Повесть о Свете. Часть II

               
               
               
             

               Возвращение в Уфу.               

               

           После окончания консерватории молодой, подающий надежды композитор Светлана Шагиахметова вернулась в родной город. Первые годы – это вихрь событий, быстро превративший девчонку – озорную и застенчивую, вредную и добрую – в серьезного, ответственного человека, профессионала высокой пробы.

      Уже не Света, а Светлана Георгиевна преподает  в музыкальном училище музлитературу. Успешно преподает. Увлекается. Находит в среде преподавателей друзей – двух выпускниц института им. Гнесиных Татьяну Евгеньевну Лейе и Зою Ивановну Глядешкину. Дружба с ними не прервалась и по сей день.

    В сентябре 1964 года в Уфе состоялся пленум выездного секретариата Союза композиторов России. Приехали Шостакович, Эшпай, Фере, Кожлаев, Леман, Жиганов. Был приглашен Горьковский симфонический оркестр. Настоящий праздник музыки для уфимских слушателей. Праздник и для нашей героини – ее приняли в Союз композиторов.

   Не прошло и трех лет с момента возвращения в родные пенаты, как молодая учительница и композитор вышла замуж. А там и сыночек Димочка родился.

    Дел невпроворот. В Союзе композиторов Свету почти сразу выбрали секретарем правления Союза. Была она долгие годы председателем детского сектора. В 70-е годы – председателем ревизионной комиссии Союза композиторов РБ. С 81-го года – членом ревизионной комиссии в комитете по музыкально – эстетическому воспитанию детей и юношества Союза композиторов России.

    Когда я попросила перечислить ее должности в Союзе, многоуважаемая Светлана Георгиевна в ответ пропела отрывки из песенки, исполнявшейся по радио «Эхо Москвы»:

                Была я пионерка:
                «Всегда готова!»
                …………………….
                Была я комсомолка:
                «Даешь!» – кричала.
                …………………….
                Была я коммунистка
                И член райкома!
                - Мадам, про этот случай
                Давайте дома!

     Вот так серьезно протекала наша беседа.

 В композиторском творчестве красной нитью проходит сочинение музыки для детей. На мысль обратиться к детской тематике натолкнул Леман. Он прислал своей ученице небольшой стихотворный экспромт:

   Дети, милые ребята,
   Пианисты – башкирята
   Пишут Вам свое письмо
   Про прорехи и про «но…»

   Ходим дружно в музыкалки,
   Добровольно, из-под палки,
   Учимся мы там играть,
   Чтоб домашних ублажать.

   Но играем иль по-русски,
   По-немецки, по-французски,
   По-английски, итальянски,
   Иногда и по-испански.

   Но ведь мы же башкирята,
   Мы земли родной ребята,
   И охота нам свое
   Поиграть про то, про сё…

   Как же это, тетя Света,
   Вы не знаете про это?
   Иль вы не были детишкой,
   Вечно дружной с нотной книжкой?

   Иль Вы, тетенька, не наша,
   Потому, что русским был папаша?
   Детишкам нечего играть:
   Об этом, тетя, надо знать!

   Коль напишите – прославим!
   В классики мы Вас поставим
   ………………………………..
   ………………………………
(две последние строчки Света, увы, забыла).

На послание учителя Светлана откликнулась делом: написала 20 детских пьес с опорой на башкирский фольклор, «Детскую сюиту» для 2-х скрипок, альта и виолончели. Пьесы мгновенно вошли в репертуар музыкальных школ и завоевали заслуженную популярность.

   Теперь Светлана Георгиевна стала желанным гостем на концертах, где исполнялись ее произведения. Как председатель жюри детских конкурсов она радовалась появлению  новых талантов, восхищалась детской непосредственностью и искренностью: «Дети – это такое очарование! Я как будто снова в детство попадаю».

     Света как-то рассказала об одном случае из своего детства. Двоюродная сестра Флюра взяла малышку Свету на демонстрацию. Было так хорошо! Все шутят, смеются, шумят, поют. Играет духовой оркестр. Флюра  подняла сестренку на руки, чтобы видны были музыканты, и сказала подруге: «Светка у нас оркестр любит». С чего она взяла, что «Светка оркестр любит», непонятно. Но слова запали в душу. Света действительно полюбила оркестр. Она пишет и для симфонического оркестра (симфонический цикл «Четыре настроения»), и пьесы для различных духовых инструментов.

  Много внимания она уделяет вокальной и хоровой музыке. Сказывается обучение на хоровом  отделении в училище. Концертным хором тогда руководил известный в Башкирии дирижер Михаил Петрович Фоменков. Сколько прекрасной музыки было перепето! «Et incarnatus» Баха, «Lacrimosa» и Кантата C-dur Моцарта, хоры Мендельсона, Шебалина, Соловьева-Седого, Дунаевского… Все, что «пропущено» через себя, особенно в юности, не забывается.

   Не могу сказать, что замужество оказалось удачным. «Не сошлись характерами» – как говорят при разводе. Но у Светланы остался любимый, драгоценный Дима (обрастающий сейчас собственным потомством). «Интернациональный» Дима. Смешение татарской, русской и еврейской крови выдало вдохновляющий результат в образе талантливого, ироничного красавца. Чувство юмора этот сероглазый красавец «впитал с молоком матери». Смотрит, к примеру, по телевизору передачу: в Артеке Пахмутова и Добронравов встречаются с космонавтами; все хором поют песню «Звездопад»; один из космонавтов поет увлеченно, громко, но очень фальшиво. Дима говорит: «Мама, когда он летал в космос, ему, наверное, Большая Медведица на ухо наступила». Летучим выражением стала его фраза: «То ли борщ пересолил, то ли соль переборщил».

  В жизни Светы было много интересного: поездки по стране на всевозможные композиторские пленумы, встречи с выдающимися музыкантами. Думаю, если она напишет об этом, то книга получится большая и увлекательная.

    Но, вместе с тем, как она сама говорит: «Было много разочарований. Очень много…». Света с удовольствием рассказывает о своем детстве, юности, но замыкается, когда разговор переходит на «взрослый период». Я долго не могла понять, почему это происходит. Одно из ее воспоминаний приоткрыло уголок «тайны». Воспоминание это основано не на конкретных событиях, а на ощущениях. Света смотрит на старые фотографии, и ее память воспроизводит шорох платьев, запахи… А я  вспоминаю ее вокальный цикл на стихи японских поэтов. Музыка тонкая, почти прозрачная, неуловимая. И, вместе с тем, наполненная глубоким смыслом, как японские гравюры .Сопоставление  ощущений прошлого и музыкального выражения высветили чрезвычайно хрупкую, ранимую, чувственную нежность и к внешним образам и к жизни вообще. Уязвимость ее внутреннего мира. Уязвленного многократно и безжалостно того мира, который бьется внутри и страдает от жестокости и несправедливости.

   Расхожее выражение «музыка – это эмоция» стало настолько привычным, что мы перестали видеть заложенный в нем смысл. У музыкантов обостренно эмоциональное восприятие действительности. Слишком тонка та «материя», с которой они имеют дело. Конечно, все люди разные. Есть грубые, превратившие композиторский дар в бизнес. Есть  беззащитные  перед грубостью, хамством (вспомните Шостаковича). 

  Еще одно расхожее клише: «каждый человек глубоко индивидуален». Мы все это понимаем как слова и совершенно не принимаем как программу к действию. Любимое наше занятие – подминать под себя. Чуткость – качество редкое. Деликатность воспринимается как слабость. Слабость вызывает желание унизить, подавить. Самовозвышение. Самоутверждение.  «Само..» – у юных это сила кипучая и  неуправляемая. У взрослых  это варварство.

   Мелочи, не правда ли? Но они ранят и ломают не меньше, чем катаклизмы. Сильные люди – это не крикуны, бьющие кулаками в грудь. Сила – это когда тонкий, деликатный человек не ломается под напором варварства. Гнется, страдает, но выживает. И не теряет присущего ему добролюбия. И не отстраняется от жизни, от общения. Но нередко отгораживает свой внутренний мир, прячет его от нескромных взглядов.

  «Спасательным кругом» часто является чувство юмора. Вернейшее «плавсредство». У Светы с юмором «все в порядке». Когда я прихожу к ней, то настроение у меня непременно поднимается. Не только потому, что рада ее видеть, рада закопаться в ее огромную библиотеку, поговорить по душам. Куда в этой квартире не пойду, все время натыкаюсь на вырезки из газет, приклеенные в разных местах. На входной двери: «Ходють тут всякие». Над кухонной плитой: «Сектор газа». На двери туалета: «Авгиевы конюшни».

   Посвятила я подружке стихотворение:

   Сидят  на кухне две подружки,
   Две подружки-говорушки.
   Пьют чаи, едят варенье,
   Поднимают настроенье.

   То смеются, то грустят,
   О работе, о концертах,
   О картинах и о книгах
   Говорят и говорят.

   Дети выросли – отлично!
   Со здоровьем как? – Прилично.
   Настроенье? – Высший класс!
   Зубы целы?  – Тут атас!

   Все проблемы перебрали,
   Языки у них устали,
   На кровать тихонько сели
   И блаженно захрапели.

  Это шуточное посвящение было написано в то время, когда Света и мой муж начали переписку в стихах. Я, никогда до этого не писавшая стихов, остаться в стороне не смогла. Целый год мы от души развлекались. Однажды я решила в одном стишке слегка «пошуршать» звуками. В ответ подружка не на шутку «расшуршалась»:

   «Шурша» шипящими, я на работу еду.
   Глядишь, шутя, поэму сочиню к обеду.

   Шуршит машина шинами, и ей шоссе послушно.
   Попутчики взирают равнодушно,

   Как пешеход шоферу машет:
                «Тормози!»
   А я шуршу шипящими:
                поэма «на мази».

   И только лишь появится в стихах сноровка,
   Водитель громко объявляет остановку.

   Затихло все: шуршанье и шипенье,
   А вместе с ними испарилось вдохновенье.

   И я, ища шипящие, спешу к обеду,
   Чтобы поесть и поддержать с коллегами беседу.

   И вдруг я поняла: еда – первична!
   А вдохновенье и «шуршание» – вторично.

   Куда приятней «пошуршать» борщами, щами,
   И кашей пшенною вприкуску с беляшами.

   Пожалуй, я шипящими «шуршать» не буду.
   Глядишь, шутя, поэму позабуду.

                Бессонница. Ночь с 16 на 17 декабря.
                Проблемы творческого мышления исследовала
                Засушенный сеятель безвкус.
                С. Шагиахметова.

   Юмор, несомненно, способствует душевному здоровью. Помогает справиться с невеселыми мыслями, вызванными окружающей действительностью. Например, о положении дел в преподавании:

   «Душа болит за систему образования, за воспитание. Такое впечатление, что сейчас на первое место  выдвигается не подготовка специалистов, хорошо владеющих своим ремеслом, а многопрофильных дилетантов, которые «учились понемногу чему-нибудь и как-нибудь». Одна за другой следуют  новые программы обучения, в которых ведущее место занимают физкультура и ОБЖ. Специальные предметы сокращаются.

  Дети потеряли всякий интерес к литературе, живописи, театру. Приходят маленькие прагматики, которые не умеют выстроить художественные образы, которым не хватает фантазии, романтики. Некоторые смотрят на училище, как на переходный этап к дальнейшему образованию другого профиля.

   Требования занижаются как на вступительных экзаменах, так и в процессе учебы.

   Нет самостоятельности мышления. Негативно влияние компьютера: скачивают все подряд без сортировки, не желая самостоятельно работать. Думаю, их в школе не учат мыслить.

   Боюсь, будет все хуже и хуже…»

    Как не согласиться с этими словами! Я, как более слабый человек, уставший тянуть лямку «бюрократического зажима», просто бросила работу. А Светлана Георгиевна, как человек ответственный, продолжает работать. На что-то надеется. Выискивает редкие жемчужинки, пестует их. Терпит все эти «проценты успеваемости», указы: «надо ему (ей) поставить хорошую оценку, потому что…». Терпит и чувствует бесполезность собственных усилий.

   Я помню один случай из нашей педагогической практики. Руководитель отдела, поддерживаемый властью, менял преподавателей теоретиков «как перчатки» по собственному усмотрению. Не просто менял, а настраивал против неугодного преподавателя студентов. Молодая учительница сольфеджистка увлеченно пела с учениками романсы, они даже выступали с небольшими концертами. Но… посмела поставить низкие оценки лентяям. Было организовано собрание всех учащихся отдела. Выставили «к позорному столбу» преподавательницу. По расписанному сценарию студенты выступали и говорили, какая она плохая. Не правда ли, ярчайший пример «воспитания»? От него хочется по-волчьи завыть. Благородство и честность явно не на пьедестале.

    Как тут не вспомнить о благородстве людей в трудные послевоенные годы. Света рассказывала, что в детстве она каждое лето проводила в Кушнаренково на селекционной станции. Знакомая – Лидия Николаевна Стреляева, первая женщина виноградарь в Башкирии – приглашала девчонку, чтобы «подкормить». Находила для нее работу по перебиранию пыльцы. Нужно было пинцетом вскрывать бутончики винограда разных сортов и ссыпать пыльцу. Посылали Свету и на охрану арбузной бахчи, и на сбор ягод смородины, чтобы наедалась и «набиралась витаминов». Малышка за такую работу даже «колоссальную» зарплату получила – три рубля!

   В свободное время она читала книги, которые  подбирала ей хозяйка из своей богатейшей библиотеки. Света помнит эти книги: «Повесть о русской актрисе»       
 (о Ермоловой), Жюль Верн, «Путешествия Руальда Амудсена», Короленко, Чехов. Позже: Ибсен, Гейне, пьесы Карло Гоцци, «Открытая книга» Каверина.

  Книги остались друзьями на всю жизнь:

  «Мама, видимо, хотела, чтобы я пошла не «в музыку», а «в литературу». С пятого класса у нас была очень хорошая учительница по литературе. Как-то она спросила: «Кто хочет стать учителем литературы?» Почти все подняли руки. Все грамотно писали. Дома много читали.

   У меня с детства интерес к русскому и татарскому фольклору. У мамы на каждый мой шаг была пословица. Сейчас я их вспоминаю, провожу аналогии между татарскими и русскими пословицами, записываю, ищу в литературе.  Пошел строгий отбор произведений – все ближе к фольклору. Открыла для себя Сергея Максимова: о какой бы стороне жизни он не писал, описывает разносторонне, досконально, все пересыпано пословицами, песнями, притчами. Недавно купила три толстенных тома башкирских пословиц. В пословице – четкость, краткость, игра слов, удачные рифмы, скрытый юмор, образность, мудрость. От Максимова (а не наоборот) пошла дорожка к Аксакову, Эртелю, Григоровичу. Настолько разные диалекты, каждое слово играет по-новому, раскрывается новой гранью. А Бунин, Астафьев, Платонов – это любовь на всю жизнь, неприкосновенный остров.
 
  Обожаю книги о животных – Дарелл, Хэрриот, Моуэт, Лоренц…».

   

   Когда я беру у Светы книги для чтения, то погружаюсь не в диалог с писателем, а в «триалог», прочитывая бесконечные Светины заметки на полях, обдумываю их, спорю или соглашаюсь.

    Света тот человек, которому можно открыть все «до донышка». Это еще один ее дар. И еще теплота душевная.

  Мы сейчас нечасто встречаемся, но всегда знаем, что мы друг у друга есть.