Объявление войны до сих пор эхом стучит по барабанным перепонкам. Вроде бы много лет уже прошло, вроде бы все привыкли давно, а страх никуда не девается.
Седая мама стирает с морщин соленую воду; ты смотришь на экран пустым взглядом, устало вздыхаешь. Красивая диктор, одетая в строгий костюм, произносит заученные фразы, которые завтра будут гулять по улицам. Как-то невзначай упоминается терроризм и голод, и как-то навязчиво долго говорится о благополучии тети Зины из села Кикино. Внутри тебя что-то давится словами, пытается бунтовать. Ты молчишь, парализованная всеобщим бездействием.
Дальнозоркие генералы оккупируют площади лозунгами: «мы победим», «все для мира», «все для любви», «мы будем счастливы». Хватит! Достаточно! Ты буквами пророчишь своей стране печальный исход, но слушатели не слушают больше, а чтецы не читают.
Если вся правда кончилась, то нельзя ли позволить людям доживать свое время в тишине, нельзя ли заменить «любовь» на «да пошли вы к черту», «счастье» на « я еще поживу чуть-чуть», «не печалься» на « мне не нужно чужих советов»?
По утрам приходится собирать себя по предложениям, каждая запятая – новая боль, каждая точка- чья-то смерть. Друзья – собутыльники, спящие рядом с тобой на бетонном полу, вчера подарили тебе ружье, теперь тебя нарекут сумасшедшей и отправят в больницу, давно пора.
Средства массовой информации давно отравились просроченными сенсациями. Теперь, вот, клеймят тех, кто не может молчать. Завидуют, ведь, скоты, да признаться стыдно, что кроме желания угодить властям у них ничего не осталось.
Люди теряют разум, топя страхи в спирте, а ты все пытаешься понять, как так выходит, что голос неожиданно хрипнет.
Когда-нибудь, увидев твою фамилию в хрестоматии, потомок вспомнит эпоху, раскрашенную фотографиями и расписанную сухими словами. И рот, который успеют тебе зашить, закричит так, как никогда не кричал.