СТЕФАНИЯ
Грифон приземлился на широкую дорогу, всю изрытую и испещренную следами чьих-то лап с внушительного размера когтями. Передвигаться было неудобно, приходилось то и дело перескакивать через борозды и лужи: маленькие и большие, заполненные стоячей позеленевшей водой.
- Первый раз такие прекрасные дороги вижу, – иронизировал Златобор, то и дело пытаясь подать мне руку. Я же, лихо скача через канавы, не испытывала нужды в помощи и делала вид, что не замечаю его рыцарственных поползновений.
- Что-то впереди, – вдалеке серел силуэт крупного животного, восседающего посреди огромной лужи. - Кто это? Свинья?
- Нет вроде, Аня. Не свинья, – тихо проговорил Златобор, доставая бумеранги.
- А кто?
- Медведь, - улыбка на губах оборотня показалась мне устрашающей. Впрочем, он не торопился убивать зверя, и это мне нравилось.
Обходной дороги к городу не было. Мы с опаской подходили ближе, но животное не проявляло ни малейшего интереса к нашим персонам. Наконец, мы практически поравнялись с лужей и ее обитателем, и только тут мишка приподнял бурую голову.
- Ну все, – выдохнула я. – Сейчас кинется.
Медведь с шумом вдохнул воздух, пробуя наш запах, почесал задней лапой за ухом, обрушив на нас водопад грязных брызг, после чего просто отвернулся и долго смотрел куда-то вдаль. Мы же затаили дыхание и не шевелились, опасаясь ненароком отвлечь хищника от его дум.
Наконец, наскучив своим занятием, мощный зверь откинул назад голову, бухнулся на спину и остался так лежать, чуть виляя куцым хвостом и разгоняя травинки и щепочки, покачивающиеся в мутной воде лужи.
- Похоже, он не собирается нападать, – услышала я голос Бори.
- Ага. Малины объелся, видать, – шепотом ответила я, и мы с оборотнем, оглядываясь и перешептываясь, пошли дальше, к городу.
Довольно скоро завиднелись ворота поселения. К створкам были прибиты выпиленные из дерева и ярко раскрашенные изображения то ли сов, то ли филинов. Вырубленные из толстых стволов серьезные бородатые идолы стояли по обеим сторонам от входа. Странно, но никто не выходил и не заходил в город. К тому же, ворота оказались заперты. Частокол был настолько высок, что приходилось задирать голову, чтобы рассмотреть его вершину, - и за ним совершенно не было видно домов.
Я оглянулась. Скорее бы уже оказаться за стенами, а то мало ли чего придет в голову хищнику! Вдруг теперь малины ему покажется недостаточно?
Мы немного постояли в надежде, что нас заметят дозорные, но этого почему-то не произошло.
- Может, постучать? – предложила я Златобору.
Он кивнул и три раза ударил в ворота кулаком.
- Вверху! – взвизгнула я, не успев понять, что происходит.
С небес на нас падало что-то большое и красное. Мы отскочили в сторону, оборотень выхватил свое оружие.
- Пх-х-х-х! - Перед нами приземлилось чудище. Трехголовое. Нападать оно не спешило, да и вообще, казалось, не замечало нас.
- Ниэллар... в пьесе… говорил... – прошептал Златобор мне на ухо.
Я кивнула.
Трехголовое существо по-прежнему стояло и смотрело на что-то позади нас. Мы с оборотнем проследили за его взглядом – и я непроизвольно взялась за рукоять кинжала: к нам вприпрыжку бежал тот самый бурый медведь из лужи. Он негромко рычал и тряс шкурой, с которой падали комья грязи и тины. Однако же медведь снова не удостоил нас своим вниманием, пронесся мимо - прямиком к вылетевшему из города дракону.
Тот встал на задние лапы и разинул все три пасти. Громкий устрашающий рык, исходящий из четырех глоток, огласил окрестности. Медведь вплетал свой голос в общий хор и нежно ластился к чешуйчатой красной коже своего хозяина.
От этого или нет - кожа монстра начала вдруг дымиться и расползаться тлеющими краями, неуловимо скручивая и меняя очертания тела. Разбегающиеся в разные стороны искры сталкивались, чтобы в тот же миг превратиться в язычки пламени, и вот уже весь дракон стоял, охваченный полыхающим огнем, и в этом пламени три его головы складывались в одну, приобретая при этом черты человеческого лица…
Все заняло с полминуты. Костер который поглощал тело монстра, стал уменьшатся, пока окончательно не сошел в землю, и перед нами предстал добрый молодец в красном кафтане, красных штанах и лихо заломленной на одну бровь красной же шапке.
Детина ласково потрепал медведя по холке. Теперь я разглядела деревянные украшения, свисавшие с ушей животного, будто серьги.
- Ну сказывайте, чужестранцы, зачем пожаловали в горыново племя?
- За помощью! – откликнулись мы.
- Ну, коли так - то добро пожаловать! – зычно гаркнул молодец, и огромные ворота неожиданно легко распахнулись перед нами.
Мы шагнули в город. На нас обрушились суета, шум и запахи крупного поселения. Жизнь била ключом, цвела яркими красками и текла привольной струей сытости и довольства.
Привлеченная нашим появлением, собиралась толпа зевак: слетались трехглавые драконы, степенно подходили ближе все как один крупные и бородатые мужчины. Открытые добрые взгляды окружающих внушали самые светлые надежды.
Горыны, явившиеся в крылатом обличье, один за другим перекидывались, превращаясь в людей. От ряби и дрожания воздуха, разогретого жаркими кострами превращений, у меня закружилась голова. Я потерла глаза, пытаясь сфокусироваться на расплывающихся силуэтах.
- Хлеб да соль вам, добрые люди, прохожие-перехожие, как вас звать–величать? - с поклоном выступил вперед бородатый мужчина в летах, дородный и важный. - Дело какое пытаете, аль от дела лытаете? Ежели с добром - так и мы к вам всей душой, а коли зло замыслили, то не обессудьте, тут вот головушки свои и сложите! - он ткнул пальцем в землю.
Мы с оборотнем поклонились и представились.
- А пришли мы по очень важному делу, – начала я объяснения, но бородач перебил меня, топнув ногой и грозно зыркнув исподлобья.
- Молодец, Остомысл! – зашептали в толпе, поддерживая поведение бородоча.
- А чегой-то баба поперед мужчины встряла? - неодобрительно покосился на меня горын, стоящий неподалеку.
Я вдохнула полную грудь воздуха, готовая высказать все, что пришло мне в этот момент в голову, но Боря крепко сжал мою руку.
- Стефания - служительница богов, и поэтому вправе говорить тогда, когда ей вздумается, - веско проговорил он, и в его глазах вспыхнули изумрудные сполохи. - И ей вздумалось сообщить вам о нашем деле.
Кажется, довод про служение богам подействовал – за что я мысленно возблагодарила Отца-Небо – и на этот раз меня не перебили.
- Мы ищем нашего доброго друга, и думаем, нам непременно окажет помощь ваше божество! – изрекла я и, входя в родную роль служительницы богов, добавила:
– Нам был знак свыше!
- Знать, по делу пожаловали? Ну, в таковых случаях все у нас обычай решает, предками заведенный, богом нашим, Пасмурным Небом, благословленный, - Остомысл с важным видом пригладил бороду, продолжая вещать что-то про Пасмурного бога и издревле чтимые благостные обычаи.
Златобор красноречиво соглашался со всем, а я больше не вмешивалась в мужской разговор: меня интересовали совершенно другие вещи. Я рассматривала бревенчатые терема, поражаясь их убранством и уютным видом; исподтишка наблюдала за местными жителями, открывши рты внимающими каждому слову Остомысла. Еще я искала в толпе женщин-драконов, ну или хотя бы ребятишек – но тщетно.
Я мысленно пообещала себе непременно разузнать, в чем дело: что за поселение такое, не одни же мужчины тут обитают?
– Сочтем за честь выслушать ваши советы, – Златобор учтиво кланялся и улыбался.
- Вы располагайтесь, люди перехожие, в гостином дворе, тут направо за углом, - кланялся в ответ встречающий нас горын. - А уж мы соберем Шишку Горынную, обмозгуем просьбу вашу чин-по-чину, как обычаем заповедано, да и порешим, чем помочь вам, как тоску-кручину развеять...
Мы еще раз низко поклонились, и молодец в красном повел нас по городу, оживленно болтая:
- Мой срок дозор нести как раз к концу подошел. Удача-то какая, а? Вот устрою вас, как полагается, снеди всякой вам велю прислать, да перины взбить!
- Как зовут тебя, добрый человек? – поинтересовалась я, прерывая его речь.
- Заруба, – ответил парень, смутясь и отвернувшись от меня.
Гостиная изба оказалась двухэтажным бревенчатым зданием, расположенным, как и пристало, посреди широкого двора, уставленного хозяйственными постройками. Вывеска над входом изображала сочное красное яблочко на расписной тарелочке. Провожатый распахнул перед нами дверь.
Тут было, конечно, не так шумно и суматошно, как на улице. Но тоже жизнь бурлила вовсю. Около печи сидели воины-горыны с неизменными бородами и в столь же неизменных красных кафтанах. Перед ними стояли глиняные кружки, наполненные пахнущим хлебом напитком.
Навстречу нам уже торопился худенький мужичонка с суетливыми манерами. Через плечо у него было перекинуто белое холщовое полотенце, которым он протирал мытую глиняную кружку.
- Радость-то какая! Гостюшки пожаловали, - заголосил он, расплываясь в улыбке. - Проходите, проходите! Чай, устали с дороги-то? Ну, так сейчас кваску отведаете - да и наверх, в комнаты! Сейчас, кликну Плешко, пущай бежит за водой да ставни открывает!
Бросившись выполнять обещанное, хозяин захлопотался и совершенно забыл про нас.
Мы так бы и стояли посреди зала, дожидаясь обещанного кваса, если бы не Заруба. Он куда-то ушел, но спустя минуту вернулся с большим подносом в руках.
Мы сели за чистый струганный стол. Заруба выставил на его кувшин, в котором пенился и шипел темный, густой, настоянный на ржаном хлебе и ароматных лесных ягодах квас, и ковш, чтобы черпать и разливать напиток.
- Утица! – умилилась я, узнавая знакомые очертания ковша, напоминающего одновременно ладью и птицу. - Люблю я из такой посуды водицу студеную пить!
Подавая пример, Заруба зачерпнул и с шумом выпил напиток.
Вспомнив про нас, подоспел и хозяин с обещанной снедью: в объемистом чугунном горшке дымился круглый картофель, рядом на глиняной тарелке лежали соленые огурчики и зеленый лучок. Казалось, они хрустели уже от одного только взгляда на них.
Во мне проснулся зверский аппетит. Я принялась за еду, нахваливая хозяина и вспоминая, как едала подобное у матушки Матрены. Уминая за обе щеки все, что ставили передо мной, я в первый раз почувствовала себя в безопасности и свято поверила в то, что ну вот скоро и конец нашему путешествию по чужому сну. Но что навело меня на такие мысли, я вряд ли смогла бы ответить. Возможно, это всего лишь несбыточное предчувствие. А возможно, я снова смогу Ведать…
Хозяин меж тем, увидев, что с ужином мы расправились, заговорил про баньку с дороги, и снарядил натопить ее того же Плешко.
Златобор выразил благодарность и попросил принести еще кваса, чтоб скоротать ожидание.
Я же не могла больше откладывать волновавший меня вопрос и, не ходя вокруг да около, так и спросила у Зарубы:
- А где ваши женщины? По теремам сидят? На улицу не пускаете?
- Бабы-то? – Заруба презрительно хмыкнул и подкрутил ус. – Да разве ж то дело: с бабами-то жить? Слыхал я про обычаи иноземные, что у иных племен-народов мужи за юбки держатся…Но у нас, в Горын-граде, от этого отрешились еще… - Заруба задумался, припоминая, видимо, при ком из - ясное дело, славных! - предков горынам удалось избавиться от женщин. Так ничего и не надумав, он досадливо махнул рукой. – А, не все ли равно? Мож, всегда оно так было?
Я кивнула, подозревая, что наш новый знакомец прав.
- Мы, горыны, живем, как братья, а сестер нам не надобно! От этих баб беда одна везде, - подытожил он, собирая хлебной корочкой крошки с тарелки.
- Чудеса-а-а-а… Как же род свой продолжаете? – изумился Боря.
- Иль вы смерти не знаете? – прибавила я, хмурясь и упирая руки в бока.
- Скажете тоже! – Заруба хохотнул, точно в моем предположении было что-то забавное. – Да род горынов вовеки не извести! Не на тех напали! Мы это… - молодец смущенно хихикнул и посмотрел на меня, заливаясь краской.
- Что?
- Ну, как пора-то придет, да приспичит… - Заруба многозначительно подмигнул. – Ну не сохнуть же? Ну так вот и держим путь в горы тогда, чтобы, значится, яйцо-то и снести!
- Яйцо? - переспросил Златобор.
- Ну да. И из яйца того, как пора приспеет, горыныч-то и выходит.
- Что-то не видела я среди вас ребятни, - решила уточнить я, по-прежнему не понимая, о каких яйцах может идти речь, когда среди горынов - одни мужчины.
- Та они, горынычи, покудова в силу-то молодецкую не войдут, в городе не показываются: в горах сидят. Ума-разума набираются, да почтению к старшим учатся.
- Вы что же, всерьез думаете, что от женщин – вред да беда? - я посмотрела на оборотня, ища поддержки, и вдруг услышала:
- Мудро… - Златобор откинулся на спинку стула. – При таком воспитании сильные, наверное, вырастают воины. Не балованные.
- Что!? – вспыхнула я. – А кто же научит все живое любить? Слышать пение птиц? Чувствовать сострадание и не обижать малых да немощных?!! Кто научит красоту чувствовать, стихи слагать?
- Н-у-у-у… - протянул Златобор – Стихи слагать и красоту видеть я тоже научить смогу… Смог бы, - поправился он. – Если бы наследника имел… Да и не требуется этого воину!
- Еще как требуется! – отрезала я. - А то все только и делали бы, что воевали да истребляли друг друга, бесчувственные и жестокие!
- Стефания, я считаю, это от души зависит, от изначальной наклонности ее... – принялся доказывать свое оборотень.
- А вот и неправда! Воспитание может любую душу на верную дорожку наставить, а уж тонкую то, ребячью, и подавно!
- У бабы волос длинен, а ум короток, - вставил Заруба, кивая Златобору. - И уж не того ради одаряет нас Небо Пасмурное, господь наш всевышний, мыслию да разумением, чтобы мы до старости рассуждали, как дети малые, бабских премудростей наслушавшись! Птички? Стишки! Удел витязя – поле ратное да меч булатный!
- А ты… - я задохнулась от возмущения. - Ты давай, витязь! Покажи удаль свою молодецкую! – во мне полыхало оскорбленное женское достоинство.
Забыв про тяжесть после трапезы, я вскочила и вынула свои кинжалы:
– Поединок? Дружеский! Позабавим честной народ? – спросила я, обращаясь и к Зарубе и в то же время ко всем присутствующим.
Народ загудел: кто удивленно, кто одобрительно; несколько усатых парней в мгновение ока растащили по сторонам столы да лавки; принесли дополнительные подсвечники со свечами, чтобы не пропустить ни одной подробности намечающейся забавы.
Заруба сбросил кафтан и остался в портах и вышитой косворотке. Под тонким полотном рубахи проступили крепкие мускулы. Шеки горына покрыл румянец.
Я оглядела свою тунику, подаренную сумасшедшим Чтецом. "Не лучший наряд для схватки," - подумалось мне, но азарт предстоящего боя уже опьянял меня, и раздумывать над тем, как выгляжу, стало неинтересно.
- Ай да забава! – приговаривал содержатель гостиного двора, крутясь возле нас. Однако, сообразив, что «забава» может угрожать его хозяйству, он озабоченно добавил:
– Не разнесите мне тут только все подчистую!
Заруба хмыкнул: дескать, не серьезный противник перед ним, а так, баловство!
Я засопела от злости, и мы с горыном встали друг напротив друга.
- Чем биться-то будешь? – спросила я.
- Отродясь горыны против жен да детей оружия не поднимали, - детина снисходительно улыбнулся мне. – Не боись, ведунья, зла тебе не причиню. С пустыми руками против тебя встану.
- Правильно, правильно, – раздались одобрительные возгласы зрителей. – Много чести бабе: оружным против нее биться!
- Ну–ну, – бросила я в ответ. Один кинжал я подняла перед собой, другой чуть отвела в сторону, изготовив для удара.
Некоторое время мы присматривались друг к другу, выясняя, чего ждать от противника.
- Нападай! – крикнула я и атаковала.
Заруба успешно уворачивался от моих выпадов, несмотря на свое богатырское сложение. Двигал он при этом только телом и не управлял руками.
Я вновь бросилась вперед, стараясь зацепить парня кончиком кинжала. Детина уклонился - руки его дернулись, точно плети - и сделал пару шагов назад, но тут же развернулся, явно намереваясь достать меня. Это его движение стороннему наблюдателю могло показаться неуклюжим, но на самом деле таило скрытую силу, готовую проявить себя в любой момент.
Такой стиль боя я видела впервые и в первые секунды растерялась.
Это мой противник почувствовал безошибочно, и тут же его сильные пальцы чуть не схватили меня за волосы. Инстинкт волка заставил меня извернуться и выскользнуть. Ярость заклокотала во мне, но воины неба умеют не поддаваться безумию схватки.
Кинжалы стали моим телом, моим смертоносным продолжением, я входила в транс боя, но при этом старалась не забыться окончательно и не убить противника.
Краем глаза я заметила взгляд Златобора, он любовался мной. Мне захотелось быстро и эффектно завершить поединок.
Сделав вид, что запнулась, я оказалась к горыну спиной, втайне рассчитывая на его наивность и готовность попасться на эту простую уловку. Как я и надеялась, парень бросился на меня! Жаль, я не видела его лица когда, улучив нужный момент, присела на корточки и подсекла его. Воин с разгона перелетел через мою голову, преодолел в полете чуть ли не полкомнаты и с грохотом рухнул на пол!
Зрители заулюлюкали, засвистели – но мне было не до них.
Подбежав, я уселась сверху и приставила лезвие к горлу молодца. Тот тяжело дышал и был, похоже, очень зол.
- Ну так что? Есть чему поучиться у женщин?
Заруба кивнул и пошевелился. Подоспевший Златобор помог мне встать, и в глазах его горели гордость и восхищение.
***
Покои в гостином дворе, которые нам приготовил гостеприимный хозяин, состояли их двух смежных комнат. Посреди одной возвышалась кровать: дубовая, широкая, перстными стегаными одеялами застеленная. Пирамида из подушек в изголовье выглядела уютно и забавно одновременно.
Во второй комнате столы стояли: один письменный с чернилами и пером, а второй, видать, обеденный. Скатертью льняной накрыт и вода в графине прозрачном студеная налита.
Мы осмотрелись, пристроили на деревянный колышек, в стену вбитый, оружие – и Плешко отвел нас в жарко натопленную баню.
Через час, чистые и распаренные, мы уже спали в своей комнате.
Какой-то близкий и родной звук тревожил и ломал границы моего сна… Не пробудившись до конца и не осознавая, где нахожусь, я пробормотала:
- Петухи.. С первой зарею… Дом. – и тут же яркой вспышкой вернулись воспоминания. – Горын-град! Тьфу!
Оборотень мирно спал, не потревоженный кукареканием. Я подошла к окну. Заря только занималась и было еще темно. Я тихонько стояла, вдыхая свежий воздух и вспоминая жизнь в Светограде.
Вдруг что-то сияющее пронеслось мимо окна, осветив часть улицы. Пока было не видно, что за новое чудо довелось мне лицезреть. Я ждала, чувствуя, как колотится неизвестно от чего сердце. Наконец, из-за угла появилась длинная тень, и высокий седобородый горын прошествовал по улице. Он уже почти миновал мое окно, как вдруг, словно что-то услышав, остановился и поднял голову.
Затаив дыхание, я глядела в полыхнувшие синим глаза. Их взгляд – почудилось мне – пронзает не только тонкую ткань прикрывающей меня занавески, но и саму мою плоть, позволяя видеть все, что творится в душе. Леденящие мурашки побежали у меня по спине.
Усмехнувшись, незнакомец взмахнул рукой, и большая светящаяся птица, похожая на филина, хлопая крыльями, опустилась к нему на плечо. Спустя минуту на улице не было уже ни старика, ни его крылатого спутника.
Стало понятно, что более мне не уснуть, – и я решила привести себя в порядок перед предстоящим визитом в загадочную Горынную Шишку. Гребень нашелся на маленьком прикроватном столике. Чистые волосы не слушались и рассыпались пушистой копной. Памятуя об обычаях Светоградских старцев, недолюбливающих женщин, я попыталась заплести обычную косу: прически, менее привлекающей внимание, я представить на могла.
Одежда моя, впрочем, совершенно не соответствовала месту. И поэтому, не желая более оставлять все как есть, я спустилась в общий зал, где и нашла дремлющего перед печкой Плешко. Я остановилась рядом, размышляя, насколько вежливо будить человека в такой ранний час. Но молодой горын вдруг сам открыл глаза.
- Мне бы сарафан... ну или кафтан какой, - пробормотала я смущенно.
- Сарафан! – очень громко воскликнул парень, да так и покатился со смеху.
Я замахала руками, призывая его к тишине, но безуспешно. На шум выбежал хозяин.
– Гей! Плешко! Чего глотку-то дерешь?
- Бабе вот сарафан понадобился! – объяснил все еще веселящийся служка.
- Ну что у меня за челядь? - шутить хозяин расположен не был. - Вот надеру тебе уши-то - да и будешь знать, как на баб спозаранку пялиться да зубы скалить! Вон поди отсюда!.. Эй, ты! оглох, что ль? Вон, говорят тебе! Сам с гостьей разберусь!
- Нет у нас, девица, одежды-то женской, - переключаясь на меня, развел руками содержатель гостиного двора. - Не держим. Да и на что нам непоребство-то такое держать?
- Давайте мужскую! – я махнула рукой. – Или штанов с рубахой тоже не найдется?
- Да как не найтись, найдется! Сейчас в лучшем виде справим тебе обновку, гостьюшка дорогая!
Снабдив меня мешком с одеждой, хозяин вышел во двор, а я поднялась в нашу с оборотнем комнату.
Златобор был уже на ногах, и по его обеспокоенному виду и второпях надетой рубахе я поняла, что не обнаружив меня рядом, он хотел ринуться на поиски.
- Я переодеться, – успокоила я Борю и скрылась в спальне.
Шорох за спиной заставил меня вздрогнуть, а потом теплые руки обвили мое тело. Сообразить, в какой момент мы начали страстно целоваться, я так и не сумела. Губы Бори заставляли млеть от нежности, которая струилась меж нами – и в этот самый миг я услышала громкий и настойчивый стук в дверь.
Златобор, обреченно на меня посмотрев, пошел открывать, а я принялась шустро надевать добытую мной одежду.
- Доброго здоровьица, люди добрые, - донесся до меня зычный голос Зарубы. - Хорошо ли спали-почивали?
- Могли бы лучше, если бы не ранние гости, – буркнул Златобор.
Заруба неизвестно чему обрадовался – во всяком случае в голосе его звучало неприкрытое веселье.
- Ну, коли отдохнули с дороги-то, то пора и за дело ваше браться. Все, как Остомысл пообещал: Шишка Горынная собирается нонеча - нарочно ради вас. Заботу вашу спытать да и поразмыслить, чай, пособить чем сумеем?
- Пособить, это хорошо, а что такое «Шишка»? – поинтересовалась я, выходя из спальни.
- Предками заповеданное собрание самых уважаемых и достойных горынов! - с чувством произнес Заруба. - Тока, это... Не обижайся, ведунья Стефания...
Я кивнула:
- Говори, как есть.
- Да всем ты хороша: и сильна, и ратному делу обучена, да только ить... Все одно: баба!
- И что? - не поняла я.
- Не пустят тебя на Шишку… - расстроено опустил глаза добрый молодец.
- Почему это? – ахнула я. - Значит, ему, - я ткнула пальцем в Борю, - можно, а мне - нет? Между прочим, дело у нас общее, и я не меньше чем он хочу...
- Дык не мужского полу ты, - гнул свое Заруба. - А у нас с этим строго. Предками заповеданные да богами освященные обычаи...
- Вот заладил: предками, предками, - передразнила его я. - Лучше бы придумал, как провести меня на эту Шишку вашу.
В комнате повисло молчание, которое нарушил сам Заруба - и в глазах его плясали искорки лукавства.
- А пожалуй, я знаю, как горю помочь!
Горын стремглав выскочил прочь из горницы, а через несколько минут появился снова, сияющий от гордости.
- На вот, примерь-ка, - он протянул мне красную шапку с меховой оторочкой. - Да косу спрячь, чтоб не видно было, баба ты, али мужик!
Нарядившись, я повертелась перед зеркалом, только для того, чтобы убедиться: как не крути, а недостоверный из меня мужик получился!
Мы двинулись во двор. Яркое утреннее солнце высвечивало краски как-то по-особому ново и свежо. Порыв ветерка погладил мое лицо. Я по-прежнему была полна надежд – и город отвечал им, изливая на меня неизъяснимо-родное свое дыхание.
Заруба тем временем поучал, как надо вести себя на их важном собрании:
- Ты особо-то вперед не лезь, не выставляйся. Шишка-то, она чай, не сразу заседать станет. Сперва богов, Небо Пасмурное, почтить надо, да в душевное состояние, потребное для решений мудрых да справедливых, прийти. То да сё... Словом, сами увидите.
Заруба оказался прав: посмотреть было на что.
Со всех сторон на главную улицу города стекались седовласые бородатые горыны, облаченные в длинные, до пят, кафтаны, отороченные мехом, и меховые же горлатные шапки. Чинной поступью они подходили друг к другу, кланялись и пристраивались в хвост длинной процессии. Во главе шествия поскрипывала колесами тяжело груженая телега, которую тянула шестерка бурых медведей. Их упряжь и сама телега были украшены множеством колокольцев, лент, трепетавших на ветру, и берестяных голубков.
По сторонам улицы столпилась местная молодежь и те из горынов постарше, которые, как успел сообщить наш провожатый, не были приняты в число заседающих в Шишке.
В толчею затесались и мы, неспешно продвигаясь следом за старцами, величаво ступающими по мостовой с видом святых, выполняющих великую миссию.
- К омовению идут, - коротко пояснил Заруба, кивая в сторону процессии.
- А-а-а… - понимающе хмыкнул Златобор. – Ради чистоты перед свершением великим?
- А это что там, в телеге? – я ткнула локтем в бок стоящего рядом Зарубу. – Букеты, что ли?
- Ты что, дурень, веников банных никогда не видел? – ответил мне вместо Зарубы какой-то угрюмый дядька, переминающийся в толпе зевак. – Веники и лоханки, освященные в храме Пасмурного Неба, по нарочитому ритуалу, - с важностью добавил он.
Я с раздражением зыркнула на непрошенного собеседника.
- Шибко умный! Вроде, не тебя спрашивали, - заступился за меня Заруба. – Не видишь, что ли, молодой горын перед тобой, только что с гор спустился.
Дядька стушевался, спорить не стал и исчез в толпе.
– Ладно, скажи лучше, когда Шишка-то соберется, чтобы нашу просьбу выслушать? – обратилась я к заступнику.
- Тс-с-с, - шикнул парень. – Ишь, прыткая какая! Сперва надо очиститься, да помолиться, да еще …
- Хватит бубнить! – не выдержал Златобор – Смотреть мешаете! Вон, шишкари-то кафтаны скидывают!
Процессия между тем достигла конца улицы и остановилась. Под богатыми кафтанами у горынов оказались полотняные длинные рубахи, в каких в Светограде обычно спят.
- Надолго церемония эта? – поинтересовался Златобор.
- Это как Небу Пасмурному угодно будет! Ежели ничего не случиться, ну там, знака свыше, или приметы какой, то к обеду управятся.
Я согласно кивнула, дивясь про себя, сколькими странными обычаями сопровождалось тут простое, в общем-то дело.
А народ что, дожидаться будет? Пока шишки омовение совершат?
- Какое дожидаться! – Заруба даже покраснел от возмущения, - Что же мы, басурманы какие? Али обычаев не знаем? Заветов божественных не чтим?
- Как чтите-то? – не отставала я. – Тоже, небось, омываетесь?
- Ну конечно! Весь город и омывается. Сперва Горынная Шишка, а за ними – и все остальные.
- Как же вы до обеда рассчитываете.. – подал голос Боря, – столько народу перемыть?
- Не боись, гостюшка, наши купальни славятся размерами небывалыми да благодатью небесной, на моющихся нисходящей! Управимся как–нибудь! Да что я вам рассказываю: сами-то, поди, захотите окунуться?
- Что-о-о? – прищурилась я.
- А что? – не понял моего недовольства Заруба. – Богоугодное дело: тело и помыслы очистить.
- Да я вчера в бане вашей мылась, – начала отнекиваться я.
- Да! И по Приморским обычаям тоже… Нету такого завета! – поддержал меня оборотень, не желающий плескаться в купели с толпой горынов.
- Ну, хозяин-барин, - развел руками Заруба. - Не горыново вы племя, вам не обязательно, наверное…
Процессия миновала городские ворота и вылилась на ту самую разбитую дорогу, которая вела в горы. Движение по ней было настолько неспешным, что я бы смогла за это время раз пять дойти до места и вернутся обратно. У меня даже ноги устали от такого медленного хода. К тому же не испачкаться в грязи а этой дороге было невозможно – так что желание горынов непременно омыться стало мне несколько более понятным.
Старцы шли и сосредоточенно молчали: казалось, все очень глубоко и серьезно думают о судьбах мира и вообще всей вселенной.
Наконец - слава Небу! - мы оказались около широкого входа в пещеру. Медведей распрягли, и к телеге выстроилась длинная очередь. Каждый горын брал по лоханке и венику. Иные старцы подолгу стояли, перебирая веники и никак не решаясь выбрать какой-то один.
- Чего они думают? Там же все веники одинаковые? – зашептала с интересом я Зарубе и Златобору одновременно.
- Голос они слушают!
- Что слушают? – ответ мне показался весьма забавным.
- Каждому, совершающему ритуал священного омовения, должен прийти Голос с Неба. Дескать, вот они, те самые лохань да веник, которые сегодня тебя омоют да очистят как полагается. Ежели чужие-то взять, то все!
- Что – все? – кажется, Боря, сперва настроенный извлечь из зрелища как можно больше приятных впечатлений, заподозрил неладное.
- Ну все. Пиши пропало! Придется всем заново перемываться!
- Чего?! – громко вскрикнула я, и вдруг поймала пристальный взгляд, устремленный на меня из толпы горынов. Возможно, мне всего лишь показалось, он полыхнул знакомым синим огнем.
«Надо непременно рассказать оборотню о странной встрече ночью,» - решила я.
Приспела и наша очередь перешагнуть порог драконьей святыни. Мы вошли в большую пещеру, на стенах которой посверкивали чешуйки слюды и кристаллы хрусталя, и увидели в дальнем конце купель размером с небольшое озеро. Вода в ней бурлила и исходила паром.
- Отец Пасмурное Небо даровал нам эти горячие источники, для священных обрядов обретения чистоты, – прошептал благоговейно Заруба.
Шишечные горыны встали вокруг купели, зачерпнули в лоханки воды, окатили себя с головы до пят, зачерпнули по-новой и повторили омовение.
- Первое - во славу бога, второй раз - во славу горынову, - комментировал происходящее новый друг.
Потом бородатые старцы вошли в воды купели - и давай приседать! Под водой они задерживались надолго – и выныривали с выпученными глазами и разинутыми ртами.
- Вот как пятьдесят омовений совершат, - начал Заруба…
- В смысле пятьдесят раз присядут? – уточнила я на всякий случай. – Или вместе с окатываниями?
- Присядут, присядут, - отмахнулся парень, слегка обиженный моей нетерпеливостью.
- А выдюжат? - с сомнением проговорил Златобор, скептически оглядывая дородные фигуры омывающихся старцев.
- Ну да, - невозмутимо ответствовал добрый молодец. - Чай, не впервой. Главное, чтобы боярин Остомысл, как в прошлый раз, не оплошал. Дабы вновь с начала ритуал вершить не пришлось.
- А как он оплошал? - оживилась я.
Заруба отвечать почему-то не стал. Вместо него подал голос молоденький горын у меня из-за спины:
- Дык воздух испортил! - хохотнул он без малейшего почтения к старшим.
Остальные возмущенно зашикали - и охальних смущенно умолк.
Горыны натужно приседали, фыркая и тяжело сопя.
В некотором даже азарте я было принялась считать приседания, но на третьем десятке заскучала.
Взгляд мой заскользил по лицам присутствующих на церемонии. Сотни горынов собрались здесь: кажется, ни один не остался в городе. Я пристально вглядывалась в каждого, в надежде различить меж ними Пасмура, ради которого мы тут и очутились...
Наконец, положенное по ритуалу было выполнено. Бояре вереницей потянулись на берег, отряхиваясь и отфыркиваясь.
Время было как раз обеденное, и в программе «увеселений» у горынов значилась «трапеза». Довольные старцы, взгляды которых сразу подобрели, извлекли из телеги, по-прежнему стоявшей возле входа в купель, припасенную снедь и расположились прямо перед пещерой.
Неторопливо и сохраняя глубокомысленное молчание, они принялись насыщать свои необъятные утробы.
Однако все хорошее имеет конец. Трапеза горынов не оказалась исключением.
- Ну теперь-то они рассмотрят нашу просьбу? – задал Златобор мучавший нас обоих вопрос.
- Теперь они на Чистую гору прошествуют, моления вознесут да благословения небесного сподобятся, - просветил нас Заруба.
Покорные судьбе, не будучи в силах поделать что-либо со стремлением горынного племени обставить дело надлежащими церемониями, мы двинулись следом за процессией, направляющейся в сторону очередной святыни.
Ничего выдающегося в церемонии вознесения молитвы не было. Кроме выдающейся скуки, нахлынувшей на меня, как только бояре Горынной шишки опустились на колени и начали бубнить унылые славословия в честь Пасмурного неба.
Златобор еле сдерживал зевоту. Один Заруба по прежнему оставался доволен и не скучал не капельки.
- А после молений - все? Церемония окончена?
Заруба на этот раз молчал и улыбался. Но когда Златобор окончательно допек его своим настойчивым шепотом, счел нужным к своему молчанию добавить:
– Сами увидите… Чего я удовольствие портить вам буду?
День кончался. Мы, усталые и злые, смотрели на все с раздражением – и ни о каком удовольствии и помыслить не могли.
Наконец, старцы начали вставать. Те, кто был уже на ногах, стали дымиться и окутываться огнем, превращаясь в трехголовых монстров.
- И зачем они?.. – только и смогла вымолвить я.
- Ну как же! В пасмурное небо, конечно! За благословлением!
В подтверждение этих слов, превращенные в драконов старцы взмывали в небо, создавая своими огромными крыльями такое движение воздушных потоков, что мне приходилось держать шапку, чтобы не слетела.
Окраска чешуйчатых шкур вторила цветам боярских кафтанов: красные, синие и белые трехглавые драконы стремительно поднимались в небо, ловили крыльями струи воздуха и скрывались среди серых кустистых облаков.
- А когда вернутся - что? - поинтересовались мы с Борей. - Курения возжигать начнут? Или удивят чем? Может, жертвоприношение устроят? - мы наперебой строили предположения.
- Да вы что, - всплеснул руками Заруба! - Какие еще жертвоприношения!? Когда вернутся - тогда и начнется Шишка!
Мы не поверили своим ушам.
- А ты ничего не запамятовал? - на всякий случай уточнила я.
Описать, каким укоряющим взглядом одарил меня парень, невозможно.
***
Само заседание Шишки проводилось в Городской Управе, куда и привел нас Заруба, по дороге накупив румяных пирожков - а то, дескать, незнамо когда одухотворение небесное мудрецы получат, а мы что ж? Голодом будем сидеть?
Пирожкам мы были рады, хотя новость, к ним прилагавшуюся, проглотили, скривившись.
Первый спустившийся с пасмурного неба боярин появился в Управе примерно через три четверти часа. Мы с Борей вздохнули, почувствовав, что заседание – не за горами. Причем в самом буквальном смысле.
К нашей вящей радости Горыновы Шишкари посыпались с неба один за одним! То и дело с улицы слышался рев медведей, помогающих перевоплощению, и скрипели двери, впуская в зал заседаний очередного мудреца.
Важные бояре расселись по лавочкам, наступила полная тишина, мне даже показалось что я слышу, как под половицей скрежещет сверчок и завывает ветер в щелях. Трое горынов в синих кафтанах вышли в центр зала.
- Шишка началась! – провозглосили они. – Приветствуйте, други, мудрейшего из мудрейших горына Бородая!
Я сжалась в маленький комочек, увидев своего ночного горына. Не знаю почему, но этот человек внушал мне неосознанный страх.
Облачен Бородай был в белоснежный кафтан.
- Чисто наше собрание и плоть наша чиста! Но чую скверну, братья мои! Затесалась соринка в наши чистые как горный родник глаза. И поэтому… - горын подошел к тому месту, где я сидела. – ИЗЫДИ!!! - воскликнем мы все в едином порыве!
- Изыди!!! – раскатисто грянуло из десятков боярских глоток.
Бородай неожиданно ловко ухватил меня за руку в вытащил в центр зала. Я растерялась и испытала непонятный мне самой стыд. Горын сорвал с меня шапку, коса змеей скользнула по спине.
Боря дернулся с места, но я жестом остановила его и, не оборачиваясь, выбежала из зала.
***
Яркая солнечная вспышка на мгновение ослепила меня. Но когда солнечные блики исчезли из моих глаз, я увидала себя посреди улицы, в окружении резных теремов с разукрашенными ставнями.
Вспомнилась беловолосая ведунья: уж дочь Богини бы точно не позволила неуместному стыду за свою женскую сущность овладеть собой, не стерпела бы оскорблений. Эта мысль ободрила меня, вернула душевное равновесие.
«И чего это я так раскисла? Точно сглазили.»
Вокруг не было ни души, и я вспомнила слова Зарубы: на Шишку, почитай, весь город уходит. И поэтому я возблагодарила провидение, счастливый случай и свою судьбу за столь, как оказалось, благоприятные обстоятельства. Ведь неожиданно мне в руки свалилась полная свобода! А поиски Пасмура… Ну, Златобор представит наше дело в лучшем виде. В этом можно было не сомневаться.
Отбросив не пригодившуюся шапку в лужу, я расстегнула ворот кафтана и пошла осматривать Горынов град, втайне надеясь, что смогу наткнуться на какое-нито указание на сновидца. Обещал же он встречу у трехглавых драконов?
Я брела по пустынным улицам, то и дело я натыкаясь на бесцельно бродящих медведей, пугаться которых мне больше не хотелось. По пути я заглядывала в полные разнообразных товаров лавки: пекарные, оружейные, портняжные… Я все брала в руки, с любопытством рассматривала и возвращала на место. Все аппетитно пахло, добротно смотрелось и радовало глаз. Я готова была признаться, что этот город - одна из лучших фантазий Пасмура.
Совершенно потеряв счет времени, я переходила от одной лавки к другой, не замечая, что и солнышко по вечернему светить стало, и Шишка-то Горынная может в любой момент закончиться.
Внезапно мой чуткий слух, обостренный даром Белого волка, уловил не то писк, не то треск, а потом – чьи-то глухие шаги. Я немножко испугалась, ведь быть застуканной в чужой лавке – это ж приятного мало: поди докажи, что ты ничего не брал.
Выбежав на улицу, я быстрым шагом завернула за угол, свернула еще раз, потом еще - и не заметила, как очутилась в маленьком тенистом тупичке. В глаза мне бросилась интересная вывеска очередного магазинчика: месяц и звезды.
- Лавка звездочета? – спросила я сама у себя шепотом.
Любопытство побороло страх быть пойманной, и я тихонечко отворила дверь.
Запах камфары ударил мне в нос. Прохлада и полумрак царили в этом месте, полном диковинных предметов. По углам стояли посохи различной длинны и убранства, с потолка свешивались круглые кольца, оплетенные, как паутиной, тонкими шнурами. Связки амулетов на цепочках висели на деревянных крючьях. Я провела по ним рукой, вслушиваясь в мелодичный звон. Потом внимание мое привлек стол, заваленный различными безделушками, шкатулками, свитками, маленькими статуэтками.
Но одна вещица привлекла мое внимание более всех: маленькое соломенное чучелко наподобие тех кукол, что в Светограде пастухи плетут для ребятни. У меня самой была такая, и не одна.
С душевным теплом взяла я в руки игрушку, и принялась рассматривать и крутить ее так и сяк. В одном месте кукла оказалась не доделана, у нее не хватало веревочки, перехватывающей талию, придававшей фигурке стройность и схожесть с человеком. Мне захотелось доделать чучелко, и взяв со стола короткую веревочку, возможно, и предназначенную специально для этого, я начала закручивать соломенное тельце…
Завязывая последний узелок, я ощутила нечто странное, как будто чья-то воля вошла в меня, взывая желание погрузиться в транс. Более того, перед глазами поплыли различные образы, складываясь из очертаний теней. Я увидела дорогу в лесу и белокосую ведунью, скачущую верхом рядом с воеводой. Лица обоих светились взаимным чувством. Рядом бежали две лошади без седоков: серая и белая.
- Белогрив… - выдохнула я, и в этот момент стук распахнувшейся ставни и шорох крыльев выдернули меня из видения. Огромный филин пронесся над моей головой, испугав и заставив присесть на корточки. Я моментально пришла к выводу, что и хозяин птицы - а возможно, и всей лавки - где-то неподалеку, и выскользнула за дверь, уповая на удачу.
Мне повезло: на затемненной улочке не было ну души. Я быстро, почти бегом, выбралась из тупичка, миновала пару кварталов - и только тут осознала, что до сих пор крепко сжимаю в повлажневшей ладони соломенную игрушку.
«Ну что же, иначе как проведением судьбы это не назовешь!» Вещица явно была не простой - и разбираться с ней я решила вместе с Борей.
***
Поприветствовав хозяина гостиницы, я оглядела посетителей заведения, расположившихся за столами, и заприметила в стельку пьяного Зарубу, а рядом с ним – и Златобора, в глубокой задумчивости взирающего на дно опустевшего кувшина.
Улыбнувшись обоим, я подошла ближе:
- Ну как? Что горыны сказали? Узнал что-то новое?
- Еще бы! Узнал! – оборотень со злостью шмякнул чарку об пол. - Что утро вечера мудренее!
- И все? – сказать, что я была поражена столь малым результатом после таких грандиозных приготовлений, значило сильно преуменьшить.
Златобор на меня как-то отрешенно посмотрел.
- Они ничего не решили, понимаешь? Ни-че-го! Целый вечер судили-рядили - и выдали. Мудрость народную, так ее! – он выругался.
- А хорошая поговорка, зря ты, - я едва заметно дернула головой: мол, пошли, поговорить надо.
- Хорошая мудрость! – возопил Заруба, отрывая лицо от слолешницы. – Вот утром-то на Шишку опять и пойдем! Омоемся, помолимся…
Боря в бессильном возмущении замотал головой и начал вставать. Его весьма ощутимо покачнуло. Подхватив под руку хмельного оборотня, я двинулась к лестнице, мне подрядились помогать Плешко с хозяином, и очень быстро мы оказалась в нашей горнице.
- То есть горынное собрание прошло не совсем так, как мы надеялись, - грустно произнесла я.
- Да не то слово! Час - час! - я слушал про их чистоту и благолепие. Потом слово взял тот горын, что выволок тебя… А! Была бы здесь Примория!.. - начал заводиться грифон.
- А дальше? – перебила я его, усаживая на место.
- Через еще пару часов какой-то плюгавый горынишко подошел ко мне. Сказывай, говорит, дело свое. Благодетель! – Боря разразился проклятиями.
- А ты что? – вернула я его к повествованию
- «Помогите найти Пасмура» - отвечаю. «Бог он ваш: Небо Пасмурное, по моим предположениям».
- А они? – мне натерпелось услышать окончание истории и рассказать свою.
- Они молчали. Долго. Думали. Очень долго думали. И молчали. Знаешь, тишина была абсолютная! Ты не поверишь, что было потом! Один из горынов просто встал - и ушел. За ним по очереди ушли ВСЕ! Кроме Бородая. Вот он-то подошел и сказал мне: «вопросы такие на бегу не решаются, тут особый подход нужен. Свежий взгляд. Утро вечера мудренее!» Представляешь, Белая волчица? Я не выдержал… Напился …
- Ты знаешь, – я сменила тему, – этой ночью я видела горына Бородая. Проснулась очень рано, было еще темно, подошла к окну, и увидела. Он тоже меня заметил, словно взгляд мой почувствовал. Птица с ним была.
- Гамаюн, что ли?
- Нет, филин. Светящийся.
- Быть может, совпадение? – предположил оборотень, постепенно трезвея.
- Ну уж нет! Я ведь еще раз с ним столкнулась… Ну то есть не с Бородаем, а с филином его! И вот что я нашла перед второй встречей…
Златобор оживился, словно рассчитывая, что я сейчас из-за пазухи его друга достану, но, увидев чучелко, сник.
- У нас обычно из воска таких лепят. Порчу на кого-нибудь решила навести, ведунья?
Я не выдержала:
– Да отродясь дочери Отца-Неба понапрасну никому зла не чинили! А уж волки Белые таких мастеров на куски рвут, ты уж мне поверь! Это непростая кукла, есть в ней что-то, часть силы моей открывающее! Вот смотри…
Я стала всматриваться в чучело. Травинки, из которых сплетено было ее тельце, вдруг показались огромными канатами… я словно бы увидела сухие стебельки изнутри. Они были красивы, состояли из узоров, похожих на снежинки, повторяющиеся бесконечное множество раз.
Потом видение всколыхнулось, словно потревоженное порывом ветра, и начало медленно исчезать и трансформироваться в нечто иное… Перед глазами возник синий костер. А вокруг него сидели закутанные в длинные одеяния мужчины с низко склоненными головами. Лиц было не разглядеть. Они не шевелились. Казалось, эти люди пребывают в глубокой задумчивости. Неведомая сила повлекла меня ближе, ближе – прямо в центр костра. Я смогла заглянуть в их лица.
Не узнать эти черты было совершенно невозможно!
Один из Ниээларов, на которого я почему-то пристальней всех смотрела, начал медленно поднимать голову. Наши глаза встретились - и я почувствовала, как сливаюсь с этим человеком, его сутью…
Вдруг мой провидческий транс был прерван. Я вскрикнула от неожиданности: там, в присутствии сновидца, я совершено забыла о реальности – да и был ли реальностью Грынград?
Я смотрела на огромного филина, влетевшего в окно, на Златобора, пытающегося птицу поймать… и на сорванную с петель дверь, в проеме которой высился грозный силуэт боярина Бородая. Для меня все происходило медленно и тягуче, хотя на самом деле заняло, наверное, не более секунды.
- Верните мою вещь… - голос горына не выдавал в нем готовности к соглашениям и переговорам, и это помогло мне собраться.
- Какую? – я инстинктивно спрятала за спину травяную игрушку.
Бородай зыркнул в мою сторону:
- Бесполезно прятать очевидное. Зрю я: у вас моя вещь. Лучше подобру верните, не то злом отыму.
Я крепче сжала свою добычу:
– Отдадим, если скажешь, почему противишься нашему поиску. Почему скрываешь, что тебе о Пасмуре ведомо.
Горын надменно вскинул брови.
- Какая мне в том корысть? Кликну – и стрельцы примчатся, повяжут вас, да и в темницу! Шутка ли: тати в горынграде завелись!
- Неужели правда стрельцов позовешь? Не думаю так, - в голосе Златобора сквозила уверенность. – Видно по тебе, что не хочешь, чтобы люди узнали о твоих секретах. К кому ночами ходишь на встречи? Не отрицай, тебя Аня видела!
По лицу боярина было видно, что он утратил часть своей решительности.
- И что еще за колдовство в куклу вложено – разобраться надо: чернокнижием попахивает твое ремесло! – дожал Златобор.
- Что же, сядем, поговорим, - незваный гость сменил тон. - Неужто добрые люди не сумеют договориться да к разумному решению прийти?
- Что же, сядем, - я оставалась настороже, не доверяя внезапной перемене в поведении Бородая.
Златобор, похоже, придерживался того же мнения. Он опустился на лавку у стола, держась так, чтобы оба его метательных диска были под рукой.
- Сперва покажите куколку-то, - потребовал горын. Я подчинилась. - Значит, завязала узелок-то последний? И в Навь заглянула… Вижу, вижу…
Отпираться было бесполезно, и я кивнула.
- Таких сильных проводников по иным мирам мне раньше встречать не доводилось, - я нисколько не покривила душой. Наши, ведовские артефакты, не имели и половины силы этой куколки.
- О поводырь–траве не слыхали, значит? - горын довольно улыбнулся. - Редкая то диковинка, редкая… Не каждому дается. Да только секретов своих выдавать вам я не стану.
- Нам того и не требуется, - Златобор вмешался в разговор. – Говори о Пасмуре – и получишь назад свое сокровище.
- Всуе небо Пасмурное поминать – то не благо, - попробовал отвертеться Бородай, но я так выразительно сжала чучелко, что тот сдался. – Среди посвященных есть знание: мир наш – это сон великого и могучего чародея, сотворившего, - боярин сделал широкий жест рукой, - все вокруг, и нас с вами, и вообще все.
- Поразительно, - натянуто улыбнулась я.
- И каких бы краев не явились вы к нам, чужестранцы, вы должны понимать, как хрупок наш мир. Стоит чародею проснуться – и…
- Все исчезнет, - прошептала я, едва ни не впервые осознавая, что наше долгожданное возвращение домой для жителей этого мира станет концом света.
- И ведомый самыми благими побуждениями, я решил разыскать в Нави, тонком мире, чародея-Пасмурное Небо, да и проследить, чтобы никто не посмел сон его потревожить.
- Благими побуждениями, значит? – Златобор хмыкнул. – Сдается мне, такие, как ты, «мудрецы» да «посвященные» своего-то не упустят. Небось, в уши сновидцу желания свои задумал нашептывать?
Бородай не ответил, но так недобро посмотрел на Златобора, что я отчетливо поняла: зря оборотень открыл, что замыслы боярина не остались для него тайной. Однако же размах планов Горына произвел на меня впечатление. Петь свои колыбельные спящему богу…
- Значит, чучелко – это сновидец? - высказала я свою догадку… - Все, что видит он в своем сне, то видно и тому, кто в руках ее держит?
- Не только. Тот, кто куколку сплел, тому Небо Пасмурное… - горын осекся. – Тот разыскать может спящего Творца.
Мы с оборотнем переглянулись, тот еле сдержал свои эмоции, и глухо спросил:
- И как, разыскал?
- Не успел. Уж больно шустра девица твоя оказалась, - Бородай послал мне улыбку, больше напоминавшую оскал. - Чучелко довязала. Ныне поводырь-трава ее по Нави водить станет, мысли Пасмуровы с ее душой сплетать.
- Но раз она теперь для тебя бесполезна, для чего ты хочешь, чтобы мы ее вернули? - я протянула боярину игрушку, понимая, что иначе мне не поступить, и что не время сейчас ссориться с влиятельным горыном. Тем более, я теперь знала наверняка, что Лирэя с воеводой вот-вот прибудут в Горынград со своими новостями и открытиями.
- Экая любопытная, - боярин с осторожностью принял куколку. – Поведал же я, чучелко это – сам мира Творец. Связано оно с ним. Храниться должно, как бесценное сокровище! Подальше от рук шаловливых да глаз любопытных! – Бородай снова зыркнул в мою сторону.
С этими словами старец шлепнул себя по плечу, филин порхнул к хозяину, и они покинули нашу горницу.
- Эй! А дверь! – крикнула я вслед боярину.
- Не боись, ведунья, щас пришлю своих ребят - поправят вам дверь! – не оглядываясь, бросил он.
Я насторожилась: неужто куклу забрал и теперь стрельцов на нас напустит? Но ничего подобного не произошло, явились трое молодцов в красных кафтанах с рубанками да стамесками, живо починили дверь и, отвесив нам с Борей по поклону, молча удалились.
Подождав немного, пока топот их ног стихнет, Златобор повернулся ко мне:
- Так что ты там разглядела, в кукле?
- Друга твоего… Едва сливаться с ним стала, Бородай вломился, - сокрушенно проговорила я.
- А где он? Что вокруг - не заметила?
- Нет. Только костер, синий. Собственно, в нем я и стояла… И не жар, а холод в том пламени был, Боренька.
- Костер. Синий… Совершенно призрачный ориентир. Надо было не отдавать артефакт, - как я и ожидала, Златобор был не в восторге от моих новостей.
- Не переживай, любимый, вот приедут Лира с Ратияром - да и придумаем вместе, как нам быть! – попыталась я утешить оборотня.
- Откуда знаешь, что найдут они нас? – тот по-прежнему хмурился.
- Видела я их. Тоже куколка показала.
В дверь нашу громко постучали, и мы услышали ворчливый голос хозяина гостинного двора:
- Постояльцы эти – вот ведь ушлый народец! Недоглядишь - и тарелки перебьют, и мебель поломают, да еще и пожар, не ровен час, устроят, чес-слово!
Златобор открыл и впустил бормочущего без умолку горына.
- Дверь-то зачем вынесли!? А? Благо, дядька Бородай поблизости был, подрядил стрельцов чинить. А кто за постой платить будет? Уже почитай вторые сутки пошли - а платы ни-ни!
Мы не стали уточнять, кто на самом деле выбил дверь, да и не важно это было. А вот денег у нас совсем не наблюдалось, и я лихорадочно думала, как нам вывернуться.
- А чем за постой берешь? – спросил Златобор бодрым голосом. – Работой не возьмешь? Любой: черной или тяжелой - не погнушаюсь.
- Работой? – задумчиво проговорил хозяин, окидывая оборотня придирчивым взглядом. – Ну, можно и работой, коли золотишка нету. Да и кстати - я Плешко уже с утра не дождусь дров наколоть, он, засранец, по зауглам ныкается. Не любит это дело, значит…
– Тогда по рукам? - кивнул Златобор.
Сказано – сделано. Мой возлюбленный поэт и дворянин пошел во двор отрабатывать наш постой. С топором в руках.
Я побродила по горнице, заглянула в шкафчик, вынула оттуда медовые соты, и с этим лакомым сокровищем подошла к окну, с удовольствием слизывая сладкие капельки.
Почти стемнело. Несколько стеклянных фонарей освещали улицу, рождая атмосферу чуда и праздника. Окна горыновых расписных теремов одно за одним зажигались теплым золотистым светом. В небе, точно отражением земных огней. загорались лучистые звезды.
Я вздохнула и перевела взгляд во двор – чтобы замереть от восхищения. В красноватом свете смоляного факела обнаженный по пояс Златобор махал топором, раскалывая тяжелые березовые чурбаки.
Незамеченная, я наблюдала за тем, как размеренно и сильно мой мужчина взмахивает руками, как под блестящей от пота кожей перекатываются рельефные мускулы. Волосы, чтобы не мешали, оборотень заплел в косу, и это делало его похожим на сильного и неукротимого варвара из-за раскинувшегося далеко на востоке моря-океана. Каждое его движение заставляло меня таять, и мечтать об его объятиях.
Зрелище завораживало. Я не замечала, как сладкие капли стекают по моим пальцам и падают на пол… Я потеряла счет времени, не в силах отойти от окна. Все вокруг шептало мне, что вот этот человек - и есть для меня воплощение мужского идеала. Дворянин, поэт, боец. Мое сердце сладостно ныло и трепетало, оно отчаянно противилось одной только мысли о разлуке с оборотнем.
Наконец, Златобор принялся складывать наколотые дрова в поленницу – и, отирая пот со лба, поднял голову и заметил мой пристальный взгляд. Он подмигнул мне. А я, поняв, что мое тайное подглядывание раскрыто, залилась горячим румянцем.
Отшвырнув в сторону топор, Боря подхватил камзол, брошенный на плетень, и быстрым упругим шагом поспешил ко входу в гостиницу.
Едва завидев на пороге горницы Борю, я бросилась к нему, в нос мне ударил терпкий запах мужского пота, смешанный с ароматом древесины, и я унеслась к неведомым лесным просторам, к звериной страсти, навстречу природе, которой мы оба принадлежали…
* * *
Спустя какое-то время, полные неги и мягкой усталости, мы лежали и беседовали.
- А ты не думал, что ждет нас потом?
- Потом? Мы пробудим Ниэллара, и все станет на свои места, - успокаивающе улыбнулся мне Боря.
- Я не об этом, – фырнула я , поражаясь мужской недалекости в вопросах любви, и пояснила. – Что будет с НАМИ, мной и тобой?
Теперь пришла очередь усмехнутся Златобору:
– Конечно, думал. Ты отправишься со мной в Приморию, там мои родичи благословят наш союз, примут тебя в стаю, и тогда…
- Что?! – я аж подскочила на ложе. – Я что-то не припомню такого уговора!
Боря перебил:
- Я подумал, это хорошая идея. Ты ведь не захочешь возвращаться к тем, от кого убегала в пожирай-туман?
Повисла недолгая пауза.
– Я тебя больше жизни люблю, глупышка, - снова заговорил оборотень. - И если пожелаешь, я покину свой род и отправлюсь с тобой в ваш мир, лишь бы быть… - он осекся, и хрипло продолжил, – Быть с той, кого искал целую вечность, а нашел только во сне…
Внутренняя дрожь охватила меня.
- Неведомые силы подготовили нашу встречу. Любовь твоего друга, помогла родиться нашей. И… Я подумаю над твоим предложением, Златобор. Очень крепко подумаю.
Мои глаза слипались, и, чмокнув Златобора куда-то в плечо, я утонула во сне.
***
Так прошли еще два дня. С утра Златобор дисциплинированно шел на заседание Шишки, оставляя меня в одиночестве. Чтобы не скучать – да и отработать часть денег за постой, я попросилась помогать на кухне и с удовольствием вдыхала ароматы аппетитных блюд, выведывая секреты горынов-поваров. По вечерам оборотень помогал хозяину управиться с делами, а потом мы, уставшие, но не потерявшие своего пыла, предавались любви.
На третье утро я проснулась в весьма приподнятом настроении и весь день то и дело спускалась в общий зал, посмотреть посетителей и выглянуть во двор.
Видя мое нетерпение, Златобор предложил покинуть наши комнаты и посидеть в общем зале, прихлебывая ради успокоения местного ароматного кваску.
«До чего он чуткий!» - в очередной раз восхитилась я любимым, схватила его за руки и, ребячась, мы закружились по комнате.