«А у нас среди родственников так уже издавна повелось:
кто не спился, тот повесился…»
Из разговора.
Дома моего больше нет. Пишу эти слова, а сама не верю.
Когда я уезжала, он стоял на своём месте – маленький, серенький, с голубыми наличниками, с палисадником, с кустами чёрной и красной смородины, с мальвами возле входной двери. Был он старым, но почти совсем не покосившимся. А потому жить бы ему ещё и жить долгие-долгие годы.
Сначала дом просто-напросто отобрали у моего дяди Вали. Люди, жившие в деревне. Пришли к нему и сказали, что, так как он приезжает только на лето, то лучше бы уж он вообще больше не приезжал, а отдал бы дом им, этим людям, чтобы они могли в нём поселиться на постоянное жительство. Дядя Валя не нашёл в себе сил отказаться от такого интересного «предложения». И согласился. И больше уже в деревню не приезжал.
А спустя какое-то время (до обидного короткое), дом наш сгорел в одночасье – весь целиком, вплоть до печки каменной и до новых своих хозяев. Заодно, кстати, унеся с собой и соседний, несколько лет пустующий уже, дом бабки Вари. Как были дома друзьями, так ими и остались – не смогли один без другого, исчезли разом и окончательно.
И деревни Красниково тоже нет.
Вообще. Словно и не было её на белом свете. Словно не бегали по ней ни детки-Виноградовы, ни овцы, ни курицы. Как будто и меня в ней не было… Не было маленькой девочки, обожавшей сидеть в будке у собаки Куклы. Не было Сони, ловившей в воде пруда головастиков и жуков-водомеров. Не было и бабушек, с любовью растивших цветы и овощи. Не было и Валерки, катавшего нас всех на тракторе.
Странно всё это и до конца не понятно.
От всей нашей деревни, от огромной нашей жизни остались лишь трава, да несколько деревьев. Ни голосов наших, ни дыма из труб, ни даже ветра, подолы платьев развевавшего, нет больше на том месте. Вымерло всё без надежды на возрождение.
Но не это разрывает мне сердце.
Я уже смирилась с тем, что больше никогда не приеду в мою деревню, не приеду в моё почти сказочное прошлое. Ведь в детство, как и в счастье, вернуться невозможно. Что прошло, то прошло. Это грустно, горько, но не трагично.
Володя… самый молодой из моих дядек… самый добрый и весёлый, катавший меня на мотоцикле, щекотавший меня до слёз, спасший меня однажды от заражения крови (просто чудом каким-то почувствовав, что я лежу дома одна, проколов себе ногу ржавым гвоздём, он приехал мне на помощь), любивший меня, мой дом и мою бабушку… Он давно – ещё в ранней молодости – бросил пить. Бросил, чтобы не спиться. Потому что понимал, что уже не далёк от этого… А месяц назад взял и - …
И поэтому книгу мою, теперь уже навсегда законченную, я посвящаю ему, Владимиру Сергеевичу Юдину. С любовью и с благодарностью. И ни о чём его не спрашиваю. Хотя – ничего не понимаю…