ГЛАВА 31. ЧЬИ СТИХИ ЛУЧШЕ?
А время бежало, бежало… В полгода Фея пыталась подниматься на ноги, держась в манеже за петли, которых папа прикрепил так много, чтобы в любой момент маленькая ручка могла схватиться и почувствовать опору. Когда девочка бодрствовала, кто-нибудь из «дежурных» включал музыку, начинал пританцовывать. Фея была улыбчивой девочкой, легко перенимала танцевальные движения.
Конечно, все видели, как трудно ей удерживаться на ногах. Одна ножка быстро восстанавливалась, а другая никак за ней не поспевала. И, наверное, болела, потому что Фея могла сесть в манеже и заплакать. И во сне она стонала. Ах, как жалели Фею братья и сёстры, бабушка и дедушка, папа и мама!
Но…
Все хорошо помнили наказ доктора, седого, как лунь и мудрого, как Сократ: «Ничего из того, что может делать Фея сама, никто не должен за неё делать! Вы будете оказывать ей, как говорят, медвежью услугу, если станете предупреждать малейшее её желание: подавать, убирать… Помогайте. Поощряйте все её усилия делать что-то самой – достать упавший карандаш, завести игрушку, добраться до дивана… И дуйте в одну дуду».
«Дуть в одну дуду» – то есть всем придерживаться той стратегии в лечении Феи, которая была разработала доктором и родителями: не быть добренькими, если доброта мешает. Такого не бывает? Бывает.
Семейка Рыжих имела несколько собак. Самая большая – пёс Молодец породы «ньюфаундленд». Собаке нравились всякие спортивные соревнования, у неё была награда за катание на скайборде.
Молодец любил играть с детьми и вёл себя в таких играх очень осторожно. Сударь Горох вместе со старшими сыновьями смастерили коляску, больше напоминающую изящную карету, только в миниатюре. В неё сажали Фею, а возил её Молодец. Никакого недовольства пёс при этом не выражал. Видно, он понимал, что резвость проявлять нельзя (хотя он был собакой игривой), ступал своими большими лапами степенно, коляску не дергал.
А когда Фея подросла и понемногу стала ходить, Молодец возил её на своей спине. А ещё маленькая Горошина ходила, держась за длинную шерсть собаки. Молодец только не позволял никому дергать себя за хвост. Здесь было полное «табу», иными словами - запрет.
Потом Фею стали брать на детскую площадку, и там ей позволялось делать всё, что она умела делать. Она не могла бегать и даже – быстро ходить, потому что одна ножка никак не хотела полностью выпрямиться. Фея часто падала, но быстро поднималась – без слёз, и упорно шла, куда наметила. Ей позволялось ползать, сидеть и лежать на траве, скатываться с горки столько, сколько она хотела.
Конечно, рядом с ней всегда был кто-то из старших братьев и сестёр. Но они лишь следили, чтобы Фея не поранилась; протягивали руку, если она просила помочь ей подняться на горку или сесть на качели…
Однажды старший брат принёс с прогулки Фею и поставил её на середину гостиной. Показывая рукой на сестру, он сказал весело:
-Полюбуйтесь! И берите пример. Играть надо от души, как крошка Фея.
Для комментариев ни у кого не нашлось слов. Чистого участочка на Фее не было, даже из волос сыпалась пыль.
Только у попугая нашлись слова:
- Ай-ай-ай! – прокричал Граф. – Зама…- может, он хотел сказать «замарашка», но вовремя остановился. – Ангел! – и скосил глаз в сторону Сударыни Горошины: дескать, похвали меня или поругай, но только не сердись на Фею.
Но никто никогда не ругал (не журил, как выражалась бабушка) крошку Горошину за разорванные колготки или дырку на штанишках. Тут же запускалась стиральная машина, она всё тщательно стирала и высушивала. Мама брала вещи Феи и шла в «Лоскутную». В большущей корзине с обрезками тканей она выбирала какой-нибудь яркий лоскуток и пришивала на дырку.
Поскольку это случалось часто, то более цветастой одежды, в которой разгуливала Фея, на детской площадке нельзя было найти. И это было предметом зависти. А потому постепенно вся детвора вскоре стала носить одежду с пришитыми лоскутками, причём даже там, где не было дырок. А кто-то сам делал дырки. Так Фея стала законодательницей моды, пусть лишь на одной детской площадке.
Хотя и в своей семье – тоже. Вскоре лоскутки запестрели на одежде всех, кто этого хотел. Ни мама, ни папа не протестовали. А Почтенная Горошина украсила лоскутками одну из своих вязаных шапочек. Как-то она её надела и пошла прогуляться.
Встретившаяся ей Белая Фасоль воскликнула: «У вас на голове не шапочка, а шик и блеск!». И бабушка тут же подарила её Белой Фасоли: «Носите на здоровье!».
Как-то Горошинка-Курносый Носик пришла из школы раньше обычного. И решили они с Феей посмотреть в кинотеатре новые мультфильмы. Потом они гуляли.
Вернулись весёлые и довольные, да ещё и с загадочными лицами. Ушли двое, а вернулось трое. Третьим было ... Вопрос на засыпку: угадайте, что было третьим?
- Мама, мамочка, - закричала Фея, едва она с помощью сестры переступила порог дома.
- Что случилось, дитя моё? – переполошилась Сударыня Горошина.- Ты упала? Тебе больно?
- Нет, я не упала. Угадай, кого мы встретили на улице?
-Ты могла встретить подругу, - успокоившись и переведя дух от страха, ответила мама.
- Не угадала! Не угадала! Оно лохматое…
- Лохматое? Что это может быть? Может, собака?
- Собака боль- ш-а-а-я! А оно маленькое.
Все, кто был в тот момент в кухне, стали гадать:
- Птенец?
- Бабочка?
-Что-то из фруктов? Есть же лохматые фрукты!
- Ягнёнок.
- Цуцик! – внёс своё предложение Граф.
- Не угадали, не угадали! – веселилась Фея. – Холодно, холодно…
- Детка, - обратилась Сударыня Горошина к Горошинке-Курносый Носик. – Скажи, кого или что вы увидели?
- Скажу, если Фея разрешит.
- Разрешу. Вы сдаётесь?
- Сдаёмся! – дружно признались все, кто был втянут в эту игру.
Весёлая крошка Фея, все ещё держась за руку сестры, сказала:
- Слушайте и вы поймёте, кого мы встретили. Прочитай им, Горошинка, своё стихотворение.
Горошинка-Курносый Носик посадила к себе на колени Фею и прочитала:
Весёлая Сороконожка
Ползла по гравийной дорожке,
Увидела нашу Фею,
И застыла на полдорожки.
Отчего замерла Сороконожка на гравийной дорожке?
Она увидела чудо: девочка в шлеме!
Сороконожка пошевелила одиннадцатой ножкой:
« Может, я сплю?»
Такого не могла придумать даже Сороконожка,
Хотя у неё целых сорок резвых ножек.
Попробуйте ими управлять так,
Чтобы они ходили не абы как!
Для этого, конечно, нужна умная голова.
Очнувшись от изумления,
Сороконожка поползла дальше по гравийной дорожке.
Дома её ждали ребятки – такие же Сороконожки,
Озорные сыновья и дочки,
Как и человеческие детки.
После обеда детки Сороконожки
Устало вытянули ножки.
Они щекотали мамочку,
И просили: «Расскажи, пожалуйста, сказочку».
И рассказала мамочка,
Укрывая своих деток сеном,
Про девочку Фею в шлеме,
Которую она встретила.
И решила мудрая мамочка
Объяснить своим шустрым деткам,
Почему на голове рыжей Феи
Был шлем, а не шляпка.
Но детки её не слушали.
У них были свои соображения:
-Чтобы на шлем сел шмель!
-Это модно. Хочу такой же!
Почему ты не спросила, мамочка,
Кто подарил ей шлем-шапочку?
- Я догадался: Фея каталась с горки
И боялась разбить головку.
- А сколько у неё ножек, мамочка?
- Вот мне бы такую подружечку!
И долго ещё шелестели в сене
Ножками Сороконожки.
Им спать совсем не хотелось.
Но они боялись огорчить мамочку.
К тому же, все детки знают правило:
После вкусного обеда
По закону Архимеда
Нужно отдыхать!
А когда они, наконец, уснули,
То во сне увидели Фею,
Хорошенькую хохотушку,
И предложили ей дружбу.
Выспавшись, детки снова пристали к мамочке:
«Расскажи ещё сказочку».
Тогда Сороконожка-мамочка
Развернула лист бумаги
И, напевая,
Нарисовала кисточкой:
«Точка, точка, запятая.
Носик, ротик, оборотик.
Ручки, ножки, огуречик -
Получился человечек.
Жили-были Горошины, мальчишки и девчонки…»
«Как мы, как мы!», -
Задвигали весело ножками
Маленькие Сороконожки.
«Но у Горошин только по две ножки», -
Показала на рисунок мамочка.
Детки Сороконожки даже пустили слёзки:
«Бедные, бедные Горошины,
У них только по две ножки!
Какая страшная сказка!»
«Но зато у них есть ручки», - утешила деток мамочка.
Удивились маленькие Сороконожки.
А потом дружно поползли к сторожке.
Там они облепили зеркальце,
Чтобы увидеть своё отраженьице.
Одна, две, десять, тридцать три, сорок…
«И зачем нам столько ножек?», -
Удивились крошки Сороконожки,
Словно первый раз себя увидели.
« Чтобы быстро бегать», - вразумила их мамочка.
«А зачем им ручки?» - спросили детки Почемучки.
«Чтобы держать ложки »…
На столе мама Сороконожка
Поставила двадцать плошек
И налила туда супчик.
«Ешьте, мои детки, - сказала мамочка, - и у вас…»
- Вырастут ручки! –
Радостно задвигали ножками
Маленькие Сороконожки.
Тут вмешался папочка Сороконожка,
Он собирался на охоту.
Расправив длинные усищи,
Он надел на все свои ноги сапожищи.
Закинул за спину мешище.
А потом обратился к деткам:
« Нет, нет! Зачем вам ручки?
В нашем роду таких не бывало!
Чем плохи ваши ножки?
Может, вам их мало?».
«Не мало, не мало!
Но нам бы ещё столько и ручек!», -
Решили попугать папочку детишки.
Вдоволь повеселившись,
Юные Сороконожки
Послушно поползли
Каждый к своей плошке.
За обе щёчки уплели они супчик.
Поблагодарили мамочку,
Почистили зубки.
Потом свернулись в клубочек,
И из-под сена поплыла весёлая песня:
-Горошки, Сороконожки, макарошки,
И все «ошки», «ожки» и «ишки»:
Серёжки, матрёшки, мартышки,
Зайчишки, сынишки, братишки,
Антошки, Гаврюшки, Горошки!
Но лучше всех мы –
Сороконожки!
Выслушав Горошинку-Курносый Носик, все горячо захлопали. А Фея обняла сестру и потёрлась щекой об её щеку.
- Молодец, Горошинка! – сказал Сударь Горох. - У тебя поэтический дар. – Потом он обратился к Сударыне Горошине: - Друг мой, кажется, в нашей семье будет поэтесса.
- Да, я верю в это, - ответила мама и погладила дочь по голове.
- Если авторы этой баллады позволят, то я возьму их сюжет для мультипликационного фильма, - сказал «Юный Эйзенштейн». – Я загорелся идеей снять киноэпопею о жизни сороконожек. А Фея тоже будет сниматься в этом фильме. Придумаю для неё роль, она ведь не сороконожка.
- Позволим, позволим, - воодушевлённые идеей брата, сёстры захлопали в ладоши.
- Вот послушайте, какие стихи в раннем детстве писал русский поэт Афанасий Фет, - папа раскрыл книгу, убрал закладку. – Сначала он написал их на немецком языке, потом сам и перевёл:
Летела пчёлка, пала в речку,
Увидя то, голубка с бережку
С беседки сорвала листок
И пчёлке кинула мосток.
Затем голубка наша смело
На самый верх беседки села.
Стал егерь целиться в голубку,
Но пик! Пчела его за губку,
Паф! Дробь вся пролетела,
Голубка уцелела.
( Стихотворение взято из книги «Афанасий Фет. Воспоминания»)
- Рифма тут хромает, - со знанием дела сказал один из старших братьев Феи – «Будущий Ключевский». – Но по сути, грандиозно. Взаимовыручка! На этом наша планета держится.
Сударь Горох и Сударыня Горошина переглянулись и поняли друг друга без слов: «Какой умный у нас сын!»
Попугай не мог только слушать и не сказать своего веского слова. Граф умел воспользоваться паузой. Это ведь лишь в театре считают: чем длиннее пауза, тем лучше. А в светской беседе, как считал Граф, паузу нужно заполнять. И он считал себя мастером по заполнению пауз.
- Фу-ты, ну-ты!
- Милостивый государь, - обратился Сударь Горох к птице, - вам не понравились стихи?
- Хо-хо-хо!
Все засмеялись. Посыпались реплики:
- Из нашего Графа получился бы хороший критик.
-Интересно, а способен ли попугай сочинять стихи?
- Может, и способен. Только на свой лад. О мошках и бабочках…
Граф вслушивался в слова. Всем своим видом он показывал, что понимает, о ком речь. «Насмехайтесь, насмехайтесь! Придёт время, и вы узнаете, на что я способен, – утешал себя Граф».
- Сегодня у нас получился день поэзии, - сказал глава Семейки Рыжих. – Послушайте ещё стихи. Я нашёл их в романе английского писателя Чарльза Диккенса «Посмертные записки Пиквикского клуба». Правда, их написал не ребёнок, а молодая женщина. Назвала она это своё сочинение «Ода издыхающей лягушке»:
О, лягушка! Припадая
На живот и замирая,
Возлежишь ты, издыхая,
На бревне,
О, горе мне!
Детский шум и детский крик
До твоих болот проник.
И конец тебя настиг
На бревне,
О, горе мне!
- Что за бред! – возмущенно сказал паренёк, которого в семье называли «Молодой Лихачёв».
- Сапоги всмятку! – высказал своё мнение Маршал.
- Сур-р-р-о-гат! – Граф от возмущения забыл расправить крылья и кубарем скатился со спинки кресла, в котором сидел дедушка. Только длинный хвост мелькнул.
- Граф, осторожнее, - испугался за попугая дедушка. – Держите себя в руках, то бишь, в крыльях… Эмоции вас когда-нибудь погубят.
Убедившись, что с птицей ничего не случилось, Маршал сказал:
- Не забывайте, что это сатирический роман. Только что прочитанные стихи написал литературный персонаж, а не конкретная личность.
- Стихи нашей Горошинки о Сороконожке по сравнению с одой о лягушке – просто шедевр.
- Жалко лягушку. Ни за что ни про что погибла на бревне.
- У этой дамы, наверное, не было детей, - возмутилась мама. – Разве могут детский шум и детский крик кого-нибудь убить? Детские крики – это музыка!
- Любезная сударыня, - растроганный этим сравнением, сказал папа, - позвольте поцеловать вашу руку. «Детские крики – музыка!» - это уже философия.
Потом Сударь Горох раскрыл маленькую книжечку:
- Мы много сегодня говорили о поэзии. На закуску прочитаю вам несколько строк из стихотворения «Море» известного русского поэта Велимира Хлебникова:
Ветра с морем нелады
Доведут нас до беды.
Судно бьётся, судну ва-ва!..
Судну ва-ва, море бяка,
Море сделало бо-бо!..
А пока же нам бо-бо.
Буря носится волчком,
По-морскому бога хая.
А пока же, охохонюшки,
Ветру молимся тихонечко.
- Что скажете? – спросил папа.
- Не могу сказать, что они мне очень понравились, - отозвалась «Вторая Софья Ковалевская» (помните, что у этой Горошины математический склад ума?). – Но никто не может запретить поэту писать именно так, а не иначе. Это его открытие в поэзии. А я надеюсь, что мне удастся когда-нибудь сделать открытие в математике, и что оно будет таким же нестандартным, как поэзия Хлебникова.
- В моём коллеже намечается дискуссия о творчестве Владимира Маяковского, - сказала Горошина по прозванию «Девица Дурова». - Не все понимают его стихи. А мне они нравятся. В них есть ритм. Я бы сказала, что стихи Маяковского – это литературный джаз.
- А, может, рок-н-ролл? – не удержался кто-то от лёгкой насмешки.
- Я высказываю своё мнение, - ответила Горошина, ничуть не обидевшись. – Послушайте, какие стихи поэта я решила прочитать в коллеже:
Если ты
порвал подряд
книжицу
и мячик,
октябрята говорят:
плоховатый мальчик.
Если мальчик
любит труд,
тычет
в книжку
пальчик,
про такого
пишут тут:
он
хороший мальчик.
- Эти стихи о мальчике, - сказал Маршал, - напомнили мне одного юного героя. В романе французского писателя Виктора Гюго «Отверженные» есть мальчик по имени Гаврош. В прошлые века в школах часто писали о нём в стенгазетах (газеты, которые висят на стене), восхищались его добротой и мужеством. Смелых мальчишек называли его именем.
Гаврош жил на улице, ходил в лохмотьях, голодал. Но всегда делился коркой хлеба с такими же несчастными, как он сам.
Он сочинял стихи и пел. Какое-то время Гаврош был так же популярен среди детворы, как Тимур из повести русского писателя Аркадия Гайдара «Тимур и его команда». Вот что пел однажды Гаврош:
Чтобы клюкнуть, - не смейтесь, друзья! –
Встали до свету два воробья
И росы налакались в тимьяне.
Зи, зи, зи
На Пасси.
Король, да Бог, да рваный сапог, да ломаный грош – всё моё богатство.
Точно пьяницы, в дым напились,
Точно два петуха подрались, -
Тигр от смеха упал на поляне.
Дон, дон, дон
На Медон.
Король, да Бог, да рваный сапог, да ломаный грош – всё моё богатство.
День поэзии мог бы плавно перейти в ночь поэзии, если бы не Почтенная Горошина. Она слушала, но не теряла бдительности. Хотя то, что она приготовила, и было прикрыто десятью полотенцами, всё же оно остывало. А какая кулинарка, не хватаясь за сердце, может это допустить?
-Рыжие вы мои двуножечки! – вытирая слёзы умиления, сказала бабушка. – Небось, проголодались? Есть такая русская поговорка: соловья баснями не кормят. Быстро мойте ручки и – за стол.
Но сначала угадайте, что я испекла к чаю? Тоже лохматенькое… Кто угадает, тот получит двойную порцию.
- Мадам, - со смехом спросил дедушка, - надеюсь, это не сороконожки?
- Как вы могли такое подумать! – возмутилась(шутя) Почтенная Горошина.
- Срам! – крикнул попугай, почему-то не растягивая, как обычно, любимую свою букву «р».
- Вот, даже птица возмущена вашими словами, - продолжала сердиться бабушка.
- Он к вам подлизывается, - сказал дедушка, - надеется, что за поддержку вы его щедро угостите.
Игра в доме Семейки Рыжих продолжается. А там, где игра – там шутки. А где шутки – там смех. А где смех – там дружба. А где дружба – там всем хорошо живётся.