- 7 -
В палате, куда вернулся Сергей после разговора с Даниленко, Валера с Василием Ивановичем играли в шахматы. «Каков счет?..»,- спросил Сергей.
- Пять - три в мою!, - гордо ответствовал Валера.
- Погодь, погодь говорить гоп, - еще не перепрыгнул, - хмурым голосом осадил Василий Иванович соперника.
Сергей лег на кровать и предался размышлениям. Откровенность оперативного его удивила, хотя раньше он предполагал в Даниленко натуру, наделенную высокими помыслами, но сегодня... Как же его прорвало-то сегодня… Видимо, проступило в душе жгучей болью истинное призвание его сквозь служебные суматохи, текучки и «Личные планы» на полгода вперед… И все из-за Тишкова…Словно он стал для души Даниленко старшим по званию и должности… Сведение о том, что Федор Романович умер четыре года назад, хоть и оказалось потрясением, но было ожидаемым для Сергея, так как уже до этого, сопоставляя события и детали происшедшего в доме и в комнате начальника караула, смутно догадывался, что явление Тишкова ему – призрачно… О призрачности появления догадывался и Даниленко, но, видимо, рассказанные ему Сергеем в деталях и подробностях визиты Тишкова произвели свое, знаковое впечатление, отчего майор забеспокоился и занервничал…Боится оглянуться и встретиться с ним, - думал Сергей, вспоминая растерянное лицо Даниленко. Вспомнил он затем, как когда-то в детстве, нечто подобное, рассказанному ему Тишковым, слышал и фамилия старика звучала. Вспомнил он и разговор отца с дядей Степаном на кухне, где они выпивали и говорили о пожаре. Отец тогда почему-то вскочил и, ударив кулаком по столу, сказал Степану, что тот слушает бабьи сплетни, а Федя Тишков никогда бы не бросил человека в горящем доме…
«Я ж ведь, тогда в начкаровке устал, потянулся, кровь отхлынула от головы и – легкое головокружение, и на какие-то доли секунды я выключился из сознания, и в эти доли секунды мне и привиделся Тишков Федор Романович со своей исповедью, - так объяснял Сергей его появление, вспоминая разговор и фигуру старика, - Но почему я знаю его лицо?.. Ведь я ни разу его не видел в реальной жизни, а лишь слышал о нем?.. И опять же – Инюшка и старик в фуражке?.. А может это вовсе не призрак, а сам Тишков во плоти своей и с душевной сутью приходил?..»- тревожное волнение стало охватывать Сергея. Пребывая в некоторой растерянности от предположения, он вдруг почувствовал, что Тишков в этот момент сидит у него за спинкой кровати и пристально смотрит в затылок. Медленно приподнимаясь и, в страхе поворачивая голову, Сергей оглядывался, и облегченно вздыхал, убедившись что никого нет…
Он задремал. Его разбудила дежурная, сказав, что его внизу ждет целая делегация с цветами…
Делегация оказалась его караулом во главе с Алексеевичем. Караул стоял плотной шеренгой, храня на лицах смущенные улыбки. Внезапно из-за шеренги выскочила Светка с букетом цветов и с возгласом: «А вот и я!», подбежала к растерявшемуся Сергею и чмокнула того в щеку. – От нашего караула тебе цветы! - торжественно объявила она, - И еще кое-что есть!.. Но потом, потом, - хитро улыбаясь, закончила Светка торжественную часть визита.
В растроганных чувствах глядел Сергей в ставшие вдруг дорогими и близкими лица своих подчиненных . Молчали и они, продолжая улыбаться. Первым не выдержал Миша:
- А Юрий Васильич «Тойоту» купил!.. Внук ему из Новосиба пригнал!.. Как новая!.. Мы на ней к тебе, Дмитрич, приехали!..
- Да неужели, Васильич, купил?.. Рад, рад за тебя, сколько ж лет ты мечтал иномарку купить! - радостно заговорил Сергей, искренне поздравляя Алексеевича с долгожданной покупкой, - А «Москвича» своего старого куда сплавил, неужто продал выгодно?..
- Внук забрал себе… Сказал, что у него знакомый есть, так вот тот собирает старые машины для участия в съемках фильма…
- Она у него там в кине взорвется! - прервал Алексеевича Миша, - Я просил Васильича, чоб меня в кино взяли, машину тушить, а он говорит, чо я – большой и в кадру не помещусь…
Все дружно засмеялись, представив крупным планом Мишу с пожарным стволом.
- Мы тут, Дмитрич, с ребятами скинулись – помощь тебе оказать, - покашливая в кулак, со смущенным видом заговорил Алексеевич, вытаскивая из нагрудного кармана сложенный пополам конверт, - Вот возьми от всей нашей части…
- Не надо, не надо, - заговорил сконфузившийся Сергей.
- Ребята обидятся, - поддержал Алексеевича Славик, - Ты же сам завел традицию - помогать деньгами в беде… И собирал их со всех на операцию Колыванову, и когда Женька Худяшин руку сломал мы по твоей инициативе скидывались… Так что, Дмитрич, не капризничай и не ломай традицию…
- Спасибо, братцы… Все равно, как-то неловко, - Сергей нехотя взял конверт с деньгами и сунул в карман больничной куртки…
- А я тут тебе пончиков настряпала с медом и со сгущенными сливками! - улыбаясь, заговорила Светка. Она вынула из пакета кулек с пончиками, а затем пару упаковок йогурта, - Чтоб ел и поправлялся! -сделав строгое лицо, Светка положила на кушетку гостинцы.
Вслед за диспетчером и остальные начали вытаскивать гостинцы и не только: Миша с торжественным видом вынул литровую банку с медом, сказав, «очень пользительно для горла»; Алексеевич к своим гостинцам присовокупил баночку «народного целебного средства» в виде барсучьего жира – «Пить три раза по столовой ложке перед едой»; Славик Рослов, похоже, питал уважение к более современным видам лечения, поскольку привез баночку гранатового сока – «Рекомендуют врачи для успешного заживления ран!..».
- Да как же он унесет это в палату! - воскликнула Светка, глядя на гостинцы и «лечебные средства» - Миша, давай-ка собирай в пакеты да унесем!.. Какая у тебя палата, Сергей Дмитрич?.. Пятая?.. Найдем!..
- Пойдемте покурим да машину твою поглядим, Юрий Васильич, - обратился к Алексеевичу и Рослову Сергей.
«Тойота» стояла рядом с санитарным «УАЗом». Накрытая тенью от соседней машины, она производила впечатление Полномочного представителя по федеральному округу, играющего в скромность при посещении социальных учреждений. Темно-синяя, с тонированными стеклами она таила свои властные полномочия и прочее величие в глубине салона. Алексеевич открыл дверцу и тотчас полилась музыка Доницетти, и тенор Карерраса добавил, ко всем имеющимся достоинствам автомобиля, культуру: «Уно турти-и-ива ла-акрима-а…».
- Специально для тебя купил классику, Дмитрич, - улыбнулся Алексеевич, - Ты же любишь классические произведения, так вот слушай теперь…
- Спасибо, Васильич, удивил!.. И машиной, и тягой к высокому искусству… А что ты, Славик, не продашь свою «Ниву» да не разоришься на такую вот?..
-Я, Дмитрич, - патриот!.. На отечественных ездить буду, - гордо ответствовал Рослов. Он насмешливо глянул на Алексеевича, а затем, обратившись к нему, продолжил, - Я вот, Юрий Васильевич, за «Единую Россию» голосую, а ты - за компартию…Так кто ж из нас патриот?.. Коммунисты Бога не признавали, а сам иконку на панели приладил…
- Это кто же не признавал? - сердито отозвался Алексеевич, - Это идеологи не признавали, а истинные коммунисты, что на фронтах были да после войны страну из разрухи восстанавливали, они верующие были!.. А вот вы, единороссы, приватизировали Бога, а не спросили Его: хочет ли Он под ваши знамена?.. Вот придет время, Слава, и на красных знаменах, прошитых осколками да пулями, опаленных огнем пожарищ, как на Туринской плащанице, проступит лик Божьей Матери!.. Ишь ты, патриот нашелся!.. Вон патриоты ваши, что громче всех кричат о любви к России - то на «Мерседесах» бронированных разъезжают, то на «Ауди»!.. Чего ж они на «Волгах» да «Жигулях» не ездят?..
Рослов собрался было возразить Алексеевичу, но Сергей, ткнув Славика локтем в бок, придержал сторонника «Единой России» от дальнейшей полемики. Он присел на водительское сиденье «Тойоты» и, сказав, чтоб не мешали слушать музыку, с блаженной улыбкой дослушал арию Мнеморино.
- Ну что ж, Юрий Васильевич, машина удобная, а главное – с левым рулем! - высказал комплимент машине Сергей. - А какого года выпуска?.. Не старая? А то, как начнет сыпаться, на запчасти разоришься потом?..
- Пять лет машинешке! - гордо ответствовал Алексеевич, - Не дребезжит, не скрипит, так что на мой век хватит… Авось, и без ремонта обойдусь…
Подошли Миша и Светка.
- Цветы в банку с водой поставили, а продукты в холодильник, а что не вошло, в тумбочку твою, Сергей Дмитрич, сложили, - доложила диспетчер об окончании задания.
- Она у нас теперь опять замужняя, - заулыбался Миша, кивая головой в сторону Светки.
- Что вернулся Илья? - спросил Сергей смутившуюся Светку.
- Явился, не запылился… Каялся! - Светка вздернула голову и насмешливо продолжила, - Взяла с трехмесячным испытательным сроком!.. Не выдержит – выгоню насовсем ****уна этого да алкаша!..
- Она ему, Дмитрич, распорядок дня, как у нас в части, составила, чё значит можно, а чё нельзя… Он у неё теперича даже на рыбалку сгонять, письменное разрешение пишет, - дополнил Миша.
- А с вами, мужиками, только так и надо! - сердито отозвалась Светка.
Светлана Викторовна Ивлева еще не преодолела тридцатилетний рубеж, за которым наступает женская мудрость и степенность. Ветреность и частые смены настроения уважения ей не прибавили, в силу чего, все ее звали просто – Светка. Такое обращение к её не смущало, а взбалмошность бойкой девчонки придавало её ладной фигуре и приятной внешности – пикантность. За что, видимо, и любил ее Илья, гражданский муж, неоднократно изгоняемый Светкой за измену и пристрастие к алкоголю.
- Пойдем-ка, Сергей Дмитрич, посекретничаем, - лукаво улыбаясь, предложила Светка.
- Ну что ж, пошли, Светочка, послушаю секреты твои девичьи…
Они отошли на несколько шагов, и там Светка, с оглядкой на остальных, жарко зашептала на ухо Костромину:
- Завтра к тебе наша Обалдуевна приедет... Вместе с Надеждой Павловной, - заглядывая Сергею в глаза, словно хотела убедиться: какое впечатление произвело на него сказанное, Светка продолжила, - Надежда-то Павловна все эти дни как в воду опущенная ходит. Ни к кому не придирается… Будто подменили ее… Вчера на смене сижу и слышу как она в кабинете начальницы, спрашивает: а что мне, Галима Абдулаевна, одеть?.. А может платочек белый на голову с красным крестиком, как сестра милосердия?.. Мол, Сергей Дмитрич не любит ярких вызывающих платьев… А Обалдуевна поддакивает, мол, правильно, Надежда Павловна, Костромин любит скромность и простоту… А ты что оденешь, Галима Абдулаевна? - спрашивает ее. А она говорит, мол, я ему – мать-командир, буду в форме!.. Слышишь, Дмитрич, ведь она в тебя влюбилась… Надежда Павловна, эта гордячка, зануда высокомерная…
- Балаболка ты, Света!.. Мелешь, что ни походя, - отозвался Сергей. Весть о перемене характера замши он воспринял, как очередной ход пресловутой «дипломатии». Как-то не укладывались в голове искренние позывы сердца играющей в благородство Надежды Павловны.
К ним подошел Рослов.
- Мобильник твой привез, Дмитрич. Ты его там, на пожаре потерял. А мы уже собрались уезжать, слышу: в траве бибикает позывной твоего телефона… Ну я нашел, смотрю – Нина, жена твоя звонит… Ответил ей, что на пожаре руки обжег слегка, да что "скорая" увезла тебя в больницу… Про горло ничего не сказал, боялся что сильно расстроится, - Славик протянул Сергею мобильный, - Только он за эти дни разрядился, зарядка кончилась..
- Пусть пока у тебя побудет, все равно зарядного с собой нету…
- Кобзону никто не пишет песен, - философично выговорил Алексеевич Мише, который залез в машину и слушал шансон с приобретенного им недавно компакт-диска.
- А чё тебе «Бутырка» не нравится?.. Мужики хоть и лагерные песни поют, но жизненно… За сердце берет…А Кобзона твоего, Васильич, надо в музей отправить. Молодежь его все равно не слушает…
- Это такая молодежь, вроде тебя, у которых по две извилины в голове: нажраться вдоволь да музон блатной послушать… Как собаки Павлова, одни рефлексы- заиграл музон, тут же ногой дергаете, кайф ловите!.. Эх, недалекий ты человек, Миша Медведев!.. Дал Бог тебе силы да росту, а вот мозгами обделил, - сокрушенно высказал любителю шансона Алексеевич и сел рядом в машину.
- Ты меня не обижай, Юрий Васильич, я Кобзона твоего уважаю, он песни поет правильные, но не модные..
- А потому, Миша, не модные, что сейчас в моде блатняк, попса и виляние полуголыми задницами и грудями со сцены… Не будь этого, так нечего поазать зрителю: ни голоса, ни песни… Потому как послушать, так писк и визг и слова-то пошлые и пустые!.. Потому Кобзону и не пишут песен, потому как им нечего предложить ему, кроме нищеты своей душевной и пошлости!..
- Ты, как Дмитрич, умно стал разговаривать… Сам ругаешь попсу, а недавно журнал «Спид-инфо» смотрел внимательно, где эти артистки полуголые да «голубые» в колготках…
- Смотрел, смотрел, Миша, и удивлялся: как они любят напоказ выставлять свою подноготную… Ведь не поймут, что в этих эти желтых таблоидах мы на них смотрим, как в зоопарках на зверушек в клетке…Ведь до какого же бесстыдства могут опуститься ради денег и славы!.. Ведь иные и в храме Господнем готовы публично пукнуть, лишь бы скандалом – другим-то Бог не сподобил - прославиться!.. Да хватит об этом! Слушай лучше, Миша, классику да читай побольше книжек разных… Вон, Дмитрич отчего такой умный и правильный? - Потому как книги читает и классику слушает, а не шансон твой приблатненный!..
- Отчего же, Васильич, слушаю и шансон, и попсу, - вступил в разговор подошедший Сергей, - Слушаю, чтоб разбираться в реалиях сегодняшних дней, чем молодежь живет, идеалами какими озабочена…
- Убедился?..
- Прежде чем убедиться, молодежи нужны сравнения и горький опыт проб и ошибок… Так что, пусть слушают, а потом разочаруются в дутых своих кумирах… Конечно, меня, Юрий Васильич, раздражает, когда на бледном фоне робких рассуждений о национальной идее, идет эта разнузданная шоу-кампания о выборе молодежи, которая, дескать, только одного и хочет: свободной любви и красивой жизни на эстрадных подмостках да в ночных клубах… Как же они норовят все эти поп-звезды, шуты гороховые, шоумены и ангажированные политиканы выдать себя за эталон жизни, выдать моральную распущенность свою за эстетику и дутую значимость свою - за национальную идею… Когда мы последний раз видели на телеэкранах Солженицына да Распутина?.. А кого видим? - гришковцов да прохановых обсуждающих с Познером российский путь развития… Какую же мы молодежь тогда ожидаем?.. Или плюющих безоглядно в социалистическое прошлое, или фанатично верящих в непогрешимость и мессианство Сталина!..
- Ну завели волынку, политики местного масштаба! - сделал попытку подвести итоги дискуссии Славик Рослов, - Ехать пора, Светка вон волнуется: как там Илья ее?.. Не напился, не изменил?..
- Слава, ты как-то говорил, чё любишь песни Градского, - ввернул свой угасший интерес к музыке в возникшей паузе Миша, - А чё он поет?.. Песни каки? Чё я не знаю такого и не слышал?..
- Он поэт, композитор и певец-романтик в одном лице, Миша… А не слышишь его по той причине, что других после его выступления слушать не станут, - вместо Славика ответил Сергей, - Вот ему и не дают выступать с экранов телевизоров…
- Я к примеру слышал его… Хорошо поет, голос мощный, природой подаренный, - поддержал Сергея Алексеевич, - Ну ладно, Сергей Дмитрич, поедем мы… Давай поправляйся…
Тихо заурчала иномарка и столь же тихо покатила, шурша шинами.
Сергей проводив взглядом уезжающую машину, расположился на скамье, что стояла напротив парадного подъезда больницы. Накануне звонила жена и сказала, что приедет под вечер на пятичасовом автобусе. Сергей решил ждать Нину здесь, чтоб опять не спускаться вниз, к тому же погода да и впечатления после визитов гостей располагали к одиночеству…
Жены он так и не дождался. Проходя по коридору в палату, его остановила дежурная сестра, сообщив, что звонила супруга, просила передать, что будет завтра утром.
- Тут вам чуть не каждый день названивает еще какая-то женщина: все спрашивает о вашем здоровье… А кто такая – не говорит. Просила, чтоб и вам не говорили… Любовница, поди? - с многозначительной улыбкой поведала о звонках медсестра.
Сергей недоуменно пожав плечами, проследовал в палату. Его ждали. С нетерпением: у кровати Василия Ивановича были составлены четыре тумбочки, своего рода импровизированный стол, во главе которого находился чайник, стаканы и припасы: варенье, порезанное сало в тарелочке, хлеб, пончики в кульке и прочее.
- Вот решили поужинать, попировать с чаем да с деликатесами, Сергей, - довольным голосом известил о мероприятии Василий Иванович.
Пировали до позднего вечера. Сергей орудовал вилкой, цепляя ею, мелко нарезанные для него Василием Ивановичем, кусочки буженинки, колбаски, сала. Светкины пончики также насаживал вилкой, макая их в сметану. Разговор за пиршеством был веселым, шутили над своими болезнями и делились воспоминаниями о ярких и смешных событиях прошлой жизни…