Моё разбитое сердце

Ася Иголкина
— Ты меня любишь? — она закусила нижнюю губу и посмотрела на него сквозь длинные ресницы.
—Нет, — твердо ответил он, даже не взглянув на нее.
— Нет?! — Она вскочила на ноги — Ты… Ты просто… Как? — от неожиданности она не знала, что сказать.
Он смотрел на нее серьезно и даже сурово, губы плотно сжаты в тон-кую линию, взгляд был строгим и немного печальным. Ее глаза наполнились слезами, лицо резко побледнело. Вдруг его сжатые губы растянулись в улыбки, и он развозился громким смехом.
—  Нет, я тебя не люблю! — сквозь смех сказал он.— Я тебя обожаю!!
Он протянул к ней руки. Минуту она осмысливала его слова, затем с диким визгом бросилась на него с кулаками:
— Ты, ты просто мерзкий!!! Ненавижу тебя! Больше всех на свете!
Она колотила его, пыталась укусить, а он хохотал как безумный и старался поцеловать ее. Когда, наконец, ему эту удалось, она тут же затихла, наслаждаясь вкусом его сладких губ. Когда они оторвались друг от друга, она заплакала.
— Ты что, малыш? — он собирать ее слезинки губами. — Ты что? Я же просто пошутил, понимаешь? Я люблю тебя, ты вся моя жизнь, мое счастье, моя любовь.
— У тебя ужасные шутки, — она шмыгнула носом и строго посмотрела на него. — Если ты меня разлюбишь, я умру.
— И я умру, если ты меня разлюбишь, — он снова поцеловал ее.
— Нет, нет, не так! — она энергично замотала головой и скинула его руки с плеч. — Нет! Если ты меня разлюбишь, я тебя убью. Убью, понима-ешь? — Она смотрела на него холодным, незнакомым ему взглядом. Вдруг она рассмеялась, вскочила на ноги и побежала вдоль берега, раскинув руки.
— Не бойся, я просто пошутила! Шутка!— ее крик весело разнесся по пустынному пляжу. Он кинулся ее догонять.
***
«Сегодня он сказал, что не любит меня. Он пошутил. У него идиотские шутки. Как я могла полюбить такого идиота? Не знаю. Но я люблю его. Люблю так, что мне самой становиться страшно. Он мое все, он часть меня: мой голос, мои глаза, мои губы, кончики моих волос, пальцев, даже моя маленькая родинка на правом плече — это тоже он. Он мое сердце. Он моя жизнь и моя смерть. Если он вдруг исчезнет из моей жизни, исчезну и я — растворюсь, рассыплюсь на мелкие кусочки. Если он когда-нибудь умрет, умру и я, самой страшной и мучительной смертью, которая только может быть. Но если он разлюбит меня, я не умру, только потому, что буду помнить о нем, о том, что сделаю с ним. Я убью его, разорву на куски, чтобы только он никому не достался. Ведь он мое сердце, он мой голос, кончики моих волос. Он моя жизнь. А со своей жизнью я могу делать все, что захочу…»
Она подняла глаза от своего дневника и посмотрела в окно. Он стоял на крыльце у дома и курил. Лицо было задумчивым, немного грустным, но красивым. Он смотрел куда-то в темноту. О чем он думает? Не важно. Ее сердце защемило в груди. Внутри приятно разлилось тепло, нежность к этому красивому мужчине, который принадлежал ей. Мой любимый, мой…

***
Он знал, что она за ним наблюдает. Чувствовал ее взгляд спиной, даже  через толстую рубашку. Иногда он уставал от этого взгляда. По собачий преданного, который смотрел на него с таким диким обожанием, что становилось не по себе. Как сейчас, например. Поэтому он ушел курить, хотя курить совсем не хотелось.
Ему было стыдно перед ней, потому что он знал, что никогда не смо-жет полюбить ее так, как она любит его. Сумасшедшей любовью. Он думал, что так можно любить только в кино, но нет, оказалось и в жизни такое бывает. И он стыдился, чувствовал себя виноватым. Он любит ее, только зато, что она так сильно любит его. Он был благодарен ей за эти сумасшедшие ночи, за эти преданные взгляды, за поцелуи, которыми она говорила все, что не могла выразить словами. Все это похоже на сказку. Но ни все сказки заканчиваются хорошо. Он знал, что когда-нибудь захочет уйти, возможно, очень скоро. Он знал, что если они расстанутся, он сможет это пережить, принять, понять. Он отпустит ее, если она захочет уйти, и уйдет сам, если он захочет, но вот только, она его не отпустит. Он был уверен, он знал точно. Этот взгляд, который прожигал его насквозь через фланелевую рубаху, словно пытался приковать его к себе навсегда…



Он ушел, он бросил, оставил ее. Просто взял и ушел. Оставил записку. Он больше не любит, не может любить и растворился в ночи. Нет, нет, это неправда, мне это сниться не может быть. Она металась по квартире, звала его, кричала его имя, она распахнула все двери и окна. Она выскочила из дома в одном нижнем белье, надеясь его догнать. Она бежала босиком по грязному оплеванному асфальту, падала, разбивала колени в кровь, но вставала и бежала вперед. Она не знала куда бежать, не знала, куда он ушел, но почему то была уверенна, что сейчас он вынырнет из-за угла и скажет, что все это была шутка. Глупая, идиотскя шутка.
Вернись, вернись, ты не можешь уйти, ты же моя жизнь, как я буду жить без тебя?? Как???? ведь ты же мой голос, мои глаза, мое сердце. Как я теперь буду говорить, дышать, видеть?! Ты и мой мир забрал. За что??? Что я сделала не так? Я же любила, просто любила тебя. Как ты мог уйти из моей жизни, выкинуть меня одну голую на грязной асфальт. Ты же не сможешь жить!!! Ты умрешь!!! Умрешь, потому что, я тоже умерла!
Она остановилась, упала и завыла как раненный зверь. У меня больше нет жизни, и у тебя тоже. Ты умрешь, как умерла сейчас я. Ты умрешь вместе со мной…
Кто-то пытался поднять ее, надеть чью-то куртку, кто-то даже звал ее. Она не слышала, она отбивалась, кричала, звала его по имени. Но он не слышал, он ушел, он убил себя и ее. Просто так. Просто за то, что она любила его…
***
Это оказалось легче, чем он думал. Уйти от нее. Да он знал, что она будет страдать, но был уверен — она переживет. Все переживают расставание. Наверное, это выглядит трусливо — оставить записку  с извинениями, и уйти среди ночи. Это даже по-скотски. Но по-другому он не мог. Он не вынесет ее взгляда, не сможет смотреть ей в глаза, не сможет уйти. Она не отпустит. Он решил отрезать сразу, без наркоза. Да пусть будет больно, но боль пройдет. Она всегда проходит. Когда-нибудь она даже простит его. Он надеялся на это.
Прощай… Спасибо тебе за твою любовь. Твоя любовь — это самое прекрасное, что было в моей жизни. Я знаю, так меня больше никто любить не будет, никто и никогда. Но и я не могу любить тебя также. Прощай… Моя милая, моя красивая, теперь уже не моя…


Все было белое вокруг, люди, стены, потолок. Откуда они?? Где она? Ей что-то говорят, что-то спрашивают. Имя… Они хотят знать ее имя. У нее его нет, она его не помнит. Странно, как можно не помнить свое имя? Это ее удивляет? Имя… Имя… Имя… Отстаньте, не знаю, не знаю я своего имени!!!! Она попыталась вырваться из холодных цепких рук. Не получалось. Наверное, это смерть. Вот так крепко держит ее и хочет забрать, пусть забирает, пусть! Это самое лучшее, что может быть с нею сейчас. Все куда-то поплыло. Люди, стены, потолок слились в одно сплошное белое пятно. Ей стало страшно, слишком мучительная смерть, слишком больно. За что?!


***
Алла пролежала в городской психиатрической больнице месяц и неизвестно, сколько бы еще она там оставалась, если бы не появился Андрей. Все дни, до его появление слились в один долгий серый день. Белые стены, белые люди, белый потолок. Таблетки, уколы, противная еда. Все повторялось из дня в день. Она превратилась в куклу, в пустую безжизненную куклу. Она стала такой же белой как все вокруг, почти прозрачной и совсем несчастной. Ей продолжал сниться он, она каждый день разговаривала с ним во сне и писала письма, много писем, складывала их на подоконнике и смотрела в окно, надеясь, что он появиться. Но его все не было. Она дважды пыталась покончить с собой. Один раз украла таблетки у медсестры, другой пыталась вскрыть себе вены осколком зеркала. И дважды ее спасли. Зачем? Ей было не ясно. Ведь все равно она никому не нужна. А с этой болью она жить не могла. Она каждый день разъедала ее изнутри, как серная кислота и с каждым днем ей было все хуже и хуже. И никто не хотел ей помочь.
В это день, когда появился Андрей, она медленно бродила по аллеи в больничном саду, как привидение, в мыслях о том, кто сломал ей жизнь. Эти мысли, они были так прекрасны, она чувствовала себя даже счастливой. Память услужливо закрывала на время всю ту боль, которую он ей причинил, и подсовывала приятные минуты радости, любви, в которых она просто купалась, с наслаждением окунаясь туда вновь и вновь. Она споткнулась буквально на ровном месте и врезалась во что-то большое.
— Ты чуть не упала, — раздался над ухом глухой хриплый голос, — надо быть осторожней.
Алла  подняла глаза на своего спасителя. Это было высокий, похожий на шкаф парень с широкой спиной и руками как две большие лопаты. У него была большая голова с белыми почти седыми волосами, и ужасный ярко-красный шрам, который пересекал  левую сторону лица. Он был страшен. Просто безобразен.
Алла стояла и смотрела на него, не в силах пошевелиться и отвести взгляд, она была словно в оцепенении. Он тоже смотрел на нее внимательно, с любопытством изучая ее измученное бледное лицо. Что-то не понравилось ему в ее внешности. Он нахмурился, густые светлые брови съехались на переносице. Он поднял свою большую руку и осторожным движением коснулся ее волос.
— Листочек, — он показал ей маленький желтый лист березы, который запутался в ее волосах. — Так лучше. Без него.
Она как зачарованная следила за движением его руки. Листочек. Всего-то, такой пустяк. Но что-то в его действиях заставило ее замереть, затаить дыхание и ждать, что последует дальше. Он задумчиво смотрел на березовый лист, затем переел взгляд на нее.
— Твои глаза, они такого же цвета как он. Красивые.
Алла осторожно взяла из его больших пальцев этот маленький жел-тенький лист и посмотрела его на свет. Без него. Лучше. Она мысленно по-вторила эти слова. Ерунда, чушь какая-то. Она тряхнула головой. Непонятное наваждение исчезло. Она огляделась вокруг. Мимо них бродили пациенты, медперсонал, и никто на них не обращал внимание. Алла поежилась. Оказывается, она замерзла. Он заметил это.
— Тебе холодно? Да? А мне нет, я никогда не мерзну, потрогай мои руки, какие они горячие. — Он взял ее ладони в свои и осторожно сжал их. — А у тебя как лед.
Алла внимательно посмотрела на его большие темные ладони. Ее ма-ленькие худые ладошки буквально утонули в них. Что происходит? Кто он такой? Очередной псих, каких здесь около сотни. И что она делает рядом с ним? С тех пор как она здесь, она всячески пыталась избежать контактов с другими пациентами. И пока ей это успешно удавалось.
Алла поспешно выдернула руки, резко развернулась и пошла прочь. Она чувствовала себя странно рядом с ним. Нет, она его не испугалась, хотя, наверное, следовало бы. Просто за короткие минуты знакомства с этим странным типом, внутри нее происходили странные вещи. Его взгляд и тепло его рук на небольшое короткое время дали ей знакомое чувство покоя. То, чего ей так давно не хватало уже долгое время. Она шла быстро, тяжело дышала, пытаясь привести свои мысли в порядок. Нет, нет и нет. Такое с ней было только однажды, такое с ней было только с ним. Ей не хотелось, чтобы кто-то другой вызывал в ней те чувства, которые когда дарил ОН. Тем более какой-то сумасшедший, страшный уродливый тип. Огромный как скала, который своими большими ручищами мог прихлопнуть ее, как комара на лбу. Она должна была испугаться его и убежать, но она испугалась себя и бежала сейчас от себя. Сзади она услышала тяжелые шаги. Алла, не оборачиваясь, поняла, что это он. Он нагнал ее быстро, схватил за руку и тихонько сжал ее. Она бросила на него сердитый взгляд, выдернула руку и почти побежала. Он снова догнал ее, снова схватил за руку, все также осторожно и бережно. И она опять вырвалась.
— Отстань, — тихо поспросила Алла. Он молча смотрел на нее.
— Отстань, — повторила она и посмотрела ему в его серые глаза. Они были уставшими и смотрели на нее с тоской и с жалостью. Жалость. Он жалел ее. ЖАЛЕЛ. Кто-то говорил, что жалость убивает, но сейчас для нее это было лучшее лекарство. Чуточки жалости, совсем немного. У нее не было сил жалеть себя, другим на нее было наплевать, она была со всем одна. Её уставшая, истерзанная душа просила именно жалости, просила, чтобы кто-нибудь залечил ее раны, что бы кто-нибудь ее пожалел по-настоящему, от всего сердца.
— Как тебя зовут? — тихо спросила она.
— Андрей.
Алла молча протянула ему руку, Андрей схватил и крепко сжал ее. Так, держась за руки, они дошли до конца аллеи.


Уйти от нее оказалось проще, чем быть с ней. Но без нее стало хуже, чем с ней. Ее любовь, которая душила его, которая связывала по рукам и ногам, теперь была не досягаемой мечтой и страстным желанием. Сколько женщин у него было после нее, сколько он упивался свободой, жил для себя, делал, что хотел, спал, с кем хотел — все, что так не хватало ему с Аллой. На какой-то миг она стало просто призраком, приятным воспоминанием, не более. Но чем дольше без нее, тем сильнее он замечал, что думает о ней чаще одного раза в день, что женщины, которых он себе выбирает, похожи на нее. Они были похожи определенными чертами лица — глазами, губами, голосом, в итоге мозг вырисовывал ее изображение, ее картину. Но было одно, и пожалуй, самое важное отличие всех ее ежедневных женщин от нее: никто, ни одна из них не смотрела на него, как она, не в одном взгляде он не видел ее преданной любви. Страсть, желание, похоть, нежность — все, что угодно, но не ее любовь. Он звонил, приходил к ней, искал. Он был уверен, знал точно, что Алла его примет вновь, простит ему его глупую трусость. Но он не нашел ее. Телефон молчал, квартира была пуста. Сколько он жил без нее? Год, два? Он не помнил, когда они познакомились, не помнил, когда он ушел от нее. Дни без нее стали пустыми, одинокими. Одиночество, теперь оно было повсюду: в его квартире, на работе, в воздухе, пустых серых днях. Как она сказала: они убьет его, если он ее бросит, что ж у нее это отлично получи-лось. Он теперь не помнит, что такое нормальная жизнь.
Все изменилось с появлением Юли. Она была одной из тех, кем он пытался заменить ее, и, наверное, так бы и осталось этой из многих, если бы нее беременность. Тупой залет и все. Его мать заставила жениться на ней, заставила принять ребенка. Он не хотел Юлю, ни ребенка, но женился, потому что так надо, потому что он честный человек и прочая чушь. Ребенок спас все. Всю его жизнь. Это была девочка. Маленький сморщенный красный комочек, смогла сделать, то что не смогли сделать бесчисленное количество женщин до нее, включая ее мать. Влюбить себя без памяти.   Когда она родилась, когда ему вынесли ее, и она посмотрела на него пронзительными голубыми глазами, весь мир остановился и сосредоточился в одной больничной палате городского роддома № 2. Она смотрела на него, как когда на него смотрела Алла. С опаской, с наивностью и с любовью. Да, да именно с любовью, несмотря на то, что ей было всего несколько минут от рождения, он был уверен, он чувствовал, что она его любит. Теперь она стала центром его вселенной. Он решил назвать ее Анжелкой, Анжелой Витальевной. Так, когда-то Алла мечтала назвать их общего ребенка. Так Алла, пусть таким косвенным путем, но снова вошла в его жизнь.


***
«— Ты меня любишь? — она закусила нижнюю губу и посмотрела на него сквозь длинные ресницы.
—Нет, — твердо ответил он, даже не взглянув на нее.
— Нет?! — Она вскочила на ноги, на лице была маска ужаса. — Ты… Ты просто… Как? — от неожиданности она не знала, что сказать.
— Это было шутка, просто шутка…» — воспоминание вихрем пронеслись в голове. Она стояла и смотрела на спокойную водную гладь. Сегодня здесь было тихо, как тогда. В их последний раз здесь. «Это была шутка…» Только сейчас она понимала, что это была правда. Горькая правда, которую он очень долго пытался скрыть от нее. А она упивалась его ложью, его обмана, а думала, что это любовь. Что она сейчас чувствует? Боль? Обиду? Страдание? Как ни странно, нет. Она не чувствовала ничего. Пустота. Она любила его по-прежнему, но эта любовь переросла в некую привычку. Как старая болячка, которая со временем иногда дает о себе знать, но на эту боль уже не обращаешь внимание.
Андрей стоял чуть дальше и внимательно смотрел на ее отрешенное выражение лица. Она сейчас была не с ним, а где-то далеко, в своем про-шлом. Когда Алла вошла в его жизнь, там, на аллеи больничного парка, он словно ожил, проснулся от долго забытья. Она вызывала в нем  странное чувство беспокойство, жалости и заботы. Потерянный котенок, мокрый, тощий, заброшенный, который только и нуждался в чей-нибудь ласки. С первого взгляда на нее у него внутри что-то перевернулось, он понял, что уже не сможет с ней расстаться никогда. Ее не испугала его внешность, его молчаливость, его прошлое. То, чего он сам в себе больше всего боялся и больше всего ненавидел, ее привлекало и даже притягивала. Она любила молчать с ним, тихо сидеть рядом, положив голову ему на плечо и держа свою маленькую руку в его огромной ладони. И он молчал вместе с ней, им не нужны были слова, никчемные, совершенно бесполезные, они бы только мешали.   Она только однажды спросила у него про его жизнь за стенами больницы, почему он попал сюда, откуда этот жуткий шрам. И он заплакал, впервые за все жизнь он заплакал. Все ужасы войны, которые он пережил, смерть которую он видел, вся боль, и все потери хлынули потоком слез из его души. На его глазах расстреляли его друга, и он не смог его спасти, потому что не успел. Какая-то секунда, пока он перезаряжал автомат и все, жизнь друга оборвалась навсегда. Он столько раз бросался под пули, столько раз рисковал, что бы покончить со своей жизнью. Но ничего, он вернулся домой живой и невредимый, и только этот жуткий шрам напоминал ему о днях войны. Он пытался покончить с собой, повесится, стянуть тугой узел вокруг своей шеи и задыхаться, медленно умирать, чувствовать, как из него по капли уходит жизнь. Для него это была бы шикарная смерть, наказание, которое он заслужил, потому что не сберег, не смог. Он не мог жить с этой болью, не мог смотреть в глаза матери его друга, ведь он обещал его сберечь, потому что Сашка был слабенький, хиленький, а Андрей здоровый, сильный. Он всегда его  защищал, спасал, а там, на войне не смог. Всего одна секунда. Одна. Его нашла сестра. Он вытащила его из петли. Его отправили в психушку, у сестры какие-то знакомые работали в этой больнице. Смешно — в психушку по блату. И вот в этой богадельни он встретил ее. Аллу, которая для него сразу стала миром вокруг, центром вселенной. Он не боялся, что она его оттолкнет. Он знал, что она чувствует, тоже по отношению к нему. Два одиночества нашли друг друга. В городской психушке, в окружении буйных психов и не менее буйных врачей. Какова романтика, а?
Когда он рассказал ей свою историю, она плакала вместе с ним. Она целовала его лицо, особенно этот уродливый шрам, губами собирала его слезы, шептала, что никогда его не отпустит и всегда будет рядом, что он теперь принадлежит ей, а она ему. Он крепко прижимал ее к себе, он буквально тонул в ней, нуждалась как в воздухе. Тогда они впервые были близки. На холодном полу в женской душевой, в психушке. Это было лучшая ночь в его жизни, самая лучшая. Тогда, он впервые спросил, почему ее положили в клиник.
— Потому что я любила, — тихо ответила она, затем взяла его лицо в свои ладони и внимательно посмотрела ему в глаза. — Никогда не люби, слышишь, никогда. Даже меня никогда не люби.
Любил ли она ее? Он не знал, можно ли описать те чувства, которые он испытывает к ней таким простым словом как любовь. Это было что-то невероятно прекрасное, как это море, на которое она сейчас смотрела, легкое и свежее как этот воздух, которым она сейчас дышала, волнующее и прекрасное как этот закат, который отражался в ее синих глазах. Если это кто-то называет любовью пусть будет так, пусть будет любовь. Что она чувствовала к нему он не знал, и, наверное, она сама не знала.
— Ты мне очень нужен, — часто повторяла она.— Я не смогу любить тебя, потому что, мое сердце навсегда отдано другому. Но моя жизнь принадлежит тебе. И я чувствую себя счастливой рядом с тобой, я как будто после долго пути нашла свой дом. Это важнее чем любовь. Любовь придает, бросает, а я не брошу тебя никогда. Потому что, свою душу я отдаю тебе, она твоя, ты ее спас. Ты меня спас.
— Пора ехать, Алла, — тихо позвал он ее. Она не поворачиваясь, кивнула. — Я пригоню машину, через минуту вернусь.
—Хорошо, я буду ждать тебя здесь, — ответила она.
Андрей пошел за машиной, которую оставил у заправки. Они были здесь проездом. Ехали навестить его сестру. Она сама попросила остановиться здесь на день. Все равно по пути. Ей хотелось проверить, узнать, что она почувствует, спустя столько лет. Первоначальное чувство страха быстро прошло. Теперь она просто наслаждалась покоем и умиротворением, которое хранила в себе это атмосфера. Из раздумий ее вывел громкий детский смех. Она обернулась и увидела девочку лет пяти, которая весело бежала за таксой и кричала:
— Сосиска, вернись! Сосиска! Стой!
Такса подбежала к Алле и стала внимательно обнюхивать ее. Алла брезгливо отшатнулась, она не любила собака.
—Девочка убери ее, пожалуйста!
—Простите, она ужасно не послушная, Сосиска, фу! — такса радостно запрыгала вокруг маленькой хозяйки.
— Ты назвала ее Сосиской? — удивилась Алла — Почему?
—Потому что она похожа на сосиску, —просто ответила девочка.
—Действительно похожа, — засмеялась Алла и внимательно посмот-рела на девочку. Светлые кудри обрамляли личико в форме сердечка. Глазки были ясными, как весеннее небо.
— А где твои родители? —  спросила Алла, странно, что девочка в такой час одна.
— Папа там! — она неопределенно махнула рукой, — идет за мной. А мама дома, спит.
Из далека она заметила мужчину, который быстро приближался к ним.
— Анжела, сколько раз я говорил не спускай свою Колбасу с поводка!
Алла вздрогнула, услышав этот голос. Она отвернулась и крепко за-жмурила глаза. Нет, не может быть, только не он не сейчас.
— Это не Колбаса, а Сосиска! — пискнула Анжела.
Виталий приблизился к ним. Теперь он стоял на расстоянии вытянутой руки от нее. Она не поворачивалась к нему.
— Простите, если я они вам помешали, — Виталий кивнул на дочь.
Алла часто задышала. Черт! Нет, она не должна бояться. Не сейчас, когда она такая сильная. Она резко обернулась и сняла очки. Их взгляды встретились. Он отпрянул.
— Ты, — только и смог сказать он. —Ты здесь.
Они смотрели друг на друга и молчали. Слова были не нужны. Они все понимали без слов.
«— Прости меня, — он не произнес ни слова, его взгляд сам все говорил за него
— Не могу.
— Я совершил самую большую ошибку в своей жизни.
— Я знаю
—Я скучал».
А вслух он произнес:
— Это моя дочь Анжела.
Алла перевела взгляд на девочку. Анжела. Ее любимое имя. Теперь она никогда не назовет свою дочь Анжелой. Теперь у них с Андреем никогда не будет дочери, мальчик, но не дочь.
— Ты опять здесь, — повторил он, — Я так рад. Ты здесь одна?
— Нет, с мужем.
—У тебя есть муж? — он почему-то удивился.
— Конечно.
— Алла, я… я искал тебя, — тихо сказал он. — Очень долго искал.
— И вот нашел…
Виталий смотрел на нее мучительным взглядом:
— Нет, наоборот потерял, именно сейчас, в эту минуту потерял.
— Алла! — Андрей стоял около машины и махал ей рукой, — Нам пора.
—Твой муж?
—Да. Мне пора, прощай.
— Нет, подожди! Еще немного, я ждал этой встречи так давно, Алла!
—Мне пора, прощай, — повторила она и направилась в сторону Андрея.
—Ты вернешься? — его сердце разрывалось на части. Именно в эту минуту он умер. Она убила его, опять, снова. Так ему казалось.
Алла отрицательно покачала головой. Ей хотелось уйти. Как можно скорее. Там у дороги стоял ее муж. Здесь мужчина, которого она любила, и будет любить всю жизнь.  Она хотела встретиться с прошлым сегодня, и даже не думала, что оно придет к ней само, в его обличии. Или это она пришла к нему? Она резко развернулась и направилась к машине. Ей не хотелось смотреть на него, слышать его голос, видеть его глаза. Ее сердце привидя своего хозяина, стучала в груди как оглашенное.
— Ты меня больше не любишь? — глупый вопрос. Как можно любить спустя столько лет, и после того что он сделал. Она быстрее пошла в сторону Андрея, странно, но при каждом шаге вперед он словно удалялся от нее.
Виталий стоял и рассеяно смотрел, как она уходит. Уходит навсегда. Алла вдруг остановилась. Андрей недоуменно смотрел на нее. «Прости», — подумала она, «пожалуйста». Она резко развернулась и сделала несколько шагов в сторону Виталия. «Я люблю тебя!», — ее взгляд сказал все, что она хотела. Она повернулась и побежала к Андрею. Его руки поймали ее и крепко прижали ее к себе.
— Кто это был? — спросил он, кивнув в сторону Виталия и девочки.
— Мое разбитое сердце —тихо отвеяла она и села в машину.