Где заканчивается искусство и начинается реальность,
Где дырявая кепка венцом заменяется серебряным.
Где зеркало разбито и лицо наконец-то не видно,
А чувствуется, где дожди не вызывают наводнения,
А лишь восхищение, возбуждающее наблюдение,
Как за женщиной глаз, в одиночестве оскудевший,
именно мужской, а не...
Где люди добрее сказочных фей, а машины не заменяют
Гудением сердцебиение, и без того скоротечное,
Нарушенное кровообращение. Где форма стиха
Не преобладает над бесформенной мыслью, и молодые
Сложенцы не равняются с богами из пустоты.
Где звёзд больше, чем их отражений в фонарях,
И звездочёт отпечатывает их на глаз, а не учебник,
Который спустя немного лет запылится в библиотеке,
куда желанию здравому входа нет.
Где признаются в чувствах, а не в желании овладеть телом,
Под маской чувственности, но в сути – лебизения.
И птицы летают в тихом шелесте и ветре, но не ревут
Самолёты, искажая волнами окна, за которыми люди
Прячутся в подушках... Где владык народов волнует народ,
А не избирательный круг, движем свободой, а не валютой.
Где равность кармана как ценность, и индивидуальность –
Двигатель прогресса, где консерватории строятся везде,
А не ближе к центру с директором, плавающим на яхте
в другой стране...
Где в ранней зрелости или поздней – не будут смотреть
На подростков с высоты далеко не птичьего полёта и говорить:
«фу, малолетки...», когда сами года 4 назад были такими же,
И возможно – хуже. И не будут влюбляться такими мудрыми
В одежду да цвет глаз.
Где каждый человек понимает, что живёт на огромной Земле,
А не на том, что показывает телевизор в 4-ёх квадратных метрах,
С облезшими стенами и вдавливающим голову потолком в пол.
Где крест с распятым Христом не будет коваться в заключении
Пожизненном, за решёткой отчаянья, под замком безнадёжности,
Сломленным тенью на вечно мокрой от слёз одиночной камере,
под метками непрожитых дней.
Где мост над рекой, отражаясь водой, не подавит её
Железной диспропорцией, а единым с течением сольётся кругом,
Гармоничным в любое время дня и года в красоте несхематичной.
Где родители счастливы иметь детей, а не хватаются за сердце,
В то время как дети хватаются за шприцы и сигареты, безответственно
Смотрят в вечернее время, как взрослые совокупляются на экранах,
А на следующий вечер совокупляются сами с принцами на белых понтах,
Или «клеопатрами», оставляющих в подростковых сердцах только
Невероятно качественный яд.
Где в автобусах не обсуждают, какие захватили в «Battlefield» бараки;
Сколько там убили и наград получили, какое розовое бельё в «Лямуре»
новое, а вместо этого пожилым и инвалидам места уступали.
Где женщины под маской цивилизации не забывают своего главного
Предназначения быть с мужчиной рядом, а не в барби играться;
Тоже самое и мужчины, а не соревнования с собой.
Где решают свои проблемы, а не интересуются чужими для сравнения,
И ты никому не обязан, как и тебе никто не должен.
Где не будут фотографироваться в ракурсах, отшлифованных ради
Отсечения лишней части тела и преувеличения дорогих аграмантов,
Ибо даже светопреломление вырежет из двумерного физическое тело
покуда оно есть.
Где слушается церковная музыка, её галантное благозвучие,
Взаимоналожение мужских и женских голосов, или антифона,
В вокальном цикле, украшенным вибрато нежные ритмы, измеренный
Гокет, завязки волнительные в престо и скерцандо переходы,
Стаккато в завершающую, протяжённую фа-ля-си ноту.
Где впитывается слепо рок и всякий модерн, а ценится собственная
Культура, хоть и бедная... отстающая, но требующая в озверевшем голоде
Всё западное...
Где мужчины не используют женщин как вещи, ибо, когда мы
Вещи покупаем, то относимся к ним бережно, сдуваем пылинки,
Но сначала, а потом швыряем, как попало в астроении;
А женщины не расценивают мужские плечи, часто теперь вялые,
как по умолчанию атрибут к беззащитной красоте...
а насчёт красоты.
Где её не будут выделять из н-го числа разукрашенных,
Завешанных кольцами девушек, а воспринимать как универсальное
И обширнейшее явление, и если угодно – мимолётный эффект,
Дающий силы и надежду, и необязательно при этом снимать одежду.
Я часто слышу, что для каждого красота своя, согласен: каждый в меру
Своей глубины способен нырнуть в необъятное... под юбку ладонью
Или зрачками от каблука до колен.
Где в готичных замках и храмах, на фресках библейских сюжетов
Волнится музыка протестантская в полнейшей гармонии с Ватиканом
и платонической любовью...
Где люди, признавшись в ненависти, однажды, не улыбнутся от того,
Что случайно улыбнулся им, а после нескольких приступов,
Эмоционального неравновесия – снова видишь их недовольные,
Злейшие выражения; когда удобен – то заслуживаешь внимание,
А противен – уходи подальше.
Где сможет свободно прочитать это стихотворение в специально
Отведённом месте за бесплатно, но можно и за деньги, как за адскую
Работу... а не гнить в интернете, где читают не люди, а боты,
Накидывающиеся за названия, пожирней да как попало.
Где этот свет, он не знает, не видит, он, чувствующий этот мир,
Трещит по швам, один из сотни, может тысячи, видит блик спасения,
Не находя успокоения, он чувствует телом душевную болезнь,
Как форму бытия данную ему от рождения, страшно подумать, кем.
В спальне, где не была поставлена статуя Аполлона, оттого и родился
Уродливым, преимущественно внутри, неспособный обнажиться
Даже собственным телом, и не находя выхода в других,
Противореча биологическому виду, желает в нестерпимой,
Абсолютной тишине жить и темноте, ибо только в так видны звёзды
И слышен бог.
Этот уже не-человек пока среди нас, там, где голоса завоевавшие
Верхнюю плоскость университета, как роспись в церкви, хор
Божественный, а впереди дверь от всех отличающаяся живым
Одиночеством, в белесых тенях и выливающегося на стены света.
Она закрыта, а ключ как говорили – на первом этаже, но не интересно,
Безразличное к нему пространство за нею; глагол его желания мог быть
В прошедшем, настоящем или будущим времени, но явился перед вами
«сейчас», в числе, делённом разве что на ноль, собственного
Несуществования материи, движущейся неуверенно, в предположении ещё,
Что есть коридор, ведущий в библиотеку... ему синонимично...
Чёрная плоскость окружила точку, или это отверстие среди бесконечно
Растяжённой черноты расширяется центробежным ускорением,
сужаясь вовне...
И в нём признаки мигалок, кто-то заболел или просто умер,
Истлел от голода, жаль был не модель. Хотел править
Буквальной формой на белом листе, определяя ценность костей
В воздухе, даже не умея править собой.