Было мне семь лет, и ходила я в первый класс.
Как во все времена и в каждом классе, был у нас двоечник, Звали его Вася. Вася Авраменко. Дуринда и бузотер, он то смешил нас, своих одноклассников, то измывался над учительницей...В общем, делал что угодно, лишь бы не читать, не писать, не учиться. Вася был веселым мальчиком и большим выдумщиком. Наловит, бывало, майских жуков дома, попривязывает к ним цветные нитки, да и выпустит в классе. Летают жуки, мальчишки руками машут, ловят, девченки верещат как безумные, изображают испуг и страх. Или сидит ,сидит тихонько, положив голову на руки, потом выскочит к доске, а на щеках чернилами усища кошачьи нарисованы -палец в чернильницу и - готово дело! Урок снова сорван!
Сидел он, как и полагается двоечникам, за последней партой, один, так как детей нашего класса не хотели подвергать его вредному влиянию.
Я же, в отличие от Васи настолько хорошо читала, писала и считала, что откровенно скучала на уроках. В то время, как мои одноклассники по слогам читали о маме, что мыла и мыла раму, я читала о всаднике без головы, держа книгу у себя на коленях.Класс был переполнен, лишних парт не было, вот и пересадила меня учительница на последнюю парту к Васе и разрешила мне читать, что хочу, когда шел урок чтения, и даже вышивать крестиком, что я и делала. Скорее всего она думала, что на меня Вася повлиять не сможет.
Вася понял, что мы с ним - одного поля ягоды, - ведь я, как и он, ничего не делала на уроках чтения, меня никогда не вызывали, зная, что читаю я, как взрослый человек. А Васю никогда не вызывали, так как потеряли надежду, что он сможет когда – нибудь произнести вслух что то внятное или толковое. Вася не задирал меня, не дразнил, не лупил, как всех остальных девчонок из нашего класса. Короче говоря, влюбился он в меня, как написал в одной записке, «до гробовой доски».
Где - то в шестом классе он захотел со мной «дружить». Дружить, значит ходить вместе в кино, вечером гулять по поселку, держась за руки, передавать на уроках записки друг другу, и, говорили знающие в дружбе толк девченки, даже целоваться. В кино я привыкла ходить с сестрой, гулять меня вечером дальше нашего двора родители не пустили бы, записки писать…что писать Васе? Даже представить трудно, что бы я хотела ему написать! О поцелуях я просто не думала. Не была я влюблена в Васю, и все тут!
Вася дружил с парнем по имени Жора. Тот был гораздо старше нас, мы в шестом учились, Жорик - в десятом. Как то на переменке, в школьном буфете услышала я, что Вася показав на меня другу, пожаловался: «Вот эта... не хочет со мной дружить!» Жорка процедил мне вслед: «Заставим! Я и не с такими справлялся!».
После школы Жорик и Вася шли за мной до самого моего дома, почти у калитки догнали, Васька вырвал из моих рук портфель, а Жорик заломил мне руки за спину. Скомандовал Ваське:
-Расстегивай ей пальто!
Васька послушно расстегнул.
-Теперь кофту!
-А у нее кофты нет!
-Платье расстегивай!Пощупай...какой там у нее размер?
Васька принялся искать пуговицы на платье.
-Придурки! - закричала,заплакала я. Что вам надо от меня?
-Будешь с Васей дружить?
-Не буду!
-Не будешь? Будем лапать... Васька, давай, ищи, как у нее платье расстегивается!
Быстрые васькины руки я помню до сих пор: они были холодными, и, казалось, липкими. Не найдя у ворота пуговицы, Васька пытался проникнуть к груди, подняв мне подол платья. Но пояс фартука на мне был завязан очень туго, не смог он просунуть под него даже палец.
-Да тут надо ножом платье резать! Нож есть?
Услышав, что эти придурки собираются порезать мое единственное школьное платье, я с новыми силами стала брыкаться, вырываться, об-зывала их фашистами и дураками. Жорик крепко держал меня за руки, а Васька пытаясь меня целовать в губы, обслюнявил мне поллица, - я же вертела головой, пинала его ногами и плевалась.Тут открылась дверь в нашем доме, я закричала страшным голосом, позвала на помощь. Из дома выбежал мой двоюродный брат. Парни убежали, я застегнула пальто, нашла свой портфель, собрала разбросанные по снегу учебники и тетрадки и побрела во двор. От обиды мне было так плохо, что я готова была умереть. Самое страшное, что никак не могла я им отомстить и защиты у меня не было. Папе о происшедшем я рассказать не смогла бы, все равно меня обвинит, - я папу знала. Брат… брату было не до меня. Он был к тому времени человеком женатым, детей имел. Станет он за пацанами гоняться!..
Ненависть, обида поселились в моем сердечке! Как завтра в школу идти? А ведь завтра я снова увижу своих преследователей, увижу их ухмыляющиеся рожи, услышу колкости в свой адрес…
Пережила я ту обиду.
Ваську Авраменко простила. Даже плакала на его похоронах. А хоронили Васю всей школой уже в восьмом классе, через полтора года после той истории, напился он водки, а дело было зимой, вот и заснул навеки под забором собственного двора, мороз был около тридцати, а он, бедняга, ворот спьяну не нашел…
Прошло лет пятнадцать.Я , уже тридцатилетняя женщин, шла по городу под летним дождем, тащила в руках тяжелые сумки. Вдруг машина притормозила у тротуара, дверца отворилась, меня позвали по имени. Подхожу. Из машины мне улыбается Любочка Шевченко, училась в параллельном классе.
-Здравствуй! А мы вот с мужем машину купили, обкатываем, я вижу –ты идешь, притормози, говорю. Это ж надо! Сколько проехали и никого из знакомых… Показать некому! А тут, смотрю – ты! Как тебе наше приобретение? Ты посмотри, какие мы в «Доме быта» чехлы для салона заказали.
Из вежливости наклонилась я, чтобы увидеть салон, чехлы но увидела за рулем «Жигуля»… Жорика. Он был удивлен не меньше меня. В одну секунду мы все сказали глазами друг другу. Я сказала ему: «Я тебя ненавижу так, словно ты вчера мне руки крутил, а не пятнадцать лет назад!».Он мне сказал: «Будь человеком, не говори Любке!».
Люба что - то тараторила, захлебываясь от радости, я же стоя-ла,выпрямившись, в полной мере почувствовав тяжесть моих су-мок,усталость, меня стало просто трясти то ли от холода – дождь усиливался, то ли от воспоминаний.
-Ты, Нелла, извини, мы не можем тебя подвезти, - сама пойми, салон новенький, а на улице грязь! Картошечку купила?
-Да, картошечку..
-Я смотрю, больше земли, чем картошки. На рынке или..
-Магазинная картошка.
-Ага, видно, - грязи на ней!...
-Отмою. Такая грязь отмывается.
-Ну прости нас! Не можем подвезти..салон, видишь, чистый…
-Да я ведь не прошусь...
Жора рванул «Жигуленок» с места так, вроде в его машину целились из миномета. Любку домой повез, чтоб от меня подальше, чтоб не узнала, как он меня «дружить» заставлял. А я домой свою картошку потащила. Но знала наперед, что непремено расскажу Любке при встрече в поселке нашего детства о ее муженьке.
Задолго до той встречи в городе мы с Любкой встречались на кладбище, в поминальный день..
Люба тогда очень много хорошего говорила мне о своем муже. И благороден он и терпелив, а уж как оберегает ее от всего плохого, как заботится, как девочек своих любит,ангелочками их называет,-не иначе!Я смотрела на нее, слушала и завидовала. Маленького росточка, крепенькая, кругленькая,веснушчатая, ротик ма – а - хонький, глазки голубенькие, круглые, как у куклы, - Любка просто захлебывалась от восторга, говоря о своем благоверном. Я пыталась представить этого человека, так как знала очень многих ребят из нашего поселка, но никто не подходил под эту характеристику. Мне даже в голову не приходило, что Жора - распрекрасный муж Жора, - это и есть тот самый, известный мне с детства Васи Авраменко друг.
…В тридцать лет можно уже было научиться прощать, но я не верила, что парень способен издеваться над девченкой, унижать ее, а с годами он же превращается в благородного, примерного мужа, оберегающего от всего плохого свою жену, девочек своих.
Смогла бы поверить, - простила бы прекрасного мужа Любки - Жорика...