О том, какая угроза возникла для международной репутации Эдуарда Шеварднадзе со стороны его личного оператора, когда Фидель Кастро впервые появился на публике в гражданском костюме
"Уменье пить не всем дано,
Уменье пить - искусство,
Умен не тот, кто пьет вино
Без мысли и без чувства.
Вино несет и яд, и мед,
И рабство, и свободу,
Цены вину не знает тот,
Кто пьет вино, как воду".
(Восточный поэт прошлых веков).
Самолет приземлился благополучно, и мы вскоре оказались в Копенгагене. Мы – это правительственная делегация Грузии во главе с президентом, а с ней и пара десятков журналистов. Предстояла международная конференция ООН по проблемам преодоления бедности и прочих социальных невзгод в странах Азии и Африки.
В права вступала ранняя осень 1999 года. То есть, прошло два года после того, как в Грузии наметились какие-то признаки экономического роста. Пусть во многом эфемерные и едва различимые – после разгула социально-политической анархии и гражданских конфликтов. Но тем не менее.
В любом случае, однако, не вполне было ясно, какое содействие мог оказать Эдуард Шеварднадзе международному сообществу в «преодолении бедности». По пути в Копенгаген подумалось: а чем способен помочь лидер экономически неблагополучной страны, склонной к внутренним раздорам и гражданским конфликтам, бедствующему населению Африки? Какие мог дать советы и подсказать рецепты? Разве что внести посильную лепту в укрепление мирового общественного мнения относительно общей обеспокоенности. Ведущие страны мира, Международный валютный фонд, Всемирный банк, эти и другие великие и прочие спонсоры, вольные или невольные пособники закабаления народов, прядильщики глобальной финансовой паутины – так или иначе помочь способны. Хотя и не решающим образом. А Грузия и Эдуард Амвросиевич, еле выживший после терактов и слегка дезориентированный «перестроечными» идеями и проблемами применения рыночной модели в одном из беднейших обществ? Вряд ли, конечно. Но самому президенту Грузии участие в подобных форумах необходимо было для появления в высшем политическом свете. Для утверждения собственного международного авторитета. Бодрого осознания того, что с его точкой зрения мир по-прежнему считается. Тем более что для выступления на конференции приехали главы стран «Большой семерки», включая Билла Клинтона и Франсуа Миттерана. Появился после долгих лет самоизоляции Фидель Кастро. Форум почтили своим присутствием президенты десятков стран Европы, Азии, Африки, Латинской Америки. Естественно, там был и генеральный секретарь ООН, тогда – Коффи Анан.
Нищета и отсталость, массовые несчастья людей, погруженных в пучину невыносимых мучений, охвативших государства и континенты, никак не способствуют решению проблем глобальной стабильности и безопасности: голод портит настроение и нервы. Шеварднадзе был приглашен как авторитетный со времен конца «холодной войны» лидер, как обладатель некоего персонального статуса, поскольку статус его страны вряд ли внушал доверие. Он по-прежнему удерживался в памяти международной политической элиты в качестве одного из «архитекторов нового мира», как тогда любили говорить, и, между прочим, в те времена казалось, что мир этот становится менее противоречивым и более единым в благоразумных решениях, хотя затем все оказалось с точностью до наоборот. Впрочем, политический имидж почтенного Эдуарда Амвросиевича в самой Грузии зависел не столько от его личных усилий, сколько от работы тех медиа-служб, которые фокусировали свое внимание на этой любопытной, на долгие годы застрявшей в политической жизни, фигуре. И, заодно, его репутация зависела, конечно, от тех немногих «придворных» репортеров и телевизионных операторов, которых пресс-служба президента перед отправлением за рубеж неизменно вносила в список «представителей прессы».
Это были люди, одна часть которых поднаторела в умении снимать на пленку, а другая - по мере возможности комментировать события, придавая им дополнительное значение для родной страны. Правда, творчества здесь было мало. Требование состояло в точном, но и в духе комплиментарности, отражении неутомимых странствий и внешнеполитических событий с участием легендарного политика, который трудился прежде всего "на благо родного Отечества". И репортеры с операторами старательно лепили представление о деятельности президента для телезрителей и истории, запечатленной в документальной хронике – в видеолетописи и на газетных страницах. Создавали, так сказать, пропагандистский фон.
Конференция начиналась утром следующего дня, и свободного времени у нас оказалось немало. Заманчивыми возможностями к тому же соблазнял вечер, наступавший под розовым небом в одной из скандинавских столиц.
Так или иначе, но прежде следовало поужинать. А уж там, как говорится, будет видно...
Еще в самолете, перед самым приземлением, пресс-секретарь президента попросил всех журналистов посвятить вечер отдыху, чтобы набраться сил. «После ужина лучше пораньше уснуть, потому что дел наутро будет невпроворот», - предупредил он. Когда именно лучше погрузиться в сон, – не уточнил.
После ужина все действительно уединились в своих номерах. Это было невыразимое счастье – уткнуться в кипенно-белые подушки после горячего душа. Ибо на родине горячего душа давно не было. Министры не в счет. Когда же стали просыпаться, то оказалось, что часы показывали лишь начало восьмого – по местному, естественно, времени. Восстановление сил прошло успешно. Теперь их следовало использовать в каких-нибудь приятных, или хотя бы полезных, целях.
Не стали предаваться сну только несколько членов делегации. Среди них – президент, который ночью спал по застарелой автоматической привычке не больше четырех часов, а днем вроде и вовсе никогда не отдыхал. Конечно, не дремали начальник его личной охраны и с ним четверо дежуривших у президентского номера сотрудников службы безопасности. Им спать не полагалось. Но не спал, как выяснилось, и телеоператор Малхаз Зауташвили – «личная камера» президента. То есть, человек, который... Как бы это объяснить?! Снятые им кадры становились затем основой для телевизионной летописи о политической деятельности «Бабу» - то есть, «Деда», как все величали Эдуарда Шеварднадзе в его административном окружении. «Дед» дорожил своим почетным местом, прочно занятым в галерее всемирно известных политиков, в чем не раз приходилось убеждаться в ходе зарубежных форумов и официальных визитов. И старался добиться такого же к себе уважения в собственной стране, где к нему относились по-разному. Одни занимались тем, что без конца иронизировали, но терпели, потому что не было иных руководителей, способных поддерживать хотя бы относительную стабильность раздираемого противоречиями государства. Другие желали ему политического долголетия. Третьи – ненавидели за возвращение из Москвы и появление во власти после свержения неудачливого апологета независимости и свободы Звиада Гамсахурдиа. Кумира националистически настроенных слоев, отчасти и во многом маргинальных. Так или иначе, а реноме бывшего министра иностранных дел СССР в ходе зарубежных визитов выглядело вполне убедительно. Но в те дни, о которых идет речь, оно оказалось перед серьезной угрозой. Перед ужасным, можно воскликнуть, международным испытанием!
Если бы Малхаз просто не спал, то и ничего особенного. Но дело было в том, что он, никогда не позволявший себе лишнего в ответственные минуты работы с президентом, еще в самолете «принял» пару сотен граммов коньяку. Любезно угощал его необыкновенно улыбчивый человек в ранге заместителя министра иностранных дел. А в гостинице датской столицы Малхаза пригласил в свой номер кто-то из скучающих чиновников, и тоже предложил «немного выпить». Пили водку. Кто-то вспоминал потом, что это было грузинская самогонная продукция градусов под 80, виноградная водка отменного качества, так называемая «чача». А кто-то утверждал, что после водки они осушили и целую бутылку виски. Сам Малхаз предпочитал о деталях той истории не распространяться. Понять его, конечно, было можно...
В небольшом фойе отеля стали собираться члены делегации. Стали обсуждать – чем бы заняться. В исторический или художественный музеи идти было поздновато. Ближайший театр находился в шести километрах от гостиницы. Впрочем, как объяснил администратор отеля, билеты были проданы еще до нашего приезда. Этот ответ вполне удовлетворил одного из сотрудников аппарата президента, который, тщательно скрывая свои намерения, мучительно выбирал между посещением пивного бара и визитом в публичный дом. Но затем, притворно ругнув местные порядки, все-таки предпочел пиво.
Решили, как всегда, совершить прогулку по городу. Заглянуть в магазины, беглым взором окинуть достопримечательности, изучить местную, что называется, инфраструктуру, познакомиться с простыми датчанами и, если повезет, с датчанками тоже. Среди тех, кто отсутствовал, были Малхаз и тот же пригласивший его чиновник – заместитель главы внешнеполитического ведомства. Ну, а мы прогулялись, осмотрели, заглянули в пивной бар, напоминавший иллюстрации к сказкам Андерсена. Пиво с солеными орешками освежило наши кровеносные сосуды и призвало к безудержности жизни. Но пора было идти обратно, и мы вернулись в наш уютный отель. Обремененные светлыми размышлениями о преимуществах свободного времени в свободной стране, снова уселись в мягкие кожаные кресла в вестибюле.
Малхаз и чиновник тем временем повалились от усталости и выпитого. Оба захрапели в номере чиновника. Оператор, не раздеваясь, расположился на ковре рядом с диваном, а его «сотрапезник» – как полагается разумному чиновнику, благонравно посапывал в спальне под одеялом, к тому же после душа с благовонными шампуневыми средствами и гостиничным душистым мылом.
Скучать в фойе долго не пришлось. Обычно строгие и знающие во всем меру парни из охраны президента, предусмотрительные и запасливые, вдруг появились с внушительной картонной упаковкой, вмещавшей, как оказалось, десять бутылок отборного грузинского вина. Это было красное десертное вино, вкусное и терпкое, обманчиво сладковатое, вызывающее обильный прилив жизненных сил. Способное вызвать веселье и озорство даже у самых угрюмых обитателей бренного мира. Уселись за столом, установленном в отсеке фойе. Отсек был полуприкрыт плотной бордовой гардиной. Позвали и нас – тех немногих, кто оставался в фойе, и стали спешно откупоривать бутылки. Пили мы не спеша, произносили коротко тосты, балагурили и смеялись. Потом пригласили мэтрдотеля, налили ему. Поблагодарив, он сначала отказался, но потом все-таки пригубил, причмокивая, и сказал – о’кей. Толстушка Нато Ониани, которая по понедельникам вела радиоинтервью с президентом, вдруг запела. Потом остановилась и говорит мне: «Ты ведь, я слышала, пианист. Садись за инструмент». Ну, пианист я не такой, конечно, чтобы излишне обольщаться, но сыграть в теплой компании можно, да еще за границей, в далеком Копенгагене. Уселся за рояль, и полились звуки песен, исполняемых в фойе вполголоса. Тост за тостом, песни и голоса становились все громче. За столом пели, запивая берущие за душу песни изумительным вином. Бокалы призывно наполнялись и опустошались. И вдруг перед нами, словно с небес спустился, появился Малхаз Зауташвили – в одних трусах, с сияющей улыбкой на лице. «Как здорово, что вы меня разбудили!» - радовался он, протягивая руку к бутылке. «Тебе завтра работать, зачем еще пить?!» - полувопросительно спросил Ираклий, заместитель начальника охраны президента. «А что случится? Все сделаем, как всегда», - отмахнулся Малхаз. Охрана с ним не спорила. Все-таки это был личный оператор президента, испытанный и надежный, проверенный в условиях многочисленных зарубежных визитов. Не спорила, но натянуть штаны, прежде чем появляться перед взором персонала отеля, потребовала. Оператор, к месту вспомнив, что находится в одной из стран цивилизованной Европы, подчинился. "Я мигом", - ушел, облачился в штаны и вернулся.
И Малхаз снова выпил. Да так, что лучше бы он вообще не притрагивался к вину. Поначалу все было в порядке, но затем стартовый коньяк, грузинская чача и вино, вкупе с промежуточным виски, привели к самоубийственному эффекту. Точнее, к алкогольному аффекту.
Пил он, по кахетинскому обычаю, большими глотками. Не скажу, что выпил он много, но пока я, скажем так, аккомпанировал, а Нато с охраной вполголоса пели, Малхаз стал все больше расходиться и, принимая на грудь, решил присоединиться к этому квартету. Внезапно запел во весь голос, смущая персонал гостиницы. Деликатные датчане улыбались, поглядывали на часы, пожимали плечами и шепотом переговаривались между собой. Часы же показывали двадцать минут одиннадцатого. Малхаз пел с каким-то отчаянием и безудержностью, как будто только что обнаружил в себе эту способность. Остальные притихли: не хотелось беспокоить в вечерний час постояльцев, к тому же назавтра были нешуточные дела. Малхаз пел и пил, пока его не отвели в номер в принудительном порядке.
Заснуть ему не удавалось долго. Минеральная вода не помогала. Его, простите, подташнивало даже после облегчающих судорожных рвот. Он охал, то громко вздыхая, то впадая в забытье, то снова приходя в себя и проклиная судьбу и собственное легкомыслие.
Наутро, когда Малхаз появился в холле, где был назначен сбор для отправления на конференцию, его вид привел членов делегации в уныние. Ждали президента. Перед гостиницей выстроилась череда автомобилей, обслуживающих делегации. Малхаза решили усадить в машину заранее, что и сделали. Всю дорогу он издавал стоны, держась рукой то за голову, то за сердце. Потом мы увидели, как он стал сползать с сиденья. Подхватили, налили минеральной воды. Малхаз пытался улыбаться. Доехали наконец до дворца, где начиналась конференция ООН. Вышли из автомобилей. Все не без тревоги поглядывали в сторону «личной камеры». Многозначительно покачивал головой министр иностранных дел. Волновались и находились в ожидании вселенской катастрофы все остальные.
У Малхаза подкашивались ноги, но он старался и держался как мог. Личного оператора поддерживали друзья с обеих сторон под руки, а затем неторопливо и осторожно понесли по лестницам величественного здания, украшенного множеством флагов. Его вели, словно это был какой-то всеми почитаемый престарелый политический деятель, которого подвело здоровье при трезвом уме и твердой памяти. Все, как полагается, были при галстуках, как и сам Малхаз, распространявший невидимые пары чачи и красного вина. Марку последнего не называю, поскольку просто не помню.
Отсутствия Малхаза, к счастью, Шеварднадзе не заметил, полагая, что тот и без того знает, чем и как заниматься. Президент вошел в зал заседаний вместе со свитой помощников и министров, расположился в отведенном ему месте. Слева и справа от партера были установлены сотни камер, кроме одной: Малхаз признался в недееспособности, хотя мог об этом и не говорить. Вместо него, «выбывшего из игры», на поле исторической встречи вышел другой оператор – совершенно трезвый, но обеспокоенный участью товарища, Созар Гулбани. Он ловко втиснулся в ряды операторов из разных стран и успел включить камеру за секунды две до вступительного слова генсека ООН.
Тем временем Малхаз Зауташвили решил прилечь – метрах в десяти от входа в концеренц-зал. Точнее, вынужден был это сделать, поскольку стоять был уже не в силах. Просто повалился, как подрубленный.
Именно в этот момент я совершенно неожиданно встретил в вестибюле Айвара Бауманиса – бывшего рижского журналиста, который приезжал в 1980 году в Тбилиси на памятный всесоюзный фестиваль рок-музыки «Весенние ритмы». С тех пор мы тесно общались: Айвар не раз ездил через грузинскую столицу в азербайджанский грязевый курорт Нафталан для лечения ноги. Мы бродили по старым кварталам города, болтали обо всем понемногу, пили грузинское вино и пиво, которое, в отличие от вина, он называл «дерьмовым», слушали музыку – то Баха, то «битлов» и Диззи Гиллеспи. Потом он уезжал в Ригу – до следующего приезда. Однажды привез в подарок виниловый диск с песнями Раймонда Паулса. После развала СССР я его не видел. И вот, пожалуйста, сам Айвар Бауманис, но уже не журналист комсомольско-молодежной газеты, не директор Латвийского информационного агентства, а постоянный представитель этого прибалтийского государства в ООН. Мы обнялись, я его поздравил с должностью. «Если бы я знал, что меня назначат в ООН, я развалил бы СССР до Горбачева», - широко улыбаясь, громко пробасил Айвар. И тут же понизил голос, вспомнив, где и в каком окружении находится. Спросил, как поживает супруга. «О-о, как она готовит, до сих пор помню!». И вдруг прервался. «Что там происходит?». Спрашиваю – где? Он показал, вытянув руку.
Вокруг пальмы, вставленной в огромную кадку, сгруппировались грузинские журналисты. Малхаза успели отвести в туалет, чтобы, простите еще раз, он избавился от тошнотворных ощущений, и привели обратно. В эту минуту, закончив выступление, из конференц-зала вышел Франсуа Миттеран. Группа привлекала внимание, и президент Франции приблизился к ней с неформальным вопросом – все в порядке? «Спасибо, не беспокойтесь», - также на английском ответила корреспондент грузинского телеканала. Миттеран прошествовал дальше. Через десять минут появился Фидель Кастро – в черном костюме и при красном галстуке на белой рубашке. Облик лидера кубинской революции совершенно не вязался с традиционным представлением о его внешности, причем настолько, что узнать его помогла борода. Команданте подошел поближе к группе, окружившей стонущего Малхаза, а затем, теснимый собственной охраной, большими шагами покинул территорию похмельного синдрома.
Извиняющегося Малхаза при помощи охраны Шеварднадзе переправили в гостиницу до того, как президент Грузии закончил свое выступление. «Дед», сойдя с трибуны, минут через двадцать вышел к журналистам и спросил: «Где Малхаз Зауташвили?» Ответили, как было задумано: «Уехал в гостиницу, чтобы не терять времени для подготовки видеорепортажа». Шеварднадзе был доволен. Похвалил оператора. Молодец, говорит. «Все бы так работали. Ну и вы тоже приступайте», - обвел нас президент критическим взглядом.
Я прерву рассказ, чтобы позвонить Малхазу и напомнить ему об этой истории. Интересно, что он скажет...
Ну да, помнит отчетливо. «До сих пор стыдно, - отвечает честно. - Но после того случая президент стал еще лучше ко мне относиться, поверишь? Ничего он так и не узнал. Старина, сам понять не могу – как и почему. И каким образом это случилось, что даже «разведка» не донесла?».
Скандальный инцидент во всех деталях и красочных подробностях запомнился всем, кто сопровождал тогда президента в датской столице. Но никто из них не помнит о том, какие именно советы дал Эдуард Шеварднадзе мировому сообществу для разработки международной стратегии борьбы с нищетой в Африке. Впрочем, что он мог сказать особенного...