Предыдущая глава:
http://www.proza.ru/2011/06/19/994
Глава 5
Визит к соседке, электронное расследование, реанимация романа.
Вечера в одиночестве невыносимы. Мне казалось, все друзья пропали, бросили меня… но это была иллюзия. С приятелями я встречался даже немного чаще, чем раньше, однако раньше меня кто-то ждал (даже нетерпеливо дёргал по телефону) и встречал, а теперь… нахлебавшись пива и нахохотавшись с кем-то из друзей, я приходил в пустую и тёмную квартиру. До унылости «свою».
Как это ужасно – самому включать свет! Как здорово, если кто-то уже включил его до твоего возвращения! Можно, конечно, совсем не гасить электричество, но этого не выдержит бюджет. Которого нет. Плохо мне…
К тому же (да простят меня благородные дамы и девушки за реалистические подробности), я привык к более-менее регулярному интиму… Смешно и обидно, пардон.
Из-за острого ощущения оставленности (хотя и ложного, – чудесен человек, блин!) я почему-то потерял способность читать, я не мог сосредоточиться. В углу тревожно бормотал телевизор. В нём роскошно рушилось какое-то крайне многоярусное здание. То ли оно было слишком большим, то ли режиссёр повторял один и тот же момент, заснятый с разных ракурсов, но оно рушилось и рушилось, и никак не могло разрушиться, так что это уже напоминало какой-то пугающий танец.
Я набрал Нани.
«Да я… я, ваще-то, не у форме, – хихикая, сказала она, потом звучно зевнула и добавила. – А знаешь?.. Приходи.»
– Ой, бля! – испугалась Нани, открыв дверь. – ГЕНА! Ты чё сделал с собой?!
У неё начался приступ неудержимого хохота из-за моей сверкающей черепухи.
Квартира, которую снимала Нани, была дико запущена, но гостиная поражала комфортом и чистотой, не смотря на некую пустоватость. Музыкальный центр с циклопическими колонками, просторный диван и обалденное чёрное кожаное кресло, – я о таком всегда мечтал, – огромное, в нём так сладко утонуть ослабевшим телом, и оно так приятно холодит жарким летом! (Мебель была её.)
Я утонул.
– Каву бушь? – она накинула на голые плечи полупрозрачный платок (Нани была одета в непонятную цветастую тряпицу, – подстреленный сарафан, что ли).
– Умгум.
Она была пьяная вдрызг, и я пожалел, что пришёл. Но драпать, напросившись, было неудобно. Уж посижу пятнадцать минут.
Кофе она так и не сделала, потому что ей вспомнился пошлый анекдот, и она стала его рассказывать, перебивая себя хихиканьем. Я тоже посмеялся, когда анекдот закончился.
Вдруг Нани подбежала к своим музыкальным чудовищам и врубила группу «Гражданская оборона» (я сразу же оглох). Закружилась по комнате, перекрикивая параноидальные вопли Летова: «Винтовка это праздник, всё летит в п..ду! Винтовка это праздник, всё летит в п..ду! О!» (Вообще, Нани в этот раз материлась ужасно.)
У неё хорошая фигура, безукоризненные ноги. Распущенные волосы развевались, такие красивые. Ужас. Она казалась особенно гадкой именно из-за своей привлекательности. Словно надругалась над красотой.
А потом на неё напала грусть. Нани выключила музыку, уселась на диван. Снова встала, принесла из кухни недопитый коньяк и рюмки. Пришлось пить, потому что мне стало скучно. («Не чокаясь!.. – подняв ладонь, промямлила она с шутовской серьёзностью, которая характерна для пьяных людей. – За отца.» – «За отца», – согласился я…) Мы выпили.
Тоскливым был вечер (да уже, бля, заполночь!). Я цедил кофе, курил, уже у себя на кухне, вспоминал маму, папу, родительскую могилу… Сколько ж я не был у них? Господи, помилуй, – несколько лет. А сколько – и не вспомню. Забыл родителей…
Мама смотрит на меня со своего портрета. У неё очень красивые глаза. Не такие как были (насколько я их могу помнить). У неё были совсем не такие глаза. Не то чтобы некрасивые, они были живые. А фотошоп делает глаза прекрасными, но мёртвыми. Сока нет в них. Влаги жизни, которая иногда живёт даже в фотографиях, если их не уродовало лживое приукрашивание. Почему я забыл тебя, мама?
Впрочем, я тут же забыл, о чём думал, потому что опять закипел чайник…
Я с нежностью вспоминал Веру, обхватив свой горячий череп. В аквариуме собственных слёз, как рыба, вяло пожирающая собственные губы. Где она, Вера? Помнит ли меня? А если помнит, то проклинает ли до сих пор?.. Я счастливо отмечал в себе эту свою бесконечную отчаянную глубинную нежность, каковой я не испытывал ранее никогда в жизни. Неужели всё из-за того, что я обидел Веру подлым поступком? Хм… Как заметил Антон Палыч, на земле нет ничего такого хорошего, что в своём первоисточнике не имело бы гадости. И хотя цитата попахивает дурдомом, он прав.
«Добрий вечір, шановні земляки! Послухайте інформаційну програму…» – всплыло в памяти. Неужели у меня будет профессия? – вздрогнул я. Впрочем, я ещё даже не студент. Неизвестно, чем всё это кончится.
Я всю жизнь, в сущности, тянулся лишь к удовольствиям. В этом есть что-то детское, бездумное, бестолковое (не имеющее толку, то бишь, смысла). А ведь можно всю жизнь прожить так, с отвращением отползая от любого обязательства или негодуя на ограничения, которые неизбежны в культурном обществе и в цивилизованном человеке… Ища лишь наслаждений.
Попробую объяснить, о чём я. Как-то я приехал к своему знакомому, Рощуку, он мне должен был кое-что передать. А у него – пьянка, мальчишник, на весь экран стонет-повизгивает порнофильм, оргия многозадая. И вдруг я захохотал. У меня совершенно внезапно возникла ассоциация с увлечённой игрой кучки малышей. Сосредоточенных на своих, поистине ничтожных занятиях, не желающих больше ничего знать, смеющихся, выкрикивающих стандартные «пали-стукали» и прочие заклинания, растворившихся в сладостном азарте… Ярчайший символ инфантильности! (Разумеется, на экране лишь актёры, которые свой шевелящийся содом воспринимают как тяжёлую работу, симулируют, имитируют.) Но главное! Для зрителя вся сия потная возня символизирует апогей взрослости и познания жизни, – а это просто отвратительная пародия на пустое сластолюбие и безответственное самоудовлетворение детства.
Мне надоело так жить.
Когда мы шли с Олесем на радио, я почему-то разоткровенничался (видно, нервничал сильно), стал ему рассказывать весь бред, который пишу в данной повести. Разве что, про Кевку не говорил. Я создал персонажа «Кевка» специально для «Закрытия проекта Геннадий Петров». Бабушка говорила мне, что года в два, кажется, я так коверкал своё имя. Мне кто-нибудь говорил, весело подмигнув: «Ну чё, Генка?» и я отвечал, кокетливо поматывая головой: «Мусё, Кевка!» Дорогие мои авторы и читатели, я просто хотел, чтобы малюсенький Гена побыл для вас незнакомцем, – тест был такой. (Блин, я уже как Альтер)))
– Люди, которые вокруг меня, не обязаны мне ничего давать, – просветлённо тарахтел я, – они добровольно помогают…
Олесь слушал, идя на полшага-шаг впереди меня (есть такая неприятная манера у некоторых), словно он мой шеф. А ведь когда-то он общался со мной с долей подобострастия, комично переоценивая меня, – и я даже не очень понимал, в чём именно.
– Ты же расставляешь людей как мебель, шоп тебе было удобно, – вдруг заявил Олесь.
Я резко встал. Он обернулся.
– Не, у тебя есть, конечно, и любимая мебель, Ген.
На лице Олеся (он чуточку, почти незаметно, отпрянул) поигрывала слегка напряжённая, но удовлетворённая полуулыбка. Сознание своей физической силы и ловкости… и понимание, что я не ударю.
Парадокс. В чём же удовольствие? Если это ощущение силы, – то тогда уж в вихре гневной, матюгливой, дружеской потасовки. А если понимание моей априорной безобидности, – то при чём тут твоя сила и ловкость, Лесик?
– Извини, – сказал он, правда, всё так же тоненько усмехаясь (я с готовностью и удовольствием кивнул). Видимо, Олесь и сам почувствовал какую-то абсурдность ситуации. – А волосы – это ты правильно, Генчик. А то ходил, как полурокер-полупокер какой-то.
Мы вошли в здание, где располагалась редакция и эфирная студия радиостанции …
В тот день было только что-то вроде экскурсии. Но голос мой и знание украинского, по крайней мере, одобрили. И дали пару заданий на следующую неделю.
Писательство никогда не прокормит меня, – меланхолически размышлял я вечером, прогуливаясь по ПрозеРу. Буду как попка журчать в радиоприёмнике. А что? Я уверен, что меня возьмут в штат. Вот мои статьи на странице, – глянь, вполне сносная публицистика. Я буду получать зарплату. Маленькую, но свою. Долги раздам постепенно. За пару лет.
Стану будничным человеком!
Простите меня, мои милые, искренние сетевые друзья, совсем я вас забыл.
Гляну-ка я почту…
Кстати, с Альтером у нас что-то странное. Все фрагменты его писем, которые я хотел поместить в свой текст, он или забраковывает или начинает их без конца переделывать, перекраивать, так что мне это надоедает, и я сам от них отказываюсь.
Но я заметил, что холодноватость, которая всегда присутствовала в стилистике его писем, вроде бы усилилась. Я ему и сам об этом написал, впрочем, с оговоркой, что он вправе допускать такой тон, какой ему угодно, – человек он вежливый.
Сейчас набираю этот текст – и до меня дошло… Я даже полез в архив и перечитал несколько писем. Неправильно я сказал – не «холодноватость усилилась», а просто он привык ко мне и перестал, как бы… сдерживаться, что ли. Да-да! перестал сдерживаться!
Может быть, Альтер – кто-то из авторов ПрозыРу?
Туфта! Подшучивать интересно при зрителях, а приватно – совсем не то удовольствие, думаю. Может, это какой-нибудь мой друг из реальной жизни? Да неее, их и захочешь – не заставишь почитать, что я там выкладываю в Инете. А вот Альтер – знаток Геннадия Петрова. Да и слишком трудоёмкий был бы розыгрыш – вон сколько писем.
Так ты говоришь, он перестал сдерживать холодность, потому что привык? Ты думаешь, в этом причина?..
Я шлёпнул себя по лысой макушке – и снова бросился лопатить переписку. Даты! Даты смотри, писатель хренов!
Точно. Так и есть. Изменения в тоне произошли, когда я выложил первые главы квази-блога… Я вдруг понял, что вовсе не симпатичен моему Читателю. Он высоко ценит мой талант, данный мне Богом, и мой труд, но КАК ЛИЧНОСТЬ – я для него… Не хочу даже предполагать, извините, Альтер.
Да почему ты так уверен, что все обязаны тебя любить? – начал было я старую песню, но вдруг, неожиданно для самого себя, захлопнул ноут, выключил свет и, сбросив халат, плюхнулся в постель.
Вера. Ты мне нужна, Вера…
…Чтобы не шокировать её своей бритой головой, я в тот вечер одел бейсболку. Вскоре я уже был возле приземистого здания детдома, я помню, когда у неё заканчивается рабочий день. Есть! Не ошибся! Всего десять минут ждал. Она вышла из калитки и увидела меня. Некоторое время смотрела мне в лицо – пристально и спокойно. Я не ожидал этого. Думал, будет удивление, или слёзы, или гнев… Потом повернулась и зашагала к автобусной остановке. Какая у неё хрупкая фигурка!
Я догнал её, пошёл рядом. В голову не приходило ни одной мысли. Мне было стыдно, я чувствовал себя задетым, легкую обиду чувствовал, но только наслаждался этим, потому что ощущение вины перед ней было более сильным. Да, я ХОТЕЛ боли.
– Как твоя такса? – не нашёл никакого другого вопроса я.
– Сдохла, – помедлив, ответила Вера.
– Дааа… Жаль. И моя тоже. В смысле, – мой Барон тоже…
(О существовании Барона, который был такой же «мой», как и утраченные пластмассовые заколки для волос, она ранее и не ведала, но – ничего не сказала.)
До остановки было уже рукой подать. Я молился, чтобы автобус подольше не приходил.
– Послушай… Вера… У меня было время подумать… Знаешь, я очень изменился за последние два года. Я больше не хочу быть легкомысленным… Я хочу любить. Я… Я хочу жить.
Я замолчал.
– Живи, – равнодушно пожала плечиком Вера.
– Ты не понимаешь! Это всё трудно быстро объяснить… Давай посидим где-нибудь. Мне нужно поговорить с тобой.
– Я опаздываю.
– Куда?
– На свидание.
– На свидание?!
– А ты думал, кроме тебя в этом городе больше нет мужчин?
У неё удивительная манера выговаривать согласные, – словно звучит какой-то чудесный музыкальный инструмент… Я совсем забыл эту женщину.
– Ты не врёшь?
Вера остановилась. И вдруг звонко расхохоталась, совершенно от души.
– Ну, Генуля, потешил! Неужели ж, по-твоему, меня совсем невозможно полюбить? А?
– Я полюбил тебя! – выпалил я.
Она перестала смеяться. Приблизила лицо ко мне, заглядывая в глаза, словно врач-окулист. Я ощутил тонкий аромат её духов, судорожно сглотнул. Её восхитительно красивые брови слегка приподнялись…
– Ты идиот, Гена?
Подошёл автобус. И Вера уехала. А я закурил сигарету.
Продолжение тут:
http://proza.ru/2011/06/22/1369