Глава 22. Товарищи офицеры

Феликс Рахлин
НА СНИМКЕ: советские офицеры-зенитчики (снимок из Интернета http://foto.mail.ru/mail/valme/tags/#photo=/mail/valme/902/1987 - конкретного отношения к персонажам данной главы не имеет).


                *     *     *
Командир полка подполковник Якимов – высокий, худощавый, стройный, строгий, - ну, прямо киношный, а ко всему этому похож лицом – ну, прямо как  двойник! – на известного киноактёра Олега Жакова. С солдатами немногословен, жёсток (не жесток!), шутит редко, никогда не заигрывает, личный состав, как и положено, боготворит его и боится; рядом лишний раз стараемся не возникать, а обходим десятой дорогой, памятуя одно из золотых правил Советской Армии:  «Всякая кривая в обход начальства короче любой прямой,. ведущей через точку, где оно находится».

За всё время службы мне с «батей» (так, по традиции, называют командира части его подчинённые) довелось говорить не больше трёх – четырёх раз. Тем не менее, он меня знал и помнил – этому содействовала, конечно, моя неординарная анкета. Кроме того, отдельные мои особенности – как положительные (успешная стрельба), так и отрицательные (неуспешное физо) тоже  могли привлечь его начальственное внимание.

Например, однажды во время кросса на трёхкилометровую дистанцию он, стоя у финиша,  встретил меня, добежавшего лишь на самолюбии, не сошедшего с дистанции только усилием воли, но явившегося в числе последних, - встретил сперва подбадривающими словами и возгласами, а потом, когда я, едва добежав, весь измученный, истекающий потом, хватал воздух, как рыба на песке, - принялся весело хохотать. Я ничуть не обиделся, - должно быть, и в самом деле со стороны было смешно.

В другой раз я очутился случайно возле штаба в момент, когда там  шло укрощение упившегося вдрабадан старослужащего солдата. В штаб как раз направлялся «батя». Остановился возле бушующего ханыги, стал с ним строго разговаривать. А тот принялся выламываться, куражиться, «выступать» - обложив матом самого командира полка.

- Да я тебя сейчас… - сказал подполковник, оглянулся по сторонам, -. как видно,. в поисках подмоги,- увидел меня и приказал:

- Рахлин! Вяжи его!

Мне сроду не приходилось кого-либо вязать, и я растерялся. Командир полка решил действовать сам. В одно мгновение он через подножку свалил парня наземь, заломил ему руки за спину, а дальше подоспели – уж не помню, кто и связали пьяному руки и ноги.
О других моих встречах с «батей» - в своё время и в другом месте.

Правая рука командира части – «зампострой»:  заместитель по строевой подготовке. В начале моей службы на этой должности сидел подполковник Моган. Вот именно, что – сидел: почти не вмешивался в течение полковой жизни, большую часть дня проводил в штабе, изготовляя какой-то затейливый макет боевых действий, - с горами и долами, с укреплёнными пунктами, туда и сюда снующими танками, замаскированными зенитками… К солдатам обращался  кротко и ласково: «Сынок», совершенно ни к кому и никогда не придирался… Статью своей и ликом он был, как говорится, «настоящий полковник»: осанистый, плотный, с густыми усами…  Солдаты вполголоса рассказывали о нём, со слов офицеров,  вот какую историю.

Полковник Моган был незадолго перед нашим прибытием  начальником гарнизона Спасска-Дальнего, - того самого, о котором  в песне: «Боевые ночи Спасска, волочаевские дни…». Он командовал там какой-то воинской частью и возглавил гарнизон по Уставу внутренней службы как старший по званию. Впрочем, может я неправильно помню, и был он в этом городе военным комендантом? Так или иначе, полковник навёл  там  образцовый воинский порядок, бывал неоднократно отмечен командованием – словом, преуспевал.  Как вдруг каким-то образом выяснилось: на фронте воевали честно и доблестно два родных брата: Моган и Моган, - отличавшиеся друг от друга лишь именами и званиями. Оба не были обойдены наградами, но  по званию  один был ступенькой ниже другого. И вот старший по званию на фронте погиб. А младший… воспользовался его документами, чтобы подняться в звании… Поступок неприглядный, и когда через семь-восемь лет по окончании войны случайно всё выяснилось, полковника Могана судили офицерским судом чести – и приговорили: понизив в звании на одну ступень – уволить с воинской службы. Офицеры наши говорили: другому пришлось бы хуже, но суд офицеров учёл боевые заслуги провинившегося, его запоздалое, но искреннее раскаяние.
И вот теперь подполковник в нашей глуши дожидался утверждения министром обороны приговора суда.  Дождался – и тихо отчалил из части.

Ему на смену явился маленький, черноволосый, говорящий резким фальцетом подполковник Русин – ужасный грубиян.  Мы уже в этой повести с ним встречались: это он путал меня с Манеску и каждому кричал: «Пять минут – побриться – доложить!» Помню своё изумление от первой встречи его с личным составом: перед строем всего полка он даже не кричал, а выл:
- Сгною-у-у  на гауптвахте!!!
    .
Это было его любимое выражение. Но на самом деле он оказался не так  страшен, как сам себя малевал. Солдаты это быстро раскусили – и не слишком перед ним трепетали.

О заместителе по политической части, подполковнике Койлере, я уже рассказывал. Медлительный, с типично еврейским лицом, умным взглядом хитроватых маслянистых глаз, он часто появлялся в казармах, тихо и спокойно шёл по центральному проходу, иногда останавливаясь возле дневальных, чтобы что-то спросить, делал тихим голосом замечания, никогда не устраивал разносов…  На время моей службы ему досталась непростая задача  «разъяснять» личному составу  небывало смятенные события:  то были «оттепельные» годы, одно за другим сыпались разоблачения, реабилитации, «закрытые письма» ЦК КПСС… И, вместе с тем,  новое возвышение Жукова, его атака на институт замполитов, стоившая прославленному маршалу не только министерского поста, но и государственно-политического статуса…   То был период ратификации парижских соглашений, резкого противостояния НАТО и стран Вршавского договора, вспыхнувшей на Ближнем Востоке войны вокруг Суэцкого канала… Замполиту надо было бдительно держать нос по ветру, и в этих условиях он лично для меня сделал огромное дело: в ответ на мою просьбу отпустить меня домой - повидаться с вернувшейся поамнистии матерью, ответил: «Поедешь!» - и слово сдержал.

У командира полка – две правых руки: одна – зампострой, а другая – начальник штаба. У нас на этой должности был подполковник Данилевский – вкрадчивый, очень сдержанный, суховатый, но к солдатам относившийся тепло и, как правило, с симпатией. Наши взвода боевого обеспечения были штабными. Правда, взвод разведки непосредственно подчинялся начальнику разведки полка майору Емельянову, но Данилевский тоже много с нами возился. Например, проводил у нас комсомольские собрания, читал нотации – надо ему отдать справедливость,.не слишком нудные.

Об остальных старших офицерах мои воспоминания отрывочны, но о некоторых  ещё будет рассказано в эпизодах.

*  *  *
Солдатский труд довольно часто использовался нашими старшими начальниками для обслуживания хозяйственных нужд их семей. Бывало, утром в неучебные периоды года на хозяйственном разводе кто-то из офицеров или старшин выкликает:  «Два человека – на рытьё котлована под овощехранилище! Три человека – на ремонт казармы! Пять человек – в распоряжение майора Емельянова! Два человека – в распоряжение подполковника Данилевского!».

И вот – Емельянов уводит с собой пятерых пилить дрова возле его дома. мы двое (с Поповичем0 идём вслед за подполковником… С Женей, его женой, я вчера в полковой библиотеке  обсуждал свежие номера толстых журналов, она очень внимательно и с уважением прислушивалась к моим оценкам, в беседе участвовала и библиотекарь – жена капитана Савельева – тоже Женя…

Данилевская встретила нас на крыльце домика. Увидав меня – ужасно смутилась: не ожидала, что перенести в сарай доставленный вчера машиной уголь ей пришлют этого интеллигента…  Но я не разделял её смятения – хладнокровно вдвоём с Петром перетаскал уголь в сарай.
Вечером в курилке шло обсуждение: майор Емельянов – хороший: каждому из пиливших ему дрова дал по пачке папирос, а его жена угостила всех пирожками.

- А вам чего дали у Данилевского? – спросил кто-то из ребят. Ну, что было ответить?
Интеллигентная Женя постеснялась. И я её понимал.

                -----------------

Далее читать главу 23-ю "Еврейская рапсодия" http://proza.ru/2011/06/24/1192