Казаки, на Измаил!..
1790 год…Зима. Холода. Измаил был грозен и неприступен.
Турки ликовали, отбив дважды штурм русских полков и видя проигрыш войск Григория Потемкина при осаде крепости.
Бесстрашные казаки и солдаты решили лечь костьми, но наконец-то взять твердыню. А это было совсем не просто.
Огромная крепость, отменно укрепленная заграничными инженерами, с громадными валами и страшно-глубокими рвами снисходительно посматривала на копошившуюся у её подножья русскою армию. Всего-то тридцать тысяч человек, из которых тысяч десять каких-то казаков с деревянными пиками!
И это перед непробиваемыми стенами крепости высотой в 25 метров, крепчайшими бастионами, да свирепым и сытым гарнизоном, считай в 42 тысячи прокаленных воинов, янычар и конницей, подкрепленных 265 рявкающими пушками. Куда до неё этим нечистым христианам, полуголодным, почти околевшим от холода, не имевшим даже осадных орудий.
Сам начальник крепости, паша Айдос–Мехмет неудержимо хохотал, получив от неудачника главнокомандующего русской армией Григория Потемкина предложение - сдать его любимый и мощный Измаил!
А неверный гяур Суворов тот просто, ну, измывался над его непобедимым войском в своей записке, угрожая:
«Сераскиру, старшинам и всему обществу. Я с войсками сюда прибыл. Двадцать четыре часа на размышление - воля; первый мой выстрел - уже неволя; штурм – смерть. Что оставляю на ваше рассмотрение».
Екатерина Вторая пристально наблюдала за этими операциями из северной столицы и видела во взятии Измаила явное средство к победоносному завершению войны с Турцией. Эта Османская империя все время угрожала и точила ятаганы на российские рубежи и сопредельные с Россией южные страны. Мусульманская Турция обладала такой военной мощью, что запросто могла потягаться с любой христианской европейской державой и бесцеремонно, и безжалостно, учиняя резню, утверждалась на славянских Балканах.
Светлейший князь Григорий Потемкин, от которого императрица требовала скорейшего и успешного окончания войны, приказал полководцу Суворову поспешить под стены цитадели мусульман, и писал ему: «Измаил остаётся гнездом неприятеля… Моя надежда на Бога и Вашу храбрость». Ибо сробевшие генералы Потемкина отступились-таки штурмовать сию неприступную крепость.
Суворов четко понимал, что сей час на карту поставлена судьба всей русско-турецкой кровавой войны, его слава непобедимого полководца и жизнь тысяч и тысяч людей. Да, надменный Измаил должен быть взят и разрушен, и он сделает все невозможное для этого.
«Генералитет и войска к службе ревностию пылают», - сообщал он Потемкину. Но…добавлял, «Обещать нельзя, Божий гнев и милость зависят от Его провидения».
По приказу Суворова заносчивый ответ турок из Измаила: «Скорее Дунай потечет вспять и небо упадет на землю, чем Измаил спустит знамена», зачитали всем, чтобы сильнее воодушевить воинов.
11 декабря в 3 часа ночи взвились сигнальные ракеты, и в половине шестого утра в густом тумане колонны, в тишине двинулись на небывалый штурм. И он был ужасен! Наступали шесть колонн с суши и три десанта с реки.
Вначале следовало под огнем неприятеля преодолеть крутой ров шириной в 12 метров и 8 в глубину, взять с ходу оборонительный вал длиной в 6 верст с 7 бастионами, и высотой до 8 метров. Итак, вперед, на приступ!
Особенно тяжело пришлось четвертой и пятой колонне, составленных из спешенных казаков с укороченными пиками и малоопытных донцов. Пятая колонна была под командою Матвея Платова, четвертая - бригадира Василия Орлова. В последней сражался со своим полком Андриан Карпович Денисов, будущий атаман войска Донского.
До нас дошло не так много письменных воспоминаний участников того штурма, воспроизводящих без прикрас и дающих подробности этой баталии, ибо зачастую мемуары известных лиц кочуют беззастенчиво частями из одного сочинения в другое, мало чего добавляя нашему уму и сердцу.
Посему интересно обратиться к подлинным запискам Андриана Денисова.
Адский штурм!
Итак, Орлов колонной в две тысячи казаков пошел на захват укрепления у Бендеровских ворот, где требовалось преодолеть глубокий ров, а также вал.
Денисов вспоминает:
«Наша колонна скорым шагом побежала ко рву, не доходя которого была встречена картечными выстрелами, чем многие были убиты и ранены…
Колонна наша несколько поколебалась, но скоро оправилась, достигла рва, и близ Бендерских ворот многие казаки, я, войсковой старшина Иван Иванович Греков, по лестнице полезли на батарею, скоро взошли на оную.
Но никак не могли прорваться через туры, из которых устроены были амбразуры.
Большая часть из нас были побиты и, хотя все почти полковые начальники к нам подоспели, но не могли взять батарей, и были почти сброшены с оной, избитые и раненые. Я был оглушен из рук брошенным ядром, которое ударило между плечьми, два раза меня ткнули дротиком в платье и банником получил несколько ударов в голову.
Первый удар весьма сильно во мне от ядра подействовал: я сполз с батареи и все другие оную оставили,… услышал, что мы отрезаны сзади и неприятель всех режет и убивает. Выскочил изо рва и пошел… Пули меня сопровождали. Пройдя несколько, увидел во рву, довольно глубоком..., много казаков, к которым и примкнул.
После скоро увидел тут же моего начальника бригадира Орлова и секунд- майора Краснова; полка моего ни офицеров, ни казаков тут не нашел, из которых, бывши во рву, еще видел многих убитых.
Бригадир Орлов подошел ко мне и в большом сокрушении сказал, «что он весьма сожалеет, что слава донских казаков сим случаем погибнет», и спрашивал: «нельзя ли исправить?» на что отвечал я, что ежели он хочет, то стоит с сими остатками храбро наступить - и батарея наша, и что я готов еще действовать.
Тогда он очень меня просил, чтобы неудачу нашу исправить, на что ответил я:
- Командуй казаками, а я иду вперед.
С сим словом я вышел изо рва и, обнажа саблю, вскричал: «Друзья, вперед!» и пошел к крепости. Казаки многие меня опередили и со стремлением полетели; но мы… по ошибке шли против Бендерских ворот, где весьма много находилось турок, и сильною из ружей стрельбой много моих казаков побили… Тогда, рассмотрев лучше, я повел казаков на батарею, на которую прежде всходили.
Казаки вскарабкались на оную с геройским духом и сильно наши турок побили… Сделавшись победителем батареи, я несколько утешился, но смерть братьев моих и многих офицеров весьма меня сокрушала. Тут через посланных узнал я, что родной брат мой жив, но весьма опасно ранен.
В крепости на обоих сторонах я видел ужасный бой… Тогда я увидел Кутузова и Платова в городе, к которому послал сказать, что сделал и где я. В самое это время от Бендерских ворот турки до 300 ч., с противной стороны меня атаковали, но были усмотрены, и, все почти раненые, в ров казаками сброшены, где от подоспевших казаков и побиты».
Более обширную картину штурма можно представить по описанию в уникальном труде дореволюционного историка А.Ф. Петрушевского «Генералиссимус Суворов».
Описывая тяжелый захват М.И. Кутузовым турецкого бастиона, автор подчеркивает, что еще тяжче пришлось четвертой и пятой колонне казаков.
Когда часть четвертой колонны взошла на вал, а другая оставалась за рвом, соседние Бендерские ворота вдруг отворились и масса турок, бросившись в ров, ударила во фланг атакующим. Колонна оказалась разрезанной пополам, и положение находившихся на валу казаков становилось очень опасным.
Здесь, вне крепости и произошла ожесточенная рукопашная схватка. Сражавшиеся смешивались в темноте, крики «Ура!» и «Алла!» беспрестанно сменялись, указывая, какая сторона одерживала верх.
«Казаки несли страшный урон и гибли под саблями турок почти безоружные, с перерубленными пиками. В это время пятая колонна, двигавшаяся невдалеке от четвертой, встретила глубокий крепостной ров, наполненный водой по пояс человеку.
Перейдя ров под сильным перекрестным огнем, казаки стали взбираться на вал, но услышали вправо от себя громкие крики турок и затем шум широкой свалки, произведенный вылазкой. Они остановились в недоумении, стали колебаться, и тот час же были сбиты с вала в ров.
Суворов, находившийся неподалеку от 4-ой колонны, извещенный о дурном у нее обороте дела, тотчас послал подмогу… Турки, оставшиеся вне крепости, погибли почти все под штыками и саблями. Обе колонны опять пошли на штурм, после тяжелых усилий утвердились на валу при содействии присланного Кутузовым батальона».
Добавим, что когда пятая казачья колонна была сбита в ров и начала отступать и турки бесновались, чувствуя победу, то «случилось, словно знамение Божее». Неожиданно для всех священник полка Трофим Куцинский поднял крест и бросился вперед на турок, увлекся за собой атакующих. Вперед! И еще.
Когда сброшенные в ров казаки столпились в нем, то Платов с лестницей в руках ринулся снова к стене, и кинув клич: «С нами Бог и Екатерина! Товарищи, за мной!», первый полез на стену, и верные казаки гурьбой бросились за ним. Обе колонны оказались на валу. На связанных штурмовых лестницах они карабкались на стены крепости, под самое небо.
А сверху озверевшие турки метали огнем из пушек, лили кипяток, расплавленный свинец и смолу. Денисов и Платов с казаками вступили в ужасную сечу, где люди нещадно убивали, кромсали, изничтожали друг друга сотнями, тысячами тысяч. Казаки гибли
- и побеждали!
Рассветало. В восемь часов утра ограда крепости находилась в руках русских.
Турки теперь свирепо оборонялись на улицах и в домах города.
Шли такие кровопролитные бои, с которыми ночной штурм не мог идти ни в какое сравнение. Каждая площадь была полем жуткого сражения, изо всех домов и из-за углов в русских летели пули, большие строения приходилось брать с помощью лестниц, разбивать вдрызг пушечными выстрелами. Дрались остервенело даже турчанки, вооруженные кинжалами. По пылающим улицам, сметая все на своем пути, носились табуны выпушенных из конюшен обезумевших лошадей. Но живое кольцо вокруг отчаявшихся турок неумолимом сжималось.
Хотя давалось это с большим уроном. Особенно терпели казаки вышеназванных колонн. Будучи неважно вооруженными, они не могли биться со свойственной им смелостью. Турецкие ятаганы враз обращали пики в щепы. Порою безоружные пешие казаки выхватывали ружья у турок и остервенело дрались штыками.
На одной площади целый отряд казаков был окружен осатаневшими янычарами. Казаки грудами гибли под ударами турецких ятаганов, не имея шашек, а пики турки рубили взмахами клинков. Погибель была неминуемой, если бы не выручила их регулярная пехота и Черноморские казаки с флотилии.
Храброму коменданту Измаила, насмешнику и храбрецу Айдос-Мехмету не удалось пережить этот кровавый день. Он, неистово сражаясь, был поднят на штыки и умер от многочисленных штыковых ран.
Андриан Карпович видел, что солдаты, обозленные двукратной неудачей под Измаилом, осадными невзгодами, потоками крови неимоверно жестоко доставшейся им победы, сильно рассвирепели.
«Под их ударами гибли все - и упорно оборонявшиеся и безоружные, и женщины и дети; обезумевшие от крови победители криками поощряли друг друга к убийству. Даже офицеры не могли удержать их от бесцельного кровопийства и слепого бешенства, За убийством и в параллель с ним шел грабеж - прискорбное знамение времени.
По улицам и площадям валялись груды, чуть ли не холмы человеческих трупов, полураздетых, даже нагих; торговые помещения, жилища побогаче стояли полуразрушенные; внутри все было разбито, разломано, приведено в полную негодность.
Грабеж продолжался 3 дня, согласно заранее данному Суворовым обещанию… На другой и третий день продолжались еще случаи насилия и убийства, а в первую ночь сплошь до утра раздавалась трескотня ружейных и пистолетных выстрелов…».
М.И. Кутузов был назначен комендантом Измаила. Совершили благодарственное молебствие при победном громе орудий. Много было неожиданных, радостных встреч между людьми, считавшими друг друга убитыми.
По окончании штурма Денисов заботится о своих раненых братьях, офицерах и казаках. Он разыскивает лекаря и платит ему за их врачевание из своих небольших денег. Ведь офицерам уже несколько месяцев не выдавали жалование, и они обносились так, что не имели нижнего белья. Андриан Карпович нашел брата Логина Карповича едва живым, с пулями в левой ноге и перебитой надвое рукой, но был и этому безумно рад. В этой же палатке оказался и его двоюродный брат, генерал- майор Федор Мекноб, тяжело раненый двумя пулями.
«Слава тебе, Господи,- крестились братья,- теперь не стыдно и домой возвращаться». Логин Карпович по указу императрицы был затем отправлен лечить раны на Царицынские минеральные воды.
Денисов видел, как много было тщетных расспросов и разысканий товарищей и близких, упокоенных навеки. Тела убитых русских бойцов свозились за город, где были преданы земле по уставу церковному. Неприятельских трупов было так много, что возникала опасность повальной заразы.
Трупы, в количестве более 20 тысяч, было приказано бросать в Дунай, и только по прошествии шести дней Измаил был очищен от них. Пленных турок, 9 тысяч, сопроводили под конвоем казаков в Николаев. Часть пленных, обоего пола, младых и постарше, разобрали по разрешению Суворова офицеры.
Россияне оставили на валах, бастионах и улицах до 4 тысяч своих погибших сынов, и 6 тысяч получили ранения. Но велики были потери командного состава, идущего всегда смело на прорыв - впереди. Из 650 офицеров и генералов, в строю осталось лишь 250 человек.
В этом приступе, который в мировой истории не имеет себе равных, даже раненые офицеры и казаки не покидали место боя и продолжали сражаться до победного конца, как Андриан Денисов, Иван Греков, Петр Грузинов и многие другие.
А слава тех не умирает,
Кто за Отечество умрет;
Она так в вечности сияет,
Как в море ночью лунный свет.
Времен в глубоком отдалении
Потомство тех увидит тени,
Которых мужествен был дух.
Вещие слова поэта Державина прошагали с храбрецами этой баталии сквозь время, и дошли до наших дней.
Суворов был восхищен героями измаильского штурма. За отважного 26-летнего Денисов лично ходатайствовал перед Екатериной Второй.
И на мундире Денисова «за отличную храбрость, оказанную при взятии приступом крепости Измаил», заблистал орден св. Георгия 4-ой степени. Отсюда пошла его слава как казачьего военноначальника. И именно тогда ярким светом засияла полководческая звезда Суворова.
Сообщил Суворов императрице и о Матвее Платове:
«Бригадир Платов поощряя подчиненных своих к порядку и твердости под сильными перекрестными выстрелами, служил примером с неустрашимостью влез на вал…был он, Платов, сам повсюду примерам храбрости». Тому Матвей Платов был награжден орденом св. Георгия 3-й степени «во уважение на усердную службу и отличную храбрость, оказанную при взятии приступом города и крепости Измаила с истреблением бывшей там турецкой армии, командую колонною».
Отрадно было узнать Андриану Карповичу, что принявший участие в штурме Измаила земляк его премьер-майор Войска Донского Никита Астахов «за отличную храбрость, оказанную при взятии приступом крепости Измаила» был удостоен Георгиевской награды. А сын его, Емельян, уйдя с отцом на турецкую войну в 16 лет из родной Усть - Хоперской станицы, за храбрость при штурме самим Суворовым был награжден чином капитана и знаком отличия за взятие Измаила.
Весьма уважая Ивана Козьмича Краснова, (которого Денисов в своих записках часто называет «храбрый Краснов»), он был рад и за него. И не только потому, что секунд – майор Краснов шел впереди пеших казачьих сотен при штурме. Ведь именно бесстрашный и ловкий Краснов перед приступом был направлен Суворовым разведать ширину и глубину крепостного рва, наличие волчьих ям, ловушек и других неприятных сюрпризов для штурмующих колонн.
Под командой Краснова было захвачено на крепостном валу три стреляющих артиллерийских орудия. По представлению Суворова Екатерина Вторая пожаловала храбрецу именной похвальный лист. Он стал премьер-майором, и получил второй Золотой крест на Георгиевской ленте «За Измаил».
Бригадиры Матвей Платов и Василий Орлов были также отмечены высокими наградами Государыни. Платов, имея на мундире орден св. Георгия 4-го класса за штурм Очакова, теперь украсил его еще орденом св. Георгия 3-го класса.
Императрица была весьма довольна неимоверной победой Суворова, а великосветская Европа шокирована тем, что гордый и великий Измаил пал под сокрушающим ударом русских варваров, степных разбойников казаков. Султанская Турция пребывала в ужасе, ведь уничтожен был самый падежный оплот ее на берегах Дуная против христиан, и население в панике бросало дома и бежало вглубь страны.
Лавры победы достались больше приближенному к Екатерине Второй Григорию Потемкину, чем строптивому полководцу Суворову. Решиться на штурм Измаила можно только раз в жизни, выразился однажды Суворов.
Андриан Карпович видел, что оставшимся в живых, продымленным и окровавленным воинам досталась в Измаиле несметная добыча.
Груды золотых и серебряных монет, драгоценные ожерелья и каменья они черпали горстями, и обвернувшисьроскошными знаменами, щеголяли в них по крепости. Хвалились также дорогостоящим оружием, изукрашенными кальянами и прочей восточной невидалью.
Не брали только ленивые да еще не взял ничего сам Суворов. Когда офицеры подвели ему арабского коня чистейшей крови, в богатом уборе, и просили его взять на память о штурме, Суворов возразил:
- Нет, не нужно мне его. Донской конь привез меня, донской и увезет меня отсюда.
Через несколько дней победитель покинул Измаил на дончаке и уехал в сопровождении казака, который держал под мышкой длинный палаш Суворова и узелок с его мундиром и регалиями.
Покончив с Измаилом, поредевшие казачьи полки, и с ними Андриан Денисов, выступили дружно на зимние квартиры к Пруту и Берлату.
Повержение османов
Лето 1791 года принесло новые баталии и награды мужественному Андриану Денисову.
Многотысячная армия под начальством сменившего на посту главнокомандующего Потемкина генерала князя Н.В. Репина двинулась на Мачин, где её поджидала превосходящая по силам турецкая армия.
В схватках турецкая конница с отважностью бросалась не раз на русскую кавалерию и бывало одерживала победу. В полевых сражениях дрались мужественно казачьи отряды, и эти сыны степей решительно побивали османов.
В ожесточенной баталии при Мачине с участием войск измаильского героя М.И. Кутузова, была разбита турецкая армия османов, которая надеялась вернуть султану незабвенный Измаил.
Здесь полегло 5 тысяч турок, было захвачено 35 пушек и 15 знамен. Среди 300 раненых и 140 убитых русских мы не находим Денисова, наш отважный командир остался жив и здоров, и продолжал громить неприятеля.
Андриан Карпович не возвышал громкоголосо свои победы, и даже в воспоминаниях весьма скромно упоминает о них.
Он пишит:
«Бригадир Орлов с четырьмя полками, где и мой был, сильно ударил на левом фланге, турок опрокинул, но турки исправились, погнали нас. Пехота наша наступала и двигалась, как твердая стена. Неприятель ретировался. Подо мною убили лошадь. На месте баталии армия наша стала».
Под Мачиным сражался в передовом отряде и боевой друг Денисова командир Иван Козьмич Краснов. Этот лихой вояка с боем взял два неприятельских знамени, отличился в преследовании отбивающегося неприятеля. Светлейший князь Тавриды Григорий Потемкин в своей реляции в Санкт-Петербург назвал Краснова одним из героев Мачинского сражения. Иван Козьмич был награжден золотою медалью на георгиевской ленте.
Продолжает храбро биться с турками и донец Никита Астахов. Он награждается тоже золотой медалью, текст на которой гласил: «войска Донского старшине армии премьер-майору Никите Астахову отличившемуся храбростью в сражении при Мачине и разбитии многочисленной турецкой армии 28 июня 1791 г.».
В всего за отличие при Мачине были награждены золотой медалью 27 отважных казачьих командиров.
В этом ключевом сражении главнокомандующий Репин нанес самоуверенной Турции ощутимый удар.
На другой день Репин послал Денисова по следам неприятеля. Отъехав верст 15, осторожный Андриан Карпович послал вперед сотника Никулина с отрядом, сам двинулся за ним, а остальную команду оставил в резерве. Никулин наскочил на вооруженных турок, осилил их, захватил пушку да волов.
Дело было к обеду, и Денисов к столу князя Репина представил пленных и пушку, имея за то его неподдельную благодарность.
За проявленную воинскую доблесть Андриан Карпович, сияя, получил золотую медаль с портретом Екатерины 11 для ношения на шее на георгиевской ленте. На ней вилась надпись: «Войска Донского старшине армии премьер-майору Андриану Денисову, отличившемуся храбростью в сражении при Мачине и разбитии многочисленной турецкой армии. 8 июня 1791 го». В ту эпоху такая награда почиталась не ниже орденской.
Кутузов был награжден полководческим орденом св. Георгия 2-ой степени. А главнокомандующий Репин писал так: «Расторопность и сообразительность генерала Кутузова превосходят всякую мою похвалу…». Нитям военной судьбы, связывающим Кутузова и Денисова, не суждено будет оборваться и в будущем.
А затем русская армия перешла голубой Дунай, расположилась лагерем, а полк Денисова прибыл в молдавские Яссы.
Когда в октябре 1791 года по дороге из Ясс в Николаев скончался генерал-фельдмаршал Григорий Потемкин, то Денисов искренне печалился, отбросив в сторону обиды, чинимые ему великим Потемкиным. Андриан Карпович понимал, что Россия – мать потеряла в нем великого мужа, а любезное Отечество лишилось усердного сына.
Зимой в Яссы пожаловал граф Александр Андреевич Безбородко и турецкие уполномоченные. Здесь и был заключен мирный договор.
Турция, огрызаясь, признала себя побежденной, а Россия уверенно становилась Черноморской державой!
Это глава из повести "Звезда атамана Денисова", помещенной на странице автора. Спасибо.