Глава 3. Первое искушение.
Я пытался вести себя как можно раскованнее.
- Эй! Не поиграть ли нам в карты? – так сказал я.
- А карты есть? – откликнулся с верхней полки солдатик, искоса посмотрев на меня и продолжив пялиться на пробегающие ландшафты.
- Нет, - как-то сразу сник я.
Почему-то я считал, что окружающие меня люди, все равно что аборигены этой густонаселенной станы, именующейся Железная Дорога, обязательно должны иметь в распоряжении заготовленные средства скрашивания долгого пути: шашки или карты. Но солдатик не относился к таким, и карт у него не было. Он снова небрежно глянул через плечо. Даже не на меня самого, а на белье, доставшееся мне контрабандным путем… Словно оценив напряженную обстановку, хмурая проводница принесла ему стопку совершенно влажных простыней. Полуголый попутчик, как специально играя передо мной бицепсами, неловко обернул подушку и матрас новоприобретенным бельем, вновь подтянулся на свою верхнюю полку и, безбоязненно устроившись на ее сырой поверхности, снова задремал.
Я отдался во власть самоистязанию и сомнениям: то ли внешность моя опять оказалась камнем преткновения, то ли попутчика действительно заела несправедливость с бельем, то ли отсутствие карт предполагало и отсутствие разговора.
Проводница же не маялась выбором тем для беседы: она не раз поинтересовалась у меня, хорошо ли я устроился, и трижды предлагала мне чай, пока на третий раз его раздраженно не перехватил со своей полки солдатик.
Тетки разных мастей и возрастов всегда симпатизировали мне. И у нас находились темы для вежливого разговора. Но разве есть моя вина в том, что у меня мама первоклассная швея, и я разбираюсь в качестве многих тканей или в нюансах посадки тех же тканей на разнообразных талиях и бюстах. Здесь плюс к маминой профессии можно без ложной скромности прибавить еще одну важную деталь – я дизайнер, и гармония - моя вторая мать.
Пока я предавался подобным мыслям, в вагон нагрянули двое друзей моего бравого попутчика. Все трое были словно братья-близнецы из-за своего роста и формы, которая, впрочем, начиналась лишь от плотно затянутых ремней, поскольку в гимнастерку с закатанными рукавами был одет лишь один, торсы оставшихся были обнажены – в вагоне действительно стояла жара и духота, июль был в самом своем превосходном начале. Речь снова пошла о картах, коих не оказалось, и один из троицы вольно шатаясь в проходе, словно шел по борту корабля в сильную качку, побрел по вагону в поисках нужной колоды.
Пассажир с нижней полки сошел еще ночью, второй, впоследствии оглохнув от непрерывных взрывов хохота, с газеткой ушел в соседний отсек и по-моему играл там в шашки. Так что после того, как вернулся ушедший в разведку (как и предполагалось – с картами), нижние места весь день безраздельно принадлежали троим наглым захватчикам.
Интересно смотреть на таких уверенных в себе симпатяг. Такой может наступить вам на ногу, может неуклюже перевернуть вещи или даже, споткнувшись о чей-то чемодан, разлить ваш чай, но он даже не попросит прощения, а вы не обидитесь, поскольку открытая улыбка из тридцати двух крепких зубов этого иванушки, удачная шутка-прибаутка и весь его дурашливо-самодовольный вид полностью компенсируют вам неприятности…
Заметив мой тоскливый взгляд, кто-то из них предложил сыграть «в дурака» пара на пару, и они взяли меня в свой сплоченный коллектив.
Я чувствовал себя среди них, как юнга в камбузе с тремя матерыми матросами, хотя возраста мы были примерно равного. Мой рост и стеснительность никогда не давали мне продвинуться на поприще заводилы. Когда же проводница отдалилась от нас на положенное расстояние, на сцену выплыла главная героиня сегодняшнего дня – фляжка. Очередь дошла до меня, и наравне с всунутым в мою руку жестяным боком тары, я ощутил весомое похлопывание по плечу: давай, посмотрим, на что ты сгодишься в мужской компании.
Мало ли мне приходилось пить на студенческих вечеринках всяких немыслимых напитков, добытых неизвестно где и как? Разведенного спирта, домашних настоек и прочей бодяги, что в молодости казалась несомненно вкуснее, чем сейчас любое хорошее виски или мартини? Но именно горячая солдатская водка пошла не в то горло сразу, словно говоря: э-э, Пашка, даже не пробуй тягаться с тремя пиратами, им хотя бы на килограмм массы тела нужно несравненно больше такого продукта, чем тебе.
Но разве я прислушался к своему внутреннему голосу? Нет.
Это первое мое попустительство и толкнуло меня как слепого котенка в водоворот двух летних месяцев, где за меня все решали обстоятельства, что было гораздо лучше, чем если бы я планировал все сам, трезво и мирно, скучно и правильно.
Мы почти не закусывали, а я до того весь день почти и не ел. Это спасло меня, потому как вырубился я быстро, еле добравшись до своей полки, а вернее – полка наконец-то добралась до меня, подъехала под мой зад, перевалила на себя и мирно качала, пока я не уплыл в небытие.
- Ему в Сковородино выходить, помните, мальчики? – сварливо поинтересовалась у армейских проводница.
- Помним, разбудим, - ответили ей веселыми голосами.
Позже, досконально анализируя свое поведение, ничего предосудительного я припомнить не мог. Я вполне контролировал свою речь, хотя местами она так и хотела прорваться комплиментами их обнаженным торсам и глазам того, одетого. Помню и свое напряженное недоверие, когда один из них, одетый – Слава, явно провоцировал меня на что-то и долго толковал со мной по душам на краю полки. Зато я смеялся и острил, как никогда в жизни, а они смеялись и чокались фляжкой и бутылкой под ругань и угрозы толстой проводницы. И не было ничего двусмысленного, что осталось бы в моем мозгу болезненной занозой.
Да, я все помнил. Как и то, что контролировать себя легко, но вот «его» трудно.
Половину всего нашего веселого мероприятия я провел, борясь с «ним», а после уже и не борясь, и очень надеюсь, что они восприняли сам факт, как некую оригинальную реакцию выпившего человека и никак не иначе. От компании полуобнаженных парней, от их горячих тел и белозубых улыбок, от пошляцких анекдотов, от неловких пьяных жестов, когда один, Андрей - с небольшим свежим шрамом возле уха - пытаясь поднять выскользнувшую на пол карту, упал головой прямо мне на колени под общий хохот, да и еще много от чего другого мой член встал и ложиться спать не собирался долгое время, изводя меня вконец.
Поняли ли они что, я не знаю, только вечером на необходимой станции Сковородино со словами «этого-то растолкать надо» двое из них вынесли на платформу мои вещи, словно я немощная барышня, помахали руками, заскочив в вагон, но не подали мне их для пожатия, о чем я поставил про себя галочку.
Но в целом прошедшее время так необычно и насыщенно прошло для меня, так лучезарно от их ярких натур и привкуса настоящей мужской компании, что галочку ту я тщательно стер из картины моего лета, просто дал себе зарок быть собраннее и мужественнее, если собираюсь остаться в деревне живым. И что, видимо, не получилось у меня, учитывая ту основную любовную линию, которая была уготована мне в далеком пункте «D»…
Глава 4. Из холодного утра в летний беспредел.
На станции меня никто так и не встретил.
Да и удивительно, если бы кто-то рассчитывал время моего прибытия, учитывая то, что я сел на первый понравившийся поезд. Я запросто мог не взять билет на него, а уехать из Читы утром или посредине ночи…
Шатаясь с похмелья, но все же стараясь быть осторожным, я по деревянному настилу миновал железнодорожные пути и огляделся.
Сковородино тех лет поразил меня. Я бывал с мамой в некоторых областных городках своего региона, но не запомнил их особо. На меня гораздо большее впечатление произвели, конечно, такие гиганты Европы, как Москва, Ленинград и Таллин. Да и моя малая родина, не будь настолько величественна и исторична, все же являлась большим индустриальным городом и ничем иначе. Но если бы мне не сказали, что сейчас передо мной город, я бы точно решил, что нахожусь в деревне. Во всяком случае, так я представлял себе современную деревню.
Уже два месяца спустя, возвращаясь через Сковородино вместе с Мирой и Алексеем, и их Викой, я увидел при свете дня двух-трехэтажные дома и улицы, небольшие площади и магазины, но сейчас на темнеющем перроне я был полон самых гнетущих раздумий.
Что же тогда представляет из себя то богом забытое место, куда я еду? Саврасовские три избы, разбросанные в поле? Одинокие лошадки и галки? Ах да, и еще великая река Амур…
Я вздохнул от безрадостной картины и поплелся в двухэтажное здание, которое по всем признакам - хотя бы по его центральной расположенности на станции - было вокзалом. Где мне и сообщили, что весь транспорт до пункта моего назначения отменен еще год назад. Есть разве что автобус до деревни Джалинда, откуда мне придется брать попутку. Но это еще не все. Автобус до Джалинды – О! моя несчастливая звезда! – ушел полчаса назад, а следующий будет завтра в полвосьмого утра.
- И что же мне теперь делать? – спросил я.
- Наверху есть Комната отдыха, также Зал ожидания, или в городе, недалеко, вы можете снять место в гостинице.
Сначала я посетил Комнату отдыха. Там мне сказали, что свободных мест нет.
Сидение на скамьях всю ночь я представлял себе меньше всего, а спать хотелось нестерпимо, так как после выпитого в поезде период реабилитации был предельно короток. Да и к тому же мне везде мерещились жулики. А им вполне возможно мерещились богатства в моих сумках.
Поэтому я отправился по ту сторону железнодорожных путей - в гостиницу.
Расспрашивая по дороге людей, я наконец дошел до нее. Это оказалось второе высокое здание в Сковородино. Этажа три в нем все же было. Но мест не оказалось и там. Причем бабушки, поздним вечером сидящие рядом на лавочке и явно никак не относящиеся к гостиничной сфере, поведали мне, что какой-то Николай снова расстался со своей Люськой, плюс еще какие-то местные заморочки, и поэтому мест нет и не будет. Я так и не понял очевидной связи между личными неурядицами Николая с отсутствием мест в гостинице. Чувствуя себя несколько обалдевшим от подобных несуразиц, я поплелся снова к единственному с виду нормальному человеку – женщине в Комнате отдыха.
На улице заметно стемнело, и теперь жуликом мне казался каждый первый из замеченных мною местных жителей.
- Мест нет, - издалека произнесла, едва завидев меня, белокурая женщина.
В своем зеленом платье с высокой накрученной прической из светло-русых кудрей, царственно восседавшая за столом, она показалась мне даже не распорядительницей заветной Комнаты, а, по меньшей мере, хозяйкой Медной горы.
- Понимаете, я впервые здесь. Мне целую ночь ждать. А потом неизвестно, сколько еще ехать до этой экспедиции, провались она пропадом! И гостиница занята. Там какой-то Николай рассорился с Люськой. А в Зале ожидания вещи могут украсть. Пожалуйста, поищите место… - добавил я и сделал такое жалобное выражение лица, которое изредка помогало мне подлизаться к маме.
- Какой еще Николай? – недовольно проворчала женщина и переспросила уже совсем о другом: - В какую экспедицию, говоришь?
- В археологическую. В деревню D. Они занимаются раскопками оборонной крепости.
- А! – вроде как обрадовалась хозяйка Медной горы. – Да-да-да… Там еще один у вас такой большой, веселый, любого может заговорить, шоколадки все время дарит.
- Да! – обрадовался я вместе с ней. – Это мой дядька, вероятно.
- Давай сюда пропуск в пограничную зону! – строго сказала распорядительница, и я отдал ей документ, который выписали мне в милиции родного города.
Да, этот год был на памяти моей последним, когда амурский край считался пограничной зоной, и туда допускались лишь лица, проверенные специальными службами во избежание шпионажа или же самовольного пересечения русско-китайской границы. С тех пор все уже поменялось.
- Первая комната, - произнесла женщина слова, которые буквально осчастливили меня, и я готов был ее расцеловать, как в свое время маму, которая наконец-то разрешала сделать что-то, доселе недозволенное, как, допустим, проколоть мочку уха. …«Не вздумай носить колечко в институт», - вздохнула она тогда. «Мама, а куда еще? Ну, пойми, мы там все - богема, надо же как-то выделяться! А то буду курить, и не просто так, а с дурацким мундштуком, как делают некоторые у нас!» - тараторил я, оправдываясь…
- Ты не похож на своего дядю, - задумчиво произнесла комендантша, провожая меня к двери.
- Не похож, - согласился я.
- Он черный, с бородой, крупный такой. Нос у него еще такой большой, - начала пояснять она, хотя я ее вовсе не просил говорить мне то, что и сам прекрасно знаю. – А ты светленький совсем и худой, и очень даже ничего себе... Повезло.
- Повезло, что на дядю не похож? – улыбнулся я.
- Что мордашка смазливая, повезло, - весело пояснила сказочная фея, царственно распахивая передо мной комнату.
В ней оказалось три белые заправленные кровати.
А говорила – мест нет…
Никого так и не поселили ко мне.
Утро началось с того, что я вышел в Зал ожидания и тут же наткнулся на взгляды тех самых двух подозрительных личностей, что преследовали меня вчера по всей территории вокзала двумя тенями, словно пара волков. И сейчас, пока я сидел на скамье, они обхаживали меня именно как волки, выжидая время, чтобы наброситься и разорвать.
Может, я и впечатлительный. Но, поймите, вчерашний школьник и закоренелый домосед впервые отправился в далекое путешествие. А фантазия… – без нее никуда в моей будущей профессии! Я же не пугливо оглядывался, а просто крепко держал ручки всех своих сумок и лямки переносного мольберта. Вот ведь, а еще говорят, что воры хорошие психологи! Так ведь если мольберт, так значит, художник. А когда у творческих людей были несметные ценности? Эх вы…
Когда время почти подошло, я спустился на первый этаж и набросил куртку – утро оно и летом холодное. И вышел на задний двор вокзала. Там уже собралась кучка людей, ожидавших тот же самый автобус. Холод-то и спас меня. Двое моих соглядатаев, вылезших за мной в утреннее промозглое утро, недолго маячили у края вокзала, а прихваченные холодом и понявшие, что я уезжаю и им со мной не по пути, скрылись с глаз на сей раз навсегда…
Я еще долго мог бы рассказывать историю о том, как добирался до конечного пункта D, где на много лет расположила свою базу владивостокская археологическая экспедиция.
И про то, как меня в автобусе долговязый парень, выше вашего автора раза в два, совершенно на пустом месте приревновал к своей девице.
И про то, как от Джалинды до своей деревни я ехал на «попутке», а вернее, долго искал транспорт по дворам, пока меня не вызвался довезти мрачный неразговорчивый мужик. Вначале я думал, что он вообще немой, поскольку покрикивала и отдавала распоряжения его жена. Но после оказалось, что в данном состоянии опьянения он способен только рулить, а ни ходить ни говорить уже не может.
Так мы и отправились в «последний путь» на чуде техники, именуемом мотоцикл Урал. Ей богу, этот путь мог стать для меня именно таковым. Спустя годы я наблюдаю разные модные ралли и Формулу-1, которой восторгается нынешняя молодежь, и могу с гордостью сказать, что я побывал в такой и даже заплатил за сие удовольствие. При передаче всех моих ощущений надо отталкиваться от главного - «штурвал» Урала пребывал в руках совершенно пьяного мужика. И хотя задавить мы могли лишь белок или бурундуков, по глупости вылезших на дорогу (что наверняка и сделали, потому как такой скорости по буеракам и таких виражей по пересеченной местности я раньше не представлял), то врубиться в первую же сосну на любом повороте каждый раз шанс был. Это уже позже, неделю спустя, я освоился и понял - так ездят все. Как живут, так и ездят – как пьют с утра, так и за руль садятся: потому что выхода нет.
И вот, с большим трудом выбравшись из люксового места в мотоцикле, а попросту из люльки, куда я был вбит вместе с вещами и видавшим виды шлемом, в котором спутники моего водилы, видимо, не раз вылетали в ночь, я щедро расплатился за русский экстрим.
- Спасибо, - не слишком искренне сказал я.
На что услышал:
- А? Э-э… Тут Свиридовна живет, сноха моя, к ей иди жить…
И подняв крутую волну грязи – благо, что я стоял с другой стороны – он развернулся и помчался обратно.
Я осмотрелся.
Пока мои внутренности устанавливались на своих местах, а сердце входило в привычный для него ритм, я пытался оценить для себя картину в целом: что же такое русская деревня.
Несколько низких изб хоронились по самые крыши за заборами.
Возле одного щипала траву коза, лишь немного навострившая уши на мое эффектное появление и продолжившая свое немудреное занятие.
В саму деревню вела глубокая колея грязи, по бокам которой расположился «тротуар», покрытый низкой притоптанной травой и коровьими лепешками. Лаяли собаки, голосили петухи.
Все было так, как я и предчувствовал.
Но плюс ко всему воздух был такой сногсшибательный здесь - на границе красивейшего смешанного леса и крутого берега Амура, прохлада от которого доносилась уже сюда. Голубые сопки окружали меня, а дальневосточные сосны с прихотливой формой своей кроны, словно модели на подиуме, в разных позах красовались на них… Утренняя прохлада давно ушла, и солнце было огромно. Оно жарило так, что пар поднимался от влажной земли, а трава благоухала просто невозможно. И кружились бабочки. И кузнечики стрекотали изо всей силы, словно это самое важное на свете дело.
Короче, я влюбился в деревню так, как способен только человек, никогда не видевший ее. А судьба уготовила мне подарок в подарке, и распаковывая его, я ни капли не разочаровывался ни в чем, а внутри подарка было именно то, что ожидает каждый человек в пригожее и ароматное лето – конечно, любовь.