Выдающийся руководитель советского танкостроения Исаак Моисеевич Зальцман не обделён в наше время вниманием историков и журналистов – его заслуги по созданию в кратчайший срок мощных танковых заводов на Урале описаны в десятках статей и книг. Говорят и о том, что руководителем был он жёстким и требовательным. Но что означают эти достаточно стёртые эпитеты?
На харьковском заводе имени Малышева мне об этом рассказали – каждый поврозь – два руководящих лица: главный диспетчер завода Ефим Григорьевич Смородинский и главный механик Георгий Георгиевич Левчук. Причём, речь шла об одном и том же эпизоде, происшедшем у них на глазах. У Георгия Георгиевича этот случай описан в его неопубликованном романе – далеко не бездарном, хотя по всему видно, что автор не был писателем-профессионалом. Впрочем,. Левчук, как мне сообщали, позже имел какое-то – и весьма неравнодушное – отношение к созданию вышедшей в Харькове книги по истории этого завода. Но в ней случай, о котором речь, не описан…
Не помню, где произошёл тот эпизод: в Нижнем ли Тагиле или в Челябинске. В обоих этих городах во время войны 1941 – 45 гг. СССР с немцами было в кратчайший срок организовано танковое производство, и одной из центральных фигур, от которых зависело если не всё, то многое, был – и там, и там - Исаак Зальцман (в романе Левчука он назван Зайцевым) – директор Ленинградского Кировского завода, заместитель наркома танковой промышленности или даже какое-то время нарком.. Сталин предоставил ему огромные полномочия, разрешив, что называется, карать и миловать
Как же Зальцман «миловал»?
В пик движения так называемых «тысячников» (за то, чтобы нормы выработки выполнять на ТЫСЯЧУ процентов и даже больше) он организовывал в конце смены шествие руководящих работников завода, парткома, профкома и комитета комсомола, которое сам же и возглавлял.
…Начальники (следом за этим главным танкостроителем страны) гурьбой идут по цехам, позади два-три «активиста» тащат попеременно ведро водки (а то и спирта) и закуску. Им показывают очередного рекордсмена – ударника труда, начальник данного цеха докладывает о его – ударника – достижении, и сам Зальцман поздравляет героя, обцеловывает его, а затем… наливает ему, как и в песенке пелось, «в железную кружку свои боевые сто грамм». А, может быть, и больше … (Вот и ещё один пример спаивания коварным евреем несчастного русского народа, который без нашего брата был бы, конечно, заклятым трезвенником!)
А вот как он карал…
Зальцман-Зайцев, как и многие другие, живя меж волков, научился искусно выть по-волчьи. Благо, перед ним (нет: над ним!) всё время был великий и ужасный пример беспощадного волевого руководства.
Однажды некий начальник цеха в чём-то оплошал, и работа по развёртыванию производства боевых машин дала существенный сбой. Зальцман собрал на заводской площади многолюдный митинг. Перед тысячной толпой он поставил рядом с собой провинившегося и закричал:
– То-ва-рищи! В то время как наша доблестная Красная Армия истекает кровью на фронте борьбы с немецкими захватчиками, мы сегодня сорвали выполнение почётного сталинского задания. Вот перед вами виновник этого позора! (Он указал пальцем на понурившуюся фигуру незадачливого начальника цеха). Вот он – внутренний наш враг! И я сейчас на ваших глазах, пользуясь властью, которую дали мне Родина, партия и наш великий вождь товарищ Сталин, собственноручно его расстреляю! Прямо у вас на глазах!
Зальцман вытащил пистолет и направил его на неудачника. Толпа затаила дыхание. Молчал и «враг», в ужасе ожидая смерти.
Выдержав эффектную паузу, сталинский нарком спрятал оружие в кобуру и продолжил свою речь:
– Но я дарю этому несчастному его презренную жизнь, чтобы он мог самоотверженным трудом искупить свою вину. Снимаю его с руководящего поста и бросаю на низовую физическую работу в литейном цехе!
С этого момента начальник превратился в чёрного работягу – то ли в обрубщика, то ли в канавщика (есть в литейном деле такие грязные и физически тяжёлые профессии)… Он был вынужден приступить к работе немедленно, в чём был, не заходя домой переодеться. А глубокой ночью в квартире помощника директора по быту раздался телефонный звонок.
– Слышь, Сицевой, - прозвучал в трубке голос Зальцмана, - там ведь этот… (он назвал фамилию провинившегося). – Он – что: до сих пор у тебя в списке директорской столовой?
– Что вы, как можно?! – предупредительно возразил Сицевой. – Да я сразу же после митинга его открепил…
– Кто велел?! – свирепо рявкнул Зальцман. – Восстановить немедленно!
На другой день беднягу «врага» в рабочую столовую не впустили: ведь его талоны лежали в «командирском» пищеблоке. Уж раз числишься в столовой начсостава – питайся только там!
И вот в течение какого-то промежутка времени опальный руководитель прямо из цеха, в своём немыслимо засмальцованном («зальцманцованном»?) рубище, являлся в обеденный зал «командиров производства» и, давясь под их испуганными взглядами, проглатывал поскорее свой суп и гуляш. В эти 15 – 20 минут он (по необходимости – добросовестно) отрабатывал отведённую ему роль всеобщего пугала для начальников. Когда нарком решил, что эта роль исчерпана, он его простил.
А ведь, по известному анекдоту, «мог бы и расстрелять».
---------------
Далее в сборнике - рассказ "Сколько стоит слово "Да!" http://proza.ru/2011/06/26/1384