Повесть о Свете. Часть I

Ольга Косарева
               

                Детство

  Жила-была девочка Света. И был у нее свой мир – солнечный, радостный, счастливый. Таким бывает мир детства. Параллельно существовал мир взрослых. Плохо было в этом взрослом мире: шла война, тяжелая война. Правда в Уфе было спокойно, только почти беспрерывно гудели заводы и есть все время хотелось. Но это привычно. Все так жили. Откуда-то все время приезжали эвакуированные. У Светы дома, в самой большой комнате, тоже поселились эвакуированные. Чудный инструмент они с собой привезли: похожий на пианино и не похожий. Вместо черных клавиш – малиновые, вместо белых клавиш – мраморно-узорчатые. И звук у него тихий, нежный, малиновый. Взрослые часто пели под аккомпанемент этого инструмента. Хорошо пели, раскладывали на голоса. Русские и татарские песни пели, военные песни и романсы. Все пели, что знали и любили.

    Света тоже любит петь. Мама болеет, два года лежит в гипсе. Скучно ей. Просит дочку спеть. Та и соглашается. Голосок у Светы чистый, звонкий. Встанет перед мамой и поет: «В атаку стальными рядами мы поступью твердой идем…». Мама улыбнется и сама начинает петь: «Я помню чудное мгновенье…».

   Попели – ну и ладно, пора гулять. Друзья ждут. Двоюродная сестра Флюра ждет. Из деревни привезли на подкормку двоюродного брата Азата. Вон они – бегают во дворе, озоруют. Скорее к ним! В шалостях и про еду меньше думается.

    Вечером, забравшись под теплое одеяло, Света сворачивается калачиком и, замирая от страха, слушает татарские сказки. Их рассказывает бабушка. Неторопливо рассказывает.

   Мама любит читать сказки из книжек. Достанет больщую-пребольшую книгу с волшебными картинками и распевно начинает: «У лукоморья дуб зеленый…». Слушает, слушает Света да и засыпает…

                Музыкальная  школа

     Пришла пора идти Свете в первый класс. Мама  готовится, волнуется. Хорошо, что портфель покупать не нужно – Флюра в другой смене, вот и будут сестренки по очереди с одним портфелем в школу бегать. Форму красивую мама дочке сшила, теплую – из немецкой солдатской гимнастерки. Их, эти гимнастерки, все покупали. Не по отдельности, а на вес. Ничего, что скомканные да пропитанные засохшей кровью – подольше отмочишь, постираешь и шей себе, что потребуется.
   И в музыкальную школу повела мама дочку. Пришли – а там очередь, да такая большая, что весь день пришлось просидеть. Тихим мышонком прижалась Света к теплому маминому бочку. Рядом женщина сидит, дочку свою поучает: «Если спросят, есть ли у нас пианино, говори: есть, а то не примут». Слушает Света, запоминает.

    Наконец дождались своего часа мама с дочкой. Вошла Света в класс. А там комиссия сидит. Дяденька красивый на нее смотрит. Уже потом Света узнала, что это  известный пианист Михаил Зейдентрегер. Дяденька просит спеть что-нибудь. Света понимает, что любимые революционные песни вряд ли подойдут. Заводит: «По солнышку, по солнышку, дорожкой луговой…». «Хорошо, – говорит дяденька, – а играешь ли ты на фортепиано?» «Да» – не моргнув глазом отвечает Света. Эх, была не была! Подходит Света к фортепиано и кулачком – р-раз! – по всем клавишам проехалась. Дяденька улыбнулся и снова спрашивает: «А пианино у вас дома есть?». «Есть»  – отчаянно кивает головой Света. «Фу! Пронесло – приняли, – думает Света, возвращаясь домой с усталой мамой, – даже глаза таращить не пришлось, и так поверили».

   Стала Света заниматься музыкой. Пока названия нот не знала, просто разлиновывала тетрадку и рисовала на линейках кружочки – ну прямо настоящий композитор. Полюбовалась – хорошо! Чего-то не хватает. А, поняла – названия не хватает. Красиво вывела «Колобельная». Вот теперь то, что надо.

  Потом мама стала черной тушью расчерчивать в школьных тетрадках нотные станы. Спрячет Света одну такую тетрадку и тайком пишет в ней музыку. Называлось это уже по-взрослому: опус 1, опус 2… Однажды  неприятность вышла. Заторопилась Света в школу да и забыла свои опусы на столе. Троюродный брат Дамир, поселившийся в их семье после Азата, тетрадочку-то эту тайную нашел. Потом  дразнил сестренку «знаменитым композитором». Вот противный!

      Ходит дочка в музыкальную школу, а у мамы голова идет кругом: денег-то нет, чтобы оплачивать обучение. Попыталась несколько раз забрать дочурку из школы, да учителя не дали – говорят: способная. Учительница Нина Георгиевна Марковская-Семенова приводила Свету к себе домой, чтобы девочка могла заниматься. Ведь пианино у Светы не было. Приказывала Нина Георгиевна своей домработнице Егоровне присматривать за ученицей, чтобы занималась, не увиливала. Придет с работы и учинит домработнице допрос: «Света была?» – «Была», – «Играла?» – «Еще как хорошо играла – «Во саду ли, в огороде» играла, «На позицию девушка…» играла». Пришлось Егоровну заменить соседкой. Как только из-под пальчиков пианисточки вырисовывались песенные напевы, в дверях появлялась строгая дама с дымящейся папиросой. «Ну?!» – произносила дама, и пальчики покорно начинали разыгрывать гаммы.

    В пятом классе наконец-то у Светы появилось пианино: мама вздохнула в очередной раз и взяла пианино на прокат – учись, доченька!..

                Училище

   Решила Света поступать в музыкальное училище. В школе ей нравилось петь в хоре. Захотела Света стать дирижером. Дай, думает, попробую. И ведь поступила! Мама недовольна, хочет, чтобы дочка школу закончила. Пошла мама в училище, хочет забрать документы, а ей не дают, говорят: «Ваша дочка все на пятерки сдала. Идите, мама, и больше не приходите». Вот так и осталась Света в училище.

    Училище-то молодое, народу не так уж много. Все живут, как одна семья. Дружно живут. Ну, как водится, и подшучивают друг над другом. Директором в ту пору был Ахнаф Хабибуллович Кальметьев. Историю преподавал. Придет в класс, поставит учебник на скрипичный пульт и заглядывает в него. А студенты озорные, придумали шалость: спрятали пульт. И сидят, ждут, что будет. Учитель входит, а пульта нет. «Где это?» – спрашивает учитель. «Что это?» – хлопают глазами студенты. «Ну, это» – мнется учитель. «А-а-а! Пульт для культа!» – смеются студенты. Ишь, какие смелые – даже культа не боятся.

   Но и учитель – малый не промах. Тоже пошутить любит. Только не так безобидно. Начал студент прогуливать уроки. Ну что в этом особенного? Молодежь же, как не погулять. А директор и не слушает оправданий, хмурит брови: «Скифы стипендию не получали?  – и ты не будешь». Во как! Студенту уже не до шуток.

   С преподавательницами легче – они подобрее. Строго так преподавательница спросит: «Ты опять не выучил урок?», а студент ей в ответ песню: «Не могу я тебе в день рождения дорогие подарки дарить…», ну она и засмеется. Подхалтуривали студенты изрядно. Но не на уроках дирижирования. Там не похалтуришь – такие мэтры преподавали: Шамиль Шамильевич Ибрагимов, Михаил Петрович Фоменков, Николай Андреевич Болотов. У Николая Андреевича училась Светлана. Страсть как она влюбилась в музыку. Купит сборник поэзии, почитает, почитает, да и сочинит на полюбившийся стих песню, романс, или даже хоровое произведение.

    Показала Света свои произведения учительнице сольфеджио Людмиле Петровне Атановой. Очень уж Света любила ее лекции в филармонии да уроки сольфеджио. Людмила Петровна хитрая: знает, что музыкальные диктанты писать трудно, заскучают ее ученики. Вот и играет вместо мелодий из учебных сборников отрывки из произведений. Не просто играет, а рассказывает о композиторе, о произведении. Ученики-то и увлекаются.

      Не зря доверяла Светлана Людмиле Петровне. Та послушала светины сочинения и повела ее к композитору Николаю Яковлевичу Инякину. Открылось тогда в училище новое теоретическое отделение. А там уроки композиции положены. Вот и пригласили преподавать Николая Яковлевича композицию. Света удивляется: музыкант-то слепой, как же он умудряется музыку сочинять, да на баяне играть. Стал Николай Яковлевич со Светой заниматься. Жалко только, что занимались они всего один год – Светлана уже на четвертом курсе училась. Посоветовал Николай Яковлевич Свете поступать в Казанскую консерваторию на композиторское отделение.

   Одна интересная история у Светланы получилась. История с продолжением. Начиналось все вот как. Бегала Света с подружками на все концерты филармонические. Знатные гастролеры тогда приезжали: певицы Мария Максакова, Ружена Сикора, пианисты Глеб Аксельрод, Дмитрий Поперно, скрипач Рафаэль Соболевский. Приехала как-то с симфоническим оркестром дирижер Вероника Дударова. Хоть и известная была Вероника Дударова, а простая, приветливая. Студенты на все репетиции оркестра приходили. А Вероника Борисовна их привечала, об учебе расспрашивала. Очень Вероника Борисовна сирень любила. Так студенты ей букетики сирени дарили. Сдружились со знаменитым дирижером. Когда собралась Вероника Борисовна уезжать из Уфы, то адрес свой оставила – пишите, говорит. Светлана, когда в Казанскую консерваторию поступила, написала Веронике Борисовне о себе, о своем учителе Альберте Семеновиче Лемане. И Вероника Борисовна ответила, большое письмо написала, привет Альберту Семеновичу велела передать. Света рассказала Альберту Семеновичу о письме, а он смеется: «Она еще твоими произведениями будет дирижировать». И что вы думаете? Как в воду глядел. В 1971 году в Москве, в Доме композиторов, устроили концерт из сочинений композиторов-женщин из разных городов и республик.  Дирижировать пригласили тоже женщину – Веронику Дударову. И продирижировала Вероника Борисовна «Башкирской сюитой» Светланы Шагиахметовой. Вот оно как бывает!

  Оставим пока Светлану в покое – пусть готовится к поездке в Казань. Поговорим об ее первом учителе композиции Николае Яковлевиче Инякине.

                Николай Яковлевич Инякин

     Жил в деревеньке Лопатино простой деревенский мальчик Колька Инякин. В 12 лет Колька ослеп: баловался с порохом неразумный мальчишка. Привезли его родители в Уфу и отдали в музыкальное училище на баян (тогда на народное отделение можно было поступать без музыкального образования). Училась с ним на одном курсе девочка Римма Булле. Ее мать – пианистка Аустра Мартыновна Зейдман – прониклась сочувствием к слепому, полуголодному мальчику и взяла его в свою семью. Он звал ее мамой.

   Закончил Николай училище. Поступил в Казанскую консерваторию на теоретико-композиторский факультет в класс А. С. Лемана. Семья Зейхман, эвакуированная на время войны в Уфу, вернулась в родную Ригу. Аустра Мартыновна забрала Николая из Казани и перевела его в Рижскую консерваторию. После окончания консерватории Николая Яковлевича распределили в Уфу. Он преподавал баян, композицию, много сочинял (симфонические произведения, концерты и обработки для баяна, пьесы для фортепиано, песни, романсы), был принят в Союз композиторов. Женился на студентке мединститута Мирре Алексеевне – племяннице известного в Башкирии нефтяника Кувыкина (в Уфе его именем названа улица). Мирра Алексеевна провожала мужа в училище, встречала его после работы. Света Шагиахметова крепко сдружилась с Николаем Яковлевичем. Хорошим он был человеком, доброжелательным, с чувством юмора. Умер в сорок два года. Как быстро сгорел человек!

   А Аустра Мартыновна дожила до глубокой старости. Однажды ее навестила ученица, приехавшая в Ригу. Гостья была поражена: перед ней стояла скрюченная полиартритом старая дама. На прощание бывшая пианистка вышла в садик, зубами отгрызла прекрасную розу и подарила ученице на память…

               

                Казанская консерватория

   Закончила Света училище. Решила ехать в Казань. Да не тут-то было. Надо вам сказать, что дипломы выпускникам на руки не выдавали – еще, чего доброго, не поедут по распределению. Долго пришлось выбивать диплом.  Новая беда: нет билетов на самолет. Мама, как всегда «подставила плечо» – добыла билет на грузовой самолет.

   И вот наша путешественница, измученная, серо-зеленая, покачивающаяся на ослабевших ногах, достигла Казани. Опять неудача: вступительные экзамены уже шли полным ходом. Экзамен по композиции абитуриенты сдали, готовились к экзамену по гармонии. Потолкалась Светлана среди поступающих, послушала разговоры о неведомой энгармонической модуляции, подумала «Поеду-ка я назад в Уфу», и тут ее пригласили к ректору. Ректор – фигура! – известный композитор Назиб Гаязович Жиганов. Прослушал Жиганов  приезжую, взялся за телефонную трубку, сделал несколько звонков. Собралась в его кабинете комиссия. Вновь оробевшей девчушке пришлось играть свои сочинения. Комиссия решила: девочка способная, но теоретических знаний не хватает, композицией занималась всего год – этого недостаточно. Предложили поступить в Казанское музыкальное училище на 4-ый курс теоретического отделения. А потом – добро пожаловать в консерваторию. Вот радость!

   Света поступила в училище. Посмотрела расписание: так, есть возможность посещать одновременно и 3-ий курс. Трудовая жизнь закипела. Подъем в 5 часов утра. С 6-ти часов занятия в свободных классах. Уроки на 4-м курсе. Уроки на 3-м курсе. Бегом в консерваторию на композицию к Леману. Назад в училище – самостоятельные занятия до 11-ти часов вечера. Требования высокие. На уроках фортепиано бывшая «фортепианная халтурщица» столкнулась со сверхзадачами: 1-ый концерт Бетховена, «Юмореска» Чайковского, фортепианное переложение романса «Ночь» Рубинштейна,  прелюдия и фуга c-moll Баха из «Хорошо темперированного клавира». Ого-го! Все это нужно одолеть почти неиграющей студентке. Да еще и Леман «поддает жару»: поиграй то-то и то-то, чтобы в сочинении было от чего оттолкнуться. Взыграла у начинающей композиторши русско-татарская кровушка. Правду говорят, что смешение кровей силу дает небывалую. Вот ведь приехала в чужой город, оторвалась от родного дома, сама из себя худенькая – в чем только душа держится! – а выдюжила, не сломилась. С утра до вечера – занятия, занятия, в выходные – концерты заезжих знаменитостей: Нейгауза, Рихтера, Растроповича, Баршая, Штоколова; потом  встречи студентов с концертантами.

    Учителя в консерватории – высший класс! Н. Г. Жиганов – оркестровка, А. С. Леман – композиция. Проводить уроки полифонии прилетал из Москвы Г. И. Литинский. Класс дирижирования вел ленинградский  дирижер И. Э. Шерман.

   Сочинительство к тому же – это вам не фунт изюму. Кроме творческого процесса есть еще и другая сторона: все сочиненное ведь записать надобно. Если симфоническое произведение, то будь добр, нотку за ноткой всю партитуру распиши. Благо нотные тетради уже продавались, не надо было расчерчивать линеечки.

   Ну и общественные нагрузки – куда без них! В период «ухрущения строптивых»  (оттепель канула в Лету) студентам поручали проверять репертуар, исполняемый в кафе, ресторанах, на студенческих вечерах. Наша героиня умудрилась получить задание на инспекцию Авиационного института. Надо сказать, что  попасть на вечер в КАИ мечтала вся казанская молодежь – так было интересно. Светлана пришла на вечер современных танцев – прокручивали записи наимоднейших стилей: буги-вуги, рок-н-ролл. Дежурный у входа как увидел «документ», так заорал во всю глотку: «Володька! Крути одни вальсы!». Но Володька видимо оглох и не послушался. Вечер прошел на высоком уровне…

   Вот и пролетели как один миг годы учения в консерватории. На госэкзамен молодой композитор Светлана Шагиахметова представила «Башкирскую сюиту» для большого симфонического оркестра.

                ***

    Пока Светлана, усталая и окрыленная, едет домой, мы поговорим о человеке, давшем ей «путевку в жизнь» – Альберте Семеновиче Лемане.

                Альберт Семенович Леман.

   Альберт Леман – автор пяти симфоний, «Татарской рапсодии» для симфонического оркестра, ораторий «Атланты», «Ленин»,  концертов (Скрипичный концерт удостоен Сталинской премии).   произведений для фортепиано.

     Уроки Альберта Семеновича с полным правом можно назвать не только учебными занятиями высочайшего класса, но и школой эстетического и морального воспитания.

    На обычное занятие по композиции собирался весь его класс – человек 10-12. Каждый показывал свое сочинение, начиналось совместное горячее обсуждение. Учитель делал меткие замечания, иногда садился за рояль и показывал свой вариант какого-нибудь мелодического хода, гармонического оборота. Не навязывая своего решения, умел разбередить фантазию, подтолкнуть к поиску.

   Иногда весь урок был посвящен разбору одного произведения – симфоний Бетховена, Чайковского, Шостаковича. Леман, прекрасный пианист, играл, анализировал интонационные связи, драматургию симфонии. Его речь, полная остроумия, неожиданных аналогий, подчас логически перетекала в область театра, литературы, геологии, в мир растений. На эти уроки собиралась половина консерватории. Студенты и преподаватели со всех факультетов внимали блестящим импровизациям маститого маэстро.

   Студенты старались посещать и его уроки в классе специального фортепиано. Леман настолько тонко и глубоко умел проникнуть в художественный замысел композитора, так ярко и доступно показать и объяснить все нюансы музыкального текста, что разучиваемая вещь казалась слушателям новым, незнакомым континентом, полным такой внутренней экспрессии, что захватывало дух.

   Как только в руки Альберта Семеновича попадала новая пластинка, он тут же собирал своих учеников у себя дома, и они слушали музыку, комментарии учителя. Его жена – певица Елена Александровна Абросимова – подкармливала студентов: то сухариками угостит, то уведет очередного счастливчика на кухню и покормит уже основательно.

    Талантливый человек талантлив во всем. Альберт Семенович, увлекавшийся  с детства радиотехникой, сотворил из своего скромного моно-проигрывателя стереосистему, подключив к нему радиоприемники и развесив их по углам комнаты. Звучала музыка, и было ощущение, что сидишь в концертном зале. Это сейчас никого не удивить домашними кинотеатрами, а тогда объемное звучание было внове, даже стерео-проигрывателей еще не было, по крайней мере в Казани.

   Света, когда училась в Казанском музыкальном училище, и гордилась, что только она одна  учится у Лемана, и пыхтела от непомерных нагрузок, и хлебала полными пригоршнями интеллигентно завуалированные колкости строгого наставника. «Написала пьесу?» – робкий ответ: «Написала…» – «Как она называется?» – смущенно: «В лодке…» – «Ах, в лодке!». Вот и все – ничего резкого, но начинающая композиторша уничтожена. Леман не любил «сладкой музыки», всяких ахов, охов, вздохов.

   Надо сказать, что освоение современного музыкального языка дело трудное. Проходят века, пока новый язык станет понятен и приятен для слуха, чрезвычайно консервативно цепляющегося за привычную музыкальную символику. Вспомните хотя бы вековое забвение баховского  наследия. Прокофьев более полувека воспринимался как «диссонантный анархист» от музыки. То же касается и Шостаковича, и многих других выдающихся композиторов-новаторов. Начинающие композиторы обязаны идти в ногу со временем, следить за развитием музыкального искусства, понимать его, ценить находки. Развитие их вкуса во многом зависит от учителя. Леман умел повести за собой своих учеников, расширить горизонты, увлечь в неожиданный, незнакомый, чудной и чудный мир музыки XX века.

                ***