- 2 -
Время до конца дежурства караула прошло относительно спокойно.
Поздно вечером выехали на «траву». Горела она в районе мамонтовского кладбища, о чем сообщили бдительные жители. Траву не стали тушить, убедившись, что пал отрезан от леса и кладбища дорогами и оврагом с водой. Дождавшись, когда огонь иссякнет, возвратились в часть. Обычно, когда сухая трава горела без угрозы строениям, лесам и прочим материальным ценностям принадлежащих народу, огонь не тушили в целях экономии бензина и воды. «Все меньше соблазна у пацанвы будет… Выгорит трава – поджигать нечего будет им…»- говорил Сергей в таких случаях.
В части, когда улеглись спать, Костромин долго не мог заснуть, вспоминая старика и его покаянную исповедь. «Вот ведь судьба какая, ведь ни в чем не виноват, а мучается. Видать, совесть у него какая-то своя, особенная, даже за мысль грешную готов всю жизнь себя винить, - думал Сергей, вспоминая Тишкова, - Надо бы проведать его… Узнать, где живет и прийти вместе с караулом… С бутылочкой винца… А лучше - подарок ему от нашей части преподнести. Скинуться с ребятами по полтиннику иль по стольнику да купить чайник какой там или часы хорошие...»- так с мыслями о подарке Сергей и заснул.
Утренний развод караулов, как и предчувствовал Костромин, начался с криков и сетований Галимы Абдулаевны, явившейся в часть на развод вместе со своим заместителем Надеждой Павловной, высокой дамой с непомерно раздутыми амбициями. Кричала Галима Абдулаевна, узнав о визите оперативного и его замечаниях в "Книге службы", двенадцать минут и сорок секунд. – Сергей специально засек время на своих наручных часах. Высказав свои претензии к личному составу и посетовав на неблагодарность, Галима Абдулаевна пообещала лишить всех месячных премиальных, если руководство отряда каким-то образом накажет ее за нерадивость своих подчиненных. «Вы, что же специально меня подставляете?» - уже с жалобой в голосе и едва не срываясь в плач, спросила она у застывших в повинной позе огнеборцев-спасателей. Не дождавшись ответа, распустила караулы и ушла в свой кабинет, потребовав от Костромина "Книгу службы" и «Папку дежурного караула».
Войдя с бумагами в кабинет начальника части, Сергей застал Галиму Абдулаевну с покрасневшим лицом и едва не плачущей за своим служебным столом. Сидящая за компьютером «замша», Надежда Павловна косо глянула на него и, не скрывая язвительности, с высокомерием в голосе, от своей собственной значимой должности тоже сочла нужным высказать «претензию», дав, однако, понять, что она женщина деликатная и не позволила себе ругать начальника караула в присутствии своих подчиненных. Галима Абдулаевна как раз была лишена этой черты, поскольку женщина – эмоциональная, да к тому же изрядно затюканная семейной и прочей бытовой жизнью. А тут еще и служебная оставляла в ее характере свои роковые черты. Поэтому она часто срывалась на крик, но затем отходила и уже спокойно, с улыбкой, чуть ли не с материнскими чувствами руководила вверенным ей коллективом и в рамках «Боевого устава», и вне его, ибо по мнению самой Галимы Абдулаевны, жизнь и работу не вместишь в рамки строгого Устава именуемого в просторечии сокращенно - БУПО.
- Галима Абдулаевна, ты уж не сердись на нас, что невольно подставили перед руководством. Сама видишь: с утра – выезд на траву, следом – оперативный, когда тут документы заполнить? - оправдываясь и успокаивая, заговорил Сергей, протягивая журналы. Колкость Надежды Павловны он демонстративно проигнорировал, дав понять, что ее замечания – дежурны и не имеют смысла после сетований начальника части, - Все замечания Даниленко мы устранили, Галима Абдулаевна, вот убедись сама. И по рукавному хозяйству все заполнил…
- Ладно уж… Идите домой, - оттаявшим голосом сказала начальник части, отмечая в "Книге службы", в графе «Замечания», устранение недостатков.
- А с чего это Даниленко написал почти на всю страницу? Никогда не писал замечаний вашему караулу, а тут – чуть ли не на статью Уголовного кодекса потянет, а? – остановила Галима Абдулаевна Сергея у самых дверей.
- Так ведь комиссия к нам едет из Главного управления, вот Даниленко и приехал, и написал… Ведь он, специально это сделал, чтобы мы подготовились и заранее устранили. Предупредил нас. Пошел, можно сказать, навстречу нам.
- «Навстречу нам», надо понимать, как одолжение за ваши «эксклюзивные» отношения с оперативными, Сергей Дмитриевич? – не преминула вставить шпильку в разговор замша, - А вы не думали о том, что ваши отношения с Даниленко не вписываются в рамки уставных требований?.. Вы ведь как-то позволили себе сделать мне замечание по поводу субординации и служебных отношений в рамках БУПО, - ехидным тоном, со снисходительностью во взоре, напомнила Надежда Павловна Костромину давнюю размолвку по причине вышеизложенного.
Размолвка имела место. Едва устроившись на должность заместителя начальника части, Надежда Павловна, отработав буквально неделю, начала «показывать зубы» – делать замечания личному составу по поводу и без такового. Менторским тоном она выговаривала провинившемуся своё недовольство, причем говорила нудно, долго, со снисходительностью, граничащей то с пренебрежением, то с высокомерием; обращаясь к подчиненным будь то начальник караула или просто пожарный на «ты», и явно любуясь собой, и своей значимой должностью. (До поступления в часть, она долгое время работала поездным диспетчером на станции). Когда она добралась и до Костромина, обвинив его в отсутствии должного контроля над учебным процессом Миши Медведева, Сергей не выдержал ее нравоучительных сентенций и, подражая ее тону и демонстративной вежливости, сказал опешившей замше:
- Со мной, Надежда Павловна, вы можете говорить на «ты» в неслужебное время и вне расположения части. Да и то, если вам позволю. А сейчас соблаговолите говорить со мной так, как того требует служебный этикет.
После этой размолвки Надежда Павловна разговаривала с Костроминым исключительно на «вы», подчеркивая это, с намеками на особенную, ее личную по отношению к Сергею деликатность и вежливость. И вероятно, случись им оказаться в неслужебное время, допустим, в постели, что, конечно же, невозможно в принципе, то и там в момент совокупления ( что опять же не только невозможно в принципе, но даже и представить), Надежда Павловна и Сергей Дмитриевич разговаривали бы исключительно на «вы» и перед тем как «приплыть», что в переводе с обывательского, означает начало оргазма, они бы извинившись друг перед другом, известили об этом наступающем сладостным моменте заранее, как того требуют буквы инструкций и приказов, регламентирующих служебную деятельность и этикет, в частности, БУПО. (Боевой Устав Пожарной Охраны). Со временем мелкие колкости и язвительные насмешки, выдержанные в рамках тонкой дипломатии, воздвигли в отношениях (служебных и не таковых) Надежды Павловны и Сергея Дмитриевича незримую стену, которая с каждой колкостью и реакцией на нее прирастала в ширину и в высоту на кирпич, а то на два, и в скором будущем грозила достичь размеров и стойкости Брестской крепости.
Натянутые «дипломатические отношения» с замом заставили Сергея вести своевременно и правильно - по форме – служебную документацию, но делал это Сергей исключительно для того, чтобы не давать возможности Надежде Павловне проявить свое красноречие и образцы тонко высказанных колкостей и насмешек. «Из протеста делаю правильные вещи», - так в мыслях оценивал он свою службу на дежурстве. Надежда Павловна, видя положительные результаты работы караула Сергея Костромина, без всякого намека на сомнения, отнесла их к плодам своего особого, «эксклюзивного» руководства.
Однажды, накануне празднования Дня пожарных, она остановила в коридоре Сергея и доверительным тоном сообщила ему, что она по согласованию с Галимой Абдулаевной представила его к денежному поощрению в честь наступающего праздника. Сказала она вежливо, как обычно, в надежде, что Сергей в благодарность начнет рушить незримую стену отчуждения. Только, несмотря на все тонкости снисходительного пиетета, просквозили в ее доверительном тоне и надменность, и некое превосходство перед своим подчиненным, что Сергей и почувствовал, к тому времени хорошо изучивший натуру и все «тактические» ходы дипломатии Надежды Павловны. За ее вежливыми словами и деланной доверительностью по-прежнему за стеной отчуждения жило не наделенное способностью прощать обиды, уязвленное женское самолюбие. И намек на то, что ему сделано одолжение и шаг навстречу со стороны незаслуженно обижаемого им «женского самолюбия», выпестованного чуть ли не в духе дворянской аристократии, показался Сергею тонкой насмешкой, попыткой возвыситься перед ним интеллектом и благородством.
- Очень признателен, Надежда Павловна, за оценку моего труда… Но только я не могу принять ваш широкий жест, в силу того, что я сам в состоянии оценивать результаты своей работы. - сказал Сергей тогда в коридоре, стараясь выдержать семантику для сей высокопарной тирады, - Вы уж не обессудьте, Надежда Павловна, но только я не нахожу свою работу достойной проявления вашего великодушия и щедрости. Просто у меня свои критерии оценок. Возможно, завышенные, на ваш взгляд, но всё же позвольте мне пользоваться ими только применительно к себе, - видя, что лицо Надежды Павловны из дружелюбного начало переходить в гримасу обиженной надменности, Сергей докончил речь, - Если вам так угодно поощрить кого-нибудь из нашего караула, то внесите в список вместо меня Медведева. Не всегда ж ему довольствоваться попреками и замечаниями. Поощрите его, ведь это тоже – воспитательный момент. Вы ведь это лучше меня знаете, Надежда Павловна. Я с большим уважением отношусь к вашей образованности, ответственности и знаниям пожарной службы. - последнее Сергей сказал в попытке смягчить ситуацию и одновременно принести извинения…
Из всей совокупности пожарной службы Галима Абдулаевна, и вслед за ней Надежда Павловна, хорошо усвоили только то, что регламентирует их деятельность по ведению отчетных бумаг. То же самое требовали от своих подчиненных. Что же касается остальной деятельности, как контроль за противопожарной безопасностью, водоснабжением, дорогами и проездами в районе вызова части, а также знаний пожарной техники и вооружения, то тут они знали лишь номера приказов. Знания сути самих приказов были довольно поверхностны. Так, к примеру, Галима Абдулаевна по сей день не знала отличий пожарного ствола «А» от ствола «Б», рукавную задержку путала с рукавным зажимом, а карабин на поясе пожарного долгое время считала за огнестрельное оружие вроде пистолета или винтовки. Недалеко от нее ушла и Надежда Павловна, разве лишь преуспев в знании приказа № 257, что в обиходе называют сокращенно – БУПО.
Мишу все-таки поощрили на День пожарного с вручением в торжественной обстановке конверта с тысячью рублями. С сияющим лицом Миша вернулся с торжественного заседания, где происходила церемония чествования заслуженных, отличившихся и просто хороших дисциплинированных огнеборцев-спасателей всего гарнизона. Почти месяц после этого Миша носил в груди воодушевление и доказательства отмеченных премией личных заслуг: своевременно вел конспекты, с прилежанием, достойным подражания, нес дежурство на кухне, убирал территорию, содержал в чистоте машину и вверенное ему пожарно-техническое вооружение – ПТВ…
Пожароопасный сезон окончился, о чем известили пожарные части соответствующей телефонограммой из областного центра, а затем продублировали, также телефонограммой, по гарнизону за подписью начальника Государственного противопожарного отряда Огородникова, и практические занятия с выездом на водоисточники, а также отработки оперативных карточек – с выездом на объекты – возобновились в полном объеме. Успешной для части завершилась инспекционная «высадка» десанта проверяющих из Главного управления. К ней готовились всей частью за месяц до начала: белили с двух сторон забор и стены депо части, приводили в порядок документы и ПТВ, стирали «боевки», наносили свежей краской маркировку на рукавах, касках, ставили дату испытаний на пожарных лестницах, клеймили на бирках ПТВ даты очередных испытаний. Все должностные лица, включая диспетчеров, водителей и пожарных, лихорадочно зубрили свои функциональные обязанности и по несению караульной службы, и при ведении боевых действий на пожарах…
Проверяющая комиссия в присутствии руководства части, оперативного дежурного и зама начальника отряда, Насонова, пребывая в приятном расположении духа от увиденного, отметила сие в актах итоговых проверок.
Впрочем, процесс проверки заслуживает более развернутого упоминания, ибо отсутствие такового не дает полноты картины службы в пожарной части. К тому же, дало повод Славику Рослову высказать Сергею собственное мнение относительно «проверок» в период лихорадочной и суетливой подготовки к ней: «Сдается мне, Дмитрич, что главная задача пожарной службы – не ударить в грязь лицом перед комиссиями. Будто вот, если неверно заполнен учебный журнал, то непременно снизится боеготовность, повысится пожароопасность…»
…Час прибытия комиссии из Главного управления ждали все, сгораемые и нетерпением, и страхом. Галима Абдулаевна ходила по коридору и, поминутно заглядывая в помещения, то и дело хваталась рукой за сердце и, переведя дух, шептала про себя: « Уж, скорей бы отмучиться!..». Костромин – а выпало на этот день дежурить его караулу – был самым спокойным, уверенным и успокаивал своего начальника: «Да не переживай ты так, Галима Абдулаевна, все обойдется…».
Весь личный состав был в чистой выглаженной служебной форме, сапоги блестели начищенные кремом, нашивки на рукавах кителей и нагрудных карманах соответствовали Уставу. Ярко отливали краской стоящие в гараже автомашины. Чистые, неоднократно протираемые Алексеевичем, они сияли радужным светом стекол окон, фар и подфарников, что казалось, будто машины эти отродясь не ведали сельских дорог и распутицы, а лишь изредка прокатывались на демонстрационном подиуме на каком-нибудь престижном автосалоне.
Томительное ожидание передалось и техничке, Валентине Ивановне, тихо стоящей у своего «закутка», где располагалось ее штатное «вооружение», в виде ведра, тазика и швабры с совком и веником. Она то и дело доставала из кармашка синего (уставного) халатика бумажку, где Сергей нарисовал ей погоны с разным количеством звезд и звездочек. Под каждым погоном была надпись: "майор", "полковник" и т.д. Это на тот случай, если к ней обратится кто-либо из проверяющих, и она - не дай бог -перепутает звание.
Комиссия приехала на трех автомобилях: две «Волги» (вторая – зама Огородникова по СПТ Насонова) и
оперативная «Газель» с лейтенантом проверяющим и Даниленко. Оперативное время показывало в этот момент10-17 местного времени, о чем диспетчер Светка немедля уведомила центральный пункт – ЦППС. В 10-24 Галима Абдулаевна начала приходить в себя и терять остатки волнения, видя, что комиссия в количестве пяти человек – полковник, подполковник, два майора и молоденький лейтенант – не хмурит сурово брови, а с некоторым удовлетворительным выражением лица ставят «положительные» галочки в своих актах. Возглавлял комиссию седовласый полковник. Пока его подчиненные инспектировали часть в вопросах ведения документации по всем направлениям службы, он неторопливо прохаживался из помещения в помещение и, похоже, был доволен увиденным, о чем и говорил сопровождавшим его Галиме Абдулаевне и Насонову: «Чистенько у вас, аккуратненько…»
Удостоились его благосклонного взгляда гараж, пожарные машины и вытянувшийся во фрунт Алексеевич с тряпочкой в руках. И даже техничка, робко стоящая у «закутка» с вверенным ей орудием производства, взглянув украдкой в бумажку и убедившись, что перед ней полковник, доложила, как ее учили, что «швабра, веник и тазик в рабочем состоянии и в полном наличии, согласно описи»,( Опись висела на стенке закутка в рамочке. Размеры рамочки и высота ее расположения на стене также соответствовали требованиям изложенных в «Уставе караульной службы» отдельным приложением.), - вызвала у полковника улыбку.
- Вольно, вольно, – сказал полковник, - Как вас зовут?.. Вот что, Валентина Ивановна, -продолжил он, - от лица комиссии объявляю вам благодарность за безупречную работу по наведению чистоты во вверенной вам территории!..
Растерявшись от столь неожиданной чести, техничка испуганно открыла рот и вместо «Служу России!», как ее учил Сергей, выпалила изумленному полковнику:
- Честь имею!.. Спасибо вам, товарищ полковник…Извините… ладно, - последнее она пробормотала уже понимая, что сморозила глупость и подорвала авторитет и престиж части в глазах проверяющей комиссии.
Ее совсем оробевшую отпустили домой по просьбе полковника. Свою просьбу к Галиме Абдулаевне присовокупил словами:
- У нее же неполный рабочий день, так пусть идет домой… Там, поди, у ней дел по дому да по хозяйству – не перелопатить…
В отличии от него, члены комиссии демонстрировали педантичность, словно главной задачей их миссии было обнаружить, во что бы то ни стало, недостатки. Но поскольку очевидных не было, довольствовались незначительными, мелкими, коих обычно не замечают по причине наличия очевидных. Да и вряд ли можно было ожидать иного, поскольку, если верить мнению опытных службистов, абсолютно соответствующего всем нормам правил и инструкций в любой сфере деятельности в природе не существует. И вносились эти мелкие замечания вовсе не потому, чтоб они в будущем устранялись, а скорей, чтоб отчитаться о «тщательно проделанной работе» перед лицом вышестоящего руководства, дабы оно не усомнилось в отсутствии у них служебного рвения.
Особенно усердствовал лейтенант. Дотошно и въедливо он вглядывался во все служебные документы пункта связи, стараясь обнаружить несоответствия с уставным. Однако ему пришлось довольствоваться лишь двумя выявленными «нарушениями»: в «Журнале ПСЧ» за 9 января не проставлено время поступления сигнала на выезд на заправку ГСМ и длина наклеенной этикетки с номерными данными на «Журнале телефонограмм» на два миллиметра превышает требуемое Уставом. Найденные нарушения лейтенант внес в свою тетрадку, но, видимо, они не устроили его. Он с той же дотошностью принялся за бумаги, где отражалась общественная жизнь личного состава ПЧ-12. В частности, протоколы рабочих собраний хранящиеся в отдельной папке в нижнем ящике служебного стола диспетчера. Листая тетрадные листки с рукописным текстом протоколов, он и нашел то, что, на его взгляд, поднимет в глазах сослуживцев его служебный авторитет и ответственность при проверке документации.
- Это что за самодеятельность? - покачивая укоризненно головой, обратился лейтенант к насторожившейся Светке. Он ткнул пальцем в текст и, показав диспетчеру, прочел вслух: « На темно-зеленой «Волге» приехали начальник отряда Огородников Е.А. с портфелем и его комиссар, заместитель по кадрам и воспитательной работе Коногонов О.В. с фигой в кармане, на случай если встанет на собрании вопрос о повышении зарплаты…». Он еще раз осуждающе глянул на опешившего диспетчера и вышел с папкой протоколов на «фасад», где уже столпились проверяющие вкруг своего руководителя, предварительно ознакомив его с результатами своих проверок. Судя по улыбающимся лицам, в том числе из руководства отряда и частью, оценка за «боеготовность» тянула на твердое «хорошо», ждали только лейтенанта со своими итогами, не сомневаясь, что и у него – порядок!
- Ну что у тебя, Конюхов?.. Что за папка? Неужто столь нарушений обнаружил, что на целую книгу написалось? - обратился полковник к лейтенанту со скрытой иронией, храня при этом строгость на лице.
Конюхов прочел выявленные нарушения по ведению журнала. При упоминании этикетки лицо полковника сделалось еще более строгим, ну а когда лейтенант прочел текст под повесткой собрания, где должны значиться присутствующие из отряда, то и вовсе сделалось угрюмым, несмотря на то, что все вокруг засмеялись.
Недоумевающий Конюхов глядел то на угрюмого в лице полковника, то на смеющихся старших сослуживцев, явно не понимая сути происходящего. Наконец он осмелился и со словами: «а вот что дальше написано», прочел: «после слов начальника части Журовой Г.А. о том, что она регулярно проверяет состояние пожарных гидрантов в зоне обслуживания части, внезапно громко зажужжала муха, мирно дремавшая до этого на оконном стекле, словно она возмутилась явной несправедливостью, поскольку Журова Г.А. проверяла гидранты за отчетный период один раз, да и то на обогатительной фабрике, где работает ее знакомая Веселкина, пообещавшая ей занять пятьсот рублей на покупку зимних сапожек дочери…».
- Это ж документ, а они пишут черт знает что? - с возмущением в голосе обратился лейтенант к полковнику.
С глубокой печалью в лице глядел полковник на своего подчиненного, мысленно задаваясь вопросом: «Есть ли у Конюхова чувство юмора?.. Видимо, нет… А если и появится в будущем, то только с письменного распоряжения вышестоящего органа…».
- Вы, Сергей Валентинович, Инструкции и Циркуляры по пожарной службе изучать начали с раннего детства иль со дня зачисления на работу?..
- Но ведь существуют же единые требования к ведению и конспектов, и протоколов собраний, Вадим Леонидович… И к ведению служебной документации, - лейтенант все еще пребывал в недоумении, но в лице уже просквозило понимание, что он перегнул палку в своем служебном рвении.
- Вы хотя бы иногда, Конюхов, читайте и художественную литературу… А то ведь чтением одних Приказов и Наставлений по службе можно… и до маразма дойти… Поберегите уж себя. Ведь вам еще жить да жить, Конюхов… Кстати, как фамилия этого?.. Ну, кто протоколы пишет? - обратился полковник к начальнику части.
- Ковригин это… Писатель наш. Он у нас пожарным работает, а сейчас за диспетчера в третьем карауле, -упавшим голосом ответствовала Галима Абдулаевна, ожидая разноса за компрометирующую огласку, по поводу «проводимых ею лично проверок пожарных гидрантов за отчетный период» вольно изложенной в протоколе собрания Ковригиным.
- Вы вот что, Галина …Абул…Абды… «Абдулаевна»- тихо подсказал полковнику Насонов, - Да-да, простите. Вы, Галина Абдулаевна шибко-то не журите этого Ковригина… Вы ему лучше толстую тетрадь дайте и пусть он пишет о нашей пожарной службе… С юмором, все, как есть… Глядишь, роман стоящий напишет. А то ведь, что не прочтешь о пожарных-спасателях - то одни подвиги да строевая подготовка в минуты отдыха. Будто вся страна – сплошная зона чрезвычайных ситуаций…
Окончательное подведение итогов проверки завершилось в местном кафе, где Галима Абдулаевна, сложившись по двести рублей с Надеждой Павловной, заказала два столика, чтоб покормить членов комиссии. За день до приезда оной, они обсудили «обед» с начальником отряда. Огородников дал добро, согласился и счел нужным и тактичным подать к обеду горячительное. Судя по оценке «хорошо», что прозвучала в последствии, обед и горячительное оказались тактичными и своевременными, что ни в коей мере не должно бросать тень на всю сложившуюся систему Пожарной Охраны страны, ведущую свою историю со дня оглашения знаменитого Указа «Наказ о градском благочинии…» царя Алексея Михайловича, прозванного в народе Тишайшим…
На следующую смену Костромина Галима Абдулаевна пришла на развод с огромным тортом и сердечно поблагодарила за усердие. Сообщила также, что дежурный караул и техничка, которым выпало нелегкая доля представлять лицо части, поощрены приказом начальника отряда денежной премией – по триста рублей каждому. О том, что сама и Надежда Павловна отмечены этим же приказом премией в размере одного месячного оклада, умолчала, посчитав что озвученная разница в размере премиальных в этот момент будет бестактной и компрометирующей ее в глазах своих подчиненных. Затем в дружеском кругу пили чай с тортом, говорили друг другу комплименты. Галима Абдулаевна в пылу материнских чувств называла своих подчиненных мальчишками, чем приводила, присутствующую также в дружеском кругу, Надежду Павловну в недоумение – на ее глазах происходили грубые попирания норм субординации... Не было на торжественном чаепитии Миши. Его на приезд комиссии подменили более расторопным и подкованным пожарным из четвертого караула Толиком Чудовым. Мишу заменили из тактических соображений: простоватое лицо Медведева могло нанести моральный ущерб части ибо комиссия, глядя на Мишу, непременно усомнится в должной боеготовности личного состава. К тому же косноязычие и неумение грамотно озвучить знания пожарной тактики также могли повлиять на итоги проверки…