Таковы были муки автора этой непридуманной повести на занятиях по физической подготовке. Впрочем, больше мучился личный состав взвода разведки, дружными усилиями пытаясь взгромоздить своего сослуживца на турник...
Рисунок Нинель Шаховой.
* * *
Сколько себя помню, всегда отличался физической неловкостью. Трудно сказать, зависело ли это от меня или таким уродился. Но ещё в ленинградском пригороде, на даче, где мне было года три с половиной, бабушка должна была меня переворачивать, толкая под попку, чтобы я мог, подобно другим детям, делать кувырок через голову. Я был толст и неуклюж.
И потом. в детском саду и в школе, во дворе и на улице, всегда ощущал эту свою неловкость. А потому всячески уходил от обычных детских игр: не прыгал через скакалочку, редко пускался наперегонки, мало и неохотно играл в мяч, усугубляя свой недостаток.
Впрочем, это мне не мешало предаваться тем детским играм, в которых ловкость и быстрота не играли роли решающей, где на первый план выдвигались воображение, фантазия, словесное развитие и другая «беллетристика». Например, с удовольствием играл в «пограничников» - и при этом с одинаковой готовностью был и собакой Ингусом, и её проводником Карацупой; строил корабли или самолёты из стульев – и выполнял обязанности то капитана, то пилота… но как только дело доходило до состязания в сноровке, в подвижности, так я сразу же пасовал…
Мне было 13 лет, когда впервые я стал в волейбольный круг. А через сетку играть – так ни разу и не отважился. В том же возрасте первый раз вышел на «футбольное поле» (точнее – на маленькую площадку, где гоняли мяч две небольших группы мальчишек). Оба «дебюта» состоялись на старой территории харьковского УФТИ (Украинского физико-технического института), где в 1944 году (и в следующем тоже) размещался дневной пионерский лагерь профсоюза работников высшего образования и науки. Меня туда определила «по блату» моя тётушка, сестра отца. У меня за спиной был несчастный опыт уральского пионерлагеря и общения с тамошними детьми военных лет, почти поголовно заражёнными в своих семьях пошлой и жестокой юдофобией. Но здесь дети были совсем другие: почти все – из интеллигентных семей, да и притом зачастую из еврейских. Девочка лет 14-ти позвала меня в круг детей, игравших в волейбол. Простейшие правила требуют: не отбивший мяча (хотя бы и неловко посланного) выбывает из круга. Мне повезло, и я, неумело отбивая мяч, вышиб из игры других, сам же продолжал играть. Наконец, остались мы вдвоём с той девочкой (это была Неля Юхновская – позже известный на Украине композитор). После недолгой переброски я (по чистой неловкости) услал мяч куда-то не туда, так что Неля отбить его не сумела, а догнав – сунула его под мышку и ушла, буркнув мне совершенно всерьёз:
- Ты – чемпион! –
отчего я преисполнился гордости: быть чемпионом мне до тех пор не приходилось!
Придя на спортплощадку, увидел там детей разного возраста, гоняющих в футбол. В одной из команд не хватало игрока, и мальчишки позвали меня. Обретя «чемпионство» в волейболе, я осмелел и решил дерзнуть. Вратарём у противника был крошечный, чуть ли не шестилетний Гриша. Овладев мячом, я что было сил набежал на малыша и забил его в ворота вместе с мячом. Нашей командой это было воспринято как победа, а у противоположной веских возражений не нашлось. Так я стал хотя бы участвовать в футбольных баталиях. Правда, партнёры быстро разобрались в том, кто чего стоит, и за непроворство начали ставить меня «беком» - то есть, в защиту.
Но в школе я по отношению к спорту вёл себя по-прежнему отчуждённо. Нельзя сказать, чтобы не пытался себя перевоспитать. Занимался и гантелями, и силовой гимнастикой, а в начале студенческих лет, поступив было в политехнический институт, даже несколько месяцев посещал секцию спортивной гимнастики – но без малейшего успеха. В те времена и речи не было о культуризме, о «качках», и ни от кого, в том числе и от учителя физкультуры, не услышал я никаких рекомендаций по развитию мышечной системы. А без такого развития не мог выполнить простейших упражнений ни на одном спортивном снаряде.
Пропагандируя на словах «массовость» спорта, советская школа физической культуры основное внимание сосредотачивала на поиске талантов и воспитании рекордсменов. Слабые, хилые, неловкие, то есть как раз те, кому спорт больше всего необходим для укрепления здоровья, для обретения веры в себя, оставались на обочине, а то и вовсе вне какого бы то ни было физического воспитания. Я стал систематически отлынивать от уроков физкультуры, особенно тех, что происходили в спортивном зале.
Большинство моих товарищей выбегали на большой перемене во двор, чтобы поиграть в футбол или в «ручной мяч» (термин, которым в годы борьбы с «иностранщиной» заменили английское handball), зимой в классе устраивали игру в «кобылку»… Я никогда в этих играх не участвовал, а потребность в самоутверждении компенсировал тем, чтО у меня получалось лучше: выразительным чтением стихов и прозы, участием в драматическом кружке, сочинительством.
А ведь Бог дал мне крепкое здоровье, немалую выносливость, нормальную осанку. Попадись мне человек, пожелавший наставить на правильный путь – я многое бы наверстал. Но такого наставника не нашлось, а сам себе я задачи самовоспитания не поставил.
Конечно, я и сам виноват. Например, один из моих школьных друзей, Витя Канторович, тоже с детства не слишком спортивный, стал делать гимнастику, стоял на руках, на голове – и сумел себя развить. Но у меня, сколько я ни пытался, даже нормальный кувырок сделать не получилось. Попытки свои я отваживался производить лишь в одиночестве. А когда моя беспомощность обнаруживалась на уроках физкультуры, я невыносимо страдал душою. И потом старался от таких уроков отлынивать… Чем лишь увеличивал свою неумелость.
В гимнастической секции, куда я записался во время короткого пребывания в техническом вузе, тренером был студент медицинского института Бибиков – кажется, мастер спорта. У него упражнения на гимнастических снарядах получались великолепно. У меня же не получались совсем. Но как мне себя развить – он не показал, не объяснил, - а может быть, и сам не знал. На этих спортивных занятиях мне пришлось ещё хуже, чем в школе: здесь ведь присутствовали и девушки… И я бросил не только спорт, но и институт. Конечно, не только по этой причине, но и она сыграла роль.
На следующий год я поступил в более близкий моим наклонностям институт – филфак педагогического института, однако на отделение не дневное, а вечернее. В его учебном плане физкультура вообще не предусмотрена, и три года я проучился без каких-либо осложнений. Но вот меня перевели на стационар, и вместе с другими академическими долгами, возникшими из-за различия в учебных планах дневного и вечернего отделений, у меня образовалась задолженность и по физкультуре. Я осилил всю остальную (огромную!) разницу - блестяще: сдал на пятёрки 8 дополнительных экзаменов, триумфально преодолел две практики… Но сдать упражнения на гимнастических снарядах, уложиться в нормативы на лыжах, в кроссе и освоить ещё «сорок бочек арестантов» - этого я не мог. Тем не менее заведующий кафедрой физвоспитания ни за что не хотел проставить мне зачёты без фактической их сдачи. Решительно не помню, как удалось обойти эту неожиданную «полосу препятствий». Но в приложении к моему диплому никакая физкультура так и не значится.
И вот я в армии. Первые физические нагрузки, первые занятия по «физо» (так в Советской Армии – не знаю, почему – называли физподготовку). Хотя и с напряжением, но выдерживаю и утреннюю зарядку, и знаменитые «шестнадцать тактов» комплекса вольных гимнастических упражнений. Но вот дошло дело до лазания по канату – и оказалось, что я (правда, не только я) не в состоянии подняться по нему хотя бы на метр.
Занятие проводил с нами кто-то из «товарищей командиров» . Только что ничего не получилось у меня, теперь не может влезть на канат полный, рыхлый Шуляк, на гражданке работавший грузчиком. Мимо идёт бравый усатый старослужащий сержант Мандриков.
Остановился, понаблюдал немного. Снял поясной ремень и сапоги. Подходит к канату и начинает наглядный инструктаж:
- Подтягиваетесь… Держите ноги под прямым углом, оттягивая носки ступней… Фиксируетесь… И – па-а-а-лезли!
Миг, другой – и он у верхушки каната. Но нам-то что делать, если и секунду не можем удержать ноги под прямым углом?
Не столь блестяще, но это упражнение к концу службы я всё-таки одолел: без труда залезал до самого верха без помощи ног.
Через много лет знакомая, работавшая в школе учительницей, попросила меня помочь ей в проведении воспитательного часа с учениками её четвёртого класса. Я пришёл и был отрекомендован как «журналист». Не знаю отчего, но, вдруг припомнив мою физкультурную мистерию, стал рассказывать детям, чему всё же научился в итоге военной службы (кажется, встреча была приурочена ко «Дню Советской Армии»). Устный рассказ меня всегда затрудняет, и я об этом честно предупреждал свою приятельницу, но уж очень она меня просила… И вот – рассказываю, как сперва не умел, а потом всё же научился залазить на канат, и про то, как сперва и на метр залезть не мог, и про сержанта Мандрикова с его усами, и как всё-таки научился лезть без помощи ног… Смотрю – и не понимаю: неужели мой рассказ так увлекателен? Однако вижу явно, что дети потрясены! Приятельница меня растроганно благодарит: воспитательный час – удался!
Лишь позже, вспоминая и анализируя собственное своё выступление, вдруг понял: по ошибке, по оговорке рассказывал этим чудным, доверчивым детям, что лез по канату до самого верха без помощи... РУК!
Да, конечно, всё-таки в итоге двух с половиной лет службы я окреп, чему-то научился. Но только не снарядовой гимнастике! В обязательный минимум солдатских упражнений входит, например, упражнение на «перекладине» (русопятское переложение слова турник). Прекрасно помню до сих пор, что нужно было сделать: подойдя к снаряду – подпрыгнуть, зависнуть, держась за турник обеими руками. Затем, чуть подтянувшись, вытянуть ноги вперёд и одной из них – левой – зацепиться за турник, вися на нём внутренней частью коленного сустава. Затем – энергичный «мах» вытянутой правой ногой. И «сед» на перекладину: сперва – верхом. А затем – перекинув и другую ногу – обеими ягодицами на трубе! В итоге – соскок и «основная стойка» Всё это помню, включая терминологию: «вис», «мах», «сед»… но ни то, ни другое, ни третье у меня так ни разу и не получилось. На перекладину меня дружно выталкивали под зад не без усилий, а уж обхохатывались…
Но между своими – это ещё полбеды. А вот что делать, когда приезжает комиссия из штаба дивизии, армии, а то и округа?! Например. при инспекторской поверке…
Ни Андрусенке, ни его преемникам (бравому лейтенанту вскоре добавили звёздочку и повысили: назначили командиром огневого взвода 3-й батареи) меня показывать инспекторам было невыгодно. Поэтому в день поверки меня отправляли в какой-нибудь суточный наряд: то – на кухню, то – дневальным. Короче – прятали. Это устраивало всех, и в первую очередь – меня.
Так было в течение всей службы. Но после двух её лет я вознамерился сдавать на звание младшего лейтенанта запаса. Это мне разрешалось как лицу с высшим образованием. В случае успешной сдачи меня по присвоении звания должны немедленно демобилизовать. Такая льгота давала выигрыш почти в целый год. Однако предстояло сдать экстерном все предусмотренные экзамены - в том числе, конечно, и «физо».
Фактически, только оно и заставляло меня по-настоящему волноваться за результат. Даже строевая подготовка не пугала: по этой специфически военной дисциплине у меня всегда была твёрдая солдатская пятёрка - маршировать (см. «Вступительную главу») я любил с детства.
Как ожидал, так и вышло. Даже свирепый строевик, принимавший у нас, служивших в дивизии четырёх бывших учителей, этот экзамен, - даже такой служака поставил мне твёрдую офицерскую «тройку». Особенно ему понравилось, как чётко и громко я отдавал команды: это также было предусмотрено программой.
А вот на экзамене по «физо» я, естественно, оскандалился. Однако принимавший экзамен офицер и ухом не повёл. Он просто поставил мне искомую «тройку» - и дело с концом. Человек понимал: если я всему этому не научился за два года, то ведь и третий вряд ли поможет.
Далее читать главу 12-ю "Раскрываю военные тайны" http://proza.ru/2011/06/23/1302