На пороге старости

Зинаида Шульгина
        


Утро я встречу в позе «лотоса». С улыбкой переводя призрачность искусственного счастья в уверенность силы и покоя, с чем буду жить весь день.

Я люблю зеркала и светильники. Не потому, что нравится собственное отражение, а потому что люблю свой дом, а в доме уют, тишину и порядок. 
В моем доме множество старинных часов догоняют и обгоняют курантами время. Я уверена, часы живые свидетели хода времени, и услышав очередные куранты, печально отмечаю его.

Свои дни рождения не люблю с тех пор, как поняла, что отражение в зеркале удивляет меня своим возрастом, и именно с тех пор стала жить, отмеряя годы в ритме своих чувств, желаний и интересов.

На сегодняшний день мне шестьдесят девять лет. Совсем скоро семидесятилетие. Физиологи считают семьдесят лет началом старости. Значит, я стою на пороге этой самой старости.
 
***
В соседней комнате живет мой муж. Да, именно так, рядом со мной по-соседски живет самый родной человек! Роднуля старше меня на шесть лет.

Поэтому, глядя на него, сопереживая, помогая ему, я представляю, что меня с годами ожидает. После семидесяти, он пожелал свою, отличную от моей, жизнь.

Я не понимала его. А когда, после выяснения отношений, неожиданно осознала, что ему всего-то требуется собственное пространство, где каждая железка, всякая бумажка и любая затея будут не общие, а его личные, наша жизнь успокоилась и вошла в традиционную колею.

***
Мы уже больше тридцати лет живем во втором браке. У нас четверо детей от первых браков.
Две дочери у меня, сын и дочь у него. Моя младшая живет в нашем городе, в Петербурге,  старшая дочь и дочь Роднули в Москве, сын под Тулой.   

Считается, что наши  браки  вторые, но в последнее время я поняла, вторых и последующих браков не бывает.
Есть регистрация акта на совместное проживание. Брак может быть лишь один, тот, что подразумевает взаимную любовь и желание рождения детей.

А так как любовь, чувство живое, ускользающее, то от многих пар оно ускользает неожиданно быстро. Затем приходит вторая любовь, третья….Люди соглашаются на второй брак, или на третий, если вторая любовь на брак не согласилась. И все называется – брак!

Бывает, приходит такая любовь, что «дышать нечем, и во сне не снилась». В этом случае, если не последует совместная жизнь, то потянутся годы крайнего горя, сравнимого с потерей близкого человека.

Часто, люди не выносят этого горя и уходят из брака. Уходят, но дети уже родились, значит, человек навсегда остался в них, в браке.

И никогда больше он не будет так полноценен, каким был до вступления в первый брак.
 Дети, родившиеся при совместном проживании, зная, что кто-то из родителей жил в браке, в другой семье и там остались дети, будут расти нервными, чувствовать себя ущемленными.
А оставленные в прежней семье дети никогда не простят развода своим родителям.   
Может потому у нас так много нездоровых детей. 

***
 Как-то, два года назад, мне пришлось долго ждать поезда на вокзале маленького городка в центре России. В зале было пусто и  холодно. Мысли мои были невеселыми, я замерзла, устала и, чтоб отвлечься и скоротать время,  листала старый журнал.

Входная дверь отворилась и вошла пара. Мужчина и женщина.
В облике женщины чувствовалась неуловимая странность. Но мои утомленные мозги не определили, в чем она выражалась.
   
Подошедший поезд стоял три минуты. Мне пришлось забираться в ближний вагон и идти, долго открывая тамбур за тамбуром, к указанному в билете месту.
Чуть отдохнув и переодевшись, я нашла в себе силы осмотреться.
Напротив меня сидели мужчина и женщина. Те самые, о которых я не стала размышлять в здании вокзала.

Теперь странным казался мужчина. Прежде всего, тем, что сидел он на плацкартной полке при полном параде. В шикарном костюме с искоркой, в светлой рубашке и при галстуке.
 
Ему было неловко, возможно собственный наряд его сковывал. В любом случае, я видела сидевшего напротив пожилого крупного мужчину, напряженно приподнявшего плечи.

Рядом с ним  щебетала маленькая, годами, пожалуй, постарше мужчины, сохранившая лицо и привлекательные формы, женщина, одетая в блестящую кофточку.

Высоко взбитые крашеные волосы, у корней отливали сединой. Прикрывая возраст, на лоб спадало несколько рыжих  локонов. А длинные серьги, покачиваясь, повторяли движения головы.

Губная помада, въевшаяся в уголки и морщинки у рта, вызывала мое сочувствие.
 Мельком поглядывая на меня подведенным голубой тенью глазом, женщина старалась теснее прижаться к спутнику и вложить свою кисть в его руки, сжатые в кулаки. Прикрываясь ладошкой, она непрерывно шептала  что-то мужчине, касаясь губами его уха.

Мужчина задумчиво потирал ее пальцы и так же, шепотом, коротко отвечал. Галантно подав мне с верхней полки свернутую рулоном постель, он ушел в тамбур.
 
Женщина спросила меня, куда я еду. И не дожидаясь ответа, тут же поделилась  своей радостью, они с мужем едут на его родину знакомиться с родственниками.
 
- Представляете, - говорила она - у него в Нерехте столько родственников, что мы не смогли  за три дня всех увидеть. А едем мы из Екатеринбурга.
 
Сюда ехали несколько суток в двухместном «СВ» купе. Замечательно было. Теперь надо терпеть пять часов до Рыбинска. Там родственников еще больше. Не знаю, хватит ли сил на все знакомства.

- Вы что, молодожены?  - посмела я уточнить свое предположение.
- Да. У него первая жена умерла. Так мы наконец-то и зарегистрировались.
- Давно  умерла?
- Нет, месяц назад - уже шепотом ответила она, потому что муж возвращался.
 
- Ну вот, ты опять курил. Ведь знаешь, что курить вредно. А тебе в особенности… - вновь защебетала она. Мужчина кивал головой и молчал.

Я оставила их вдвоем, отвернувшись к стенке. Женский шепот продолжался все четыре часа.

Перед выходом из вагона женщина надела красный лаковый жакет и пушистую шубку с поясом.

Тут я поняла, чем на вокзале она показалась мне странной. Ее внешний облик был из другого возраста. Никак не соответствовал лицу и утомленным тревожным глазам.
 
Провожая их взглядом, я видела, как женщина бежала по перрону, а мужчина тянул чемодан на колесиках, и тяжелым шагом шел сзади. 
На прежней станции их не провожали, а здесь никто не встречал.

***
Последний год оказался в моих отношениях с детьми переломным.
Я постаралась дать им понять, что ценю спокойный образ жизни, и даже положительные эмоции встреч отражаются на моем неожиданно хрупком здоровье.

К счастью, дети меня поняли и, при обоюдном согласии частые встречи заменили общением через Интернет и веб – камеру.

Мы – старики «продвинутые», без компьютеров и выхода в Сеть жизнь считаем неполноценной. Между прочим, мы давние болельщики «Зенита» и дни, когда играет любимая команда для нас особые дни.

В тот день с утра была большая стирка. Нет, не думайте, стиральная машина у меня есть. Дело в том, что я не могу отвыкнуть от обязательного кипячения белья.

Выварку я, конечно, выбросила, но в эмалированном ведре продолжаю «вспоминать молодость». Да еще и замачиваю с вечера.

А в городе праздник  «Зенит – Чемпион»!
Город очень любит свою команду. У нас трибуны всегда переполнены. Болельщики – двенадцатый игрок. Даже есть такая кричалка:

- Весь мой город говорит – я болею за «Зенит»!!!
 
Расскажу, как я воспользовалась своим возрастом.
Люблю фотографировать идущую с флагами, шарфами и транспарантами поющую, торжественную, уверенную в победе своей команды, толпу, стремящуюся на стадион «Петровский».

Снимала я и тот ответственный, итоговый матч. Народ шел стеной, милиция стояла в три ряда. По внешнему периметру стадиона, а он на островке.

Сновали милицейские и спасательные катера.  Даже с собаками были охранники,  не было лишь верховых на лошадях….
Чаша стадиона гудела, наполнялась… Бежали запаздывающие…

Под рев болельщиков начался матч. Милиция уже строилась повзводно для перегруппировки.
 
Я стояла в стороне от входа, отщелкала  все, что попало на глаза. И пора уж было уходить, ведь, билета у меня не было.
Вдруг, решилась и пошла прямиком на центральный вход, на толпу контролеров – мужиков…

- Ты куда, бабуля? – спросил самый пожилой из них, возрастом, как моя старшая дочь, оглядывая меня, стоящую перед ним  старушку –Шапокляк.
- Сынок, я здесь всех пофоткала, мне бы еще игру поснимать - ответила я.

Все контролеры уставились на меня, потом на мужика.
- А билет есть у тебя?- спросил пожилой.
- Ежели бы был, я бы не опоздала.

Все молчали. Но, я чувствовала, молчание доброе.
- А ты, бабуля, за кого болеешь? – для приличия спросил главный мужик.
- Весь мой город говорит, я болею за «Зенит»  -  подняв в приветствии руку с фотокамерой, прокричала я.

В ответ они засмеялись, приобняли меня  и слегка подтолкнули к трибунам. Вот такой праздник.
Думаю, «Зенит» чемпион, потому что у нас классные мужики не только на поле, но и на контроле.
 
***
Каждое утро после зарядки и йоги, я мою полы во всех комнатах, вытираю пыль и делаю все запланированные вечером бытовые дела.

Я знаю, «завтра» у нас нет, а есть только «сегодня» и «вчера». Поэтому, каждый день живу, как последний, с завершением всех текущих дел.

Мой Роднуля живет иначе, после трех микроинсультов его дела в один день не укладываются. У него даже раздумья о желаниях и планах могут занимать несколько дней.

Благо, его не беспокоят заботы о магазинах, рынках, еде, стирках, уборках, поэтому раздумывать он может столько, сколько требуется. Нет, простите, по понедельникам, он многозначительно берет шланг, подсоединяет его к пылесосу и уходит с ним в дальнюю комнату, чтоб, подремав в кресле, хорошенько обдумать с чего начать «поглажку» ковров.

Да, забыла, его ежедневная обязанность в три часа дня, перед обедом натирать на электрической терке наше постоянное блюдо, две морковки и одну свеклу. Важно, вовремя ему подсказать, что морковка и свекла бывают разной величины. Я ему очень благодарна за эту работу.

Он ее делает уже пять лет. С тех самых пор, как вернулся из деревни, где прожил, как в скиту в полном одиночестве около десяти лет.

***
Скоро год, как мое сердце постоянно болит. Казалось, боль можно перетерпеть, но когда заметно убавилось сил, я решила поискать способ поберечь его.
Способ нашла простой, утром подольше спать. Правда, вечером раньше часа ночи свет не выключаю, много читаю.

Роднуля в своей комнате тоже не спит допоздна, смотрит телевизионные дебаты, сериалы или тоже читает. Книги у нас разные. Мой вкус с возрастом изменился. Читаю литературу на биографической основе,   публицистику.
 
Муж изучает журналы о компьютерах, книги о «железе», разглядывает схемы приборов «от всех болезней». Читая, он много думает, прикрыв глаза и, слегка похрапывает.
 
Иногда мы с ним перекликаемся через стенку или даже беседуем в «скайпе». Разглядывая его на экране, я начинаю по нему скучать и радуюсь возможности добежать до него и  потрогать… или позвать посмотреть новые фотки на большом экране моего нового чудесного монитора, подаренного совсем недавно дочерьми.

 Я до него добегаю быстро, ему же выйти из своей комнаты значительно трудней. Суставы болят, ноги не слушаются, радикулит не позволяет, давление низкое или высокое…. да и клюшка очень стучит, нижних соседей наверняка нервирует.

Измерять давление Роднуля начинает с утра, как только просыпается. Перемеряя заново с периодичностью смены настроения. Настроение упало – значит, давление низкое. Развеселился – пора пить таблетку.
Мало того, не доверяя показаниям своего тонометра, он идет ко мне в комнату сверить данные с японским прибором. Потом садится в кресло и думает, отчего в разных комнатах у него разное давление.
 
Я к тому времени, проверив электронную почту и ответив на письма, готовлю себе чай с лимоном. Это мой завтрак. Мой муж по утрам варит себе овсянку. Уже много лет. Мне это нравится, в квартире от овсяной каши почти нет резких запахов.

Запахи – моя беда. В ней одна из причин нашего своеобразного меню. Раньше, до йоги, устойчивый дух кухни, борща и жареных котлет меня не беспокоил, хоть я и готовила на семью обычные обеды. Но, это было давно, так давно, что и вспоминать не стоит.
 
***
Мы с мужем очень немолодые люди. Ведем правильный образ жизни. И правильно питаемся. Едим в основном овощи и фрукты.
 
Потому я через день езжу на базар. Покупать эти самые овощи и фрукты. Там цены пониже, значит, и купить можно побольше.
 
Однако я знаю, что на базаре два дурака: один продает – другой покупает. Чтоб не быть этим «другим», я внимательно присматриваюсь к товару. Не безразлично мне и кто продает.
 
Как-то, мое внимание привлек веселый торговец, нахваливающий свой товар. Товар, действительно, был загляденье. Как и продавец. Жонглируя фруктами, он мигом их взвешивал.

С обворожительной восточной улыбкой, глядя сосредоточенному покупателю в лицо, мгновенно называл сумму. Затем протягивал, а то и помогал тому уложить купленное. Взяв деньги, он с тем же азартом обращал свой яркий взор к  следующей жертве.

То, что стала жертвой, я поняла, когда взвесила приобретенное на контрольных весах. Переплатила я ровно треть.

Через день, глядя на жонглера, мне захотелось поинтересоваться, насколько вырос  его аппетит. И в этот раз мои яблоки стоили на треть дороже.
 
А вчера я решила, что пора действовать. Это не означало, что подниму скандал или побегу жаловаться. Просто я решила отобрать свои деньги.

Недолго полюбовавшись на фокусника, я приценилась к яблокам. Согласилась на три кило, успела кинуть в свой пакет пару мне понравившихся.
Проследила за его акробатическими движениями и услышала мигом названную сумму.
 
Протянутый пакет с яблоками на этот раз я брала неспешно, словно в раздумье, не купить ли еще чего-нибудь. Торговец мгновенно переключился на следующего покупателя, достойно обслужил его, затем следующего.
 
Азарт наживы был таким явным и неприкрытым, что он уже не улыбался, а хохотал.
 
Мою просьбу взвесить три лимона он выполнил и фантастически быстро назвал сумму.
Я, как первоклассник, вслух медленно поделила эту сумму на три. И глядя на него детским взглядом, спросила:
-  Это что один лимон стоит девять рублей?
-  Нэ знаю, - ответил он, взвешивая очередной пакет.
-  Ну, хорошо, - согласилась я, протягивая ему сотню.
 
Он дал мне сдачи. Взяв деньги только за три лимона. Про яблоки в своем азарте он забыл.
 
Отойдя от прилавка, неловко сложив денежки в кошелек, я влилась в поток таких же бабушек, как и сама. Внутри меня распирало. То ли от радости победы, то ли от собственной низости.
Мало того, я чувствовала на собственном лице, незнакомое мне выражение. Губы расплывались в улыбке, а глаза восторгались.
 
И тут меня осенило. Я видела эти глаза. В фильме «Берегись автомобиля» у Юрия Деточкина, в исполнении незабвенного Иннокентия Смоктуновского.
Теперь я знала, что делать.
 
На углу сидела бабулька. Торговала всяким тряпьем и нитками. Я взяла катушку ниток. Дала ей пятьдесят рублей. Сдачу ей подарила. А свои кровные с чистой совестью оставила в кошельке.

***
Раз в месяц Роднуля ходит к врачам за рецептами на бесплатные лекарства. Событие это важное, волнительное, требующее общего напряжения.

Военная поликлиника, где он числится, находится в центре города. Чтоб попасть на прием, надо получить талончик.
Заветные талончики выдают с восьми утра. Значит, очередь надо занять как можно раньше. Вот и спешит мой Роднуля ко времени открытия станции метро.
 
Это значит, я всю ночь буду караулить его сон, и следить, не выдавая себя, как он собирается и как уходит. Не забыл ли что. Было однажды, он вернулся с полдороги – забыл основной документ, медицинскую книжку и поход оказался бесполезным.

В то утро Роднуля отправился к доктору вовремя.
С вечера я приготовила ему свежую рубашку в цвет глаз, был мороз, и я выбрала самую теплую. К ней велела обязательно надеть шерстяной вязаный жилет.
Под нее новенькую зеленую футболку. На входе повесила ему теплое пальто на подстежке и пушистый шарф в клеточку. Да еще поставила у порога ботинки на меху и положила стеганые перчатки.
   
Лежа в постели прислушивалась, как он одевался, тихо прикрыл дверь и ушел. Когда посветлело, я, вглядываясь в градусник за окном, увидела, мороз сменился резкой оттепелью.
 
Оставалось, лишь, ждать…
Ближе к вечеру послышались шаги, а когда открылась дверь, я невозмутимо смотрела телевизор.
Мой Роднуля стоял на пороге, ожидая внимания.
 
Я глянула: через плечо у него висела сумка, из которой торчали перчатки, свисали шарф и вязаный жилет, а в руке он держал пакет, наполненный брикетами мороженого.

- Ну, как, удачно сходил? – спокойно спросила я.
- Да – ответил Роднуля,
- Вот тебе подарочек! – и протянул мне кучу мороженого.
- Что сказала доктор?
- Она спросила, почему я такой зеленый?

Я не поняла. Тогда муж, порывшись глубоко в сумке, достал футболку, - насквозь мокрый комок зеленого трикотажа.
А когда разделся, то я увидела перед собой зеленого человека и молодые смеющиеся глаза.

***
Весна. Пасмурно. Слякотно. Стою на остановке автобуса. В толпе очень пожилых, даже старых людей.
Свои, груженые покупками сумки и пакеты люди поставили на металлическую скамейку, и стоят, повернувшись в одну сторону, напряженно вглядываясь в движущийся поток машин.

Подошла бабулька, согнутая под тяжестью воинского рюкзака.

- Чьи сумки? - спросила она,
- Возьмите, дайте присесть…

Люди молчали. Никто не тронулся с места.
- Подвиньте свои сумки – еще раз громко сказала старушка.
 
В ответ – тишина.
Через паузу один мужик пробубнил другому,
- Сними сумку!
- Ну, вот еще, я лучше сам на место сумки сяду, - с этими словами мужик поднял свой груз, уселся на скамью, расставил ноги, положив на них свой баул и живот.

В полной тишине бабулька с рюкзаком стояла рядом.
Через минуту подошел автобус. Остановка опустела. Возле пустой скамейки  осталась только я.
       
***
Приезжала на два дня старшая доченька из Москвы. Не виделись целый год. Ей скоро исполнится пятьдесят лет. Провожая ее, я впервые рыдала у нее на плече. Ребенок даже разволновался, не привыкла видеть мать в такой расслабухе.
 
С вокзала вошла в метро и, пряча слезы, обратила внимание на мужичка, сидевшего в вагоне напротив меня. Чистенький, глаженный, в шапочке, в курточке, с поджатыми ногами и ручками, судорожно сжимающими на коленях пакет.

Но, какое лицо!!! Сосредоточенное, напряженное, с близко посаженными немигающими глазами – прожекторами из-под седых клочьями бровей.
 
Это лицо, поворачивалось на длинной шее, как маяк, посылая во все концы вагона, луч пристального внимания. Я смотрела в эти глаза и пыталась понять, где я их видела.

И вдруг поняла, - вижу седое лице суриката.
Стало легко и даже улыбчиво….
 
***
Если я заболеваю, то кидаюсь искать томик стихов Беллочки Ахмадулиной.
 А в нем строчки, которые знаю наизусть, и шепчу в бреду, как заклинание:

- О боль, ты – мудрость. Суть решений
перед тобою так мелка.
и осеняет темный гений
глаз захворавшего зверька.

Эти строчки я шепчу почти тридцать пять лет… вот и Беллочки уже нет…

Нет и моей Главной подруги, которая мне всегда говорила:
- Вы, Зиночка, красиво болеть не умеете.
Имея ввиду, ежели я слегла, то жди температуры до сорока одного градуса…

Моя соседка доктор, еще в восьмидесятых, увидев такое на градуснике, сразу бросилась за шприцом и вколола мне камфару для поддержания сердца.
 
С тех пор камфару мой организм не выносит, а предельную температуру выдерживает. Странно, какие года вспоминаются в этой зарисовке!
 
Вот и в этот раз, обнявшись с Беллочкиным томиком, я три ночи бредила с предельной температурой.
Ночами бредила, а днями старалась жить в прежнем графике. Я же не одна, у меня Роднуля!
Может ради него, собрав силы в кулак, каждое утро я выворачиваюсь в своих упражнениях.
 
Главное в другом, в эту болезнь я поняла, именно в состоянии
мерцающего сознания приходят потрясающие открытия. Смысла жизни, цели жизни, что ты хочешь  и чего ждешь.

Еще ищешь и находишь несделанное дело, ради которого надо постараться не умереть. Возможно, смешно, но признаюсь – этим делом оказалась моя неподготовленность к дальней дороге.
 
Как портниха, я давно собираюсь приготовить дорожный чемоданчик с подобающей одеждой. Ну, не будет же Роднуля искать, во что меня одеть!
 
Пока жила в деревне, ко мне чередой шли местные женщины, с просьбой пошить красивые рубашки с длинным рукавом, с прошвой, с кружевами. И платья с рукавом на манжете и с воротничком.

Почему-то с круглым воротничком и на пуговицах. Я не понимала для чего им такая красота, пока они не признались, что пользуются возможностью приготовить себе последний наряд. Мол, такой в сельпо не купишь…

Определив свое незавершенное дело, я может потому и выжила. Тем и счастлива. Утром поднялась, неуверенно, словно по облакам подошла к окну и как заверещу:
- Роднуля, смотри, дождь идет!!!

 
***
У Роднули свои проблемы. Вот уж неделю он воюет с бачком унитаза, как он говорит «горшка». Кажется странным, но вся сантехника, кроме душа, у нас стоит почти тридцать лет, со времени заселения в дом. Больше всего удивляет, что краны как поставил Роднуля в советское время, так бессменно и работают.
Раковины и ванна, как были белыми, такими и остались. Электрическую плиту нам три года назад заменили «в подарок» ко Дню Победы. От домоуправления. Неудобно было отказываться, а так не хотелось менять! И не зря. Та эмаль была качественная, а про никель у конфорок, и говорить нечего.
Для меня ремонт сантехники – стихийное бедствие. Я с содроганием слышу скрежет металла, с ужасом разглядываю черноту труб или свинченный водопроводный кран. Не выношу никакого параллельного
капанья при наслаждении душем. Мне надо, чтоб все безупречно работало, от таймера до унитаза.
Вот Роднуля и ремонтирует бачок. Что-то паяет, изгибает, навинчивает, однако, похоже, пора что-то и менять, - собрался и ушел в магазин сантехники. Ушел в тех же штанах, в каких ремонтировал. На просьбу переодеться, шутя спросил:
- А что, в таких, как на мне, в магазин не пускают?

Роднуля ушел, я, при своем нездоровье, решила один день из дома не выходить. Стала кроить ночную рубашку. Работалось с трудом, сил поубавилось, но голова, к счастью соображала.
Часа через два вернулся Роднуля. Весь какой-то вывернутый,
побледневший, но довольный, купил то, что надо. С трудом отдышался, сменил мокрое от испарины белье, рубашку и поведал мне события своего похода.
- Знаешь, - сказал он, - когда я вышел у метро из автобуса, на меня напала страшная слабость. Присесть было негде, я пристроился на ступеньку у пандуса на входе в метро.
- И долго ты сидел? – встревожено спросила я.
- Достаточно, пока не подали…
- ???
- Шли две девушки, посмотрели на меня и протянули десять рублей.
- ????
- Я отказался и поблагодарил. Они пытались извиниться…
Меня перегнуло пополам, толи от хохота, толи от судороги. Толи от ужаса…Откричавшись трубным смехом, я напомнила ему, что все-таки штаны перед выходом из дома следует понаряднее одевать, чем те, на коленке которых ремонтировал свой унитаз.
- Не такие уж они и старые, - парировал Роднуля, - когда я вернулся на остановку, ко мне подошел старичок и спросил, куда я собрался, не на обед ли ветеранов в честь Дня Победы. Он туда спешил… значит, в моем наряде и на праздничный обед можно было идти.
 
***
Еду в троллейбусе. Через проход сидят друг за другом две очень пожилые женщины. Сидящая сзади, подтягивая себя к уху передней, громко рассказывает:
- Представляете, как только мы уходим из дома, она берет  два ведра и лезет в подвал. Наберет картохи и начинает чистить. Чистит весь день. Мы приходим и раздаем чищенную картоху соседям. Куда нам два ведра чищенной картохи?
          На другой день опять лезет в подвал, наберет два ведра и чистит картоху. Мы закрыли подвал на замок. Так она берет лестницу и лезет на чердак. Скинет мешок капусты. И рубит, рубит, рубит!!!
          Вечером мы солим капусту. Утром уходим, а вернемся, - опять солим!
Уходить-то нам надо было. Мы документы оформляли. Чтоб дом продать. И, чтоб ее в Дом престарелых сдать. Куда нам ее, я здесь у дочки живу. Нас шесть в двушке.
Ой, Вы уже выходите?! Жалко-то как! Всего Вам добренького!» - попрощалась задняя дама с передней.
Всем телом вздохнула. Сложила крестиком руки и сделала приличное лицо.
          Троллейбус  вез людей дальше.

***
На нашей лестничной площадке четыре квартиры. Все семьи заселились при сдаче дома. И теперь одновременно с домом, все вместе стареем. Соседские отношения стали почти родственными, конечно, с некоторой, можно сказать, северной предупредительностью. Все  друг с другом на «Вы». Среди соседок два врача – терапевта. Одна из них, в семьдесят три года все еще работает. В поликлинике, заведующей отделением.
Иногда, после работы, когда у нее нервы на пределе, она звонит нам в дверь и рассказывает об очередной несправедливости в медицинском законе. Я ее  выслушиваю и у меня часто не находится слов утешения, настолько горьки ее рассказы.   
Кстати, у меня в поликлинике нет даже карточки. Я к врачам не хожу полжизни. В недавнем разговоре моя соседка вдруг вспомнила:
- А, Вы, Зиночка, завели бы себе карточку!...
- Зачем? – спросила я,
- А вдруг умрете!
- Ну, и что?
- Так, если у Вас не будет карточки с обследованиями, Вас обязательно будут вскрывать!!! Без согласия родственников…
- Ну, и что? – растерявшись от неожиданного предупреждения,
удивилась я.
- Неужели Вам все равно?
И вот, второй день я думаю, все равно мне или нет. А, может, действительно пойти завести карточку. А вдруг «вскрывать» будут больно?

***
Я уже говорила о том, что нашему дому около тридцати лет. В первую весну, мы с соседями, будучи молодыми, посадили под окнами деревья. Наш дом был почти крайним на проспекте, за ним простирались полудикие просторы, с торчащими кое-где остатками садов частных довоенных строений, разобранных в блокаду на дрова. Оттуда мы и брали саженцы.
Пересадили все, что нашли и что понравилось. Перед раскидистой яблоней мы долго сомневались, приживется – не приживется, донесем – не донесем… Прижилась, видимо, потому, что выкапывали ее в шесть «рук» и несли, как на Ленинском субботнике нежно обнимая тяжеленный ствол. Мой Роднуля в те времена обладал силой Самсона, ему и досталось бессменно нести основание яблони. Мы же кряхтели следом, гуськом подставляя плечи. Посадили  ее посреди сквера, чтоб любоваться ею изо всех окон.
Яблоня быстро пошла в рост, удивляя прохожих обилием цвета. Сегодня она разрослась на весь сквер и стала гордостью нашего подъезда. 
На днях Роднуля вышел с пилой, чтоб обрезать яблоню. Вышел и сосед – прежний носильщик. Для начала они посидели на раскидистых ветках, как положено, повспоминали прошлое, потом взялись пилить. Каждый сук пилили вдвоем, подбадривая друг друга. А мы, две жены, страдали, выдержат ли у Роднулек сердца. Сил хватило на две ветки. Правда, убрать за собой они уже не смогли. Я это сделала на следующий день, собрав в кулак все силы и всю память.

***
Сегодня моей старшей дочери пятьдесят лет….Произношу и с трудом верю в это. Вчера, поглаживая собственный живот, пыталась заново пережить ее рождение. Помню все до места в палате, где в Новосибирском роддоме, стояла моя кровать.
Однажды я ей сказала:
- Я так и не знаю, где родилась. А ты, доченька, родилась в Новосибирске на улице Чехова, 7. Запомни.
Почему-то хотелось верить, что это для нее так же важно, как для меня. Со временем в разговоре она призналась, это для нее большого значения не имеет. Мало того, она ничего не помнит из детства и смутно свою юность. Просто живет себе и живет!
Я оторопела… неужели так бывает! Но, понимая, что бывает, постаралась, чтоб не обидеть, приглушить удивление, и сменить тему. К счастью, общих тем у нас с ней – бездна… 
Она росла одаренным ребенком, любящей женой. Стала многодетной мамой, пережившей взлеты и падения сыновей, от успехов которых сегодня получает непередаваемую радость, окружена их заслуженной любовью.   
Наши нечастые телефонные разговоры – сплошные междометия. В смехе и радостном возбуждении от «встречи». Мы понимаем друг друга с полуслова, с полузвука.
Даже когда мы не говорим, а переписываемся в Скайпе, я не могу скрыть от нее своего нездоровья, проблемы или настроения. Своим абсолютным слухом она ставит меня в тупик.
Возможно, благодаря этому слуху, внутреннему чутью, женской отзывчивости доченьку, приехавшую десять лет назад в Москву на заработки, чтоб прокормить семью, столица не заглотила, а приласкала руками мудрого мужчины, давшего ей все необходимое и прежде всего, возможность поднять детей, обучить их, переженить, выдать замуж.
Этот же человек обучил ее азам новой профессии, и теперь Дама с музыкальным образованием руководит на большой фирме отделом программистов. Ее кругозор восхищает сотрудников, а когда она берет гитару… перед людьми – совершенно новый, неизвестный им человек из Клуба авторской песни.
О Наташеньке можно писать много…. А ведь, я хотела кратко сказать,  сегодня утром мне звонила дочь, чтоб я ее поздравила с юбилеем. Поговорив и положив трубку, я неожиданно ощутила, что разговаривала не с дочерью, а сама с собой. Словно на другом конце провода была тоже Я.
Такое вот родство!
 
***
При всей душевной близости, я не могу сказать, что мы с Наташей, а уж, тем более, с младшей дочерью, с Женей, очень близки. Я знаю, в критический момент беспокоить их не буду. И жить с ними не смогу. Видимо, передалось по наследству: я получила от своей мамы холодное нелюбимое детство и своих детей воспитала в строгости, под пристальным вниманием, но без излишней опеки.
Мне было важно, и я учила их видеть перед собой цель. Достигнув ее, идти дальше. Я жила так всю свою жизнь и знаю, достижение цели – ни с чем несравнимое счастье. Без этого счастья человек не будет полноценным. Не ощутит радость и цену прожитого дня. Да, и всей жизни.
      
С Наташей мы расстались, когда ей было пятнадцать лет, с Женей в ее двадцать три года. Наташенька ко мне относится, как я к своей маме – вежливо – предупредительно – внимательно. Старается повернуться ко мне своей лучшей стороной. Порой это для нее непросто. Я это ценю и понимаю, что это  не любовь. А может быть та любовь, какую я заслуживаю.
С Женей все сложнее. Если Наташа с годами становится ближе, то Женя удаляется все дальше. Точнее, отталкиваю ее я бесповоротно. Моя младшая дочь с возрастом стала выказывать такие качества, что наблюдая их я очень страдаю.   
Любое мое слово принимается как критика, в ответ – обида, нет желания сделать над собой усилие и понять меня. Более всего меня угнетает ее невысказанная явная обида. В чем она, не могу себе объяснить.   
Не хочется верить, что она оскорбилась завещанием, сделанным  несколько лет назад. Понимая, что у внучки нет жилья, мы с Роднулей завещаем квартиру ей. У Жени и у Наташи жилье есть. Мало того, у Жени на двоих с мужем чудесная трехкомнатная квартира с высокими потолками, в которой они четыре года не могут навести порядок.
Горечь, затаенная в душе у Жени, порой прорывается в таких выражениях, что мне хочется уйти из ее жизни совсем. К чему я, кажется, совсем близко. На сегодня я не хочу ее видеть, не желаю слышать. Так мне легче. Возможно и ей тоже…

***
Кстати, слово «любовь» очень коварное. Употреблять его следует с осторожностью. В своей жизни я безоглядно влюблялась множество раз. В первого мужа, во второго, в одну дочь, в другую. Во внучку, во внуков. В велосипед, в книги, в работу, в швейную машинку. В деревню, в лоскутную технику, в вышивание икон. В Байконур, в Санкт – Петербург, в собственную квартиру, в компьютер. Я уверена, всех и все перечисленное я любила и продолжаю любить. 
Постепенно любовь, начиная преображаться, дарила незабываемые наслаждения. Любовь – всегда труд. Чем больше труда я в нее вкладывала, тем большую радость она мне доставляла. Со временем сил становится меньше, потому и любовь начинает терять яркость и остроту.
 
***
Постепенно настойчивая мысль о чемоданчике с одеждой в последнюю дорогу меня настолько одолела, что я решила этот чемоданчик собрать. Для начала зашла в Интернет и посмотрела, что нужно для похорон. 
Необходимые вещи нашлись в моем гардеробе. Новые. Платье до пят, серое с высоким воротником и длинным рукавом, пошитое мной раньше из махрового трикотажа с матовым блеском. Оно торжественно красиво, мне очень нравится, только надеть было некуда.   
Белье приготовила обычное, без всякой роскоши... Выяснилось, обувь по желанию, можно без обуви. Удивилась. Думала, нужны тапочки.
Требуется еще приготовить духи. Задумалась, для чего… но, лучше не думать. Куплю по вкусу, по собственному нюху. Более всего тронуло, что в комплекте должны быть х\б чулки или плотные капроновые. Х\б у меня, конечно, давно нет, положила плотные гольфы, но постараюсь их поменять на требуемые чулки.   
Собрав все необходимое, долго искала, во что ЭТО упаковать. Нашла пакет с серыми тюльпанами. Решила, лучшего не найти. Осмотрев все домашние углы, припрятала «чемоданчик» под кресло. Теперь осталось совсем немного, сказать Роднуле, где искать вещи для моего погребения. Вот, только, как сказать.
Вечером долго не могла уснуть, все представлялось, как будут жить мой дом, моя квартира, мой Роднуля после моего ухода. Даже всплакнула от жалости толи к себе, толи ко всему без меня осиротевшему. 
И почему-то  всплыли в памяти минуты, когда я стояла с чемоданом, навсегда покидая  первую семью, перед уходом из первого брака. От Володи. Пожалуй, те минуты были трагичнее, чем те, которые наступят со временем.
 
***   
На днях нам позвонили из муниципалитета и предложили походить на «курсы компьютерной грамоты для пенсионеров». Мы с Роднулей с удовольствием согласились. Может, это выглядит забавно, я с компом дружу больше семи лет, а муж меняет Операционные Системы, как «перчатки», и вдруг, пойдем слушать «все с начала».
Однако для себя я решила, пойду в надежде, услышать грамотную компьютерную лексику. Мы пользователи – самоучки. Роднуля, хоть, книги умные читает из серии «Как…и почему…в компьютере», а я все делаю методом «тыка», молча, на уровне интуиции. Правда, пока не решила, как себя буду вести, чтоб не выгнали. Видимо, придется просто слушать и не задавать вопросы.
А вопросы у меня на сегодня своеобразные: Продолжать ли осваивать 3D-графику или плюнуть на нее и успокоиться трехмерным моделированием в Blender-пакете. Одно время очень хотела сделать мультик на тему «Детям – о детях»…. у нас же множество детей, внуков, правнуков… но, вовремя поняла, у меня в запасе мало времени, а задумка требует не дней, а лет.
Чуть позже надумала снять видеофильм, причем, не видеокамерой, а фотокамерой. В этом есть свои преимущества. Оказывается, есть полноформатные фильмы, снятые фотокамерой. К примеру, поразивший меня прошлогодний фильм «Гидравлика». И возникает вопрос, какую прогу с «монтажным столом» лучше ставить, чтоб не очень «весомой» была, и не коварной…Доступной.
Такие, вот, у «чайника» вопросы… поэтому, лучше помалкивать и слушать приятные для уха слова о компьютере. Учиться никогда не поздно, а, чем дольше «тычешься» в компьютерных программах, тем яснее понимаешь, это бесконечность…. 
Так что завтра мы с Роднулей идем учиться «включать» компьютер!

***
 День оказался удивительно светлым, ярким. Пока я ползала по полу с тряпкой, Роднуля собирал свою сумку для похода на «Курсы». Далее последовал потрясший меня вопрос:
- Зиночка, а какие брюки мне надеть? – тут уж я поняла, что нас ожидает что-то очень серьезное. Я даже заволновалась, как же мне одеться, чтоб соответствовать. 
Не дождавшись меня, Роднуля ушел. Предоставив мне возможность через час дороги на двух видах транспорта, догнать его у здания муниципалитета, рядом с которым он торжественно сидел на заборчике, опершись на свою суковатую палку.
Мы пришли первыми. Группа состояла из пяти человек. Две дамы, познакомившись в коридоре, завели разговор о семьях и детях, и, кажется, весь час занятий только и ждали окончания, чтоб продолжить свое бурное общение. Третья дама немного припозднилась. Когда она вошла и долго пыталась втиснуться в соседнее компьютерное кресло, я отодвинулась в страхе, и от сочувствия…к скрипящему креслу.
Наконец пять Персон уставились в пять черных мониторов, ожидая просветления в собственных головах.

Педагог, молодой человек немного странной наружности, но явно из племени компьютерщиков, о чем говорили одутловатые щеки, голубоватая бледность и круги под глазами, прохаживаясь за нашими спинами, удивительно красивым голосом, периодически глубоко позевывая, стал нам рассказывать, что такое компьютер.
 Его наружности моя спина не замечала, а голос был настолько приятным, что ухо с удовольствием внимало каждому слову. Лишь, когда он заходился в затяжном зевке, мой затылок, сочувствуя ему, слегка сжимался,  но, дождавшись следующих звуков, продолжал слушать.
Вместе со всеми я запоминала, что без «мышки» и «клавиатуры» компьютера не бывает. Что «процессор», - это тоже не компьютер и что квадратик «порта USB» позволяет включать принтеры, сканеры и любые другие устройства. Потом я долго изучала возможности кнопки «пуск».
Поглядывая по сторонам, я заметила, что Роднуля и дамы старательно что-то записывали в тетради. Что записывали, для меня осталось загадкой, но одну фразу, сказанную педагогом, я тоже могла бы записать:
- Чтобы изучить компьютер, прежде всего, следует пользоваться методом «технического тыка»! – так, неожиданно для себя я выяснила, что моя собственная школа «Тыка» оказалась единственно верной!

***
Бывают дни невыносимо мрачного настроения. Сегодня такой день.  Как ни стараюсь, но понять причину навалившегося мрака, не могу. Остановилась на затянувшемся, пошел третий месяц, нездоровье. Так легче. Понимаю, вывести из этого состояния может только чувство творческого озарения, жажда сделать что-нибудь интересное и для себя и для других. Все равно в каком виде, в тексте, в фотке, в модной одежке, в новой асане.
Только все это уже было. Как много УЖЕ было!

Пытаясь понять причину плохого настроения, пришла к выводу, нельзя читать одновременно несколько очень серьезных «умных» книг. Требующих длительного напряжения мозга, воображения и памяти.
При той массе негатива, что сыплется из ТВ на наши головы, мы не успеваем выныривать из него, преображать его в рядовую информацию, а сочувствуя, остаемся его заложниками, страдаем, словно свидетели.
И когда, как в моем случае, поверх полученного мрака, я вынуждаю себя сосредоточиться на трудном тексте, бесконечное углубление в него приводит к подавленности, к ослаблению жизненной силы. Ослабленная возрастом психика начинает страдать и ищет самозащиты.
С тех пор, как появилась возможность, к своей библиотеке «добавить» ту литературу, о которой мы раньше и думать не могли, я постоянно скачиваю из Интернета желаемые книги и читаю их. Признаюсь, философские тексты Л.Шестова, Киргегарда, Н.Бердяева неподготовленному уму даются непросто. А лучший роман двадцатого века (по утверждению самих писателей) В.Набокова «Дар», читается в состоянии «плывущей крыши».
Но, поделать с собой ничего не могу. Планка поднята и читать могу только то, что ведет меня в глубины человеческой психики. Мне интересен человек изнутри.
Вот так просто я поняла причину собственной подавленности. Буду лечиться… пойду на третий урок «компьютерной грамотности».
 
***
Всю ночь дождь барабанил в окно. С утра черное небо, а резкий ветер выдувает тепло из квартиры. Наступил невеселый период, отопление отключили, солнышка нет и от холода «зуб на зуб не попадает».
Роднулю нарядила в шерстяные вещи, да и сама укуталась, как в январе. Выручает электроплед под ноги. Только так можно сидеть за компьютерным столом.

Совсем скоро мой семидесятилетний юбилей. Очень хотелось бы избежать поздравлений. С некоторых пор не желаю никаких знаков внимания в свой адрес. Порой я даже не нахожу ответных слов, их просто не хватает, все они скупы, затерты и пошлы.
Это меня смущает так же, как и слова поздравлений.
В какой-то период надеялась уехать из города, но мои планы останутся, скорей всего планами. Ехать мне некуда.

В начале года, только-только я написала «Повесть о Зойке», раздался редкий в нашей квартире телефонный звонок, я подняла трубку и услышала:
- Здравствуй, Зоя! – звонила сестра. Из Саратова. Через двадцать пять лет. Мне показалось, что своей повестью я вызвала ее дух. Почему-то удивления не было. Не было и радости.
Сестра, сквозь рыдания стала говорить, что давно меня ищет. А когда она вдруг произнесла:
- Машка поклялась тебя отыскать, – я спросила:
- Какая Машка?
- Да, Шукшина в «Жди меня»! – услышав это, мне стало нестерпимо гадко, словно я вновь окунулась в ее ложь и пьяную истерику. 
- А зачем меня искать? У меня телефон и адрес прежние. Достаточно было позвонить или написать письмо. Это у тебя все поменялось и адреса и фамилия. Так мне папа Борис сказал. 
На это у сестры не нашлось слов. Немного помолчав, она продолжила, сказала, что отыскала меня в Интернете внучка, что очень рада меня слышать и хотела бы увидеть.
Тут уж я не знала, что ответить. Видеть ее я не желала. Но, вечный один процент надежды на лучшее, не позволял в этом признаться. Я предложила сестре положить трубки и спокойно осмыслить телефонную встречу.
На другой день она позвонила вновь. Сказала, телефонная связь, благодаря внучкиной работе, для нее бесплатна, поэтому мы можем говорить бесконечно долго. За полчаса разговора я узнала, что сестра на пенсии, что она богата, что объездила весь мир, что у нее квартира в элитном районе, что у нее две замечательно внимательные умные внучки.
Слушая ее, я искренне радовалась, и один процент надежды на лучшее незаметно увеличился до десяти.

Позвонила сестра и на следующий день. В этот разговорный час она мне сообщила: живет одна, с мужем разошлись десять лет назад, со своей дочерью у нее никаких отношений нет, а связь только с внучками. Рассказала, что в девяностые годы имела большой бизнес, а именно, у нее были свои автозаправки, свои бензоколонки. Что отдыхать ездит с внучками только за границу по два – три раза в год.
На третий день я узнала, что печальным итогом ее бизнеса было нападение на нее конкурентов и удар по голове железным прутом, после которого она с трудом выжила. Но теперь со здоровьем все хорошо. Правда, несколько лет назад сломала ногу, но и это прошло почти бесследно.

Слушая эти истории, я хотела в них верить. Но процент надежды почему-то больше десяти не увеличивался. Хотя сестра через каждые пять минут мне кричала, что пить она перестала, что очень изменилась, что стала совсем другая, настолько другая, что ее не узнать. Лихорадочно говорила, что поправилась, почти растолстела и очень любит своих внучек. И что мечтает встретиться со мной.
Я осторожно дала ей понять, что хотела бы для начала приехать к ней сама. Сестра согласилась принять меня с радостью.  Мы назначили встречу на середину мая. Еще я спросила, живы ли старые фото в семейном альбоме. Фото оказались живы.   
Выяснив, что с компьютером сестра не знакома, но рядом с ней сейчас внучка, я пожелала поговорить с ней. Услышав девичий голосок, спросила, может ли девушка отсканировать несколько старых фото и прислать их мне электронной почтой, добавив для первого знакомства несколько своих семейных современных.
Девичий голосок, немного подумав, ответил, что постарается. Я продиктовала свой адрес и на другой день получила письмо с выражением радости от нашего знакомства. Девушка писала, что «обожает» Петербург, что была в нем только три дня и мечтает приехать с сестрой вновь.
На что я, вновь осторожно выразила надежду на возможную встречу в будущем. Для начала в Саратове.
Далее последовали письма с теми же восторгами в адрес Петербурга. Но обещанных фоток все еще не было. Девушка объясняла это техническими причинами. Я пыталась помочь ей советом.   
Фото мне прислала другая внучка через полтора месяца. Я даже перестала верить, что их получу, но, случилось чудо, и я смогла увидеть свою детскую фотку 1949 – 1950 г.г. Моему счастью не было предела. В ответ я послала тысячу благодарностей и целый альбом собственноручных фоток своей семьи.
Никаких комментариев на свой альбом я не получила. Мало того, после оговоренных сроков моего возможного приезда в гости, звонков от сестры больше не было. Вот уж и все назначенные сроки встречи закончились…
процент надежды на лучшее вернулся к нулю. Потому, в свой юбилей поехать мне некуда.

***
Сегодня я получила Свидетельство за номером 210, как окончившей учебный курс «Основы компьютерной грамотности»!!!
Признаюсь, далось мне это Свидетельство нелегко. Насколько, видно из того, что Роднуля сегодня с утра изобразил полную слабость и задумался  на тему: «Как бы не пойти на заключительный урок». Я понимала его. Еще вчера, возвращаясь с занятий, была уверена - больше не выдержу.
Но, моя врожденная обязательность не позволила мне остаться дома. И я, не уговаривая «одноклассника», молча, будто обиделась, оделась и вышла из дома под проливной дождь.
И тут на меня свалилось новое состояние. Я была ОДНА. За пять занятий вдвоем оказалось, ВДВОЕМ – это удивительно счастливо и надежно. Оттого, что Роднуля из-за своей малоподвижности выходил на полчаса раньше, я, выбегая из дома, стремилась не на занятия, а на свидание к собственному мужу.
Занятия для нас оказались просто шуткой, сменой обстановки, возможностью подтвердить те знания, которые мы интуитивно, методом проб и ошибок постигли сами.
Я радовалась тому, что мы смогли выдержать ритм, держать себя в форме и уловить малые крупицы новой информации из каждого урока. Рада была убедиться, как вовремя судьба подарила нам возможность узнать и в какой-то мере понять технику внуков.
Глядя на своих сверстниц, пытающихся «открыть папку», у меня поднималось настроение и даже затянувшееся нездоровье отступало перед желанием помочь и подсказать им, как это сделать.
Конечно, мои вопросы остались при мне, их неудобно было задавать в той аудитории. Да я и не уверена, что наш молодой педагог работал когда-либо в тех программах, которые интересуют меня. Для преподавания азов ему и не нужно их знать. Это мне, в моем возрасте, хочется знать как можно больше и как можно быстрее.
Роднуля, «изучая» вчера клавиши копирования, решил на этом курсы закончить. И вернуться к своим вечным проблемам обновления и установки нового Железа, Операционной системы и всяческих программ.
Утренний ливень за окном поддержал его, он из дома не вышел, оттого мне пришлось получать не только свое, но и Роднулино Свидетельство за № 209  об окончании учебного курса «Основы компьютерной грамотности».

***
Моя жизнь – калейдоскоп переездов. Потому, на сегодняшний день, я растеряла всех знакомых и кроме соседей, рядом со мной нет никого из давних друзей, из прежних коллег.
Мужу легче, сняв офицерские погоны, он вернулся на родину. У него здесь брат. На прежнем месте стоят родные здания, среди живых есть и сокурсники.   
У меня нет никого, с кем бы я могла вспомнить юность и прежние годы, да и просто поговорить. Глядя фильм К.Шахназарова «Палата № 6», я понимала главного героя. Он тоже искал Собеседника.
К тому же я давно обнаружила в себе странную способность – взглянув на дату, могу сказать, что было в этот день много лет назад.
Значит, Судьба не просто так носила меня по Белому свету, сохраняя в памяти календарь жизни. А, возможно, для того, чтоб на склоне лет, пока память мне не изменила, я смогла бы написать повесть, рассказать людям, насколько прекрасен каждый прожитый   день, даже самый трудный. 
Постепенно моя жизнь превратилась в постоянные думы о будущей повести, о прожитых годах, о давних событиях. Мысли настолько поглотили меня, что однажды, вернувшись домой, я с удивлением обнаружила в руках магазинную продовольственную корзинку. Причем, совершенно не помнила, как прошла мимо кассы, как рассчиталась за продукты и как шла домой.
Однако повторить судьбу героя «Палаты № 6» мне совсем не хотелось, требовалось срочно перевести мысли в тексты.          

 Чтоб свою повесть начать, мне требовался понимающий читатель, умный собеседник.  С появлением компьютера и Интернета, я долго гуляла в «Одноклассниках» в поисках ровесников. Дочери, сочувствуя мне, уверяли, в мои годы мало кто пользуется компьютером. Но, я продолжала искать.
Неожиданно в бесконечной Сети моя протянутая в Космос рука встретилась  с теплой ладонью женщины. Она, как и я искала взаимного понимания. Точек соприкосновения оказалось достаточно для того, чтоб начать переписку.
Так, благодаря Интернету, подарившему мне читательницу, я начала писать главу за главой.
Наша переписка затянулась почти на год. Постепенно она переросла в нечто, похожее на наркотик. Я не могла уснуть, пока не получала ответного письма или пока не узнавала, что она уже дома, что она здорова и у нее хорошее настроение. Позволю себе думать, с ней происходило почти тоже самое.  Тяжелейшая зависимость стала угнетать меня.
А, когда ночами, обнажая душу, я стала писать ей длинные письма, то, в какой-то момент с удивлением осознала, с перепиской надо заканчивать. Словно для подтверждения, мне попалась книга Януша Вишневского «Одиночество в сети». Прочитав ее, я  резко, не объясняя причины, не попрощавшись, отправила своей Собеседнице последнее письмо.

Может показаться странным, но вопросов, требующих объяснений, от нее почти не было. Видимо, мы обе устали, а может быть поняли друг друга без слов.
Тяжелейшая ломка стала отпускать меня только через пару месяцев. К счастью, я отвлеклась немного поездкой в Пушкинские горы. Затем, наступил невеселый период болезней моего мужа, и боль разлуки с Собеседницей притихла,  затаилась глубоко в душе.
Однако и писать главы своей повести я перестала, пока случайно, почти через год, не попала в группу пенсионеров, где встретила людей своего возраста. На их суд я с ужасом и страхом непозволительного, отдала первые главы.
Множество отзывов, они были разные: удивленные, возмущенные, благодарные, позволили мне завершить повесть и выложить ее не сайте.

После публикации наступила волшебная легкость, словно я оплатила давний долг. Благодарность читателям, отзывы от которых я получаю по сей день, переполняла меня. Я ощутила новое, необъяснимое неведомое раньше счастье.
Длилось это состояние почти месяц. ….. И наступила пустота. Изо дня в день,  особенно ночами, я ловила себя на том, что мои мозги непроизвольно продолжают писать новые тексты, новые главы. Мучилась я до тех пор, пока вновь не открыла папку «Мои документы» и не озаглавила новую повесть «На пороге старости». Главы которой я с удовольствием пишу.

Скажу еще, тихую боль разлуки с Собеседницей я успокоила самым естественным образом. Через полтора года молчания написала ей несколько осторожных строчек в надежде на ответ.
Как выяснилось, время для нее сложилось тяжело. На несколько дней она приезжала в мой город, чтоб поддержать любимого человека, пережила его тяжелую операцию на сердце.
Странно, но в этот же период, в предновогодние дни, я, удерживая собственное сердце в кулаке, бегала по больницам, навещая Роднулю, перенесшего  микроинсульты, что сделало его малоподвижным.
Думаю, наша временная разлука с Собеседницей была своевременной, у нас не хватило бы сил не только на встречу, но даже на переписку, не говоря уж, о беседах.
У нее, наверняка, все мысли были в той палате, где с любимым человеком возвращалась к жизни ее душа. А я молила Бога остановить череду инсультов, свалившихся на моего мужа, умоляла оставить ему в подарок ясный рассудок и человеческую речь. 
Наша осторожная переписка продолжается и поныне. Мы рады друг другу и надеемся никогда не потеряться.
 
***
В первую весну в апреле, поселившись в Ленинграде, я заметила, в одиннадцатом часу вечера на улицах города все еще светло. В мае в двенадцатом часу светло, как днем,. А в июне день настолько длинный, что вечером  забываются утренние дела. И почти незаметно ночь переходит в новый день. Уверена, в белые ночи продолжительность моей жизни увеличивается вдвое.
 
Середина июня. Одиннадцатый час вечера. Выхожу на балкон. Яркое солнце, высвечивает стоящие напротив дома и, отражаясь пожаром в стеклах верхних этажей, делает стены настолько белыми, что больно глазу.
Длинные тени вперемежку с солнечными бликами лежат на газонах. Листва незаметно темнеет, цвет становится глубоким.  С высоты голубого, почти синего неба смотрит странная прозрачная луна.
Птицы затихли. Людей не видно. Во дворе светло, как днем. Этот свет и непривычная человеческому уху тишина означают, что наступает белая ночь. Сознание не верит, потому я вновь, глядя в окно, буду размышлять о вечном и наблюдать, как солнечные лучи меняют цвет неба, зелени, домов.   
Полночь. Вечерние краски приглушаются сиреневыми оттенками, горизонт высвечивается фиолетово – розовой полосой. Зелень деревьев и травы сливаются в почти черный цвет. В небе к синему добавляется розовый с примесью желтого. Призрачный свет льется на землю, не меняя темных тонов зелени. 
Притихшие дома цвета слоновой кости смотрят на меня сонными белесыми окнами. Все земные тени и полутона исчезли. Высоко в небе бесшумно пролетает большая ночная птица.
Ближе к часу ночи синева неба покрывается легкой дымкой. Розоватый горизонт поднимается выше. Низкое солнце посылает в окна оранжевый цвет.
Еще через полчаса картина за окном становится гипнотической. Все земные предметы становятся черными, но удивительно различимыми, входя в резкий контраст со все еще светлым глубоким синим небом, отражающим вместе с окнами последние лучи заходящего солнца.
Наконец, высвечивая дома, темнеет и небо. Никаких огней, никаких фонарей, только окна верхних этажей, ожидая скорый восход, будут хранить отблеск редкого по красоте уходящего дня.
За окном гравюра белой ночи. Время моей бессонницы.

***
Постепенно понимаю, рушится все, что мы делали, что делаем – рушится все, что материально. Все рано или поздно теряет цену. Для сегодняшнего поколения наши достижения не имеют того значения, какое мы им придавали и придаем сейчас. Оспаривается и духовное. Отсюда наша печаль и постоянное чувство "неправильного"...
Последнее «неправильное» повергло меня в состояние мрачной тоски. Любимый многими, святой для России день – День рождения А.С.Пушкина  в одночасье законодательно назвали Праздником русского языка. Придав дню высокой духовности суетливую политическую окраску.
Мне это видится так, словно бы на Стрелке Васильевского острова воздвигли стеклянный супермаркет в сто этажей, а между Ростральных колонн стоянку для автомобилей. Нельзя быть такими опрометчивыми. За все воздастся!

***
На предыдущей неделе я посетила Академию художеств. Это великолепное здание на Васильевском острове напротив египетских сфинксов, всегда поражало меня своим величием, благородством внутреннего сохранившегося пространства. Множеством колонн, обилием скульптур и настенной живописи.
В восьмидесятые годы я была в этом здании почти ежемесячно. И попадая в Екатерининскую эпоху, вливаясь в поток студенческой молодежи, затаив дыхание, обходила все, доступные мне (по служебному инспекторскому удостоверению) залы.
И, вот, почти через двадцать пять лет я оказалась в одном из любимейших зданий моего города. Описывать красоту лестниц, галерей, залов и сводов я не буду. Моих знаний и слов для этого недостаточно. Я пришла посмотреть выставки работ Сальвадора Дали, Пабло Пикассо и работы молодых скульпторов.   
Небольшой вестибюльный зал встретил меня, как и прежде,  стройностью парных колонн и множеством лестниц. Поснимав эту красоту, поднялась на второй этаж и обнаружила стоящую посреди великолепного зала со скульптурами раму металлоискателя и строгую женщину в форме охранника.
Смущаясь, я сделала несколько снимков. Не услышав замечаний в свой адрес, под внимательным взглядом строгой дамы, обошла все углы,  фотографировала со всех интересующих меня ракурсов.   
Затем, с трепетом пройдя сквозь металлоискатель, устремилась в конференц-зал.  Войдя в него, я присела на обитые кожей, стоящие амфитеатром старинные скамьи и, вглядываясь в купол с сохранившейся первоначальной росписью, прочувствовала, насколько настоящее, не  новодел, важно нашей душе.
Рядом, на скамьях, сидело множество пожилых людей в самых разных позах, выражающих тревожное ожидание. Оказалось, в соседнем зале с росписью на стенах, шла защита дипломных работ. Я позволила себе на цыпочках пройти и туда, сфотографировать, послушать негромкие наставления будущим художникам.
Вспомнив о цели прихода, на выходе из зала, я встретила удивительно знакомого человека едва успевавшего здороваться со встречными людьми. Через пару шагов память мне напомнила, я повстречала Владимира Александровича Гусева, директора Русского музея.
Когда-то, в инспекторские годы, я была в его кабинете вместе с Натальей Леонидовной Дементьевой перед тем, как посетить полулегальную выставку Павла Филонова. Как же давно это было… и какое счастье, что это было и что я все еще помню тему и атмосферу разговора в том кабинете. Уверена, та встреча, как и многие другие, настолько украсили мою жизнь, что и по сей день, я с удовольствием перебираю в памяти ее страницы.   
 
На третьем этаже я зашла в выставочный зал, машинально пройдя несколько шагов, окинула взглядом небольшую экспозицию. Это и была выставка гравюр Сальвадора Дали. Чуть поодаль стояла тумбочка, за нею сидели три дамы моего возраста. КАССА!
Цена билета 200 рублей плюс за фотоснимки 50 рублей. Я сказала дамам, что подумаю и отправилась искать зал с П.Пикассо и со скульптурами. История повторилась. Везде по 200 + 50 = 250 рублей.  В итоге, чтоб посмотреть три желаемые экспозиции мне требовалось уплатить 750 рублей. Добавлю, в выставочных залах не было ни одного посетителя. 
В зале скульптур у кассы я открыла фотокамеру, намереваясь сделать от входа единственный снимок. Все сидевшие дамы возмущенно подскочили и кинулись на меня, словно я собираюсь их взорвать. На каждое cвое шуточное слово я услышала три оскорбительных. Со словами:
- Даже в Эрмитаж пенсионеры ходят бесплатно! - я повернулась и пошла восвояси. Одна из дам последовала за мной, не позволяя  сфотографировать даже лестницу, по которой я спускалась под ее крик.
- Может, вы и сфинксов бесплатно фотографировать запретите? – обернувшись на  ретивую смотрительницу, спросила я.
- Будет надо, и запретим! – уверенно парировала она, провожая меня взглядом. 
- Ведь, и запретят же когда-нибудь! – подумалось мне.
На набережной я сделала удачные кадры. Сфинксы мудро смотрели мимо меня вдаль. Всматриваясь в лицо одного из них, я мучительно соображала, где я видела этот взгляд.
Придя домой, разглядывая фото в компьютере, меня осенило:
- Боже, да это же лицо моей любимой Собеседницы. Той самой, которую я нашла в Космосе Интернета, той самой, кому я доверяю свои мысли, заботы, мечты, беды и желания….

***
На днях мне позвонила соседка со словами:
- Зиночка, вот, ты знаешь все. Скажи мне, пожалуйста, видела ли ты массажные кровати и как к ним относишься.
Свой вопрос она задала после посещения магазина, где проходит акция «массажные процедуры на массажных кроватях БЕСПЛАТНО». Мало того, в этот же день она рискнула там лечь на кровать и испытать  процедуру на себе. И теперь, под вечер не может определить, насколько после массажа она стала гибче, здоровее и бодрее. И, вообще, пойти ли на массаж завтра, а может быть со временем надо купить эту кровать.
В вопросе, в голосе звучал такой интерес, что, встревожившись, я расспросила ее о самочувствии, о последствиях. 
Узнав, что особых последствий нет, но в момент массажа валиком, были такие боли, что она почти криком кричала, я взволнованно стала ей объяснять, неподготовленному «туловищу» в нашем возрасте, а соседке уже было семьдесят пять лет, жесткие процедуры на пользу не пойдут. Посоветовала ей быть к себе внимательней и только на другой день решать, идти ли снова или нет. 
С соседкой мы знакомы тридцать лет. Оттого знаю, ее дотошность и решительность. Пока ответа не получит, пока не уверится – кровать, хорошо это или плохо, в покое она меня не оставит.
Действительно, сегодня утром она позвонила вновь. И очень вежливым, ласковым голосом попросила меня посмотреть в Интернете мнения людей об этих кроватях.
Услышав, естественно, только положительные мнения, она вновь обратилась ко мне, но уже с просьбой:
- Зинуленька, прошу тебя, зайди в магазин, посмотри эти кровати, послушай, что о них говорят….
Я снова пыталась ей объяснять, лучший для позвоночника массаж – кататься по полу, причем понемногу ежедневно и многие годы.
В конце концов, я пообещала, что зайду, посмотрю эти чудесные корейские массажные кровати.

И что же вы думаете, днем, когда я шла по своим делам, совесть не позволила мне пройти мимо «кроватей». Мало того, войдя в зал, по каким-то гипнотическим причинам, я оказалась на одной из них. И, лишь, когда, выгибаясь, почувствовала под собой жесткий неумолимо бессердечный валик, поняла, что бежать уже поздно. Придется терпеть и страдать ради того, чтоб самой убедиться в правоте собственных слов.
Кровать меня мучила катком асфальтоукладчика более получаса. Я лежала с закрытыми глазами и, прислушиваясь к своему телу и к стонам соседок, не первый раз решившихся на эксперимент, думала:
- Если я, человек, много лет занимающийся йогой, чувствую неприятную боль от процедуры, то, что вынуждает этих женщин неоднократно принимать эти муки. Неужели надежда на выздоровление? А может быть из-за двух чарующих слов «массаж» и «бесплатно»?       

***
Близится самый мрачный день в году. 22 июня. День начала войны. Семьдесят лет назад началась страшная война, искалечившая судьбы миллионов людей. Искалечившая судьбу моего поколения.
Но, я не ропщу, ко мне она была благосклонна. А может быть, я сама при всех ее поворотах не сдавалась, искала и находила в ней малейшие признаки шансов, к которым интуитивно всегда готовилась и, рискуя потерять все, бросалась в полную неизвестность.
Меня, ровесницу мрачной даты, судьба водила нелегкими дорогами и опасными тропами. Увела от Бабьего Яра, дала подрасти в изувеченных химическим оружием Шиханах, Вольске.
Я знаю, что такое «саратовский дождь», «байконурский бескунак», новосибирский мороз, петербургские белые ночи. Я жила в самых разных условиях: от вагончика и полуподвала, от съемной комнатки, где не умещалась кровать, до собственного дома в деревне, до уютной квартирки в Петербурге.
Я научилась делать многое, сменила множество профессий, но оставалась верна основной из них – книге. Все мои увлечения, родились благодаря книге. Все самые яркие в жизни встречи случились благодаря книге.
Я знаю, что такое любовь. Что такое дети, внуки, правнуки. Обо всем этом мне судьбой было велено написать книгу. И я написала ее.
 
Перечитав написанное, удивилась, почему сплошное «Я»? Почему не «Мы» с Роднулей? Ответ пришел неожиданно. Выше я писала, на пороге своего семидесятилетия мой муж пожелал свой режим, свою отдельную комнату, свой компьютер, свой телевизор и только свои, ему принадлежащие дни, часы и темы для размышлений. Он хотел быть сам с собой, со своими интересами. А я, чтоб была невдалеке и не утруждала бы его своими заботами, советами, подсказками, планами. Он мне постоянно твердил:
- Пожалуйста, меньше заботься обо мне!
Понемногу мы так и стали жить – по-соседски доброжелательно, внимательно, но не навязчиво. Конечно, любящая женщина во мне осталась, поэтому всегда знаю, в какую минуту я ему нужна.
А он, невзирая на тяжелые диагнозы и их последствия, сохранивший пленившую меня когда-то неторопливую мужественность, на семьдесят седьмом году жизни, остается для меня опорой, глыбой, каменной стеной. И нет для меня страшнее дней, чем дни, когда Роднуля болеет.
При всем этом, пришло удивительно спокойное время, большую часть суток я могу посвятить себе. Оттого и возникло, наконец, понимание цельного образа собственного «Я».    
 
Приближается и мое семидесятилетие. Пишу эти строки и поражаюсь, как быстро проходит жизнь. Как она коротка и одновременно длинна. Как она нелегка и, вместе с тем, прекрасна.
И, хотя наука говорит о том, что переступая юбилейный рубеж, мы переходим в возраст старости, я буду продолжать жить без оглядки на возраст, на телесные недомогания, на душевную усталость. Буду принимать новый день, как подарок судьбы, словно он последний….
Ура! Да здравствует жизнь! Я переступаю порог, я дожила до старости!