Искупление 3

Виктор Коврижных
      - 3 –               
      
        Прошло почти два месяца после прихода старика Тишкова. Все это время Сергей вспоминал о нем, и опять  вставали пред мысленным  взором: горестная фигура, фуражка в дрожащих пальцах и звучал голос тихий, надтреснутый, словно от произвола судьбы, повествующий о жизни, Вере и случае на пожаре. Опять накатывала жалость к этому человеку, и Сергей начинал корить себя, что до сих пор не удосужился навестить пенсионера с подарком от своего караула.. С воспоминаниями о Тишкове в груди Костромина начинало томиться чувство ожидания чего-то главного, поворотного в его размеренной жизни. Где-то в глубине души Сергей осознавал, что поворот в его жизни – ни что иное, как протест, ломка сложившейся жизни и работы, за которыми последуют и житейские неурядицы, и неприятности по службе, вплоть до увольнения. В размеренной жизни он начинал видеть себя в образе лошади, что следует на поводу у текущего времени и выполняет все команды подаваемые ему: вот тут надо взбрыкнуть, тут-то гривой встряхнуть, здесь травку пощипать…
         Понимал он также, что неспроста приходил старик и исповедался пред ним. «Тут что-то более значимое, чем простое исповедальное, для того, чтоб облегчить душу, - думал Сергей о Тишкове и о своих предчувствиях насчет будущей жизни, - Видимо, там, за крутым поворотом и начинается главная дорога, о которой поют песни да слагают легенды…». О последнем Сергей то ли читал в какой-то героической книге, то ли узнал из фильма, но эта дорога неизменно представала пред ним всякий раз, когда он предавался  размышлениям, ощущая в груди предчувствуя  важную, может даже роковую, развязку, после чего и откроется эта самая дорога, по которой можно ходить с высоко поднятой головой, не опасаясь укоров и насмешек в спину…      
         Предчувствие не обмануло. Это действительно произошло, но произошло не в тот момент, когда Сергею  пришлось проявить характер и совершить поступок, заслуживающий всеобщего уважения - позже оно случилось…
        Они как раз пообедали и вышли покурить во двор. Там, усевшись на скамеечку, предались молчаливому безмятежному пребыванию в неге и томлении от сытной пищи и от благостной погоды. И, хотя с юго-запада наползала грозовая туча, обещающая спокойное дежурство, в следствии обильных осадков, настроения она не портила. Миша, расстелив на траве форму, загорал полулежа. Он и увидел дым:
      - Дмитрич, вроде дом горит! – тревожно воскликнул он, протягивая в сторону дыма руку.       
        Все повернули головы и увидели дым, сопровождаемый характерным треском горевших бревен и лопающегося шифера. Пожар был рядом, в каких-то трех-четырехстах метров от пожарной части.    
       - В машину! – скомандовал Сергей, и все ринулись к столу, где лежали боевки. Одевались на ходу, запрыгнув на фасаде в машину, торопливо застегивались и подтягивали пояса и каски. Едва машина тронулась, как выскочила Светка, и закричала вслед набирающей скорость машине:      
        - Куда вы!?. А путевка!?. Путевку-то забыли-и! - Увидев дым, поняла  тщетность попыток вернуть караул, - "Сейчас, наверно, их сам министр Шойгу не воротил бы с дороги за путевым листом", - удрученно проговорила себе диспетчер и поспешила на рабочее место: принимать оперативную информацию по эфиру.    
        До пожара доехали за пару минут – не подкачал Алексеевич: на ходу вычислил короткий маршрут и, проскочив узкий проулок, а затем пустырь, вывел на бешеной скорости тяжелый «ЗИЛ» к горящему дому. Уже подъезжая к нему, Сергей дал команду Славику и Мише снимать лестницу «трехколенку» и обрезать провода -  языки пламени от горевшей пристройки к  дому уже лизали провода; Алексеевичу – готовить два рукава и ствол «Б» к тушению. Перед домом толпилось несколько женщин, плакала девчонка лет десяти, у которой на руках был грудной ребенок. Окно в дом было выставлено, неподалеку лежал на боку мотоцикл, рядом сидел подросток с выпачканным сажей лицом, в котором Сергей узнал Колю Лифо, что частенько наведывался в «пожарку» на своем мотоцикле с просьбой налить ему хотя бы пол-литра бензина – доехать до дому.
         Машина встала. Все спешились. К Костромину тотчас подбежала худощавая женщина и торопливо, сбивчиво, запричитала:               
        - Наташка, говорит, что в доме мальчик, братик ихний! - указывая на плачущую девочку, затараторила она. К ней тут же подбежала Наташка и, захлебываясь слезами, заголосила, и от  крика, и плача ее внезапно защемило сердце  отчаяньем и болью: «Дяденька пожарный, спасите Виталика! Он там в доме где-то спрятался!..».
        - Не нашли его там, - прервала девочку худощавая женщина, - Колька лазил в окно да никого не нашел!.. Чуть не задохся в дыму, до сих пор оклематься не может! - последние слова она крикнула уже в спину Сергея, метнувшемуся к окну.      
         Из окна полыхнуло жаром. Опустив забрало каски, Сергей впрыгнул в комнату, чьи двери, ведущие в пристройку, были открыты и уже горели, норовя охватить пламенем косяки, пол и мебель, густо расставленную вдоль стены. Он распластался на полу и пополз в комнаты, по пути заглядывая под кровати, столы, переворачивал постели. Мальчика не было. Не нашел он его и в следующей комнате, и в следующей, продолжая заглядывать во все укромные места. Уже не хватало воздуха, слезило глаза от едкого дыма и боевка начала коробиться и потрескивать от невыносимой жары. «Да где ж ты есть?.. Господи, да помоги найти его! - взмолился в отчаянье Сергей, чувствуя, что еще какие-то мгновения, и он не выдержит адского пекла и дыма, и выскочит в окно, похоронив надежду отыскать в живых маленького Виталика. Он обернулся в сторону спасительного выхода и …вздрогнул, увидев ноги, а затем фигуру Тишкова стоящую в полный рост. Сквозь дым отчетливо проступала фуражка на голове. Медленно поднялась рука и голос неестественно властный произнес четко, ясно: «В шкафу он! Поторопись, Сережа!..» 
       «Да как же я сразу не сообразил!» – чувствуя прилив сил, упрекнул себя Сергей и, привстав, рванулся к огромному шкафу, хватая ртом горячий воздух густо смешанный с дымом. Он распахнул дверцу и услышал хныканье доносящееся из вороха белья, из под которого торчали босые ножонки. «Слава тебе, Господи, живой!..Поплачь, поплачь, милый мой, сейчас я тебя вынесу…»- говорил Сергей мальчику, чувствуя, как волна нежности и  радости охватила его душу, окатила сердце сладкой болью. Он рывком сдернул с плечиков пальто, и, завернув мальчика вместе с ворохом белья, поднял на руки и, пригнувшись, ринулся к выходу. Во второй комнате по-прежнему стоял Тишков. «Федор Романыч, давайте за мной к окну!..» – крикнул ему Сергей.
       Уже там, перед последней комнатой, где огонь жадно пожирал косяки дверей, пылали объятые пламенем стол и вешалка с одеждой, и ждало его спасительное окно, откуда с тревогой глядело на него лицо Миши, - вдруг кто-то выставил окно с противоположной стороны, и волна всколыхнувшегося огня от прилива свежего воздуха ударила в грудь, чуть не опрокинув Сергея назад, навзничь. Он удержался, хватил машинально воздух, и горло ошпарило жаром, словно туда высыпали из совка раскаленные угли. Голова закружилась, и он, задыхаясь, начал заваливаться набок. И тут пронзительный плач ребенка, почуявшего неладное, вернул ему остатки сил.  Сергей, сделав последнее усилие, рванулся к спасительному окну.   
        Последние два шага он сделал по инерции и, теряя сознание, вытянув вперед руки с ребенком, упал грудью на подоконник. Кто-то подхватил выпавшего ребенка, а затем сильные Мишины руки выдернули его из окна и бережно понесли к пожарной машине.
       На какие-то мгновенья он приходил в себя, видел над собой склоненные лица, что-то бормотал им, и, захлебнувшись кашлем от нестерпимой боли во рту и горле, опять впадал в беспамятство. Он уже не помнил, как Алексеевич снял с него боевку, расстегнул форменку и, приподняв, поворачивал его лицом к земле, а затем искусственно вызывал у него рвоту, сунув в рот два пальца. Он рыгал, содрогаясь всем телом, затем его бережно укладывали на бок, подложив под голову свернутое пальто. Потом, стоя перед ним на коленях, Алексеевич, окунал в ведро с водой полотенце и  утирал ему лицо, руки, шею…   
     - Потерпи, потерпи, Сережа, «Скорая» уже едет, сейчас прибудет, - говорил он своему начкару, пытаясь хранить хладнокровие и спокойствие.      
        Окончательно он пришел в себя после приезда «Скорой». Ему сунули под нос ватку смоченную нашатырем. Сергей открыл глаза и увидел над собой врача – мужчину в белом халате приблизительно одного с ним возраста.   
      - Ну, как? – спросил он, - Говорить можешь?..         
       - Могу, - прохрипел Сергей и тут же закашлялся, надрывая пылающее  болью горло.   
       - А ну-ка, открой рот… Так, так… Ожог верхних дыхательных путей. - сказал врач стоящей рядом медсестре,- Напиши: первой степени, - вторично осмотрев полость рта Сергея, добавил он. Затем достал из чемоданчика белый флакон и, нажав на пробку, пшикнул в рот. Приятно окатило прохладой с запахом и вкусом мяты, и боль во рту и в горле притупилась, стало полегче дышать.       
        - Ну вот, и ожил! – весело заговорил врач, - Что еще болит?..               
        - Руки, – прошептал Сергей. После притупившейся боли во рту, он почувствовал, как руки нестерпимо  запылали, будто их сунули в кипяток…             
      - Ну что ж, посмотрим руки…  Ну-ка, покажи… Ага!.. Покраснение тыльной стороны кисти левой руки… Покраснение тыльной стороны пальцев правой, - проговорил врач, обращаясь к медсестре. Он еще раз осмотрел руки и добавил, - Ожоги первой степени.. До свадьбы заживет, - сказал уже Сергею, - Еще на что жалуетесь, больной?..          
          Больной в ответ помотал головой, что означало: жалоб больше нет.      
        - Ты не молчи, Дмитрич!.. Мож у тебя еще чё болит, - заговорил с озабоченным лицом Миша, - Мож, там… нога… Иль еще чё-нибудь… Ты, как ее... почуй… Мож и почуешь боль каку… Вспомнил! Доктор, он же грудью ударился об окошко!.. Я видел, как ударился!.. Вы гляньте, мож у него чо треснуло там?.. Клетка грудная? - последние слова Миша произнес уже себе, не будучи уверенным в знании анатомии человека.      
       - Посмотрим и грудь, и ногу посмотрим, - заговорил врач, скидывая с плеч Сергея лямки прорезиненных штанов. Он раскинул в стороны полы форменной куртки и, задрав синюю – уставную – футболку, принялся осматривать грудь, простукивая ее пальцами. После каждого простукивания, спрашивал: «Болит?». Получив на все вопросы отрицательные ответы, вернул футболку в исходное положение.
       - Ничего страшного – небольшой ушиб! – бодрым голосом завершил врач осмотр пациента, - Давай, я тебе руки обработаю, - Он открыл чемоданчик и достав бинты, мазь и тампоны, обработал руки, после чего наложил повязки. Доктор встал и попросил приготовить носилки. Славик с Мишей тотчас побежали к санитарному «УАЗику» выполнять указания врача.      
        Сергей, опираясь локтями о землю, приподнялся и огляделся по сторонам. Пожар был уже потушен. За частично выгоревшей пристройкой чернела стена самого дома и обгоревшие косяки дверного проема. Частично пострадал передний угол крыши. Он перевел взгляд на людей, стоящих неподалеку от него и взирающих на него молча, с тревожным выражением. Среди них он увидел девочку. Рядом, ухватив ее за руку, стоял мальчик лет трех-четырех, который смотрел на него испуганными глазами. «Виталик, наверно…»- подумал Сергей и улыбнулся мальчику. Тот в ответ испуганно отвернулся и спрятал лицо в подол платья сестры. И тут Сергей вспомнил о старике. И тревожный холод ознобом прошил его грудь,
      - А старик?! -хрипло вскричал он, придерживающему его за плечи, Алексеевичу, - Старик-то вышел, нет!?. Он там в доме был! – Сергей вновь закашлялся. Врач, пригнувшись, достал из кармана халата флакончик и впрыснул в рот мятную прохладу. Сергей отдышался и с немым вопросом обратился к Алексеевичу: жив старик?..      
      - Смотрели, Сережа. Не нашли старика. Слава с Мишей все обшарили. Даже в подполье и на чердак лазили.  Мы ж сразу, как ты в бреду заговорил о старике, стали искать его… Не нашли ни мертвым, ни живым. Вон и Слава подтвердит, - кивнул Алексеевич в сторону подходящих к ним с носилками Рослова и Медведева. Он сочувственно вздохнул и покачал головой, дав понять, что никакого старика в доме не было, а Сергею все это привиделось.      
       Разложив носилки, Славик с Мишей принялись стягивать с Сергея прорезиненные, «боевые» штаны с лямками. Стянули вместе с сапогами.         
     - Чё делать?.. Обувать? - спросил Миша у врача, держа в руках сапоги.               
      -Так повезем, в носках, – махнул рукой врач и дал команду грузить пострадавшего на носилках в «УАЗ».       
        Сергея втащили в салон «Скорой», носилки подвесили на петли, свисающие с потолка.    
        Там, в салоне Славик развеял опасения Сергея относительно увиденного им в горящем доме старика:   
     - Похоже, твой старик, Дмитрич, в другое окно вышел… С той стороны. Правда, там никого не было и никто не видел… Мы с Мишей потом глядели: есть там следы – картошка примята. Видать, огородами по картошке ушел…      
       - Точно! - подтвердил Миша, - По картошке!.. И чё за старик такой: приходит втихаря, втихаря  уходит? Прям, шпион какой…       
        Поднявшийся в салон «санитарки» Алексеевич покачал носилки, на которых лежал Сергей.       
      - Ишь как удобно придумано!.. Будто в зыбке… Я б тоже в зыбке такой проехался. – заулыбался водитель, видимо, представив себя лежащим в «зыбке».       
      - Надо было лезть за Дмитричем следом -  глядишь, вместе бы поехали,– пошутил Миша.         
        Шутка Алексеевичу не понравилась. Он нахмурил брови и сердито отдал распоряжение на правах старшего по возрасту:
      - Чего расселись, зубоскалы!?. А ну, марш рукава собирать!.. Трехколенка валяется несобранная!..
         Юрий Васильевич Алексеевич имел за плечами 43 года водительского стажа. Из них семь с лишком - водителя пожарных автомобилей. В пожарную часть он пришел, когда вышел на заслуженный отдых на одном из угольных предприятий. В силу своего возраста и житейского опыта он многое понимал, но не всегда адекватно реагировал на шутки в свой адрес…
        -Давеча «10» по эфиру передал, чтоб дожидались его, никуда не уезжали с места пожара…
         Десятый номер был позывным оперативного дежурного.               
         - Вот вы и ждите своего «десятого», а нам ехать пора, - сказал в открытую дверь салона врач скорой помощи. Он уселся на сиденье напротив носилок. В кабину к водителю вспорхнула легкая на подъем медсестра.      
         Они не успели отъехать от села и километра, как скорую остановила повстречавшая их оперативная «Газель», посигналив фарами.               
       -  Какого черта им надо еще!? - сердито пробурчал врач и открыл боковую дверь, в которую тут же просунулись голова и плечи Даниленко.
        - Ну что с ним, доктор? Сильно пострадал?..
        - Горло ошпарил да руки подпалил, - недовольным голосом ответил врач, - Ты не переживай, майор, пару недель отлежится, а там и работать будет, и песни запоет…
        - Серега, мы к тебе заедем попозже! Гладких тут со мной, вопросы к тебе имеет! - сказал Даниленко Сергею. Из-за спины оперативного показалось худощавое лицо в очках дознавателя Госпожнадзора Гладких. Он приветливо помахал рукой, а затем улыбнулся ободряющей улыбкой, показав две золотых коронки на зубах.      
        - Да какие, черт вас подери, вопросы! – рассердился врач, - Человеку дышать трудно, а вы тут с разговорами лезете!..               
           Гладких с Даниленко отпрянули, врач закрыл дверь и дал команду водителю трогаться. Снаружи              донесся крик Даниленко: «Куда его везете, доктор!?.». Ответила медсестра: «В седьмую, районную!..».      
           По дороге в больницу врач пару раз доставал флакон и охлаждал разгоряченный рот Сергея, видя что он начинает дергаться и кашлять при дыхании. Когда машина преодолевала неровности дороги, поддерживал руками носилки и голову пострадавшего…