СТЕФАНИЯ
Бесконечные серые поля. И не огородов тебе, не домиков… мертвое все… уснувшее… Пылью покрытое. И как тут люди живут? Чем питаются? Уж не пылью ли этой?
Кони наши тоже пригорюнились: не больно-то вкусно траву пыльную жевать. Но что ж поделать, всем к обстоятельствам пришлось приспосабливаться: вон, воевода меч свой не знает, куда приладить, чтобы не видно было из под рубища серого. Так и сяк вертит…
А я все прислушивалась… Ну хоть бы мышь или суслик какой показались, мне бы уже легче было понять что тут до как! С живой душой когда сливаешься - все, что знает она, проведать можно. Но только звери настолько открыты, что с готовностью в контакт идут с моей ведовской сущностью, не люди.
* * *
Хорошенько обмозговав предстоящее мероприятие, мы с воеводой решили разделиться. Спрятали лошадей в более-менее не пыльной рощице, и пошли в город.
Он - разведывать, как нам из тюрьмы Лирэю вызволить. А я с местными пообщаться, потому как за свою ведовскую жизнь я поняла, чем больше знаний соберешь, тем легче потом по-своему события закрутить.
Изнутри город выглядел едва ли не печальнее, чем снаружи. И первое, что бросилось мне в глаза, - это возвышающейся посреди грязной, замусоренной площади огромный шатер.
Я - туда. Что может сказать о людях больше, чем их искусство? И что лучше поможет завязать полезное знакомство? Посещение балаганного представления и обсуждение увиденного!
И поэтому я, копируя выражение местных равнодушных лиц, поспешила слиться с валящей в проход толпой.
- Горожане, Серые братья и сестры, не пропустите сегодняшнюю премьеру завтрашней казни с элементами суда! - скандировал серьезный глашатай на входе. - Вы увидите отвратительнейшее разнообразие цвета! Берите с собой детей! Поучительное представление! Одобрено Капитулом Ордена Высшей серости! Горожане, не пропустите…
И давай все по-новой повторять. Я перестала вслушиваться, рассматривая шатер изнутри.
А внутри стояла сцена небрежно сколоченная, и все. Ни лавок, ни табуретов: наслаждайтесь представлением, люди добрые, стоя! Я фыркнула: заботится же местный правитель о своих подданных, сразу видно…
Тем временем в шатер набивалось все больше народа, и я уж было забеспокоилась: не сплющит ли меня серая масса, потому как становилось все теснее и серее.
Наконец, вход закрыли, и на сцену вышел невысокий господин, в серой шляпе с полями.
- Возлюбленные в серости братья мои! Восславим Вечную серость своей преданностью общей вере! И никому, слышите? Никому не позволим нарушать вечный покой нашего благого Серого жития!
Народ одобрительно загудел, я присоединилась, мыча нечто невразумительное в подражание окружающим.
Господин, жестом призвав тишину, продолжил:
- От разнообразия появляются желания, от желаний - метания и страдания! Если ты не можешь осуществить свои желания, появляется неудовлетворенность и недовольство житием своим! И поэтому говорю вам, братья мои, мы счастливы! Мы победили разнообразие!
Я тем временем внимательно оглядывалась по сторонам, стараясь увидеть хоть одно дружелюбное лицо. Справа от себя я вдруг заметила грустную женщину, которая стояла, склонив голову, и, кажется, не слышала ничего, что происходит вокруг.
И меня осенило! Разузнать бы, что у нее стряслось, а потом может…
- Мы в Серой вечности храним свое спокойствие! И ни одному еретику не поколебать веру нашу!
Последнее предложение господин на сцене высказал с особым чувством, зрители воодушевленно зааплодировали. Я присоединилась к овациям, потихонечку пробираясь к незнакомке.
- Итак! Мы начинаем!!!
Я с интересом ждала, что же будет дальше, украдкой косясь на женщину и размышляя, как же завязать с ней знакомство.
Господин в шляпе громко хлопнул в ладоши. Двое сильных, одетых в серое людей, дернули за канаты, опуская наружный покров из плотной ткани.
Стало темно, хоть глаз выколи.
И вдруг: бац! Дробь барабанная, и луч света сверху упал из круглой дыры в куполе шатра, которую открыли все те же серые служаки. Я на минуту забыла о грустной незнакомке, и стала с интересом следить, что же будет на сцене.
Туда уже выпрыгнул актер, довольно хорошо сложенный, в коричневых штанах и синем плаще. Ухватив полы плаща, он махал им аки крыльями, то и дело обдувая воздухом стоящих рядом со сценой.
- Я Златоборрр! - зарычал он. – Я еретик! И не раскаюсь я! Покуда жив! - С этими словами он достал деревянный меч, и стал как-то неубедительно махать им в воздухе.
Изображал битву он довольно долго, то и дело направляя деревянное острие в сторону какого-нибудь зрителя и стращая его цветными своими одеждами. При этом дети начинали громко всхлипывать.
Следом за каким-то местным еретиком Златобором, на сцену выпорхнула женщина,
В белом парике, и черном приталенном платье.
А я Лиррррэя-еретичка! – у меня челюсть отвисла, потому как сомнений не было, про какую Лирэю речь шла. – Забудьте Вечность серую! Придите в царство цвета, я подарю вам вечччное страданиеее!
Я возмутилась: ну чего брешут-то! Лирэя и слОва-то проронить при аресте не успела, ну кроме ругательств, если только… Я же своими глазами все видела! Интересно, Златобор этот загадочный – настолько же лживо изображен? Может, и не грозил он никогда тутошним детишкам?
Актриса продолжала:
- Я изувечу души ваши своей силой цветастой! Не жить вам больше в покое и благости! Я нашлю на вас Мать несчастий, Каргу расписную!
При этих словах половина зала угрожающе зарычала, вторая половина онемела, а дети заплакали уже навзрыд.
У меня же все шире раскрывались глаза от удивления: ах, как нечестно! Слова ведуньи перевирают, как им выгодно!
Чтобы не беситься еще больше, я перевела внимание на грустную женщину. Она так и стояла, не обращая внимания на спектакль. Я нарочно неловко пошатнулась и довольно сильно саданула незнакомку локтем.
Та охнула, и перевела взгляд на меня, словно я только что ее разбудила.
- Осторожнее, серая сестра. Ты мне чуть ребро не сломала.
Я скумекала, как именно следует обращаться тут ко всем горожанам, и ответила:
- Прости, серая сестра, я не нарочно, голова закружилась от такого ужасного представления.
- Да восславим Вечную Серость! – громко сказала женщина.
А вокруг те, кто ее услышал, вперед меня отозвались:
- Да пребудет вечно Орден!
Слава Небу, что опередили меня с ответом, а то навлекла бы на себя подозрения посреди Серых фанатиков…
Я повторила все, что полагается, про Орден, и сочувственно спросила:
– Что грустишь, серая сестра? Может, помер кто, или заболел?
- Все гораздо хуже… - прошептала мне женщина.
- Ты можешь мне довериться, я умею хранить чужие тайны….
Незнакомка встрепенулась, шепча:
– О, у меня есть тайна, которая должна быть похоронена! - и неожиданно склонилась передо мной в поклоне.
- Не беспокойся, у меня - как в могиле! - я, стараясь скрыть непомерное удивление, многозначительно кивнула, и уставилась на сцену, на самом деле ничего там не видя.
- Переулок Серой травы, дом вдовы Парокиса, после заката… - скороговоркой сказала женщина и быстро скрылась в толпе. - Жду тебя, Хранитель тайн, - последнее, что удалось мне расслышать у себя за спиной.
Я же переминаясь с ноги на ногу от усталости и нетерпения, с трудом дожидалась окончания спектакля.
Действо разворачивалось таким образом:
Местный злоумышленинк Златобор, по версии Серых, оказывается, был в коварном сговоре со злодейкой Лирэей. Изображая это, актеры громко шептались и страшно скалились.
Далее следовала триумфальная поимка неверных грешников, суд, и, как апофеоз, казнь в змеиной яме.
Яма была представлена донельзя примитивным способом. Актеров просто толкнули за край сцены, где они с душераздирающими криками разыгрывали собственную агонию и змеиное шипение, в промежутках между этими возгласами крича: «Я раскаиваюсь!» «Да здравствует Орден!» «Серая вечность, пощади меня!»
Наконец, актеры затихли.
Через пару секунд зал взорвался овациями и криками:
- Молодцы! За Серость! Пусть будет восславлен Орден! Долой еретиков! - и все в том же духе.
Я же поспешила выйти из балагана с первым зрительским потоком, торопясь и волнуясь перед предстоящей встречей с печальной женщиной.
Интересно, кто такой и как себя должен вести местный Хранитель тайн?
Немного поразмыслив, я решилась заглянуть в питейную. Мало ли там уже чуть тепленьких выпивох, готовых разболтать все что знают первому встречному?!
Вывеска «Пьяный Свин» говорила сама за себя. Я осмотрела заведение снаружи, ничего примечательного, кроме до ужаса узких окон, в нем не было.
Может, узость окон объяснялась желанием хозяев, чтобы из питейной никто не мог сигануть, не заплатив? Или это было задумано для удобства стражи: опять же, убежать можно только через дверь.
Так или иначе, из заведения доносился нестройный гул разгоряченных выпивкой голосов, и характерный запах перегара.
Толкнув обшарпанную от частого использования дверь, я оказалась внутри. При моем появлении вдруг наступила полная тишина, и две дюжины посетителей вытаращились на меня во все глаза.
- Да здравствует орден Святой серости! – выпалила я от неожиданности.
- Да пребудет вечно Серая благость, – откликнулись с энтузиазмом посетители, и в тот же миг потеряли ко мне всяческий интерес.
Я быстро огляделась, подыскивая место, чтобы присесть, и желательно не в одиночестве, а в компании с местным серым жителем.
Такой столик был, и сидел за ним несказанно угрюмый, судя по позе, господин, с надвинутым на лицо капюшоном. Перед ним стояла полная до краев чарка: толи он вообще не пил, толи был уже в стельку пьян, что уже не лезло.
Не спрашивая разрешения, я плюхнулась напротив него, нашаривая в кармане снятого с чужого плеча рубища пару медяков, и брякнула служке:
- По кружке самого крепкого, что найдется, для меня и моего друга!
– А ты не видел сегодня, какая замечательная шла пьеса в балагане? – обратилась я как ни в чем не бывало к своему соседу. - Очень поучительная, про двух еретиков: Златобора и Лирэю…
Мужчина из-под капюшона нервно кашлянул и прошептал:
- Стефания, не кричи так, это я… Ты мне все сейчас испортишь!
Узнав по голосу Ратияра, я сначала чуть не упала со стула, а потом мне пришлось крепко зажать рот руками, чтобы не выпустить свой внутренний смех наружу.
- Что ты тут делаешь, воевода? – справившись с эмоциями, прошептала я. – Неужто пьешь?
- Видишь того типа у окна? – он кивнул в сторону дюжего детины, опрокидывавшего в себя кружку за кружкой. – Мне нужно кое-что из его имущества.
- Имущества? – опешила я. – Не ты ли говорил, что обирать беззащитных - дело не для бравого воина?
- Обирать одно, а убивать – совсем другое. – Увидев, как вытянулось мое лицо, Ратияр расхохотался, но тут же вновь понизил голос:
- Не смотри так, не сделаю я ему ничего. Это торговец посудой. Мне его тележка нужна, чтобы в крепость попасть. Сейчас напьется, и я его тихонечко в чулане пристрою, до утра отдыхать. Ну, а посуду – по назначению, сама понимаешь. Не оставаться же Серым братьям без посуды своей?!
В этот момент мне подали пойло в замусоленной чарке. Я, не теряя времени, опрокинула его а рот, мужественно проглотила и продолжила расспросы:
- Тебе об Ордене этом удалось что-то вызнать?
- Немного, - Ратияр отвечал как-то рассеянно, и все время искоса взглядывал на окружающих серых. - Я пока, как видишь, внутрь проникнуть не сумел, только у ворот с часок повертелся. А что?
- Ну... мне бы понять, что значит «Хранитель тайн».
- Как ты сказала? Хранитель? А не... - Ратияр осекся, махнул рукой, как бы опровергая самого себя.
- Что - "не"?
- Да нет, забудь... Это я, наверное, ослышался.
- Так ты слышал о них? Да? Ну же, не томи, воевода!
- Ну… как сказать… Что-то в этом роде я, кажется, слышал. У ворот стражники что-то упоминали про этих таинственных хранителей, или как их там... В разговорах… Мне показалось, они специально к людям ходят, чтобы души их облегчать... У нас в Довбуже о таких и не слышали, а вот в вашем Светограде, нечто подобное, сдается мне, есть...
- Исповедники? - догадалась я.
Это было все, что я хотела знать. Кивнув воеводе, я стрелой вылетела из кабака.
Тут уж я посмела дать волю своим чувствам! Села в уголок, и закрыв лицо руками, содрогалась от хохота, надеясь, что со стороны это выглядит, как рыдания. Когда приступ веселья прошел, я подняла голову, и первое, что увидела - это небо здешнее.
Небо, надо сказать, выглядело очень странно. Его словно бы вообще не было. Пустота. Марево. Наваждение. Серая непроглядная масса. Очень неприятное, доложу я вам, зрелище.
Я перевела взгляд на прохожих. А они шли размеренно, словно бы бесцельно бродя по городу. И ни один не поднимал голову вверх. Интересно, почему?
И как я на таком небе разгляжу закат?
Я отправилась на поиски переулка Серой травы, и дома вдовы Парокиса. Действовать я решила по наитию, опыт подсказывал, что такое отношение к предприятию - самое правильное.
По пути надеялась я повстречать еще парочку питейных, но увы... Толи их вовсе не было, и Пьяный Свин являлся здесь единственным оплотом разврата, толи не по тем улицам меня наитие мое повело.
Читая названия, выжженные на деревянных дощечках, я поражалась здешнему полету фантазии. «Улица печальных песен», «Улица Молчаливого покоя», «Улица безмятежной тоской», «Блаженство нежеланий»... И все в том же духе.
Я потеряла надежду отыскать нужный адрес самостоятельно. И, преградив дорогу мрачному подростку, восхвалила серую вечность, сослалась на то, что после премьеры в балагане задумалась так, что заблудилась, и выспросила дорогу.
Мне нужно было двигаться в строну Обители Теней – так тут называлась городская цитадель. При упоминании о ней я напряглась, соображая, что, возможно, там и томится светловолосая ведунья Лирэя… а ведь она мне уже словно родная стала - вот до чего местная серость меня коробила!
Обитель найти было не трудно, от «Пьяного свина» до нее, оказывается, было рукой подать, даром, что я час или два кружила в здешнем однообразии! Это было самое высокое и более-менее изобретательно построенное здание. Проходя мимо, я уголком глаза наблюдала необычное для Серых оживление: они бегали, громко разговаривали, суетились, словом готовились к важному чему-то... уж не к казни ли?
Эти мысли, толкнув тревогой, заставили ускорить шаг и лихорадочно обдумывать предстоящую встречу.
Очнулась я от своего обдумывания как раз на нужной мне улице. Потом, посмотрев на абсолютно одинаковые дома и двери без каких либо отличительных знаков, растерялась.
Не стучать же во все подряд, выспрашивая, не дом ли это вдовы Парокиса?
Медленно вышагивая по улице Серой травы, я надеялась на счастливый случай - и он, случай, не замедлил прийти на помощь. Я увидела стоящую на крыльце женщину. Она была так далеко, что было не разобрать: мне она машет, или от комаров отмахивается, но это было хоть что-то, что могло мне пособить. Я ускорила шаг и вскоре разглядела незнакомку, встреченную в балагане. Слава Небу!
- Приветствую тебя, Хоронительница! – женщина почтительно поклонилась. – Ты вовремя.
"Хоронительница? Странная оговорка", - подумала я, поддергивая подол серой юбки, чтобы не замочить его в разлитых перед домом помоях.
Я сложила руки на груди, как поступают наши Светоградские жрецы, и, прочувствовав себя настоящей Исповедницей, начала:
- Излей мне душу, сестра серая, и да услышит Серая Вечность твои тайны…
Женщина, не торопясь отвечать, взяла меня за руку, и повела в дом. Войдя, мы остановились посреди скудно обставленной комнаты. Я, скрывая любопытство, осмотрелась: ни цветов, ни тканых ковриков на полу, ни узорчатых подоконных досок, обычных в Светограде.
Единственным украшением можно было бы счесть квадрат серой ткани, натянутой на деревянную раму, который расположился в том месте, где у нас обычно помещают образа Неба-Отца и Земли-Матери.
А вдова, между тем, упав на колени и закрыв ладонями лицо, зашептала:
- Ой, спаси, спаси меня, служительница Вечности благосерая! Услышь мою тайну поскорее, не дай погибнуть в муках разноцветия душе моей!
- Дочь моя… – второй раз попыталась я начать исповедь.
Вдова меня перебила, причем совершенно нормальным голосом, без набившего оскомину кривляния и перестав заламывать руки:
- Как ты сказала? Дочь?!
Я прибавила, спохватившись:
– Серая.. Так вот, дочь моя серая, открой мне душу свою, излей наболевшее…
Женщина, отойдя на несколько шагов назад, улеглась на пол и, закрыв лицо руками, запричитала:
- Снятся мне не то сны, не то явь… Цветное вижу… Страшно-то как! - Бедняжка покатилась по полу, рвя на себе волосы и стеная. – Прости меня, Вечность Серая! Пускай меня покарает Орден Вечной Серости, если я предала его!
«Во дела, - думаю. - Цветное видеть начинают и так раскаиваются. Я бы на их месте рада-радешенька была от этого их благого однообразия избавиться»
- Помоги мне, Хоронительница Тайн! Похорони тайну мою страшную!
- Похоронить? – услышав в очередной раз это слово, я наконец, не выдержала. - Что ты просишь сделать?
- Как что? То, что и должны делать такие, как ты. Убить тайну мою и в могилу низринуть!
- Убить? А разве ты ждала от меня не помощи? Не поддержки? Я могла бы показать тебе такое… - это взыграло во мне ведовство мое, будь оно неладно! Захотела я убедить бедняжку, что цвет и разнообразие - благо есть.
- Знаешь, в иных мирах все наполнено яркими красками! И это чудесно!
- Что ты говоришь? Чуде-е-есно? – исповедуемая задохнулась от ужаса и возмущения. - Да ты, может, самозванка? В доверие втерлась? Или искушаешь меня? – в глазах вдовы блеснула догадка. - Хочешь меня, как еретичку, Ордену сдать?
- Нет, что ты! Я помочь хочу!
Вдова снова по-своему меня поняла и продолжила:
- Нет ничего правильней Серости святой. И мудрости Ордена Вечности Серой нет предела. Проверяешь ты, видать, верность мою святому однообразию. Поверь, Хоронительница, всей душой страдаю, сны свои цветокошмарные вспоминая! Хорони скорее! Там такое безобразие цветное, от воспоминаний одних мне и то тошно делаается.
- Тошно… - повторила я за ней, – А не тошно одну серость видеть вокруг? И разве ж благо это: без рассвета, глаз радующего, жить, да без неба ясного, что силу жизненную дарует, красоту земли освещая? Без кристального воздуха, наполненного капельками воды, что, на солнышке играя, рисуют разноцветную радугу? Без ветра свежего, дождь предвещающего…
Меня саму захватили собственные слова, и затосковала я по родному краю, да так, что взвыла волчица белая в душе моей! И сами собой стали рождаться образы.
Я рассказывала вдове, как журчит лесной родник, только что пробившись из под земли и обретая свободу на добрых и теплых ладонях Земли–Матери. Как поют птицы, восхищаясь солнечными днем, и уносятся в небесную высь воспевать ту же свободу, но которую дарует Отец-Небо. Как шуршит трава высокая, ласкаемая теплым лесным ветерком и грибным дождичком.
Сплетая слова свои, я видела, как вдова замерла, веки ее стали подрагивать - она была практически в трансе, находилась сейчас в том месте, куда уводили ее речи мои ведовские.
- Солнышко... Дождь… - шептала она.
- Да! Дождь, - подхватила я. – И прозрачные капельки падают на лицо, освежая своей небесной чистотой... Это сами Боги хотят умыть своих детей… Своих дочерей…
Я понимала: еще секунда - и сознание женщины навсегда изменится, я оборачивала ее в веру свою светлую.
И тут что-то неприятно хрустнуло! Вырванные из транса мы рассеяно озирались, пока не заметили упавшую со стены серотканную картину. Вот уж воистину: Серая Вечность не отпускает рабов своих!
- Что ты говоришь, Хоронительница! Разве этому учит нас Орден? А ведь он основан мудрейшим господином Пасмуром, который каноны Вечной Серости установил, да похоронил даже само небо, чтобы не цвело тут ничего, чтобы все были счастливы! Вот и ты хорони мои видения цветастые!
- А господин Пасмур… - начала я, осторожно, но вдова, к моему счастью, не дослушала вопроса и продолжила:
- Ох и силен наш мудрый правитель господин Пасмур, а ведь главное что? Никто не знает, как он истинно выглядит. То он молодой да видный такой! Ну королевич - иначе не скажешь! То старик седовласый, мудрец из мудрецов! А в последний раз так вообще приехал в город на телеге, быками запряженной, в образе госпожи зрелой да крепкой, мы его только по речам-то и узнали, Пасмура нашего всеблагого! И поговаривают, что на казнь завтрашнюю он снова прибудет, хочет лично приструнить негодяев. А то повадились, понимаешь, к нам еретики злокозненные.
Тут вдова на меня как-то скосилась нехорошо, и я поспешила распрощаться:
- Уношу я с собой твои цветастые кошмары! Пойду хоронить в Серой Вечности–бесконечности! Прощай, сестра серая!
- Эй! Куда это ты собралась вот так запросто, а, Хоронительница? А Ритуал провести забыла!? - глаза вдовы уже совершенно подозрительно на меня смотрели.
Я попробовала выкрутиться:
- Господин Пасмур ввел новые правила и законы Похорон чужих тайн! Нынче все ритуалы совершаются без участия горожан. Для соблюдения секретности.
Вдова, слушая мои речи, все сильнее хмурилась, а я тем временем поворачивала к выходу.
Едва я переступила порог, женщина бросилась вперед меня, да как закричит:
- Люди серые! Сюда, ко мне! Тут самозванка!!! Ерети… - Свою пламенную речь она докричать не успела, потому как огромный белый волк держал ее за горло.
«Что ж ты творишь, дуреха,» - сказала я ей мысленно, и по тому, как вдова застучала пятками по полу, я поняла, что меня она слышит, хотя и пребывает в ужасе.
То, что способность оборачиваться у меня осталась, а вкупе с этим - и разговоры безмолвные, меня возрадавало несказанно!
«Не сможешь ты мне навредить, серая женщина», - продолжила я свою молчаливую речь: «Не в твоей власти это. А если посмеешь рот открыть, я к тебе ночью в окно запрыгну и на кусочки разорву».
Вдову еще сильнее затрясло, и она закивала.
Разжав челюсти, я высунула морду за дверь, заволокла обратно в дом слетевшие во время перевоплощения одежды. Покуда я занималась обратным перекидыванием, вдова отползла к стене, и сидела, беззвучно открывая рот.
Я сначала мало обращала внимания на перепуганную женщину, но когда накинутая поверх моего костюма Светоградских стражников серая одежда оказалась на месте, я пригляделась к вдове более пристально.
- Ты онемела, что ли, сестра вечносерая?
Та еще шире открыла рот, но не смогла произнести ни звука. Потом сжала свое лицо руками, словно с голосом боялась потерять и себя саму. Я посочувствовала ей всей душой и сказала:
- Я бы помогла тебе… немоту бы слечила за три дня. Но Отец-Небо не простер над вами свои персты, и лекаря из меня тут, сама понимаешь, не выйдет.
Покинув этот дом, я поспешила на встречу с воеводой.