«Милейшая Анна Иосифовна, вообще-то не обязательно, НО я был бы вам очень признателен, если б смогли вы поспособствовать алкоголизации моего организма посредством принесения бутылочки водочки. В жертву вашего дражайшего времени. Желательно в течение сего дня, ибо тоска грызёт сердце и выедает печень.
Искренний поклонник вашего словоблудства во славу бумажных корабликов - некто Редин.
P.S. Подобострастно целую вас в вашу жопу волосатую».
Ну, что? Написал, отправил и забыл. Но есть в жизни счастье. И гуманные люди в ней тоже имеются.
Открыл. Накатил. Сунул початую пузырь в карман и отправил своё тело на набережную. Там люди ходят, мороженое едят. Сволочи.
Пятая точка Анны Иосифовны так и осталась нецелованной.
- А вы что, меня совсем не боитесь? - вежливо поинтересовался зомби и обнажил свои гнилые зубы.
- А чего тебя бояться? Я ж не стоматолог, - ответил патологоанатом.
Людочка отёрла о хламиду трупа скальпель, положила его в сумочку, буркнула себе под нос: «Вы меня на работе достали…», - и направилась в сторону моего дома.
- Чем занимался? - спросила она.
- На набережной был. Смотрел на людей.
- И как тебе люди?
- Люди понравились. Только дети слишком громкие какие-то.
Практическим путём выяснил: чем больше водки - тем тише дети. Ближе к утру дети заткнулись. Вообще. Умирал. Вчера. Умирать лучше молча. Впрочем, так же как и жить. Всё равно найти то самое, единственное слово - утопия. Утонуть не страшно. Страшно плыть, не зная, где берег. Некоторые считают, что смерть человеку даётся только раз, поэтому умереть её надо так, чтобы не было мучительно больно за бесцельно прожитые годы. Танцы на поминках не в счёт. Банально.
- Что ещё?
- Ещё? Ещё писал стихи. Для тебя…
- Стихи!? - удивилась Людочка. - Они достойны быть услышанными?
- Не думаю, но они достойны быть прочитанными.
- Прочти.
- Не сейчас.
- А когда?
- Никогда. Ну, или в следующей жизни.
- Мы там увидимся?
- Не знаю. Разве что, если ты будешь самкой каракурта, а я твоим… Хочешь коньяку?
- А что, есть?
- Нет, но я могу сбегать, моя королева.
- Лучше чаю, мой маленький паучок, - улыбнулась мне она.
Скромный, исполнительный и довольно щуплый дворецкий при помощи ног легко уложил десяток грабителей и на удивленный взгляд своего хозяина ответил:
- А вы у меня никогда не спрашивали.
- Даже жаль тебя отдавать… в свете твоих, неожиданно открывшихся талантов.
- Куда?
- Поедешь в Константинополь. Там есть одна дама, особа привилегированная. Ей нужен молодой человек… в качестве дворецкого. Она будет звать тебя холопом. Так что не удивляйся.
- Но, сэр…
- Никаких «но». Я обещал.
Второй Рим встретил его туманом с моря, музыкой с Балкан, жирными бакланами и тремя христианскими богомолами. В отличие от просто Рима, болотам было там тесно и неуютно. Янычары - пока ещё хоть и в недалёком, но всё же будущем. Лежат в крови, пьют её и по снам, зарифмованным с прохудившимися шаландами, шляются. От креста к полумесяцу. И обратно. Не вынимая своих ятаганов из ножен. Всё равно резать тут больше некого.
Младенец, устав орать, засунул большой палец ноги в рот и уснул. Пьяный монах, не обращая внимания на истерзанные трупы воинов ислама, одной рукой доит молодую вдову в черном, а другой себя. Женщина сидит посреди дороги, обреченно держит под своей пышной белой грудью глиняный сосуд и плачет. Слезы возбуждают. Молоко льётся мимо и смешивается с дорожной пылью, рифмуя сущее с грязью, а грязь с чистыми слезами чёрной вдовы. Но когда струйки попадают в сосуд, звучит музыка. Слышно еле-еле… словно дождь моросит.
- Чем занимался? Пока меня не было.
Он вздрогнул и смял: и буквы, и дождь, и...
- Убивал неверных и писал стихи.
- Неверных!? - удивилась она. - Стихи достойны быть прочитанными?
- Не думаю. Они не достойны быть даже услышанными, моя королева…
Устыдившись своей грязной любви, замешанной на молоке, слезах и пыли, он задул свечу. Вдруг, глядя в его пах, она догадается и рассердится.
- Слышишь?
- Что?
- Музыку.
- Нет.
- Ну, как же? Прислушайся…
- А зачем мне её слышать, если я вижу?
- Что? Что ты видишь?
- Музыку.
- ???
- Вы - моя музыка.
Холоп встал, подпоясался тишиной, заправил член в голенище своего сапога и, выйдя из дома, вошёл в реку. По странному стечению обстоятельств, ему удалось сделать это дважды.
23.06.2011