Читая Быкова.
Шумит над Российской столицей
Предвыборных гроз дребедень.
И в здании бывших милиций
Крутой начинается день.
Здесь, грозен, в своём кабинете,
Полковник Ведмедьев сидит.
Сидит, за столицу в ответе,
И бдит он, и бдит он, и бдит.
А где-то в подземном вагоне,
Ивану Ведмедьеву в дар,
Шахидка Ибатова Соня
Готовит коварный удар.
Шахидская чёрная роба
И ножка в крутом сапоге:
Под ней водородная бомба
Пристёгнута цепью к ноге.
Но зорок полковник Ведмедьев
Он зрит через мглу и туман
Всё видит он в истинном свете,
Как в море крутой капитан.
Он видит пророческим взором:
На бомбе, а не на ведре,
Сидит, полицейским позором,
Красавица в чёрной чадре.
И вот он несётся, отважно
Покинувши свой кабинет,
Летит мимо девок продажных,
Ему предложивших минет,
Летит мимо нищих старушек,
Летит мимо мощных жлобов,
Меж криков ворон и кукушек,
Меж ясеней и меж дубов.
Летит мимо банков и банок,
Марающих пивом паркет,
Летит мимо всяких засранок,
(Сыщи-ка ты здесь туалет!)
Меж толи людей, толи чушек,
Меж звона и хрюка без слов,
Царь-колоколов и Царь-пушек,
Царь-вОров и просто царьков.
Летит мимо бывших заводов,
Впустивших торгующих в храм,
Летит меж бандитских разводов,
Где правит зарвавшийся Хам,
Летит меж Читлан и Пацаев,
И ими оПлюк-ченных стен,
Летит меж своих полицаев,
Где каждый четвёртый чечен,
Летит он под вой толерастов
Несущийся над мостовой,
Под вопли: «Пиастры! Пиастры!»…
Короче, смотри: «Том второй».
Но вот, наконец-то, и Соня, -
В зубах провода и запал.
Центральная сцена в вагоне:
Каков терроризма оскал!
Но крепок Ведмедьев -полковник,
Как правящей партии член.
Не стоек пред ним уголовник
Метрополитеновских стен.
Схватил он за талию Соню,
Чадру поцелуем прожёг,
И ринулось сердце к герою
Меж Сониных стиснутых ног.
Уста провода отпустили,
Запал полетел на бетон,
А горло воскликнуло: - Ты ли?!
Что был из винтовки сражён
Священною пулей джихада
На первой чеченской войне?
Оставивший с первого взгляда
Лишь сердце разбитое мне?
-О, да, моя снайпер-девица!
Ты видишь, как крепок мой род?
Ведмедьевых пуля боится,
Ведмедьевых штык не берёт!
Бросай же, Ибатова Соня,
Террор и джихад, - и зараз
Любовью с тобою в вагоне
Займёмся мы прямо сейчас!
Но взвыла душа ваххабитки:
-О, нет, искуситель, о нет!
Позора не имут шахидки,
Мне ж выпал к Аллаху билет!
Я бомбу к себе приковала,
Я страшною клятвой клялась!
О, нет, не покажется мало,
Тебе, оккупантская мразь!
Любовь не причина позору
В карающем сердце моём.
Сожгу я Содомо-Гоморру
Жестоким небесным огнём!
Познаете пламени ярость
Наставшего судного дня…
Постой, а куда подевалось?
Ведь было в зубах у меня?!
-Запал? По секрету, меж нами, -
Запал ничего не взорвёт.
Пока ты сверкала глазами,
Из бомбы я слил водород.
Не слышишь, как булькает жидко?
Так как же любовь поутру?
-О, горе! – вскричала шахидка,
Свою разрывая чадру.
-О, горе! Как я оплошала!
Кинжал, моё сердце пронзи…
Проклятие! Нет и кинжала?!
Ну, воры на этой Руси!
-Да ладно, - сказал ей Ведмедьев, -
К чему уж вот так голосить?
Давай-ка, со мною поедем,
Ведь женское дело, - любить.
Тебя я надёжно укрою
От бед, и от прочих потерь.
Такому крутому герою
Не с женщиной драться, поверь.
-Нет, как же… О, горе! А, впрочем…
А бомба? А цепь? И потом…
Куда волочёшь?! Между прочим,
Я замужем, знаешь о том?
-На бомбу не надо молиться,
Осталась, мол, скажем, с войны.
А цепь? Ну… Она пригодится.
А что же до званья жены,
Не здесь ли Содом и Гоморра?
Давай-ка проветрим умы.
Иль хочется вам прокурора,
Суда, а потом Колымы?
Примолкла Ибатова Соня,
Чего уж теперь говорить,
Коль стала добычей героя?
Вот, разве, потом, может быть?
И вот они едут обратно,
Брусчатка, - рессорная смерть,
Меж стен, никому не понятных,
Да и неохота смотреть.
Меж толп, от безделья распухших,
Меж труб, что давно не дымят,
Меж кладбищ, к живым равнодушных,
Меж замков, дворцов и оград.
Меж хижин Хрущёвской постройки,
Которым война суждена,
Меж скотской плебейской попойки
Упавшей до самого дна.
Меж памятников, жутких ростом,
Меж частных болот и озёр,
Меж небо коптящих погостов,
Где бизнесу полный простор,
Где истины снова чужие,
Где совесть, - замшелый урод,
Где сраму не имут живые,
А мёртвые, - наоборот.
Меж улиц, асфальтово-серых,
Средь газом плюющих машин,
Меж офисов крупноразмерных…
Короче, смотри: « Том один».
-Приехали! Ну-ка, подружка,
Пойдём! И, ногу волоча,
Хромает она как старушка,
По улице цепью стуча.
-Куда же? Дворец! О, неплохо
Устроился бытом герой.
Похоже, здесь нету подвоха,
За ним, как за этой стеной,
Укроюсь на время, а дальше…
Ну, «дальше», оно не сейчас.
Ах, Ваня, скажу вам без фальши,
Что вы впечатляете нас.
Но мне б хоть присесть на скамейку…
-Конечно. Сейчас пристегнут.
Эй, Лейла, Зухра и Зулейка!
У нас пополнение тут.
Встречайте сестрёнку шахидку,
Сидела в вагоне в метро.
А вы не знакомы, навскидку?
Ну что ж, познакомитесь, но!
Не трогать, не бить понапрасну!
На цепь, и пускай отдохнёт.
Нет, вы представляете сказку,
Что с собственной цепью придёт?
Эй, Соня, а что ты хотела?
Уж здесь тебе вправят мозги!
Гаремы, - серьёзное дело.
На цепь! И грубить не моги!
Оправишься скоро от шока.
Да что тут такого, скажи?
Не ты ль за обычай Востока
Сражалась в Кавказской глуши?
Короче, за нашу заботу
Ещё отработаешь, на…
А мне уж пора на работу,
До встречи, шестая жена!
Так годы идут за годами,
А Соня, эх, на… или, в пи…
В гареме Ведмедьева Вани
Сидит на железной цепи.
Не светит шахидам в России,
А спрос на шахидок всегда,
У нас генералы крутые,
И Ваня Ведмедьев, о, да!
Уже генерал, - не разбойник,
А был ведь когда-то… Кем был?
Ах, да. Настоящий полковник,
Что деву с Востока любил.