1
Поля сидела в больничном коридоре и не понимала, что происходит. Привычный мир, такой надёжный и прочный, рухнул в одночасье после телефонного звонка:
— Полина, у дедушки инсульт. Всё очень плохо.
У деда инсульт. У её деда. Инсульты и инфаркты случаются часто, от них умирает большинство пожилых людей. Такое бывало и ранее с её родственниками и знакомыми. Но разве могло что-то подобное произойти с ним?
Дед — это скала, опора, сила. Центр мира для всей семьи. Авторитет и поддержка для огромного числа посторонних людей. Непререкаемая власть духовного и интеллектуального могущества. Как могло с ним, почти богом, произойти то, на что обречены лишь простые смертные?
2
— Проходите, — как сквозь вату услышала Поля слова лечащего врача.
Скрюченное, обессиленное, почти безжизненное тело, подрагивающее в непроизвольных движениях, лежало на казённой больничной койке у самого окна. У Поли подломились ноги, и она то ли присела на корточки, то ли упала на колени перед кроватью. Дед неуверенными движениями повернул к ней дрожащую голову, и она увидела глаза: страдающие и ошеломлённые. Губы что-то шептали, и Поля ощутила тяжёлый запах, идущий от его рта, и дух испачканных нечистотами простыней.
— Ты можешь что-нибудь сказать? Громче, я не понимаю, — Поля наклонилась к самым губам и скорее поняла, чем услышала:
— Убей меня!
— О господи! — отшатнулась она.
3
Бред. Дед бредит.
Эта мысль придала ей спокойствия и вернула в привычный мир. Поля поднялась во весь рост и распрямила плечи. Надо выслушать медиков, вымыть его тело и поменять простыни, купить лекарства, позвонить и дать телеграммы родственникам… Мысли выстроились в чёткую схему, и она, отвернувшись, стала записывать то, что усталым и привычно опечаленным голосом диктовал ей врач.
Надежда есть, сказал он. Конечно, семьдесят пять лет — это возраст, но он, по-видимому, очень сильный мужчина, это видно, и если он поборется за свою жизнь, то движения частично могут восстановиться. А его разум, похоже, не пострадал: взгляд осмысленный и на все вопросы он отвечает пожатием руки вполне адекватно.
Поля оглянулась на деда. Тот, насколько это позволяли парализованные мышцы, отвернул лицо к стене. Жилы на его шее пульсировали от напряжения, и всё его тело стало словно закручено в надломленную стальную пружину. Поля почувствовала его смертельное отчаяние и горечь от осознания физической немощи, как свои собственные. Что же, это естественно, и это придётся пережить — и ей, и ему. Вернём часть утраченного здоровья, восстановим силы — и всё, возможно, забудется, как дурной сон. Мало ли у всех на сердце ран?
Поля присела рядом с дедом на край больничной койки и взяла его за руку.
— Всё будет хорошо, — голос её звучал мягко и ласково, — Доктор сказал, что ты поправишься.
Дед молчал, не открывая глаз, только морщинистый кадык ходил ходуном от сглатываемых усилием воли беззвучных рыданий. Не надо, чтобы его видели в таком состоянии. Самая главная причина его страданий — понимание собственного бессилия.
4
Поля поправила ему подушку, погладила по плечам и оставила свою руку лежать неподвижно всей тяжестью на его предплечье.
Дед постепенно расслабился и затих, словно уснул. Но не спал, Поля это чувствовала. Он ждал.
Негромко, прерывающимся голосом Поля объяснила деду, что испачканные простыни следует поменять, и лучше сделать это сейчас. Он кивнул еле заметно. Тогда она сделала глубокий вдох, как перед прыжком в воду, и осторожно откинула край одеяла…
Грязное бельё Поля унесла нянечке, потом принесла из больничного буфета гранёный стакан, вытерла с тумбочки воображаемую пыль и опять присела на край кровати.
— Мне надо сходить в аптеку и заехать домой: Катя плохо себя чувствовала с утра. Может быть, придётся вызывать ей врача.
Дед открыл глаза и посмотрел на Полю. Его губы опять беззвучно зашевелились. Поля наклонилась к самому лицу и уловила еле слышное, но очень твёрдое и властное:
— Это всё.
— Нет, не всё, — упрямо возразила она, — Это ещё не всё!
5
Дома Полю встретила встревоженная свекровь. У пятимесячной Кати опять поднялась температура, и она вызывала участковую. Та сказала ни в коем случае не давать градуснику подниматься выше тридцати восьми: высокая температура может снова вызвать судороги. На столе лежали уже ставшими привычными лекарства от почечных приступов.
Поля взяла спящую дочь на руки и сняла с неё лишние распашонки. Та была горячая и подрагивала всем телом. Поле показалось, что она не спит, а находится в тяжёлом, болезненном забытье. В такое же забытье, прижимая к себе ребёнка, окунулась и сама Поля.
Катины болезни, подробными описаниями которых щедро пестрила её лечебная карта, явились основной из причин того, что дед в последнее время так быстро сдал. Страшный диагноз, унесший когда-то жизнь его старшей дочери, снова висел над семьёй, как дамоклов меч. Сама же Поля упорно не верила в то, что с её собственным ребёнком может случиться что-то действительно страшное. Все дети болеют. И девочка сможет перерасти любое заболевание, были бы необходимый уход и забота.
Поля брала Катю на руки при первой же возможности. По сути, та всегда была у неё на руках — спящая или глядящая на мир мутными от бесчисленных препаратов глазами, она постоянно чувствовала тепло материнского тела.
Ближе к вечеру температура спала, и Катя, проснувшись, негромким хныканьем дала понять, что хочет есть. Накормив дочь и оставив её на попечение свекрови, Поля собралась обратно в больницу.
6
Дед лежал, устремив неподвижный взгляд в потолок. Его соседи по палате, частично ходящие, играли в карты.
— Ну, у тебя и дедок! — жизнерадостно улыбаясь, заявил один из них, — Хрипит всё и хрипит. Мы подошли спросить, может, ему утку надо, а он: убейте меня! Ты смотри за ним, а то и правда убьётся.
— Да где ему убиться! — успокоительно махнул рукой второй, — Он парализован чуть не целиком. Но рычит громко, сильный мужик. Долго протянет. Намучаетесь вы с ним, милочка.
Поля почувствовала, как поперёк горла встал упругий комок. От еле сдерживаемой обиды резко заболела голова. Намучаетесь! Да разве можно сравнить её переживания со страданиями человека, всегда чувствовавшего себя таким могущественным и гордым, а теперь превратившегося за одно мгновение в беспомощное тело, почти лишённое сил и речи? Разве можно сравнить её отстранённое сопереживание с его прочувствованным лично отчаянием и безысходностью?
7
Поля вспомнила слова деда: умирать надо легко! Только легко, чтобы не причинять мучений ни себе, ни окружающим.
Дед готовился к смерти. Только сейчас, стоя в больничной палате над его беспомощным телом, Поля поняла это со всей ясностью. Дед навестил за последние несколько месяцев всех родственников, посетил могилы умерших и съездил в города своего детства и юности. Он привёл в порядок бумаги, купил костюм кремового цвета и лёгкие светлые туфли.
«Не в белых же тапочках мне ходить», — шутил он после покупки, но новые вещи не надевал ещё ни разу.
Сейчас дед даже не смотрел в её сторону. В выражении его полупарализованного, сведённого судорогой лица Поле почудилось презрение. Он не хочет бороться за свою жизнь и не хочет её заботы.
Поля почувствовала, как в ней зарождается гнев. То ли на самого деда, то ли на бога — в её сознании это было почти одно и то же. Он хочет оставить её. А у неё, кроме него, нет ни одного действительно близкого человека, никого, кого бы она любила так отчаянно и бесконечно, перед чьим мужеством преклонялась, на кого могла положиться без малейших сомнений. С уходом деда вся ответственность за семью ляжет на её собственные плечи.
А она не хочет этой ноши.
Но и ему её больше не вынести. Он устал. Он сделал в своей жизни всё, что смог, и теперь имеет право умереть достойно. Полю охватила острая жалость. Если бы у них в семье было это принято, она бы прижалась сейчас к нему всем телом и, может, сумела бы забрать себе хотя бы часть его боли.
Поля меняла деду простыни, и её руки дрожали от сдерживаемых слез. Какое старое и немощное у него тело! А ведь ещё год назад он уверенно делал стойку на руках у себя в кабинете. Поля сменила и тщательно расправила белье, и на нём тотчас же растеклось новое пятно.
— Как же так? — растерялась она, — Я же только что поменяла! — и ужаснулась тому, что произнесла это вслух.
С трудом заставив себя заглянуть деду в глаза, она увидела в них такую боль и унижение, что согласилась бы на что угодно, лишь бы повернуть время вспять и отменить то мгновение своей слабости.
Она села на пол рядом с кроватью.
— Что ты хочешь? — спросила она.
Ответ был не нужен, она его знала. Но помочь не могла ничем.
Оставалось только ждать.
8
Катя всю ночь металась по кровати, и Поля металась вместе с нею. То раздевая дочь при повышении температуры, то закутывая её обратно в простыни, Поля давала ей пить и считала минуты до рассвета.
К утру жар спал, и девочка уснула.
9
Утром, зайдя в палату, Поля увидела рядом с дедовой кроватью намотанную на батарею простыню.
— Удавиться хотел, — мрачно сообщил кто-то с другого конца палаты, — Силён мужик! Его бы энергию да на мирные цели… С ним доктор всю ночь просидел рядом, ваш дедок хрипел ему что-то, спать никому не давал. Вот, оставили вам полюбоваться.
Поля почувствовала, как закружилась голова, и пол ушёл из-под ног. Она руками и зубами отвязала, оторвала, растерзала на части простыню и, едва передвигаясь на вдруг ставших неловкими ногах, вышвырнула её в бак.
— Я дала телеграммы родителям и дяде с тёткой, они будут здесь через пару дней, — сообщила она деду.
«И увидят тебя, и зальют потоками жалости», — добавила она про себя.
Дед заскрипел зубами, зарычал и отвернул от неё голову.
Поля тщательно развела в стакане принесённый из аптеки порошок марганцовки, строго согласно необходимым пропорциям. Надо смазать спину, иначе появятся пролежни.
Врач, зашедший в палату, остановился около них и мрачно наблюдал процедуру.
— Улучшения существенны, — заявил он, — При желании пациента жить можно бы даже и выкарабкаться…
Поля молча продолжала свои действия, стараясь касаться старческого тела как можно бережнее. Добавлять физическую боль к душевной — это слишком жестоко.
— Знаете что, — врач секунду помедлил, — Не оставляйте раствор близко к краю тумбочки. Он может принять его за компот и выпить. А это верная смерть.
И вышел из палаты.
Поля замерла.
Господи! Если бы она могла умереть вместо него! Если бы это было возможно! Но даже если бы это было возможно, она не смогла бы позволить себе такой роскоши: дома её ждал больной ребенок, которому она была нужна. Без неё дочери не выжить.
Поля посмотрела на деда. Его взгляд был прикован к стакану с бурой жидкостью. Поля высыпала туда весь оставшийся порошок, и раствор стал блестяще-чёрным.
— Ты хочешь что-то сказать? — спросила она.
Дед покачал головой. Что может сказать перед смертью человек, вся жизнь которого была подвигом? Поля подвинула стакан к краю тумбочки и вышла в коридор.
10
Но это было ещё не всё.
Два часа после этого Поля сидела рядом с дедом и держала в своей руке его содрогающуюся в судорогах руку. На почерневших губах деда запеклась коричневая пена, тело тряслось то крупной, то мелкой дрожью, на лбу выступали капли пота. Ни один звук не сорвался с его губ, ни один стон. Поля слышала только впивающийся кинжалом в сердце скрип его зубов. Никто из присутствовавших в палате даже не обратил на них внимания.
В десять часов вечера нянечка стала выгонять посетителей из больницы. Поля поцеловала деда в лоб и, бережно промокнув его лицо мокрым полотенцем, прикрыла грудь и шею простынёй, до самого подбородка.
— Катя ждет. Я нужна ей, — проговорила она, не слыша саму себя, но дед услышал.
— Я… хочу, — чуть приподнялся он над подушкой, и его шея надулась багровыми венами. Поля наклонилась к его лицу.
— Всё, — прошептал он.
11
Но и это было ещё не всё. Поля пришла домой и, потрогав Катин лоб, отправилась на кухню разводить в бутылочке жаропонижающее. Там она села на табуретку и стала раскачиваться из стороны в сторону.
Господи! За что ты посылаешь людям такие страдания? За что суждено нам мучиться как при жизни, так и, наверное, после смерти? Почему ты разъединяешь, разрываешь навеки любящие друг друга души? Господи, если ты существуешь на свете, — я проклинаю тебя!
В какой-то момент, на пике её ненависти и боли, Полю вдруг словно подбросило к потолку и тут же с силой швырнуло обратно на табуретку. И в тот же миг истошно закричала Катя.
Всё! Словно вся тяжесть разом свалилась с плеч Поли. Она прижала к груди бутылочку с разведённым лекарством и бросилась к дочери.
12
Утром позвонила сестра. Она приходила навещать деда в больнице, и мрачный, чуть сутуловатый врач сообщил, что его больше нет.
— Я знаю, — ответила Поля.