ЗАВИСТЬ - МОЙ ПЕРВЫЙ ГРЕХ
« Тише, стены имеют уши» - многим из моего поколения знакомо с детства. Взрослые озираются и начинают шептаться. Равносильная поговорка есть в Швеции: «и маленькие кастрюльки тоже имеют уши». Действительно, кастрюля более похожа на голову с ушами, чем с ручками. Так вот, когда я была маленькой кастрюлькой, многому удивлялась, слушая взрослых.
Открываю для себя, что детства как такового припомнить не могу. Хотя отдельные картинки всплывают. Детский сад, мне четыре года, подарки, и папа вернулся с фронта. А у меня уже есть младший брат. Альке только два года, а у него уже два папы. До этого дядя Паша жил у нас и называл Альку сынком, меня просто Милочкой. Теперь мой папа с дядей Павлом не дружат, но «Павлу видеться с сыном» - мама не запрещает, это его право. Зависть – один из семи грехов - поражает четырёхлетнего ребёнка! Есть ли возраст у грехопадения? Чувствовала ли эта малолетка, что совершает грех?
Впрочем, зависть к брату, что у него два папы, испарилась уже к поздней осени, потому что две мамы - тоже неплохо. К нам приехала папина фронтовая подруга с мальчиком, которого звали Валерой. Он тоже мой младший брат, но совсем не брат Алику и даже старше его на год. Новости поступали для четырёхлетней «кастрюльки с ушами» всякий раз, как мама встречалась с кем-нибудь из знакомых.
Так я узнала, что у моей запасной мамы животик растёт, и папа опять будет отцом. Соседка тётя Зина утверждала, что она бы не стала жить в одной квартире с пепеже. Но мама хоть и не была в восторге от ситуации, защищалась от нападок:
- Да пойми же, она сама ещё ребёнок! С трёхлетним малышом да животом, в чужом городе. Зима на носу. Кроме Михаила у неё никого здесь нет. Она мне не соперница, мне по-человечески её жаль. Ну, представь себя на её месте…
И соседка понимала. Ведь Е. Н., так звали мою маму некоторые взрослые, уже работала директором столовой при горкоме Барнаула. Тётя Зина часто «по-соседски» забегала к нам, чтобы позвонить. В те годы иметь телефон в квартире, что сейчас дачу в Серебряном Бору. Квартира двухкомнатная. В спальне – мама с папой и Аликом, а в большой проходной – я с новым младшим братом и пузатой запасной мамой. Из телефонных разговоров мамы я поняла, что так долго продолжаться не может, и скоро этой Тоне найдут где-то отдельную комнату. Там она будет жить после того как родит.
Многое было непонятно тогда, но время всё поставило на свои места. Сейчас такое назвали бы «шведской семьёй», а тогда другого решения мама принять не могла. Всю ответственность за вторую семью легли на плечи моей матери.
- Ведь он, кобель, этой девчушке всю жизнь испортил! – сокрушалась моя мать.
О себе она не думала, была просто уверена, что для полного счастья хватало лишь возвращение с фронта любимого. Остальные мелочи жизни они уладят вместе. Война – виновница всех бед – уже преодолена.
Молоденькая медсестричка оценила помощь соперницы. Иначе как по имени и отчеству мою маму даже «заглаза» не называла до конца своей жизни. Ведь она уехала из родного села от людской молвы за мужем в неизвестную ей Сибирь, хорошо зная, что у него там женщина и ребёнок. Сама относила на почту его письма «ещё до того» - её выражение о первой своей близости с мужчиной. Случилось это в конце февраля 1943 года, когда отец после легкого ранения в ногу заскучал в госпитале. Скучать не любил, а посему, незадолго до своей выписки из госпиталя оконфузился: родители молоденькой Тони застукали их на печи. Чем занимались? Ответ на этот вопрос появился девять месяцев спустя. Бравый лейтенант в это время шел в сторону Берлина.
Каким же большим ребёнком была моя мать! И только близкие подруги назвали Евдокию «наивной дурой». Добрые дела в сказках всегда вознаграждаются, но правда жизни другая. На очередной медкомиссии у матери обнаруживают затемнения в лёгких. По тем временам это был приговор. Потеря работы и квартиры одновременно.
СОРОКИНО НА АЛТАЕ
В народе считалось, что при туберкулёзе питание на первом месте, а спокойствие и окружение любовью на втором. Родители приняли решение переехать в Сорокино, где отцу предложили пост директора МТС. Свежие яйца, мёд, парное молоко, одним словом, размеренная деревенская жизнь частично улучшили здоровье Евдокии.
С приходом весны всё оживает. Помню, отец отвёз нас на лётное поле. Был какой-то «воздушный» праздник. Самолеты и падающие с них парашютисты оставили такое же впечатление, как и впервые увиденный фейерверк. У двух этих зрелищ общее, что мы смотрим в небо, а разница – время суток: ночь и день, но наши чувства рвутся наружу с криком восхищения при очередном залпе или открытии парашюта. Ещё я увидела море незабудок на сочной зелени огромного поля, куда приземлялись парашютисты.
В детских снах, говорят, когда ребёнок летает, значит – растёт. Много лет я летала во сне после всего увиденного: голубое небо из незабудок, и я медленно опускаюсь с ними на мягкую ярко-зеленую траву. Это самое приятное воспоминание из нашего проживания в Сорокино.
Первыми серьёзными приобретениями для нашей семьи в этом селе были молодая и своенравная корова Муська и симпатяга поросенок Борька. С ними тоже особые вспоминания.
Муська, возвращаясь к вечеру из стада, подавала голос у двери. Мама с ведром для дойки обычно не заставляла себя долго ждать. Тогда обе шли к стойлу, где Муськино вкусное молочко дружными брызгами лилось прямо в ведро. Я с поросёнком Борькой часто присутствовала при дойке. Наша умная и гордая Муська, если мама задерживалась, ей мстила. Она шла к поросенку Борьке и ложилась рядом с этим лентяем. А тот, малый-недурак, находил безошибочно вымя и давай сосать парное молочко! Его отгоняли от приятного ужина лозой вдоль спины. тогда он с визгом удирал с места преступления, но при следующем случае всё повторялось.
Однажды досталось и Муське. Случилось это так: я решила проскочить в дверь, мимо Муськи, на улицу, а она подняла меня на рога. Я дико закричала, и на крик выбежал отец. То, что она «подняла меня на рога» - слишком громко сказано. Я попала между рогами, и она просто откинула меня назад в сени. Отец гонялся за ней по огороду с жердью так рьяно, что мать вступилась за неё, а я до сих пор чувствую свою вину в этом. Наверное, она меня воспитывала: «Нечего на улицу без взрослых шастать!»
Судьба Борьки была решена, когда он стал обсасывать соседских коров. За пять месяцев своей поросячьей жизни его прозвали "молочным". Отец угощал всех соседей окороком, который приготовил сам. Я Борьку жалела и есть не могла, но и не плакала, хотя было грустно. Это было на прощальном застолье.
После очередного обследования мамы и разговора с врачами отец принял решение уехать в Крым ради любимой.
В КРЫМ, В ЯЛТУ!
Да, иногда надо побыть с собой наедине, чтобы просеять события минувшего, отобрать самоё надёжное, что принадлежит только тебе и двигаться дальше по самому длинному лабиринту под названием Жизнь…
Война не всех сделала героями, но пострадали от неё все. Отец вернулся с войны другим, замкнутым. Не любил рассказывать, как воевал, Позже от матери узнала несколько эпизодов его военного времени. Насколько честно отмазывал он себя от появления двух сыновей с другой женщиной, я поручиться не могу. С другой стороны, они были квиты: у мамы тоже родился сын от другого мужчины; словно месть на письмо из полевого госпиталя, которое начиналось:
- Я такая же жена, как и Вы, и у меня растёт сын…
Дальше кругами пошли и буквы, и стены. Потом бессонные ночи, утешения подружек. Желание забыть. Ухаживания молодого парня, вернувшегося с фронта. Была ли эта связь противоядием на ядовитую весть или физическая необходимость, а может быть и то и другое вместе. Результат? Появление на свет моего братишки Альки.
Ей хотелось забыть Михаила, но, увы, как бы ни любил её Павел, с которым было и надёжно, и уютно, весть об окончании войны и письмо от Михаила, что он уже по дороге домой и хочет видеть дочь, опять разбередили женское сердце. Серьёзный разговор с Павлом и он съезжает от Евдокии.
Объявился Михаил только в июне 1946. После пятилетней разлуки никаких взаимных упрёков. Свалил вину на войну. Стал называть Альку сыном, а уже в конце октября приезд беременной Антонины с трёхгодовалым ребёнком ошарашил всех наших знакомых.
Начиналось всё прекрасно. Но объявление войны и разлука в пять лет, словно в целую жизнь: смерть сына Германа, ожидание письма с фронта, рождение дочери, другая женщина у любимого и рождение сына от Павла; и вот уже двое детей у пепеже и Миши… А самое страшное – её болезнь. Что будет с детьми, если…
Все эти мысли не отпускали Евдокию последние дни в мае 1948, когда оставив всё нажитое, кроме двух чемоданов, с самым необходимым, она пустилась в далёкое и долгое путешествие с Михаилом, дочкой и сыном.
Шесть дней от Барнаула до Симферополя с пересадкой в Москве. Для детишек такая поездка вспоминается как приключение: долгие стоянки поезда, когда можно было купить горячей картошки «в мундире», кислой капусты, сбегать с чайником за кипятком, ушибы при падении с полок и разговоры взрослых на всевозможные темы.
Самым ярким моментом – проезд в метро с Казанского вокзала на Курский, где у мамы чуть не украла чемодан одна прилично одетая тётенька. Тогда я поняла, что чемодан надо между ног держать крепко, когда в метро ездишь, а то незаметно украдут.
Крым встретил нас теплом и ясным небом, хотя на нас ещё зимняя одежда была. И пусть полуостров ещё не все раны залечил, но из уныния уже вышел.
Жизнь начиналась с белого листа далеко от снежных вьюг и печалей. Здесь можно не думать о смерти…
(Продолжение следует)