Баба Шура

Александр Скрыпник
   
      Б а б а  Ш у р а



Последние дни бабу Шуру преследовало неодолимое желание сходить к морю – побродить по пене прибоя, чаек увидеть.  Да, конечно, она жила в курортном городке, и все здесь напоминало о близости «большой воды» - и глухой рокот шторма по ночам, и унылое причитание крымских  муэдзинов  с мечетей, и пахнущие йодом купальники постояльцев… Но у моря баба Шура не была уже лет десять. Почему? Да по той же причине, наверное, почему столичные жители десятилетиями не бывают в музеях или в театрах. К тому ж возраст… сердце, все грозящее  своей недостаточностью… Врачи решительно не рекомендовали, в конце-концов.
 Так и жила баба Шура, вертясь в привычной круговерти – встречай одних постояльцев, затем стирай-убирай, поджидая следующих… Ближайший  рынок, хлеб симферопольский посвежее, персики местные подешевле, и – самое главное – на почту, отослать деньги внучке, Танечке… а иначе зачем это все?
Отдыхающие у бабы Шуры были одни и те же из года в год – предмет ее тайной гордости.  Хозяева, живущие поблизости,  вылавливали неопытных  постояльцев на вокзалах, вывешивали объявления, и все поругивали старорежимную соседку: «Баба Шура! Вы со своими довоенными ценами за постой всю клиентуру нам распугаете!».  Но та улыбалась в ответ одними глазами, и снова спешила на близкий вокзал встречать очередных своих  постоянных постояльцев. «Ну зачем, баб Шур! Что мы – дорогу не знаем? Мы бы сами…» А она гордо семенила впереди, как курица, ведущая цыплят – в неизменном старом, крупной вязки свитере, с  сединой, неподдающейся окраске, в  курортных лиловых шлепанцах.
Она старалась не мозолить лишний раз глаза  отдыхающим, но радовалась, когда к ней обращались – то о короткой дороге к морю расспросить, то о погоде «до нашего приезда», то о солонке, наконец. Особенно же расцветала  баба Шура, когда ее спрашивали о внучке: и выцветшие глаза ее становились темными, и спина распрямлялась, когда неизменно тихим голосом своим говорила она о  красавице-внучке…  Хотя не видела ее уже несколько лет. Иногда , звоня по телефону и благодаря за денежный перевод, Таня рассеянно обещала заглянуть как-нибудь к Новому году… Но проходил сезон, начинались унылые дожди, а там и тоскливый Новый год накатывал – баба Шура одна днями сидела у окна, не закрывая двери в квартиру: что случись, хоть соседи врача вызовут…
Но вот, солнечным утром  в конце августа, раздался тот звонок, от которого забилось голубем сердце в грудной клетке бабы Шуры – Танечка твердо пообещала приехать через неделю. С женихом. Положив трубку телефона, баба Шура беззвучно поплакала, глядя на выгоревшие обои, но затем спохватилась – что ж я сижу-то! – и бросилась ликвидировать беспорядок, оставшийся после последних постояльцев… но все валилось из рук, дрожали пальцы,  пришлось осторожно опуститься на диван, пытаясь успокоиться.  Ах, да!  Остались последние, сентябрьские отдыхающие, надо бы им позвонить, извиниться, попросить, чтобы не приезжали в этот раз.
 Бабе Шуре повезло, хозяин оказался дома, и баба Шура извиняющимся голосом, тише обычного, попросила отменить намечавшейся к ней приезд.  Хозяин  о чем-то сердито спрашивал, громко говорил что-то, но у бабы Шуры шумело в ушах, и она только счастливо кивала в ответ.
 На улицу баба Шура выскочила купить мяса на рынке. Воздух был каким-то тягучим, обжигал даже, так что она задохнулась.  Вспомнилось, что постоялец кричал в трубку, что сменит хозяйку – ах, как нехорошо получилось!
Внезапно мир вокруг бабы Шуры начал переворачиваться. Она попыталась ухватиться слабеющей рукой за низкие ветки ореха, но  пальцы соскользнули  и мир опрокинулся навзничь.
Последнее, что увидела баба Шура – белая-белая чайка в прозрачной лазури неба.