СНИМОК из Интернета.
* * *
Где-то на полпути, в центре Сибири, на одной из очередных стоянок – не на станции, а «у столба» - вдруг кто-то из попутчиков внутри нашего вагона крикнул мне:
- Феликс, гляди: вон твой керя побежал, весь в крови: видно, кто-то его в спину пырнул!
Я выглянул из вагона – и успел ещё увидеть окровавленную спину обнажённого до пояса Додика, что есть сил бегущего к санитарному вагону. Действительно, он получил удар сзади, под сердце, ножом – на его счастье, складным, «перочинным». Короткое лезвие до сердца не достало, раненому наложили повязку – и оставили в вагоне медсанчасти. Он там оказался в одиночестве,. и я на время составил ему там компанию. Вот что мой «керя» мне рассказал:
Урка, отобравший велосипед у железнодорожника, произвёл этот «экс» только лишь для того, чтоб не скучать на частых остановках. Теперь, едва замрёт эшелон «возле столба», он вытаскивал «вЕлик» из вагона и колесил на нём взад-вперёд по тропке у железнодорожного полотна. Додик, на свою беду, отпустил ему вслед какую-то шутку. Блатняк это запомнил. И надо же тому случиться: когда в следующий раз он проезжал мимо видного, вырядившегося в отцову военную форму, моего «кери», кто-то сунул в спицы велосипеда палку, спицы посыпались, велосипед пришёл в негодность. Отбросив его в сторону, урка приступил было к Додику с истерическими угрозами, но получил отпор. Блатному стало ясно, что голыми руками этого могучего парня не возьмёшь. Урка побежал в свой вагон, взял там свой складной ножик, подкрался к Додику сзади – и нанёс ему подлый, воровской удар в спину. Пришлось повару, кормившему нас краденным из котла мясом, распрощаться со своей красивой мечтой об офицерской суконной гимнастёрке…
ЧП такого рода не заметить нельзя. и наша походная «губа» получила, наконец, своего первого – и единственного – узника, а санитарный вагон – первого пациента. Так они и ехали в смежных вагонах: Додик – в лазарете, сявка – на «губе».
Уголовнику «горел» новый срок. Однако начальству эшелонному невыгодно было раскручивать это дело. Выплывет история с ограблением стрелочника – «А вы где были?» Если же ЧП не числится, то его как бы и не было вовсе. Поэтому к раненому Додику явилась вскоре целая депутация офицеров эшелона (не исключаю, что с самим начальником эшелона во главе).
Пострадавшего стали склонять к великодушию. «Да прости ты этого мудака, он и сам перед тобой повинится». Те же лица уболтали и преступника. Нетрудно угадать, чтО ему говорили: «Попроси прощения у этого еврея, а то ведь засудит, ты знаешь, какие они…»
И вскоре – кажется, на станции Петропавловск, а, может быть, и Александровск, где была большая баня, в которой устраивались помывки проезжим командам призывников и этапам зэков, и потому эшелон простаивал здесь по несколько часов, состоялось в местной станционной столовой примирение «сторон».
А ещё через несколько дней и я угодил в рискованный переплёт.
* * *
Подобно Додику, я тоже был одет, в отличие от большинства призывников, аккуратно и прилично, только совсем иначе: в штатское. На мне были вполне целые, хотя и дешёвые, брюки и суконная курточка на «кокетке» (такие с конца сороковых годов называли почему-то «космополитками»). Именно в ней я сфотографирован на парадном свадебном снимке.
В разговоре с попутчиками я как-то раз обронил, что не прочь продать кому либо по дороге эту одежонку: после выдачи обмундирования она, как известно, всё равно пропадёт, а если продам, то денежки мне пригодятся.
И вот, где-то уже в Амурской области, на очередной остановке зовёт меня Володя Комель:
- Беги скорее – я там договорился со стрелочницей, она купит у тебя барахло!
Выскакиваю из вагона – и вот я уже в доме стрелочницы.
- Ладно, я вам продам за восемьдесят рублей (просил - сто, но рынок есть рынок), а вот во что мне переодеться?
- Я дам тебе свитерок и спортивные штаны моей дочки. – пообещала женщина. И мигом мне всё это принесла. Одёжка новизной не блещет: бумазейный свитер – в дырочках, тренировочные штаны ношены-переношены, да ведь не в театр же собираюсь – до места как-нибудь доеду, а там и форму выдадут… Махнув рукой, начинаю переодеваться, хозяйка, нырнув в соседнюю комнату, приносит оттуда деньги, суёт их мне… Пересчитываю – там, вместо 80-ти, только 75 (это, в ценах 1961-го, составит лишь 7 рублей 50 копеек). Никогда не был мелочным, но тут меня возмутило: и так ведь отдал за бесценок, но подлая баба решила выгадать ещё пятёрку! Пользуется ситуацией: поезд может отправиться с минуты на минуту… Мне он виден в окне, но до него ведь надо успеть ещё добежать! И, как нарочно, раздался предупредительный гудок паровоза, и эшелон тронулся дальше… Кричу хозяйке:
- Так нет же, не поеду, пока не отдашь всё, как договаривались!
Наверное, вид у меня был решительный – она ещё раз мотнулась в ту же комнату и вынесла недостающую пятёрку. Бегу что есть сил к эшелону – он на глазах прибавляет ходу. Из проплывающих мимо меня вагонов – уже почти последних – мне протягивают руки, но у меня под ногами – куча сыпучего угольного шлака, и я боюсь, что, попытавшись ухватиться за руки товарищей, соскользну по нему прямо под колёса. Пришлось дождаться самого последнего вагона, который, как бывает в каждом составе, снабжён тормозной площадкой. Уцепившись за железный поручень, я был подхвачен убегающим составом – и при этом больно стукнулся косточкой лодыжки левой ноги об угол ступеньки.
Вишу на руках, не имея сил подтянуться. А на меня спокойно взирает с площадки человек в овчинном тулупе – кондуктор поезда, или как там его называют… Он не делает ни малейшей попытки мне помочь, и я почему-то не прошу его об этом. Напрягая все свои силы, пытаюсь вылезть на ступеньки. Ставлю колено на нижнюю – и с огромным трудом подтягиваю туда всё тело… Наконец-то я на площадке!
А дальше полтора часа мы вдвоём с этим служивым молча ехали рядом: он – в тёплом тулупе, я – в тоненьком, ветром подбитом бумазейном трикотаже (а дело было – напоминаю – в Амурской области, и на дворе середина октября). И за эти полтора часа мы не сказали друг другу ни единого слова!
Перегоны там, от станции до станции, огромные, и я чуть было не околел от холода. Но вот, наконец, долгожданная остановка. Бегу вдоль состава в свой вагон – меня встречают ликованием и уступают место поближе к печке (топили мы её, воруя уголь, где придётся). За несколько минут я отогрелся, и даже без насморка обошлось.
Великое дело – молодость!
-----------
Читать далее главу 7-ю "Реинкарнация" http://proza.ru/2013/03/04/1660