(отрывок из романа "Время греха")
Женщина – лакмус, катализатор жизни и смерти. Во все века она – хранительница основ Дома, Семьи, вдохновительница мужчин на свершение тех поступков, которыми будет обеспечен и прославлен род человеческий. Она первая инстинктивно чувствует грядущие перемены и или сопротивляется им или, наоборот, первая стремится навстречу, стараясь укрепить, сохранить, приумножить, вернуть утраченное доселе. Искушение было слишком велико и первородный грех повторился, ибо она преступила границы разумного, за что последовало изгнание всех, пусть не из рая земного, а душевного, но этот путь все равно ведет в преисподнюю.
Сколько мы знаем женщин - русских святых? Княгини Ольга и Феврония, блаженные Ксения Петербургская и Матрона Московская… и… навскидку, не припомню больше. Сошлюсь на известного историка церкви Е.Е. Голубинского. Он пишет о 26 русских святых, известных до 18 века. Из них 15 княгинь и 3-4 княжны. Но едва ли подвижницы княжеского рода-племени отражали настроение большинства современных им женщин. Огромное количество древних источников говорит совершенно о другом – древнерусские женщины выставили усердных защитниц язычества – «баб-идомолиц» и «баб богомерзких». Причем «творят это не только бедные люди, но и жены богатых мужей» - сказано в рукописи XIV века. Следовательно Св. Ольга скорее исключение, подтверждающее правило. Столь пристальное и всестороннее внимание к женщине со стороны авторов богословских трактатов является прямым подтверждением того сопротивления, что встретила православная церковь именно в женской среде. Богословы не гнушались и вольным, а то и противоположным по смыслу изложением Священного Писания. Автор, например «Слова св. Дионисия о жалеющих», памятника XIV-XV вв., ссылается на апостола Павла (1 Кор. 7:14) «неверующий муж освящается верующей женой, а неверующая жена освящается верующим мужем», но приводит лишь первую половину изречения, а вторую излагает по-своему, прямо противоположно апостолу – «святится муж неверен о жене верной, тако же и окаянной женой в окаянство впадает… аще бо жена чиста, то и муж чист, аще же жена нечиста, то и муж нечист». Кстати, еще одно подтверждение многочисленности противящихся и сохраняющих верность языческим обрядам и обычаям женщин, в легкости наказания – наложения епитимьи (поста) от года до трех.
Мужчинам-волхвам отводилась теоретическая деятельность, они что-то проповедовали, рассуждали о своих богах, в то время, как женщины осуществляли все на практике, начиная от подношений и молитв идолам, изготовления различных зелий, наговоров, до порчи погоды. Открыто выступавших волхвов уничтожали, но в домах, в семье долго жило язычество, за которое держались женщины, а с ним обрядность, обиход домашней жизни. Людям всегда ближе бытовая сфера, и понятно, почему женщина оказалась более способной и более стойкой к этой отверженной христианством деятельности. В тоже время нельзя категорически утверждать, что борьба с ними не велась, исходя даже из обилия источников с наставлениями, как поступать с «богомерзкими бабами,» однако, организованных преследований, «процессов ведьм», как в Европе, на Руси не было и в помине.
За что держалась, что спасала русская женщина? Вечность и неизменность бытия, их физическое ощущение в природе, в собственном физиологическом существовании, в жизни и смерти, в добре и зле, в естественной человеческой сексуальности и, главное, в продолжении рода. Мир вокруг жил – лес, поля, озера, реки, все кишело и дышало разными существами. В жилище обитал домовой и его иные образы – гнетко, лизун, стень, запечник и подпольник. У домового, как и положено, была своя домовиха. В бане жили или банник или обдериха, в овине – овинник, в риге – рижник, на гумне – гуменник. А выйди за ворота, там и лешие, и водяные с болотниками, и полевые с полудницами. Их голоса, топот, уханье, визг слышались за каждым кустом. И кто их успокоит, задобрит, кто защитит свою семью от злых духов и призовет на помощь добрых? Конечно, женщина! Ведь русская дохристианская религиозная жизнь была преимущественно домашнего характера. Чествование главных богов по праздникам осуществляли мужчины, а в будни, из которых в большинстве своем состоит жизнь, все возлагалось на женщин. Существовали обряды, даже физически трудные для женщин, как, например, опахивание селенья от «коровьей смерти», выполнявшиеся непременно без участия мужчин. Женщина – служительница домашнего очага обладала даром гадания и чарования, высшего ведения, проникающего в тайны природы от укрощения стихий до сбора различных трав и приготовления особых, целебных или иных зелий.
Ее обостренное ощущение живого мира, языческой реальности, благодаря особой тонкой внутренней организованности, нервной чувствительности никуда не делось с появлением христианства. Парадоксально, но эти языческие представления получили подкрепление в христианском учении об ангелах стихий – «к каждой твари приставлен ангел, ангел облаков и мглы, ангел снега и града, ангел мороза, зимы, зноя» и т.д. Значит, и церковь этого не отрицала! И как было женщине впустить в себя Христа, а вместе с ним незнакомых, далеких иудейских персонажей? Вопрос – почему же мужчины приняли Его? Потому что нашли в нем себя, собственную тоску, стремление куда-то в беспросветную даль, на небеса и одновременно желание жить на земле сытно, богато, вольготно. Может видели ту самую Волю, о которой всегда грезила русская душа?
Русская женщина старалась удержать своих мужчин, сохранить ту неподвижность бытия, где завтра будет таким же, как вчера, как сегодня, где им, женщинам, уготована особая, значимая роль, ограниченная пусть и домашним кругом, ставшим символом постоянства. Это объясняет консерватизм русской женщины на протяжении столетий. А как же было поступить иначе, когда перед глазами был пример трагического окончания благостной истории христианского преображения князя Владимира, завершившейся братоубийственной войной, давшей, кстати, первых русских святых – Бориса и Глеба. Сыновей забирали в школы и матери рыдали, оплакивая их, как мертвых, ибо они уходили в другой мир, где существовала грамота, осмысленные тексты, а значит и новое виртуальное пространство, развивающееся не по законам живой природы, а по воле человеческого сознания. И женщины сердцем чувствовали, что эта новая ментальность враждебна им. И не ошиблись! Византия передала Руси аскетизм в морали и отрицательный взгляд на женщину, как на источник греха – «от жены начало греха и тою все умираем» - не больше и не меньше! Помимо «греховности» женщины, Византия передала и мысль о «поганстве» - нечистоте, которая периодически удаляет женщину от главной святыни новой религии – храма и сразу ставит в положение гораздо более низкое, чем мужчину, относительно новой веры. Не почувствовать разницу в отношении к ним двух вер – старой и новой женщины не могли, а соответственно, сознательно или бессознательно держались прежних обрядов и традиций. Удаление женщины из общества в терем, (для богатых), полная зависимость от родителей, потом от мужа, чрезвычайно замедляли, а порой и препятствовали, признанию христианства с их стороны. Приниженность положения, безответность и беззащитность толкали женщину широко пользоваться чарами, снадобьями, наговорами, которые одни остались в ее распоряжении.
Реформы Никона вызвали новую противленческую реакцию женщин, снова женщина выступила на стороне господствовавшего религиозного настроения. Исходя из чего? Видимо, из того, что греческие «новшества», вводимые патриархом, воспринимались ими, во-первых, как усиление существующего гнета, во-вторых, как возможность вернуть себе прежнее, почти забытое положение, что и нашло свое отражение в ряде течений старообрядства.
История русского революционного движения всех мастей, начиная со второй половины XIX века знает такое количество женских имен, которое не идет ни в какое сравнение с женщинами, канонизированными русской церковью за всю историю Православия на Руси. Засулич, Фигнер, Перовская, Брешко-Брешковская, Крупская, Рейсснер, Арманд, Землячка, Коллонтай, Дора Бриллиант, Фанни Каплан, наконец, и многие-многие другие. Словно на Руси объявились новые апостольские первохристианские общины. Почему? Да потому что, как и в римских провинциях, в российской империи появилась новая вера, отражающая чаяния женщин – униженных и оскорбленных. Женщина Древнего Рима, как существо приниженное, охотно принимала веру, объявлявшую, что во Христе нет различий между мужским и женским полом. Недаром первоначальное христианство называли религией рабов и женщин. Причем женщин не только плебейского, но и аристократического сословия и в процентном отношении женщины составляли большинство первых христианских общин. Учитывая римское законодательство, категорически запрещавшее браки аристократок с вольноотпущенниками или рабами, церковь была вынуждена создавать свое особое брачное право. Тертуллиан, Каллист и другие епископы апостольского времени разрешали заключать брак с любым христианином, вне зависимости от его статуса.
Женщины принимали деятельное участие в христианской миссии, при апостолах они были «сотрудниками в благовествовании» (Флп. 4:2), содействовали образованию новых общин, как дочери апостола Филиппа, как Дамарь в Афинах, как Лидия в Филиппах. Апостолы проповедовали открыто, в то время как их «сотрудники» тайно проникали на женскую половину домов, куда вход мужчинам был запрещен, обращали ко Христу женщин, а через них целые семейства. Соответственно, эти женщины получали в новых общинах особое положение предстоятельниц или патронесс. Женщины не только «благовествовали», но выступали даже учителями, наставницами новой веры. Хотя, надо оговориться, ранняя апостольская церковь не соглашалась с этим. Напротив, учительская деятельность женщин даже объявлялась запрещенной (1 Тим. 2:12), однако, в сектах гностиков и монтанистов она продолжалась.
В церковной иерархии женщинам отводилась и богослужебная роль. Ее выполняли так называемые диаконисы, помогавшие при крещении и миропомазании женщин. Наконец, огромное количество женщин первых трех столетий христианства пострадали за веру, обнаружив при этом величайшее мужество. Исповедницы и мученицы пользовались и пользуются огромным уважением и почитанием. Число их огромно, (около четырехсот), по сравнению с русскими святыми женского пола.
А на Руси наблюдалась совершенно обратная тенденция. Если христианство апостольского времени поднималось снизу вверх, от низших слоев к высшим, из лачуги раба во дворец цезаря, то на Руси, привычно шло сверху вниз княжеской волей. Семя евангельской проповеди падало в совершенно разную почву. Господствующие религиозные настроения были противоположны, хотя и там и здесь женщины выступили их выразительницами, представителями того, во что веровала, молилась народная мысль и совесть. И вот появилось новое евангелие – марксизм. Недаром Луначарский предлагал Ленину объявить его религией. Однако, вождь мирового пролетариата категорически отверг это слово, хотя в душе был истинно верующим, только не в Христа, а в машинообразного государственного бога.
В результате произошло то, что и должно было, в конце концов, произойти. Советская власть признала прежнее привилегированное положение мужского пола и отменила все законы, подтверждающие это, заявив тем самым о себе, как о феминистской власти. Речь шла не только о равных правах, но и об установлении привилегий женскому полу. Родители, их права и помощь родителям не рассматривались, вместо этого конституционно было заявлено об охране интересов матери и ребёнка, помощи одиноким матерям, но не об охране интересов отцов и детей, и ни слова о помощи отцам - одиночкам, что фактически противопоставляло женский пол мужскому. В тоже время, обеспечивалась защита прав женщин «на оплату труда, отдых, социальное страхование и образование». От кого? От мужчин? Но в условиях полного огосударствления и превращения человека в винтик системы эта мера была бессмысленной и излишней. Зададимся вопросом - что есть матриархат? Буквальный перевод означает «власть матери». В академическом изложении - некий общественный строй с доминирующей ролью женщин в семье, в хозяйственной, социальной и общественной жизни. Ставить знак равенства между Советской властью и матриархатом бессмысленно, однако, признаки матриархата все-таки имели место и получили название в ряде исследований, как "государственный феминизм". Почему? Древний принцип в условиях тоталитарного государства, построенного на всеобщем недоверии друг к другу, но объединяющего идеологией будущего: Разделяй и властвуй! А кто даст это будущее - новые винтики для государственной машины? Женщины! Гениальность марксизма в ленинском-сталинском изложении. Женщинам - воплощение их древней мечты, уничтожаемой, но не уничтоженной до конца византийским православием, мужчинам – веру в светлое бесконечное будущее, при одновременном столкновении двух родовых памятей, т.е. коллективного бессознательного по Юнгу. Одной - женской, очень древней и выстраданной из дохристианских времен, другой – мужской, менее старой, но достаточно продолжительной. И не просто воплощение женской мечты, а реванш за столетия унижения! Не была ли забота государства просто использованием женщин, как инструмента для подавления мужчин после завершения классовой борьбы и уничтожения эксплуататоров?
Итак, Советская власть определилась, какому полу она будет оказывать материальную помощь, направленную на поддержание семьи, освободила женщину от необходимости иметь полную семью, а также от необходимости спрашивать мнение мужа даже в таком ключевом моменте семейной жизни, как сохранение жизни зачатому совместно младенцу, приняв закон об абортах. Все это чрезвычайно ослабляло и так довольно непрочную советскую семью. Оттесненный на вторые роли в главной ячейке общества, мужчина стал терять уважение не только со стороны жены, но и собственных детей, в первую очередь мальчиков, для воспитания которых особенно необходимо обретение уважения к отцу, если они хотят стать мужчинами. Не менее важно это было и девочкам, которым предстояло вступать в семейную жизнь, имея за спиной родительский пример. Ведь власть, которой обладает женщина над психикой своего ребенка, зависит от ее собственных мировосприятия, шкалы ценностей, надежд, желаний, ибо, если их нет или они негативны, ребенок с большим трудом сможет найти свой жизненный путь, и будет иметь лишь те ориентиры, которые ему внушили или он впитал их сам.
Все громче зазвучало в обществе, что «мужчины нынче не те». И ведь это касалась, прежде всего, славянских семей, потому что на Кавказе или в азиатских республиках СССР, несмотря на все законы и указы, роль мужчин оставалась прежней, главенствующей, что позволяло представителям мужского пола этих национальностей смотреть на славянских мужчин свысока и пренебрежительно. Семья теперь ассоциировалась исключительно с женщиной. Кстати, еще одна подробность из практики заключения браков, это отсутствие мужчин, работающих в органах ЗАГС. Семейная жизнь молодоженов начиналась с женского напутствия.
Помимо «равных» прав с мужчиной, помимо привилегий, установленных законом, возник и механизм определенного психологического давления на мужчину, уделом которого оставался лишь героизм на фронте или на производстве. Любое недовольство мужем можно было выставить напоказ – в бесчисленные месткомы, профкомы, парткомы и прочие надзорные (за жизнью советских людей) инстанции. Излюбленной темой стало пьянство, вплоть до временного ограничения дееспособности. При этом никто не задумывался о причинах. Борьба была объявлена с последствиями.
Возникает другой вопрос – если «материнство, женщина, дети» были вознесены на пьедестал, то отчего ухудшалась демографическая ситуация? Не потому ли, что слово «отец» практически было выведено из оборота и о нем вспоминали чаще с негативным оттенком. Незаметно само слово "Отечество", тождественное на протяжении веков понятию государства, было вытеснено другим - "Родина-мать".
Патриархальная семья дореволюционной России не нуждалась в планировании семьи. Количество рождавшихся тогда детей говорит само за себя. Или пропаганда «защиты материнства и женщины» была лишь пустым лозунгом? Не совсем. Советская власть попыталась решать эту проблему путем стимулирования рождаемости, выплатой денежных пособий, предоставлением квартир одиноким матерям без очереди, но все было бесплодно, потому что опять же боролись с последствиями, но игнорировали причины. А ведь трагедия продолжается, хотя и оборачивается уже в некий фарс под названием «материнский капитал». К нему мы еще вернемся.
Капиталистический Запад процентное соотношение полов среди своих наемных работников не интересует. В любом бизнесе важна единица, ее независимость, мобильность, эффективность, а какого она будет пола, разницы нет. Институт семьи теряет свое прежнее значение, однако, западные государства, в отличие от России, предпринимают определенные меры для его упрочения и сохранения. При юридически закрепленном равенстве полов, и даже разрешении, в отдельных странах, однополых браков, признании понятия «гражданский брак», сохраняются немаловажные принципы, одним из которых является малый семейный бизнес, присущий прежнему «традиционному обществу», где семья была первичной не только социальной, но и хозяйственной единицей общества, небольшим предприятием со своими средствами производства для выработки продуктов на личное потребление, на продажу и т.д. – крестьянские (фермерские) хозяйства, мелкое кустарное производство, сфера общественного питания, торговля. Сама процедура развода непроста и довольно длительна по времени. И третье, это решение вопроса с кем остаются дети после развода. Да, безусловно, процент неполных семей, где мать остается с детьми больше, чем тех, где воспитание ребенка берет на себя отец. Но, во-первых, это соотношение имеет явную тенденцию к выравниванию, а, во-вторых, не идет ни в какое сравнение с современной Россией, где только-только начинается борьба отцов за уравнивание своих прав, хотя судьи, где по-прежнему имеет место преобладание женского пола, рассматривают подобные дела фактически прецедентно: «Так было всегда! Ребенок остается с матерью!». Кстати, о судьях…, можно вспомнить Чехова: «Назначайте женщин судьями и присяжными, и оправдательных приговоров не будет вовсе!».
В СССР хозяйственная функция семьи была просто объявлена частнособственническим пережитком капитализма, спекуляцией, эксплуатацией - в общем, тягчайшим преступлением. На селе крестьяне были насильственно согнаны в колхозы, лишены земли, скота, средств производства, то есть, превращены в наёмных работников. В городах было запрещено заниматься ремеслами и оказывать какие-либо платные услуги в частном порядке. Семья, не связанная серьезными хозяйственными узами, совместным трудом для выживания и благосостояния, неизбежно становилась простым сожительством, распадающемся по любой прихоти сожителей, при любом достаточно серьезном испытании. Отпадала также необходимость в рождении многочисленного потомства.
В России к этому добавилось максимальное упрощение процедуры развода, и их количество выросло во много раз. Количество детей, оставляемых отцу по-прежнему минимально, чаще всего это происходит лишь по причине отказа матери от ребенка. К 90-м годам мы вышли, уже имея перекос в главной социальной основе общества – в семье, возглавляемой женщиной. Казалось, рыночная экономика позволит воссоздать ту самую хозяйственную единицу, которой была когда-то семья, что позволит ее сплотить, усилить. Ан нет! В ней никто уже особо и не нуждался. Объявленная свобода была воспринята, как вседозволенность во всем. Какая-то ни было, мораль рухнула в одночасье. Все куда-то побежали, устремились. Мужчины брать реванш за поражение в правах, женщины – за удержание, упрочение и развитие достигнутого. Путь один – через материальное благополучие. Новый виток противостояния - все против всех, новая война, на которой никогда не будет победителей, а лишь одни побежденные. Разбогатевший мужчина менял опостылевшую ему своим вечным «пилением» жену на другую, более молодую, красивую, главное – более покладистую, потом на третью, четвертую и т.д., даже и не связывая себя узами брака. Также могла поступить и женщина, однако, роль бессловесного мужа – домашнего работника, воспитателя детей ее тоже устраивала, поэтому если мужчина соглашался со своим положением, такие семьи сохранялись. Увеличилось количество разведенных или одиноких женщин с ребенком (и не одним) на руках. Всеобщий бардак, потеря тотального контроля над населением, в том числе и в новой сфере – налогообложении, вызвало резкое увеличение отцов – неплательщиков алиментов. Подсознательно или осознанно, но это была определенная месть со стороны мужчин, лишенных права голоса в своей семье, в том числе и в вопросе о потомстве, поставленных в зависимость от жен, униженных собственной неполноценностью, неспособностью по вине государства содержать семью, находивших утешение в пьянстве, опять же грозившим всеобщим и публичным порицанием и наказанием. Появилось огромное количество просто одиночек, как мужчин, так и женщин, вовсе не собирающихся создавать семьи или отодвигающих подобные планы в неопределенное будущее, поскольку главным для них стала «успешность» и собственный эгоизм – жить ради себя, жить для себя, без каких-либо ограничений.
Все стало товаром, который продается за деньги. Ум, интеллект, руки, тело. Кто во что горазд, поскольку моральные барьеры рухнули, а со времен Веспасиана «Деньги не пахнут!». Заработать одинокой женщине, а тем паче матери с ребенком в условиях дикого российского рынка сложно. Можно выгодно продать себя, неважно в каком качестве – жены, любовницы, проститутки, ведь кроме тела ничего не требуется, как и особых усилий. У мужчин спрос на женщин остался, куда деваться от природы! Оттого всю Европу, да и не только Европу, но даже и Восток, заполонили русские жены, русские проститутки, (иногда сложно одних отличить от других!) периодически навещающие Родину, (если не угораздило попасть в настоящее рабство), в совершенно ином статусе – «успешной» женщины, замужней или нет, но живущей, работающей или «работающей» (в зависимости от профессии или «профессии»), на благополучном, обеспеченном Западе.
Аналогичная картина наблюдается и внутри страны. Помимо жриц продажной любви самых различных категорий от элитных до низшего сословия, падшего до уровня животных, появились «охотницы» - дамы высшего света или полусвета, сумевшие или еще стремящиеся выгодно продать свой «товар», при удачном раскладе отнять у мужей часть их состояний, жить в свое удовольствие, но не забывать о возможном повторении «охоты».
Количество же нормальных женщин, как и нормальных семей, устоявших под натиском советских законов, сохранивших при этом традиционный взгляд на семью, на домострой (в хорошем, а не негативном восприятии), где существует любовь и уважение мужа к жене и наоборот, вне зависимости от того работает ли женщина вне дома или целиком посвятила себя семье, т.е. дохристианское восприятие Дома, как обители Духа Семьи и домашних духов, сокращается.
Приведенные примеры, безусловно, гротескны и категоричны. Жизненные ситуации, частично относящихся к той или иной вариации семейных отношений и состава семьи, намного разнообразнее, однако, необходимо и вспомнить о том, как росли дети в проклятые 90-е годы прошлого века, даже в нормальных семьях с традиционным укладом, где родители были вынуждены вести борьбу за существование, за выживание, оставляя детей фактически на самовоспитание. И дети росли на тех примерах, которые обрушивали на них средства массовой информации, общество и улица. Вырастало поколение не похожее на собственных родителей, не желающее горбатиться, как они за жалкие копейки, жаждущее получить все и сразу.
А как иначе? Ведь и государство этому потворствовало. Трудовые накопления, пенсии – фикция. Один дефолт, обанкротившийся банк и все превращается в прах. Кредитная система удушающая. Квартира, машина, то есть то, что давно уже не стало роскошью, а обыденностью, доступны лишь в том случае, когда есть возможность расплатиться за них сразу, не влезая в кабалу долгов – кредитов. Или, как вариант, получить в подарок… А почему бы и нет? Ведь за все надо платить! В том числе и за обладание женщиной. И она с этим согласна! Мотивация человеческих отношений отныне заключается не в получении ответных отношений, а в деньгах, порождая трагедию за трагедией, заводя все общество в ментальный железный мешок, из которого нет выхода.
Но если при Советской власти женщины отвоевывали свои утраченные за тысячелетие позиции, то оказалось, что граница разумного пересечена и процесс двинулся дальше. А что впереди? А впереди тупик. Тупик одиночества, омертвевшего ментального пространства, неподвижности. Не той, языческой неподвижности, когда каждый день был похож на предыдущий и последующий, наполненные дыханием и смыслом жизни, могучей и волнительной, как водный поток, а иной, тоже похожей на реку, но эта река забвения - Стикс. Она безжизненна и мертва, вместо воды, в небытие течет презренный металл, осевший монетками – панцирями на спинах членистоногих, когда-то напоминавших людей, но у которых теперь нет души, нет сердца. Им не ведомы чувства, они бредут, подчиняясь общему потоку, неся лишь смерть и разрушение всем и себе в том числе, ибо и этого они понять уже не в состоянии. Их души давно проданы, заложены, залиты металлом, как горло фальшивомонетчика. Ведь идея денег религиозна по своей сути. Как любая религия, деньги дают ощущение бесконечности, ибо «много денег не бывает!». Одновременно человек не ощущает из-за обыденности самого предмета, что он попал под их влияние, как тоталитарной секты. Но эта бесконечность обманчива, ибо замкнута, и человек движется не вперед, а по кругу, как цирковая лошадь, при этом цель остается недосягаемой. Человек ускоряет свой бег внутри металлического холодного цилиндра и, в конце концов, загоняет себя до смерти. Это путь в тот круг преисподней, где нет огня и чертей, жарящих на нем грешников. Это один из кругов собственного ада, куда загоняет себя человек. Его описали еще древние греки. Именно там Тантал не может утолить жажду и голод, Сизиф втолкнуть камень на гору – они испытывают муки сознания близости цели и невозможности достичь ее. А ведь согласно мифам, они получили наказания от богов за чрезмерное стремление к богатству и власти, за мошенничество и гордыню. Греки сразу отметили опасность, исходящую от денег, создав еще один миф - о царе Мидасе, где показали, как мертвеет все, соприкасающееся с деньгами, превращаясь в безжизненный металл – золото, имея в виду, прежде всего, ментальность человека, его сознание.
Женщина, в силу заложенного в ней инстинкта сохранения существующего положения, будет ходить по гладким округлым стенам и выхода не найдет. Это состояние сродни практически неизлечимому женскому алкоголизму. Мужчина по своей врожденной способности к поиску может остановиться, отступить назад, попытаться найти спрятанную потайную дверцу, придумать, как ее открыть и вернуться к заветному камню на развилке дорог. Женщина – нет! Ей не вырваться из металлических безжизненных тисков, потому что ее функция – сохранение и созидание Дома, очага, семьи там, где она оказалась, даже если это замкнутый цилиндр. Но у нее нет контакта с живым миром, ибо металл не пропускает ничего, она не может подпитаться энергией природы. Между ними стена денег и нет мужчины, который бы взял ее за руку и вывел за собой! Что ее ждет? Смерть в холодной, безжизненной преисподней! Сначала ментальная, в танталовых муках сознания бесплодности ее блуждания, отсутствия того, что нужно сохранять, созидать, преумножать, любить, воспитывать. А за пониманием сужения всего и вся, своей оторванности от живого, когда-то ее окружавшего и питавшего наступит коллапс сознания и включится процесс физического умерщвления.
Психология одиночества, помноженная на религиозное восприятие денег, как главной ценности, заставляет забыть женщину о своем первостепенном предназначении – продолжении рода, обрекает ее опустошенную душу на вечное заключение, опустошенную, сиречь потерявшую все то, что олицетворяет красоту жизни и красоту женщины, ее нравственную силу – изящество, нежность, стыдливость, любовь, материнство, доброту. Ее не будет радовать ни веселое времяпрепровождение, ни изобилие тряпок и бриллиантов, машин и яхт, мужей и любовников, ибо любовь превратилась в любофф, доброта в холодный расчет, нежность в греховную страсть животного секса, изящество в коварную и корыстную игру, о материнстве и стыдливости вовсе забыто, как о каких-то ненужных вещах, ее пустая душа заполняется лишь безжизненным презренным металлом, вытесняя последний воздух, принуждая задохнуться в собственной преисподней денежного панциря - мешка.
Отказ от деторождения или сведение его до минимума, как мешающего «успешности», ведет к вырождению всего народа, всей нации. Чем государство пытается исправить ситуацию? Теми же деньгами – «материнским (опять же не родительским!) капиталом». На смену одной нации придут другие, не забивающие себе голову проблемами, чем должен заниматься мужчина, а чем женщина, решающие проблемы воспроизводства нации сохранением и приумножением благосостояния полноценной семьи, а не отдельных ее членов.
Нужно вернуться, как заблудившемуся витязю к заветному камню на развилке, вывести за собой Женщину на Свет, к истоку жизни, ведь Она и есть то самое Начало Мира. Иначе, она не сможет найти заветную дверь, так и останется в сумраке Вавилона, а вместе с ней и все, со временем превратившись в одинаковых членистоногих существ, пожирающих тех, кто еще жив, тех, в ком пульсирует горячая кровь, бурлит ум, соединенный с интеллектом, тех, в ком горит пламя безграничной любви, сияют лучи страдания, мученичества, тех, кто слышит звон колокольной меди, а не монет. Цель одна - найти выход из железного лабиринта Вавилона, вывести оттуда Женщину, остановить стрелки времени Греха.
Согласится ли Она принять протянутую ей руку или в силу того же консерватизма, желания сохранить то, что есть сейчас и здесь, в том числе и свои прежние привилегии, (давно превратившиеся в мираж, что Она признавать никак не хочет, исходя из единственного пока еще реально сохранившегося исключения – права на ребенка при разводе), в силу опасения авантюристичности любых перемен не отвергнет ли она помощь, найдет ли в себе силы поверить мужчине и согласится пойти за ним и с ним? Вот вопрос!