Базилевс.
На горном плато Бермамыта,
Где скалы одетые в снег,
Маяча лицом неумытым,
Суровый сидит Кыдыр-бек.
А где-то в подвале сарая,
В наследном ауле его,
Томятся, судьбу проклиная,
Рабыни, их трое всего.
Сидят на цепи три девицы,
Верней, не девицы уже,
Одеты в унылые лица,
А прочее всё, - неглиже.
Чего же не весел, хозяин?
Винтовка, папаха без дыр,
Аул до конца не развален…
Чего не хватает, Кыдыр?
А где-то у гор Гиндукуша,
Откуда простёрся Афган,
Жуя прошлогоднюю грушу,
Суровый сидит Бен-Хасан.
В пещере его Тора-Боры,
Укрыты от вражеских глаз,
Сидят не бандиты, не воры,
А гурии, - восемь зараз.
В прозрачных шелках и хиджабах,
В цепочках на тонких ногах,
Поскольку оковы на бабах
Одобрил великий Аллах.
Гарема покой не нарушен,
Священен хозяина сан…
Быть может, невкусная груша?
Чего ж ты невесел, Хасан?
А там, за большим океаном,
На ложе из гибких лиан,
Скрипя неизмеренным станом,
Суровый лежит Дон-Хуан,
Керейро-Берейро-Морале,
Хереро-Береро-Бугор,
Которого в нашем централе
Знавали по кличке «Егор».
Не страшен под пальмовой крышей
Ему никакой Интерпол.
А пузо, - всех прочих повыше,
Как мяч, - хоть играйте в футбол.
Поют попугаи на ветках,
Хереровский слух веселят,
А рядом в бамбуковых клетках
Шестнадцать невольниц сидят.
Трепещут их юные души,
На спинах следы от бича,
Молчат, чтоб покой не нарушить
Хозяина и палача.
И трудятся наркокурьеры,
Задействовав множество стран,
На пользу Керейро-Берейры,
Чего ж ты грустишь, Дон-Хуан?
Так что же случилось такое?
И вот он, разведки доклад:
Всех рабовладельцев покоя
Лишил появившийся гад
По имени Вася Уродов.
Да чем же он так знаменит?
А тем, что у Васи в подвале
Пять тысяч невольниц сидит.
Блондинки, шатенки, брюнетки,
А даже и лысые есть.
И скромные есть, и нимфетки,
Ну, а уж минеток не счесть.
Кто в клетке сидит, кто в колодке,
Кто связанной в жутких узлах,
Кто голой, а есть и красотки,
Разряженные в пух и в прах.
В ошейниках, в стали, в резине,
В цепях, и ручных и ножных,
В оковах, несъёмных отныне,
И даже в ремнях упряжных.
Не счесть, всех, кто здесь обитает,
И Вася, невольниц любя,
Не Васей, уже ощущает, -
Крутым Василевсом себя.
Ему, Василевс-Базилевсу,
Подвластна подлунная твердь.
А что? Затвердевшему месту
Найдётся, во что упереть.
При наших-то тесных квартирах
Упрёшься не там, где хотел…
А, впрочем, ведь речь о Кыдырах,
Которых Уродов уел.
Завяли Кыдыры, Хуаны,
Хасаны и прочий народ.
Сидят они, завистью пьяны,
Стоптал их Уродов, урод!
Зациклились рабовладельцы
На ценностях средних веков.
Компьютерные неумельцы,
А Вася совсем не таков.
Да разве втолкуешь Хасанам,
Что зависть их просто смешна?
Что сплошь, виртуальным обманом
Наполнена наша страна?
Что только дебильный не знает:
Эдемский Уродовский сад
Свободно винчестер вмещает
На сто шестьдесят гигабайт?
А я, всё работой завален,
Но сильно свободу люблю.
Я всё ещё не виртуален
И скоро кого-то убью.
Коль я доживу до свободы,
(На пенсию выйду когда),
До вас доберусь я, уроды,
Уж вы трепещите тогда!
Пойду я «на Вы», зарубите
Себе на носу, иль на чём.
Срублю я на том Бермамыте
Кыдыра булатным мечом.
А в знойной пустыне Афгана,
Свою исполняя мечту,
Проткну я копьём Бен-Хасана
Сквозь прелую грушу во рту.
А в джунглях далёких Синая
Гиены поют: - ю-ю-ю!
Они-то заранее знают,
Что я Дон-Хуана убью.
Не стоит он стали, невинной
Ни в чьей благородной крови.
Его пришибу я дубиной,
Пусть лопнет, как все пузыри.
И пленниц пущу я на волю,
Душа возликует, когда
Их всех приведу за собою
На праздник Весны и Труда.
Вот именно, знаете сами,
Не нужно менял и линял,
А нужно чтоб кто-то трудами
Для пенсии фонд наполнял.
А вслед за свободой народов
Продолжу тот путь, что в груди.
-Попался, Василий Уродов?
Твоя череда, выходи!
Видали таких Базилевсов,
Видали ещё не таких.
С каких же начнём разновесов?
По кумполу, или под дых?
Кувалдой Же-Форса я сплющу,
А Пентиум-3 топором,
И выпущу пыльную душу
Хитачи с прогнившим нутром.
Припомню, забытый как вестерн,
Зубами удар о приклад
И вырву из Васи винчестер
На сто шестьдесят гигабайт.
Ну что, посинел, супер-пупер?
Пощады уже запросил?
Чего ж ты засёкся, компьютер?
Не бойся, ведь я пошутил.