В первой половине ХIХ века на берегу Балтийского моря в городе Стокгольме жили Нобели - Эммануил и Андриетта. И было у них три сына мал мала меньше - Людвиг, Роберт и Альфред. Андриетта пряла свою пряжу, а Эммануил изобретал свои изобретения. Только не было от них ни богатств, ни счастья, а одни только долги да неприятности. Пошёл тогда Эммануил к Балтийскому морю и стал кликать Золотую Рыбку. Приплыла к нему Рыбка, спросила: «Чего тебе надобно, Нобель?» «Помоги мне, Государыня Рыбка», - попросил Эммануил. «У нас, Золотых Рыбок, так заведено: если поймают, а потом в сине море отпустят, то мы можем помочь, а без этого – только совет даем», - сказала на это Рыбка. «Ну, ладно, дай хоть совет». И рассказал Нобель, что он изобретает разные нужные вещи для человечества. Например, вот придумал надувной матрас или эластичную ткань резину, из которой галоши да сапоги сделать можно. Только человечество говорит: «Зачем нам надувные матрасы – мы на воде не спим!» Или: «Зачем нам сапоги и галоши, у нас вон засуха какая!» И ничего у него не заказывает. Выслушала его Золотая Рыбка и сказала: «Брось ты эти галоши да матрасы, изобретай лучше боеприпасы!» «Так ведь не воюет никто», - удивился Нобель. «Война - дело наживное», - ответила Рыбка и бултых в воду.
Вернулся Эммануил домой, устроил лабораторию в сарайчике и стал проводить опыты над взрывчатыми веществами. И вскоре получилась у него мина. Да не простая, а морская. Он даже испытал её в корыте с водой. Корыто разлетелось на мелкие кусочки. Андриетта рассердилась и хотела было отправить мужа к Золотой Рыбке за новым корытом, раз она ему такие советы дает, да передумала.
А Эммануилу в этот же день приснился сон, будто Рыбка у него спрашивает: «Что ж это ты изобрёл такое?» «Так морскую мину, чтоб вражеские корабли из-под низа взрывать», - отвечает спящий. «А ты о нас подумал? Эх, Нобель, Нобель…» И опять бултых в воду. Эммануил как закричит во сне: «Смилуйся, Государыня Рыбка!» И проснулся от своего же крика. Весь день ходил сам не свой. Потом немного успокоился и подумал: «Может, обойдётся как-нибудь».
Но не обошлось. Как-то пошли они с детьми гулять в Главный Парк города Стокгольма. Долго ли, коротко ли гуляли, не помнят. Но когда вернулись домой, то увидели, что дома-то никакого и нет уже. Сгорел. Только шведские стенки и остались. Заплакала Андриетта с детьми горькими слезами. А Эммануил сказал жене: «Не реви, а лучше накрой нам шведский стол, поедим и отправимся в Россию. Построим минный заводик в Петербурге и заживём лучше прежнего». В Европе тогда каждый знал, что здоровье надо поправлять в Италии, а благосостояние - в России.
В России Правительство обрадовалось изобретениям Эммануила. Наладил он минное производство, да ещё вдобавок – и оружейное, назвал всё «Нобель и сыновья». Пошли военные заказы. От избытка боеприпасов стала Россия задираться к разным коалициям, окружавшим её. Получилась Крымская война. Вспомнил тогда Эммануил слова Рыбки: «Война – дело наживное».
Купили Нобели дом в Петербурге. Стали устраивать на минные деньги балы со шведскими столами по четвергам, а дети - получать хорошее домашнее образование. Эммануил и Андриетта любили всех своих сыновей. Но младшего – больше. Он родился слабым, болезненным, и всё время в детстве был на грани жизни и смерти. Когда Нобель старший рассказывал кому-нибудь о детях, то говорил о старшем Роберте: «Мой гениальный спекулянт», о среднем Людвиге: «Мой гениальный инженер», а о младшем: «Мой гениальный Альфред». Роберт и Людвиг рано стали работать на семейном предприятии. А Альфреда все жалели. В один прекрасный день он объявил всей семье, что пишет стихи и хочет стать поэтом наподобие Шелли. А боеприпасы ему не интересны. Опечалился Эммануил, но перечить не стал.
Так с тех пор и пошла у них жизнь: Андриетта пряла свою пряжу, Эммануил, Роберт и Людвиг производили мины да ружья, а Альфред писал стихи у себя в комнате. Когда наступал бальный день четверг, то читал их разным привлекательным женщинам. Все женщины тогда проявляли интерес к Альфреду. Во-первых, было модно интересоваться поэзией. Во-вторых, у него по причине слабого здоровья было самое бледное чело во всём Санкт-Петербурге. А бледные чела тоже как раз были в моде. Раз среди женщин Альфред заметил девушку Анну, которая показалась ему краше всех. С того четверга он стал ей посвящать все стихи. А через два-три бала решил жениться. Да не успел. Анна понравилась другому молодому человеку, подающему надежды в математике. И он вызвал Альфреда на математическую дуэль. Но Альфред Нобель был слаб в науках, задачку не решил, и Анна из практических соображений пошла замуж за математика. Хоть он и не писал стихов, а чело для бледности мазал белилами. «Ну что, сынку, помогла тебе твоя поэзия?» - спросил Эммануил у Альфреда. Ничего не ответил Альфред, ушёл в свою комнату. Перестал есть-пить, а стихи свои стал жечь. Испугалась за него семья. И отправил Эммануил сына на берег Балтийского моря. Там Альфред кликнул Золотую Рыбку. Приплыла к нему Рыбка, спросила: «Чего тебе надобно, Нобель?» «Помоги мне, Государыня Рыбка», - попросил Альфред. «У нас, Золотых Рыбок, так заведено: если поймают, а потом в сине море отпустят, то мы можем помочь, а без этого – только совет даем», - сказала на это Рыбка. «Ну, ладно, дай хоть совет». И рассказал Нобель ей о своих неудачах в любви. Выслушала его Золотая Рыбка и сказала: «Брось ты этих баб, займись лучше физикой и химией!» «А как же любовь?» - спросил Альфред. «Любовь - дело наживное», - ответила Рыбка и бултых в воду. Когда он вернулся домой, то сказал отцу так: «Скоро не останется ни физика, ни химика, которые были бы лучше меня».
С тех пор Альфреда как подменили. Он всё время занимался изучением физики и химии или опытами над взрывчатыми веществами в лаборатории отца. Сделался сосредоточенным. По улицам ходил редко - и зимой, и летом с поднятым воротником, только нос торчал наружу. Вскоре в разговорном русском языке появилось новое слово «шнобель». Оно обозначало большой нос и образовалось от фамилии «Нобель». «Ш» прибавили, чтоб не забыть, из какого языка это слово пришло.
Только с этой бедой справились, а тут другая напасть: Крымская война закончилась. Военные заказы прекратились. Мины и ружья пылились на складе. Иногда, правда, какие-то молодые люди приходили, чтоб купить парочку мин. Но этим брешь в семейном бюджете не закроешь. А раз Российское Правительство призвало к себе Нобеля старшего и сказало:
-Не нужны нам ваши мины, тем более они у вас плохого качества – не взрывались, когда нужно было, а теперь взрываются. Из-за вас мы проиграли войну, если хотите знать. Собирайтесь и возвращайтесь к себе в Лапландию.
-А можно мои ребята останутся в России? – спросил у Правительства Эммануил.
-Ага, чтоб взрывчатыми веществами баловаться!? Нам своих баловников хватает – вешать не успеваем. Царей на них не напасёшься, – ответило Правительство.
-Нет, они у меня смирные. Вот старший, Роберт Эммануилович, хочет наш минный заводик переоборудовать и наладить производство колёс для ваших телег. Средний, Людвиг Эммануилович, придумал нефтеперегонную фабрику и поедет на Кавказ, чтоб пробурить пару нефтяных скважин и испытать её. А младшенький, Альфред Эммануилович, пусть при них будет – братья всё-таки, - рассказал Нобель старший.
-Ладно, эти двое пусть остаются, раз они такие безобидные, а Альфреда Эммануиловича своего заберите с собой – нам известно, как он с нитроглицерином балуется, – сказало Российское Правительство.
-Что вы, он слаб здоровьем, а нитроглицерин – это лекарство такое, - стал защищать сына Нобель. А про себя удивился: «Знают уже про наши опыты с нитроглицерином, а мы их только вчера начали!»
- Вот именно, что лекарство, а он его взрывать! Мы следим за взрывоиспытательной наукой. И за вами тоже: за двадцать лет поняли, что вы за птицы. Забирайте его с собой, а то чего доброго – повесим под горячую руку.
Остались Роберт и Людвиг в России навсегда, а остальные Нобели уехали в Швецию. Купили заброшенную ферму недалеко от Стокгольма и там Эммануил с Альфредом продолжили свои опыты. Шло время, отец состарился. Альфред Нобель сам изобрёл из нитроглицерина динамит. По всему миру стали строиться динамитные фабрики. Даже в Австралии. Денег у него стало видимо-невидимо.
Конечно, Нобель понимал, что динамит - эта не сахар-рафинад. Фабрики иногда взрывались, и погибало много всего живого. В такие времена Альфреда мучила совесть. Когда стало совсем невмоготу, пошёл он на берег ближайшего моря, кликнул Золотую Рыбку и спросил у неё совета. «Изобрети что-нибудь мирное», - сказала Рыбка и бултых в воду. И Альфред то газовую горелку придумает, то барометр, то ещё что-нибудь безобидное. Но гордился он своим рецептом искусственного шёлка. Считал, что в этом изобретении сильнее всего проявился его гуманизм: он спасает от смерти тутовых шелкопрядов.
Однажды Нобель вспомнил слова Рыбки, что любовь – дело наживное и дал объявление в газету: мол, ищу компаньонку и секретаря. Откликнулась одна добрая, но обедневшая графиня по имени Берта. Альфреду она понравилась, и он пригласил её к себе. Берта пообещала приехать, но попросила непременно устроить для неё будуар в доме, потому что она - графиня. Альфред Нобель сразу же отправился в будуарный магазин. Выбор поразил его. «Вот, из взрывчатых веществ они только дымный порох придумали, зато будуаров – пруд пруди!» Стал выбирать и удивился, что все они в стилях французских королей Людовиков. Спросил у продавца: «А нет ли у вас будуаров в стиле шведских королей Карлов?». «Нет,- ответил продавец, - в конце месяца заходите, может, и ваши Карлы будут». Нобель ждать конца месяца не стал - купил первый попавшийся. А Берта так и не приехала. Прислала письмо: «Я решила посвятить себя борьбе за мир во всём мире. Если Вы пацифист, то станемте переписываться и обмениваться пацифистскими идеями. Если же – нет, то прощайте навеки». Когда Нобель прочитал это, то тут же схватил шашку, которая висела на стене для красоты, и порубил на мелкие кусочки будуар. А потом сел и написал ответ: «Ma cherie, я – пацифист. Давайте переписываться и обмениваться идеями. Давайте станем основоположниками мирового пацифистского движения». Правда, сначала вместо «ma cherie» он написал «baby», но потом тщательно зачеркнул: ведь основоположники так не обращаются друг к другу.
После отказа Берты Нобель стал ещё сосредоточенней и почти не выходил из своей лаборатории. Напротив его дома располагалась цветочная лавка. А в ней работала одна смышленая продавщица Софи двадцати лет. Она приметила богатого господина сорока пяти лет. И стала всё время попадаться ему на глаза. Хотя это и было трудно, но ей как-то удавалось. В скором времени Нобель не сводил глаз с цветочной лавки, а потом и с Софи, которая поселилась в домике рядом, купленном специально для неё. «И, правда: любовь – дело наживное», - подумалось тогда Альфреду.
Так прошло 15 лет. И вот однажды к Нобелю в дом неожиданно пришла Софи. Да не одна, а с ребёнком на руках, и ещё с ней был драгунский капитан. Оказалось, что она выходит замуж за этого капитана, и вот уже даже ребёнка от него родила. «Когда только успела?» - подумал вслух Нобель. Она просила благословить их и дать денег хоть на первое время. Когда они ушли, Нобель посмотрел в окно на цветочную лавку. И со словами: «Давно я не брал в руки шашку!» схватил кусок динамита, который у него по всему дому валялся, и швырнул в окно. Было раннее утро, и в лавке никого не было. Поэтому пострадали только цветы. С тех пор куски динамита, аккуратно завёрнутые в промасленную бумагу, называют динамитными шашками. С женщинами Альфред Нобель больше не связывался. Стал ещё мрачнее и остаток жизни провёл в одиночестве.
Как-то из газет Нобель узнал, что он – продавец смерти. «Кто, кроме тутовых шелкопрядов, помянет меня добрым словом?!» - опечалился Альфред. И опять пошёл к морю и стал кликать Золотую Рыбку. Приплыла к нему Рыбка, спросила: «Чего тебе надобно, Нобель?» «Посоветуй, Государыня Рыбка, как бы мне составить хорошее мнение потомков о себе». «А ты все капиталы отдай на вечные премии от своего имени», - сказала ему Рыбка.
Пришёл Нобель домой и составил список тех, кому он эти премии назначает, так как всему человечеству всё равно не хватит. Первых двух даже и придумывать не пришлось: химик и физик. Глядишь, они усердней думать станут, изобретут оружие страшнее динамита, и его звание продавца смерти перейдёт кому-нибудь другому. Вспомнил своё увлечение поэзией и записал литераторов. Потом вспомнил Берту и записал борцов за мир во всем мире. Подумал и добавил медицину, чтоб расплатиться за лекарство нитроглицерин. Больше Нобель не нашёл причин записать ещё кого-нибудь. И поставил точку.
После смерти Альфреда Нобеля наследники так и ахнули: им достались сущие копейки по сравнению с тем, на что они рассчитывали. Берте дали первой Нобелевскую премию как борцу за мир, и она успокоилась. А Софи вообще ничего не дали. Тогда она заявила, что будет продавать журналистам письма и записочки Нобеля, которые начинались всегда одинаково: «baby». Наследники не хотели, чтоб имя Нобеля вспоминалось всуе, и заплатили ей. Но Софи стала приходить постоянно и требовать разные суммы. Когда подсчитали, то поняли, что она каждый год набирает денег ровно на одну Нобелевскую премию. «Вот зараза!» - подумали наследники, но делать было нечего. Софи стала единственной, получившей много нобелевских премий и практически за здорово живёшь. Вот так изобретатель динамита Альфред Нобель и оправдался перед человечеством.
Золотая Рыбка про Список Нобеля сказала так: «Мог бы и борцов за чистоту окружающей среды включить – вон, сколько экологических проблем накопилось, а они не больно-то борются. Скоро ни Золотых, ни Серебряных, никаких рыбок не останется. Опять о нас не подумал! Эх, Нобель, Нобель…» И бултых в воду.