Столяр Саша любил на моем плече поплакать, жалуясь на своих род-ных.Жаловался он без устали и на жену, которая его не понимала, и на тещу,и на брата.Между прочим рассказал он мне о своем деде.Дед донимал его тем, что просил купить двенадцать метров полотенечной ткани для собственных похорон. Умирать дед надумал.
Похоронив жену, он впал в глубокую депрессию и даже водочка, что раньше была для него увеселением, теперь не радовала старика.Хвори его не обсту-пили,но слег дед, перестал с родичами разговаривать, а если и открывал рот, то только о смерти и говорил. Особенно злила Сашу постоянная просьба деда «купить ему в городе двенадцать метров ..." Известно всем, двенадцать мет-ров полотна надо, чтобы опустить гроб в могилу.
Сначала Сашка отшучивался. Потом отмалчивался. Потом стал ругаться. Дед же клянчил и клянчил: «Купи, да купи».
Впервые мой столяр попросил совета.
- Ну что мне с ним делать? Купить ему это полотно? Я уже видеть его не мо-гу, мне и жаль его и нервы он мне рвет…
- Купи, Саша, посоветовала я.-А потом мы вот что сделаем...
В ближайший выходной встретились мы с Сашкой на автобусной остановке. Он пришел с пузатой сумкой, бока которой распирал двенадцатиметровый свиток полотенечного. Я тоже ехала не с пустыми руками. Везла деду не-сколько банок моих,- знаменитых в кругу близких друзей,- фаршированных морковью синих баклажан, перцовочку, варенье из абрикос с орехами и ба-ночка оливок с анчоусами,-дочь из Франции в посылке прислала. Уже в ав-тобусе Сашка сказал, что его мама стол накроет, - вино будет, водочка, все, как полагается!
Зашли во двор сельского, ладного дома. По всему видать, дед был хорошим хозяином! Забор из плотно подогнанного штакетника окрашен в голубой цвет, на стволах деревьев заметный след побелки - такой след остается на де-реве, если белят его два раза в год. Дорожки по двору не просто выложены кирпичем, а выложены легкой «арочкой», чтобы вода с дорожки стекала, са-рай крепкий во дворе, баньку видать недалеко от дома, к ней тоже дорожка выложена. Огород от сада отделен небольшим заборчиком -для порядка, не иначе! В саду скамеечка удобная с наклонной выгнутой спинкой. Дом на вы-соком цоколе, украшенный крыльцом в четыре ступеньки, с застекленной верандой, карниз, деревянный,резной, - не пиленый! обнимал широкой на-рядной каймой весь периметр дома. Крышу высокую, четырехскатную из старинной красной черепицы венчал дымарь с металлическим карнизом, вы-ложенный из красного кирпича.
Мои мысли вернулись к деду. Дед нас не встречал, и даже когда вышел бо-сиком на крыльцо, казалось толком не понял, что у него во дворе стоят люди. Поздоровался кое - как, и, похоже, собрался опять в дом. Саша его окликнул:
- Дед! Кончай прятаться! Я полотенца принес!
Это сообщение вывело деда из его, привычного состояния равнодушия.
- Покажи!
- Покажу! Иди, оденься! У тебя в гостях молодая женщина! Дед едва глянув на меня, скрылся в доме. Вернулся скоро, на ноги надел, видать жены своей покойной, тапочки, потому, как на подъеме красовались кроличьи хвостики. Сорочку мятую на плечи накинул, даже руки в рукава не вдел. Сашка запро-тестовал:
- Нет, дед, ты надень брюки, китель с наградами, фуражку, оденься так, как ты на парад ходил. Иначе полотенечное не отдам.
- Да ты что, дурак? Дурило! Чего б это я китель сейчас надевал? Первое Мая, что ли? Не буду! Я, понимаешь ты, умирать собрался. Вот умру, тогда на ме-ня сам его и наденешь.
Мне стало так стыдно! Приехали над стариком измываться. Дернула Сашку за рукав, дескать, оставь, как есть, не трогай ты его!..
Но Сашка не сдавался. Он следовал утвержденному и придуманному нами же сценарию. Для «затравки» вытащил из сумки моток из двенадцати метров полотенечного, показал его деду и стал заталкивать его обратно, в сумку. На деда, похоже, увиденное произвело большое впечатление, он давно хотел по-лучить этот свиток, на первый взгляд, ничем не примечательного полотна. Что там у него в голове завелось, какие такие тараканы,- только вот уже не-сколько месяцев он изводил родных просьбой купить ему эти двенадцать метров…
Как только Сашка затолкал в сумку полотно, дед с готовностью послушного ребенка, тихим голосом сказал:
- Я - мигом! - и исчез в доме. Мы с Сашкой стали лихорадочно - быстро рас-катывать от ступенек крыльца до ворот полотно.
Когда Игнат Леонтьевич опять вышел на крыльцо у нас все уже было готово. Он успел надеть военный китель, на груди звенели и сверкали на августов-ском солнце всевозможные медали и ордена. На голове крепко сидела воен-ная фуражка. Глянув на парадные брюки и тапочки с кроличьими хвостика-ми, я чуть, было, не засмеялась, но потом это «чуть» спрятала очень глубоко, очень. Тапочки деду простили и Саша и я. Дед стоял на крыльце, перед ним до самой калитки на земле лежали двенадцать метров широкого, почти в метр, - не пожалел Сашка денег! - полотенечного полотна,уже облитого Сашкой с двух сторон тонкой струйкой керосина. Но этого дед заметить не мог.
- Шо ты такое придумал, Сашко?
- Иди, дед, иди к воротам! Дед, послушно,обойдя полотенца, засеменил стар-ческой походкой к воротам. Сашка поставил деда на полотно, повернул его лицом к дому и сказал:
- Сейчас, дед, эта женщина будет читать особую молитву, а ты иди к дому по полотенцам. Когда дойдешь до крыльца, ты выздоровеешь! Ты веришь мне?
- Я то верю… Только как по полотенцам идти… они ж новые!
- Дед, зачем ты их просил купить?
- Зачем? А труну на них опускать… мою. Зачем же еще!
- Так что ж их жалеть тепер? Дед, слушай мою команду! По полотенцам! К новой жизни! Строевым шагом! До дома! Шагом марш!
Дед оглянулся, ища у меня поддержки, пристально посмотрел мне в глаза, потом скользнул взглядом ниже, в вырезе летнего платья, где на простом черном шнурочке висел серебряный крестик. Крестик его словно загипноти-зировал. Он смотрел на него несколько секунд, затем, резко повернувшись, крикнул внуку, что уже поднялся на крыльцо:
- Есть! - при этом стал в стойку «смирно».
Сашка наклонился над полотенцами и поджег керосин. Мгновенно вдоль бе-лой льняной дорожки вспыхнула тонкая и ровная стенка огня.
- Иди к дому, дед! - прозвучала команда.
Дед втянул живот, откинулся корпусом назад и вдруг, согнув к груди руку, строевым шагом двинулся к дому по белой дороге, обрамленной невысокой, - но все же стеной, - живого огня! Я громко читала вслух «Отче наш», едва успевая за ним на каблуках. Дойдя до конца белой дороги, дед приложил ру-ку к козырьку,отдавая честь Сашке, легко, высоко поднимая колени, взошел на крыльцо, обернулся, словно выполняя команду «кругом!» и замер, опус-тив одну руку по швам, а другой отдавая честь теперь уже мне, стоявшей возле почти сгоревшего полотна.
Его дочь, что подошла к тому времени к калитке, закрыла от удивления рот двумя руками и расставив ноги над огромной сумкой со снедью стояла, не решаясь войти во двор, слезы катились по ее лицу…
- Эта дорога, дед, - дорога к жизни! Живи, дед!-провозгласил Александр с крыльца, словно с трибуны.
- Есть! Ответил Игнат Леонтьевич, полковник запаса танковых войск леген-дарного 334 полка Советской Армии.
Дочь плакала и безумными глазами смотрела то на Сашку, то на отца, что так и стоял на крыльце, одетый, как на первое Мая, если не считать тапочек, то на меня, то на сгоревшее полотно, разлетающееся по двору черными, тлеющими клочьями. Сашка по - деловому кинул матери: «На стол накрывай!»,собрал недогоревшие полотенца в старое ведро, притоптал, погасил водой, вымел двор.
Дед же переоделся, подошел ко мне и я отметила, что сорочка на нем не та, в которой он вышел нам навстречу. Сорочка была глаженой, правда, пахла нафталином, на рукавах были наведены стрелочки, как в послевоенные годы, видать их утюжила его, теперь уже покойная , жена.
…Стол получился почти новогодний! Не хватало только салата «оливье»! Кагор сделал свое дело, дед пил со мной на брудершафт, рассказывал анек-доты, потом предложил мне показать участок. Водил меня и по саду и по огороду, в баньке предложил попариться при случае, и все норовил меня за талию взять…
Дочь деда украдкой плакала от радости и все благодарила меня, что «папку на ноги подняли, а то уже три месяца, как вставать с кровати не хотел, людей видеть не хотел». А еще допытывалась осторожненько, сколько ж Сашко за полотенечное отдал, с ней бы, дурачек, посоветовался, она знает, где прода-ют намного дешевле, это ж - широкое, видать дорогое. Не для дела куплено, сгорело ж…
Я не нашлась, как же правильно ей ответить, как успокоить, сказала лишь, чтоб деньги не жалела, ведь за все приходиться платить в этой жизни.
Так лучше уж деньгами!..