агрессивно красный, но бледный, в сравнении с цветом его лица, галстук и пятисотдолларовую рубашку.
- Вы, господин мэр, кино насмотрелись? – невозмутимо отозвался Слон. – Давайте так сделаем. Вы ведь знаете за городом усадьбу Бартенева? Там есть очень темная аллея. Нет лучше места для приватной беседы. Влюбленные ее очень любят. Захватите с собой что-нибудь, на ваше усмотрение, ну хоть… зонтик что ли, на случай проливного дождя. Никогда не знаешь, где протечет. Правда?
Слон выглядел таким искренним, таким наивным, будто это было не грязное вымогательство, а предложение дружеской прогулки. Однако, мэр, погасил свои молнии в глазах и, скрипнув зубами, спросил:
- Когда?
- Да пусть хоть через два часа. Я ведь пешечком.
- Я буду, - буркнул он и буквально бросился вон из квартиры.
- Игорь, - тихо произнесла Оди. – Прости меня. Я не изменила тебе. У меня просто крыша поехала. Возомнила себя девчонкой. Прости. Ничего не было. Я такая дура. Я привыкла к тебе, перестала замечать. Я…
- Я знаю, родная, ничего.
- Но что ты задумал, господи! Он же отмороженный! У него головорезы там всякие! Он же бандит!
- Верь мне, Оди. Он придет один. Денег я не возьму. Просто проучу.
- Не ходи! – бросилась Оди Слону на грудь, сползла на пол и обняла его ноги-колонны. – Я люблю тебя. Я… Как ты мог все видеть и молчать! Как!
- Я люблю тебя, - просто ответил Слон, наклонился и поднял Оди над полом, словно пушинку. Потом поставил на пол и улыбнулся. – Ни о чем не волнуйся. Все будет хорошо. А сейчас мне пора.
В той аллее была единственная лавочка. Как сохранилась? А не теперь делали. В основании были огромные чугунные два морских конька литья позапрошлого века, связанные между собой тремя дубовыми брусьями в кулак толщиной (брусья для спины таки кто-то унес). Судя по вырезкам на них, это было любимое место романтических парочек. Когда Слон подошел, мэр уже был там. Он сидел сложив правую ногу на левую. Правая нервно дергалась.
- Хорошая погода, господин мэр, - улыбнулся Слон. – Мои опасения о дожде были беспочвенны.
- Слушай меня сюда, ур-род, - вскочил на ноги мэр. – Вот тебе десять тысяч евро, - протянул он конверт, - но знай. Если я хоть писк, хоть шепот, хоть вздох услышу о связи твоей шлюхи с моим сыном, ты…, ты не с карьерой, не с квартирой, не со здоровьем своим многотонным - ты с жизнью попрощаешься. Но прежде, чем ты подохнешь, мои ребята оприходуют твою шлюху во все дыры до смерти у тебя на глазах, а после уж ты. Ты понял! – приподнялся он на цыпочках к лицу Слона так близко, будто хотел поцеловать. Глаза его превратились в две дрели.
- Понял, - спокойно ответил Слон и положил деньги в карман.
Скажите. Что? У нас правда бывают такие мэры? Если честно, я одного такого видел, но думал, что это нонсенс.
Слон сидел у воды и провожал взглядом женский окурок. Затем он полез во внутренний карман куртки и достал конверт. Оди он ничего не говорил о деньгах. Всю эту неделю он провел как в бреду. Он вдруг понял, явственно, будто согрешил сам, перед каким искушением стояла его Оди, маленькая, хрупкая девочка с гордым именем Одетта. Слон наклонился к воде и положил на нее пакет. Тот, медленно, повинуясь какому-то внутреннему течению пруда (наверное ключи), поплыл, окруженный желтыми листьями березы.
Август. Закат жизни. Как-то поистерлась в серое лазурь неба, пожухла трава, птицы еще пели, но в голосах их уж не слышалось той радости. Скорее, они пели реквием. Все проходит. Слон встал, бросил прощальный взгляд на уплывающий пакет и пошел домой, к своей Оди, через темную аллею вековых лип.
Не выкидывайте старые ботинки.
26 июня 2011 года.