"Оседлаю я горячего коня..."
Рисунок Нинель Шаховой.
* * *
Вскоре по возвращении моём со сбора выяснилось, что приказ 055 , действительно отменённый в отношении лиц со средним образованием, сохраняет полную силу для тех, кто окончил вузы. Такими были почти исключительно те, кто окончил педагогические институты. Например, в нашей дивизии было четверо бывших учителей. Дело в том, что во всех других высших учебных заведениях действовали военные кафедры, готовившие из студентов – лейтенантов (не младших!). И лишь в педагогических (и ещё некоторых гуманитарных) такая подготовка не проводилась: там почти не было студентов – одни студентки!
В те годы, наряду с педагогическими, существовали также и учительские институты, готовившие учителей с неполным высшим образованием. Продолжительность обучения там была не четырёх-, как в педагогическом, а лишь двухлетняя. Уже после того как мы, «полные» педагоги, сдали свои офицерские экзамены, наши «полуколлеги» стали «качать права» - и докачались до разрешения на такой же экстернат. Но пока что, в августе 1956 года, у нас в дивизии к экзаменам на первичный офицерский чин допустили только четверых. Поскольку двое из них (Иван Оленченко и я) служили в одном и том же полку, а, скорее всего, потому, что именно в нашем гарнизоне находился учебный батальон дивизии, приём экзаменов организовали именно у нас в Чернятине. Всего предстояло сдать восемь экзаменов, перечислить которые полностью сейчас уже не берусь. Помню лишь, что список открывался (разумеется!) политической подготовкой, далее шли: специальность (у каждого – своя), материальная часть (например, я должен был ответить на вопросы об устройстве своей радиостанции), тактическая подготовка, физическая, строевая… Я назвал шесть – и напрягать память более не стану, однако точно помню: на каждый экзамен отводилось по часу. Шесть предметов мы сдавали до обеда и ещё два – после него.
На подготовку нам предоставили, кажется, две недели, полностью освободив на это время от несения службы. Весь полк уехал на Пушкинский зенитный полигон – для проведения учебно-боевых стрельб, в гарнизоне остался лишь состав суточного наряда, по формуле: «Через день – на ремень, через два – на кухню», но нас с Иваном избавили и от этого, и две недели мы с ним вели, подобно Васисуалию Лоханкину, «исключительно интеллектуальный образ жизни», - не забывая, впрочем, регулярно и пунктуально посещать столовую. Я и поселился с ним вместе – в артмастерской, где мы поставили свои койки и жили, как вольные студьозусы, проводя целые вечера в дружеских беседах и спорах. Днём я читал уставы Советской Армии (вот и ещё один учебный предмет!), «Наставление по связи», описание своей радиостанции, бегал в штаб, в «секретку»,. где мне выдавали литературу по вооружениям «вероятного противника» - США и стран НАТО… Всё это требовалось знать по программе.
Я уже рассказывал немного об экзаменах, теперь напишу подробнее.
Итак, все они были проведены в один день, для каждого предмета выделили по экзаменатору и ассистенту – это были, в основном, офицеры из соседнего учебного танкового батальона. Из двух других гарнизонов прибыли ещё два претендента на чин, оба – младшие сержанты (а мы с Иваном , оба, - рядовые).
Для меня все экзамены, исключая «физо», прошли гладко. На «физо», как я и ожидал, пришлось пережить неприятные, а со стороны – смешные минуты. Ну, на гимнастических снарядах я, хоть и с посторонней помощью, что-то проделывал, а на канат залез вообще вполне самостоятельно. Хуже было с прыжками через «коня» в длину: хорошо разбежавшись, я неизменно садился на этого «коня» верхом… Но экзаменатор попался не строгий. Не формалист; видимо, он понимал, что, не освоив эти упражнения за два года службы, я и в третий год не научусь. Поэтому вожделенную «тройку», которую советские студенты издавна именовали «государственной оценкой», он мне поставил, чего оказалось вполне достаточно для присвоения мне офицерских погон. Вполне состоятельным я оказался и на экзамене по строевой: не только исправно выполнял все команды, печатал строевой шаг, но и сам гаркал прилично, командуя товарищам: «Сырр-ра!» и «Крру- гэм… ырш!»
А вот Ваня на строевой чуть не срезался. По военной специальности он был ремонтник зенитно-артиллерийских пушек. Знал и любил это дело, руки у него были золотые, голова – тоже… Но артмастерская – подразделение не строевое, там на шагистику внимания не обращали, и у Ивана не было строевых навыков и привычек. Он путался при выполнении команд, сам не умел их подавать. При поворотах в строю на марше с ним случались конфузные промашки, которые допускают лишь самые зелёные новички: он поворачивался кругом не через левое плечо, а через правое; когда все делали поворот в одну сторону, он – в противоположную, и получалось, что он оказывался лицом к лицу с соседом, место того чтобы стоять ему в затылок… И оба какой-то миг смотрят друг на друга ошеломлённые: что же получилось?!
Как назло, экзаменатор попался особенно вредный: капитан из тех, кого солдаты называют «нытиками» и «крупоедами», служака, помешанный на строевой подготовке. Поставив всем, кроме Ивана, твёрдые «тройки», он сказал:
- Ну, а вам, Оленченко, я больше «двойки» выставить не могу: если вы сами не умеете ни выполнять, ни отдавать команды,. то как же будете обучать солдат? Офицер, не знающий основ строевой подготовки – это...
И пошёл, и пошёл – разнылся на полчаса. Попытался было я заступиться за друга, объяснить этому тупому службисту, что из-за одной только несданной строевой человеку, которому уже сейчас 25 лет, придётся служить ещё целый год, а у него дома жена и сынишка…
Но не успел я рта раскрыть, как капитан меня бесцеремонно оборвал стандартной фразой:
- Мне здесь адвокаты не нужны!
В это время кто-то позвал капитана, он отошёл, отвлёкся. А мы между тем все четверо стоим,. как он нас построил: в одну шеренгу. Воспользовавшись отсутствием экзаменатора, мы трое принялись Ивана уговаривать:
- Попроси его! Объясни ему сам! Он потому так долго обосновывает «двойку», что и сам понимает её нелепость и ненужность. Но ты сам должен попросить…
Еле уговорили «гордого внука славян» смирить свою гордыню. Когда капитан вернулся, Иван через силу выговорил:
- Товарищ капитан! Поставьте мне «тройку»! Я ведь уже семейный, но даже не видел сына…
«Нытик» вновь принялся объяснять: «как-де я поставлю вам тройку, если вы…» (И так далее). «Ну, ладно (наконец сказал он), если я вам сейчас поставлю тройку, вы должны поработать над собой, потренироваться, чтобы до увольнения в запас наверстать упущенное. Обещаете?»
Ещё бы не пообещать! Всё свободное время будет теперь маршировать, сам себе командуя «смирно», «вольно» и «кругом», сам же и выполняя собственные команды…
(Мы с Иваном потом встретимся, и он мне расскажет: военкомат много раз после действительной службы вызывал его на сборы по специальности, и он успешно осваивал новую и новую сложную технику и вооружения, но освоить путём повороты на месте и на марше так и не удосужился. Да никто этого от него и не требовал).
Все четверо мы по окончании экзаменов сфотографировались, и снимок этот сохранился. На мне гимнастёрка – «на вырост», на два номера больше моего размера: новой у меня не оказалось, и пришлось у кого-то из солдат одолжить такую, какая у него была.
Экзамены на чин мы сдали где-то в середине августа. И началось томительное ожидание: документы должны были пропутешествовать в Москву, в министерство обороны (первичное офицерское звание присваивается только приказом министра), затем все документы, вместе с выпиской из приказа, проделают обратный путь, и лишь тогда нас отпустят домой.
Весь наш взвод был на полигоне вместе с полком. Один я оставался в казарме. Как вдруг приехал кто-то с полигона и передал мне устный вызов замполита полка.
- Езжай на полигон, - было сказано мне, - тебя зачем-то подполковник Койлер вызывает.
Ослушаться я не мог – и на другое утро выехал попутной машиной на расположенный где-то в уссурийской тайге знаменитый, окружного значения, зенитно-артиллерийский полигон, почему-то носивший имя великого русского поэта.
* * *
Пока еду в открытом кузове грузовика мимо длинной гряды сопок, над которыми господствует хорошо видная из нашей чернятинской дали причудливая гора, именуемая «Сенькиной Шапкой» (а вблизи она совсем утрачивает с шапкой сходство – просто бесформенная громада, покрытая лесом); пока офицеры – мои попутчики – наседают на лейтенанта Решетняка, выговаривая ему за распутное поведение его молодой жены, а он вяло отбрехивается; пока въезжаем в настоящую, почти ещё не виданную мною уссурийскую тайгу, по которой хаживал писатель Арсеньев со своим верным другом Дерсу Узала, - пожалуй, есть время рассказать одну. вроде бы, не идущую к делу историю, случившуюся со мной как раз в период подготовки к только что сданным офицерским экзаменам.
Этот рассказик – про обыкновенную солдатскую ложку.
----------------
Далее читать главу 36-ю "Ложка" http://proza.ru/2013/03/06/1199