Фермопилы-2. Кельты против эллинов. Часть1

            
  О славном подвиге трехсот спартанцев царя Леонида, героически оборонявших Фермопильское ущелье(горный проход из Северной Греции в Среднюю) от полчищ персидского царя Ксеркса, со школьной скамьи помнят все. На эту тему написано множество книг, сняты кинофильмы, и героический образ Леонида и его воинов не меркнет уже в течение 25-ти веков. Это вполне справедливо и правильно, но при этом почему-то память потомков бывает весьма избирательной. Мало кто помнит, что помимо «спартанских» Фермопил, были еще и Фермопилы-2, прославленные героическим противостоянием объединенных греческих войск и
огромной армии кельтов. Это весьма странно и попросту несправедливо, тем более, что
кельты являли собой противника ничуть не менее грозного и страшного, чем персы! Соответственно, и подвиг эллинских воинов, заступивших путь страшному врагу все в тех же прославленных Фермопилах, нисколько не уступает по героизму и величию подвигу Леонида и его отважных спартанцев. В такой несправедливости виновата, наверное, принятая у нас система исторического образования. Можно лишь поразиться, сталкиваясь порою с
проявлениями чудовищного невежества, обнаруживаемого вполне образованными людьми в вопросах истории – как отечественной, так и мировой. Например, вас вполне серьезно могут спросить – кто жил раньше: Александр Македонский или Юлий Цезарь, и какая вообще разница между католиками и протестантами, если те и другие веруют в Христа(действительно – непонятно!), а как-то раз меня просто «убили» таким вопросом: «А скажите, египетские фараоны были мусульмане?» И это спросил не школьник-двоечник, а интеллигентный и образованный человек с высшим образованием, занимающий совсем не маленькую должность.
  О нашествии на Элладу полчищ кельтов в школьных учебниках вы не найдете ни слова. Как будто этого грандиозного события и не было вовсе. Дальше – не лучше: даже в таком фундаментальном труде советской исторической науки, как монография В.С.Сергеева «История древней Греции» в главе, где речь идет о состоянии Македонии после похода Александра, можно прочесть следующее: «Картину печального состояния родины Филиппа и Александра еще более омрачили опустошительные набеги северных варваров – кельтов, пользовавшихся
внутренней слабостью Македонии. В своих набегах кельты доходили до святилища
Дельфийского оракула.» И – все… Это – все! Я уж не говорю об употребляемых терминах  - «набеги»( всего лишь набеги!) и «омрачили»! Речь шла о существовании  Греции как государства, о сохранении бессмертной эллинской культуры, а тут – видите ли, «набеги кельтов что-то там омрачили…» Чего уж тут удивляться! Так нас учили мировой истории...
   Мне давно хотелось хоть как-то воздать должное этому героическому и трагическому событию древней истории, по возможности полнее рассказать о нем, ибо оно достойно того, чтобы потомки об этом знали! Давайте же посмотрим, как это было, и что это такое -
Фермопилы-2.

1. Северные варвары надвигаются на Элладу.

   О нашествии кельтов на Грецию наиболее полно и подробно нам поведал гречес
кий историк и географ II века н.э. Павсаний, автор знаменитого труда «Описание Эллады». Согласно Павсанию, о грядущем вторжении варваров в Элладу предупреждала в своем пророчестве вещая дочь одного из эпирских царей Фаэннис:

« Узкий пролив Геллеспонта пройдя, станет дерзко-надменным     
 войско галатов,несущее гибель;оно беззаконно Азию будет громить;
 Еще большие беды назначит Бог для живущих по берегу моря в ближайшее время.
 Скоро, однако, воздвигнет Кронион защитника в бедах       
 милого сына быка, возросшего волею Зевса:
 смерти и гибели день принесет для всех он галатов.»
 
   Разумеется, в этом пророчестве, как и во всех других, немало неясного, и все же два указания совершенно очевидны – это смертельная угроза с севера (галаты – это кельты), и утверждение о том, что галаты будут разгромлены и погибнут. Оба указания эпирской пророчицы сбылись. Что же это была за угроза и что представляли собой будущие противники эллинов?
  В глазах эллинов кельты представляли з себя один из четырех крупнейших «варварских» народов наряду со скифами, персами и ливийцами. Эллины именовали кельтов словом Keltoi или Galatae. С точки зрения современной науки, кельты – это народ, живший в центральной и западной Европе на протяжении второй половины первого тысячелетия до н.э. и говоривший на индоевропейских диалектах, которые называются кельтскими.
  К началу III века до н. э. кельтские племена занимали огромную территорию, в которую входили большая часть нынешней Испании,вся современная Франция,вся Британия, а также срединная часть центральной Европы между Балтикой и Черным морем. Граница кельтского влияния ограничивалась с юга Балканами и Альпами – только эти горы защищали Италию и Грецию от кельтского распространения. Таким образом, очевидно, что размеры Эллады были просто ничтожны в сравнении с территорией, занимаемой кельтами, в не меньшей мере, чем двумя веками ранее они были малы в сравнении с территорией Персидской державы. Правда, если Персия была восточной деспотией, то общественное устройство кельтов было принципиально иным. Персидская армия являлась армией рабов, идущих на смерть по мановению царя, почитавшегося сыном Бога ( так считалось с точки зрения греков).
 А у кельтов статус свободного человека ценился весьма высоко.Кельтское общество состояло из кланов, объединявшихся в племена по территориальному принципу. В каждом племени существовал совет из наиболее знатных и уважаемых людей, который обладал властью избирать царя. Иногда таких царей было два, как в греческой Спарте. Рабство у кельтов было иным, нежели в Греции, Риме, а тем более – в Персии. Раб у кельтов не являлся «говорящим орудием», имел возможность заслужить свободу доблестью и преданностью. Нередко раб сопровождал хозяина на войне – милость неслыханная ни в Греции, ни в Риме. По сути, рабы приравнивались у кельтов к простолюдинам, и отношение к тем и другим в обществе было схожим. Захват рабов являл собой одну из главных целей кельтских войн, а захваченных рабов кельты продавали в Грецию и Рим. Самым привилегированным слоем кельтского общества являлись друиды, к которым относились не только жрецы, но и барды, воспевающие подвиги героев, и ремесленники, в первую очередь кузнецы и мастера по металлу. Что касается кельтской знати, то ее главнейшей функцией являлась война. Чтобы считаться знатным членом общества, было необходимо завоевать богатство и престиж. И то, и другое добывалось главным образом воинской доблестью. Поэтому почти каждый свободный член племени стремился прославиться первым делом на поле брани. Таким образом, знатные кельты занимались большей частью захватом и перепродажей рабов, ценной добычи, угоном чужого скота, кровной враждой кланов и войной. Многие кельты служили наемниками в иностранных армиях: так, кельтские наемники были в армии Ганнибала, в войсках сицилийских Сиракуз, и даже – в армиях египетских фараонов.
   Об отношениях внутри кельтского общества интересно поведал нам греческий автор Посидоний: « …они сидели кругом, наиболее знатный человек занимал место в центре. Его значительность определялась его воинским искусством, знатностью происхождения и богатством. Рядом с ним сидел распорядитель застолья и остальные гости, по старшинству.
Их щитоносцы стояли у них за спиной, а копьеносцы образовывали свой круг, где пировали так же, как их хозяева. Кельты иногда устраивают поединки во время застолий. Схватив оружие,они устраивают поединок, нанося выпады и парируя их. Иногда такие стычки заканчи ваются ранениями, а если поединку предшествовала серьезная ссора, то и гибелью одного из бойцов, если только на защиту проигравшего не вставали его друзья…когда окорока подавали к столу, самый отважный воин брал себе первый кусок. Если другой воин требовал себе тот же кусок, между соперниками происходила схватка до гибели одного из них".

 К этому надо добавить, что участники кельтских пиров напивались за столом до бессознательного состояния, пока, что называется, не втыкали рога в землю. И вот среди таких безудержных пиршеств, сплошной похвальбы и песен бардов, воспевававших доблесть тех, кто им платил, очень часто рождались идеи военных предприятий, будь то набег на соседний клан с целью угона скота, или же крупно масштабный военный поход. Легко представить, насколько уютно чувствовали себя племена, соприкасающиеся с кельтами по земельным границам, имея таких непредсказуемых соседей.

  В то же время ни в коем случае нельзя думать, что кельтское общество являлось сборищем пьяниц, хвастунов, грабителей и буянов. В кельтском обществе действовали четкие и непреложные законы, освещаемые авторитетом друидов. Законы эти имели религиозную и магическую основу, охраняемую друидами. Именно друиды были хранителями племенных традиций, они же выступали посредниками между богами и людьми. Для кельтов границы между миром богов и людей были весьма зыбки и размыты. Только друидам была ведома эта граница, именно они имели власть управлять стихиями посредством магических ритуалов. Поэтому друиды обладали высшей духовной и светской властью. Человек, навлекший на себя гнев друидов, изгонялся из общины,предавался проклятию, не мог участвовать в религиозных обрядах. От него шарахались, как от прокаженного. Друиды также следили за исполнением законов, всевозможных табу и соблюдением клятв.
    А как выглядели кельты? Античные авторы оставили нам немало кельтских портретов. Следует некоторые из них здесь
привести:                « Галлы высоки ростом, с рельефной мускулатурой и белой кожей. У них светлые волосы. Они мажут волосы известковым раствором и зачесывают их назад наподобие конской гривы.Некоторые из них бреют бороды, другие – нет.Знатные кельты бреют скулы, но оставляют усы до тех пор, пока они не закроют рот, и когда они ели и пили, на усах, как на сите, застревали крошки.Их одежда очень удивительна. Рубахи из цветной ткани расшиты разноцветными нитями.Они носят штаны. Кроме того, у них есть плащи с застежкой на
плече, плащи бывают тяжелые для зимы и легкими для лета.Рисунок на плащах из клеток разного цвета. Они используют большое количество золота для украшений, причем носят украшения не только женщины, но и мужчины. Они носят браслеты на запястьях и предплечьях, тяжелые ожерелья, кольца и даже золотые доспехи".
  Это – Диодор Сицилийский. Кстати, в военно-историческом альманахе «Новый солдат»,(№45) высказывается интересное предположение насчет «известковых» художеств кельтов:
«Имитация конской гривы на голове должна была обеспечить воину покровительство Эпоны, богини лошадей. Кроме того, ссохшиеся волосы образовывали своего рода шлем, защищавший голову от ударов. Однако от извести волосы начинали выпадать, и воины быстро лысели. Кроме того, имея такую жесткую прическу, было трудно носить шлем, хотя воинов это не
сильно смущало, так как они больше надеялись на покровительство богов, нежели на доспехи.»

  А вот какие впечатления о кельтах оставил нам Страбон, греческий географ I века н.э.: « Я сам видел в Риме обычных юношей, которые были на целых полфута выше самого высокого человека в городе. Но, несмотря на свой рост, они были кривоноги, и нигде в их фигуре не было ни одной прекрасной линии.»
  Вот мнение греческого интеллигента, античного эстета! Ясно, что для Страбона кельты были образцом грубых варваров: «Все люди этой расы… воинственны, вспыльчивы и всегда готовы к бою. Любой может привести их в ярость – когда угодно, где угодно, и под каким угодно предлогом… Их сила заключена как в размерах их тел, так и в их огромном количестве». При этом Страбон, как объективный автор, подмечает в своих трудах и другие особенности кельтов:
 « Их искренность и простота позволяют им легко объединяться, каждый испытывает
возмущение при виде несправедливого, как он считает, отношения к соседу".

  А вот еще свидетельство Диодора: «Издревле галлы отличались страстью к разбою, вторгаясь в чужие страны и относясь ко всем с презрением.Так, они захватили Рим, разграбили Дельфийское святилище, наложили дань на значительную часть Европы и немалую часть Азии и, поселившись  в стране покоренного народа, по причине смешения с эллинами стали зваться эллиногалатами. Из-за присущей им дикости галлы крайне нечестивы и в своих жертвоприношениях: продержав злодеев в заключении в течении пяти лет, галлы подвергают их мучениям в честь богов и приносят в жертву с другими «начатками», соорудив огромные костры. Приносят в жертву богам и пленников…убивают не только людей, но и захваченных на войне животных или сжигают их, или уничтожают, подвергая другим мучениям".
    Вот еще одно интересное описание:
«Целое войско иноземцев не сможет противостоять одному кельту, если он призовет на помощь жену, которая сильнее его  и голубоглаза, особенно когда она, гневно откинув голову, скрежеща зубами и размахивая белоснежными и мощными руками, начнет наносить кулаками и ногами  удары не слабее снарядов катапульты, выбрасываемых при помощи скручен
ных жил. Голос этих женщин ужасен и пугающ, даже если они не сердятся, а говорят дружелюбно.»
    Это свидетельство относится к IV веку н.э. и принадлежит Аммиану Марцеллину, последнему выдающемуся историку римской эпохи. Несмотря на то, что в описании явно присутствует ирония, легко увидеть и подлинные черты типичной кельтской женщины, тем более, если учесть, что Аммиан был римским офицером, служил в Галлии, и здесь, скорее всего, изложил свои личные воспоминания.
Тремя с лишним веками ранее Диодор писал: «Женщины кельтов почти столь же высоки, как и мужчины, и могут соперничать с мужчинами в храбрости.»
   Весьма ценное наблюдение, если учесть такой уникальный факт – у кельтов женщины посто
янно участвовали в войнах. В кельтских сагах можно встретить немало имен женщин-
-воительниц, отличавшихся не только доблестью, но и магическими способностями.Такова, например, воительница и прорицательница Скатах, у которой обучался воинским искусствам великий герой Кухулин. Или женщина-воин Айфе, которую Кухулину удалось одолеть лишь с помощью хитрости, и далеко не воинской. Такова коннахтская королева Медб, заявляющая своему мужу Конхобару, что она всегда была и остается первой в поединках(!). В сагах есть весьма оригинальное описание мощи этой королевы-воительницы: « …приблизилась ко мне женщина – высокая, прекрасная, длиннолицая, бледная, с золотистыми прядями волос.На ней
был пурпурный плащ, а в нем на груди золотая заколка. Прямое остроконечное копье сверкало в ее руке.» Об этой женщине говорили: « она никогда не была без мужчины, никогда не была ни в чьей тени.» Эта королева погибла уже в пожилом возрасте, и не в сражении, а в результате покушения из-за угла. Некто Форбаи, задумавший отомстить королеве за разгром Ольстера, но не осмелившийся встретиться с ней в открытом бою, решил подстеречь Медб во время купания. Он тщательно измерил расстояние от купальни до берега, вернулся в Ольстер и тренировался там в метании из пращи, пока не научился сбивать яблоко с верхушки шеста, стоящего от него на таком же расстоянии(видно, знал, что для второго броска возможности не будет!). Достигнув необходимой степени мастерства, Форбаи прокрался к пруду и камнем поразил Медб прямо в середину лба
( «Мифология. Энциклопедический справочник», изд. «Белфаст», 2002г.).
А вот что рассказывается о королеве Гвендолен, «которая была неистовая и яростная, как и ее отец»:
  «Люди сообщили Локрину-королю, что Гвендолен с войском наступает на его страну, дабы выместить свои обиды на короле и королеве. Король со своими людьми выступил против нее, и они сошлись вместе у одной реки; река эта называется Стоур в Дорсете. Сражение было жесточайшим. Локрин принял в нем смерть. Там погибли и он, и многие из его войска, а проворные в ногах люди бежали прочь, учинив повальное бегство. Гвендолен одержала верх и завладела всей этой страной.»
 И далее весьма примечательные сведения: « Гвендолен была очень могущественна, ибо вся Британия была у нее в руках, и она была в таком превосходном расположении духа, что с каждым человеком поступала справедливо; всякий мог без опаски проходить по ее земле, хотя бы он нес в руках червонное золото» («Хроники бриттов.Книга сказаний.Anima Celtika, 2005г.).Что ж, похоже, Гвендолен умела не только воевать, но и мудро управлять!
Ее подданным явно повезло с такой королевой… А мы видим, что женщины у кельтов не только занимались войной, но и командовали армиями и одерживали победы! Не приходится сомневаться в том, что и в походе кельтов на Элладу участвовало немало и женщин-воительниц.И вообще, следует заметить, что положение женщин в кельтском обществе было по-своему уникальным. Вы, дорогой читатель, смотрели, наверное, фильм «300 спартанцев» (я имею в виду последний фильм, который многие ругают), и по мните такой эпизод: персидский посол прибывает в Спарту с требованием «земли и воды», вступает в переговоры с царем в присутствии спартанской царицы, и когда царица вдруг вмешивается в разговор, посол гневно кричит: «Почему женщина разговаривает с мужчинами?!» Для посла восточной деспотии такое поведение женщины(пусть даже и царицы) немыслимо, незаконно, противоестественно: она должна смиренно молчать, если уж ей позволено присутствовать при беседе мужчин вообще! Для кельта же женщина являлась полноправным членом общества, более того, она считалась приближенной к богам, к ее словам прислушивались, ее мнение глубоко ценили. Кельтов называют варварами – заслуженно или нет, это другой вопрос, но вот факты: в  «цивилизованном» Риме изнасилование не считалось преступлением против женщины, а рассматривалось как нанесение ущерба мужчине, под чьей опекой она находилась, то есть считалось преступлением против его собственности. По кельтским же законам изнасилованная женщина имела право не только на персональную компенсацию, но и на месть. Об этом упомина
ют Терри Джонс и Алан Эрейра в своей монументальной книге «Варвары»(изд.«Столица-
-Принт»,2007г.). Они же отмечают:
  « В кельтском кодексе женщина имеет равные права с любым другим человеком. Поэтому на случай нанесения побоев в нем были предусмотрены штрафы и таблицы компенсаций. Женщина имела право на развод и могла  забрать назад все свое имущество, которое внесла при
вступлении в брак. Затем она могла свободно выйти замуж вновь. В отличие от римлянок,
кельтские женщины могли исполнять властные полномочия, и правящие женщины известны во всем кельтском мире. Они участвовали в политической и общественной жизни в такой мере, что это противоречило римским понятиям о благопристойности. Сильные женщины встречались как внизу социальной лестницы кельтов, так и на ее верху.Злобное восхищение такими дамами иногда проскальзывает в текстах римских авторов. Эти женщины были своенравны, властны, опасны и, возможно, эротичны…»
Прямо-таки по Крылову: « хоть видит око, да зуб неймет!» Только и оставалось римлянам, что «злобно восхищаться»…
  Здесь же стоит отметить следующее: расхожее представление о том, что кельты обитали исключительно в каких-то плетеных хижинах( такое можно увидеть в «исторических» кинофильмах), не соответствует реальности.Кельты имели настоящие города,которые ялялись центрами торговли и горнодобыващей деятельности.
  В Галлии эти города состояли в основном из двухэтажных прямоугольных домов с одним большим залом и множеством мелких помещений, в Британии дома были круглыми в плане. Во многих домах имелись каменные полы и трубы, проложенные под ними! Об этом неопровержимо свидетельствуют археологические находки. Кельтские строители умели строить искусственные острова посреди озера или реки, на которых потом возводились круглые строения. Они же воздвигали прочные стены из тесаных камней вокруг городов. Труд строителя в кельтском мире считался весьма почетным и оплачивался соответственно. В кельтских городах
чеканилась золотая и серебряная монета, имелись оживленные улицы, на которых располагались мастерские и торговые лавки, где продавались изделия из железа, украшения из драгоценных камней, эмали и золота. Кельтские мастера умели выдувать стекло, изготовляли прекрасные бусы и браслеты. Города кельтов возводились по градостроительному плану и делились на функциональные зоны – религиозный центр, ремесленные кварталы, дома и подворья аристократии, зоны для  малоимущих и бедноты… В общем, все, как и в других регионах античного мира.      
  Так были кельты варварами в сравнении с римлянами и эллинами? Ответ представляется вполне очевидным – конечно же, нет!Просто кельты были другими, и у них имелось немало такого, чему следовало бы поучиться и римлянам, и грекам.
    Истинными варварами кельты становились, когда отправлялись на войну – войну захватническую, несправедливую, грабительскую и неправедную. И в этом нет никакой оригинальности. История наглядно показывает, что представители любого народа становятся таковыми, когда покушаются на жизнь и свободу других народов. Эллины и римляне в этом отношении были ничем не лучше кельтов. И никаких принципиальных изменений с этим превращением в настоящих варваров за прошедшие столетия и тысячелетия вовсе не произошло. Разве что добавилось лицемерия: захватчики и убийцы овладели «искусством» прикрывать свои истинные цели всякого рода благими намерениями, будь то утверждение демократии, или забота о спасении мирного населения, или наведение порядка, или сохране
ние территориальной целостности…  Слов много, и все они благозвучные, цели остаются одним и теми же, так же как и варварство. Но вернемся к нашей теме. Так что за причины лежали в основе кельтского нашествия на Элладу? Что говорят нам источники?
  Одной из главных объективных причин кельтского нашествия является, скорее всего, значительный рост населения кельтских племен, имевший место быть в середине IV века до н. э., толкнувший кельтов на поиски новых земель для расселения – не зря Страбон упоминает о большой численности кельтов. Причем к земле Эллады кельтские вожди приглядывались давно, по меньшей мере, лет за пятьдесят до вторжения. Вторая причина – стремление к грабежу, ибо богатства греческих храмов были хорошо известны кельтской знати и не могли не привлекать ее.
  Наверное, этих двух причин вполне достаточно, чтобы обосновать факт глобального наступления кельтов на Элладу в начале III века до н.э. Теперь посмотрим, как готовилось и осуществлялось кельтское нашествие.
  Для полноты картины нам придется вернуться во времени на полвека назад – к эпохе Александра Македонского. Когда Александр задумал свой поход на Восток, он прежде всего озаботился тем, чтобы обезопасить Македонию с севера, откуда ей грозили воинственные фракийцы и кельты. Первая самостоятельная кампания молодого царя-полководца увенчалась успехом: македонцы разбили фракийское племя трибаллов, а затем перешли за Дунай. Форсирование Дуная осуществлялось при помощи множества лодок, отличавшихся хорошей маневренностью и успешно применяемых среди дунайских отмелей. На другом берегу реки Александра ждали даки, геты и германцы, но последующее сражение было проиграно ими. Македонцы штурмом взяли столицу гетов и сожгли ее. Закрепившись на Дунае, Александр потребовал выражения покорности от окрестных народов.Среди тех, кто из соседних племен прибыл в ставку молодого и амбициозного завоевателя, находились и представители кельтов, о которых Арриан сообщает, что это были «надменные и высокорослые воины».
  И действительно,  в разговоре с будущим покорителем Востока кельты держались гордо и независимо, что явно не понравилось Александру. Кельтские делегаты предложили молодому царю победоносных македонцев военный союз. Однако Александра это не устраивало, ведь он считал себя живым божеством, постоянно соизмеряя свои деяния с походами Геракла и Диониса. Геракл, как известно, ходил воевать на Запад, а Дионис покорял Восток. Александр уже тогда собирался идти по следам Диониса, завоевать восточные страны, а затем двинуться на Запад вплоть до берегов Океана. Как известно, первую часть этого грандиозного плана он осуществил, но вернуться из восточного похода и завоевать Запад ему помешала ранняя смерть.Но тогда, в пору его встречи с кельтами, завоевание Востока оставалось еще только мечтой молодого царя, и поход за Дунай являлся не самоцелью, а лишь этапом подготовки к великому восточному предприятию. Однако союз с варварами Александру был не нужен, ему нужна была их покорность, о чем он прямо и заявил кельтским послам.
  - Мы не можем согласиться на это, - невозмутимо ответили кельты.
Александра, который всегда требовал от всех подчинения своей воле, такой ответ привел в ярость.    - Скажите мне, чего на свете вы больше всего боитесь? – спросил он угрожающе.
  - Мы боимся, как бы небо не упало на землю и не раздавило нас, - ответил кельтский
посол, - а еще боимся, что море выйдет из берегов и затопит нас. Боимся, как бы не разверзлась земля и не поглотила нас. А более мы ничего не боимся.   
  Услышав это, Александр пришел в еще больший гнев, но,несмотря на непомерную гордыню, молодой царь был умен и дальновиден. Вероятно, он понял, что этот народ не поддается запугиванию, что в случае войны кельты окажутся весьма грозным противником, а если приводить их к покорности силой сейчас, то придется распрощаться с планами завоевания Азии. Поэтому Александр согласился на союз с кельтами, назвал их друзьями и отослал обратно с дарами, не преминув, однако, заметить, что кельты хвастуны.
   Будет логичным предположить, что кельты уже тогда вынашивали планы вторжения в Македонию и Элладу, и их посольство имело целью отнюдь не выражение восхищения молодому завоевателю, как они ему об этом сказали, а скорее, всестороннюю оценку будущего противника. Могли знать кельтские послы и о замысле Александра покорить Азию( ведь идея похода на Восток изначально принадлежала не Александру, а его отцу Филиппу). История не сохранила имен кельтских делегатов, беседовавших с Александром, но несомненно, это были опытные, закаленные суровой воинской жизнью мужи, которые по достоинству и быстро
оценили как несомненные военные таланты будущего завоевателя полумира, так и его слабости – в частности, непомерное высокомерие и одержимость идеей самообожествления. Последнее, по их мнению, должно было привести Александра к гибели рано или поздно, так что не имело смысла с ним ссориться – куда проще предоставить ему утолять свою гордыню в походе на Восток, а когда он найдет там свой конец, и заняться вплотную оставшейся после него ослабленной и раздираемой междоусобицами Македонией. Поэтому предложенный кельтами
союз был лишь прикрытием их истинных планов на будущее, имевшим целью затянуть время и выбрать впоследствии наиболее удачный момент для нападения. Этот расчет, если он действительно имел место, оправдался вполне – хотя,может быть, и не так быстро, как того хотелось бы кельтам. Отправившись в Азию, Александр оставил в Македонии достаточно сил, чтобы противостоять возможным нападениям. Однако после смерти Александра все изменилось явно в пользу кельтов: созданная им держава развалилась на части, а его наследники
очень скоро погрязли в войнах за власть над кусками македонской империи. Не избежала этой печальной участи и сама Македония – она тоже была разорвана на несколько частей и охвачена всеобщей смутой.
  Тем не менее прошло более сорока лет после смерти Александра, прежде чем вожди кельтов решились на масштабную агрессию против Македонии и Эллады.
  И следует признать, что момент для вторжения был выбран весьма удачно, о чем явно свидетельствуют такие слова Павсания: «…И даже когда они(кельты) были уже близко от Фермопил, большинство эллинов спокойно относились к нашествию варваров, так как уже раньше им пришлось претерпеть много зла, особенно от Александра и от Филиппа. Затем всю эллинскую землю подвергли опустошению Антипатр и Кассандр( наследники Александра в Македонии и Греции).Вот почему каждое греческое государство в отдельности вследствие своей слабости не считало для себя позором не участвовать по мере сил своих в общей защите страны".
 
  Итак, все вполне ясно: кельты терпеливо выжидали, когда наследники Александра своими опустошительными войнами доведут страну до полного истощения. Момент для нападения на Македонию и Грецию был ими определен именно по обстановке – когда Греция оказалась раздробленной, разобщенной, греко-македонская военная машина, покорившая половину Азии, распалась и теперь использовалась преемниками Александра в борьбе друг против друга; когда большая часть мужского населения, способного носить оружие, уведенная на Восток, осталась там, либо погибла, а остатки ее успешно взаимоуничтожались в борьбе насле
дников за власть… Можно ли было более удачно определить время, когда следует приступить
к реализации давно вынашиваемых планов захвата Греции?
  Правда, кто-то вроде бы заявлял, будто кельты в принципе незнакомы со стратегией… Так или иначе, время пришло, и нашествие началось. Павсаний передает, что было, собственно, три волны кельтского вторжения. Первой из них них командовал некто Камбавл; в тот раз кельты дошли только до Фракии и развивать наступление дальше не решились, рассудив, что собранное ими войско недостаточно многочисленно для полного разгрома эллинов(вероятно, это был просто крупный и разорительный набег, этакая разведка боем!). Куда серьезнее и масштабнее оказалась вторая попытка вторжения. На сей раз, как пишет Павсаний, они собрали «большое пешее войско, собрали не меньше и конницы». К сожалению, греческий автор не уточняет, сколько именно. Все кельтское воинство было разделено на три части, и для каждой определен маршрут похода.В земли Фракии направлялось войско под командованием Керефрия; Акехорий и Бренн стояли во главе отрядов, идущих на завоевание Пэонии; Болгий возглавлял кельтскую армию,наступавшую на Македонию и Иллирию. Ему противостоял македонский царь Птолемей II Керавн (Молния). Как показали дальнейшие события, Птолемей Керавн оказался не тем полководцем, который мог бы остановить кельтов: он явно недооценил противника и повел себя, мягко говоря, неумно. Предложенную помощь царя дарданов он отверг, мотивируя свой отказ славой македонцев, завоевавших Азию – к лицу ли им теперь бояться каких-то северных варваров? Результат не замедлил сказаться:
в произошедшем сражении македонская фаланга, руководимая бездарным и амбициозным царем, потерпела сокрушительное поражение, сам Птолемей, весь израненный, попал в плен и был обезглавлен кельтами. Большая часть македонского войска полегла на поле боя, однако и потери кельтов оказались явно выше, чем они рассчитывали. Значительность этих потерь в битве с македонцами была такова, что Болгий не решился продолжать поход, и кельтское войско повернуло назад. Далее Павсаний сообщает следующее: «Тогда Бренн усиленно стал уговаривать и на общих собраниях всех галатов, и каждого из их начальников в отдельности двинуться походом на Элладу, настойчиво указывая на слабость эллинов в данный момент, на то, что будто бы в общественных казнохранилищах у них много сокровищ,а еще больше в храмах приношений и чеканного серебра и золота в монете. Таким образом, он действительно убедил галатов двинуться на Элладу, и в число своих сотоварищей по управлению войском он выбрал Акихория и других начальников галатов.Собранное им войско состояло из 152 тысяч пехоты, а всадников было 20400. Но это число всадников указывало только на тех, кто был в строю, настоящее же их число было 61200, так как при каждом из всадников было по два служителя, тоже опытных боевых всад
ника и тоже имеющих коней. Когда начинается сражение и галатские всадники вступают в бой, эти служители, оставаясь в тылу, приносят им следующую пользу: если случится пасть всаднику или коню, то они или подводят нового коня господину, если же господин убит, то раб садится на коня господина и занимает его место; если же погиб и конь, и господин, то готов новый всадник; если господин только ранен, то один из служителей уводил раненого в лагерь,а другой становился в боевой строй вместо ушедшего.»
  Как я уже отмечал, у эллинов подобная тактика была совершенно немыслимой – у них идти с оружием в руках на войну была привеллегией только свободных; рабам носить оружие не полагалось в принципе. Но у кельтов рабство было иного рода, нежели у греков или римлян.
  Таким образом, разорив Пэонию, Иллирию и Македонию, огромные полчища кельтов – конных и пеших – двинулись в поход на разоренную войнами и обескровленную Элладу. Казалось, после разгрома македонской фаланги уже не было такой силы, что могла оказать серьезное сопротивление варварскому нашествию с севера… Произошло это событие летом 279г. до н. э. – ровно через 200 лет после героического подвига 300 спартанцев царя Леонида.


2.  Бой у священных Фермопил.

   И греческие, и римские авторы единодушно свидетельствуют, что главной ударной силой кельтского войска была пехота. В то же время конница в ходе войны также играла огромную роль. В религии кельтов конь почитался как символ быстроты, отваги и сексуальной потенции. Стоит отметить, что если в пехоте сражались прежде всего представители бедных слоев кельтского общества, то в коннице службу несли состоятельные люди. «Как положено героям, конные кельты индивидуально вели бой, избегая смешиваться с массой простой пехоты» («Новый солдат», №45). А Павсаний пишет о том, что зачастую кельтские воины прибывали к месту боя верхом, после чего спешивались, а потом вступали в боевую схватку. Какое впечатление производило на противника наступление огромной массы конного и пешего кельтского воинства, можно предположить на основе хотя бы такого свидетельства Тита Ливия:
 « Некоторые галльские всадники появились в виду. К их коням были приторочены отрубленные головы. Другие головы всадники насадили на копья. Кельты пели победную песню». Кельтские конники были хорошо экипированы и вооружены: они имели шлемы с султанами из конского волоса, были облачены в кольчуги, на руках носили золотые браслеты. Главным оружием кельтского всадника было копье. Имелся и меч длиною 90 см. В бою кельтский всадник прикрывался овальным щитом. Стремян, судя по данным археологии, кельты не знали, но устойчивость всадника обеспечивало сложное четырехрогое седло, а на пятках конник носил шпоры. Что же касается упомянутых Ливием отрубленных голов, то действительно – кельты являлись страстными охотниками за головами. Об этом подробно свидетельствует и Диодор: « Когда их враги гибнут,они отрезают им головы и привязывают их к упряжи своих коней. Они покидают поле боя, унося с собой захваченные головы и распевая победные песни. Захваченные головы они прибивают гвоздями к стенам своих домов также, как мы прибиваем  головы убитых на охоте свирепых зверей.»
 Как известно, у эллинов подобное варварство решительно осуждалось – их культурные табу запрещало подобное глумление над телами павших врагов. Стоит однако отметить, что сказанное относится к Элладе классического периода: например, гомеровские герои предстают перед нами такими же охотниками за вражескими головами, как и позднейшие кельты…
  И как же восприняли эллины весть о вторжении в их пределы столь грозного,беспощадного, многочисленного и свирепого противника? Об этом нам вполне определенно рассказывает Павсаний:
 « Эллины окончательно пали духом, и только чрезмерность их страха заставила их волей-неволей двинуться на защиту Эллады. Они видели, что данная борьба будет у них не только из-за свободы, как это было некогда при нашествии мидийцев (персов), и что согласие «дать земли и воды» не спасет их. У них свежи были в памяти те ужасы, которые были совершены галатами при прежнем их вторжении над македонянами, фракийцами и пэонами, да и теперь им сообщали о тех без законных жестокостях, которые совершались врагами в Фессалии. Перед каждым гражданином в отдельности и перед государствами вместе стояло на выбор: или погибнуть или победить".

  Итак, Павсаний однозначно свидетельствует, что война кельтов с эллинами была войной на уничтожение, то есть более даже страшной и беспощадной, нежели состоявшееся 200-ми годами ранее нашествие персов, ставивших целью не столько физическое истребление противника, сколько его порабощение. Основной же целью кельтов являлся захват территории эллинов, и как следствие – зачистка этой территории. Как именно осуществлялся этот план, мы увидим далее.
  Павсаний предлагает нашему вниманию сравнительный анализ греческих воинских сил, собравшихся у Фермопил против Ксеркса в 480 году до н.э., и выступивших против Бренна в 279 году до н.э. Эти данные весьма интересны и дают хорошее представление о масштабах эллинского сопротивления в Фермопильском проходе как в первом, так и во втором случае. Приведем их здесь полностью:
 Фермопилы, 480 год до н.э.
 - Спартанцы -  300 воинов во главе с Леонидом; - Тегеаты (из города Тегея) – 500 воинов; - Аркадийцы: из Мантинеи – 500 воинов; - из Орхомена – 120 воинов;
- из других городов Аркадии – 1000 воинов; - Микенцы ( «златообильные» Микены Гомера в классическую эпоху были маленьким заштатным городком на территории Арголиды, не имеющим политического значения!) – 80 воинов; - Флиунтийцы – 200 воинов; - Коринфяне – 400 воинов; - Беотийцы: из Феспий – 700 воинов; - из Фив – 400 воинов;
- Фракийцы – 1000 воинов; - Локры – около 6000 воинов.
   Общее количество эллинов в Фермопилах Павсаний определяет в 11200 человек.Общее командование осуществлял спартанец Леонид; он же приказал отступить всем, когда стало известно о заходе персов с тыла, кроме спартанцев, феспийцев и микенцев . Эти воины и приняли свой последний бой,  значительно задержав наступление врага.

  Фермопилы, 279 год до н.э.
 - Беотийцы – 10000 гоплитов(тяжеловооруженные пехотинцы) и 500 всадников. Командиры: Кефисодот, Феарид, Диоген, Лисандр;
 - Фокейцы – 3000 пехотинцев и 500 всадников. Командиры: Критобул, Антиох; - Локры – 700 пехотинцев. Командир: Мидий; - Мегарцы – 400 гоплитов. Количество конницы не указано. Командир: Мегарей;
- Этолийцы – 90 легковооруженных пехотинцев и 7000 гоплитов. Количество всадников не указано. Командиры: Полиарх, Полифрон, Лакрат;
- Афиняне – 1000 пехотинцев и 500 всадников. Командир – Каллипп, сын Мойрокла. Афиняне прислали также флот, состоявший из знаменитых триер – количество кораблей не указано;

- Македонцы – 500 гоплитов. Командир Аристодем;
- Cирийские греки (из Азии, с реки Оронт) – 500 гоплитов. Командир Телесарх.

    Итак, мы видим, что от кельтов Фермопилы обороняло вдвое больше эллинов, нежели от персов. Само по себе этот факт не столь значителен, хотя впечатляет присутствие македонцев, не павших духом против сокрушительного разгрома их царя Птолемея Керавна, и греков-сирийцев, прибывших сражаться за Элладу аж из самой Азии! Место спартанцев при Фермопилах-2 занимают афиняне (Спарта уже сходит с политической арены Эллады). Командующий афинянами Каллипп – единственный из греческих командиров, кого Павсаний в знак особого уважения называет « по отчеству». Этот Каллипп, стратег из Афин, осуществляет и общее командование воинскими силами эллинов. Вот только – если имя Леонида сделалось символом и осталось в веках, то Каллипп оказался незаслуженно забыт, хотя не подлежит сомнению, что он достоин славы не меньшей, чем его спартанский предшественник. К этому можно добавить, что и остальные имена греческих предводителей, заботливо донесенные до нас Павсанием, ничего не говорят нам об их носителях,и мы не знаем ни их личных подвигов, ни их дальнейшей судьбы.

    Эллинское войско подступило к Фермопилам, когда полчища кельтов, проходя маршем через Северную Грецию, достигли города Магнесии в области Фтиотида( родина легендарного Ахиллеса). На военном совете эллинов было решено послать тысячу легковооруженных воинов и часть конницы на север, навстречу приближающимся войскам Бренна. Эти посланцы должны были помешать кельтам беспрепятственно форсировать реку Сперхей. Остановить варваров этот отряд, конечно, не мог, однако задержать их, нанести им потери и тем самым дать возможность остальным эллинам укрепиться в Фермопильском проходе небольшому мобильному войску было вполне по силам. Прибыв к Сперхею раньше кельтской армии, эллины разрушили до основания имеющиеся через реку мосты и сами стали лагерем по берегу, ожидая приближающегося противника.Однако у Бренна имелись разведчики и, похоже, свою службу они несли хорошо. Ночью около десяти тысяч кельтов отправились под покровом темноты ниже по течению Сперхея и достигли места, где река широко разливалась по равнине, образуя некое подобие обширного болота. В течение ночи  кельтский отряд переправился через мелководную часть реки, используя в качестве плотов деревянные боевые щиты высотой в рост человека, а наиболее рослые из варваров, как отмечает Павсаний, вообще смогли перейти реку вброд. К утру эллинам, стоявшим лагерем напротив разрушенных мостов, стало известно, что их обходят с фланга, и дабы избежать окружения, они оставили свой лагерь и отступили к Фермопилам, где оставались главные эллинские силы.
    Тем временем главные силы кельтов подступили к Сперхею с севера. Путь на Фермопилы пролегал по берегу Малиакийского залива – в наше время береговая линия этого залива находится много восточнее, нежели во времена Леонида и Каллиппа. Эллинское население Малиакийского побережья было насильно мобилизовано по приказу Бренна на возведение мостов для переправы захватчиков. Павсаний отмечает: «… они старательно и поспешно принялись за это дело как вследствие страха перед ним( Бренном), так особенно желая, чтобы варвары ушли из их страны и, оставаясь, не причинили им еще больших бед.» Переправившись через Сперхей, армия кельтов тут же занялась повальным грабежом и массовыми убийствами: « Переведя свое войско по этим мостам, Бренн стал двигаться к Гераклее. Галаты разграбили всю эту страну и убили всех захваченных ими в полях людей, но города они не взяли.» Из этого сообщения Павсания следует, что кельтские захватчики сразу же повели войну на уничтожение мирного населения северной Греции, ибо никакого войска им здесь встретиться не могло по причине его отсутствия, а «захваченные в полях люди» представляли из себя мирных земледельцев. Город Гераклею, хорошо укрепленную крепость, кельты сходу взять не смогли, но Бренн и не ставил перед своими воинами такой задачи – главной целью галатского военачальника являлись Фермопилы, откуда было необходимо выбить закрепившиеся там отряды эллинов, чтобы открыть себе дорогу в Среднюю Грецию.
  Приближаясь к Фермопилам, Бренн уже знал, какова численность укрепившегося в проходе эллинского войска. Об этом ему донесла собственная разведка, а также некие упоминаемые Павсанием «перебежчики». Не приняв всерьез ничтожную численность эллинских войск, многократно уступавшую численности кельтской армии, Бренн с рассветом следующего дня начал массированную атаку.
   Сначала кельты нанесли по эллинам удар своей конницы. Стремительный натиск кельтских всадников имел целью одним ударом сокрушить и разметать выстроившиеся против них шеренги эллинов. С оглушительными криками, потрясая копьями, верхом на конях, сбруи которых были увешаны головами ранее павших мирных жителей, кельтские наездники понеслись на приготовившихся к бою эллинов. Однако должного по силе конного удара не получилось. Кельтской коннице пришлось действовать на пересеченной местности, где возможности массированной конной атаки ограничены. Проход между горами и заливом оказался слишком узок для развертывания конных сил кельтов, а кроме того, почва в этих местах представляла собой главным образом скальную поверхность, и копыта кельтских лошадей скользили по ней, что привело к расстройству рядов и их смешению. Здесь в бой вступили прежде всего легковооруженные воины эллинов: они не выбегали вперед, как это бывало в пехотном бою, а оставаясь на месте – то есть впереди строя гоплитов, забросали приближающихся всадников дротиками, стрелами и тучей каменных снарядов, выпущенных из пращей. Атака вражеских всадников захлебнулась, и расстроенные конные ряды кельтов повернули назад, оставляя на земле тела убитых и раненных людей и лошадей. Тогда в бой была брошена пехота – основная ударная сила кельтов. Для отражения ее натиска эллины образовали плотный строй тяжеловооруженных пехотинцев – гоплитов. 

  Началась решающая фаза Фермопильского сражения.
  Кельты надвигались на противника сплошной стеной тысяч и тысяч воинов.
  Это ни в коем случае не была толпа: кельты наступали по племенам, в составе которых в бой шли отряды, сформированные племенными кланами. Во главе таких отрядов стояли знатные и именитые воины, формировавшие вокруг себя шеренги бойцов молодых и неизвестных, жаждавших стяжать богатство и славу боевыми подвигами.
«Каждый кельтский отряд имел боевой штандарт с изображением того или иного божества или тотемного животного. Этот штандарт, как и у римлян, имел еще и религиозное значение…
 У кельтов было принято приносить клятвы на штандарте»( «Новый солдат», №45,2002г.).

  Непосредственно перед лицом передовых шеренг эллинов кельтские пехотинцы подняли страшный, совершенно невообразимый шум – каждый воин испускал пронзительный крик, представлявший собой боевой клич, либо отрывок песни, либо просто выкрикивал насмешки или угрозы. К этому добавлялась какофония, поднимаемая одновременным ревом множества боевых рогов – карниксов. Этот всеобщий боевой клич кельтского воинства, о котором Полибий написал, что это «словно кричит сама земля», не только преследовал цель устрашения и деморализации врага, но и служил обращением к подземным божествам кельтов, незримо присутствующим в каждом сражении. Этот ужасающий вопль многих тысяч глоток
доводил до боевого безумия и самих кричащих, вселял презрение к врагу, выражал отсутствие страха смерти и обеспечивал помощь богов и духов. Часто для усиления такого эффекта кельтские пехотинцы начинали сражение с приема некоторой дозы алкоголя.
   Что касается эллинов, то согласно Павсанию, « эллины выступили против врага молча и в полном боевом порядке». Обычно греческие фаланги шли в сражение , имея в первой шеренге флейтистов, наигрывающих боевой марш для воодушевления бойцов. Но в условиях кельтской шумовой атаки флейтисты становились бесполезными – их просто никто бы не услышал. Передовые ряды кельтской пехоты и эллинских фаланг столкнулись, словно две встречные волны с невероятным грохотом и оглушительным шумом. Началась страшная и кровавая
рукопашная битва.
  «У галатов военное снаряжение было слабее, чем у эллинов, - пишет нам Павсаний, - но на эллинов они кидались, охваченные слепой яростью и безрассудным гневом, как дикие звери! Даже изрубленных секирами и мечами, пока они не переставали дышать, не покидало это неистовство; пораженные стрелами или дротиками, они не теряли своей смелости, пока жизнь не покидала их. А некоторые, вырвав из своих ран дротики, которыми они были ранены, кидали их в эллинов или пользовались ими как оружием для рукопашного боя…»

  О чем именно здесь повествует Павсаний, о каком неистовстве говорит он одновременно и с ужасом, и  с затаенным восхищением?
  Следует сразу заметить, что в свидетельстве Павсания нет никакой поэтики, это не метафора и не иносказание; речь несомненно идет о так называемых «гестах» - отдельных подразделениях кельтской армии, воины которых сражались совершенно голыми. В бою гесты пользовались копьем, мечом и щитом, а на теле не имели абсолютно ничего, кроме лишь золотого торка на шее( разъемный обруч с украшением), обозначавшего их статус. Гесты были посвящены какому-либо богу, а их нагота носила ритуально-магический характер. Идя в битву нагими, гесты демонстрировали презрение к смерти и факт своего посвящения божеству: находясь под защитой бога, воин не нуждается в доспехах. И самое главное состо
яло в том,что гесты шли в бой, находясь в состоянии боевого бешенства, или – того самого неистовства, о котором упоминает Павсаний.

  Что представляло из себя боевое бешенство кельтов? Это религиозно-магическая практика, которой было необходимо долго и упорно учиться. Именно такой практике боевого неистовства обучался ирландский герой Кухулин у знаменитой воительницы Скатах в ее прославленной «школе».И вот как описывается в ирландской саге боевое бешенство Кухулина:
   « Он чувствовал, что каждый волос на его голове встал дыбом, и на кончиках волос загорелось пламя. Один глаз сжался, став меньше игольного ушка. Другой глаз напротив – разросся, став размером с деревянную чашу. Он  оскалил зубы и открыл рот так, что стала видна глотка»( «Новый солдат», №45).
  Хоть в этом описании присутствует, наверное, некая метафоричность, однако вполне очевидно, что боевое бешенство являлось результатом изменения состояния сознания, в процессе которого даже внешний облик воина преображался. В таком состоянии воин становился практически неуязвим для оружия, а своим видом и поведением вселял ужас в сердца врагов. Кроме того, как свидетельствует Павсаний, он приобретал поистине устрашающую живучесть.
 Главной задачей гестов было расстроить боевые порядки противника, внести в его ряды смятение, раздробить монолитное единство врага на множество отдельных стычек и поединков. Бросаясь на боевую фалангу эллинов, гесты метали во врагов дротики и копья, а потом врезались в их ряды, толкаясь щитами и неистово разя мечами и копьями всех, кто попадался на пути. «Они поднимали меч высоко над головой и наносили удар сверху вниз, вкладывая в него всю массу тела.В результате получался мощнейший удар, способный разрубить щит, доспехи и кости»(«Новый солдат», №45).
  Легко представить себе, какой боевой выучкой, мужеством, отвагой и физической подготовкой должны были обладать эллинские воины, чтобы успешно противостоять натиску столь страшного противника, несшего в их боевой строй смятение и хаос!

  А эллины не были знакомы с практикой боевого бешенства? Были, и весьма близко знакомы, но только примерно за тысячу лет до вторжения в Элладу кельтов. Воспетое Гомером неистовство Ахиллеса в Троянской войне – воспоминание об этой магической практике, хорошо развитой во II – ом тысячелетии до н.э. И Ахиллес был далеко не единственным воином, владевшим этой практикой, как это можно решить, читая Илиаду – там «неистовый» Ахиллес сражается один, обращая троянцев в повальное бегство. Достаточно взглянуть на росписи, украшающие греческие вазы сценами из Троянской войны, и вы увидите множество
воинов, сражающихся полностью нагими и действующих копьем и щитом, а из защитного вооружения имеющих только шлем, защищающий голову. Очевидно, что и у эллинов были свои гесты, только задолго до кельтов. Или посмотрите на знаменитую скульптурную группу фронтона храма Афины, изображающую бой за тело Патрокла: В центре стоит Афина, у ног ее распростерт павший Патрокл, а эллины и троянцы сражаются за его тело – почти все воины обнажены и бьются копьями, а закрываются щитами. Раньше полагали, что это лишь художественный прием, дающий возможность зрителю оценить красоту и мощь могучего мужского тела.
   Нет, это не прием художника, это отражение тогдашней реальности! Кстати, почему только мужского тела: магической и боевой практикой боевого неистовства в очень древние времена владели не только мужчины, но и представительницы прекрасного пола! Кто не слышал о неистовых вакханках ( они же – менады, бассариды), несших страшную смерть всем, кто осмеливался встать у них на пути? Их называют спутницами Диониса. Однако еще задолго до Диониса менады(слово означает «безумствующие»)принадлежали древнейшему культу Богини Матери и составляли своеобразный клан ее жриц-воительниц, владеющих магической практикой священного безумия. Согласно многим античным источникам, менады являлись ядром войска, с которым Дионис ходил походом на Восток и завоевал Индию (именно по следам Диониса шел на Восток Александр!). В поэме Нонна Панополитанского «Деяния Диониса» ( V век н.э.) можно найти немало описаний боевого неистовства этих жриц-воинов – вот например:
« Тут, набросившись яро на кудри густые героя Неукротимого, рвет власы Поликсо в исступленье, 
После в недруга чрево впивается пястью свирепой,
Панцирь с тела сдирает и рвет его на кусочки,
В ярой свирепости гнева – о, пойте, отважные Музы,    
Чудо сие из чудес! Ведь панцирь был из железа,    Женские белые руки как полотно его рвали!..»
   
  Задолго до Нонна великий трагик Эллады Эврипид в трагедии «Вакханки» так же красочно описал столкновение неистовых менад с вооруженным войском, завершившееся сокрушительным разгромом последнего и истреблением воинов, которых менады заживо разрывали на куски.
   Спустя столетия боевое безумие практиковали и воинственные женщины кельтов, этакие северные амазонки, и не только практиковали, но и обучали этой практике юных воинов-мужчин (как Скатах обучала Кухулина!). Ранее упоминавшаяся здесь кельтская королева-воительница Гвендолен также владела практикой боевого бешенства, о чем свидетельствуют слова саги – «она была неистовая и яростная, как и ее отец".

  Таким образом, эллины несомненно знали практику боевого безумия, но к началу классической эпохи она стала для них пережитком древнейших времен, чьих героев воспевали в своих песнях сказители и певцы, величайшего из которых мы знаем как Гомера! Теперь  в сражениях эллинов ставка делалась на иное, и прежде всего на сплоченность в бою, военное братство, боевой строй и индивидуальное воинское снаряжение. Времена эллинских гестов и менад безвозвратно миновали…
 
   Но – вернемся в Фермопилы, где кипит яростное сражение между боевыми порядками эллинов и штурмующими эти порядки кланами кельтов. Страшному натиску безумствующих гестов и кельтских боевых отрядов эллины противопоставили мощь и сплоченность греческой фаланги. Нет нужды объяснять, что такое фаланга, достаточно отметить ее основные особенности:
  « По фронту фаланга могла занимать от нескольких сот метров до километра в зависимости от численности войск. На каждый метр фаланги приходилось по два гоплита. По глубине фаланга могла насчитывать 8 – 12, а позже – 25 и более шеренг. В бою фаланга не расчленялась на части, а действовала как единый боевой организм. Талант военачальника заключался в том, чтобы перед боем правильно определить длину и глубину фаланги в зависимости от численности и качества своего войска, боеспособности противника и условий местности.» (С.Лавренов, А.Каращук «Армии древней Греции», изд.Астрель. 2001г.)

 Очевидно, командующий греческим войском афинский стратег Каллипп  оказался достаточно талантливым и опытным полководцем. Он сумел и правильно определить длину и ширину фаланги, и разместить ее таким образом на местности, что эллины смогли целый день отбивать яростные атаки кельтов, нанося противнику немалый урон, а сами при этом неся минимальные потери. Следуя общепринятой в Элладе тактике боя, в передовые шеренги Каллипп поставил самых сильных, опытных и отважных бойцов. От их стойкости и мужества зависела в первую очередь монолитность всей фаланги. Не менее сильные и опытные бойцы были поставлены в последнюю шеренгу. Почему? Как показывал вековой опыт ведения боя, панике в случае видимого успеха наступающего противника в первую очередь поддавались воины как раз последних шеренг, еще не успевшие вступить в сражение. Потому-то в последних рядах были также необходимы опытные и хладнокровные гоплиты. Только так можно было предотвратить развал фаланги,означавший неминуемое поражение.

  Очевидно, сражение греческой фаланги в Фермопилах против кельтской пехоты развивалось по такой схеме. При сближениии обеих армий по фронту на расстояние в 10-20 метров в бой вступила средняя пехота – пелтасты( замечу здесь, что легкая пехота – лучники и пращники – применена была в самом начале боя, против атаки кельтской конницы). Пелтасты выбежали перед строем фаланги и осыпали наступающих кельтов тучей дротиков, а потом,обнажив мечи, бросились на сбивающихся с наступательного марша врагов. Их цель заключалась во внесении смятения в ряды противника и ослаблении мощи наносимого им удара. Затем пелтасты стремглав обратились вспять и проскользнули в специально образованные для них интервалы в передовых рядах тяжелой пехоты. Вслед за этим передние шеренги гоплитов нанесли сокрушительный удар по наступающей вражеской пехоте. При этом гоплиты первой шеренги направляли в противника свои копья, а воины последующих шеренг клали им свои копья на плечи( длина этих копий составляла 3 метра), в результате образовывался сплошной частокол, о который разбивались атаки врага. Далее последовала рукопашная схватка, в которой противники стремились сломить боевые порядки друг друга и нанести максимальный урон вражеской живой силе. Такое побоище продолжалось несколько часов кряду, и побеждал в нем тот, кто был сильнее, выносливее и лучше обучен владению оружием для ближнего боя. При этом пелтасты теперь действовали в составе тяжелой фаланги, находясь в ее средних рядах и дополняя сокрушительный натиск гоплитов своей подвижностью, быстротой и ловкостью. Пробить и сокрушить такой строй для врага было весьма тяжелой задачей. Легкая же пехота на  этой стадии сражения концентрировалась на флангах и осыпала вражеские ряды снарядами из пращей и стрелами, выпущенными из луков.

  Пока сражение у Фермопил находится на этом самом жестоком и кровопролитном этапе, вкратце опишем вооружение пелтастов и гоплитов, игравшее огромную роль в их успешном решении своих боевых задач.
 Средняя пехота эллинской армии свое название получила от своеобразного щита – пелты, представлявшего собой круг или овал, сплетенный из виноградной лозы и обтянутый козьей шкурой. Пелта предназначалась для захвата одной рукой, а потому имела ремень соответствующей длины, а также другой ремень подлиннее для переноски в походе. Пелтаст не имел доспехов: в качестве такового использовалась обычно «безрукавка», сшитая из козьей шкуры, а на ногах – прочная обувь со шнуровкой – нечто вроде сапог, изготовленных также из козьей шкуры. Из защитного вооружения помимо пелты имелся шлем на голове из
бронзы – обычно колоковидной формы. Но чаще шлема не было вообще – его заменяла фракийская островерхая или фригийская шапка из лисьей шкуры. Наступательное вооружение представлено дротиками( обычно пелтаст имел их пару) и мечом для ближнего боя. Вот, собственно, и все.Такое снаряжение должно было максимально способствовать главным качествам пелтаста в бою – ловкости, стремительности, подвижности и маневренности.

  Иное дело – гоплит, боец тяжелой пехоты! Главной частью защитного снаряжения являлся щит, обычно круглый, диаметром около 1 метра. Его основа изготовлялась из дуба и сверху обшивалась кожей или бычьей шкурой. Щит имел прочный обод, изготовленный из бронзы. Иногда бронзой покрывалась вся поверхность щита, если позволяли средства хозяина. Снаружи щит обычно украшался росписью или изображением какого-нибудь мифологического персонажа. Но чаще такое изображение несло информацию: например, изображение шипастой
дубинки говорило о принадлежности воина к армии Фив( палица Геракла), а трезубец на щите указывал на Мантинею(город в Аркадии). Нередко на щите рисовалась просто первая буква названия соответствующего города. Другой важнейшей частью защитного снаряжения гоплита являлся шлем. Шлемы были разнообразны, но наиболее распространен был так называемый коринфский шлем с прорезями для глаз и ушей. Шлемы украшались гребнями из конского волоса и конскими хвостами. Доспех гоплита представлял собой сложную конструкцию: на льняную основу нашивались бронзовые пластины. Часто использовались и сплошные бронзовые панцири, некое подобие кирасы. Особое значение для гоплита имели поножи, защищающие голени. Для воинов первых шеренг применялись составные поножи, части которых, сделанные из бронзы, защищали не только голень, но и бедро, а также ступню, на которую надевался специальный бронзовый башмак.
  Наступательное вооружение гоплита представлено тяжелым копьем с обоюдоострым наконечником и длиной от 2,3 до 3 метров; мечом с обоюдоострым и прямым клинком длиной около 60 см. Меч предназначался к использованию в ближнем бою с нанесением рубящих и колющих ударов. Общий вес снаряжения греческого гоплита достигал показателя в 30 кг – естественно, сражаться в нем мог только очень сильный, выносливый и физически хорошо
подготовленный человек. Экипированное таким образом эллинское войско в течение целого дня выдерживало яростные и сокрушительные атаки кельтов, отражая их одну за другой и всякий раз обращая врага вспять. Вероятно, в ходе сражения периодически происходила замена одних отрядов другими, более свежими и какое-то время отдохнув шими. Павсаний особо выделяет афинян: «В этот день аттическое войско превзошло доблестью всех эллинов». Однако похоже, что это вполне субъективное мнение историка: кельтам не удалось сломать ни афинскую, ни беотийскую, ни фокейскую и никакую другую оборону. Решающий момент всеобщей баталии наступил, когда Каллипп ввел в бой афинский флот. Павсаний сообщает:
 « В это время афиняне, находившиеся на триерах, с трудом и большой для себя опасностью, но все же проплывши по полным грязи и тины заводям, которые образует море, вдаваясь далеко в землю, и подвинув корабли возможно ближе к варварам, поражали их с фланга стрелами и метательными снарядами.» Это были те самые афинские триеры, что покрыли себя бессмертной славой 200 лет назад при Саламине. Триера – это гребное судно, на котором весла располагались в три яруса по обоим бортам(отсюда и название). Прекрасное описание афинской боевой триеры дается в книге С. Лавренова и А.Каращука «Армии древней Греции":
   « В верхней части корпуса триеры вдоль бортов были расположены выступающие брусья, на которых находились уключины весел верхнего ряда. Весла двух нижних рядов проходили сквозь отверстия в бортах. Всего на триере было 150-170 весел длиной от 2,5 до 4,5 м. Триера имела сплошную боевую палубу, под ней располагался трюм для запасов, а на корме размещалась небольшая рубка для ко мандира. Киль в носовой части переходил в боевой таран до 3м длиной с железным наконечником для разрушения подводной части борта судов противника. Над тараном параллельно килю иногда устанавливалась металлическая балка для ломки весел противника. В качестве вспомогательного движителя применялись прямые паруса, ставившиеся на 1-2 заваливающихся мачтах. Перед сражением мачты, как правило, убирали, чтобы они не мешали передвижению воинов по палубе, а противник не мог бы поджечь парус. На время сражения по бортам триеры поднимались деревянные щиты, защищавшие экипаж от вражеских стрел. Длина триеры могла достигать 40-45 метров, ширина – 5-6 метров, осадка – до 3 метров.
    Экипаж триеры состоял из 170 гребцов: в верхнем ряду находились 62, в двух нижних по 54 гребца.Все они гребли в такт, по команде специального начальника. Движением корабля управлял рулевой. Чтобы при гребле один ряд гребцов не задевал за весла другого ряда, отверстия для весел в триерах делались несколько наискосок. Чем выше располагался ряд гребцов, тем тяжелее и длиннее были весла и тем труднее было ими грести. Кроме гребцов, на корабле находились матросы, управляющие парусами, и гоплиты. Общая численность экипажа триеры могла достигать 200 человек. Командовал кораблем триерарх, выбиравшийся из числа богатых граждан, снаряжавших на свои взносы боевые корабли.»

  Как видим, триера была уникальным греческим средством для ведения морского боя, сочетавшим в себе качества плавучей крепости с маневренностью и стремительностью. Когда такие триеры подошли к месту сражения со стороны залива, это явно вызвало замешательство в рядах кельтов. Эллины обстреляли кельтские отряды снарядами и стрелами, одновременно варвары подверглись фронтальной атаке греческих гоплитов, теснивших врагов в сторону заболоченной местности. Это решило окончательно исход сражения. Павсаний сообщает:
   « …В этом узком проходе, нанося малый урон, сами они несли потери вдвое и даже вчетверо большие. Наконец, их вожди дали им сигнал отступать в свой лагерь. Повернув назад нестройно, без всякого порядка, многие из них были задавлены своими же, многие, свалившись в болото, исчезли: их засосала грязь. При отступлении их погибло не меньше, чем в самом горячем бою».
    Итак, жестокое и кровопролитное сражение за Фермопильский проход было проиграно кельтами. Эллинские воины выстояли в этом бою, отразив мощнейший натиск многократно превосходящего их по численности противника. Как передает далее Павсаний, после битвы эллины занялись погребением своих убитых и снятием вооружения с павших варваров.
О кельтах историк с негодованием пишет: « Галаты не входили в соглашение относительно выдачи им убитых для погребения: им было безразлично, примет ли их земля, или их пожрут дикие звери, или птичье племя, враждебное мертвым.»

  Скорее всего, наблюдение Павсания относится прежде всего к судьбе трупов простых воинов. На самом деле погребение кельта зависело от его статуса. Юлий Цезарь пишет: «Их похороны величественны и дорогостоящи. Они бросают в огонь все, даже живых тварей. Они верят, что это угодно усопшему.» Простых же воинов нередко оставляли без погребения, лишь слегка прикапывая или оставляя попросту валяться на земле. Возможно, такое отношение к мертвым связано с верой в друидическое учение о переселении душ. Тот же Цезарь отмечает:
  « Друиды придают особую важность вере в то, что душа не погибает, но после смерти переселяется из одного тела в другое.»
  Следствием такой убежденности могло быть полное безразличие к мертвому телу, оставленному бессмертной душой, подобно тому, как мы безразличны к пришедшей в негодность и сброшенной с нашего тела одежде.
   Поле битвы осталось за эллинской армией: спустя 200 лет после подвига Леонида и его спартанцев Фермопилы оказались вновь овеяны боевой славой доблестных эллинов.


                Конец 1-ой части.