КОЛОБОК
Жил-был Колобок. Румяный, пригожий, только из печки, с хрустящей корочкой. Такой аппетитный, что есть бы самому и никому не давать. Но дед с бабкой были старенькие, колобки им нравились, они их регулярно пекли, а ели больше соседских. Специально вечером выйдут вроде как прогуляться на улицу, послушать переливы гармониста, охмурявшего окрестных девчат виртуозным владением пальцами, возбуждающе бегающих по кнопкам и лихими кудрями, выбивавшимися из-под бейсболки, а сами улучат момент – и хвать загребущими руками что плохо лежит… Своих же – ни-ни... Мало ли, наступят трудные года или мировой кризис, будет чем поживиться. Скопилось колобков уже на подоконнике видимо-невидимо – трое уже, а было еще больше, да выбрасывали периодически за ненадобностью. Один только мусорного ведра избежал. Ветром подуло, он и скатился – аккурат на улицу. Того колобка постигла счастливая участь – мальчишки его подобрали, с тех пор все в футбол с ним играют. Или им – какая разница. Главное, что он время от времени приносит радость то одним, и тогда они оглашают всю округу истошным воплем «Гола нет – штанга!», то другим… А в остальное время с него сдувают пылинки. И хранят в сухом, защищенном от солнца месте. Колобки, это всем известно, солнца боятся. От солнечных лучей у них сохнет кожа, которую кто-то еще называет корочкой, а специальной косметики для нее не придумано…
Оставшиеся колобки страшно завидовали своему собрату. Правда, увидеть, как у него все получается с мальчишками, не удавалось, зато время от времени до окон доносились крики с футбольного поля, которые вообще-то посторонним ушам слышать не рекомендуется – от таких криков они легко могут завять. К счастью, у колобков ушек не было, а глазки были. И когда они слышали эти вести с футбольных полей, где весело скакал их бывший товарищ, редко у какого колобка не текла из краешка глаза слезинка. «Хоть бы нас поскорее съели», – думали они в этот момент. Но вредные дед с бабкой возвращались домой с очередным украденным с чужого подоконника колобком, наскоро им закусывали, сметали в ладошки оставшиеся на столе крошки, которые тоже отправляли в рот, пока никто не увидел – и спать. Спать они любили. И спали сном праведников – как все нормальные люди, сроду не воровавшие колобков по чужим окошкам.
А тут этот – молодой, рьяный. Лежит, запахом свежеиспеченного хлеба дразнит...
– Погоди, погоди, – заворчали старые колобки. – К завтраму из тебя весь запах выветрится, послезавтра пропахнешь дворняжками, которые под нашими окнами шастают, а через неделю даже бомжам на вокзале будешь не нужен – у них таких зубов уже лет сто нет, чтобы тебя угрызть…
– Я не хочу с бомжами, – печалился молодой, – я хочу к нормальным людям. Ведь я специально задуман для того, чтобы приносить кому-то радость…
– Тебя к бомжам никто и не пустит, – не унимались старики. – Долежишься здесь до зеленых пятен на боку и плесени на макушке, тогда тебе дорога одна – в мусорное ведро, а оттуда на помойку… Таких уж знаешь, сколько отсюда унесли… О-о-о-о…
Молодой было совсем расстроился, а потом вдруг оживился и радостно заявляет:
– Хочу сбежать отсюда. Вы должны мне помочь…
– С какой стати? – возмутились старые колобки. – Мы черствеем, и ты давай с нами – за компанию.
– То есть как с какой стати? – удивился молодой. – Была вам охота получать от меня сплошные неудобства. У меня же еще мякиш горячий внутри, я только и буду говорить о жаркой печке и ласковых руках, достававших меня с противня. Оно вам надо?
– А про погоду? Про то, что к дождю все внутри ломить станет? – удивились старики.
– Не мое, – решительно объявил молодой.
– Тогда кыш отсюда, – обиделись старики. – Нам тут смутьянов не надо. Мы сами смутьяны. Были когда-то…
И правда, поднатужились, потянул-потянули, но сами-то так и не смогли столкнуть. Хорошо смазливая мышка бежала, хвостиком махнула, он вслед за этим хвостиком как-то сам с окошка свалился да по наклонной плоскости тротуара покатился…
Мышка, зараза, даже в его сторону не обернулась, за угол свернула, и к соседскому сибирскому коту посеменила. Он ее давно ждал.
А колобок, парень прямой, доверчивый, дальше катится. Неизвестно, куда бы его наклонная плоскость привела, да уперся своим упрямым лбом аккурат в пенек – не объехать, не обойти, молчит, не знает что делать. Вдруг слышит из-за пенька испуганный голос:
– Кто здесь?!
Колобок поднял глаза – никого.
– А здесь кто? – он в свою очередь спрашивает.
– Меня здесь нет, – отвечают из-за пенька.
– А где же ты тогда? – удивился колобок.
– Не знаю, – удивились с той стороны.
– Если ты не там, то должен быть где-то здесь, – рассудительно возразил колобок. – Нельзя же быть ни там, ни сям…
– Это тебе нельзя, а мне можно. Потому что ты вообще неизвестно откуда взялся, а я тут уже всю жизнь сижу, трясусь…
– Над чем трясешься? – удивился колобок. – Я молодой еще, чего-то не понимаю…
– Не над чем, а от чего. Страшно мне, понимаешь. Меня и зовут Зайчище-трусище…
– А ты на трусы еще что-нибудь надень, тебя и не будут так звать.
– Зайцам вообще трусы не положены, – разозлился Ни там – ни сям. – Я трусище, потому что мне страшно. И все об этом знают.
– Чего же ты боишься?
– Всего. А разве ты не боишься?
– Я недавно на этом свете, может еще не все знаю. А чего надо бояться?
– Прежде всего жить. Знаешь, как это страшно, на каждом шагу тебя могут обмануть, окрутить, охмурить, заполучить в сети, подвести под венец, охомутать кучей зайчишек, наконец, просто съесть… Ты разве не боишься быть съеденным?
– Не боюсь. Я и появился на земле примерно для этого. Хотя, конечно, теперь хочется и мир повидать. Интересно у вас тут все, мыши на котов засматриваются, зайцы, вместо того, чтобы барабанить на всю округу, за пнями прячутся… А давай-ка и я совершу что-нибудь необычное. Возьму-ка тебя, и съем.
– Ну, знаешь… – Зайчище-трусище даже стал задыхаться от возмущения. – Я перед тобой душу открыл, а ты вон какой, оказывается… А ну, катись отсюда!
И как дал колобку хорошего пинка! А тому только этого и надо. Ему больше ничего не мешает по дороге, он катится себе и катится дальше, во все стороны посматривает – интересно же в первый раз на белый свет глядеть…
Вдруг слышит:
– А ну, стой, куда прешь?!
И на пути его нарисовалась неуклюжая мохнатая лапа. Настолько неуклюжая, что колобок сразу понял – это Медведище – всех дорог сторожище.
– А что, я что-то нарушил? – неожиданно пошел лебезить он. – Катился по дорожке, куда прямая вывезет, на встречную не вылезал, где не надо даже писать не останавливался, мне и писать-то нечем – обыщи, если не веришь…
– Больно надо пиписки у всех проезжих осматривать, – возмутился Медвежище – всех дорог сторожище. – Ты лучше карманы покажи, мне это интересней.
– Так нет карманов, не напекли дед с бабкой, – расстроился Колобок.
– Что ж ты, без карманов в дальнюю дорогу отправился? – удивился Медвежище – всех дорог сторожище. – Не понимаешь, что ли, что не один на этом свете живешь? Делиться надо!!! Мне тоже от тебя чего-нибудь хочется…
– Ну не знаю, – запечалился колобок. – Ну хочешь, откуси от меня кусочек, но только сбоку, чтобы незаметно…
– Эх, понапекут вас, недоделанных, – разозлился Медвежище – всех дорог сторожище. И как поддаст под зад лапой! Колобок и покатился еще дальше…
Катился-катился, да вдруг сам остановился… Словно почувствовал что-то. И действительно, выходит из лесу Лисица – вся такая хитрить мастерица.
– А чьи это такие пыльные глазки? – облизнулась она. – А чья это такая ненадкушенная попка, пухлые бочка, кругленький животик?..
Что-то колобка это насторожило. Но ненадолго. Уж больно привлекательно рыжий хвост туда-сюда ходил. Он вдруг с удивлением почувствовал, как мякиш внутри в сухарь стал превращаться…
– Что это со мной? – испугался он. – Эх, надо было Зайца-то слушать. Поосторожней быть.
Лисица – вся такая хитрить мастерица голову набок склонила и томно посмотрела на колобка.
– Или не надо, – размяк он, оставаясь черствым внутри. – Есть ведь в этой чертовке нечто эдакое…
Лисица – вся такая хитрить мастерица алчно сглотнула и протянула к колобку лапы:
– Подкатись поближе, мой кругленький…
Колобок закатил глазки и покатился…
И неизвестно, куда бы он еще прикатился, да тут сказке конец. Охотники неожиданно прибежали, лису на воротник, а колобка – в хлебный магазин, пока не зачерствел совсем. Если вчера за ужином свежекупленный колобок показался вам суховатым, то это он и есть. Очень сох наш колобок под витринным стеклом, вспоминая о своей лисице…