Homo faber?

Александр Бирштейн
Сокольский вышел из дома в шесть утра. Заказанное заранее такси стояло у парадной. Водитель вышел, уложил сумку в багажник. Сокольский сел на заднее сиденье и расстегнул куртку – в машине было тепло.
- Где едем? – спросил водитель.
Что вы хотите – Одесса!
- В аэропорт! – отозвался Сокольский и прикрыл глаза. До этого самого аэропорта минут сорок, не меньше. Можно и подремать. Что-то стал он худо высыпаться. Ворочается, ворочается, а когда, наконец, заснет, буквально сразу же надо вскакивать на работу. Вот и сегодня до двух ночи уснуть не мог… Эх…  А ведь еще недавно – в экспедиционные годы – он мог засыпать мгновенно и спать стоя, лежа, сидя, даже на ходу…
Не открывая глаз, Сокольский радостно улыбнулся. Но тут же спохватился: чему радоваться-то? Тому, что превратился, если не в старика, то в очень и очень немолодого и насквозь положительного мужчину более, чем средних, лет? Сказал бы тогда кто-то, что так будет…
- Да никогда! – ответил бы Левка. – Да ни за что!
А Сокольский тут же присоединился бы.
- Тот случай! – сказал бы он. – Это не для меня! 
Впрочем, Левка, если судить по его звонкам и мейлам, до сих пор тот еще ходок. Во всяком случае, баня и девочки ждут Сокольского на Левкиной даче сразу по приезду.
- Я тебя встречу, поедем ко мне, а там барышни уже и баньку спроворят… - убеждал Левка.
- Что за барышни? – поинтересовался Сокольский. – Опять на улице девок снимаешь?
- Ну, уж нет! - запротестовал Левка. – Зачем? Есть телефон, по которому просто можно позвонить. И высказать пожелания. Я тебе дам его на всякий случай!
- Конечно! – ответил Сокольский, но только для того, чтоб подыграть другу.
Сколько ж они не виделись? Сокольский открыл глаза и пошевелил губами. Выходило, что лет пятнадцать. Точно! С трассы Сокольский ушел, когда еще пятидесяти не было, а сейчас… Да-а, летит время…
В аэропорту народу имелось немного, и аэропорт от этого казался большим и гулким. Досматривали кое-как. Пожилой, хорошо и аккуратно одетый мужчина интереса не представлял. Опасности, видимо, тоже.
В накопителе Сокольский подошел к бару и – по традиции! – заказал чашечку эспрессо. Да-да, по традиции! За границу он летал дважды в год. На две недели в Израиль. И еще на две недели в Испанию…  А перед полетом всегда выпивал тут чашечку кофе. Красиво, да?
В самолете тоже все было, как обычно. Немножко подремал, выпил стакан сока, предложенный стюардессой, позавтракал… Вернее, поковырял пластмассовой вилочкой в невкусной самолетной еде.
В московском аэропорту, едва выйдя в зал прилетов, он сразу же увидел Левку. И поразился: Левка не изменился ни капельки.
- Ты совсем не изменился! -  сказал он, обнимая друга.
- Ты тоже! – почти соврал Левка.
Но Сокольскому все равно стало легко и приятно.
Потом они довольно долго ехали в Левкиной машине на дачу, и Левка рассказывал о внуках и о работе.
- Вот, кстати, все твои бумаги! – сказал он, доставая одной рукой папку из бардачка. – Договор уже подписан, печать стоит. Поставите свою и вышлете наши экземпляры!
Ничего себе! Сокольский-то приготовился к уговорам, высиживанию в приемных, даже к какому-то, едва заметному, но чувствительному унижению, а тут… Фирма, где процветал Сокольский, на все сто… - да какие сто? – на тысячу процентов зависела от поставок Левкиной фирмы. Нефть, знаете ли… Привезя такой договор, Сокольский мог рассчитывать… Да на все мог рассчитывать Сокольский. На все!
- Левка! – только и сказал он. – Спасибо тебе! Ты друг! И больше, много больше, чем гений!
- А то ты не знал! – засмеялся Левка.
У ворот дачного коллектива имелась охрана. Но ворота тут же отворили. Они поехали по настоящей, широкой улице с тротуарами и идеально гладким асфальтом мостовой. По обе стороны дороги, довольно далеко друг от друга стояли красивые, ухоженные домики. Домики… Домищи!
Левкина дача оказалась о трех этажах с подвалом-гаражом. В подвале стояли две небольшие машинки – Фольксваген и Тойота.
- Это девочек! – объяснил Левка.
Сокольский только присвистнул:
- Серьезные девочки!
- Нормальные!
Комната Сокольского оказалась на втором этаже. Комната… Хоромы!
- Вот так и живем! – заулыбался Левка. – Располагайся, бери, что нужно, и спускайся вниз. Примем по опередивчику – так Левка испокон веков называл самую-самую первую рюмку – и в баню!
- Про опередивчики я уже забывать начал! – засмеялся Сокольский. – Моторчик ни в дугу!
- Да ладно тебе! – не поверил Левка. – Ты ж самый здоровый из нас был!
- Ага… Тут ключевое слово «был!»…
Баня располагалась в саду за домом. Подле нее был небольшой не то пруд, не то бассейн, наполненный чистой, даже немного голубоватой водой. Словно бы для того, чтоб подчеркнуть чистоту воды, плыл по ней одинокий ореховый листик.
Из трубы над баней шел густой и светлый дым.
- Береза и еловые шишки, - принюхавшись, определил Сокольский.
- Помнишь… - похвалил Левка.
Девушки оказались просто загляденье! В коротких туниках из махровых полотенец, под которыми не было ничего, молоденькие и невероятно аппетитные. Сокольский аж облизнулся.
- Света! – представилась одна.
- Лина! – назвалась другая. 
С именем Лина у Сокольского многое было связано, поэтому он сразу решил, что девушка  будет принадлежать именно ему.
- Хоть ненадолго… - почему-то с печалью некоторой подумал он.
В баньке девушки распустили полотенца-туники и сели на полку, скрестив ноги. Лина оказалась прямо против Сокольского, и он не мог отвести взгляд от того, что видел.
- Как створки нераспустившегося тюльпана! – мелькнуло в голове.
Странно… К поэзии Сокольский никакого отношения никогда не имел.
Заметив, куда смотрит Сокольский, Лина поощрительно улыбнулась и придвинулась ближе. Так, чтоб не касаться друг друга телами, но быть близко-близко.
Потом было купание в пруду, чай, снова баня и, наконец, застолье. Лина все время оказывалась рядом и желание, наполнявшее Сокольского стало стремительно перерастать в вожделение.
- Когда же? Когда? – думал он.
А Левка, между тем, взялся говорить тост. Он называл Сокольского своим спасителем и добавлял, что никогда, ничего не забывает.
- Ты помнишь, что сегодня мой второй день рождения? – вдруг спросил он. – И не только…
И Сокольский вспомнил, что именно в этот день, но много-много лет назад он действительно спас Левке жизнь. Они выехали тогда на трассу чтоб запустить, наконец, отремонтированную катодную станцию. Ну, и чтоб поговорить, наконец. Между ними уже несколько времени стояла женщина. Стояла и улыбалась, и, словно, оценивала, и… В общем, надо было поговорить. Они и начали… Вдруг Сокольский, который был лицом к газопроводу, увидел, что метрах в ста от них воздух над трубой заколыхался.
- Бежим! – заорал он, но Левка не понял.
- Что? Что? – спрашивал он, внезапно сбитый с мысли.
Над трубой взмыл высоченный столб песка. Убегать было поздно, и Сокольский просто сшиб Левку на землю и закрыл его собой. А еще через мгновенье прогремел взрыв. Песок, камешки, глина обрушились на них. А потом достал жар. Смешно, но Сокольский, который закрывал Левку телом, отделался царапинами и ушибами. А Левку вырубил какой-то обломок, угодивший в голову. Сокольский взвалил Левку на плечи и попытался идти. Но понял, что и идти, и тащить Левку ему не по силам. Тогда он пополз с Левкой на спине. Жар, нестерпимый жар не отпускал, а, наоборот становился еще пуще. Но Сокольский полз и полз. Сперва вверх к вершине бархана, потом вниз… Когда пополз вниз стало уже полегче. И уверенность пришла, что не напрасно трепыхается. Что помрет не в этот раз. Да и Левка…
Когда дополз до машины, посадил Левку на песок, прислонил к колесу ЗИЛа и полез за водой. Воды имелось много. Прямо за кабиной был бак на двести литров, укутанный влажной кошмой. Сокольский, превозмогая желание напиться первым, стал лить воду Левке на голову. И Левка пришел в себя!
- Что это было? – спросил он.
- Гроб с музыкой!
Часа через полтора подъехали аварийные машины. Их поздравляли, называли везунчиками, а Левка плакал и всем-всем рассказывал, как Сокольский закрыл его собой, а потом тащил по пескам к машине. И Таньке тоже, ибо она, конечно, примчалась и все смотрела и смотрела на Сокольского удивленными глазами.
Ночью она пришла в гостиницу и тихонько поцарапалась в двери. И увела Сокольского с собой…
- Лучше бы ты оставил меня там умирать! – сказал наутро Левка. И добавил: - Я тебе этого никогда не забуду!
Забыл… Ишь, как распинается, а какую встречу закатил!
А тогда они недолго проработали вместе. Левка вскоре перевелся в управление, потом подался на Север… Перезванивались. У каждого была семья… Изредка пересекались на совещаниях в Москве. Ходили по ресторанам, выезжали на природу. Странно, но Левка никогда не звал Сокольского к себе домой. То одно, то другое говорил, но не звал…
А потом Москва перестала быть их общей столицей, совещания прекратились. Остались звонки, в основном, на дни рождения и на праздники. А потом Левка вошел в совет директоров фирмы, от которой зависело все в служебной – а иной и не было! – жизни Сокольского…
Тост закончился. Выпили и стали есть. Лина сидела рядом, слегка касаясь ногой ноги Сокольского. Коснется и отодвинет ногу, коснется и… Но он и сам искал ее.
- Ну, что, передохнем? – наконец спросил Левка. И Сокольский с Линой пошли наверх, причем, Сокольский так радовался, что шагал через ступеньку. Раздухарился!
В комнате Лина скинула халатик, легла поверх одеяла и с улыбкой стала смотреть на Сокольского. Он опустился рядом. Его руки стали жадными-жадными, а лицо горело.
- Лина! – шептал он. – Лина! У меня маму тоже звали Полиной!
- А я не Полина! – отстранилась от него девушка.
- Как? – не понял Сокольский, - Лина – Полина…
- А я Соколина! – с вызовом сказала девушка. – Да-да, Соколина! И в паспорте…
Это было невероятно!
- Женись на мне! – единственный раз попросила тогда Танька. – Я тебе дочку рожу! Линку… А полное имя дам – Соколина. Соколина Сокольская…
- Ну, ты же знаешь, что я женат, что у меня сыновья…
- Я пошутила! – сказала тогда Танька.
Пошутила! Пошутила! Пошутила!
- Ну, что же ты? – спросила Лина притягивая его к себе.
И уже слившись с ней, но еще не пройдя ту, самую последнюю грань, еще не распустив тюльпан, он вдруг спросил:
- А как звали…, зовут твою маму?
- Танька! Ну, Татьяна! – ответила девушка.
С медициной в поселке было налажено отменно. Скорая появилась минут через десять. Кардиограмма, уколы, измерение давления, капельница… Инфаркта не было. Обыкновенный спазм.
- Перегрелся в бане! – предположил врач. Наверное, так оно и было.
Потом скорая уехала, а Сокольский, напичканный препаратами, уснул.
А внизу в гараже, девушки рассаживались по машинам.
- Молодец, Наташка, хорошо сработала! – похвалили Левка лжеЛину, протягивая ей дополнительную купюру.
- Хорошо-то, хорошо, а если бы дедушка загнулся?
- Но не загнулся же! – похлопал ее по попке Левка.
Утром Сокольский проснулся совсем новеньким и попросил Левку отвезти в аэропорт. Билеты были только бизнес-класса, но кого волнуют такие мизерные расходы?
В салоне было всего два человека. Сокольский оказался один на целый ряд. Это его обрадовало. Можно было подумать, оценить ситуацию. Конечно, надо, надо было задать Левке один единственный вопрос:
- Теперь ты доволен, отомстил?
Сокольский знал – знал! – что Левка женат на Таньке, что именно поэтому никогда не приглашал его к себе домой. Знал, что Танька родила Левке двух сыновей, а дочек у нее не было никогда. Знал…
Откуда?
А с кем, по-вашему, он дважды в год ездил отдыхать за границу? На две недели в Израиль. И еще на две недели в Испанию…