ЛИРЭЯ
Мы двигались вдоль таинственной Синей Стены, дорогу к которой указал Златобор, который, оказывается, уже видел ее раньше, в тот день, когда мы сумели разрушить оплот пасмуровых благосерых видений. «Стена» эта, которая походила скорее на полную чьих-то смутных отражений реку, наводила на меня тоску своим унылым однообразием, несмотря на кажущуюся смену открывающихся созерцанию картин. Лютый холод истекал из нее, заставляя зябко потирать руки и дышать на пальцы, несмотря на теплую, как обычно, погоду.
Поселение драконов, а вместе с ним и возжаждавшие нашей крови горыны остались позади. Первые несколько дней Ратияр все подгонял и торопил нас – но вскоре перестал, окончательно уверившись, что погони нет.
«Я бы на их месте дожидался нас у конца дорожки, - заявил он в ответ на вопрос Златобора. – Все одно наш путь к Пасмуру ведет - так проще встретить нас тепленькими, да и дожарить до корочки в огне горыновом».
Я не вполне поняла, шутит ли воевода, но на всякий случай уточнила, не стоит ли нам постараться отыскать Пасмура до того, как до него доберутся драконы. Постараться, разумеется, стоило.
* * *
Разнообразило наш путь только одно: время от времени мы встречали сидящих у Стены чародеев-отшельников, удивительно схожих меж собой лицом и одеянием.
Все они были мрачны, бледны и закутаны в длинные мантии сине-серого цвета. На виске у каждого чернели письмена чуждой нам речи, и каждый раз - если удавалось заглянуть под капюшон и разобрать написанное - Златобор называл новое слово: «отчаяние», «страдание», «боль», «уныние», «тоска»…
Вели себя встречные чародеи тоже одинаковым образом. Все они, стоило с ними заговорить, творили волшебство. Чего только мы не насмотрелись! Фанасмагорические образы и создания, рождающие в душе смятение и острую жалость, безумные, прекрасные и отталкивающие, щемяще-нежные, беззащитные и смертоносные, исполненные рока, крови и безумной надежды… Воображение сновидца заставляло восхищаться и ужасаться.
Но раз за разом Златобор убеждал нас, что это – не настоящий Пасмур. Так оно, похоже и было. Творения сумрачных чародеев развеивались почти сразу, оставляя после себя лишь легкий запах тлена и привкус горечи во рту. Сами «Пасмуры» по преимуществу растворялись в воздухе вслед за своим волшебством, но кое-кто прыгал в пропасть, а один даже вонзил себе в грудь кинжал… и тоже исчез без следа.
Первые несколько таких встреч вызвали у нас возбуждение: мы со всех ног бросались к очередному «найденному Ниэллару», обступали его, требуя немедленно узнать своего лучшего друга, проснуться, осознать реальность и тому подобное. Златобор заводил разговор о ребенке, дожидающемся отца в Примории…
Но призрак сновидца исчезал – а мы оставались, разочарованные и почти утратившие всякое упование на успех.
Мир вокруг с каждым днем становился все серее и серее. Бесцветная пыль покрывала траву, листва деревьев блекла, небо теряло свою голубизну, все более и более затягиваясь пеленой туч. Серые змеи ползали под копытами коней. Ночью на небе становилось все меньше звезд... И только Стена оставалась пронзительно-синей, льдистой и неколебимой, отмечая своей бесконечностью вехи нашего странствия по Миру Сна.
СТЕФАНИЯ
Льдистая синева кружилась перед моими глазами, скручивалась в воронку, затягивала в себя реальность, а взамен выпускала из себя человеческую фигуру – всегда одну и ту же.
Это видение повторялось всякий раз, стоило мне взять в руки поводырь-куклу. Я злилась на себя за то, что вновь не удержалась от искушения заглянуть в туманные глубины, таящиеся «по ту сторону» зачарованного пучка сена, но вновь и вновь обнаруживала себя дрожащей и обессиленной, сжимающей в руках проклятую игрушку. Слово «одержимость» неприятно царапало сознание.
...Человеческая фигура двинулась ко мне. С каждым шагом ее очертания делались все более отчетливыми. Она будто вырисовывалась рукой неведомого художника: вот уже из туманного марева на меня смотрит бледное мужское лицо: короткие темные волосы, тонкие презрительно кривящиеся губы, подернутые дымкой глаза, выражение которых невозможно различить.
- Ниэллар? – вопрос сам слетел с языка.
В ответ в сознании зазвучала чужая речь:
- Я жду веками избавленья,
Назначив встречу у реки.
Она втекает в этот мир,
Родит неясные виденья.
И вас я тоже ожидал,
И осознал себя я вами,
Иллюзиями мирозданья,
Где рок жестокий правит бал.
Последние слова потонули в синей волне, накрывшей сновидца. Я зажмурилась - и перестала ощущать почву под собой. Падая в бездну, я была Ничем и Никем, не существовало больше никакой ведуньи Стефании, а ее место занимал некто... некто...
Видение внезапно прервалось.
- Аня, ты опять?..
Моргнув несколько раз, я сумела разглядеть склонившуюся надо мной Лирэю, которая настойчиво трясла меня за плечо.
Я вздохнула и отложила куколку. Но это не мешало мне слышать властный зов волшебного поводыря, искушающего взглянуть на чучелко еще разок, снова окунуться в мучительную сладость странных встреч с душой сновидца. Загадка сотворенной им реальности прибавляла заманчивости этим встречам.
Как смог человек настолько уйти в мир своих грез, что не только создал из себя и своих настроений множество народов, но и стал попутно причиной нам всем обрести друг друга?
И все же... Все же с каждой такой встречей я утрачивала силы и впадала в тоску по дому, в тоску по спокойствию.
- Аня, сколько можно! Ты же таешь на глазах! перестань играть с судьбой… - уговаривала меня Лирэя.
Златобор смотрел с болью во взгляде. Жалость ко мне и жгучее желание отыскать Ниэллара разрывали его, мучили и истощали едва ли не меньше, чем меня - куколка.
Истинная дружба, настоящая любовь... Почему они причиняют страдания? Ведь должно быть наоборот? Когда я задала сама себе этот вопрос, все сразу встало на свои места. Мне нужно было избавиться от поводыря.
Однако самостоятельно сделать это я была не в силах. Разрушить куколку было все равно что отрезать и выбросить часть себя, часть собственной души. Я просто не могла сделать это – и все!
- Поводырь водит меня к его душе, - в который раз оправдывалась я в ответ на укоры подруги. – Это наш шанс.
- Но ведь ты так и не получила ответа ни на один свой вопрос? – возражала Лира.
- Упускать такую возможность – просто глупость, - Златобор нахмурился. – Но и позволить тебе вот так губить себя я тоже не могу.
- Избавиться от куклы - и дело с концом, – подал голос вроде бы и не вникавший в разговор Ратияр.
- Я тоже так думаю. Не забывай, что и я касалась твоей души – а это не проходит бесследно. Я чувствую твою боль почти так же, как свою собственную. – Лирэя грустно опустила ресницы. – Я не могу выбрать за тебя, но... Раз не хочешь уничтожить, отдай ее мне – хотя бы на время. Тебе нужен отдых от всего этого.
Набравшись решимости, я протянула куклу, но в ту же секунду шквал сомнений обрушился на меня, и рука сама собой отдернулась, возвращая сокровище назад… Но воевода уже выхватил его у меня из рук. И особо не рассматривая магическую вещь, взял ее обеими руками и крутанул, разрывая сухое сено, и кроша его между ладоней.
Я вскрикнула, ощутив укол боли в груди – и в тот же миг небо и земля содрогнулись, порыв ветра швырнул нам в лицо ворох сухих листьев, в которых тут же затерялись жалкие клочки поводырь-травы, а из неведомо откуда взявшихся серых кустистых туч обрушился ливень.
- Замечательно! - зло выкрикнула я. Ярость и чувство ужасной утраты охватили меня. - Теперь я вся промокну!
Холодный ветер гнул ветви деревьев, срывал с них сухие серые листья, студил мне душу.
- ...и замерзну, - добавила я уже устало, словно вместе со злостью потеряла последние остатки сил.
ЛИРЭЯ
Почти непрерывно с тусклого неба хлестали мутные потоки холодной воды; пыль под копытами превратилась в грязь, которая смачно чвакала при каждом шаге, точно грозясь засосать нас в свою утробу - подобно тому, как мы уже оказались проглоченными кошмаром сновидца. Над головой полыхали зарницы, слишком слабые, чтобы вырасти в полноценную молнию, но слишком яростные, чтобы прекратить вгрызаться в измученное непогодой небо.
Если ливень и прекращался – то только для того, чтобы уступить место пронизывающему насквозь ветру, швыряющему в лицо пригоршни мокрого песка.
Я с беспокойством наблюдала за Стефанией. Когда Ратияр уничтожил добытую нами в Горынграде игрушку, я надеялась, что подруга оправится, вновь обретет силы и бодрое расположение духа. Однако этого не произошло.
Она по-прежнему была грустна и неразговорчива, так же часто застывала в седле, глядя невидящими глазами в пустое пространство перед собой. Ночами девушка металась на подстеленном чепраке и беззвучно шептала что-то, шевеля обескровленными потрескавшимися губами.
На привалах Златобор старался подсунуть ей лишний кусок, но Аня потеряла аппетит, да и недуг ее не был вызван телесными причинами, а значит, помочь ей могла лишь магия… Только вот ведуньи не владели магией, позволявшей проникать сквозь границы, разделяющие миры.
Так продолжалось еще четыре дня.
А на пятый мы, наконец, встретили Чародея. Настоящего чародея – если не вспоминать о том, что «настоящего» в сновидении Ниэллара не было ничего.
На первый взгляд этот закутанный в неизменную серо-синюю хламиду Пасмур ничем не отличался от прочих, встречавшихся нам под Синей стеной. Он неподвижно сидел на камне, подперев подбородок руками, и созерцал движение образов, мельтешащих перед ним в синем мареве. Он не ответил на выкрикнутое оборотнем приветствие. Это не удивило нас. За время странствий вдоль стены мы насмотрелись на разных «Пасмуров». Не все они были дружелюбны.
Лицо чародея скрывал низко надвинутый капюшон – и Златобор, спешившись, приблизился, чтобы воочию убедиться в том, что и на сей раз мы встретили лишь тень от тени. Сновидец ощутил движение у себя за спиной – и нехотя, медленно обернулся к Златобору, плавным жестом откидывая с лица мокрую ткань капюшона.
- «Создатель», - прочел для нас Златобор вязь знаков, вытатуированных на правом виске Пасмура.
- Что-то новенькое, - хмыкнул Ратияр. – Борь, ты уверен, что там не добавлено что-нибудь типа: «создатель кошмаров» или «унылый создатель»?
Оборотень лишь отмахнулся, пытаясь заглянуть в глаза друга. Но тот поднялся со своего камня, и молча побрел вдоль Стены, глядя в землю и не обращая никакого внимания на Златобора. При каждом шаге с рук чародея падали наземь странные создания: серые птицы с куцыми крыльями, покореженные и кривые, будто скомканные безжалостной рукой бумажные голубки. Они жалко ползли по мокрой пыли, корчась, точно от боли.
- «Ложные крылья – может, и окрыляют, да не поднимают в воздух. Ложные речи – созидают, да не оживляют,» - произнесла я нараспев.
- Что окрыляют? Кого? – переспросила Стефания, отводя взгляд от изувеченных птичьих телец, барахтающихся в грязи в тщетных попытках подняться в небо.
- Не знаю. Так о Пасмуре говорили смилены. Пояснить они не соизволили, - я переводила взгляд с чародея на серых птиц. – Ну что же они не исчезают, наконец!? - Наблюдать за несчастными тварями было и горько, и противно одновременно.
- Все исчезали, а эти – нет, - задумчиво проговорила Аня.
В этот миг одна их сотворенных магией Пасмура пичуг, отчаянно хлопая куцыми крылышками, взмыла в воздух – и тут же беспомощным комочком канула вниз. Я невольно ахнула, ожидая, что тварюшка разобьется оземь, но та, вопреки всему, выровняла свой полет – и исчезла в затянутом тучами сером сумраке.
- О как, - Ратияр проводил ее глазами и спешился. – Предлагаю задержаться и потолковать по душам с добрым молодцем, - кивнул он в сторону Пасмура.
Мы со Стефанией согласно кивнули.
- А этих, - Ратияр сделал жест в сторону оставшихся на земле недоптиц, - добить, что ли, чтоб не мучались?
Я с сомнением пожала плечами, колеблясь с решением – но птицы уже таяли, исчезая без постороннего вмешательства.
- Думаю... Нет, я почти убежден... – к нам подошел взволнованный оборотень, - Это ОН!
- Мы тоже так думаем, - подтвердила Стефания, облегченно вздыхая.
СТЕФАНИЯ
Окончательно уверовав, что перед нами настоящий Ниэллар, мы разбили неподалеку лагерь и развели костер. Дождь, который казался бесконечным, к этому времени почти перестал, лишь тихонько накрапывал, а чуть погодя и вовсе прекратился.
Мы с Лирэей придвинулись поближе к огню, чтобы согреться и высушить одежду. Мужчины расседлали лошадей и присоединились к нам. Пасмур за все это время не проявил к нашим действиям никакого интереса. Он все так же неподвижно глядел на образы Синей стены.
Повисла пауза. То и дело кто-нибудь из нас бросал грустные, а иногда вопросительные взгляды на чародея, но ничего не происходило.
- Есть идеи, что делать? Вариант с пробуждением сновидца от одного нашего вида отпал сам собой, – нарушил всеобщее молчание Ратияр.
- Да оставьте вы его в покое! Он нашел то состояние, в котором ему хорошо: одиночество. Теперь для оно него - сладостное удовольствие. Он создатель, бог этого мира. Созерцатель. Он... Он почти счастлив. Если бы не эта горечь, - я поперхнулась, сдерживая тошноту, – она отравляет меня... горечь…
- Откуда ты знаешь, Стефания? – Златобор взял мою руку и попытался согреть ее между ладоней.
- Я просто понимаю его. И, более того, начинаю хотеть того же самого. Это так спокойно, а я так устала…
- Родная моя, - Лирэя положила мою голову к себе на колени. Ее глаза цвета бледно-голубого льда выражали любовь и милосердие. Я смотрела в ее лицо, и вдруг ощутила желание припасть к ее губам в поцелуе – и желание это даже не смутило меня.
- Твои глаза действительно меняют цвет? - слова сорвались с языка словно сами собой.
- Почему ты спрашиваешь?
Лирэя бросила взгляд на Ратияра, и это не ускользнуло от моего внимания. Помнится, воевода уже спрашивал меня о ее глазах... Загадка богини, которая притягивает мужчин...
- Это имеет значение? - и снова я не отдавала себе отчета в том, что произношу.
- Да, - внимательно глядя на меня, проговорила Лирэя. - Имеет. Скажи мне, ты сейчас - это ты и никто больше? Я... я чувствую в тебе нечто... Нечто такое, чего не должно быть. Во всяком случае не должно быть в женщине.
- О чем ты, Лира? - я слабо улыбнулась. Кажется, не меня одну сводило с ума это гнетущее место.
- Да, объяснись, будь добра, - поддержал Златобор.
- Я была служительницей Богини в нашем родном мире, не забывай, - девушка обращалась к оборотню. - Даже если Ее нет здесь, то это не значит, что у меня не осталось опыта и... интуиции.
Я слушала их и одновременно смотрела внутрь себя. Во мне бродили новые незнакомые мне мысли, я хотела то света и радости, то тишины и смерти… Я смотрела в глаза своим эмоциями, ловила за хвост каждую, стараясь понять, откуда она возникла: из каких глубин и снов…
...и снов? «Стоп,» - сказала я себе мысленно.
- А я подозреваю, кто заставляет меня произносить все это, – мои губы скривились в усмешке. Так вот откуда взялись чужие мысли!
- Аня, говори… - Златобор напрягся, кажется, предвидя мой ответ.
- Он, – я указала на человека, стоящего за его спиной. Все обернулись. Пользуясь тем, что внимание их было поглощено мной, Ниэллар неслышно подошел к костру и теперь нависал над нами, холодя взглядом воздух.
- Пасмур! – Лирэя протянула ему руку. - Садись скорее к костру. Обогрейся. Поговори с нами.
Не меняя отрешенного выражения лица, Чародей опустился на камень рядом с огнем.
- Не понимаю, что меня связывает с этой особой, – начал чародей, равнодушно окидывая меня взглядом. – Я давно утратил способность любить, но частица моей души в плену у небесной ведуньи... - он пошевелил пальцами, словно в его ладони что-то было, внимательно посмотрел на меня, потом повернулся к оборотню:
– Вон оно как... Интересно... А ведь ты серьезно влип! Я могу в два счета отобрать ее у тебя. Я здесь бог, я творец. И я жажду испытать сильные эмоции.
Златобор покачал головой.
- Если в тебе еще живет тот Ниэллар, которого я знал, ответь: зачем тебе чужая любовь? - оборотень осторожно взглянул на Пасмура, проверяя реакцию на свои слова.
- Кто такой Ниэллар? Ты имеешь в виду человека, который потерял близких, не спас возлюбленную, проиграл все битвы – и пал, сраженный рукой предателя? – рот чародея некрасиво скривился.
- Еще заплачь, – Ратияр презрительно фыркнул. – Авось полегчает.
Что-то заставило меня посмотреть на Синюю стену. Стена задрожала, и из ее глубин выплыли образы воина, похожего на Ратияра, и закутанного в плащ чародея. Чародей протянул руку – в ней был зажат нож. Бросок – и фигура воина растаяла, превратившись в изображение погребального костра.
Я повернулась к Пасмуру, но тот сохранял спокойное выражение лица и даже улыбался.
- Я так люблю воду, море, - мечтательно произносил Пасмур... - и синий цвет, такой же, как...
- Слабак, не умеющий встречать поражение, - тихий голос Ратияра перекрыл высперенные речи сновидца.
- Твою женщину я тоже могу забрать, выскочка без рода и родины, возомнивший себя воином, - вдруг прошептала я, понимая, что именно ЭТО – та истина, которую сновидец не произнес.
- Что? – возвысил голос чародей, поднимаясь на ноги оборачиваясь к мне. Лицо его словно подернулось вуалью мрака и гнева – и мне стало по-настоящему страшно. Я прочла в нем свой приговор: чувство, сладкое до боли, но ведущее к гибели. Застонав, я пошатнулась – но Златобор поддержал меня.
- Аня, о чем ты говоришь? – прошептала Лирэя, приблизив губы к моему уху, но Пасмур жестом приказал нам замолчать. В его руке искрился заряд смертоносной магии.
- Пожалуй, небесная ведьма нравится мне больше земной, - задумчиво проговорил он, играя Силой. – Но это неважно. Разбивать сердца, обрекать мужчин и женщин на одиночество – это же так забавно, вы не находите?
- Ты что, возомнил себя богом, способным управлять любовью? – Златобор пересадил меня так, чтобы я могла опереться спиной о вещевой мешок и поднялся навстречу Пасмуру. – Бьюсь об заклад, так оно и есть: мы достаточно повидали в сотворенном тобой мире.
- Что, понравилось? - довольная улыбка впервые скользнула по губам Пасмура. - Я вот точно знаю, что кое-какие из моих фантазий пришлись весьма по вкусу нашему отважному воеводе. Да и скромница-Стефания не осталась равнодушна кое-к-кому...
- Он лжет, - шепнула я на ухо Лирэе, скосив глаза на Синюю стену.
- Я знаю, - так же тихо ответила мне подруга, сжимая мою ладонь.
- Я готов убедить тебя в том, что ты бессилен! Бессилен что-либо поделать с реальностью, - Златобор выделил голосом последнее слово. - Только это будет договор двух мужчин. А проигравший признает себя заблудшим, не в своем уме... спящим.
Пасмур стряхнул с ладони магический шар и сложил руки на груди, игнорируя протянутую Златобором ладонь.
- Ну что же, – сказал он с улыбкой превосходства, – пускай будет пари. Пари на эту черноволосую даму. Дама согласна? – он галантно склонился передо мной.
- Не соглашайся: ему нельзя верить, - взволнованный голос Лиры заставил меня заколебаться, но улыбка Пасмура была такой вызывающей, а мысль о том, что что-то может разлучить меня с оборотнем – настолько невероятной, что я решила рискнуть.
- Я согласна, – кивнула я – и сразу ощутила, как мое тело наливается неведомой силой, а сама я превращаюсь из утратившей связь со своим богом ведуньи в нечто прекрасное, полное сил… В богиню!
- Видишь, - прошептал Пасмур, – что я могу тебе подарить? И ты сможешь управлять моей силой… а я тобой.
Я не могла противиться охватившему меня наслаждению.
- Он проникает в твою волю, – настойчиво тормошила меня Лирэя. – Не пускай его туда!
В отчаянии подруга прибегла к магии: ее душа распахнулась навстречу моей, ища контакта, - и я узрела в ней страх, предначальный страх всего живого перед... Перед тем, что было гораздо страшнее простой смерти: перед гибелью души!
В ужасе я отшатнулась, сбрасывая чары, наведенные сновидцем, и захлопывая свое Я перед любым чужеродным вмешательством.
Несмотря на то, что наша связь была разорвана грубо и болезненно, Лирэя все же улыбнулась. А Пасмур... Пасмур безошибочно уловил мои колебания.
– А ведь человеку нужна пища, - резко сменил он тему. - Надо бы дичи какой настрелять! Давайте на охоту сходим, что ли... На моих зверушек не хочешь поохотиться, а, воевода? - хитро прищурился Пасмур.
Ратияр молча поднялся с места, проверяя, насколько свободно выходит из ножен меч.
- Стефании нужна передышка. Пойдем, Златобор.
- Яр, не поворачивайся к нему спиной, - произнесла я достаточно тихо, чтобы услышал только воин.
- Я понял тебя, ведунья, - серьезно проговорил он. – Я понял.
Трое мужчин скрылись под сенью оголенных серых стволов – того, что осталось от некогда пышного и кишащего жизнью леса. Я смотрела им вслед и думала о том, как ловят рыбу. Мне сейчас казалось, что меня поймали на крючок и водят, то натягивая лесу, то отпуская...
ЛИРЭЯ
Время тянулось медленно, не желало шевелиться, оцепенев в тоске. Казалось, я сижу у костра уже вечность – и вечность смеется надо мной, скалит гнилые зубы, обломанные о лед Пасмуровых иллюзий.
Стефания забылась в тяжелом сне – дыхание ее было тяжелым, сбивчивым, а на виске подрагивала синяя жилка. Она и впрямь нуждалась в отдыхе. И уже то, что Ратияр со Златобором увели ее мучителя, было для нее огромным благом; да и горячая еда была бы совершенно не лишней.
Я вспоминала те два случая, когда Пасмур являлся в видениях мне. Возможно, именно там, за границей сна, и крылась разгадка: путь к его пробуждению. Но каким способом вырываться наружу, было непонятно. Оба раза именно он, сновидец, выбирал способ и место встречи в Нави. Он же являлся хозяином положения и в видениях Стефании, насколько я могла судить. И никто, кроме него, дорожки во тьму междумирья не знал.
Оставалось надеяться, что Пасмур настолько потеряет контроль над собой, что выдаст этот секрет, - и его увлечение Дочерью Неба было нам на руку. Что, как не страсть, заставляет совершать безумства? Хотя... разумным сновидец не был и без всяких страстей. А вот Стефания... выдержит ли ее разум такое испытание?
Мои мысли были прерваны звуком шагов по стылой земле. Я подняла взгляд: возвращались мужчины. Я с облегчением вздохнула: все вернулись невредимыми. Слова, которыми Стефания проводила воеводу заставили меня беспокоиться, хотя я знала: мой избранник не подпустит опасность незамеченной.
Кажется, был уже поздний вечер, хотя небо было так плотно затянуто тучами, что разницы между днем и ночью не было почти никакой. Троица охотников приблизилась к костру. Лица всех троих были мрачными, никто не произнес ни слова. Златобор бросил на землю пару кроликов.
- А, это вы, - встрепенулась очнувшаяся ото сна Стефания.
Они с Борей принялись хлопотать над огнем, свежуя тушки и перебрасываясь ничего не значащими фразами. Ратияр прихватил котелок и отправился за водой – горьковатой и мутной водой из близлежащего озерца - но другой теперь в этом мире не встречалось.
Я подсела к Пасмуру, который снова углубился в созерцание образов на Стене.
- Чего ты хочешь от Стефании? – напрямую спросила я.
Багровые отсветы костра упали на его лицо, высветили татуировку, вдруг сползшую с виска и опутавшую, точно щупальцами, лоб и щеки.
- Только того, чего желает и она сама.
- Моя сестра желает лишь одного: очутиться дома! Она... – я осеклась, сама уже осознав, что не права. С тех пор, как чернильное пятно его мыслей расползлось по душе Ани, я уже не понимала ее так, как прежде.
- Что же ты замолчала? – ухмыльнулся Пасмур, хватая меня за плечи и разворачивая лицом к себе. – Или хочешь того же, чего и она? Меня не обманешь, - зашептал он, надвигаясь на меня. – Вы все – все! – этого желаете... Бездна притягивает вас – и никто не может устоять перед искушением, соблазном... Та, первая... и твоя сестра, как ты ее называешь... и ты.
Зрачки чародея буравили меня, стремясь подавить волю, губы его приблизились к моим.
- Что ты позволяешь себе!? – вооруженная магией, я чувствовала уверенность в себе. Я была гораздо лучше защищена от чар, чем Стефания, оторванная от Отца-Неба. Мою волю было не так-то просто сломить.
Пасмур на удивление легко сдался. Он отпустил мои плечи, отвернулся и снова уставился на Стену. Продолжать разговор я не стала – не знала, что еще сказать ему. Кажется, наши попытки пробудить сновидца зашли в тупик.
Златобор позвал нас к котелку. Мы поели и расположились на ночлег.
* * *
Наступило утро: такое же тусклое и промозглое, как и предыдущее.
- Долго держать нас тут будешь? - хмуро осведомился Ратияр, выскребая ложкой со дна своей миски последние капли вчерашней похлебки. – Надоело ночевать под дождем и есть всякую дрянь.
- Вас никто не держит, - холодно отозвался сновидец.
В замысловатом жесте он сложил пальцы, дунул на них - и тут же над его ладонями взвилась круговерть алых искорок. Искры постепенно сбивались в комки, а те принимали все более узнаваемые очертания. Вот над ладонями Пасмура заплясали четыре человеческие фигурки. А еще через мгновение они исчезли, просыпавшись черной пылью сквозь пальцы сновидца.
- Все вольны сами выбирать: уйти или остаться, - пояснил Пасмур.
- Он не лжет, - подтвердила Стефания.
- Но и всей правды не говорит! – я резко выпрямилась, сдерживая гнев. - Нашим душам еще не пришло время окунуться в предвечную тьму. Рука третьей ипостаси Богини еще не простерта над нами.
- Ты говоришь о смерти? – догадался Златобор. – Если выход отсюда – лишь смерть, то...
- Смерть? – Пасмур не дал оборотню закончить мысль. - Да что вы о ней знаете? Вы, никогда не видевшие ее лица?! – голос его сорвался, выдавая бушующие в душе чувства, но мгновение спустя чародей снова был спокоен и отрешен, как обычно.
- Никто лучше меня не знает Смерть! – теперь он смаковал каждое слово. - Это несказанный покой, нега среди маковых лепестков, услады, даримые исстрадавшемуся сознанию... В какой-то из прошлых жизней я призывал ее – и она пришла, послушная моему приказу, точно собачонка, готовая облизать руки своему властелину.
- Ты снова забыл, с кем говоришь, Пасмур, – в этом мире не было Богини – и ее, и Отца заменил безумный Создатель – но я оставалась Ее служительницей, даже здесь. И стерпеть подобное не могла. – Смерть – не забава! Это милосердие, но милосердие пустоты... И она не повинуется никому!
- Кроме меня, – с вызовом бросил чародей.
- Ты такой же господин над смертью, как и владыка над любовью, - презрение и гнев во мне боролись с жалостью к сновидцу.
- Это лишь твоя очередная иллюзия! Смерть – это не то, чего ты ищешь. Это то, чего ты избегаешь! – выкрикнула Стефания, указывая на Синюю стену, в которой теснились спутанные и перемешанные образы, понятные только им двоим. – Ты дрогнул перед Ее лицом – и теперь не можешь признаться в этом себе! Ниэллар, пойми: между верой и страхом, между надеждой и гибелью всего один шаг! Ты просто должен выбрать! Всего лишь раскрыть глаза!.. Ниэллар, это же так просто... – последние слова девушка уже шептала, Пасмур ее не слушал.
- Я выбрал! Я выбрал могущество, силу и власть, – расхохотался он над ее попытками достучаться до его спящего сознания. – Я творю миры!
- О, я всегда знал, что ты не устоишь перед возможностью стать кем-то вроде бога, – Златобор в досаде ударил себя кулаком по колену.
- Вот именно, что «вроде»... – тихо пробормотал Ратияр. Я незаметно кивнула ему.
– Ты нужен в настоящем мире, - продолжал меж тем оборотень.
- И чем этот ваш так называемый "настоящий" мир отличается от этого? - Пасмур злобно прищурился. - Тем, что там лишь боль, и страдание, и жестокость? Здесь я сам господин своей судьбы. Это ли не лучшее доказательство подлинности окружающего?
- Ты играешь в куклы, Памур, - проговорила я. - Да и те у тебя получаются ущербными и жалкими.
- Куклы или люди - какая разница для бога?
Возразить на это я могла лишь то, что истинные Боги говорят со своими детьми на равных и уважают их выбор. Но Ратияр опередил меня.
- Куклы никогда не станут равны тебе. А вот ты, погрузнув в своих страхах и упиваясь страданиями, которые управляют тобой сейчас, – ты вскоре сделаешься сам, как они, эти бледные тени живых созданий!
- Бледные? – Пасмур пожал плечами. – Может быть... Новый мир, который я создам, будет лучше и прекраснее. Его бог будет счастлив, а... сновидец - он обретет покой. Да, так и будет! Первая попытка творения была неудачной, мир был сер и невзрачен, – и я стер его, заменив новым. Этот получился лучше – вы не можете не этого не признать. Ты, небесная ведунья, - обратился Пасмур к Стефании, - сама не раз думала, что Горынград не уступает городам твоей родины.
- Это не делает его живее... – попыталась вставить слово Аня, но Пасмур, увлеченный охватившей его мыслью, вскочил со своего места, подбежал к Синей стене и принялся рисовать перед нами то, о чем говорил:
- Следующий мир, сотворенный мной, станет идеальным! Третья и последняя попытка - смотрите!
Образы морских глубин проступили объемно и живо, словно наяву. Стайки поблескивающих длиннохвостых и пучеглазых рыбок превращались в лениво покачивающих плавниками скатов. Трепещущие в морских течениях водоросли преображались в причудливые кусты кораллов. Перед нами разворачивался удивительный мир чужой фантазии.
– Вы видите?! – восторгался чародей. – Видите, как красиво?
Картина на Стене изменилась: теперь мы видели поверхность воды как бы с высоты птичьего полета. Корабли под белыми парусами бороздили волны; высокие обрывистые берега казались живыми от множества птиц, облепивших всю поверхность скал; на отмелях резвились пухлощекие русалочки-дети. А над всем этим великолепием кружились крылатые кони, залитые солнечным светом.
- Так ты задумал сотворить подобие мира Примории? – Златобор озвучил мысль, посетившую всех нас. – Значит, ты не забыл его? Наш дом, нашу родину?
Пасмур не отвечал, поглощенный созерцанием диковинных видений, порождаемых его сознанием.
- Вот почему он все время словно бы подманивал нас, не очень-то стремясь уклониться от встречи? – приподнявшись со своего места, Стефания всмотрелась в картины чужого мира. – Создавать и разрушать собственные создания... Играть ими...
- Да, - задумчиво проговорила я. – Все наши попытки добраться до Пасмура и разбудить – это для него всего лишь способ сменить декорации.
- Он сознательно пользуется нами, будто мы и впрямь – всего лишь игрушки в его руках, - хитрые игрушки, подбрасывающие новые идеи...
- Может, это и не совсем так... - проговорив это, Стефания погрузилась в свои мысли.
- Так он сознает, что мы – не его сновидения, а люди, потерявшие в его сне свои жизни? – Ратияр сжал кулаки и тихо выругался.
СТЕФАНИЯ
Украдкой наблюдая за сновидцем, я шепотом делилась с Лирой мыслями и предположениями.
- Пасмур что-то задумал.
- Ну ты удивила, - подруга пожала плечами, выражая самоочевидность сказанного.
- Нет... Не то! Мне кажется, я знаю, что именно у него на уме, - мои подозрения, которые крепли день ото дня, сегодня переросли в уверенность.
- Рассказывай, - коротко кивнула Лира, придвигаясь плотнее ко мне и делая вид, будто что-то чинит в моей одежде.
- Он сильный маг, - начала я издалека. – Ну, или был таким, пока не впал в забытье. Он не похож на человека, который не сознает разницу между рожденным миром и сотворенным.
Лирэя с серьезным выражением молча слушала меня, изредка согласно кивая.
- И при этом он вдруг с таким воодушевлением принялся обхаживать меня! Да и тебя тоже пытался, так? – я дождалась искорки понимания в глазах подруги и продолжила. – Сейчас устойчивость его мира целиком зависит от воли Пасмура. Он - единственный мира творец и полностью властен над судьбой своего творения.
- Это над ним властны его страхи и неизжитое горе! – перебила меня Лирэя.
- Тс-с-с! Ты права, но я сейчас не о том речь веду! Вы в своем Земном Полукружии больше над трактатами да свитками сидите, вот и скажи: рожденный мир можно так легко взять – и развеять?
- Нет, конечно. Вдохнув в свое дитя настоящую Жизнь, боги дают ему главное: свой собственный Путь и Выбор. Такие миры длят свое бытие очень долго, хотя и не бесконечно... Конец есть у всего, и когда-нибудь усталость и ветхость берут свое, и...
Лира еще долго вспоминала знания, которыми располагал Ведовской Круг, а я слушала, сопоставляя ее слова с тем, что открылось мне в тайниках Пасмуровой души.
- Вот я и размышляю, а не задумал ли Борин драгоценный друг единение божественных ипостасей мужского и женского? - заговорила я, когда подруга умолкла. - И для полноты творения ему нужна Богиня...
- Если он добьется своего, мы действительно окажемся в ловушке, из которой нет выхода, – от волнения голос Лирэя стал громче.
- Тихо, родная. Если мы правы, то не стоит выдавать себя.
- Но ты ведь понимаешь, что наш план будет обречен? – горячо зашептала Лира, хватая меня за руку. – Такой мир не разрушить, просто тряхнув за плечо того, кому он снится! Мы не сможем ничего поделать ни с ним, ни с Пасмуром!
- Мы как раз сможем много чего «поделать»! – возразила я, и соблазн тяжким грузом вполз мою душу.
- Лирэя, – у меня все переворачивалось внутри, но я продолжила. – Я боюсь, что не выдержу. Ты представь: я могу стать Матерью нового мира. Богиней! Жизнь будет как сказочный сон, он узнает – я покажу ему! – как наслаждаться радостью бытия и…
- Ты сама это сказала! – ведунья хмурилась, и глаза ее были темны. - Сказочном, но все же - сне! С КЕМ ты собралась порождать миры? Твой «бог» - господин иллюзий! Хочешь тоже стать владычицей призраков?
- Да ты подумай только: ведь мы способны создать еще одну реальность - проявленную, не сон! Поселить в ней добрых и прекрасных существ, обитающих на лоне мудрой и могучей природы...
Лирэя заглянула мне в глаза:
- Ты увлеченная натура, я тоже. Но и не лишена здравого смысла. Пасмур погружен в кошмары. С таким, каков он сейчас, ты не создашь ничего прекраснее червивого яблока.
- Это не так! Моей воли и устремления к свету хватит на двоих, - запальчиво отстаивала я свою идею.
- А Златобор? Или новая Богиня готова пожертвовать и им?
- Замолчи! Замолчи, во имя Неба!
Она была права. Поддаться зудящему желанию всемогущества я не имела права. Даже если докажу себе, что мне по плечу изменить чародея, этого все равно не произойдет.
И мое дикое желание разрешить все одним махом улеглось и замолчало.
К нам подошел Златобор.
- Ты взволнована. Пасмур опять докучает тебе?
Я смотрела на оборотня, и мне хотелось плакать от того, что в мыслях я почти предала его, представив себя Богиней нового мира, но не с ним.
- Жаль, что мы вынуждены играть по его правилам. – продолжал тем временем Боря. – Если бы это был наш мир, а гостем в нем был сам Ниэллар...
Пораженные одновременно пришедшей к нам мыслью, мы с Лирой переглянулись.
- А почему бы и нет? – Лицо ведуньи, секунду назад мрачное, прояснилось. – Это был бы чудесный выход!
- Не-е-ет! – только что поборов искушение, я с опаской отнеслась к этой идее.
– Я почти уверенна, что нам это суждено. Ну вспомни: «Но придет день – и сойдутся земля с небом, и разбудят спящего бога, и опрокинется мир!»
- Бородаева книга? – поморщилась я. - Это же всего-навсего Пасмуров вымысел?
- Ниэллар был магом не из последних, и в его сознании – пусть и затуманенном – могут мелькать отголоски предвидения, - вступился за друга Златобор.
- Иначе откуда он мог знать про то, что мы с тобой попадем сюда, ввязавшись в почти одинаковые истории с мужской немочью? – все больше воодушевлялась Лира. – Помнишь, там что-то говорилось про «один путь» и про то, что «свяжет их единая судьба»... «Конец света... небо и земля перевернутся...» Это ведь про нас, правда?
- Откуда ты все это помнишь?
- Слушала, пока мы по бородаевым палатам ползали у бояр за спиной. Пасмур верит в это, он боится этого - значит, это может быть нашим шансом!
- Ну ладно, - сдалась я. – Допустим, это суждено сделать нам. Но как?
- Стать миром, конечно! Мы с тобой столько раз во время ритуалов становились Небом и Землей для других. Можем разок воплотить их и для себя, – Лира все больше верила в эту затею. – Даже если попытка и не удастся – что мы теряем?
- Но мы обе женщины, а нужна мужская сущность, - этот довод был последним в моем арсенале.
Лира с улыбкой покачала головой, бросила на меня хитрый взгляд:
- Благодаря Пасмуру, все так и есть. Он сам переиграл себя!
Я поняла ее, и согласно кивнула, уже предчувствуя, какой небывалый опыт предстоит нам пережить.
- Мы сделаем это во имя Жизни, – торжественно прошептала Лира, заставив улыбнуться меня тоже.
* * *
Мы встали друг напротив друга, соприкоснувшись ладонями и творя ритуал слияния. Но стоило нам открыть свои души навстречу друг другу, как Пасмур, догадавшись или почувствовав, что дело неладно, вскочил с места и ринулся к нам.
Ратияр среагировал мгновенно, встав на его пути. Скользящим движением воевода извлек из ножен меч и приставил его к горлу Пасмура.
- Двинешься к ведуньям – и это будет последнее, что ты сделаешь, - Чародей, хоть и скривился в гримасе, но шевелиться не пытался. - Кто-то тут разглагольствовал о том, что он господин мира? Ну, господин, попробуй приказать мне отпустить тебя так, чтобы я выполнил!
- Не можешь? - Ратияр отвел меч чуть в сторону. – Сядь и сиди.
Одарив воеводу презрительным взглядом, сновидец вновь опустился на камень у костра. Но глаза его выдавали, что так просто Пасмур не отступит.
К нему приблизился оборотень, встал рядом с воеводой:
- Не мешай им! Прошу тебя, потому что помню, каков ты на самом деле.
Пасмур в ответ сплюнул себе под ноги и продолжил молчать и думать.
Меж тем чувство покалывания в наших с Лирой ладонях становилось все ощутимее. Слияние становилось все более тесным, все более всеобъемлющим.
Я испытывала чувство холода и хрустальности, когда кажется, что стоит пошевелиться - и ты рассыплешься на осколки. Все тверже становилось тело, все меньше чувствовала я границу между мной и сестрой. Между землей и небом. Между Небом и Землей. Я ощущала краем сознания, что Лира испытывает нечто похожее, только вместо холода и хрустальной сосредоточенности в ней бушуют вихри тепла и творческого вдохновения.
Внезапно что-то пошло не так. Нечто чуждое и пропитанное разрушительным устремлением скользнуло между нами, точно змея. Лирэя отодвинулась в глубь пространства и словно бы окуталась дымной пеленой, недоступная больше для моих мыслей, а прямо передо мной стоял Пасмур. Тело его дрожало и размывалось, точно иллюзия, но духовное присутствие было мощным и убедительным.
Он сделал жест, подзывая меня приблизиться.
- Стефания, неужели ты позабыла трепет, охвативший тебя, когда мои губы касались твоей кожи?
- Ты ошибаешься, чародей. Как может охватить трепет от куска льда и пустоты? - больше всего мне хотелось плюнуть ему в лицо, но на границе Яви и Нави, где мы находились сейчас, мое тело было лишь условностью - и я не могла.
- Ты ошиблась в выборе, девочка. Ты юна и неопытна, - увещевал сновидец. - Не с ней, а со мной должна ты идти. Путь, который предлагаю я, понравится тебе больше. Вспомни нашу общую пьесу...
- Только мне решать, какой дорогой идти! - посягательство на мою свободу вывело меня из равновесия. - А ты? Что за путь выбрал ты для СЕБЯ?! Страдания? Кошмары? Забытье в маковых снах? - гнев оттолкнул меня прочь от Пасмура, одновременно приблизив к Лирэе.
Сомнения и метания, которые искушали меня несколько дней подряд, были позади. В этот миг моя воля и намерения были чисты и тверды. Власть чародея над моей душой рушилась.
Лицо Пасмура исказилось от ярости. Его скрюченные пальцы сжали воздух перед грудью, заскребли, задергались, точно пронзая плоть схваченной птицы - и я вдруг ощутила, будто это мое тело терзают его когти!
Кажется, моя боль передалась и Лирэе. Мы были едины в страданиях - но ведь и в Силе тоже! И у нас уже был опыт совместного колдовства. Я не колебалась. Преодолев мощное сопротивление чародея, я все же сплела боевое заклинание:
- Ты не причинишь нам боли, - прошипела я в лицо сновидцу. - Получи!
И я шквальным ветром послала вперед свой клокочущий гнев.
Пасмур лишь рассмеялся, легким движением улавливая и присваивая посланную в него Силу.
- Молодец! Я знал, что ты будешь помогать мне. Ты делаешь меня сильнее, девочка!
И он резким жестом вскинул руку, заставляя меня снова скорчится от боли. Мне казалось, что его пальцы шевелятся в моем нутре, выворачивают меня наизнанку - и заставляют собирать еще больше сил для отпора.
Эта мысль и тупая жестокая боль отрезвили меня: одолеть чародея, играя по его правилам, невозможно. Попытавшись ударить, ответить силой на силу, я лишь снова отдам то, что сейчас так нужно мне самой. Мы собирались творить мир, а не растрачивать себя на битвы и причинение боли. Мы создавали Жизнь.
- Боль - тоже часть Жизни, - уловила я посланную Лирой мысль.
- Продолжай терзать нас, Пасмур, мы все рано сделаем... - и новый взрыв боли захлестнул мой разум. Но теперь я была не одна в этом противостоянии. Мягкий трогательный огонек Лириной любви и дружбы озарил мое страдание. И моя верная подруга сделала единственно верный шаг: она поменяла свой гнев на любовь, и отдала ее мне. И, как оказалось, не только мне...
Пасмур дрогнул. Заклятие его уже не мешало нам с Лирой. Страдание, разделенное на двоих, не было таким тягостным, а разделенная на двоих любовь выросла стократ. Шаг за шагом наши души сближались, пока не стали вновь единым целым. И присутствие частички чародея в моей душе лишь помогло нам. Творение нового требовало животворящего импульса, возникающего лишь при соприкосновении женского и мужского, - и Пасмур дал нам его.
Воздух вокруг нас задрожал, наполняясь нашим новым намереньем - намерением новых богов, которые некогда, в иной реальности, уже были едины, и теперь встретились снова , повинуясь великому замыслу Жизни.
Притекающая ко мне энергия заполнила все мое естество – и я отрешилась от происходящего. Все глубже и глубже я погружалась в другую реальность.
В этой реальности бушевали два водоворота, две мощные стихии, два первоэлемента, из которых рождаются миры: небо и земля. Их сияние – смесь золота с серебром – пульсировало в такт с моим дыханием... или дыханием Лиры. Различить этого я сейчас не могла. Разбуженная личная сила ведуньи Земли сплеталась в общий причудливый узор с моей растущей энергией...
* * *
Тело и сознание наполнялись небесной глубиной и необъятностью. Я становилась легкой и прозрачной, облака медленно плыли во мне, повинуясь малейшим движениям моей мысли.
Я не просто погружалась в бездонную голубизну, как это сотни раз проделывала во время ведовских ритуалов! В тот момент я сама была небом, а небо было – мною.
Вспомнив о Лирэе, я оторвалась от самосозерцания и обратила взор вовне.
Пышные леса, одетые нежной зеленью, купались в моем ветре, шепча молитвы радости бытия. Реки струились серебряными локонами по лугам и холмам. Со скал, на склонах которых паслись стада архаров, падали звонкоголосые белопенные ручейки. Бескрайние заполненные моим светом равнины сменялись бездонными океанскими просторами, горными массивами, суровыми ледяными полями и знойными пустынями. И всюду кишела жизнь.
В своей вездесущности я чувствовала биение сердец каждого существа, что дышало мной. Я принимала их в себя, сливалась с ними, оставляя в каждом частичку самосознания, искорку устремления к высшему, огонек живого духа.
То, что происходило в тот момент, было незабываемым переживанием. Я задохнулась от радости – и вторя моему светлому чувству, в моей лазурной плоти закружились в ликующем танце стаи птиц, звонкой песней славя радость жизни, счастье полета.
Мир, что рождался прямо сейчас, был поистине прекрасен. Он был живым и свободным. Мы с Лирэей, подобно любящим родителям, лишь оберегали и опекали его, не навязывая свою волю.
ЛИРЭЯ
Жизнь!
Ощущение наполненности жизнью захватило меня. В самых безумных мечтах я не могла бы вообразить такого. Юные создания заселяли новорожденный мир, утверждая всюду, в самых дальних его уголках, свое - и мое – бытие.
Моя сестра, мое Небо – она была рядом, она обволакивала меня, и с первых же мгновений оберегала хрупкость моих творений. Наши устремления сливались воедино, наши сердца бились в общей мелодии, проявляясь в зримом бытии Луной и Солнцем. Тысячи больших и малых духов природы: лесных и речных, ледяных и пустынных, горных, морских, полевых и болотных - вплетали свои голоса в эту музыку.
Внезапно я ощутила чуждое присутствие: тень злой воли, устремления, нарушающего гармонию.
Я сузила поле своего восприятия, ища существа, не рожденные вместе с этим миром, – но взгляд мой уловил лишь двоих мужчин: Ратияра и Златобора. Они стояли у края высокогорного плато, и каждый по-своему выражал любовь к нам: Златобор пел необычайно красивую песню, вдохновленный зрелищем восходящего солнца, а Ратияр, радостно хохоча, побежал по траве, каждым вздохом даря земле свои радость и силу.
Я послала им свой привет, говоря с ними на языке, который доступен природе, и обратилась к сознанию сестры: «Ты чувствуешь? Ты ищешь? Среди моих созданий нет такого, кто ненавидел бы нас, и все же чья-то ненависть обжигает меня.»
Небо над горами нахмурилось, отвечая мне. Извечный страж и защитник жизни, оно приготовилось отразить опасность, от кого бы она не исходила, но удар пришелся не по нам.
Из стремительно сгустившейся грозовой тучи вырвалась молния – и метнулась вниз, целясь как раз туда, где я за секунду до этого видела оборотня и воеводу. Все во мне сжалось в предчувствии беды – но удар пришелся мимо.
«Сестра? Что это?»
«Это не я. Это... Он! Лира, он все еще во мне – и он может разрушить все то, что мы...»
«Пасмур?»
В глубине тучи заворочалась было еще одна блистательная стрела, готовясь нанести более точный удар, – но Небо, моя Стефания, уже простирала над людьми защищающую длань. Налетевший ветер погнал прочь тучи, с бессильной яростью разбрасывающие вокруг себя молнии.
«Вы не будете вместе! Вы развеете в ничто все, что создали, или я сумею вынудить вас!» - зазвучал в моем сознании голос, полный ярости и злобы.
Внизу разгорался пожар, вызванный грозой, но Стефания уже собирала над ним дождевые облака.
«Оставь людей в покое, Пасмур. То, что ты требуешь, невыполнимо. Мир уже обрел свой Путь, и мы не властны изменить или развеять его.»
«Не властны? Или не хотите?»
«Даже если бы и хотели, мы не можем, сновидец. Это было бы сродни самоубийству.»
«Вот как?»
Мое тело, не подчиняясь моей воле, содрогнулось землетрясением, и оползни заскользили по поверхности гор. Чародей использовал те смертоносные и опасные силы, которые были частью нас; он пользовался тем, что их струны звучали в унисон с желаниями его души.
Стефания ответила ураганным ветром, тормозившим смертоносное устремление гранитных глыб, но, вынужденная разом бороться и с камнями, и с полыхающим пламенем, она проигрывала битву. Я поспешила ей на помощь, собирая воедино мощь речных потоков и направляя их в самое пекло лесного пожара. Встретившись с огнем, вода зашипела, в воздух взвились клубы пара и копоти.
«Я все равно займу свое место в этом мире: место владыки, причитающееся мне по праву! Даже если для этого мне придется уничтожить одну из вас!»
«Захотел потягаться силами? Так тому и быть,» - возмущенное Небо разверзлось ливнем, но Пасмур перехватил импульс Стефании и вместо капель на землю посыпались тяжелые градины, уничтожающие на своем пути все живое; в то же время склон горы треснул, выпуская на волю клокотавшую в недрах лаву.
Я лишь успела заметить, как крылатый зверь со всадником на спине взмывает в воздух, уносясь прочь из пекла сражения, как новая напасть обрушилась на наш мир.
Взбаламученное усилием Пасмура, со своего ложа поднималось море. Разрушительные в своей безудержной мощи волны, словно взбесившиеся кобылицы, рвались с привязи и мчались вглубь суши, оставляя позади себя безжизненную пустыню.
Все разрушительные силы, какие только сумел нащупать Пасмур, терзали сейчас мою плоть. Стефания, мое Небо, билась за меня, ожесточенно отражая атаку за атакой, удар за ударом, и все же полностью остановить этот кошмар она не могла. То там, то здесь возникали тайфуны, песчаные бури, сели и извержения, разливы рек и трещины в земной коре, сея всюду смерть, хаос и боль. Все мои силы уходили на то, чтобы затягивать все новые и новые раны.
В этом противостоянии, в этой бушующей битве ковалась наша воля, мужество и решимость до конца защищать наш мир, нашу жизнь и наше единство.
* * *
...нет, я не гибла. К своему удивлению, я жила, более того, обновленные леса, луга и озера стремительно заполнялись новыми жизнями, приходившими на смену погубленным – и сила этой жизни казалась неистощимой.
«Ты проиграл, Пасмур!» - радостно хохотало Небо, осознав уже, что вся злость и ненависть чародея не приносит нам ущерба, лишь восстанавливая необходимый баланс между жизнью и смертью, лишь способствуя вечному круговороту и обновлению. «Ты проиграл!»
* * *
- Мы не станем останавливать тебя, Пасмур. То, что ты делаешь, укрепляет нас. Твое разрушительное устремление обернулось благом для нашего мира, - произнесла Небо-Стефания, осознав, что поворотная точка битвы уже позади.
Буйство стихий, корежащих наш новорожденный мир, стихало. Созидание и разрушение приходили в нем к равновесию. Решимость сновидца уничтожить меня, чтобы занять мое место, медленно уступала место пониманию бесплодности этих попыток.
- Ты иссякнешь в своей ярости, и мне жаль тебя, - в Небе действительно теплился огонек дружеского участия к сновидцу, и даже благодарность ему за то, что он послужил – пусть и невольно – причиной и истоком самого главного в жизни опыта, опыта миросоздания.
- Я снова у руин, и надежды, планы – все разрушено, как тогда... – голос Пасмура звучал глухо. Он погружался в воспоминания – именно в те, которые некогда взяли над ним власть.
- Но только теперь у тебя нет возможности забыться сном, - напомнила я.
Мы ощутили, как в душе сновидца зашевелился червячок сомнения.
- Может быть, тогда и не стоило поступать так. Вы боролись – и победили, хотя стоило дрогнуть – и...
- Договаривай!
Пасмур молчал – но даже тень мысли, зародившейся в его сознании, не могла ускользнуть от нас. Ловушка, которую он так старательно плел для Стефании, поймала его самого.
- Ты дрогнул, отказался от борьбы – и ушел в мир иллюзий, - то, что я говорила, было жестоким, но так было нужно.
- Иллюзии не помогли тебе, - добавила сестра.
- Я разрушаю все, к чему прикасаюсь... – раскаяние и боль утраты захлестывали чародея.
А я... я вспоминала день, когда впервые увидела Пасмура и предстала перед ним в образе Матери, воплотив его собственную мать.
- Твои близкие любили тебя, верили в то, что ты будешь счастлив, - напомнила я.
- Я не сберег их, - повторял сновидец.
- На месте пожарищ рано или поздно зацветают ирисы, - вступило Небо. – Синие ирисы, цветы зарождающейся надежды. Нужно только иметь мужество дождаться их появления.
- А если видеть их – слишком большая боль?
Пасмур вновь вставал на путь, не сулящий ничего хорошего, но зато и не обещающий трудностей, преград и борьбы.
- Знаешь, мы ведь могли бы вернуть Ниэллара к осознанию и без твоего согласия, - произнесла Стефания, лучась лазурным сиянием. – Но твой выбор – это твой выбор.
Небесный свет лился в душу Пасмура, порождал образы, призванные вернуть сновидцу радость жизни. Но сумрак тоски и отчаяния слишком глубоко угнездился в сознании чародея. Он страшился взглянуть за грань, где кончается его горе.
- Там нет пустоты, - шептала Стефания, - там множество вещей, которые ты перестал замечать. Надо лишь вспомнить, что они есть.
- Все разрушено, все мертво, - сновидец не мог отрешиться от своей прошлой боли.
- Нет ничего бесконечного: ни страдания, ни смерти. Вечна лишь жизнь, и лишь ты настоящий можешь сделать выбор.
- Настоящий? – я почувствовала, что Пасмур встрепенулся, испытал укол интереса к моим словам. – Я давно забыл, каково это: быть настоящим.
- Вспомни нашу битву, - торопливо, боясь упустить его внимание, заговорила я. – Ведь не было в тот момент ничего более подлинного, чем ты! Вспомни свою решимость, силу, вспомни свое чародейское мастерство, наконец!
- Я проиграл.
- Может быть. Но помог сотворить мир – целый мир, вдумайся! – улыбнулось Небо.
- В любом поражении есть частичка победы. Не бывает всеохватных побед или поражений, – настаивала я. – Каждый шаг вперед – даже болезненный - делает нас сильнее, если только мы готовы принять все, что несет он.
- Но...
- Ты можешь оспорить это, Пасмур. Но откажись от себя того, каким ты был в бою: откажись от воли, от стремления, от воодушевления и борьбы! От чувств, что бушевали в тебе! Откажешься?
- Нет. Нет! – голос сновидца был тверд. – Пусть и проигрывая, я жил.
- Это и был ты. Ты уже проснулся - осталось открыть глаза.
- Ты желаешь сделать это, чародей? - вопрошали Земля и Небо.
- Ниэллар. Меня зовут Ниэллар, - прозвучал в ответ голос, которого я не узнала, но в котором слышалось отчетливая жажда жизни: подлинной жизни, а не иллюзий и сновидений.
- Твое тело все еще там, где ты оставил его: в Примории.
- Да. И я твердо намерен вернуться.
* * *
Наш Мир в общем устремлении потянулся через бедны пространств к тому, где оставалось спящее тело чародея Ниэллара. Его душа безошибочно чувствовала направление, в котором нужно двигаться – и стремительно мчалась сквозь тьму междумирья к Примории. Связь, которая объединяла нас с Ниэлларом, становилась все слабее, и все ближе придвигался миг расставания.
В какой-то момент нас окутала темнота, лишенная верха и низа, «сейчас» и «тогда», мыслей и ощущений, - и тут же на смену ей пришел мягкий свет, окрашенный в тона весеннего утра и звук, который невозможно с чем-то перепутать: плеск океанского прибоя.
Это было подобие смотровой площадки: возвышающийся над морем утес был выровнен сверху, обнесен ажурным ограждением и усажен вьющимися растениями.
Мы огляделись: двое ведуний, воевода, оборотень, наши лошади... все были на месте, за исключением...
- Вот и я, - слова принадлежали черноволосому худощавому мужчине, поднимавшемуся навстречу нам с ложа из вороха опавшей листвы, располагавшегося в углу площадки. – И это – по-настоящему МОЙ мир!