Из цикла "Посмешки жития"
Быль
1.
День в семье Лыжиных начинался так.
Когда спозаранку, когда попозжей (и чем дальше, тем позжей) Лариса крадется к ободранному, со сгустками крови на кулаках мужу. Ближе к топчану она приседает и, тая дыхание, чистый снайпер, наставляет в ухо спящему будильник. Выжидательно помедлив между зверскими храпками, резко врубает звонок и мечет «минный механизм» на подушку. Оставлять в руке - чревато: милый разнесет и не почешется. Не менее важно: рассчитать дистанцию для броска, чтоб лицо - не ближе, чем на метр. А то ведь радиально мазнет по сусалам, как уже не раз бывало…
Когда-то был Мартын Лыжин классным сельским водилой. Но к “возрасту Христа” зачем-то стал все больше смахивать на забулдыгу. Днем он с грехом пополам крутил баранку, благо дело в деревне гаишники нарушителей не пасут. Да и толковых механизаторов тут, как свистунов на полюсе. Поэтому любые пьяные выкидоны Мартыну сходили с рук.
Кому не позавидуешь, так это семье, да и соседям. Лыкнувший Лыжин являл полярную противоположность себе же трезвому. “Мастер золотые руки”, душка, сама доброта и безотказность, - после первой же рюмки водки или стакана бормотухи он превращался в Годзиллу. Потому как стопору не знал. Еще хуже, что на пропой уходила вся личная заначка, а также семейная казна и даже отдельные пункты домашнего имущества.
Но абсолютным, монопольным Мартынкиным лихом была, конечно же, необузданная, яростная драчливость. После литрухи беленькой оттарабанивший в ВДВ здоровяк больше тянул на особо буйного пациента дурдома. Хвать что приподъемно, и ну гонять всё окрест: от безродных собутыльников до родимых кровиночек. Связываться с бузотером не рисковали: имелся опыт, когда в нокаут полсела отправил.
Лишь Лариса самоотверженно боролась с бедствием. То сыпанет рвотных снадобий, то - приворотного от знатных ворожей. Как-то даже уговорила мягкого по трезвяни Мартышу ампулку вшить. Правда, обоюдный позыв он прямо у дверей больницы успел стаканом перетавокать... И на этом всё. Нет, бывший десантник вовсе не дрейфил перед якобы смертельной для “вшитика” стопкой: просто не желам-с!
В общем, как здравоохранение, так и знахарство перед Мартынкиным организмом капитулировали. От таблеток или там порошков он бывало, что и порыгивал, а вот кодирующие препараты и бабкины заговоры вызывали лишь брюшную и головную боль, которую излечивал опять же в мокрую.
Все это экспериментаторство привело к тому, что со временем удобренная фармацией лютость Лыжина стала необузданной. И если он вдруг зачем-то несся по двору, односельчане рефлексивно запирались на все засовы и массово переквалифицировались в глухих.
2.
Единичные факты восстаний и бунтов не отменяли беспросветности общей статистики. Ну, к примеру, психанул как-то зоотехник, - не меньший, казалось бы, крутень - из морпехов. А проку? - пальнул по спец-коллеге из бердана, промазал! Так Мартын опосля, с полгода, всяк раз, как шары зальет, - давай строить планы контрудара. И ладно бы строил: итогом штабных дум был неизменный марш-бросок. Который, в свою очередь, обрел две четко чередующиеся, близкие к классике формы.
Форма № 1: прикрывшись от огнестрелки щитом, - то была либо белазовская дверца, либо днище утильной барокамеры, - Мартын-богатырь, ровно Финист Ясный Сокол, гордо выступал во чисто поле и медленно, тяжко и неустрашимо шествовал к калитке недруга, откуда вызывал обидчика на честную кулачку. И ничто в подлунном мире не могло отвратить от вражеских ворот тугой и мутный взор Мартына. Обычно столь героический маневр десантный стратег выбирал, когда был нагружен так обильно, что в эрективном состоянии его тело удерживалось лишь благодаря «щиту».
Марш-бросок второй формации был технически проще, но тактически коварней. Не успев нагрузиться до щитовой поступи и, по той же причине, не утратив ловкости, Мартыша, ровно заправский лазутчик - в хаки, ирокезской раскраске и с пучками укропа в носу и бровях – издали крался к логову врага, не обременяясь ничем, кроме аршинной рогатки или самодельных нунчаков из метрового бамбука. И это при том, что в руках десантника, как известно, даже карандаш за штык. Поначалу экс-морпех изображал глухаря, а потом и вовсе в соседний район съехал.
Тутошний участковый унимать бывшего одноклассника даже не думал: еще в школе на своей шее испытал лыжинскую крутость. Так вот и вышло: Мартын держал все село в страхе - в кулаке то бишь.
Лишь однажды, когда борзанул против пивника от «иноземной» конторы, слетевшиеся городские начистили Мартыну сопло. Ввосьмером.
С тех пор по пиву он не западал, обходясь сугубо водочкой и самогонкой. А ближе к тридцати, чуток ослабнув, переключился с внешних репрессий: против чужих, - на сугубо внутренние гонения: гонял, по преимуществу, родню. В месяц раз, не реже, Лариса с сыном и дочкой искали убежища у соседей. Следы при этом заметали не хуже индейцев: то ведь перепадет и людям добрым за укрытье. Иной раз, всю ночь по буеракам пряталась.
Застольные компаньоны у Мартына быстро сжухли и отпали. Разве приезжий подвернется какой, да и тот по незнанью последствий. Плата за наивность была одна - косые версты, что нарезал болезный от взбесившейся гориллы.
В итоге, после тридцати усиживал Мартын свои литры сычом-одиночкой. Питаться по человечески тоже перестал. Так, зажует какой ни есть хреновиной… В прямом смысле! По части хавла хмельной Лыжин предпочтенье отдавал “хренобродикам” - горбушке, смазанной хреном, чесноком, луком, аджикой или горчицей. И уж не первый год кликали Мартына за глаза не иначе как «свиной алкан». За нечистоплотность, неразборчивость в еде и полное моральное опущение...
3.
…Вот и сегодня, раззверясь на будильник, Мартын жахнул кулаком по освоенному радиусу, ничего не словил, помычал, порыгал. Но минут через пять привычно почапал к умывальнику. А еще через пять младшенькая услыхала дробный, методический притоп. С пугливыми предосторожностями родные заглянули в ванный закуток...
Увиденное потрясло: вывернув шею, выкатив зенки и высунув пенный язычище, “свиной алкан” провисал с балки и, еле дотягиваясь, стукал ступнями по полу.
Жена едва не взвыла от... радости. Вот же оно – избавление – само, и звать не надо! Но при виде оцепеневших в ужасе деток, скрепя сердце, резанула серпом растянутый шарф, что глыбким врезом засинил бычачью шею. То свойство шарфа к растяжке и спасло забубенную башку Мартынки.
Выхаживали семьею, меньшие и те дежурили поочередке.
Две недели не говорил, лишь сипел. Но кабанье здоровье, да без спиртной слабухи, передюжило косую.
Для начала бывший десантник сел за руль, в езде руки тренировал, а твердость ногам педалями подкачивал… Потом на турничок прыгнул, железяками заворочал, а скоро - и мускулатурою стальной.
Вот и первая получка в новой тверезой жизни. Домой вернулся поздно и с бутылкой. Жена тихо уткнулась в ладони, дети - по углам. Тут еще, как на грех, двоюродный брат Мартынки из города завалил: проведать умирающего. Три месяца, пока отхаживали, ни слуха ни духа, а тут поди ж ты – переживалец!
Бывший громила молча вынул пузырь, всклень набрал оба стакана. Чокнулись, выпили. А потом “свиной алкан” хлопнул «аршином» о столешницу - донышком к потолку – и: “Завязал - баста!”
Ныне Мартын Лыжин уважаемый фермер. От старой клички к нему справедливо прикрепло лишь слово: «свиной», поскольку трезвенник со стажем хрюшек теперь разводит.
После развода с водкой “свиной барон” заделался пижоном, блюдет чистоту кожи и волос, одевается дорого, не брезгует парфюмом, зато на дух не переносит пьянь да рвань.
На первых порах кабанчиков резать он выписывал того же кузена, да изредка дружков по стакану бывших. Заколку щедро приправлял кусками свежатины, плюс пузырь ставил. Каждому!
С годами ожлобился. Резать зовет строго родню. А, может, то окулачившиеся СВОИ ЧУЖИХ отшелушили. Факт, что теперь даже своим мясной монополист Мартын Антимонович Лыжин справно ставит ровно... литр “белой” - на всех, и ни чекушки сверху! Свинины закольщикам на прихват не дает. Да и закусью обходится, все больше, вегетарианскою...
Такие вот чудеса с вроде как конченным пьянчугой. Все-таки гаишники правы, когда резко тормозить на виражах не советуют...
Напечатано в газете «Время Икс» в 1998 г.