Автор приносит извинения за случайные совпадения.
Все имена и события вымышлены,
а любые совпадения случайны.
Руслан сидел за столиком в своем купе и флегматично глядел в окно. Утреннее солнце весело разбросало свои золотистые лучи, вливаясь в душу тихим и радостным спокойствием. Вагон был полупустой, в это время обычно народу в поездах бывает немного, и от этой немноголюдности он казался очень уютным. Андрон еще спал на верхней полке, мужичок на боковой полке уже с утра принял сто грамм водки и молча смотрел в окно, а напротив Руслана сидел седой мужчина с загоревшим лицом и читал книгу. Руслан взглянул на мужчину и снова повернулся к окну. За окном проплывали леса, быстро навстречу выскакивали столбы, обгоняя деревья стоящие поодаль.
– Всегда беру с собой книгу, но в дороге обычно не читается,- сказал мужчина, обращаясь к Руслану.
– Я вот тоже люблю смотреть в окно, когда еду в поезде, - продолжал мужчина. – Все меняется за окном, все движется: то, что ближе – быстрее, что дальше – медленнее. В жизни так же бывает: что-то пролетает быстро и разглядеть его не успеешь, а что-то движется плавно, развивается, меняется постепенно… Все движется: и лес, и озеро, и деревья… И только одно…
Он замолчал. Последние слова он говорил, больше размышляя вслух сам с собой, нежели обращаясь к кому-то. Он посидел минуту в задумчивости, потом встрепенулся и довольно живо спросил:
– Тебя как зовут?
– Руслан.
– А меня Сергей Петрович. В гости?
– Нет, домой. К тетке моей ездили с другом, а теперь возвращаемся, - сказал Руслан лениво. Говорить ему не очень-то хотелось, но делать тоже было нечего.
– Понятно. А я у дочки гостил. Два года ее не видел, все им некогда с мужем. Вот и не дождался я - дай, думаю, сам поеду.
В это время с верхней полки показалось помятое лицо Андрона. Он что-то пробурчал себе под нос, слез с полки, взял полотенце и пошел умываться.
– Друг твой?
– Да.
– Как друга зовут?
– Андрей.
– Давно дружите?
– С детства.
С Андроном они дружили давно. Андрон на улице был в почете, все на улице его уважали, и Руслану было с ним интересно, он чувствовал себя с ним увереннее. Конечно, не все в Андроне, да и вообще на улице, ему нравилось. Не нравилось ему грубое отношение пацанов к людям, особенно, к пожилым. Он вырос в семье, где все уважали друг друга, где слово старших ценилось, а старшие почти никогда не кричали на детей. Вообще он не любил пошлости и грубости, но остаться одному, без друзей, без уважения на улице, ему не хотелось еще больше, и поэтому приходилось это терпеть.
За разговором с Сергеем Петровичем прошло полчаса, а Андрон все не появлялся. Наконец он вошел в купе и сказал Руслану:
– Ты же Эдика, Замалея – младшего, знаешь? Он едет в соседнем купе с братаном своим. Братан у него с зоны возвращается, а Эдик встречал его, сейчас вместе домой едут. Айда похаваем быстро и к ним пойдем.
Они наскоро перекусили и пошли в купе к Замалею. Братья были в купе одни. Эдик гордился тем, что брат его мотал срок на зоне, и на улице пацаны с ним считались, называя его Замалеем-младшим. Замалей–старший рассказывал захватывающие истории из своей тюремной жизни, и постепенно вырисовывался образ бесстрашного героя, который никого не боялся и был большим авторитетом на зоне. Сидеть рядом с ним в таком тесном кругу было почетно для пацанов. Замалей-старший отправил братишку к проводнику, и через десять минут на столе в купе стояла бутылка водки. Они выпили за возвращение Замалея-старшего и за знакомство… Сходили еще за одной бутылкой. То ли от духоты в вагоне, то ли от качки, Руслан быстро опьянел, ему стало плохо. Он встал и пошел в туалет. Ноги его не слушались, они были словно набиты ватой, как у плюшевого мишки, которого в детстве Руслан часто пытался поставить, а тот всегда стоял еле-еле, неестественно подогнув коленки. В туалете его стало сильно рвать… Кое-как, с помощью Андрона и Эдика, он дошел до своего купе, его уложили спать. Он тут же забылся тяжелым сном…
Проснулся он уже в шесть часов вечера. Руслан чувствовал себя скверно. В соседнем купе что-то шумно обсуждали братья и Андрон. Ему было стыдно, что он так быстро сломался, но пойти к ним он не мог. На боковой полке сидел мужичок, на его столике стояла бутылка водки. Вид водки вызвал у Руслана отвращение и его опять начало мутить. Сергей Петрович молча вышел из купе, вскоре он появился со стаканом крепкого горячего чая.
– На, выпей чайку. Плохо? – по-отечески спросил Сергей Петрович.
Руслан молча кивнул головой.
– Зря ты это. Не для тебя эта жизнь. Пропадешь ни за что, - сказал Сергей Петрович таким простым и добрым тоном, что Руслану опять стало стыдно, только теперь не за то, что он сломался, а за то, что он напился, за то, что, наверное, это было мерзкое зрелище, когда его привели сюда и за то, что все это видел этот пожилой, так хорошо к нему отнесшийся, человек. К чувству стыда вдруг примешалось чувство отчаяния оттого, что он вынужден часто делать то, что ему делать не хочется, что он так зависим от мнения своих друзей и делает то, что действительно отвратительно. Что-то внутри неприятно заворочалось. Они оба молчали. Мужичок, пропустив очередной стакан, достал сигареты из кармана и пошел в тамбур.
– Я в жизни много людей встречал: плохих и хороших, злых и добрых. А сколько я видел преступников! Они тоже разные бывают. Разговариваешь с преступником, а он вроде все понимает и человек хороший, а как посмотришь, что он натворил, сколько горя людям принес – страшно становится. Думаешь: что же было в его голове, в его сердце, когда он совершал это преступление. Вот я с одним зэком разговариваю, а он мне говорит: «Мать - это святое. Кто мать не любит, тот не человек». Я у него и спрашиваю: « Ты мне тут о любви к матери толкуешь. Хорошо! Ты в последний раз что с парнем сделал? Его мать ума лишилась, узнав о твоей проделке. Ты об этом не подумал? А свою мать ты как любишь, ну-ка расскажи нам? Она у тебя ведь старая уже? Сколько ей? Семьдесят шесть? Семьдесят шесть – я знаю. И почему ты сейчас не с ней? От большой любви? Я ведь и знаю, что ты у нее единственный ребенок. Небось глаза все выплакала, тебя дожидаясь. Так кто ты? Человек? Может, скажешь мне, мы ведь с тобой давно знакомы». Молчит. Не говорит ничего. Он второй срок сидит уже, и второй – за убийство.
Руслан вспомнил свою мать. В прошлом году, когда они с Андроном отняли деньги у «очкарика» и его родители пожаловались ей, то для нее это было огромным потрясением: она ругалась, взывала к его совести и, в конце концов, расплакалась. Лучше бы она его побила в тот момент, но она плакала, опустив голову и беспомощно сложив руки на коленях. Руслан не мог этого перенести: он просил у нее прощения, обещал, что никогда больше так не будет и он действительно в это верил. Когда они с Андроном и пацанами встретили «очкарика» на следующий день в школе, то гнали его пинками по всему коридору. Руслану не хотелось трогать хилого одноклассника, но когда «очкарик» пробегал мимо, пацаны закричали, чтоб Руслан его пнул и он, чтоб не упасть в глазах друзей, проводил пробегающего крепким пинком. Все оценили его «высококлассный» удар. Он даже почувствовал себя героем. Теперь, когда он вспомнил этот эпизод и разговор с матерью, ему стало противно. За свои пятнадцать лет так отвратительно он себя еще никогда не чувствовал. Чем Андрон лучше его мамы? Нет, чем мама хуже Андрона и пацанов? Ведь в ней ему почти все нравится, а с Андроном он часто внутренне не согласен. Почему он, Руслан, ее сын, стесняется ее и выбирает то, что ему не нравится в ущерб тому, что ему нравится, что близко ему с детства?
Сергей Петрович продолжал говорить, обращаясь к Руслану:
– Вот нас с детства учили: Бога нет; в школе учили, в институте. Это сейчас начинают говорить о Боге, дескать, вера, русские традиции и не надо о них забывать. Моя бабушка была верующая и говорила нам, что только благодаря Богу они выжили в 33-м году во время голода на Украине, рассказывала, что очень просили они Его. Думаю, для нее это было больше, чем традиция. Она сказывала нам, что обязательно придет Бог и у каждого спросит о том, что он сделал в жизни, к чему стремился и людям будет стыдно за свои дела и нанесенные обиды. Я верил и не верил. Вот и сейчас я размышляю: может быть это все сказки, придумали люди Его для утешения. А если нет? Жюль Верн писал свои рассказы про «Наутилус», а над ним смеялись как над мечтателем. Все знали, что по воздуху не летают, под водой корабли не плавают и Луна для человека недосягаема. А теперь любой мальчишка тебе скажет, что это правда, и современные атомные подводные лодки намного совершеннее «Наутилуса». Я вспоминаю многих людей, с которыми мне пришлось в жизни встретиться. Разные это люди были. А сколько горя они принесли окружающим, таким же, как и они, мечтающим жить, любить, радоваться своим близким! Что же они скажут, когда придет Бог? Что мы все скажем?
Он опять задумался. Пауза затянулась. Каждый думал о чем-то своем. Во второй раз по вагону стал проходить наряд милиции. Руслан нормально относился к милиции - никаких личных счетов у него с ними не было - но, следуя уличной традиции, выражался о «ментах» нелестно. Вдруг, почти уже пройдя купе, милиционер, идущий впереди, остановился, оглядев купе. Руслану стало немного не по себе. Лицо милиционера неожиданно просветлело и он воскликнул, обращаясь к Сергею Петровичу:
– Петрович!
– Саша?! Здравствуй! Ты что здесь делаешь?
– Да вот переехал, сейчас в «линейке» служу. А ты?
– Все, Саша, пора на покой! На пенсию уже как два года вышел.
– Сергей Петрович Громов, - представил Саша своего знакомого коллегам. – Легенда уголовного розыска. Преступников, от шантрапы до воров в законе знает, как свою семью. Не человек, а рентген – идеальная интуиция. Сразу человека видит. Я с ним пять лет работал…
– Ладно, ладно, остановись, чего это тебя понесло? И давно ты стал такой сентиментальный? Я еще жив, Саша, а эти речи обычно говорят при открытии памятников. Лучше скажи – как жена твоя поживает? Помню твою радость, когда ты женился. Дети-то есть?
Они еще минут десять поговорили о семье, о жизни, и Саша пошел со своим нарядом дальше, обещая, что через часок зайдет. После встречи со своим знакомым Сергей Петрович снова оживился. Вернулся мужичок, неся с собой еще одну бутылку водки. Тихо сел, открыл, налил в стакан и привычным жестом опрокинул в рот. Крякнул, посмотрел на Сергея Петровича и Руслана, слегка улыбнулся и вновь стал смотреть в окно. В это время из тамбура с шумом вывалились братья Замалеи и Андрон. Они о чем-то спорили пьяными голосами. Всей гурьбой они прошли мимо купе, в котором сидел Руслан, и направились в другой конец вагона. Подсев к девушке на боковой полке, «делегация» что-то говорила, шутила и смеялась. Девушка оказалась «неприступна», да и соседка ее, пожилая женщина, стала прогонять их в свое купе. Сказав что-то грубое и пошлое девушке и посмеявшись над «бабкой», они все-таки вышли и направились к проводнику. От него шумная компания возвращалась еще с одной бутылкой водки. Проходя мимо купе Руслана, Замалей-младший наступил мужичку на ногу и выругался, обозвав его бараном. Мужичок как – будто даже не заметил его, продолжая мирно смотреть в окно. Братья с Андроном сели в своем купе. Через минуту появился Андрон с палкой копченой колбасы:
– Руслик, кончай сидеть с этим отстоем, пойдем к нам. Ща выпьем и че-нибудь приколемся. Пошли.
Руслану после разговора с Сергеем Петровичем было так плохо, что ему даже не было стыдно отказаться.
– Ладно, я пошел, - произнес Андрон и, качаясь не столько от качки вагона, сколько от выпитой дозы, пошел к Замалеям.
«Отстой» никак не отреагировал на реплику Андрона, только мужичок бросил взгляд на обнаглевшего пацана и вновь повернулся к окну. Солнце уже спряталось за лес, но небо было голубое, светлое. Сергей Петрович постелил газету на стол и начал готовиться к ужину. Тут вновь появился Андрон и стал звать своего друга играть в карты, но Руслан наотрез отказался. Андрон исчез и через минуту появился с обоими братьями. Руслан продолжал отказываться. Вдруг взгляд Замалея-младшего упал на мужичка.
– Э, мужик! Пошли четвертым в козла!
Мужичок лениво покачал головой. Это был коренастый, невысокий брюнет с короткой стрижкой, со спокойным лицом, которое не выражало никаких эмоций. За весь день он выпил две бутылки водки, но было похоже, что она никак на него не действует. Он казался трезвым, его не качало, взгляд не был мутным. С самого начала поездки он только пил и молчал. Весь его вид говорил о том, что ему все надоело, и даже водку он пил как - будто по необходимости.
Спокойствие и невозмутимость мужичка стала раздражать Замалея-младшего.
– Э, мужик, а ты че отворачиваешься? Ты че, не хочешь с нами разговаривать? – в свою очередь начал заводиться Замалей-старший.
Сергей Петрович встал и пошел по коридору к купе проводника. Там он остановился и что-то сказал проводнику. Замалей-старший заметил разговор Сергея Петровича с проводником, и когда Сергей Петрович вернулся, он сквозь зубы произнес:
– Ты че, дед? Больше всех надо? Заботливый очень? Козел! – с этими словами он сел и, обернувшись к мужичку, сказал:
– А ты, быдло, так и будешь молчать или скажешь чего-нибудь?
– Сиди на заднице ровно, - вдруг произнес мужичок тихим голосом спокойно, но так твердо, что Замалей-старший осекся. Весь гвалт оборвался, и в купе повисла тишина, нарушаемая ритмичным стуком колес поезда. В спокойствии мужичка было что-то страшное. Руслан забыл про свое скверное состояние. У него возникло какое-то нехорошее предчувствие, как-будто должно произойти что-то такое, о чем всю жизнь будешь вспоминать с сожалением. Замалей-старший резко вскочил, но никто не успел опомниться, как он оказался на полу у столика купе, а между ним и мужичком стоял Сергей Петрович. Такие резкие действия «деда» были еще неожиданнее, чем слова мужичка. В это время в конце вагона появился наряд милиции. Все посмотрели на приближающихся милиционеров, не видели их только Замалей-старший и Руслан, которые были в купе у столика. Замалей-старший бешенным рывком поднялся и ударил Сергея Петровича в живот. Сергей Петрович как-то с голосом выдохнул, чуть присел и медленно начал опускаться на боковое сиденье. В руке у Замалея-старшего был нож Сергея Петровича, который он выложил на стол, подготавливаясь к ужину. Мужичок мгновенно поднялся со своего места и схватил за горло Замалея-старшего. Замалей-старший попытался двумя руками отвести руку мужичка, он с трудом на миг оторвал ее, и в это время взгляд его упал на наколку на руке мстителя. Замалей побледнел, а мужичок снова взял его за горло. Казалось, ничто так не напугало его – ни внезапное появление милиции, ни даже то, что его душили – как эта синеватая наколка на руке. На лбу у него появились капли пота, он больше не сопротивлялся. Милиционеры кое-как оторвали жертву от «душителя», а Саша уже суетился у сидевшего на полке Сергея Петровича:
– Как же так, Петрович? Столько лет… Петрович, через двадцать минут станция… сейчас мы вызовем, все будет нормально… Держись, Петрович.
– Ничего, Саша, ничего. Это не первый раз. Это уже было…
Руслан давно уже сидел около Сергея Петровича. Ему было жаль этого человека, который так по-человечески отнесся к нему, не назидая и поучая, как делают все взрослые, а делясь с ним на равных, так, как не говорил с ним даже Андрон. Милиционеры проверяли документы у всех находящихся в купе. Взяв какую-то бумажку у мужичка и прочитав ее, милиционер даже присвистнул:
– Сам Владимир Волков! Теперь есть чем гордиться: самого Серого за руки подержал… на свободе. Это то же самое, что акулу на удочку поймать.
– Много наслышан, - тихо сказал Сергей Петрович. – Вот, значит, и с Серым познакомились…
Замалей-старший стоял бледный и уже совсем трезвый.
– Зря, начальник, ты не дал мне придушить этого щенка, - сказал все тем же спокойным голосом Серый. – Он же теперь на зоне в почете будет за то, что мента порезал.
Он немного помолчал и добавил, обращаясь к Замалею:
– Ну, ничего. Я о тебе позабочусь – без мужской ласки не останешься.
Замалей-старший был на грани обморока. Серый был все такой же спокойный и невозмутимый, как и всю дорогу. Впервые он шел по делу как свидетель.
– Вот так, Петрович. Жизнь непредсказуема, - сказал Саша. – Встретились две легенды враждующих миров и защищали друг друга. Казалось, если бы знать, разделить на миры, то зачем менту защищать убийцу от убийцы, и зачем лезть в драку убийце с убийцей за мента, радоваться должен – мент ведь, да еще какой! Значит миры-то выдуманные, законы внутри них придуманные. Ты, Петрович заступился за мужика, которого обижали, а Серый – за деда, который вступился за него. Каждый рассудил по-человечески, без ложных идей: каждый заступился за обиженного, человек за человека. Выходит, мир один и в нем есть только обижающий и обиженный, независимо от того, кто он – преступник или мент.
– У тебя действительно хорошая жена? – тихо спросил Сергей Петрович у Саши и добавил. – Сократ считал, что жениться полезно: если жена будет хорошая, то мужчина будет счастливым, а если плохая, то будет философом. Ты что-то много философствовать стал…
Руслан вспомнил слова, сказанные недавно Сергеем Петровичем: «Что же они скажут, когда придет Бог?»
Поезд подъезжал к станции. За окном так же все двигалось, как и утром: столбы, леса, озера, и только одно небо оставалось неподвижным и вечным на фоне постоянно меняющейся картины…
Прошло десять лет. Многое изменилось с тех пор не только в личной жизни отдельных людей, но даже в жизни всей страны: изменились принципы, управление, цены. Руслан после поездки к тетке отошел от уличных дел. Слышал, что Замалею-старшему дали сравнительно небольшой срок, потому что мент выжил и просил смягчить ему наказание, но через три месяца он почему-то повесился ночью в туалете. Руслан отслужил в ВДВ и уже пять лет служит в ОМОН. Он очень хорошо знает свое дело, оружие у него всегда находится в образцовом состоянии, но среди коллег его называют «Вежливый» за его доброе отношение к людям. Все знают, что свое образцовое оружие он применяет только в крайнем случае, когда это действительно необходимо. Сейчас он в командировке в Чечне. Вот и вчера, когда убили Андрюху из окна дома, все ребята готовы были сравнять этот дом с землей. Он первый ворвался в дом, обезоружил стрелявшего, ударил его прикладом, отшвырнул бросившуюся к нему с воплями женщину, в запале занес над ней приклад и увидел маленькую, чумазую, забившуюся в угол девочку с большими от испуга, черными глазами. В сердце у него защемило: Андрюхи уже не было среди них, ребята разделывались с его убийцей, а по разные стороны от всего этого - Андрюхина мать и дочка этого чеченца… Он опустил автомат, повернулся молча и пошел, подумав выходя из двери: «Что же мы все скажем, когда придет Бог?»