СТЕФАНИЯ
Сквозь свое забытье я начала слышать звуки природы: трещали кузнечики, им вторили сверчки, ветер шуршал листвой, ласково гладил по щеке... Все это напомнило мне о родном крае…
Рана саднила, но не настолько сильно, как ожидать можно было. А воевода-то, оказывается, знает толк в знахарстве! Приятная неожиданность, что уж тут говорить!
Глаза открывать не хотелось, но я открыла, и мой взгляд устремился в густое фиолетовое небо, освещенное яркой полной луной. В вышине плыли причудливые облака, переплетаясь сказочными узорами, и сквозь них сверкали разноцветные звезды… Взгляд застыл, я вспоминала свое могущество дарованное Отцом–Небом, но теперь недоступное мне, и погружалась в то состояние, когда ощущения делаются предельно ясными, а «Я» растворяется в окружающем мире.
Так прошло некоторое время.
Большая крылатая тень бесшумно выплыла из-за верхушек живописных деревьев. Широко раскрыв глаза, я наблюдала, как на берег ручья приземляется грифон. Он величественно взмахнул крыльями, его лапы мягко опустились на сочную траву.
Я заметила на его шерсти сгустки запекшийся крови, и это меня обеспокоило.
- Ты ранен? – окликнула я Златобора.
- Пустяк, царапина! – ответил мне мысленно гордый зверь, и, захватив клювом тюк с одеждой, скрылся в зарослях.
Одернув себя, я перестала сверлить взглядом место, где скрылся оборотень, и перевела взгляд на Лирэю с Ратияром. Девушка выглядела смущенной, а воевода недовольно закусил губу.
«О! Неужели!» - я расплылись в улыбке от своей догадки.
К костру подошел оборотень, уже в облике человека.
- Давай я посмотрю твою рану? – Ратияр уже полез в наши с Лирой сумки за травами. Он называл их «лечебными», хотя никто из ведуний никогда не пользовался своими запасами для целительства – только для магии.
- Я же говорю, друзья, - оборотень галантно поклонился, - не стоит беспокоиться. Само заживет.
Меня это разозлило.
– А что, наш отважный грифон боится лечения? Точно ребенок, не дает промыть себе царапину и наложить бинты?
- А если заражение? - подал голос Яр, уже растирая между ладонями что-то «лечебное».
- Бесконечно благодарен за заботу. Но, может, вы поумерите свой пыл?! – Боря имел вид возмущенный нашей настойчивостью.
- Этак мы тебя держать сейчас станем, за обе руки! Правда, Аня? – вмешалась рассудительная Лирэя.
- Да конечно! – подхватила я ее игру. - Это мы запросто! Сейчас вот встану!
Я начала подниматься на руках, делая вид, что встаю, при этом плащ, которым заботливо укутала меня Лира, соскользнул с плеча.
- Все! Все! Я согласен! Делайте со мной что хотите! – Златобор сдался - и я вернулась обратно в теплое гнездышко.
До меня донесся озабоченный шепот Лиры:
- Ты ему еще порошка хин-коры дай…
- Пожалуй, стоит. Лихорадка нам ни к чему, конечно…
Заметив мой понимающий взгляд, ведунья задорно подмигнула.
Нырнув с головой под плащ, я сдавленно хихикала, поминая невыносимую горечь этого зелья.
Златобор старался не дергаться, но при этом бросал весьма свирепые взгляды на Ратияра, обрабатывающего его раны. А уж когда Лира поднесла ему лекарство в деревянной ложке - и вовсе скис.
- Глотай, – сказала ему Лира голосом, не терпящим никаких возражений. Златобор подчинился, и я, наблюдая за его лицом, уже не могла сдержать смеха.
- Хорошо, что ты веселишься, душа моя, но и тебе порция хин-коры достанется тоже, - с улыбкой подошла ко мне Лира. – Ты тоже ранена, не забывай.
Теперь настала моя очередь скривиться и послушно давиться густым порошком, разведенным порцией воды.
Боря сидел у костра, срывая и жуя травинки, видимо, в надежде перебить горечь.
Я последовала его примеру, и общие ощущения заставили нас почувствовать себя товарищами по несчастью. Оборотень поднялся и пересел поближе ко мне. В глазах его плясали смешинки. Он выплюнул былинку, которую усердно дожевывал.
- Засыпай, Стефания! Тебе пришлось многое вытерпеть, и хин-кора – это не самое страшное из выпавших тебе испытаний, – он подмигнул мне, и я не удержалась от улыбки. - Сейчас ты нуждаешься в отдыхе. Жаль, что тут нет ни пуховой подушечки, ни теплого одеяльца.
Я вздохнула. Златобор умел развеселить, это правда, но несмотря на это, укол грусти проник в мою душу.
- По своему дому скучаю, по матушке Матрене, - прошептала я.
- Расскажи мне о них… тебе станет легче.
Я вздохнула, вспоминая о том, что по собственному выбору оставила позади, в почти недосягаемой теперь дали.
- У меня есть родичи среди волков, - я выделила голосом это слово, чтобы было понятно, что речь идет не об обычных зверях, хотя назвать волков обычными животными вряд ли было правильно. - Но мы не живем одним кланом. Мы раскиданы по всему свету. Скитаемся, помогая страждущим и борясь с недобрыми существами, посягающими на Жизнь, на законы, установленные Небом-Отцом. Моя сила открылась мне с рождения, но это лишь только потому, что отец, погибая, передал мне ее. И маме ничего не оставалось делать, как помочь мне ее принять. Но оставаться вместе нам было суждено недолго…
На глаза навернулись слезы, и легче мне, определенно, не стало. Нужно было срочно менять тему, иначе бы я расплакалась.
Поборов желание прикоснуться к руке Златобора, я судорожно вдохнула наполненный лесными ароматами воздух и попросила:
- Расскажи мне о себе… Каково быть оборотнем в мире Примори?
– Ну, если ты готова слушать ночь напролет…
Усердные кивки показали ему, что готова.
- Значит, поспать не хочешь? Ну что ж… Я начинаю – теперь пеняй на себя!
Я немного повозилась, устраиваясь поудобней, и приготовилась слушать.
- Среди лесных скал разворачивалась необыкновенная история моих предков. Она началась столь давно, что даже самые старшие из нас не могут сказать точно, сколько веков назад повстречались Львица и Орел. Они оба были тотемными магами–оборотнями… Несмотря на то, что кровь звала их к разному, они полюбили друг друга. Гордый взор львицы теперь был устремлен в небо, а острый взгляд орла неустанно искал ее тень среди лесных зарослей.
Сама природа благословила этот союз. Земля и небо замерли на миг, ощутив силу их любви... Так появились мы, Грифоны.
И не знал еще мир столь сильных и гордых духом созданий. Но не только мир и покой осеняли своим светом мою прекрасную родину. Гремели войны. Народ вставал против народа, защищая то, что было им дорого. Как и всюду, находились те, кому было мало своего, и чьи руки тянулись к чужому: земля это, знания или счастье.
О наших боевых подвигах слагали легенды, музыканты Примори воспевали доблесть и отвагу Грифонов. Мы никогда не нападали первыми, а принимая бой, шли до конца, не отступая и не сдаваясь. Защищая своих друзей и свою стаю, мы использовали всю силу, что была дарована нам.
У нас есть книги, раскрывающие тайны бытия, написанные грифонами, что некогда осознали самое себя. Есть библиотеки, где собрана вся мудрость Примории, и каждый, кто пожелает, может прийти и познать. Но знание дается лишь тем, кто готов к нему, и поэтому не пробужденное сознание не направит стопы своего владельца в эту сторону…
Рассказы о библиотеках наводили на меня тоску, а говорить про самоосознание случай был неподходящий, поэтому я решила сменить тему:
- А вы живете в городах? Мне кажется, ваши дома должны быть похожи на избы и терема наших земель.
Златобор улыбнулся, посмотрел на меня, словно я была маленькой девочкой.
- Мое племя любит романтику небес, и поэтому мы предпочитаем строить Гнезда на высоких скалах…
Увидав мою реакцию, он поспешил пояснить:
- Ну, Аня, Гнездами наши жилища лишь зовутся. На самом деле это большие просторные помещения, выдолбленные в скалах, теплые и сухие, с высокими сводчатыми потолками, с величественными колоннадами… На гладко отесанных стенах вырезаны барельефы, а проходы занавешены ткаными гобеленами. Изображенные на них картины повествуют о героях, сражениях и подвигах. А теплыми вечерами можно сидеть в беседке перед входом, увитым ползучими растениями, и любоваться зрелищем садящегося солнца.
Слушая Златобора, я ясно представила себе эту скалу, испещренную входами в жилища грифонов, в каждом из которых пылает огонь очага, и на его фоне видны человеческие фигуры. Величественные крылатые тени парят над скалами…
- А как ты познакомился со своим другом? Тем самым, по милости которого мы попали сюда, и вынуждены искать его, либо смерть свою? – у меня не было никаких теплых чувств к этому магу. Только возмущение.
Златобор прочувствовал это.
- Ты не должна на него злиться, он несчастнее нас во стократ. И когда вы познакомитесь поближе, ты тоже полюбишь его, как в свое время полюбил его я.
- Не сомневаюсь. Расскажи мне эту трогательную историю! – мои губы сами собой иронично скривились.
- Отчего не рассказать?
Оборотень устроился поудобнее, посмотрел в небо. Мне стало вдруг понятно, что выговорится необходимо и ему.
- Когда я был ребенком, Стефания, я не боялся ничего, не давал покоя моим родителям, учиняя безумство за безумством. И вот, как-то в один прекрасный день захотелось мне поесть не-хватай-яблочек, что растут в Неприкосновенных садах. Ну, названия говорят сами за себя... А почему ходить в сад считалось недопустимым, мне, пацану, было невдомек. И я, не сказав никому ни слова, отправился на приключение, намереваясь вызнать все самостоятельно.
Неприкосновенный сад при свете луны был невероятно прекрасен. Листья в прямом смысле звенели, как тысяча мелодичных колокольчиков, когда порывы ночного ветра сгибали ветви яблонь. Плоды источали мистический свет, манящий и теплый.
Я тихо крался, я был насторожен до предела, но не встретил не единой опасности. Никто не охранял это великолепие. Тогда, осмелев, я сорвал самое сочное и самое яркое яблочко…
Голос Златобора – намерено или нет – звучал успокаивающе, умиротворяюще. Он навевал сон. Уж не у Ниэллара ли он научился говорить так?
- А дальше? - мои веки уже слипались, но я наперекор этому жаждала услышать конец истории.
- А дальше, – оборотень тихо рассмеялся, поправил мне одеяло. – Дальше я умирал… То есть, мне казалось, что я вот-вот умру. В тот миг, когда сок неприкосновенного яблока проник в мой рот, тысячи устрашающих галлюцинаций овладели мной. Я перестал видеть реальность.
Златобор все говорил, говорил… Постепенно его голос перестал быть звуком и превратился в волшебную кисть, рисующую перед моим взором картины чужой жизни, чужого прошлого.
Прекрасный сад, звон листьев, свет, льющийся из самой сердцевины яблок… Маленький беловолосый мальчуган крадется сквозь заросли, вслушивается в звуки ночи… Тихо и пусто. Никого нет. Мальчуган ерошит светлые волосы. Не насмеялись ли над ним старшие товарищи, называя этот сад и эти плоды неприкосновенными?
Страх преодолен, сад открывает ему свои тайны - и пацан срывает мерцающее яблоко… Он откусывает кусочек - и сок бежит по его подбородку.
Мальчик глухо вскрикивает и падает наземь, корчась в агонии.
Картина внезапно меняется - я вижу, как все вокруг начинает пульсировать и оживать, даже камни - и те разевают пасти, полные ужасных зубов, и ползут, готовые сожрать все, что попадется на пути. Кровожадная трава опутывает ноги, тело, и душит… душит, не давая издать и звука…
Видение меняется, и я рада, что более не вижу кошмара, овладевшего беленьким мальчуганом. Я теперь наблюдаю, как еще один мальчик, худенький и большеглазый, бежит к юному Златобору со стороны селения. Он торопится и невероятно взволнован…
Он приближается к тому, кто лежит под деревом. Наклоняется над ним, заглядывает в глаза - и на его лице отражается бесконечное, глубокое сострадание.
Мальчик запрокидывает голову к ночному небу, усеянному звездами, простирает руки, шевелит губами - но слов не слышно, словно все, что он произносит, должно остаться тайной между ним и Непознанным.
Затем он делает жест, точно берет что-то из воздуха - и в его руке появляется огромный красный цветок, похожий на мак. Мальчик трясет цветком, так, что с лепестков капает роса - прямо в глаза лежащему. Росинки на лету превращаются в письмена неизвестного мне языка. Они кружатся в воздухе, выстраиваются хороводами, свиваются и разбегаются прочь друг от друга. Наконец, их движение прекращается - и они оседают на голову умирающего мальчугана венком красных бабочек.
Мак в руках черноглазого постепенно меняет цвет: сперва только края лепестков подернуты синевой, затем темные каемки расширяются, постепенно охватывая лепестки целиком. Цветок все более и боле темнеет, пока не делается бархатисто-синим, как ночь над головой ребят.
Мой взор устремляется в ее звездную глубину - и она расступается, озаренная неведомым сиянием, неизмеримо прекрасным и в то же время наводящим ужас. Оба ребенка берутся за руки и ныряют в это сияние, а я... я лечу вслед за ними...
«Держись за мою руку, ни в коем случае не отпускай! Я выведу тебя!» - звучит в сознании. Чьем? Моем или Златобора?
Я перестаю понимать, кто видит все это.
Мелькают звезды, галактики... Мы несемся по неведомым мне доселе мирам, наполненным ужасными образами и ландшафтами… Те существа, что обитают в них, видят нас и стараются оставить у себя, но незнакомец все шепчет, шепчет… Перед нами свивается, послушная его словам, очень длинная дорога, лента причудливых узоров, она несет нас к спасению, и мы летим дальше, пронзая галактики и туманные скопления. Нас засасывают искрящиеся звездами туннели, нас несет по вселенской спирали, и мы видим, как огромна и величественна Бесконечность, какие необъятные возможности и сколько жизни таит в себе Тьма
Внезапно этот бег по Вселенной прекращается.
Двое мальчиков сидят под деревом, один из них рассказывает, насколько опасны бывают растения, открывающие двери в иные реальности, двери в чьи-то сны.
* * *
Все еще не понимая, сплю или нет, я подняла руку к глазам, прикоснулась к своему лицу. Пальцы были холодными.
Рядом со мной сидел Златобор – не мальчик, а зрелый мужчина, и даже, если присмотреться, между бровей его можно было заметить намечающуюся морщинку. «Значит, не сон,» - я улыбнулась, продолжая разглядывать оборотня.
Почувствовав на себе взгляд, он повернул голову в мою сторону.
- Я думал, ты спишь уже.
- Нет, я слушаю. Скажи, почему Лар вел тебя из наваждения по таким кошмарным мирам, с этими жуткими созданиями, которые протягивали к вам клешни, и щупальца, и когти?
- Но… – Златобор был ошарашен. – Я же еще не дошел до этого… в рассказе…
- Мне приснилось, наверное...
- Ты удивительная женщина, Стефания! Никогда раньше не встречал человека, который удивлял бы меня так же часто, как ты!
- Так насчет тех миров? – я взъерошила волосы, стараясь скрыть смущение.
- А! Кошмары... – Оборотень неохотно вернулся к этой теме. – Должно быть, уже в детстве у Ниэллара была предрасположенность видеть кошмары.
- Вот! А мы теперь страдаем от этой его предрасположенности! – я все еще злилась на чародея снов.
- Неужели ты совсем не прониклась к нему сочувствием? Подумай сама. Все время видеть в снах такое... Это тяжкая ноша.
- Возможно... – пришлось согласиться мне.
- Представь, что ты возвращаешься домой, после с трудом выигранного боя, а дом – это руины… обезображенный труп матери на пороге… любимая, повесившаяся в застенке, выстроенном ее собственным отцом… И еще сестра – отвратительный демон, создание извращенной фантазии, сотворенное только ради того, чтобы нести погибель людям... Что бы ты сказала, если бы ТВОЯ реальность обернулась самым страшным кошмаром?
Я прочувствовала эту боль, разрывающее сердце ощущение потери и безысходности.
- Ладно, Ниэллар достоин сочувствия, – проговорила я наконец. - Завтра идем искать его. Надо выручать твоего друга. И думаю не зря - ох как не зря! - судьба свела нас вместе.
- Да. Я тоже размышлял об этом. Возможно, когда-то давным-давно мы все захотели этого…
- Да, в прошлых жизнях! – подхватила я. - Ты хочешь сказать…
Я покачала головой, и понимая его, и в то же время боясь услышать то, что звучало сейчас в моей голове: «Мы все знали друг друга с начала времен, и каждую жизнь, каждое свое воплощение мы жили в предчувствии этой встречи…»
Глаза Златобора смотрели на меня полные чего-то близкого и знакомого мне, словно частичка меня, моей сущности, жила и нем.
Он ничего не ответил, а я и не ждала ответа.